87-й полицейский участок (№16) - Такова любовь

– А он даже не захотел открыть дверь?

– Нет. Он, конечно, не знал, зачем я пришла.

– В противном случае он обязательно бы открыл. Верно?

– Нет, в любом случае он бы ее не открыл. Теперь-то я это знаю. Но я подумала, что мне стоит сказать вам. Он не знал, зачем я приехала к нему.

– А вы влюблены в Амоса Барлоу? – поинтересовался Хейз.

– Не будьте смешны!

– Может быть, были влюблены в него?

– Конечно, нет!

– Но тем не менее вы отправились к нему домой, чтобы... соблазнить его.

– Да.

– Зачем?

– Потому что я женщина.

– Да, вы уже мне говорили об этом.

– И я не люблю, когда мной пренебрегают.

– Вы и это мне уже сказали.

– Ну и что? Все так просто? Но все это уже прошло. – Она кивнула с чувством. – И все, конечно, мне теперь уже все равно.

– Почему, мисс Тэмид? Почему вам теперь все равно?

– Потому что он ко мне приезжал, и я все знаю, и теперь я не чувствую себя непривлекательной.

– Когда он был у вас?

– Четыре, а может быть, пять дней назад. Точно не помню.

– Он сам пришел?

– Нет, я его пригласила.

– Ну и как? Что произошло?

– Да ничего.

– Ничего?

– Совсем ничего, – Марта утвердительно кивнула. – Знаете, я очень терпеливая женщина. Мое терпение бесконечно. Видите ли, я ему предоставила все возможности. Но он просто... Он просто... неопытен. Он ничего не знает и не умеет. Абсолютно ничего. Ну есть же границы терпения?

– Я не уверен, что понимаю вас, мисс Тэмид.

– Нельзя же винить человека за неопытность. Это совсем не то, что быть невнимательным... Понимаете? Когда я попыталась все выяснить, я поняла, что он просто... неопытный. Он просто ничего не знает. Он ничего не знал и не умел.

– Что он не знал, мисс Тэмид?

– Что делать с женщиной и как.

Внезапно она наклонилась вперед.

– Я вам могу довериться. Верно? Вы ведь как исповедник. Разве нет? Священник, который выслушивает исповедь? Я могу вам все сказать?

– Конечно, – подтвердил Хейз.

– Я сама сняла блузку, – стала рассказывать Марта, – потому что он никак не мог расстегнуть пуговицы. Ну а потом... Он даже не сумел меня раздеть... не знал как. Он никогда не был с женщиной. Вы меня понимаете? Он еще невинный.

Марта откинулась на спинку стула и произнесла:

– Разве невинность может обидеть!

* * *

Однако полицейские, которые обыскивали комнаты, очень обижались на полную невиновность всех. Они обыскали дом Мэри Томлинсон от подвала до чердака, прочесали каждый дюйм квартиры Майкла Тейера, они заполнили дом Амоса Барлоу, как термиты, но не нашли даже следов фильма, украденного у Фреда Хеслера. Они осмотрели все в маленьком «фольксвагене» миссис Томлинсон, перетряхнули каждое место в голубом «седане» Майкла Тейера, обшарили золотистый «шевроле» Амоса Барлоу, но ничего не нашли и там. Они перевернули все вверх дном в маленьком офисе Тейера в здании Брио и в почтовом отделении Барлоу на Мейфер, 891, но так и не наши фильм, и запущенная было карусель снова остановилась.

На следующий день, даже не подозревая, как близко они подошли к разгадке этого дела, детективы собрали совет на участке.

– Что вы обо всем этом думаете? – задал вопрос Хейз. – Есть какие-нибудь предложения?

– Никаких, – вздохнул Карелла.

– А у тебя, Мейер?

Мейер отрицательно покачал головой.

– У тебя, Берт?

Клинг ответил после минутного колебания:

– Нет.

– Значит, назовем это самоубийством и закроем дело? – спросил Хейз.

– А еще, черт возьми, что мы можем сделать? – задал вопрос Мейер.

– Давайте попросим у Питера разрешение оставить его среди нераскрытых, – предложил Карелла.

– Это все равно, что загубить все дело, – не согласился Хейз.

Карелла пожал плечами.

– Может, когда-нибудь в нем что-то и прояснится?

– Когда?

– Кто знает? Мы зашли в тупик. Что еще мы можем сделать сейчас?

Хейз все еще колебался, он не желал сам собственными руками загубить все.

– Давайте проголосуем, – предложил он.

Все согласно кивнули.

– Кто за то, чтобы просить у Питера разрешения сослать это дело в Сибирь?

Никто не поднял рук.

– Мейер?

– Сбрасывай, – махнул рукой Мейер.

– Берт?

– Сбрасывай.

– Стив?

Стив долго молчал, потом неохотно кивнул и сказал:

– Ладно. Ссылай, сбрасывай.

В тот день на стол лейтенанта Питера Бернса легло заявление. Он мельком взглянул на него, взял ручку и подписал разрешение. Перед тем как уйти домой, Альф Мисколо собрал со всех столов кучу бумаг, подошел к зеленому шкафу с надписью «Нераскрытые дела», выдвинул ящик и бросил в него папку, в которой были все документы по делу Томми и Ирэн Тейер.

Глава 14

Человек лежал на спине в Гровер-парке. Они уже очертили контуры его тела на мокрой траве к тому времени, когда прибыли Карелла и Хейз. Человек, казалось, был нелепо вставлен в раму своей невероятной позы, белый порошок схватил момент смерти и запечатлел его.

Полицейский фотограф исполнял свой мрачный танец вокруг трупа, каждый раз после очередной вспышки фотоаппарата меняя угол съемки. Труп, не мигая, глядел на него, скрючившись в нелепой позе, в которой застала его смерть: подогнув одну ногу под себя, вытянул другую. Солнце ярко светило. Стоял май, и воздух был напоен пьянящим ароматом свежескошенной травы, восхитительным запахом магнолий, кизила, вишен и айвы. А в сердце у него торчал нож!

Они стояли вокруг тела, обмениваясь любезностями, они собирались вместе только тогда, когда торжествовала Смерть. Ребята из лаборатории, фотограф, помощник главного медицинского эксперта, два детектива из отдела убийств Северного округа, двое с 87-го седьмого участка – все окружили труп человека с ножом в сердце и спрашивали друг друга о повседневных делах, слышали ли они, что Манилус из 33-го участка был убит грабителем вчера вечером, о людях, съезжающих с квартиры ночью, чтобы не платить за нее, и о том, будет ли упорствовать комиссар, и о том, что день был прекрасный и погода этой весной прекрасная и нет ни капли дождя. Они перекидывались шутками. Фотограф рассказал одну – о первом астронавте на луне, одновременно незаметно и по-деловому выполняя свою работу. Мертвец лежал на траве. Они признавали его присутствие мысленно, только ловко орудуя руками. Они, по сути, отрицали его. Он уже был для них не человеком, а проблемой.

Карелла вынул из его груди нож, после того как был закончен медицинский осмотр и фотографирование. Он осторожно взял его, предварительно прикрыв ладонь носовым платком, чтобы не снять возможные отпечатки на рукоятке и лезвии.

– Вы выпишете свидетельский бланк? – спросил его один из лаборантов.

– Да, – ответил он кратко.

Он вытащил три или четыре бланка из заднего кармана брюк, вынул один из перевязанной резинкой пачки, положил остальные обратно, снял колпачок с ручки и начал писать.

Автоматически он перевернул бланк и на обратной стороне заполнил строчки необходимой информацией.

Он привязал ярлык к ручке ножа в том месте, где она соединялась с острием. Затем, держа нож за привязанный к нему ярлык, подошел к лаборанту, который делал рисунок тела и его местоположение.

– Можете взять его с собой, – сказал Карелла.

– Спасибо, – лаборант принял нож из его рук и отнес его в машину, стоящую одним боком на траве, другим на дорожке, которая опоясывала парк. Прибыла «Скорая помощь», и санитары ждали, когда все кончат работу, и они смогут отвезти тело в морг на вскрытие. Хейз, находящийся где-то рядом на расстоянии нескольких футов от того места, где ожидали санитары, расспрашивал человека, заявившего, что видел все происшествие. Карелла без всякой определенной цели подошел ближе. Иногда ему казалось, что вся эта официальная суматоха, которая начинается, когда обнаружен труп, предназначена для того, чтобы безболезненно свыкнуться с мыслью о существовании насильственной смерти. Служащие делали снимки, наброски, собирали латентные отпечатки и все доступные свидетельские показания, но все это были действия людей, которые на самом деле медлили, привыкая к мысли о трупе и необходимости иметь с ним дело.

– Когда это случилось? – спрашивал Хейз свидетеля.

– Должно быть, полчаса назад, – сказал он. Это был худой старик, его голубые глаза слезились, из носа текло. Он все время вытирал его тыльной стороной руки, покрытой коркой слизи.

– А где вы сидели, мистер Колуци? – поинтересовался Хейз.

– Прямо здесь, на этом высоком камне. Я делал набросок озера. Видите ли, я уже на пенсии, живу с дочерью и зятем на Гровер-авеню, тут недалеко, через парк.

– Вы можете нам рассказать, что произошло? – попросил Хейз.

Он заметил, что Карелла стоит рядом, и произнес:

– Стив, это мистер Колуци, – познакомьтесь. Детектив Карелла.

– Здравствуйте, – приветливо произнес старик и тут же спросил по-итальянски: – Вы итальянец?

– Да, – подтвердил Карелла.

– Как хорошо, – улыбнувшись, продолжал старик по-итальянски. – Я отвечаю на вопросы вашего друга.

– Я не думаю, что он понимает итальянский, – мягко остановил его Карелла. – Ты понимаешь, Коттон?

– Нет, – ответил Хейз.

– Я ему говорил, что прихожу сюда каждое утро порисовать. Я сидел вон там, когда подъехала машина.

– Какая, мистер Колуци? – поинтересовался Карелла.

– "Кадиллак" с откидным верхом, – ответил Колуци без запинки.

– А цвет?

– Голубой.

– Верх опущен?

– Нет.

– Вы случайно не заметили номера машины?

– Заметил, – Колуци вытер нос тыльной стороной руки и сказал: – Я записал его в своем альбоме.

– Вы очень наблюдательный человек, мистер Колуци, – похвалил Хейз, приподняв в восторге брови.

Колуци пожал плечами и опять вытер нос рукой.

– Ведь не каждый день доводится видеть, как человека закалывают до смерти.

Было видно, что для него это было настоящее развлечение, которое доставляло ему удовольствие. Ему было лет шестьдесят семь – шестьдесят восемь, худой старик с все еще мускулистыми, жилистыми, но слегка трясущимися руками. Старик, которого выпустили погулять и который каждый день приходил в парк рисовать. В это утро, которое началось как обычно, в его жизнь вошло что-то новое. Он наблюдал за озером и рисовал ту его часть, которая была рядом с доком, где в беспорядке на воде качались гребные лодки, как вдруг к краю извилистой дорожки подъехал «кадиллак», и произошло убийство. И старик, которого никто не заметил на его высоком валуне, откуда он хорошо видел и озеро и место убийства, был весь насторожен, наблюдателен и скор. Он закричал убийце и потом записал номер машины, когда она отъезжала. Впервые за многие годы, он почувствовал себя снова нужным, полезным, и он радовался этому, с удовольствием разговаривал с этими двумя людьми, которые восхищались живостью его ума и которые разговаривали с ним, как с равным, как мужчины с мужчиной, а не с ребенком, которого надо каждое утро выпускать на солнышко погулять.

– Так какие были номера, мистер Колуци? – повторил вопрос Карелла.

Колуци открыл свой альбом для рисования. Он рисовал углем и половину страницы занимал изящный набросок лодок в доке. В углу страницы, тоже углем, он записал: IS-7146. Карелла заметил, что семерка была перечеркнута, как ее обычно пишут на континенте. Он все это про себя отметил, списывая номер в собственный блокнот.

– Не могли бы вы нам точно сказать, что здесь произошло, мистер Колуци?

– Подъехала машина. Вот сюда, – Колуци показал место на тротуаре. – Я заметил ее сразу же, потому что сразу стало очень шумно: завизжали шины, хлопнула дверь, человек подбежал прямо к этому второму, который сидел на скамейке. Тот сразу же встал, пытаясь бежать, но тот, который приехал в машине, бегал быстрее. Он схватил его за руку, развернул к себе, потом вскинул правую руку, сначала я решил, что он его избивает правой рукой, а потом понял, что убивает. Я вскочил, закричал, а он развернулся, взглянул на меня и побежал к машине. Мне показалось, что он испугался. Не думаю, что он оставил бы свой нож в груди человека, если бы не был напуган.

– А вы не боитесь, мистер Колуци?

– Я, чего мне бояться?

– Не боитесь говорить нам обо всем этом? Не боитесь преследования?

– Какого?

– Вендетты не боитесь? – спросил Карелла по-итальянски.

– Чего мне бояться? Подумаешь, вендетта?! Велика важность?! Я старик, что мне до их вендетты. Что они мне могут сделать? Убить? Если это самое худшее, что со мной может случиться, я не против.

– Мы ценим вашу помощь, мистер Колуци!

– Я так понимаю: человек должен иметь право пойти погулять в парк, посидеть на скамейке, если ему это хочется. Никто не имеет права убивать его, когда он сидит, отдыхает и никому не мешает.

– Большое вам спасибо, – опять поблагодарил Карелла.

– Не стоит, – ответил старик. Вернувшись на свое место, он снова принялся рисовать гребные лодки на озере.

* * *

Зрение у старика, несмотря на его шестьдесят семь лет, было отличное.

Звонок в Транспортное бюро подтвердил, что голубой «кадиллак» с откидным верхом, номером IS-7146 принадлежит некоему мистеру Фрэнку Дюма, проживающему на Фэрвью, 1137, в Айсоле. «IS» на номере машины подтверждал правильность адреса владельца. Карелла поблагодарил служащего бюро, повернулся к Хейзу и сказал:

– Все слишком просто. Чертовски легко и просто!

Хейз пожал плечами и заметил:

– Мы ведь его еще не взяли.

Они запросили свободную машину и отправились в центр, на Фэрвью-стрит. Карелла думал о том, что на следующий день ему предстоит выводить линейный наряд, а это значит вставать на час раньше, чтобы быть на месте вовремя, Хейз – о том, что в понедельник он обязан давать показания в суде по делу о краже со взломом. Окна в машине были открыты, их старый «бьюик» с новыми шинами был оснащен рацией. В свое время это была отличная машина, но Карелла размышлял о том, что в случае преследования ей не угнаться за современными супермоделями, Фэрвью-стрит была запружена народом, люди вышли на улицу просто поболтать друг с другом или подышать свежим воздухом. Они поставили машину, у обочины напротив дома 1137 и направились к нему. Люди, сидящие на парадном крыльце, сразу поняли, что приехала полиция. Хотя и машина не была полицейской и на них были обычные деловые костюмы, рубашки и галстуки, но люди на крыльце многоквартирного дома узнали бы в них полицейских, даже если бы на них были шорты и джинсы. У полицейского есть свой особый, отличительный запах. Если вы долго живете в районе, где много полицейских, вы этот запах всегда распознаете. Вы привыкаете бояться этого запаха, ведь полицейский не предсказуем. Сегодня, он вам поможет, а завтра на вас же и обрушится. Люди, сидящие на крыльце, наблюдали, как два незнакомца, Карелла и Хейз, взбираются по ступенькам, входят в вестибюль. Крыльцо сразу же опустело. Стоящие там два молодых человека тут же решили, что им не мешает сходить в кондитерскую поесть сливок. Старик из соседнего дома надумал подняться на крышу и взглянуть на своих голубей. Старушка с первого этажа собрала свое вязанье, взяла складной стульчик и ушла смотреть дневную программу телевидения. Появление полицейских всегда означает неприятности, а уже о детективах и говорить нечего, от них беды не оберешься.

Карелла и Хейз понимали, конечно, что происходит за их спиной, они внимательно осмотрели все почтовые ящики и обнаружили, что Фрэнк Дюма жил в квартире 44. Через вестибюль они вышли к лестнице, поднялись по ступенькам. Они прошли мимо маленькой девочки, которая специальным ключом прикручивала роликовые коньки.

– Здравствуйте, – приветствовала она их.

– Здравствуй! – ответил Карелла.

– Вы ко мне? – спросила она.

– А где ты живешь?

– В двадцать первой квартире.

– Нет, ты уж извини, – сказал Карелла и улыбнулся.

– Я думала, что вы пришли насчет страховки, – пояснила она и снова занялась коньками.

На площадке третьего этажа они вытащили револьверы. Квартира сорок четыре помещалась в середине холла. Они молча подошли к двери, минуту стояли, прислушивались, затем встали по обе ее стороны. Карелла кивнул, и Хейз, весь подобравшись, решительно пнул ногой дверь.

Он едва успел убрать ногу, как из квартиры раздались громкие выстрелы, а из двери полетели щепки.

Глава 15

Хейз бросился на пол при первом выстреле в тот момент, когда на деревянной двери от выстрела образовалась дырка. Пуля просвистела у него над головой, когда он плашмя лежал на полу, рикошетом отскочила от стены за его спиной и под каким-то немыслимым углом устремилась вниз в холл, когда раздался следующий выстрел. Опять дерево треснуло и Карелла съежился, так как пуля просвистела по узкому проходу в нескольких дюймах от его лица, от того места, где он стоял слева от двери, крепко прижав к груди револьвер, втянув голову в плечи. Хейз, лежа на полу, пытался еще продвинуться вправо от двери, когда раздался третий выстрел. Потом, почти сразу же, один за другим последовали еще четыре, пули откалывали куски дерева от двери, отскакивали в покрытый трещинами потолок над головой. Он насчитал семь выстрелов, барабан револьвера, наверное, опустел, если тот, кто сидел в квартире, стрелял из револьвера сорок пятого калибра. Наступила пауза. Вполне возможно, что он перезаряжал оружие, а может быть, у него было другое оружие, с девятью зарядами, или «Хэрингтон и Ричардсон» двадцать два, у которого было столько же зарядов, или... Не было времени перебирать другие варианты. Быть может, и перезаряжает или просто выжидает, а может быть, у него два пистолета, а вдруг – вдруг он сейчас вылезает через окно. Карелла вобрал воздух в легкие, отполз к противоположной стене, прижался к ней, уперся ступнями ног в дверной замок.

Дверь распахнулась и по инерции увлекла за собой Кареллу под град пуль, летевших из окна. Хейз сразу же последовал за ним. Они оба бросились плашмя на изношенный линолеум комнаты, стреляя по окну, в котором на какое-то мгновение показался и сразу же исчез силуэт мужчины. Они вскочили и подбежали к окну, Карелла на минуту высунул голову, но тут же отпрянул назад, где-то над его головой пролетела пуля, и отбитый кусок кирпича ударил его по щеке.

– Он направляется на крышу! – закричал он напарнику, не оборачиваясь, так как и без того знал, что Хейз сразу же побежит наверх по лестнице, а сам он взберется на крышу по пожарной в погоне за преступником. Он перезарядил револьвер из патронташа, болтавшегося на поясе, шагнул к пожарной лестнице и выстрелил в человека, находящегося над ним двумя этажами выше. Взбираясь по обитым железом ступеням, человек наверху больше не стрелял. Вместо этого, поднимаясь вверх, он начал сбрасывать вниз все, что попадалось ему на ступенях: цветочные горшки, железки, детский игрушечный грузовик, старый потрепанный чемодан – все это грохотало вокруг Кареллы, пока он пробирался вверх. Огневой шквал прекратился, когда человек добрался до крыши. Прозвучали и откликнулись эхом в тихом весеннем воздухе три выстрела. Это Хейз появился на крыше.

К тому времени, как Карелла присоединился к нему, он одним прыжком перемахнул на крышу соседнего здания и исчез из вида.

– Он сбежал, пока я перезаряжал револьвер, – пояснил Хейз.

Карелла коротко кивнул и засунул в кобуру свой револьвер.

* * *

Когда они добрались до участка, Мейер уже ждал их с данными на Фрэнка Дюма.

– У него нет судимости, по крайней мере, в нашем городе, я жду, что скажут федеральные службы.

– Плохо, – произнес Карелла. – Все это похоже на работу профессионала.

– Может быть, он и есть профессионал.

– Но ты же только что сказал, что его нет в картотеке.

– Откуда нам знать, как его настоящее имя?

– Машина была зарегистрирована...

– Я еще раз связался с Транспортным бюро, – пояснил Мейер, – они сказали, что машина была зарегистрирована всего лишь в прошлом месяце. Он мог воспользоваться вымышленным...

– А как же водительские права?

– С каких это пор воры беспокоятся о правах?!

– Воры – самые осторожные водители в мире, – возразил Карелла.

– Я проверил по телефонному справочнику. Там даются телефоны шести Фрэнков Дюма. Держу пари, что он выбрал это имя наугад из справочника.

– Вполне возможно.

– Стоит проверить, – настаивал Мейер.

Он также сообщил им о результатах наблюдений Энди Паркера за тиром и о том, что вечером, в семь часов, ему понадобится пять человек для облавы, составлен список, в нем – фамилии Хейза и Кареллы.

– Мы собираемся здесь в шесть тридцать, – объявил он.

– А я планировал в шесть уйти домой, – посетовал Карелла.

– Хорошие планы никогда не сбываются, – пожалел его Мейер.

– Да уж, – протянул Карелла и поскреб затылок. – Как ты думаешь, Коттон? Может быть, нам вернуться на Фэрвью и поговорить с домовладелицей или с кем-нибудь еще?

– Наверняка, она знает, кто арендует ту квартиру, – согласился Хейз.

– А вы обедали? – поинтересовался Мейер.

– Нет еще.

– Поешьте сначала. Дела подождут.

Они пообедали в столовой рядом с участком. Карелла думал о том, не скажут ли что-нибудь определенное в лаборатории об этом ноже-клинке. Он не мог понять, почему убийца в парке действовал ножом, тогда как в его распоряжении был по крайней мере один револьвер.

– Ты думаешь, он видел нас, когда мы поднимались по лестнице? – спросил Карелла.

– Должно быть, да. Помнишь, как все, кто были на крыльце, слиняли. Нужно быть идиотом, чтобы не догадаться, что мы полицейские.

– Эта булочка зачерствела. А твоя как?

– Вполне съедобная. Возьми половину!

– Да нет, ешь сам.

– Я же все равно всю не съем.

– Спасибо. – Карелла отрезал половинку булочки Хейза и начал ее жевать. – Так-то лучше, – промолвил он и взглянул на часы. – Нам пора двигаться. Он-то о нас уже знает, а мы можем справиться хотя бы о том, действительно ли его настоящее имя Дюма.

– Дай попить чай, – проворчал Хейз.

Хозяйка дома 1137 на Фэрвью-стрит не испытывала восторга при виде полицейских и не скрывала этого.

– Вечно здесь полицейские. Я сыта ими, – пожаловалась она.

– Это очень плохо, мадам, но мы вынуждены задать вам несколько вопросов.

– Вы всегда сначала стреляете, а потом задаете вопросы, – сказала она сердито.

– Мадам, человек из сорок четвертой квартиры первым открыл стрельбу, – объяснил Хейз.

– Это ваша версия.

– А вы знаете, кто он?

– Кто будет возмещать ущерб за...

– Во всяком случае, не мы, – отрезал Хейз. – Как его фамилия?

– Джон Доу.

– И все, мадам?

– Так его зовут, под этой фамилией он снял квартиру.

– И давно он здесь живет?

– Два месяца.

– Он платил ренту наличными или выписывал чек?

– Наличными.

– А вы не подозревали, что Джон Доу его не настоящее имя? Тем более, что на его почтовом ящике имя Фрэнк Дюма.

– Я ведь не полицейский. Мое дело сдавать квартиры тому, кто сюда приходит, а не подозревать. Он уплатил за месяц вперед, не поднимал шума ни из-за увеличения квартплаты, ни из-за четырех долларов за телевизионную антенну, так что с какой стати мне его подозревать? Мне все равно, как его там зовут, Джон Доу или Джон Рокфеллер, если он аккуратно платит за квартиру и не причиняет неприятностей.

– Но он ведь причинил вам неприятности?!

– Это вы причинили мне неприятности, – возразила хозяйка дома, – это вы пришли сюда и подняли стрельбу в холле. Вы разве не знали, что в то время, как вы стреляли, на ступеньках сидела маленькая девочка? Об этом вы знали?

– Маленькая девочка, мадам, была на втором этаже, – пояснил Карелла, – и потом, мы не предвидели стрельбы.

– Тогда вы не знаете полицейских так, как знаю их я. Всегда начинается стрельба, когда появляется полицейский.

– Нам бы хотелось обыскать квартиру этого мистера Доу.

– Тогда принесите ордер на обыск.

– Ну что вы, мадам, – пробовал увещевать ее Хейз, – вы же не заставите нас снова тащиться в город. Верно?

– А меня это не касается. Если вы хотите обыскать квартиру, предъявите ордер. Все по закону.

– Ну а вы, конечно, знаете, что ваши контейнеры для мусора все еще стоят на пешеходной дорожке. Знаете? – начал атаку Карелла.

– Ну?

– Да, ваши мусорные контейнеры. А вы должны были их убрать к полудню. Сейчас уже половина второго.

– Я их сейчас же уберу, – промямлила хозяйка. – Проклятые грузовики, только-только к полудню и появились здесь.

– Очень неудачно, – гнул свое Карелла, – но если вы их сейчас уберете, ничего не изменится. Налицо судебно наказуемый проступок. Вы же знаете, что за это полагается большой штраф.

– Послушайте! Вы же пытаетесь меня шантажировать?!

– Совершенно верно! – уточнил Хейз. – Ведь на самом деле вы не хотите, чтобы мы отправились снова в город за ордером на обыск?

– Фараоны, – презрительно пробормотала она и повернулась к ним спиной. – Идите, проводите обыск. Да смотрите не украдите ничего там в квартире.

– Постараемся, – пообещал Карелла, – но это не легко.

Они стали подниматься по ступеням на четвертый этаж. Та же самая девочка сидела на площадке второго этажа, все еще пытаясь приладить свои роликовые коньки.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – ответил Карелла.

– Вы ко мне?

– Квартира двадцать один? – вспомнил Карелла.

– Да.

– Нет, уж прости, пожалуйста.

– Я думала, что вы страховые агенты, – сказала девочка и снова занялась своими коньками.

Когда они добрались до площадки четвертого этажа, дверь сорок четвертой квартиры не была заперта, после того как Карелла вышиб ее, она осталась приоткрытой, и через щель темный коридор прорезала полоса яркого солнечного света.

Молодая женщина быстро обернулась к ним от туалетного столика, где она искала что-то в ящиках. Ей было лет восемнадцать, в волосах – бигуди, на лице – никакой косметики, на плечах поверх пижамы накинут розовый халат.

– Эй, привет, – сказал Карелла.

У нее лицо вытянулось, как будто ей было всего-навсего года четыре и ее застали за занятием, которое строго запрещали родители.

– Вы полицейские. А?

– Совершенно верно, – подтвердил Хейз. – А что вы здесь делаете, мисс?

– Смотрю, только и всего.

– Все разглядываешь. А? – поинтересовался Карелла.

– Ну, в общем, да!

– И как тебя зовут?

– Синтия.

– Синтия? А дальше?

– Я ничего не взяла, мистер, – испугалась Синтия. – Я просто зашла посмотреть, только и всего. Я здесь живу, дальше по коридору. Спросите кого угодно.

– А что ты хочешь, чтобы мы спросили?

– Живу ли я здесь, на этаже.

Синтия пожала плечами. Лицо ее сморщилось и все более мрачнело, как у маленькой девочки, готовой расплакаться от вопросов взрослых.

– Как же все-таки твоя фамилия, Синтия?

– Рейли.

– Ну и что ты здесь делаешь?

Синтия опять пожала плечами.

– Воруешь?

– Нет! – она почти кричала. – Нет! Клянусь богом, нет!

– Тогда что же?

– Смотрю.

– Ты знаешь человека, который живет в этой квартире?

– Нет. Я его раза два видела в холле и только.

– А как его зовут?

– Тоже не знаю. – Синтия, помолчав, сказала: – Я больна, у меня сильная простуда. Вот почему я так одета. Я не смогла пойти на работу, потому что у меня был сильный жар: сто шесть градусов[3].

– Ну и решила немного прогуляться. Верно?

– Да. Верно. – Она улыбнулась, потому что подумала: наконец-то детективы начинают понимать, что она делает в чужой квартире, но детективы остались суровы, и опять на ее лицо набежала тень, и она помрачнела, готовая в любой момент расплакаться.

– И ты прямо сюда вошла. А?

– Только из любопытства.

– Что тебя заинтересовало?

– Стрельба. – Ее опять всю передернуло. – Вы что, собираетесь меня арестовать? Я ничего не брала. Я умру, если вы посадите меня в тюрьму. – Она помолчала, а потом вдруг выпалила: – И вообще у меня жар.

– Тогда иди и ложись в постель, – сказал Карелла.

– Вы разрешаете мне уйти?

– Иди, уходи отсюда.

– Спасибо. – Синтия наскоро поблагодарила и исчезла, пока они не передумали.

Карелла вздохнул.

– Ты хочешь заняться этой комнатой? Я займусь второй.

– Хорошо, – согласился Хейз.

Карелла пошел в соседнюю комнату. Хейз начал осматривать, что есть в туалетном столике, в котором шарила Синтия. Он разглядывал содержимое второго ящика, когда услышал за дверью звук роликовых коньков. Он оторвался от своего занятия в тот момент, когда девочка, которую они встретили на площадке второго этажа, на коньках въехала в комнату.

– Привет! – сказала она.

– Привет, – ответил Хейз.

– Вы только что въехали?

– Нет.

– Значит, куда-то переезжаете?

– Нет.

– Тогда зачем же вы вынимаете все вещи из ящика?

– Это не мои вещи.

– Тогда их нельзя трогать.

– Думаю, действительно нельзя.

– А зачем же трогаешь?

– Потому что пытаюсь что-нибудь найти.

– А что ты пытаешься найти?

– Пытаюсь выяснить имя человека, который живет в этой квартире.

– А, – протянула маленькая девочка и покатилась на своих коньках к другой стене комнаты, а затем, вернувшись, спросила: – Нашел его имя в ящике?

– Пока нет.

– А ты думаешь, оно там?

– Может быть. Смотри, видишь?

– Вижу. Это – рубашка.

– Верно. Но я имею в виду воротник.

– А? Вот эти цифры?! – поняла малышка. – Я уже умею считать до ста десятками. Хочешь послушать?

– Как-нибудь потом, – пообещал Хейз. – Вот эти цифры оставлены прачечной. Вот мы, возможно, и узнаем его имя по номеру заказа в прачечной.

– Здорово, – откликнулась девочка и потом сразу же сказала: – Десять, двадцать, тридцать, пятьдесят.

– Сорок, – поправил ее Хейз.

– ...сорок, пятьдесят, шестьдесят, тридцать.