Лью Арчер (№18) - Голубой молоточек

Желая скрыть свои преступления и остаться безнаказанным, они совершили дальнейшие убийства. Пол Граймс был избит до смерти на улице, а Джейкоб Витмор утоплен наверняка в их доме, лишь для того, чтобы Хантри мог сохранить инкогнито. С этим знанием мне трудно было усидеть на месте, но я сознавал, что должен подождать.

За моей машиной остановилось желтое такси, из него вышла Бетти Сиддон.

— Вы не могли бы немного подождать? — спросила она, расплачиваясь с водителем. — Я хочу убедиться, что моя машина стоит там, где стояла. Таксист пообещал подождать, но предупредил, чтобы она не задерживала его слишком долго. Не заметив меня и даже не глянув в мою сторону, она направилась за дом, продираясь сквозь заросли. Мне показалось, что чувствует она себя не лучшим образом. Пожалуй, с той минуты, как мы спали вместе, она не сомкнула глаз. Воспоминание о той ночи ударило меня, будто стрела, с тех самых пор висевшая в воздухе.

Я направился следом за нею. Она стояла, склонившись, возле своей машины и пыталась открыть дверцу. Миссис Джонсон наблюдала за нею через окно кухни.

Бетти выпрямилась и оперлась о крыло машины.

— Привет, Лью! — без большого энтузиазма приветствовала она меня.

— Как поживаешь, Бетти?

— Вымоталась. Писала весь день и все псу под хвост. Редактор из соображений права желает укоротить мою статью, практически ничего не оставив. Так что я вышла...

— Куда ты теперь направляешься?

— Я должна выполнить некую миссию, — чуть иронично ответила она. — Но сейчас не могу справиться с этим замком.

— Что за миссия?

— Прости, Лью, но это тайна.

Миссис Джонсон открыла кухонные двери и вышла на порог. — Убирайтесь отсюда! — заорала она высоким голосом, напоминавшим вой ветра во время бури. — Вы не имеете права преследовать меня! Я всего лишь бедная женщина, которой попался негодный мужик! Я давно уже должна была уйти от него, и сделала бы это, если б не мальчик! Я двадцать пять лет прожила с безумным пьяницей! Если думаете, что это легко, то попробуйте-ка сами!

— Да заткнитесь вы! — резко оборвала ее Бетти. — Вчера ночью вы знали, что я нахожусь у вас на чердаке. Вы сами уговорили меня прийти туда. Вы оставили меня с ним на всю ночь и пальцем не шевельнули, чтобы помочь мне! Так что уж лучше помолчите.

Лицо миссис Джонсон вдруг скривилось и задвигалось, словно бесформенное морское животное, стремящееся удрать от врага, а может, от действительности. Она резко повернулась и вернулась в кухню, аккуратно закрыв за собой дверь.

Бетти глубоко зевнула, ее глаза слезились.

— С тобой все в порядке? — спросил я, обнимая ее за плечи.

— Сейчас пройдет, — она зевнула во второй, а через мгновение в третий раз. — Брякнула этой бабе правду, и сразу почувствовала облегчение! Она из тех жен, что могут смотреть, как их муж совершает убийство, и практически ничего не чувствовать! Ничего, кроме собственного морального превосходства! Всю жизнь она скрывала правду, думала, что, сохранив приличия, сможет справиться со всем. Но не справилась. Все рассыпалось, погибли невинные люди, а она равнодушно стояла рядом. Меня тоже чуть не убили!

— Хантри?

Она кивнула.

— Этой женщине не хватает смелости для исполнения своих мечтаний. Она отодвигается в тень и позволяет мужчине делать это вместо нее, чтобы переживать свои мелкие, грязные, садистские оргазмы!

— Да ты ее просто ненавидишь!

— Да. Ненавижу. Потому что я тоже женщина.

— А к Хантри ты не испытываешь ненависти, даже после всего, что он сделал?

Она покачала головой, и ее короткие волосы мягко блеснули в вечернем сумраке.

— Дело в том, что он меня не убил. Собирался. Даже говорил об этом. Но потом передумал. Вместо этого, он нарисовал мой портрет. Таким образом я дважды благодарна ему — за то, что не убил меня, и за то, что нарисовал мой портрет.

— Я тоже.

Я попытался обнять ее, но время для этого еще не наступило.

— А знаешь, почему он пожалел меня? Откуда ты можешь знать! Помнишь, я тебе рассказывала, что мой отец как-то возил меня к Хантри в гости? Когда я была еще маленькой?

— Помню.

— Так вот он тоже это помнил, мне даже напоминать ему не пришлось. Он узнал меня, хотя я тогда была ребенком. Сказал, что мои глаза с тех пор совершенно не изменились. — Но он изменился.

— Еще как! Не тревожься, Лью. Я не испытываю симпатии к Хантри. Просто рада, что живу! Очень рада!

Я сказал ей, что также весьма доволен этим фактом.

— Мне только одно обидно, — проговорила она, — все время я надеялась, что он все-таки не Хантри. Понимаешь? Что все окажется кошмарной ошибкой! Но этого не произошло. Человек, написавший эти картины, — убийца...

Глава 42

Из-за угла дома появился раздраженный таксист, привезший Бетти.

— Вы заставили меня слишком долго ждать, барышня, придется платить. Бетти протянула ему деньги. Однако, сев в собственную машину, она обнаружила, что не может включить зажигание. Я попытался ей помочь, но мотор не желал включаться.

Я поднял капот, сел аккумулятор.

— Что же мне делать? Я должна что-то придумать...

— С удовольствием подброшу тебя.

— Но я должна приехать одна! Я обещала.

— Кому?

— Честное слово, мне очень жаль, но я не могу тебе этого сказать.

Мне показалось, что она отодвинулась от меня. Я подошел вплотную и заглянул ей в лицо. Белый овал с темными пятнами глаз и губ. Ночь текла вдоль старых высоких домов, словно мутная река. Я боялся, что Бетти снова исчезнет, и на этот раз я не смогу найти ее.

Она коснулась моего плеча.

— Одолжишь мне машину, Лью?

— Надолго?

— До утра.

— Зачем?

— Не допрашивай меня, просто скажи да или нет.

— Ладно. Мой ответ: нет.

— Ну пожалуйста! Мне это очень нужно!

— Тем не менее. Я не хочу пережить еще одну такую ночь, как прошлая, гадая, что с тобой случилось.

— Ну ладно, я найду кого-нибудь, кто мне поможет!

Она двинулась к улице, путаясь в кустах. Я бросился за ней, боясь, что она исчезнет.

На тротуаре она повернулась ко мне.

— Ты решил все-таки одолжить мне машину?

— Нет. Я глаз с тебя не спущу. Если ты одолжишь или наймешь машину, я поеду за тобой.

— Не можешь перенести, если я тебя опережу?

— Нет, ты опередила меня вчера ночью. Но оказалась в опасности и я не хочу, чтобы это повторилось. Есть такая отрицательная черта, как чрезмерная отвага, — я глубоко вздохнул. — Ты хоть немного отдохнула сегодня?

— Не помню, — уклончиво ответила она.

— Значит, не отдыхала. Ты не сможешь вести машину ночью, если не выспалась. Одному Богу известно, во что ты в результате влипнешь!

— Богу и Арчеру, — иронично проговорила она, — они знают все. Разве вы оба никогда не ошибаетесь?

— Однажды Бог совершил ошибку — оставил женщине яйца.

Бетти издала гневный вопль оскорбленной женственности, неожиданно перешедший во взрыв смеха. В конце концов, она согласилась взять и машину, и меня с условием, что я позволю ей вести автомобиль минимум половину пути. Я выбрал первую смену.

— Куда направляемся? — спросил я, включив мотор.

— В Лонг-Бич. Ты знаешь, где это?

— Должен знать, я там родился. Что должно произойти в Лонг-Бич?

— Я обещала никому не говорить.

— Кому обещала? Миссис Хантри?

— Ну, коль скоро ты все знаешь, — старательно выговорила Бетти, — было бы уместно ответить на некоторые из твоих вопросов. — Значит, речь идет о Франсин Хантри. Что она делает в Лонг-Бич?

— С ней случилась авария.

— Она в больнице?

— Нет. В ресторане под названием «Джилдед Галлеон».

— Это такой бар на набережной. Что она там делает?

— Думаю, пьет. Я никогда не видела, чтобы она много пила, но, мне кажется, она близка к срыву.

— Зачем она звонила тебе?

— Говорит, что нуждается в моем совете и помощи. Мы не близкие подруги, но, пожалуй, у нее нет никого ближе. Она сказала, что хочет, чтобы я выступила в качестве советчика по юридическим вопросам. Думаю, для того, чтобы помочь ей выкарабкаться из ситуации, в которую она попала, удирая.

— Она не говорила, зачем ей понадобилось удирать?

— Просто впала в панику.

Выруливая к автостраде, я подумал, что у Франсин Хантри были поводы для паники. Ее могли привлечь к ответственности за укрывание убийцы Джерарда Джонсона, а, быть может, и Вильяма Мида также.

Ехали мы быстро. Бетти дремала на моем плече. Сидя в летящей машине рядом со спящей женщиной, я почувствовал себя почти юным, словно жизнь моя могла начаться сначала.

Был ранний вечер, но, несмотря на весьма оживленное в это время движение на автостраде, через два часа мы оказались в Лонг-Бич. Как я сказал Бетти, это были мои родные места, и сияющие вдоль набережной огни слились в моих мыслях с давними надеждами, хотя я знал уже, что надежды эти сбылись лишь отчасти. Бар «Галеон» я помнил со времен своего развода, когда старался как-то заполнить долгие вечера. Меня удивило, как мало он изменился с тех пор, во всяком случае, значительно меньше, чем я. Теперь это была так называемая семейная таверна, то есть, здесь обслуживали всех пьяниц, невзирая на их возраст и пол. Мы застыли у дверей, слегка оглушенные гамом голосов, потом Бетти двинулась вдоль стойки бара в форме подковы. Мне показалось, что все присутствующие, включая барменшу, говорят одновременно.

Я увидел, что она сидит у конца стойки, свесив свою серебряную голову над пустым стаканом. В первую минуту она, кажется не узнала Бетти, потом обхватила ее за шею, а Бетти ответила на объятие. Хотя я испытывал к миссис Хантри определенную симпатию и радовался сердечности Бетти, но вид обнявшихся женщин был мне неприятен. Бетти была молода и чиста. Франсин Хантри прожила долгие годы, зная об убийстве и скрывая его.

Это сознание, притягивающее ее к земле, подобно силе притяжения, уже оставило определенные следы на ее лице и во всей фигуре. Идя в мою сторону, она споткнулась, и Бетти вынуждена была ее поддержать. Лоб ее был рассечен, отвисший подбородок выдавал подавленность, глаза остекленели. Обеими руками она сжимала сумочку жестом футболиста, прижимающего к груди мяч.

— Где ваша машина, миссис Хантри?

Она вынырнула из апатии.

— По мнению механика, я могу получить страховку, это значит, что чинить ее, пожалуй, не имеет смысла. Впрочем, меня тоже...

— Вы попали в аварию?

— Я не знаю, что именно произошло. Хотела съехать с автострады и внезапно потеряла управление. Вся моя жизнь похожа на это, — ее смех напоминал сухой, принужденный кашель.

— Меня интересует ваша жизнь, миссис.

— Это я знаю, — она повернулась к Бетти. — Зачем ты его привезла? Мне казалось, что мы по-хорошему поговорим о прошлом. Я считала тебя своей подругой...

— Надеюсь, что мы подруги, — сказала Бетти. — Но я не знаю, смогу ли сама во всем разобраться.

— В чем? У меня нет никаких проблем!

Однако, в ее голосе прозвучал страх. Она говорила, как женщина, которая стоит на краю света, сделала шаг вперед и слишком поздно сообразила, что возвращение невозможно. Когда мы сели в машину и въехали на автостраду, мне казалось, что мы продолжаем двигаться в пустоте, летим над крышами домов, стоящих по обе стороны автострады.

Бетти вела машину слишком быстро, но я дал ей возможность соблюсти договор. Я знал, что она немного поспала, а кроме того, должен был поговорить с миссис Хантри.

— Если говорить о прошлом, — начал я, — то, мне кажется, им будет нелегко осудить вашего мужа.

— Моего мужа? — она прикинулась удивленной.

— Ричарда Хантри, он же Джерард иди Джерри Джонсон. Приписать ему эти убийства будет достаточно нелегко. Насколько мне известно, он отказался говорить. А большая часть событий произошла давно. Меня не удивило бы, если бы прокурор пошел на определенный договор с вами. Не думаю, что он решит предъявить вам сколько-нибудь серьезные обвинения. Разумеется, все зависит от него и от того, что вы согласитесь предложить ему.

Она снова сухо рассмеялась.

— Быть может, мои останки? Он согласится принять мои останки?

— Думаю, его больше интересуют ваши показания. Вы знаете об этом деле больше, чем кто бы то ни было.

— Если и знаю, то не по своей воле, — сказала она после минутного раздумья.

— Это вы говорили мне позавчера вечером. Но на самом деле вы сделали свой выбор уже давно, когда бросили Вильяма Мида и решили жить с его сводным братом Хантри. Когда вместе с ним покинули Аризону, хотя не могли не знать, что на нем висит подозрение в убийстве Вильяма Мида. Семь лет спустя вы выбрали окончательно, решив скрыть убийство Джерарда Джонсона.

— Кого?

— Джерарда Джонсона. Того мужчины в коричневом. Оказывается, он был другом Вильяма Мида. Он тогда только вышел из госпиталя для инвалидов, где провел пять лет, и приехал в Санта-Терезу, чтобы увидеться с вашим мужем. Думаю, у него имелись доказательства, позволяющие обвинить Хантри в убийстве Мида.

— Откуда?

— Возможно, Хантри угрожал Миду, когда они ссорились из-за вас и из-за картин Мида, украденных Хантри, и Мид рассказал об этом своему армейскому другу Джерарду, после чего был убит. Когда Джерард Джонсон появился в Санта-Терезе с женой и сынишкой Вильяма, Хантри понял, что его свободе пришел конец. Он убил Джонсона, пытаясь спасти свою свободу, но в результате потерял ее окончательно. В тот момент вы оба совершили окончательный выбор.

— Не я его совершила, — сказала она.

— Но вы поддержали его. Вы позволили убить человека в вашем доме, а потом похоронить его там, и сохранили тайну. Но, найдя этот выход, вы оба совершили ошибку. Он платил за нее всю оставшуюся жизнь. Убийство Джерарда Джонсона отдало его в руки вдовы Вильяма Мида, женщины, назвавшейся именем Джонсона. Не знаю, зачем он ей понадобился. Возможно, в прошлом их что-то связывало. А может быть, она просто решила заключить с Хантри простую, примитивную сделку. Убийца ее мужа должен был занять его место. Не знаю только почему Хантри принял ее условия? А вы, миссис?

Какое-то время она тянула с ответом, но в конце концов произнесла:

— Мне ничего об этом неизвестно. Я понятия не имела, что Ричард живет в этом же городе. Я даже не знала, жив ли он. В течение всех этих двадцати пяти лет он ни разу не дал о себе знать.

— Вы видели его в последнее время?

— Нет, и видеть не желаю.

— Боюсь, что придется. Вас пригласят на опознание. Собственно, его личность не вызывает особых сомнений. Он деградировал физически и психически. Думаю, он пережил психический кризис после убийства Джонсона, а возможно, даже ранее. Но до сих пор может рисовать. Возможно, его картины не так хороши, как ранее, но создать их не мог никто другой.

— Я вижу, вы не только детектив, но и искусствовед, — проговорила она с иронией.

— Нет, но у меня в багажнике одно из его недавно написанных полотен. И не только я считаю, что это картина Хантри.

— Вы говорите об этом портрете Милдред Мид?

— Да. Сегодня утром я нашел его на чердаке у Джонсона, где, собственно, он и был создан. Там был исток всей интриги, эта картина, пожалуй, является центром расследования. Во всяком случае, благодаря ей я был втянут во все это. И именно эта картина стала причиной нынешних тревог Хантри и подтолкнула его к новым убийствам.

— Мне это не слишком понятно, — сказала Франсин Хантри. Но она, казалось, заинтересовалась, словно разговор о работах мужа действовал на нее как стимулятор.

— Мы имеем дело с весьма запутанной цепочкой событий, — сказал я. — Женщина, с которой он жил на Олив-Стрит, — будем называть ее миссис Джонсон — продала эту картину художнику и перекупщику по имени Джейкоб Витмор. Таким образом всплыла истинная личность Хантри. Витмор продал картину Граймсу, чем еще больше принудил Хантри выйти из укрытия.

Граймс установил, что картина принадлежит кисти Хантри и, скорей всего, использовал это знание, чтобы шантажировать миссис Джонсон, принуждая ту воровать для него наркотики. Наверняка он требовал также еще картин Хантри. Граймс продал портрет Милдред Мид миссис Рут Баймеер, имеющей собственные причины для того, чтобы интересоваться особой Милдред. Разумеется, вы знаете, что Милдред была любовницей Баймеера.

— Об этом знала вся Аризона, — перебила Франсин Хантри. — Но не все знали, что Рут Баймеер была влюблена в Ричарда, когда оба они были еще молоды. Думаю, в этом была главная причина того, что она уговорила Джека переехать в Санта-Терезу.

— Во всяком случае, он считает именно так. Это привело к определенной напряженности в семейных отношениях, и все совсем разгорелось, когда в городе появилась Милдред Мид. Мне кажется, Хантри виделся с Милдред в течение последних месяцев и под впечатлением от этой встречи написал по памяти ее портрет.

— Об этом мне ничего не известно.

— Вы в последнее время его не видали?

— Разумеется, нет, — она не смотрела мне в глаза, вглядываясь в смутную темень за стеклами машины. — Я не видела Ричарда и не получала от него вестей двадцать пять лет. Я понятия не имела, что он в городе.

— Даже после того звонка от женщины, с которой он жил?

— Она не говорила о нем. Говорила только что-то о... могиле в оранжерее и заявила, что нуждается в деньгах. Обещала сохранить все в тайне, если я ей помогу. В противном случае угрожала придать гласности истинную причину исчезновения моего мужа.

— Вы дали ей эти деньги?

— Нет, и теперь жалею, что не сделала этого. И думаю, что было бы лучше, если бы он не писал того портрета. Можно подумать, что он сам стремился открыться...

— Наверное, не вполне сознательно, — сказал я. — Во всяком случае, Фред делал все возможное, чтобы отыскать его. Несомненно, взяв у Баймееров эту картину, он в какой-то степени преследовал профессиональные интересы. Хотел установить, может ли это быть подлинный Хантри. Но одновременно он руководствовался личными побуждениями. Думаю, у него была возможность сопоставить эту картину с той, которую он видел у себя дома, на Олив-Стрит. Но ему не удалось установить связи между своим названным отцом, Джонсоном, и художником Хантри. Прежде чем он успел это сделать, Джонсон украл картину из его спальни. А Баймееры наняли меня для ее поисков. Бетти слегка нажала клаксон. Мы спускались в долину по длинному склону за Камарилльо. Впереди не было ни одной машины. Я поднял глаза и наши взгляды встретились.

Она сняла правую руку с руля и коснулась ею губ. Я понял этот знак. Было сказано уже больше, чем нужно, я решил замолчать.

— Это был не первый его портрет Милдред, написанный по памяти, — проговорила миссис Хантри, несколько минут спустя. — Он написал их много, уже давно, когда мы жили вместе. Один из них изображал Пьету.

Она замолкла надолго, пока мы не оказались в пригородах Санта-Терезы. Тогда до меня долетел ее тихий плач. Трудно было сказать, оплакивает ли она судьбу Хантри или свою собственную, или, быть может, давно умершую связь, переплетшую их молодые жизни и породившую его полотна. Краем глаза глянув на ее лицо, я заметил на нем слезы.

— Куда мы сейчас едем? — спросила Бетти.

— В комиссариат.

Франсин Хантри издала короткий вскрик, перешедший в тихий стон.

— Нельзя ли мне по крайней мере провести эту ночь в собственном доме? — Если вы хотите, мы можем заехать туда, чтобы вы собрали сумку.

Потом необходимо вместе с вашим адвокатом поехать в полицию.

Намного позже я проснулся в темной постели, чувствуя утренний холод.

Я слышал стук сердца Бетти и чувствовал ее легкое дыхание, напоминающее плеск летнего океана.

Мне припомнилась значительно менее идиллическая сцена, также происходившая в спальне. Когда я в последний раз видел Франсин Хантри, она находилась в больничной палате с зарешеченными окнами, под охраной сидящего за дверью вооруженного стражника. И в полуоткрытых дверях моего полусонного сознания появилось видение другой ожидающей неизвестно чего женщины; хрупкой, болезненной, седой женщины, которая была когда-то красавицей.

Мне припомнилось слово «Пьета». Я разбудил Бетти, коснувшись ладонью ее бедра. Со вздохом она повернулась на бок.

— Лью?

— Что такое Пьета?

Она глубоко зевнула.

— Ты задаешь странные вопросы в странное время.

— Значит, ты не знаешь?

— Конечно, знаю. Это каноническое изображение Божьей Матери, плачущей над телом распятого Сына. Зачем тебе это?

— Франсин Хантри говорила, что ее муж написал такой портрет Милдред Мид. Может быть, она была Марией?

— Да, я видела эту картину. Она находится в здешнем музее, но не входит в экспозицию. Ее считают слишком натуралистической, насколько мне известно. Умерший — это автопортрет Хантри.

Глава 43

Когда я снова проснулся, Бетти уже не было. На кухонном столе она оставила мне четыре предмета: пакетик кукурузных хлопьев, бутылку молока, бритву и таинственное послание, в котором значилось: «Мне снился странный сон — будто Милдред Мид мать Хантри — возможно ли это?»

Я позавтракал и направился в другой конец города, в Магнолия Корт. Я долго стучал в дверь, но Милдред Мид не отозвалась. Из соседнего домика вышел пожилой мужчина и посмотрел на меня с расстояния, разделяющего наши поколения. Наконец, он сам проинформировал меня, что миссис Мид, как он ее назвал, поехала в город.

— Вы не знаете, куда именно?

— Велела водителю такси отвезти ее в суд.

Я отправился следом за нею, однако, найти ее оказалось нелегко. Здание суда с прилегающим к нему парком занимало целый квартал. Я скоро сообразил, что меряя заросшие дорожки и выложенные плитами коридоры в поисках хрупкой, старой, больной женщины, я только зря трачу время. Я зашел в контору коронера и застал там Генри Пурвиса. Оказалось, что посетила его полчаса назад.

— Что ей было от тебя нужно?

— Сведения о Вильяме Миде. Кажется, он был ее внебрачным сыном. Я сообщил ей, что он был похоронен на городском кладбище Санта-Терезы, и обещал отвезти ее на его могилу. Но, кажется, мое предложение ее не заинтересовало. Она начала говорить о Ричарде Хантри. Утверждала, что когда-то была его натурщицей, и непременно хотела увидеться с ним. Я сказал ей, что это, к сожалению, невозможно.

— Где сидит Хантри?

— Окружной прокурор Лансинг приказал запереть его здесь, в особой камере, которую охраняют двадцать четыре часа в сутки. Я и сам не могу к нему войти... это, конечно, не значит, что мне этого очень хочется. Кажется, он совсем свихнулся. Пришлось дать ему какие-то успокоительные таблетки, чтобы не буянил.

— А что с Милдред?

— Ушла. Я ее очень неохотно отпустил. Мне она показалась страшно подавленной и была слегка пьяна. Но у меня не было повода задержать ее.

Я вышел из здания и еще раз обошел окрестности, заглядывая во все углы. Ее нигде не было. Я начал волноваться. Я чувствовал, что независимо от того, была ли во сне Бетти хоть капля истины или нет, Милдред — главная героиня драмы. Но она исчезла из поля зрения, а сейчас уходило утро.

Я глянул на один из четырех циферблатов, находящихся на четырехгранной башне здания суда. Шел десятый час. На галерейке для туристов сейчас стояла лишь какая-то седая женщина, неуверенные движения которой привлекли мое внимание. Милдред. Она повернула голову, вцепилась в металлическое ограждение, доходившее ей почти до подбородка и выглянула из-за него на площадь.

Она была практически неподвижна и выглядела, как женщина, заглядывающая в собственную могилу. Жизнь города замерла вокруг нее; тишина расходилась, словно круги на воде.

Я находился на расстоянии нескольких шагов от нее и на сто метров ниже галерейки. Подняв тревогу, я мог лишь ускорить исполнение ее намерений, в которых не приходилось сомневаться. Я вошел в ближайшие двери и поднялся лифтом наверх. Когда я появился на галерейке, она глянула в мою сторону, опираясь руками о металлическое ограждение. Потом отвернулась и попыталась влезть на ограждение, чтобы броситься в пропасть. Но она была для этого слишком стара и слаба, попытка не увенчалась успехом.

Я обхватил ее руками и придержал на безопасном расстоянии от ограды. Она дышала тяжело, словно влезла на башню по веревке. Застывшая жизнь города вновь обрела свой ритм и до моих ушей стали доноситься ее отзвуки. — Пустите меня! — сказала она, вырываясь.

— Не могу. Эти камни слишком далеко внизу и мне не хотелось бы, чтобы вы упали на них. Вы слишком хороши.

— Я старая развалина, старая как мир! — но из-под век она метнула в меня кокетливый взгляд хрупкой, некогда красивой женщины, знающей, что она и сейчас неплохо выглядит. — Вы не могли бы кое-что для меня сделать, мистер?

— Если это в моих силах.

— Я прошу вас, помогите мне спуститься отсюда и уйти. Я не сделаю ничего плохого — ни себе, никому бы то ни было.

— Я не могу так рисковать.

Я чувствовал сквозь ткань тепло ее тела. Ее верхняя губа и впалые виски покрылись потом.

— Расскажите мне о своем сыне, Вильяме, миссис.

Она молчала. Косметика оплывала, и ее лицо выглядывало из-под нее, словно посмертная маска.

— Вы продали тело своего сына за тот огромный дом в Каньоне Хантри, миссис? Или это были останки кого-то другого?

Она плюнула мне в лицо и разразилась судорожными рыданиями. Наконец, она успокоилась. Когда я спускал ее вниз и передавал в руки людей окружного прокурора, она не произнесла ни слова.

Я сказал им, что ее необходимо тщательно обыскать и задержать под наблюдением как потенциальную самоубийцу. И хорошо сделал. Лансинг, окружной прокурор, сказал мне потом, что женщина, которая ее обыскивала, нашла хорошо наточенный стилет, завернутый в шелковый чулок и засунутый за пояс от подвязок.

— Вы установили, зачем она его носила при себе?

Он отрицательно покачал головой:

— Предположительно, собиралась использовать его против Хантри.

— Но каковы были ее мотивы?

Лансинг подергал себя попеременно за оба уса, словно это были вожжи, помогающие его мыслям маневрировать среди лабиринта следствия.

— Мы не информировали об этом общественность, и я вынужден просить вас оставить это при себе. Видимо, это Хантри тридцать лет назад убил в Аризоне сына миссис Мид. Отдавая цезарю цезарево, я вынужден признать, что это установил капитан Маккендрик. Он прекрасно провел расследование. Думаю, он будет нашим следующим шефом полиции.

— Это наверняка будет ему очень полезно. Но как связать эту версию о мести с попыткой самоубийства?

— А вы уверены, что она пыталась его совершить?

— У меня сложилось такое впечатление. Милдред желала уйти, и ее задержала только эта металлическая ограда. Ну, и стечение обстоятельств, благодаря которому я заметил ее на этой галерейке.

— Ну что ж, в сущности, это не противоречит версии о мести. Ее замысел не удался, вот она и обратила свой гнев против себя.

— Я не вполне вас понимаю, господин прокурор...

— Правда? Возможно, вы незнакомы так подробно, как мы, с последними достижениями судебной психологии, — он слегка принужденно улыбнулся.

Я отвечал весьма вежливо, так как он мне мог еще понадобиться: — Действительно, я никогда не изучал право...

— Но несмотря на это, вы очень помогли нам, — сказал он, словно желая меня утешить. — И я вам весьма благодарен за вашу помощь, — он поднялся с рассеянным выражением в глазах. Я также поднялся, со страхом понимая, что утрачиваю контакт со всем этим делом.

— Не могу ли я на минуту повидать вашего узника, господин прокурор?

— Которого?

— Хантри, мне бы хотелось задать ему несколько вопросов. — Он отказывается отвечать по совету своего адвоката.

— Мои вопросы не касаются этих убийств, во сяком случае непосредственно не касаются...

— А чего же вы хотите?

— Хочу спросить, каково его настоящее имя, и посмотреть на его реакцию. И кроме того, спросить, почему Милдред Мид пыталась покончить с собой.

— У нас нет доказательств этого.

— Я знаю, что пыталась, и хочу понять, почему.

— А почему вы считаете, что он может знать ответ?

— Я думаю, с Милдред он связан очень близко. Между нами говоря, я уверен, что эта проблема заинтересует также Джека Баймеера. Как вы знаете, это он меня нанял...

— Если у мистера Баймеера есть какие-нибудь вопросы или предложения, он должен обратиться ко мне сам, — заявил Лансинг тоном человека, желающего удостовериться, что его голос звучит достаточно внушительно.

— Я сообщу ему об этом.

Дом Баймееров казался вымершим, словно общественное здание, эвакуированное из-за угрозы взрыва бомбы. Я вынул из багажника портрет Милдред Мид и направился к входной двери. Не успел я подойти, как в дверях появилась Рут Баймеер. Она прижала палец к губам:

— Муж страшно вымотался. Я уговорила его лечь отдохнуть.

— К сожалению, миссис, я должен поговорить с ним.

Она повернулась к двери, но лишь за тем, чтобы прикрыть ее за собой. — Вы можете так же поговорить со мной. Ведь это я пригласила вас.

Похищенная картина — моя собственность. Я вижу, она у вас с собой, не так ли?

— Да. Но я не называл бы ее похищенной. Договоримся, что Фред позаимствовал ее, потому что она была нужна ему для научных и биографических изысканий. Он хотел установить, кто и когда написал ее и кто на ней изображен. Несомненно, ответы на эти вопросы важны для Фреда по личным причинам. Но это еще не означает, что он преступник.

Она кивнула, соглашаясь. Ветер растрепал ей волосы и она вдруг похорошела, словно осветившись.

— Мне внятны мотивы поступков Фреда.

— Разумеется, ведь и вы купили эту картину из личных побуждений. В город приехала Милдред Мид и ваш муж снова виделся с нею. Разве не именно поэтому вы повесили в доме ее портрет? Разве это не было предупреждением ему или даже угрозой?

Она наморщила брови.

— Я не знаю, зачем ее купила. Тогда я даже не сообразила, что там изображена Милдред.

— Но ваш муж должен был об этом знать.

Между нами воцарилось молчание. Я слышал, как далеко, у подножья горы, море отмеряет время.