Флетч (№1) - Первое дело Флетча

— Гениально?

— Флетчер, дорогой, посмотрите, как вы одеты, — Амелия оглядела Флетча с головы до ног, не выпуская при этом из поля зрения телефонный аппарат. — Этот серый деловой костюм мал вам как минимум на три размера. Вам, разумеется, это известно?

— Да, раз или два мне говорили об этом.

— Брюки до колен, рукава едва прикрывают локти, в талии можно убрать пару ярдов.

— В нем не запаришься, не так ли?

— Это точно. Основополагающий принцип моды, дорогой мой, если вы прислушаетесь к старушке Амелии, хотя это и не обязательно, состоит в том, чтобы носить одежду, вызывающую у других людей желание снять ее с вас.

— И мне это удалось?

— С блеском. Сразу видно, сколь неудобно вам в этом костюме.

— Так оно и есть.

— Достаточно одного взгляда, чтобы возникло неодолимое желание сорвать с вас этот костюм.

— Но сначала надо выключить кондиционер, не правда ли?

— И вы поощряете это желание. Пиджак и рубашка вам узки в груди и плечах. Пуговицы держатся на последнем издыхании. Ваше тело буквально рвется из одежды.

— Значит, я оказался на гребне моды?

— Так оригинально. Как вы называете этот стиль?

Флетч пожал плечами.

— Заимствованный.

— Заимствованный. — Пальчики Амелии забегали по клавиатуре. На дисплее высветилось несколько слов. — Я это использую.

— Вы слышали о галифе?

— Что именно?

— Они вот-вот войдут в моду. Бутик Сесилии готов предложить их всем желающим.

— Галифе, дорогой, давным-давно вышли из моды.

— Однако.

Амелия в какой уж раз глянула на телефон.

— А теперь скажите мне, чем я обязана вашему визиту, не считая, разумеется, стремления познакомить меня с тенденциями молодежной моды?

— Хайбек. Дональд Эдвин. Еще не начал собирать о нем материал, но надеюсь, что вы укажете мне, в каком направлении двигаться.

Амелия потупила взор.

— Вы имеете в виду нечистоплотного криминального адвоката, которого этим утром застрелили на нашей автостоянке?

— Совершенно верно.

— Дорогой, он не имеет ни малейшего отношения к светскому обществу. Такого, как Дональд Эдвин Хайбек, могут застрелить где угодно, что, собственно, и произошло.

— Но он вроде бы намеревался пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею.

Амелия Шарклифф заговорила после долгой паузы.

— У меня сложилось впечатление, что этот материал готовит Бифф Уилсон.

— Да, конечно, — кивнул Флетч. — Я лишь исследую социальные аспекты случившегося.

— Социальные аспекты убийства? А разве есть иные?

— Вы же знаете, пять миллионов долларов.

— Он действительно отдал пять миллионов долларов художественному музею?

— Как раз сегодня собирался объявить об этом.

— Что ж, людям свойственна благотворительность.

— Вы говорите, что Хайбек не принимал активного участия в жизни светского общества?

— Разумеется, существование таких, как Хайбек, ни для кого не составляет тайны. Их знают, но, как бы это сказать… предпочитают общаться с ними лишь по телефону, да и то в исключительных случаях. Допустим, если кто-то ночью застрелит чьего-то мужа, приняв его за чьего-то любовника, а потом пожелает оправдаться тем, что стрелял в ночного грабителя, для этого нужно кому-то позвонить, не так ли?

— Полагаю, что да.

— Конечно, таких людей надо знать достаточно хорошо, но регулярно приглашать их на обед? Нет. Их присутствие может вызвать у мужа определенные мысли.

— Да уж.

— Хайбекам этого мира доверять нельзя. В конце концов, нанимая такого Хайбека, мы хотим, чтобы он лгал за нас. Именно для этого, не так ли? Ложью Хайбеки зарабатывают на жизнь. Но разве мы хотим, чтобы Хайбеки лгали нам, за нашими обеденными столами? Или, что более важно, разве мы хотим, чтобы они лгали другим людям о том, что говорилось за нашими обеденными столами?

— С этим вроде бы все ясно, — кивнул Флетч. — А сколь богат был Хайбек? Мог он пожертвовать пять миллионов?

— Понятия не имею. Возможно. Он постоянно участвовал в самых громких процессах. Хотя для меня остается загадкой, каким образом криминальным адвокатам удается взыскивать гонорары с преступников. Наверное, тут есть какая-то хитрость.

— Можете в этом не сомневаться, — заверил Амелию Флетч.

— Его партнер, Харрисон, специалист по разводам. Эти личности занимаются юриспруденцией не для того, чтобы вершить правосудие или просто зарабатывать на жизнь.

— А как насчет миссис Хайбек? Меня удивило…

— Ничего сказать не могу. Даже не знаю, существует ли миссис Хайбек. Придется прочитать утром статью Биффа Уилсона. Как я и говорила, Хайбеки этого мира не блистают в светском обществе.

— Амелия, этим утром я побывал в доме Хайбека. Признаю, я провел там лишь несколько минут, но не заметил ни картин, ни иных произведений искусства, которые заставили бы меня ахнуть.

— Вы разбираетесь в живописи?

— Немного.

— Естественно, разбираетесь. Я могла бы и не спрашивать. Этот костюм! Только знатоки живописи могут так одеваться.

— Почему человек, не блещущий в обществе, не интересующийся искусством, вдруг принимает решение пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею?

— Я полагаю, что найти логичное объяснение подобным широким жестам невозможно.

— Что он хотел получить взамен?

— Респектабельность? Лучшего ответа у меня, пожалуй, нет. Возьмем этого человека, Хайбека, который для общества что бумажная салфетка, необходимая на случай насморка, или, точнее, дорогая проститутка, которую выбирают, используют по назначению и выпроваживают за дверь, не приглашая более в дом. Он стареет. О, нет, процесс старения прервался сегодня утром. Может у такого человека возникнуть желание выкрикнуть: «Эй! Я ничем не хуже вас! Я тоже могу расстаться с пятью миллионами долларов!?»

— И тогда светское общество примет его в свои ряды?

— Нет. Особенно, если общество знает, что других пяти миллионов у него нет. Но себе он сделает приятное.

— Как интересно!

— Со мной всегда интересно. Это моя работа, знаете ли. — Очередной взгляд на телефон. Отсутствие звонков явно нервировало Амелию.

— Понятно, — Флетч попятился к двери. — Энн Макгаррахэн и Бифф Уилсон были женаты?

— Да, — кивнула Амелия. — Давным-давно. Одна из самых неудачных пар. Их совместная жизнь продолжалась от силы три недели двадцать лет тому назад. А с чего вы спрашиваете?

— Что произошло?

— Кто знает, что происходит между супругами, если речь не идет о своей семье? Я бы ответила так: эта добрая интеллигентная женщина неожиданно для себя обнаружила, что вышла замуж за грубого, неотесанного мужлана.

— Фу! Как хорошо, что я вас не спрашивал.

— Но вы спросили. В журналистике, мистер Флетчер, приходится называть вещи своими именами.

— Энн выходила замуж второй раз?

— Да, но он уже умер. Сейчас она свободна. Если вас заинтересовала Энн Макгаррахэн, которая по возрасту годится вам в матери, смею я надеяться, что вы удостоите своим вниманием и меня?

— А Бифф Уилсон?

— Страшно подумать, но вроде бы существует суккуб[10], который зовется его женой. Имя ее Аврора. А теперь, если у вас нет других дел, кроме скользких адвокатов и модных галифе…

— Признаюсь, есть.

— Выкладывайте.

— Я женюсь в субботу.

— На ком?

— На Барбаре Ролтон.

— Никогда о ней не слышала.

— Она продает галифе. У Сесилии.

— Я могла бы догадаться. Дорогой, на следующей неделе Стенуики[11] дают ежегодный благотворительный бал в пользу симфонического оркестра, и мне необходимо выяснить, какого цвета у Джоан будут скатерти. Вы, часом, не знаете?

— Я? Я даже не знаю, кто такие Стенуики.

Глава 12

— Эй, что вы делаете за моим столом?

— Извините, пришлось воспользоваться вашим компьютером.

— После вас он, наверное, взбесится, — Клифтон Вольф, редактор отдела религиозных отношений, через плечо Флетча посмотрел на дисплей. — «Хайбек», — прочел он вслух название файла. — Теперь вы пашете на Биффа Уилсона?

— Мы все работаем на одну газету.

— Черта с два. Я работаю ради своего квадратного дюйма, вы — ради своего, а Бифф Уилсон — ради своей полосы. Квадратного фута. Если вам не поручали подготовку этого материала, нечего совать нос в чужие дела.

Флетч выключил компьютер.

— Я из любопытства.

— Любопытство не доведет вас до добра. Освободите мой стул.

— У меня нет своего компьютера. — Флетч поднялся, собрал исписанные листки.

— Мы все гадали, почему вас вообще взяли на работу. Теперь мы это знаем: чтобы писать репортажи из борделя. Я не хочу, чтобы на моем стуле сидел завсегдатай борделей.

— Я там еще не побывал. Жду маминого разрешения.

— Кто знает, что вы оттуда можете принести. Эл! — закричал он через зал городских новостей другому репортеру. — Вызови дезинфекцию. Флетчер сидел на моем стуле и прикасался к клавиатуре моего компьютера.

— Готов спорить, вам бы понравилось это задание. Но вас посылают только в церковь.

— Вон!

— Вы знаете поэта Тома Фарлайфа?

С первых дней пребывания в редакции у Флетча создалось впечатление, что журналисты, возможно, подсознательно одеваются как люди, о которых они пишут. Отдел бизнеса всегда ходил в строгих деловых костюмах, отдел светской хроники — в туалетах для пикника, в отделе спорта отдавали предпочтение белым носкам и пиджакам в клетку.

И мысленно они отождествляли себя с героями своих статей. Пишущие о бизнесе полагали, что все можно объяснить деньгами, прибылями и убытками. У репортеров светской хроники жизнь выглядела куда сложнее. Они уделяли массу места интригам «старых» денег и козням «новых», показывали читателю отличие между привлекательностью и красотой, стилем и показухой. Спортивные обозреватели не вдавались в такие тонкости, предпочитая простые понятия: победа или поражение, новички против ветеранов и, разумеется, последняя схватка, она же самая трудная.

С Мортоном Рикмерзом, редактором отдела книг, Флетч столкнулся в темном коридоре. В толстых очках, при галстуке, в твидовом пиджаке, Рикмерз более всего напоминал маститого писателя. По его книжным обзорам чувствовалось, что он любит людей и истории, героями которых они являются, любит слова и тех, кто умеет приставлять их друг к другу, и почитает книгу высшим достижением человеческой цивилизации.

Зачастую его рецензии читались куда с большим интересом, чем книги, о которых в них шла речь.

— А вы встречались с Томом Фарлайфом? — задал ответный вопрос Мортон.

— Нет.

— Возможно, мне хотелось бы встретиться с ним, — промурлыкал Мортон. — А может, и нет.

— Я только слышал о нем.

— Во-первых, мне хотелось бы знать, почему вы так одеты? — полюбопытствовал Мортон.

Флетч вытянулся в струнку, прижал руки к бокам.

— Мне поручена статья об эскорт-услугах. Такой ответ вас устроит?

— Понятно. Стараетесь выдать себя за приезжего бизнесмена? Вы больше похожи на жертву ограбления, которой пришлось позаимствовать чужую одежду.

— Вы почти угадали. Утром я лишился своей одежды, и мне не оставалось ничего иного, как нацепить на себя этот костюм.

Мортон улыбнулся.

— Я уверен, что за исчезновением вашей одежды стоит занятная история.

— Пожалуй, что нет.

— Прошло уже много лет, как я терял одежду. Впрочем, не помню, терял ли я ее вообще.

— Вполне возможно. Это так просто.

— Мог бы получиться интересный рассказец. «Как я потерял свою одежду?» Как раз в стиле Ринга Ларднера.[12]

— Том Фарлайф живет здесь, не так ли?

— Да. Преподает в местном университете. Он поэт, а потому его определили на кафедру английской литературы, хотя ему бы учить музыке, может, математике.

— Он — зять Дональда Хайбека?

— Как интересно. Понятия не имею. Вы говорите о человеке, которого этим утром застрелили на автостоянке?

— Да.

— Потрясающе.

— Что-что?

— Вы не читали стихи Фарлайфа?

— Не припоминаю.

— Редко кто их читал. Но, если б прочли, обязательно запомнили бы. Он пишет, как мы говорим, поэзию насилия. Лучшее его стихотворение называется «Нож. Кровь». Издатель дал это название книге его избранных произведений. Кажется, у меня в кабинете есть один экземпляр. Пойдемте со мной.

В светлом, уставленном стеллажами с книгами кабинете Мортон снял с полки тонкий томик и протянул Флетчу.

— Вот вам «Нож. Кровь». Можете подержать его у себя.

На обложке нож глубоко вонзился в человеческое тело. Кровь обагрила кожу и оставила пятно на белой простыне.

— Это книга стихов? — изумился Флетч. — Больше похоже на старомодный детектив.

— Поэзия эта необычная. Без сентиментальности.

— Спасибо за книгу.

— Чтение идет только на пользу, — Мортон улыбнулся. — Расширяет кругозор.

— Полагаю, вы лично никогда не сталкивались с Дональдом Хайбеком? — спросил Флетч, перелистывая книгу.

— К сожалению, сталкивался, — Мортон сложил руки на груди и отвернулся от Флетча. — Сын моей сестры угнал автомобиль и сбил человека. Случилось это достаточно давно. Алкогольное опьянение, кража чужого имущества, убийство, и все это в восемнадцать лет.

— Я искренне вам сочувствую.

— Ужасная история. Обычный мальчик, в меру раздраженный, недовольный жизнью, родителями, в одну ночь полностью потерял контроль над собой, — Мортон говорил, по-прежнему стоя спиной к Флетчу. — Мы наняли Дональда Хайбека. Как я понимаю, к нему обращаются, когда другого выхода не остается.

— За любую цену?

— Да. За любую цену.

— И что произошло с мальчиком?

— Обвинение в алкогольном опьянении сняли сразу же. Хайбек доказал, что полиция допустила нарушения при взятии анализа крови на содержание алкоголя. Обвинение в угоне сменилось использованием автомобиля без разрешения владельца. Подозреваю, Хайбек подкупил хозяина автомобиля, чтобы тот сказал, что знаком с мальчиком и этот угон — недоразумение. А вину за убийство переложили на изготовителей автомобиля. Как оказалось, у этой модели и раньше отмечались какие-то дефекты в конструкции рулевого привода, — Мортон вздохнул. — Мой племянник получил три месяца условно, не проведя за решеткой ни одного дня.

— Странно, что его еще не признали «Лучшим гражданином месяца».

Мортон повернулся к Флетчу.

— Нам до сих пор стыдно. Когда процесс закончился, моя сестра и я ощутили себя преступниками, словно не мой племянник, а мы преступили закон.

— Наняв Хайбека?

— Я думаю, способствовав попранию справедливости. Условный срок не сломал моему племяннику жизнь. Теперь он учительствует в Сан-Диего, женат, у него трое детей. Но, вы понимаете, я не могу думать о нем, не испытывая чувства вины.

— Хайбек оставил вашу сестру без гроша?

— Практически да. Ей пришлось продать новый дом, второй автомобиль, снять все свои сбережения и даже принять мою помощь.

— И что вы подумали сегодня утром, узнав, что Хайбек убит?

— Я думаю об этом весь день. Когда постоянно ходишь по лезвию ножа… — Мортон тяжело вздохнул. — Я вижу душу Хайбека, спешащую покинуть тело, чтобы защитить в суде того, кто его убил…

— Разумеется, за деньги.

— Да. Ради денег он превращал закон в посмешище. Можно презирать его за это. Можно ненавидеть. Но, когда решалась судьба Билли, мы заплатили деньги с радостью. Эти деньги позволили не ломать ему жизнь, дали второй шанс, которым он, к счастью, воспользовался. Я не знаю, сколько клиентов Хайбека последовали примеру Билли, а сколько осталось на свободе, чтобы снова грабить и убивать.

— Еще раз спасибо за книгу.

— Если увидитесь с Томом Фарлайфом, потом скажете мне, стоит ли брать у него интервью.

— Когда же у тебя закончится рабочий день?

— Никогда, — Флетч сидел за пустующим столом в отделе городских новостей, делая выборку из обширного компьютерного досье Хайбека.

— Что у нас сегодня? — спросила Барбара на другом конце провода. — Свадебные объявления? Некрологи? Или заголовки к статьям, написанным другими?

— Слушай, я изо всех сил пашу на тебя. Пытаюсь убедить Амелию Шарклифф вставить в свою колонку строчку о галифе, которые можно купить в бутике Сесилии.

— Любая помощь сгодится. Мне осточертело их носить.

— Ты носишь галифе в магазине?

— Да. Роскошные галифе. Идея такова: покупательница, заходя в магазин, видит меня в галифе и восклицает; «О, дорогая, они божественны!» — и покупает пару себе или дочери.

— Идея срабатывает?

— Нет. Меня оглядывают с головы до ног, думая, а смогу ли я кого-нибудь обслужить в таком наряде. Увидимся в коттедже?

— Так далеко ехать?

— Он в моем распоряжении лишь на несколько дней. До свадьбы.

— Почему ты не перебралась в мою квартиру после того, как съехала со своей? Все было бы гораздо проще.

— Разве плохо пожить неделю в коттедже на берегу океана?

— А эту ночь мы не можем провести в моей квартире? Тогда мне не придется мотаться туда и обратно.

— Слушай, мне же платят за то, что я приглядываю за коттеджем. Пусть немного, но деньги-то нам нужны, так?

— Так. Просто я хотел бы остаться в городе и кое-что выяснить.

— Я слышала, этим утром кого-то угрохали на вашей автостоянке.

— Это точно.

— Какого-то адвоката.

— Совершенно верно.

— Одного из тех, чьи фамилии постоянно мелькают в газете. Современного Перри Мейсона. Убийства, наркотики.

— Его фамилия Хайбек. Дональд Эдвин Хайбек.

— Вот-вот. Интересная история. То есть я думаю, что интересная. С нетерпением жду утренней статьи Биффа Уилсона.

Флетч промолчал.

— Флетч, ты занялся расследованием убийства Дональда Хайбека?

— Знаешь, так получилось, что мне поручили встретиться с ним, но…

— Тебя уволят.

— Ты, я вижу, в меня не веришь.

— Ты написал слишком мало брачных объявлений, чтобы тебе поручали подготовку такого сенсационного материала.

— Мне и не поручали. Я намереваюсь посидеть в сторонке, понаблюдать, как идет расследование.

— Чтобы ты просто сидел? Да такое невозможно!

— Ну, может, посидеть не получится.

— Кто-нибудь знает, что ты суешь нос в чужие дела?

— Барбара…

— Флетч, в субботу мы женимся. Во-первых, у тебя нет времени для этой работы. Во-вторых, мне бы хотелось, чтобы, вернувшись после медового месяца, ты пошел в редакцию, а не на биржу труда. Я уверена, что за это время Сесилия не успеет распродать галифе.

— Успокойся. Если я найду что-нибудь интересное, заслуживающее внимания, ты думаешь, газета откажется от этих материалов?

— Флетч, редакция не поручала тебе этого расследования. Вот и держись от него подальше. В газете свою делянку оберегают так же ревностно, как и везде.

— Ты права, меня озадачили другой проблемой.

— Какой же?

— Сейчас я не хотел бы говорить об этом.

— Почему?

— Потому что это не такой уж большой шаг от свадебных объявлений и некрологов. Статья о путешествиях. Возможно, она выльется в медицинскую статью.

— Что-то я тебя не понимаю.

— Дело в том, что я еще не занялся этой статьей. Я пишу ее для отдела светской хроники.

— Флетч, мне-то казалось, что отделы светской хроники уже с полвека как ликвидированы в наших газетах.

— Ты понимаешь, что я имею в виду: жизнь наших сограждан, домашний уклад, привычки в одежде, повседневные заботы и тревоги…

— С тревогами ты, конечно, справишься.

— Несомненно. Каждому есть о чем тревожиться. И я пользуюсь своим новым статусом, пытаясь протолкнуть упоминание о галифе Сесилии в колонку Амелии Шарклифф.

— Молодец. Когда ты приедешь в коттедж?

— Как только освобожусь.

— А поконкретнее?

— Мне надо сделать несколько выписок из досье и позвонить в одно место.

— Только в одно?

— Да.

— Этот звонок не имеет отношения к Хайбеку?

— Не волнуйся. С Хайбеком он никак не связан. Касается другой статьи. О заботах и тревогах.

После короткого колебания Флетч нажал клавишу, и принтер начал распечатывать отобранные материалы из досье Хайбека.

Затем снял трубку внутреннего редакционного телефона и трижды повернул диск.

— Кэрридайн, — ответил мужской голос.

— Джек, это Флетч.

— Кто?

— Флетчер. Я работаю в «Ньюс трибюн».

— Вы уверены? — в голосе ведущего автора финансового отдела звучало любопытство. — О, да. Вам мы обязаны заголовку, появившемуся на страницах газеты пару месяцев тому назад? Как же он звучал… Ага, вспомнил. «Уэстерн Кэн Со» сидит на своем богатстве».

— Да, это мой заголовок.

— Ваш, значит? Конечно, мы тоже были молоды, в свое время.

— Не понимаю, почему вы так на него набросились.

— Потому что все мы видели его не один раз. Вы хотите попросить прощения, Флетчер, или у вас есть ценная информация по зарубежному долгу Соединенных Штатов?

— Вы знаете человека, которого убили этим утром?

— Хайбека? Нет. Я его не знаю. Виделся с ним однажды на деловом ленче.

— Кое-кто утверждает, что он был очень богат.

— Как вы отличаете просто богатого от очень богатого?

— Он собирался пожертвовать пять миллионов долларов.

— Позвольте в этом усомниться. Он — работяга. Высокооплачиваемый, но работяга. Едва ли у него были какие-либо доходы, кроме заработка. Что у него за душой? Партнерство в процветающей юридической фирме. Сколько это приносило, год за годом? Плюс гонорары. Возможно, он удачно вкладывал деньги, но, думаю, я бы знал об этом. Наследства он не получал. Если б он женился на состоятельной наследнице, эти сведения не прошли бы мимо нас.

— А как насчет мафии?

— Вы думаете, он был связан с мафией?

— Криминальный адвокат.

— Несомненно, среди его клиентов были и мафиози. Но мафия не обогащает никого, кроме мафии. Несмотря на все, что о ней пишут, главная проблема мафии — «отмывание» денег. В этом мафия сталкивается с такими трудностями, что я просто не понимаю, зачем им грести деньги лопатой.

— И каким состоянием владел Хайбек этим утром, когда его убили?

— Чисто умозрительно?

— Естественно.

— Работая всю жизнь, уклоняясь в разумных пределах от уплаты налогов, не вкладывая деньги в рискованные предприятия, в лучшем случае он мог иметь на банковском счету пять миллионов долларов.

Флетч собрал в стопку листы с распечатками, сверху положил полученный от Мортона Рикмерза томик стихов Тома Фарлайфа «Нож. Кровь».

Долго не решался снять трубку и набрать номер заведения, в котором, как он когда-то думал, продавали пиццу.

Ему ответил молодой дружелюбный женский голос.

— «Дружеские услуги Бена Франклина». Вам нужен друг?

Отбросив мысли об анчоусах и перчиках, Флетч ответил:

— Возможно.

— Мы оказываем эскорт-услуги. В любое время, двадцать четыре часа в сутки. Как у вас дома, так и у себя. Но прежде всего скажите, кто рекомендовал вам «Бена Франклина».

Флетч шумно глотнул.

— Мой отец.

— У вас есть какие-то проблемы? — после короткой паузы спросила девушка.

— Абсолютно никаких.

— Хороший парень, ваш отец.

— Да, старик у меня молодец.

— Не хочет оставлять вас одного в большом городе, да?

— Он не хочет… чтобы я обзавелся друзьями… от которых потом не смог бы отделаться.

Внезапно его бросило в жар.

— Понятно. Как фамилия вашего отца?

— Он не пользовался вашими услугами. Я хочу сказать, сам.

— А я в этом далеко не уверена. Так как его фамилия?

— Джефф. Арчибальд Джефф. Да хватит о нем. Меня зовут Флетчер Джефф. И приеду к вам я. Надеюсь, что приеду.

— Ладно, Флетчер. А почему бы вам не приехать? Мы проверим, как у вас со здоровьем.

— У меня все в порядке, благодарю.

— Мы в этом не сомневаемся. Но под здоровьем мы подразумеваем все. Таких друзей, как мы, у вас никогда не было. Мы позаботимся о вас. Вы делаете зарядку, не так ли?

— Я? Да.

— Мы проверим у вас упругость кожи, мышечный тонус. Покажем, как достичь сексуальной удовлетворенности через физические упражнения. Повторяю, таких друзей у вас не было.

— Это я уже понял.

— С нами вы пройдете весь путь, от подтягиваний через углубленное дыхание до экстаза.

— Экстаз! Это прекрасно.

— Вы не верите?

— Просто раньше я не слышал, чтобы слово «экстаз» использовалось в предложении.

— Раньше вы не звонили в «Дружеские услуги Бена Франклина».

— Во всяком случае, за чем-либо без сыра.

— Простите?

— Не обращайте внимания.

— Вы хотите приехать прямо сейчас?

— Сейчас не могу. Меня ждут. Может, завтра?

— Почему бы и нет. В какое время?

— В одиннадцать часов.

— Утра?

— Да. Я хочу, чтобы вы проверили мне упругость кожи.

— Флетчер Джефф. Одиннадцать утра. Будем рады вас видеть. А вы, надеюсь, порадуетесь, увидев нас. — И за щелчком последовали гудки отбоя.

Флетч положил трубку.

Несколько раз глубоко вдохнул, выдыхая через нос.

Глава 13

— Потрясающе!

— Эти мухи меня достали.

— К черту мух! Ты только послушай.

Сидя на пляже в купальнике, Барбара почесывала локоть одной рукой, а спину — другой.

— Флетч, как только солнце скатывается к горизонту, эти мухи оккупируют пляж.

— Разве можно сравнить мух с тем, что ты сейчас услышишь, — Флетч привалился спиной к пляжной сумке Барбары и начал декламировать:

«Юная плоть,

Упругая кожа,

Натянутая поверх мышц,

Гладкая над суставами.

Обнаженная,

Осознанная,

Изученная,

Использованная.

Столь легко

Представляется

Оскорбленной,

Восставшей,

Остановленной,

Взорванной.

Острота,

Крепость,

Блеск

Стали

В лезвии,

Режущем плоть.

Кровь пузырится, затем

Повторяет разрез,

Становится линией

Крови.

Найдя свой путь,

Стекает

Густой, красный поток,

Заливающий мягкую

Розовость кожи.

Коснись языком крови,

Искупайся в ней губами,

Засоси ее сквозь зубы.

Пройдись взглядом по разрезу,

Кожа усыхает, белея,

Особенно около раны.

Понаблюдай, как вибрирует

Кожа

Во все убыстряющемся ритме,

В котором сердце гонит кровь

На воздух,

Чтобы она изливалась

Багряным потоком.

Чем можно пронзить

Теплоту плоти

Столь же легко,

Как хладостью стали?

И правда,

Не созданы ли они

Лишь друг для друга?»

Барбара более не почесывалась, хотя над ней по-прежнему вились мухи.

— Тошниловка какая-то.

— Написано сильно.

По красному от лучей заходящего солнце телу Барбары пробежала дрожь.

— Мерзопакость.

Флетч провел пальцем по ее бедру.

— Но суть ты уловила.

— Очень уж натуралистично.

— Но не без иронии.

— А что ты мне читал? — Барбара чуть повернула руку Флетча, держащую книгу, чтобы взглянуть на обложку.

— Поэму Тома Фарлайфа «Нож. Кровь».

— Это поэзия? Я-то представляла ее несколько иначе.

— Насколько я понял, услышанное тобой называется Поэзией насилия. Фарлайф — создатель этого направления. Он его и развивает.

— А где ты взял эту книгу? На слете рокеров?

— Возможно, Фарлайф — зять Дональда Хайбека.

— Я бы предпочла в зятья Аттилу, предводителя гуннов.

Флетч перекатился на живот.

— Конечно, у него чувствуется сентиментальность.

— Я бы лучше читала Браунинга.[13]

— Во всяком случае, он сумел охарактеризовать и плоть, и нож.

— Сумел. Но почему, Ирвин, ты привез с собой книгу стихов зятя Хайбека в день убийства самого Хайбека?

Флетч потянулся.

— Любопытная поэма.

— Захватывающая! — В голосе Барбары слышался сарказм. — И вся книга такая?

— Я прочитаю тебе еще одно стихотворение. — Он потянулся к лежащему на песке томику.

— Только не перед ужином, — Барбара поднялась. — Мухи и сатанинские стихи. Ты привез что-нибудь из еды?

— Да. В машине есть сухие крендельки с солью.

— Великолепно. А куда ты заезжал по пути сюда? Ты приехал в одних плавках.

— Я знаю, как подают на стол крендельки.

— Да брось ты. Я купила бараньи ребрышки. Уж, наверное, пользы от них больше, чем от крендельков.

— А я пока поплаваю, — Флетч встал. — Смою песок.

— Ты расскажешь мне о своем новом задании? — Барбара держала пляжную сумку под мышкой, словно футбольный мяч. — Оно никак не связано с людьми, умирающими с пулей в виске?

— Обязательно, — рассеянно ответил Флетч и зашагал к воде.

«…И правда,

Не созданы ли они

Лишь друг для друга?»

Глава 14

— Так какое тебе дали задание? — Барбара стояла у плиты в фартуке, надетом поверх купальника. Флетч жевал кренделек.

— Бен Франклин.

Снаружи стемнело. В коттедже Барбара зажгла все лампы.

— Почему-то мне кажется, что Бен Франклин не так уж интересен читателям.[14]

Флетч нашел большой бумажный пакет, в котором Барбара привезла бараньи ребрышки, картофель, фасоль и молоко. Засунул в него костюм Дональда Хайбека, рубашку, галстук, подтяжки, носки и туфли.

— Есть тут бечевка?

— Посмотри вон в том ящике. — Она указала на нижний ящик комода. — Так что нового можно сказать о Бенджамине Франклине?

— Сторонник здорового образа жизни. Очень современный взгляд. — Флетч обвязал пакет бечевкой. — Изобретатель. Дипломат. Большой ценитель женщин, да еще и бизнесмен. Он был хорошим бизнесменом, не так ли?