Флетч (№1) - Первое дело Флетча

— Я старался собрать материал для статьи. Пожалуйста, поймите…

— Дональда понять нельзя. Ни тогда, ни теперь. Если б он сам сказал мне, что он мертв, я бы подождала некролога, прежде чем поверить.

— Некрологам тоже не всегда можно верить, — заметил Флетч.

— Я бы надеялась, что тот, кто его написал, получил информацию не только от Дональда или его фирмы.

— Он умер. Его застрелили. На автостоянке одной из газет.

— Наверное, в это время где-то заседали присяжные.

— Что вы хотите этим сказать?

— Дональд всегда привлекает к себе внимание, если знает, что по какому-то процессу присяжные собираются вынести выигрышное для него решение. Он говорит, что это положительно сказывается на бизнесе.

— Он не застрелился, — уточнил Флетч. — Пистолет не нашли.

— Он ушел. Ушел в черных туфлях.

— Да, похоже, что так. Скажите, как часто вы приходите в дом, где жили раньше? Садовник вас не знает.

— Не слишком часто. Обычно я не захожу туда, не убедившись, что в саду никого нет. Я привыкла к тому, что дом пуст. Иногда появляется Жасмин. Выходит из дому и садится рядом со мной. Мы беседуем. Она уже знает, что жить с Дональдом более одиноко, чем одной. Он блуждает.

— В черных туфлях. Чем отличался вчерашний день?

— Вчерашний день? Дайте подумать. О, да, Дональда застрелили.

— Я имел в виду, почему вы остались у бассейна, несмотря на присутствие садовника?

— Было так тепло.

— Когда мы встретились, вы уже знали, что Дональд убит?

— Мне об этом известно. Точно не помню, когда я узнала о его смерти, до встречи с вами или после. Ваш вид, правда, меня удивил. Вы не были пьяны?

— Нет.

— От вас так разило спиртным.

— Вы знали о намерении Дональда пожертвовать музею пять миллионов до того, как я сказал вам об этом?

— Я постирала вашу одежду. Бампи-бампи-бам! Так гремели теннисные туфли в сушилке. Словно бегущий верблюд.

Игрок в бридж переместился на следующий стул.

— Как вы ездите по городу?

— По-разному.

— Расскажите, как попадаете к дочери, в свой…

— Я сажусь в пустой автомобиль. Когда приходит владелец, из магазина или откуда-то еще, я прошу отвезти меня в нужное мне место. Они отвозят.

— Всегда?

— Всегда. Я — седенькая старушка в цветастом платье и зеленых теннисных туфлях. С чего им отказывать? Бывает, что сначала мы заезжаем в другое место. Секрет в том, что я никуда не спешу. Иногда я попадаю в такие места, где иначе никогда бы не побывала.

Флетч нахмурился.

— Ваша дочь сегодня поступила точно так же.

— Правда? Я не объясняла ей, как это делается. Она не спрашивала. Но у нее, бедняжки, тоже нет денег.

— Сегодня вместе с вашей дочерью я ездил в монастырь святого Томаса и говорил с Робертом.

— Этот грешник!

— Почему вы так его называете?

— Вы не слышали о грехе пренебрежения?

— Нет.

— Роберт пренебрег жизнью, уйдя в монастырь. Подозреваю, он скорее бы сел в тюрьму, но знал, что отец это предотвратит, каким бы тяжким ни было совершенное им преступление. Я думаю, некоторым людям хочется сидеть в тюрьме. Вы согласны?

— Застрелив отца, он одним выстрелом убил бы двух зайцев, так?

— Именно так.

— Ваш сын, монах, сказал мне, что не будет горевать, если его отец попадет в ад.

— О, мы все относились к Дональду точно так же. А вы?

— Мне не довелось познакомиться с ним.

— Не жалейте об этом.

— Нэнси плакала, когда говорила Роберту, что их отец мертв.

— Нэнси! Я воспитала ее такой милой девушкой, а она стала шлюхой.

— Неужели?

— Вышла замуж за своего колледжского профессора. Как там его зовут?

— Том Фарлайф.

— Вчера вы не знали его имени. Сегодня знаете. Видите? Знаний у вас прибавилось.

— Если и прибавилось, то ненамного.

— Я стараюсь, чтобы его имя получило известность.

— Довольно странный человек, не правда ли?

— О, он душка. Очень добр ко мне. Публикует мои стихи.

— Что?

— Да, публикует. Разумеется, под своей фамилией.

Флетч наклонился вперед.

— Что?

— Я вижу, вам нравится узнавать новое.

— О чем вы говорите?

— Об этой маленькой книжице, «Нож. Кровь». В ней собраны мои поэмы.

Флетч вытаращился на седенькую старушку, сидящую на стуле в комнате отдыха «Агнес Уайтейкер Хоум».

— Вам действительно нравится играть со словами?

— Очень нравится, — подтвердила миссис Хайбек.

— Хай, ха, хау.

— Хорошие поэмы, не так ли?

— Я вам верю. Поэзия насилия, написанная…

— Несколько критиков, рецензировавших эти поэму, охарактеризовали их именно как «поэзия насилия». Возможно. Но скорее, поэзия истины и красоты. Я не люблю ярлыков.

— Ваше авторство полностью меняет смысл этих стихов.

— Правда? Такого быть не должно.

— Меняется точка отсчета. «Тротуары города, — процитировал Флетч. — Дорога без жалости!/ Ограбленные старушки!» Если думаешь, что написал это молодой мужчина, стихотворение кажется жестоким. Если узнаешь, что автор — шестидесятилетняя женщина…

— Я не сильна в литературной критике. Я знаю, что Тому нужны публикации, чтобы остаться в университете. Его собственные стихи блуждают, как Дональд, в черных туфлях. Никогда не могла понять, о чем они. Естественно, их никто не печатал. Тогда я дала ему свои поэмы. Ему нужно кормить пятерых моих внуков.

— Мой Бог! Жизнь безумна.

— Любопытная мысль.

— Том ведет себя так, словно сам написал эти поэмы.

— Все правильно. Это секрет, знаете ли. Даже Нэнси ни о чем не догадывается. Вы упомянули точку отсчета. Кто будет публиковать стихи старушки, живущей в дурдоме? Том — университетский профессор. Если он принесет стихи в издательство, их хотя бы прочтут. Так? И с этим ничего не поделаешь.

— Если люди настолько испорчены, что хотят слушать ложь, нельзя отказать им во лжи.

— Том работает сейчас над вторым сборником. Я помогаю. Ему нелегко, знаете ли. Когда каждый день читаешь пятидесятиминутные лекции, практически невозможно писать короткими, сжатыми строками, в которых каждое слово несет огромную смысловую нагрузку, да еще сохранять четкий ритм. Вы так не думаете?

— Я в этом ничего не понимаю.

— А вот я, с другой стороны, живу в тишине. Тишине такой глубокой, что, когда в нее вторгается звук, я осознаю истинное его значение, не только слышу его, но чувствую, пробую на вкус, рассматриваю со всех сторон. Я одна, и он один, мы отделены от окружающего мира. Тома, в его суетной жизни, с пятью детьми, звук отторгает. Я же холю и лелею звук и выражаю его словом, полностью ему соответствующим. Я думаю, что указала Тому доселе неведомый ему источник прекрасного. С его глаз словно спала пелена. И очень скоро некоторые стихотворения будут выходить из-под его пера, — Луиза Хайбек оглядела комнату отдыха. — А еще скорее наступит время ужина.

— Мне говорили, что Дональд Хайбек решил обратиться к религии, — сменил тему разговора Флетч.

— Дональд всегда был очень религиозен.

— Никто, похоже, этого не замечал.

Луиза Хайбек пожала плечами.

— Он был лжецом, — продолжал Флетч. — Хорошо оплачиваемым лжецом, профессиональным лжецом. Вы сами говорили, что не поверили бы ему, если б он сказал вам, что умер.

— Лжец жаждет правды куда больше, чем мы. Лжец верит, что правда есть что-то особенное, загадочное, мистическое, мифологическое, недостижимое, требующее долгих, упорных поисков. Для остальных правда очевидна и ясна, как простое четверостишие.

— Вы мне поверите, если я скажу, что Дональд хотел уйти в монастырь?

— О, да. Это так на него похоже. Именно так он бы и поступил. Он все время читал религиозные трактаты, сборники проповедей и тому подобное.

— Как получилось, что дети этого не знали?

— Они ничего о нем не знали, кроме того, что читали в газетах. Никто не знал. Газетные публикации отбивали охоту узнать о Дональде что-либо еще.

— Он готовил себя к служению Господу?

— Конечно. Именно этим он и занимался по вечерам. Потому-то я никогда его не видела. И дети не видели. И не знали его.

— Послушайте, но Дональд Хайбек засадил в дом для умалишенных очень необычную даму, которую мы оба знаем.

— Да, — кивнула Луиза Хайбек. — Меня. Дональд поступил правильно. Жить здесь интереснее, чем с ним. Я могу наблюдать, как едят другие люди. У меня ecть — она оглядела комнату, — компания. Я прихожу и ухожу, когда мне вздумается. Люди меня подвозят. Разговаривают со мной. Я рассказываю им истории о Перу. Дональд был прав и в другом: я покупала слишком много газонокосилок и стиральных машин.

— Вы побывали в Перу?

— Нет, но они зачастую понятия не имеют, на каком континенте находится эта страна.

— Миссис Хайбек, ваш сын — монах, который не может обрести душевный покой. Ваша дочь и внуки живут в нищете. Ваш зять — толстый самозванец.

— При чем тут Дональд?

— Дональд мог бы им помочь, постараться их понять, сблизиться с ними.

Луиза Хайбек долго смотрела в пол.

— Дональд блуждал в поисках Бога. Я ненавидела его за это. — В глубине здания мелодично прозвенел гонг. — Дональда застрелили, прежде чем он успел уйти из своей, полной лжи жизни.

— Вы застрелили его?

Она улыбнулась.

— По крайней мере, я знаю, где он сейчас.

Другие обитатели клиники спешили к двери.

— Пойдемте, — встала и Луиза. — Я выведу вас через запасный выход. Это проще, чем выходить через приемную. Вас не записали при входе, так что может возникнуть путаница.

В коридоре она посмотрела на Флетча.

— Стирая вашу одежду, я полюбила вас.

У раскрытой двери Флетч обернулся.

— Вы не станете возражать, если я как-нибудь приглашу вас на чашку чая?

Луиза Хайбек покачала головой.

— Сомневаюсь, что меня будет мучить жажда.

Глава 29

Флетч несколько раз позвонил, подождал, но дверь дома 12339 по Полмайр-драйв так и не открылась. Солнце уже садилось. Холодало. На подъездной дорожке не стояли машины, на двери не висел венок. Луиза Хайбек осталась в доме для умалишенных. Роберт Хайбек терзался в монастыре. Нэнси Хайбек жила в нищете с мужем, самозванным поэтом. Дональда Хайбека убили.

А Жасмин?

Флетч отступил от двери и посмотрел вверх, на окно, в котором в прошлый раз качнулась занавеска.

Занавеска качнулась и теперь.

Флетч широко улыбнулся, помахал рукой и направился к автомобилю, стоящему у тротуара.

Когда он садился за руль, дверь дома 12339 по Полмайр-драйв открылась. В проеме возник женский силуэт.

Флетч захлопнул дверцу и зашагал обратно к дому.

Она спустилась со ступенек. Дверь за ее спиной захлопнулась.

— О, черт, — воскликнула женщина. — Как же я попаду в дом?

— Вы Жасмин?

Она кивнула. Вблизи женщина выглядела старше, чем издалека. Толстый слой косметики на лице, выщипанные брови, крашеные волосы.

— Моя фамилия Флетчер. Я работаю в «Ньюс трибюн».

— Как же мне попасть в дом?

— Кухарки нет?

— Мне нечем ей платить. Она ушла.

— А почему вы вышли на улицу?

— Из любопытства. — Наряд Жасмин ни в коей мере не напоминал траурный: желтый, с глубоким вырезом пуловер, зеленые брючки, туфельки на шпильках. — Утром вы оставили здесь ворох одежды. Это же одежда Дональда.

— Извините, что не смог почистить ее перед тем, как привезти сюда.

— Одежда как-то связана с расследованием убийства?

— Нет.

— Я так и подумала. Дональд ушел в другом костюме.

— Я понимаю. Но это тоже его одежда. Я просто вернул ее.

— Вот и хорошо. — Объяснение, похоже, полностью ее устроило. Она оглянулась на дом. Куда больше волновала ее захлопнувшаяся дверь.

— Жасмин, я в недоумении.

— Мы тоже.

— Дональд говорил вам, что собирается пожертвовать пять миллионов долларов музею?

— Нет.

— Не говорил?

— Ни разу. Музею? Вроде бы в утренней газете написано, что он хотел отдать деньги какому-то человеку.

— Он обсуждал с вами религиозное искусство? Показывал вам какие-либо картины, скульптуры?

— Никогда. Религиозное искусство? Я думала, что религиозными могут быть только люди.

— Он говорил с вами о религии?

— Нет. В последнее время он читал толстые книги, вместо того чтобы спать. Большие романы.

— Он говорил вам о посещении монастыря в Томасито?

— В котором находится его сын? Нет. И я там никогда не была.

— Он намекал, что собирается уйти в монастырь?

Ее глаза широко раскрылись.

— Нет!

Посмотрел на дом и Флетч.

— Вы правы. Мы все в недоумении.

— Он и так жил, как монах, — добавила Жасмин. — Читал ночи напролет. «Война и мир». «Братья Карамазовы».

Флетч весь подобрался.

— Не творить зла? Что-то в этом роде. Уйти и не творить больше зла?

— Да, — кивнула Жасмин. — Что-то он такое говорил. Два или три раза. — Она пожала плечами. — Я никогда не понимала, что он говорит. Когда он-таки говорил со мной.

— Он не собирался уйти вместе с вами?

— Нет. С какой стати?

— Вы же Жасмин Хайбек, не так?

— Нет. Газета в этом ошиблась.

— Вас зовут Жасмин?

— И да, и нет. Мы неженаты. Дональд не разводился со своей первой женой. Вы с ней встречались?

— Да, — услышал Флетч свой голос.

— Странная дама. Хотя и очень милая. Приходит, садится, долго молчит, а потом неожиданно спрашивает: «Жасмин, что вы думаете о слове „синий“? Я отвечаю, что вообще не думаю об этом слове. А она добавляет: „Синий Дональд синеет в синем костюме“. Странно, не правда ли?

— Я уже не так недоумеваю, как раньше.

— Это хорошо.

— Вы жили здесь как его подруга?

— Вроде бы ничего другого мне не оставалось. — Она переступила с ноги на ногу. — Может, вы подскажете мне, что делать дальше.

— Готов попытаться.

Она шагнула к Флетчу.

— Видите ли, я включена в Федеральную программу защиты свидетелей.

— О?

— Я давала показания на суде в Майами со стороны обвинения. Подсудимых я знала, хорошие парни, денег у них куры не клюют. Но у них начались неприятности, и прокуратура сказала, что я могу им помочь, если буду свидетельствовать против них, или сама окажусь за решеткой. А я не делала ничего плохого. Взяла только какие-то драгоценности у Пита… — она подняла руку с перстнем на среднем пальце, — меха. Так что я ответила: «Нет проблем», — а потом долго ходила в суд, отвечала на какие-то глупые вопросы. К примеру, видела ли я, что на фабрике, где рубят коку, женщины работали голыми? И теперь меня охраняет федеральное правительство. Как по-вашему, мне нужно звонить в Вашингтон?

— А при чем здесь Дональд Хайбек?

— Ни при чем. Я находилась в кабинете одного адвоката в Майами, когда туда случайно заглянул Дональд. В то время после завершения процесса меня хотели отправить в Сент-Луис. Моя подруга рассказала мне, что в Сент-Луисе печатают библии и там ужасно влажно, так что эта перспектива совсем меня не устраивала. Дональд пригласил меня в ресторан. А через два дня я приехала с ним сюда. Но официально мы неженаты. И мое настоящее имя, естественно, не Жасмин.

— Естественно.

— Думаю, такого имени нет ни у кого.

— Скорее всего, вы правы.

— Я хочу сказать, есть у вас хоть одна знакомая женщина с именем Жасмин?

— Вы первая.

— Потому-то я его и выбрала. Если уж я должна изменить имя, то надо выбрать что-то удивительное. Вы поступили бы так же?

— Скорее всего, да.

— Так что мне теперь делать, после смерти Дональда? Звонить в Вашингтон или как?

— Кто из федеральных сотрудников занимался с вами в Майами?

— В этом-то и беда. Фамилии его я не знаю. А звали его Том или Джон.

— А партнеры Хайбека? Они знали, что вы подпадаете под Федеральную программу защиты свидетелей?

— Думаю, что нет. Для них я — вторая миссис Хайбек. Когда мы встречались, очень нечасто, со мной они не разговаривали. Ну, может, обращались с просьбами, вроде: «Жасмин, принесите мне, пожалуйста, виски с содовой». Пит и его парни были куда галантнее. По крайней мере, они знали, что я женщина, вы понимаете, что я хочу этим сказать? Они относились ко мне, как к равной. И я рада, что уехала с Дональдом до того, как закончила давать показания.

— Ясно, — Флетч разглядывал торчащие из теннисных туфель пальцы. — И вы сидите здесь без денег, без друзей…

— Да. Мне нужен друг.

— Вы не вдова Дональда Хайбека, даже не Жасмин…

— Я была бы мисс Никто, если б дважды не выходила замуж.

— Дональд хоть говорил, какое будущее уготовил он вам после его ухода в монастырь?

— Я понятия не имела, что он собирается уйти в монастырь. Наверное, это желание возникло у него внезапно. Была у меня такая подружка. Ей вдруг приспичило записаться в «корпус мира».

— Я думаю, вам следует связаться с кем-либо из федеральных чиновников в этом городе.

— Я уже собиралась поговорить об этом с почтальоном.

— Вам перезвонят и скажут, что нужно делать.

— А как я доберусь до телефона? — Она оглянулась на дом. — Дверь-то заперта. Там остались мои меха.

Флетч вместе с ней двинулся к дому.

— Дом оснащен охранной сигнализацией? Что-то я ее не заметил.

— Нет никакой сигнализации. Глупость, не правда ли? Криминальный адвокат живет в доме без охранной сигнализации. Следовало бы ему знать некоторых из моих знакомых.

— Об этом можете не беспокоиться, Жасмин. Я уверен, что он знал их всех.

Глава 30

— Чья это задница торчит из кустов? — раздался голос Френка Джеффа. — А на заднице написано «Дружеские услуги Бена Франклина»!

В темноте, сидя в кустах у здания редакции «Ньюс трибюн», Флетч подумал, а не вжиться ли ему в роль страуса. Уткнуться головой в землю и, таким образом, полностью скрыться из виду.

Однако он встал и повернулся. Увлеченный поисками, он и не заметил, что оказался под одним из фонарей.

— Добрый вечер, Френк. Собрались домой?

— О, так это ты! — насмешливо воскликнул Френк Джефф. — Ты не думаешь, что на этой неделе мы перебарщиваем с бесплатной рекламой?

— Есть немного?

— Тогда почему ты торчишь у здания «Ньюс трибюн», рекламируя проезжающим водителям дружеские услуги?

Большой конверт и карандаш, которые Флетч захватил из машины, лежали на земле под одним из кустов.

— Я их не рекламирую, Френк.

— А что же тогда ты делаешь?

— Ищу пистолет, Френк.

— Какой еще пистолет?

— Не свой, Френк.

— Ты забрался в кусты поблевать?

— Нет, Френк.

— А как движется твоя статья о борделе? Что ты сделал помимо того, что подрядился его рекламировать?

— Я как раз хотел поговорить с вами об этом, Френк.

— Себя ты уже выставил напоказ. А как с ними?

— Френк, я думаю, подготовка статьи займет больше времени, чем мы ожидали.

— Ага, вижу ты, парень, увлекся.

— Произошло нечто неожиданное… придется…

— Ты понял, что статью надо готовить «с чувством, с толком, с расстановкой»? Плохо ли поразмять косточки за счет редакции. Ах, Флетч, как бы я хотел, чтобы все сотрудники «Ньюс трибюн» относились к работе с таким энтузиазмом! Я знал, что задание тебе понравится.

— Я действительно активно работаю…

— Молодец!

— Беда в том, что эта девушка, Синди…

— Теперь, готов поспорить, ты задумался, а с какой стати тебе жениться в эту субботу.

— Видите ли, Барбара…

— Дерзай, Флетч, успехов тебе. Но только учти, что издатель и я хотели бы, чтобы сверху у тебя была голова, а не задница.

— Хорошо, Френк.

— Спокойной ночи, Флетч.

— Спокойной ночи, Френк.

Глава 31

— Лейтенант Гомес на месте?

Перегородка в дежурной части полицейского участка была достаточно высокой, чтобы прибывший по какому-то делу законопослушный гражданин чувствовал себя жалким червяком.

— А чего ты спрашиваешь? — пробурчал сержант.

— Я хотел бы поговорить с ним. И кое-что ему передать.

— Оставь мне. Я прослежу, чтобы он получил твою посылку.

На стоящей на столе табличке Флетч прочитал:

«СЕРЖАНТ ВИЛЬГЕЛЬМ РОМ».

— И все-таки я бы хотел с ним переговорить. Он в участке?

— А что у тебя в конверте? — Сержант Ром усмехнулся, заметив надпись на шортах Флетча.

— То, что я хочу ему передать?

— Не знал, что в борделе есть посыльные. Это хорошо. Что в конверте, красавчик? Порция триппера для лейтенанта? Это ему не впервой.

— Пистолет.

— Из него стреляли?

— Думаю, что да.

— Я ему его передам.

— Так лейтенанта нет? — Сержант взял конверт и ощупал его содержимое. — Не сотрите отпечатки пальцев, — предупредил Флетч.

— Не волнуйся, — хмыкнул сержант.

— По крайней мере, позвольте мне написать ему записку.

— Пиши, красавчик. — Сержант взял какой-то бланк с пустой оборотной стороной, ручку и пододвинул их к Флетчу. — Пиши что хочешь, жеребец. Мы обожаем признания. Если их представляют, адвокатам иногда не удается добиться освобождения своих подзащитных.

— Почему вы освободили Стюарта Чайлдерса?

— А тебе что до этого?

— Просто любопытно.

— Стюарта Чайлдерса освобождают всегда. Он приходит сюда раз в день. Бывает, что и два. Сознается в любом убийстве, о котором сообщают по радио. А также в ограблении, поджоге и агрессивном поведении. Ему, наверное, очень понравилось в суде. И вновь хочется сыграть роль обвиняемого.

Флетч написал:

Лейтенант Гомес!

Орудие убийства Дональда Хайбека вы искали без особого усердия. Наличие охранника, проверяющего машины, въезжающие и выезжающие со стоянки «Ньюс трибюн», указывает на то, что убийца вошел, а потом вышел со стоянки. Я представил себе путь убийцы после рокового выстрела, вышел на улицу и нашел этот пистолет в кустах перед фасадом здания редакции «Ньюс трибюн». Пистолет я поднял карандашом, который всунул в кольцо у спускового крючка, так что вы сможете снять все отпечатки пальцев. Жду также результатов баллистической экспертизы. Скажите вашему приятелю, Биффу Уилсону, что всегда рад содействовать в его благородном деле. Ему явно требуется помощь при написании некрологов.

И.М. Флетчер.

— Ты что, пишешь автобиографию? — полюбопытствовал сержант, не обращая ни малейшего внимания на плачущую негритянку, что стояла в метре от Флетча. — Хотелось бы знать, что вы, проституты, такого делаете, чтобы вам платили. Мне вот никто не предлагал за это деньги.

Флетч протянул ему сложенную вчетверо записку.

— Положите ее, пожалуйста, в конверт.

— Не волнуйся, жеребец. Я о ней позабочусь. — И положил записку на конверт с пистолетом.

— Пожалуйста, — повторил Флетч, — это очень важно.

— Конечно, жеребец, конечно. А теперь вали отсюда, а не то я упеку тебя в камеру, где тебе придется делать все то же самое, но только забесплатно.

Глава 32

— Что это вы тут делаете?

Барбара и Синди сидели в шезлонгах на открытой веранде коттеджа. На маленьком круглом столике стояли высокие стаканы, полупустая бутылка виски и ведерко со льдом.

— Банановый сплит утром и шотландское виски вечером. — Флетч покачал головой. — Синди, ты потеряешь форму.

Синди потянулась.

— Пустяки. Я скоро выхожу из дела.

— Да, да, — покивал Флетч. — Ты же собираешься разводить собак.

Над океаном поднялся серпик луны. Мимо коттеджа спешил на юг ярко освещенный лайнер.

— Выпей с нами, — предложила Барбара.

— Да, у тебя же был трудный день, — поддержала ее Синди. — Утром ты нанялся на вторую работу, потом деловой ленч…

— Ты не знаешь и половины того, что я переделал сегодня.

— Думаю, для тебя это был день разочарований, — ввернула Барбара.

— Конечно, разочарований, — согласилась с ней Синди. — Утром успешно пройти интервью с работодателем, чтобы быть полностью разоблаченным за ленчем.

Женщины рассмеялись.

В кухне Флетч наполовину наполнил стакан водой.

— Бедный Флетч, — вздохнула Барбара. На веранде он добавил к воде виски и льда. — Он так разочаровался в жизни, что поехал в Томасито, чтобы выпить.

— Теплого пива, — пробормотал Флетч. — Есть что-нибудь из еды?

— Ничего, — ответила Барбара. — Ты же отменил обед с мамой.

— Мы тоже не ели, — заметила Синди.

— Уже десять часов.

— Мы говорили, — пояснила Синди. — Я рассказывала историю своей жизни.

— Может, тебе съездить за пиццей? — предложила Барбара.

Флетч сел на стул.

— Итак, Синди… Ты порушила мои надежды получить работу? Открыла глаза Марте? Сказала ей, что я не проститут, но честный журналист, решивший показать всем, чем занимается фирма «Дружеские услуги Бена Франклина»?

— Я об этом думала. Много думала о том, как же мне поступить. Сегодня днем я не могла полностью уделить свое внимание клиентам. Увидев, что я контролирую ситуацию не так, как должно, один тип едва этим не воспользовался. Пришлось инсценировать несчастный случай, чтобы остудить его пыл. Одна из штанг свалилась ему на нос. — Одета Синди была так же, как и на ленче, в короткой юбочке и блузке. — Впрочем, ничего страшного не произошло. Ни капли крови не упало на ковер.

— Ты держала наготове полотенце, — предположил Флетч.

— Полотенце у меня всегда наготове. Мужчины вечно брызгаются какой-либо жидкостью.

Барбара отпила виски.

— Сказала ты Марте или нет? — настаивал Флетч.

— Я решала, то ли сказать Марте, кто ты такой, и вывести тебя на чистую воду, то ли сказать Барбаре, кто я такая, и послать Марту ко всем чертям.

— Трудное решение, — Флетч наблюдал за Барбарой. — Значит, ты сказала Барбаре, своей давней подруге, кто ты такая, чем зарабатываешь на жизнь… и так далее?

— Да.

— И как ты восприняла откровения Синди? — спросил Флетч Барбару. Та ответила не сразу.

— Кажется, я ее поняла. И куда больше удивилась самой себе.

— В каком смысле?

— Как я могла дружить с человеком и так мало знать о нем? Поневоле задумаешься, неужели я такая бесчувственная? — Барбара уставилась в стакан, что держала в руке. — Объяснить это трудно. Понимаешь, теперь я начинаю задумываться, а какой ты на самом деле, Флетч, за кого я через три дня выхожу замуж? Чего я о тебе не знаю? Могу ли я доверять своим чувствам?

— Глупости все это, — вставила Синди.

— Сегодня я тоже кое-что узнал о некоторых людях. О чем и подумать не мог. Можно сказать, добавил несколько интересных экспонатов к моей человеческой коллекции.

— Мы вот идем по жизни, думая, что он или она именно такие, какими мы их видим. Извините, если я не очень ясно излагаю. А потом, в одну минуту, за стаканом виски выясняется, что у них совсем другая жизнь, другие мысли и вообще, они совсем не такие, как ты их себе представлял.

— Я думаю, — добавила Синди, что благодаря психоанализу, заботе о здоровье, тенденциям моды и страсти американцев к общепринятым нормам поведения, которых на самом деле не существует, люди думают, что они хотят любить своих ближних.

— Все это мать предрассудков, — изрекла Барбара. — А экономика — их отец.

— Мы должны любить в людях отличия, — заметила Синди.

— Если б мы были, какими видят нас люди, — внес свою лепту в дискуссию Флетч, — у нас бы ничего не оставалось для себя, не так ли?

— Да, — хихикнула Синди. — Лицемерие — последний бастион личной жизни.

— Да, — Барбара подняла стакан. — Немного выпивки, и мы уже философствуем.

— По существу, выбор передо мной и не стоял, — Синди вернулась к прежней теме. — В пятницу я ухожу из «Бена Франклина». И я не против того, чтобы напоследок насолить «Дружеским услугам».

— Чтобы Марте жизнь с Карлой не казалась медом…

Синди улыбнулась Флетчу.

— Ничто человеческое нам не чуждо. Не об этом ли мы все время говорим? — Она бросила в свой бокал два кубика льда. — Тем более, это не дело. Люди не должны делать карьеру в постели босса.

Барбара хихикнула.

— Синди, ведь речь идет о публичном доме! Извини, старушка, но это смешно.

— Надо бы тебе знать, что в нашем деле сексу практически нет места, — отпарировала Синди.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Так что же ты решила? — спросил Флетч.

— Я решила помочь тебе с этой статьей. Давай разоблачим «Бена Франклина».

— Отлично!

— Пусть это будет мой свадебный подарок тебе и Барбаре. Я-то собиралась подарить вам колли после вашего возвращения из свадебного путешествия.

— Колли! — воскликнула Барбара. — Если Флетч вылетит с работы, мы не сможем прокормить даже себя!

— Говори, что тебе нужно, — повернулась Синди к Флетчу.

— Главное, узнать, кому принадлежат «Дружеские услуги Бена Франклина».

— Фирме, которая называется «Лесная нимфа, инкорпорейтид».

— Это замечательно.

— Нимфы тут очень кстати, — засмеялась Барбара.

— А кто владелец «Лесной нимфы»? — спросил Флетч.

— Понятия не имею.

— Нимфоманки, — предположила Барбара. — Кто же еще?

— Это надо узнать. Также меня интересует перечень предоставляемых вами услуг и стоимость каждой из них.

— Это я могу сказать тебе прямо сейчас.

— Пожалуйста, не надо, — замахала руками Барбара. — Не портите мне аппетит.

— Потом я хочу, чтобы ты написала мне о представлениях, которые показывают зрителям, сидящим за зеркалами. О том, что клиенты зачастую не знают, как их используют. И описание эскорт-услуг, то есть свидетельство того, что вы, по существу, девушки по вызовам. Особое внимание надо уделить шантажу клиентов, видеокамерам…

— Видеокамеры! — воскликнула Барбара. — Лицемерие — последний бастион личной жизни.

— Послушай, — Флетч посмотрел на Барбару, — неделю тому назад ты хотела, чтобы на церемонию бракосочетания мы прибыли голыми.

— Я пошутила.

— Неужели?

— Я думала, что смогу сбросить восемь фунтов.