Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Кинстеры (№5) - Тайная любовь

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Лоуренс Стефани / Тайная любовь - Чтение (стр. 13)
Автор: Лоуренс Стефани
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Кинстеры

 

 


Его губы возвратили ей это наслаждение, потом он слегка прикусил ее губу.

— Тебе это нравится, да? — Он хрипло рассмеялся.

Она крепче сжала его в объятиях.

Габриэль откинул голову назад и застонал. Потом он поймал непослушные пряди ее волос, оттянул ее голову назад, чтобы видеть выражение ее глаз.

— Ты создана, чтобы принадлежать мне.

Алатея сжала губы. Должно быть, он был прав. Тряхнув головой, она высвободила свои волосы из его руки, и это внезапное движение будто изменило ее. Она наклонилась еще ближе к нему и еще сильнее сжала его.

Габриэль с трудом втянул воздух, потом его губы снова нашли ее, и этот поцелуй был требовательным и властным. Он потерял контроль над собой. Обоих снова захватил вихрь, объяло пламя. Страсть подняла их высоко на волне чистой радости и испепелила. Облегчение было таким сладостным, таким глубоким, что они даже не почувствовали, как оказались на полу. Единственной реальностью для них стало то, что они были вместе, что они слились в единое существо.

— Ты назвала меня Габриэлем.

Лежа у него на груди, все еще не вполне придя в себя, Алатея с трудом соображала.

— Я мысленно уже много недель называю тебя Габриэлем.

— Хорошо, я и есть Габриэль.

Теперь он распростерся на диване, лежа на спине, и поднял туда же ее.

— Я больше не товарищ твоих детских игр. Я твой любовник и стану твоим мужем. Я настаиваю на этом. — Его рука сжала ее затылок, потом разжалась и принялась нежно поглаживать волосы. — Впрочем, не важно, как ты меня называешь, как я называю тебя. Это ничего не меняет. Ты женщина, которую я желаю, а ты желаешь меня. Ты моя. Ты всегда была моей и всегда будешь моей.

Железная уверенность, прозвучавшая в его словах, потрясла Алатею. Она пошевелилась.

— Лежи спокойно. Тебе не холодно?

— Нет, конечно, нет!

Ее кожа все еще пылала. Тело, теперь находившееся под ней, источало жар.

Она вспомнила, как однажды ночью они лежали рядом, . глядя на звезды, не прикасаясь друг к другу, но между ними возникло напряжение, и оно было настолько сильным, что, казалось, вот-вот от них полетят во все стороны искры. Теперь это напряжение совершенно исчезло — их окружало спокойствие, глубокое и прочное. Удовлетворение и насыщение, о существовании которого она даже и не подозревала, окутывало их, и Габриэль охотно разделял с ней этот безмерный покой. Она могла слышать биение его сердца под своим ухом — оно билось медленно и ровно.

— Почему ты здесь?

Он задал этот вопрос ровным голосом, и, заинтригованная, она ответила:

— Ты привел меня сюда.

— И ты пришла, а теперь лежишь в моих объятиях, совершенно нагая, — ты приняла меня с охотой, добровольно отдалась мне только потому, что я желал тебя.

Его рука потянулась к ее волосам и нежно их погладила.

— Ты чувственная женщина, королева в постели, и мне не важно, сколько тебе лет. Ты неопытна, но так восприимчива, что у меня голова кругом идет от тебя.

Она закрыла глаза:

— Не надо.

— Что не надо? Не надо говорить правду? Но почему? Тебе нравится отдавать, и единственный мужчина, которому ты будешь отдаваться, — это я.

Алатея не могла ничего отрицать, и это предоставляло ему преимущество, власть над ней.

Она сделала над собой усилие и попыталась сесть.

— Нам пора.

— Нет еще.

Он нежно прижал ее к себе и поцеловал в мочку уха. Потом его губы проделали путешествие по ее коже.

— Еще только раз… Еще… Еще…

Глава 16

На следующее утро Алатея сидела в беседке в дальней части сада и смотрела, как к ней приближается Габриэль. Яркий солнечный свет играл на его волосах, время от времени высекая из них искры золота, а она вспоминала, какими мягкими они были под ее пальцами.

Прищурив глаза, она наблюдала, как он здоровается с ее сестрами. На этот раз Алатея отказалась участвовать в прополке под предлогом плохого самочувствия; на самом же деле причиной было то, что она почти не спала ночью.

Если бы ей потребовалось неопровержимое доказательство того, что Габриэль правильно оценивал ее чувства, то вторая половина вечера в доме леди Ричмонд вполне подходила для этого.

Алатея не была лицемеркой и признавала, что наслаждение, которое получала, отдаваясь ему, было самой глубокой и светлой радостью, которую она познала. Удовлетворяя его желания, она и сама испытывала счастье, ее охватывало ощущение выполненного предназначения. Габриэль сказал, что по своей природе она склонна отдавать, и она согласилась с этим; но она была готова и брать. Однако в этом отношении существовал определенный предел.

Да, он был очарован, опьянен ею, этого нельзя отрицать.

Но что бы Габриэль ни говорил, ее возраст имел значение и был препятствием. Она была старше и отважнее многих женщин, она чувствовала себя увереннее по причине своего зрелого возраста и лучше могла оценить его таланты любовника. Но их обоюдное увлечение вовсе не означало, что они должны пожениться.

Когда Габриэль, поговорив с девушками, направился к ней, Алатея собрала все свои силы, стараясь держаться со спокойной уверенностью. Она слишком много думала о нем, слишком дорожила им, чтобы безвольно отдать себя на милость победителя, на его милость.

Габриэль подошел к беседке непринужденным шагом и поднялся по ступенькам.

Его объяла тишина.

— В чем дело?

Алатея сделала ему знак сесть рядом на короткую и узкую плетеную скамейку.

Скамейка не была рассчитана на двоих, и они оказались совсем близко друг к другу.

Она глубоко вздохнула и решительно бросилась в бой.

— Я не вижу никаких причин для нашего брака. Молчи! — Она отмела его попытку возразить: — Сначала выслушай меня.

Черты его лица стали жёстче, но он не произнес ни слова.

Алатея огляделась: неподалеку от них весело щебетали ее братья и сестры.

— О графине, как и том, в каких отношениях мы состоим, знаем только ты и я. Мне двадцать девять лет, и я пытаюсь внушить всем, что не помышляю о браке. Я отказалась от этой мысли одиннадцать лет назад. Для всех я старая дева. Твое внезапно проявившееся внимание ко мне не означает, что все ждут нашего брака. Мы достаточно умны и осторожны и понимаем, как нежелательны были бы любые сплетни о нашей близости хотя бы из-за наших семей и близких. Вот почему нам не стоит вступать в брак.

— Ты за этим пригласила меня?

Она решительно встретила его взгляд.

— Независимо от того, что ты собираешься сказать или сделать, нет никаких оснований приносить себя в жертву.

Габриэль внимательно вглядывался в ее лицо.

— Как ты думаешь, — спросил он наконец, — почему я хочу на тебе жениться?

Ее губы дрогнули. Она махнула рукой в сторону сада, где беспечно резвились ее братья и сестры, даже не ведающие о том, какая угроза нависла над их семьей.

— Ты хочешь на мне жениться потому, что, представ в образе графини, я попросила тебя о помощи. Я знала, что, если объясню, как велика опасность, грозящая нам, ты поможешь. Ты всегда готов прийти на помощь. Это твоя основная черта. Желание защищать стало для тебя наваждением.

Он проследил за ее взглядом.

— Значит, ты думаешь, что я хочу жениться на тебе, чтобы защитить?

— Я пыталась затянуть тебя в свою игру. Это было нечто вроде ловушки, но я никогда не собиралась вынуждать тебя жениться на мне.

Габриэль вглядывался в ее глаза, в эти озера орехового цвета и бездонной глубины. Мысль о ее уязвимости, преследовавшая его с того момента, как ему стало известно, кто она, теперь исчезла, испарилась. Она не имела ни малейшего представления о том, что он боготворит ее и одержим не желанием защищать ее, а ею самой.

Габриэлю оставалось лишь удивляться тому, как она наивна, несмотря на свой возраст, несмотря на то что знала его всю жизнь.

Он оглянулся на ее сестер, пытаясь собраться с мыслями.

— Рискуя разбить в пух и прах твои иллюзии, должен сказать, что я совсем не поэтому хочу жениться на тебе.

— Тогда почему же?

— Я безумно желаю тебя.

Румянец окрасил ее бледные щеки.

— Желание в нашем кругу не обязывает к браку.

Алатея отвела взгляд и смотрела куда-то в сторону, предоставив ему любоваться ею. Соединение силы и ранимости — вот что было главной ее чертой.

— Сколько лет мы знакомы?

— Вечность — всю нашу жизнь.

— Несколько недель назад ты сказала Чиллингуорту, что наши отношения устоялись и приняли определенную форму. Я согласился. Ты помнишь это?

— Да.

— Я сохранил мои самые ранние воспоминания о тебе. Должно быть, нам тогда было года по два — не больше. С колыбели мы с благословения наших родителей были друзьями. В двенадцать мне стало трудно относиться к тебе как к сестре. Я никогда не понимал почему и знал только, что в наших отношениях что-то не ладилось. Ты тоже это знала…

Ее «да» было похоже на тихий шелест — они оба вглядывались в прошлое, в долгие годы, когда им было так трудно друг с другом.

— Помнишь, когда нам удавалось улизнуть из амбара старого Коллинриджа, ты всегда ухитрялась зацепиться юбками за гвоздь? Люцифер уже сидел в седле и держал наготове наших лошадей, а мне приходилось держать тебя за бедра, чтобы ты могла отцепить свои юбки. Все время мое отношение к тебе было какой-то странной смесью небесной радости и адской муки. Я никогда не мог понять, почему меня так тянет к тебе, почему всегда хочется быть рядом. Я становился агрессивным, меня охватывало какое-то безумие. Я испытывал желание схватить тебя в охапку и хорошенько встряхнуть.

Она рассмеялась, но смех ее был каким-то невеселым, напряженным.

— Мне казалось, что однажды ты именно так и сделаешь.

— Я и не осмелился, потому что слишком боялся прикоснуться к тебе. Это свело бы меня с ума. Я вел себя, как пациент Бедлама. И одного танца, который мы протанцевали вместе, было достаточно, чтобы я потерял покой на неделю. Я всегда питал к тебе чувство собственника, и это продолжалось долгие годы. Но я не понимал этого чувства до нашей ночи в отеле «Берлингтон». Это не было внезапно вспыхнувшей страстью, а росло и крепло в течение двадцати лет. Если бы наши родители не внушили нам, что мы словно брат с сестрой, это чувство давным-давно определилось бы, и наши отношения вылились в брак. Твой маскарад раскрыл мне глаза и дал возможность изменить наши отношения, сделать их такими, какими им суждено быть. Дело не только в сексуальном притяжении — ты та женщина, которую я хочу назвать своей женой.

Алатея наклонила голову:

— Скольких женщин ты знал?

Габриэль нахмурился:

— Я не считал.

Она посмотрела на него, и в глазах ее он прочел недоверие.

— Я действительно не помню. Какая разница? Что ты, собственно, хочешь выяснить?

— Только то, что ты, любя женщин, до сих пор ни разу не подумал о том, чтобы сочетаться с кем-нибудь браком. Что же случилось теперь? И почему я?

Габриэль заметил подвох, но сумел использовать его к своей выгоде.

— То, что теперь, — на этот вопрос ответить легко. Пришло время. Я понял это уже на свадьбе Демона. Пора жениться, остепениться, подумать о продолжении рода. Почему ты? Вовсе не потому, что ты друг детства и семьи, и не потому, что мы с тобой вступили в интимные отношения. Ты та самая женщина, на которой я хочу жениться, единственная — других нет.

Он помолчал, потом продолжил:

— Ты, вероятно, заметила, что я больше не испытываю неловкости в твоем обществе. Я сижу рядом с тобой довольно спокойно и не схожу с ума только по одной причине — потому что будущее мое достаточно ясно, потому что могу поцеловать и обнять тебя и ты всегда будешь рядом, потому что ты будешь скоро лежать в моих объятиях.

Габриэль неожиданно понизил голос:

— Но если ты попытаешься мне отказать, если предпочтешь флиртовать с Чиллингуортом или любым другим мужчиной и улыбаться им, тогда нелегкие отношения, связывавшие нас в течение многих лет, окажутся ничем по сравнению с будущим.

Алатея твердо выдержала его взгляд.

— Это угроза?

— Нет, только обещание.

Она некоторое время смотрела на него, потом открыла было рот, чтобы ответить, но не успела — он приложил ладонь к ее губам.

— Я глубоко привязан к тебе, и ты это знаешь. Теперь я не ослеплен и не одурачен собственными заблуждениями и должен признаться, что ты привлекаешь меня как женщина, волнуешь меня. Но это всего лишь половина дела. Я хочу на тебе жениться еще и потому, что ни с кем другим не смог бы связать свою судьбу. Мы подходим друг другу. Наша совместная жизнь будет счастливой. Мы никогда не были друзьями в настоящем смысле, но сложности, мешавшие нашей дружбе, теперь устранены.

Она внимательно вглядывалась в его лицо — она еще обдумывала свои аргументы, упорно сопротивляясь его доводам.

Отняв руку, он провел по 'ее подбородку, потом уронил на спинку скамейки.

— Как бы ты ни старалась отвергнуть меня, ты прекрасно знаешь, что происходит между нами. Возможно, в течение долгих лет это чувство было скрыто плащом и вуалью, но, когда мы сбросили маски, ты видишь так же ясно, как я, что нас связывает.

Алатея отвела глаза. Она не знала, что делать. Слова Габриэля пробуждали в ней столько чувств, столько глубоко запрятанных и от всех таимых желаний, столько ей самой непонятных грез… И все же, заставив себя подняться со скамейки, она заявила:

— Ты утверждаешь, что испытываешь ко мне какие-то чувства.

— Происходящее между нами требует только одного исхода — брака.

— Не думаю, что верю тебе. — Она снова внимательно посмотрела на него и, взяв себя в руки, упрямо закончила: — Мы так хорошо знаем друг друга. Ты считаешь, что раздражение, которые мы вызывали друг в друге, было всего лишь постоянно подавляемым желанием, и я готова с этим согласиться. Но вот чего я не знаю, так это какое чувство самое сильное…

Его глаза помрачнели.

— Какое чувство обычно заставляет мужчину жениться?

— Вот этого-то я и боюсь. Чувство, которое заставляет, торопит, подстегивает тебя к женитьбе, — желание защитить меня. Ты решил, что самый верный способ сделать это — брак, а уж если ты что вобьешь себе в голову, то всегда добиваешься успеха. К сожалению, в этом случае достижение твоей цели потребует моего содействия, и я опасаюсь, что тут твой успех тебе изменил.

— Ты считаешь, что я все это придумал?

— Нет, но я не уверена, что твое заключение соответствует фактам. Я полагаю, ты заблуждаешься, лжешь сам себе, когда говоришь о высокой цели. — Она с вызовом посмотрела на него.

Губы Габриэля были плотно сжаты; он бестрепетно выдержал ее взгляд, но не стал возражать, и Алатея продолжила:

— Верно, мы знаем друг друга слишком давно. Изображая графиню, я отлично представляла, как себя вести и что говорить, за какие ниточки потянуть, чтобы добиться своей цели. Теперь ты можешь прибегнуть к тому же маневру. Ты решил, что мы должны пожениться, и сделаешь все возможное, чтобы добиться своей цели — заставить меня выйти за тебя замуж.

— Пожалуй, ты права. — Его голос звучал на удивление спокойно.

Она недоуменно заморгала:

— В чем именно?

Ей показалось, что в его глазах пляшут насмешливые искры.

— Я действительно сделаю все, что в моих силах, чтобы приблизить наш брак.

Алатея мысленно чертыхнулась. Она не собиралась бросать ему вызов.

— Скажи мне, ты согласна с тем, что нас связывает пылкая и неувядаемая страсть?

Ей было трудно говорить, волнение сжимало горло.

— Пылкая — возможно, но с чего ты взял, что она неувядаемая? Со временем она ослабеет и потускнеет.

— Вот тут ты не права.

Он склонился ближе к ее лицу, и его губы едва коснулись ее губ. Это прикосновение было слишком мимолетным и легким, чтобы удовлетворить ее, но вполне достаточным, чтобы возбудить в ней желание.

Алатея ощутила его теплое дыхание на своих вдруг ставших необычайно чувствительными губах.

— Эта страсть затопила и опьянила тебя вчера ночью, когда я наполнил тебя всю… — Его губы снова едва коснулись ее губ. — Она заставила тебя открыться мне, одарить меня бесценным даром, которого я жаждал. И ты думаешь, что это пройдет бесследно?

Алатея покачала головой. Она видела только его шевелящиеся губы, приблизившиеся к ее лицу, и положила руки ему на плечи, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого притянула еще ближе. Здравый смысл потонул в море чувственного томления. В то мгновение, когда его губы сотворили свое волшебство, она прошептала:

— Да.

Их губы соприкоснулись, сначала едва-едва, потом их поцелуй стал более страстным и долгим, и вскоре она позволила ему завладеть своим ртом без сопротивления.

Он целовал каждый дюйм ее губ, стараясь вызвать в ней сладостные воспоминания об их близости. Страсть, жаркое томление захватили Алатею в свои коварные сети так крепко, что, когда Габриэль прервал их поцелуй и, откинув голову назад, прошептал ей на ухо «лгунья», ей нечего было возразить.


— Доброе утро.

Алатея подняла голову, и только хорошее воспитание позволило ей не выказать изумления.

— Что ты здесь делаешь?

Это были ее владения, ее кабинет, ее царство, куда члены семьи допускались не часто и лишь по особому приглашению. Здесь она уединялась с определенной целью — под предлогом, что ей необходимо проверить счета, а на самом деле чтобы собраться с мыслями и обрести уверенность в себе, найти точку опоры и сделать правильный выбор. С момента их разговора в беседке в ее голове все перемешалось — она уже не могла отличить фантазий от реальности. Глядя, как Габриэль закрывает дверь, Алатея подумала, что в его присутствии ей едва ли удастся мыслить трезво.

— Мне пришло в голову, — произнес он, оглядывая комнату и делая шаг к ней, — что сезон в разгаре и, значит, Кроули может потребовать выполнения обязательств, данных ему в письменной форме, недели через две.

Габриэль остановился возле письменного стола и посмотрел на нее.

— Пора сочинять петицию в суд.

— Так у нас всего две недели?

— Кроули не станет ждать до конца сезона. Скорее он будет склонен ловить своих птичек прямо на лету, в то время как светские развлечения достигнут наивысшей точки и наибольшего размаха. Тебе следует вызвать Уиггеа — нам понадобится его помощь. У меня есть цифры, полученные Монтегю.

Габриэль чувствовал себя в ее кабинете совершенно свободно и непринужденно. Он победоносно улыбался ей.

С внушающим почтение спокойствием Алатея поднялась и позвонила в колокольчик. Когда появился Крисп, она попросила его послать за Уиггсом, а потом повернулась к Габриэлю, разглядывавшему папки и толстые книги на ее письменном столе.

— Что это ты делаешь? — спросил он.

— Проверяю счета по ведению хозяйства.

— А! — На его губах появилась улыбка. — Что ж, не буду отвлекать тебя.

Алатея опустилась в кресло и заставила себя пересматривать колонку за колонкой, но, несмотря на все ее усилия, цифры подводили ее, обнаружив коварную тенденцию расплываться перед глазами. Она прикусила губу, крепче сжала перо и хмуро уставилась на свои записи.

— Нужна помощь?

— Нет.

Алатея закончила проверку еще трех колонок цифр, потом подняла глаза. Габриэль смотрел на нее, и она не могла определить выражение его глаз.

— В чем дело?

Он медленно поднял бровь.

— Уходи! Иди и посиди в гостиной.

Он усмехнулся:

— Мне и здесь недурно, и все меня устраивает.

Щелканье дверной ручки заставило их обоих повернуть головы.

— Можно войти?

Лицо Алатеи просияло:

— Конечно, малышка. Но где же мисс Хелм?

— Она помогает маме раскладывать карточки с именами гостей, приглашенных к обеду.

Закрыв за собой дверь, Огаста сделала несколько шагов вперед и с любопытством принялась разглядывать Габриэля.

— Ты помнишь мистера Кинстера? Его мама и папа живут в Куиверстоун-Мэнор.

Развалясь в кресле, Габриэль походил на ленивого льва на отдыхе. Вдруг он протянул руку:

— Какая большая кукла!

Огаста, подумав некоторое время, повернула Роз лицом к гостю:

— А знаете, как ее зовут?

Габриэль взял куклу и, поставив ее себе на колено, некоторое время внимательно разглядывал.

— Обычное имя для таких красавиц — Роз.

— Она и есть Роз!

Огаста, последовав примеру Роз, тут же забралась к нему на колени.

Усаживая ее поудобнее, Габриэль поднял глаза на Алатею и встретил ее изумленный взгляд. Он ухмыльнулся и снова занялся Огастой.

— Тебе не рассказывала сестра, какая неприятность однажды случилась с Роз? О том, как она застряла в ветвях большой яблони в конце вашего сада?

Алатея наблюдала и слушала, удивляясь тому, что Габриэль так хорошо помнит все детали их детских приключений, и тому, что Огаста, обычно робкая и застенчивая, столь свободно чувствует себя с ним. Впрочем, у него есть три юные сестры, и все они много моложе его — должно быть, это позволило ему в совершенстве овладеть искусством обхаживания юных девиц возраста Огасты.

Воспользовавшись моментом, Алатея быстро закончила проверку счетов, потом открыла следующую папку и принялась проверять квитанции и расписки. Но эта деятельность не поглотила ее внимание целиком — какая-то часть ее сознания была занята мыслями о Габриэле и о том, как ей следует держать себя с ним. Звук его низкого голоса, в который он вкладывал все присущее ему очарование, стараясь покорить Огасту, действовал на нее умиротворяюще.

Прошло два дня с их последней встречи в беседке, два дня с тех пор, как она лежала в его объятиях. В тот вечер они встретились снова на балу, и хотя Габриэль претендовал на два вальса, больше он ничего от нее не потребовал. На следующее утро он появился в парке рядом с ней и сопровождал ее во время прогулки. Она была готова воспрепятствовать любому шагу с его стороны, в котором бы он проявил претензии на нее и ее свободу, но ничего подобного ей делать не пришлось. В его взгляде Алатея читала понимание того, что она чувствует, и он, несомненно, зная, какова будет ее реакция, просто использовал время, готовясь к решающей битве в более подходящей обстановке.

А цель этой битвы не оставляла у нее ни малейших сомнений. Мысль о браке с ним выводила ее из равновесия, вызывала у нее нервную дрожь. Никогда прежде она не испытывала подобных чувств.

Он один занимал все ее мысли, и это основательно нарушало ее спокойствие и налаженную жизнь. Только если бы он позволил ей исчезнуть, уйти из его жизни, она смогла бы вновь обрести покой.

Алатея не находила слов, которыми могла бы назвать свое отношение к нему. Она боялась даже подумать об этом, во всяком случае, пока ее намерение отказать ему оставалось незыблемым. Габриэль решил жениться на ней, потому что желал ее, но она чувствовала то, о чем он предпочитал не говорить, — главной причиной такого решения было желание защитить ее.

От этой мысли она испытывала неприятный холодок. Разумеется, он будет вести себя благородно, но со временем потеряет интерес к ней. Ему понадобится другая женщина, он перестанет быть ее любовником, и тогда этот брак будет тяготить их обоих… .

Тряхнув головой, Алатея заставила себя вернуться к настоящему, вспомнить, что она в своем кабинете и что перед ней лежит открытая папка с бумагами, а рядом гудит низкий голос Габриэля и щебечет маленькая Огаста. Глубоко вздохнув, она принялась просматривать квитанции.

Ей нет никакого смысла выходить за Габриэля. Она не позволит ему пожертвовать собой ради нее. Отвлечь его от поставленной цели будет делом нелегким, но выйти за него замуж было бы неправильно для них обоих.

Пометив галочкой последнюю из квитанций, она открыла ящик своего письменного стола и уложила туда бумаги. Услышав, как хлопнула крышка ящика, Габриэль и Огаста повернули к ней головы.

Алатея улыбнулась:

— Мне надо поговорить о делах с мистером Кинстером, крошка.

Соскользнув с колен гостя, Огаста тут же сообщила:

— Он сказал, что я могу называть его Габриэлем. Это его имя.

— Вот как?

Поднявшись с места и обойдя письменный стол, Алатея взяла Огасту на руки и, поцеловав в щеку, опустила ее на пол.

— А теперь марш отсюда. Мисс Хелм уже, должно быть, закончила свою работу.

Вынырнув из-за юбок Алатеи, Огаста махнула Габриэлю ручкой:

— Про-щай-те!

Весело подпрыгивая, она выскользнула из комнаты. Когда дверь за ней закрылась, Алатея повернула голову к Габриэлю.

— Какое дело ты собирался обсудить со мной?

Он смотрел на нее, и в глазах его она читала приглашение. Тело ее жаждало его объятий, его тепла. Алатея читала полный томления призыв в его глазах. Она бросила взгляд на настенные часы:

— Уиггс будет здесь через двадцать минут, но мы можем набросать черновик петиции и без него.

Габриэль поморщился.

— Хорошо, но писать будешь ты.

Он поднялся со стула, и она, заняв место за письменным столом, вытащила из бювара лист бумаги. Вместе они набросали список данных, полученных Монтегю, и сравнили их с теми, которые значились в финансовом обязательстве. Габриэль зачитывал пункты и цифры, а Алатея их записывала и интерпретировала, делая некоторые дополнения и внося поправки.

Когда они закончили, Габриэль остановился возле ее стула, просматривая составленную ими бумагу. При этом рука его покоилась на ее плече у самого основания шеи.

— Ну и что дальше? Как ты думаешь?

Спокойствию Алатеи был нанесен решительный удар, ей стало трудно дышать — она слышала его мягкий голос и внезапно с ужасом осознала, что он и не собирался ее смущать или нарушать ее покой. Она испытала чувство глубокого унижения. Он просто прикоснулся к ней, как мог бы прикоснуться любой близкий друг, не имея в виду ничего недозволенного. Представления о сексуальных утехах исходили от нее, а не от него.

Прежде чем она успела привести свои мысли в порядок, он приподнял ее лицо за подбородок. Алатея отчаянно пыталась совладать с собой и придать лицу равнодушное выражение, но его взгляд становился все настойчивее, и она поняла, что спохватилась слишком поздно — он уже прочел в ее глазах проснувшееся желание.

— Может быть, — Габриэль наклонился к ней, — нам попробовать…

Ее губы с готовностью раскрылись навстречу его поцелую, Она целовала его жадно и охотно, как всегда, и он снова пил и пил из этого волшебного источника. За ее уверенностью, которую она демонстрировала годами, скрывалась женственность и готовность сдаться.

Его рука соскользнула с ее лица на грудь, и он обхватил эту восхитительную округлость, нащупывая самое чувствительное место — сосок.

Алатея, задыхаясь, с трудом удерживалась на ногах.

Оба они услышали скрип половицы одновременно, за одно мгновение до того, как дверь отворилась.

— Привет! — В дверь заглянул Чарли. Кивнув Габриэлю, нашел взглядом Алатею: — Я отправляюсь на Бонд-стрит. Мама велела спросить у тебя, нужно ли нам еще что-нибудь для завтрашнего вечера.

Алатея покачала головой, благодаря судьбу за то, что Чарли не заметил, как пылают ее щеки.

— Думаю, больше ничего.

Бал был назначен на следующий день и означал формальное введение Мэри и Элис в светское общество Лондона.

— Отлично! В таком случае я отправляюсь.

Махнув рукой на прощание, Чарли вышел. Глубоко вздохнув, Алатея повернула голову и встретила взгляд Габриэля. Он нахмурился.

— Итак?

Алатея вернулась к письменному столу и взяла в руки перо,

— Я думаю, — сказала она, обмакивая перо в чернила, — надо поскорее узнать и проверить все, что возможно.


На следующее утро Алатея убедилась в том, что у нее еще по горло дел. Предоставив Сирине заниматься приготовлениями к балу, она, захватив с собой Элис и Мэри, отправилась в центр в своем любимом небольшом экипаже.

— Это просто сумасшедший дом! — произнесла Элис, обернувшись и заметив из окна экипажа, как выбивают и чистят красный ковер.

— Если они постелют его сейчас, к вечеру он будет в ужасном состоянии.

— Крисп обо всем позаботится, — возразила Алатея, опускаясь на сиденье, и, опершись спиной о подушки, прикрыла глаза.

Она была на ногах с рассвета и уже встречалась с поставщиками провизии и цветов. К счастью, все главное наконец было сделано. Открыв глаза, она еще раз просмотрела зажатый в руке список и удовлетворенно кивнула.

Через полчаса экипаж доставил их домой. Мэри и Элис просто лучились радостью и весельем. Алатея с нежностью наблюдала за ними. Пусть ей предстояло провести тяжелый и хлопотный день, зато вечером ее и сестер ожидала награда за все труды.

Коляска остановилась у парадного крыльца, и младшие сестры тут же выпорхнули из нее.

Алатея вышла из экипажа, стараясь сохранять достоинство, потом, постояв немного, направилась к дому.

Весь следующий час она отвечала на вопросы поставщиков, цветочниц и декораторов. Идея украсить огромный бальный зал васильково-синими муслиновыми драпировками принадлежала ей. Она знала, что ткань не пропадет, а будет потом роздана служанкам в качестве подарков. Форму и стиль драпировок она доверила молодому серьезному декоратору, и теперь белый с золотом бальный зал выглядел как райское видение.

— Поистине прекрасно! — похвалила она работу декоратора и, обернувшись, бросила на ходу: — Пожалуйста, представьте мне счет, мистер Боббинс. И поскорее, потому что мы пробудем в городе не долго — всего несколько недель.

Боббинс низко поклонился, заверив ее, что сделает это немедленно.

Алатея вместе с Фиггс проверила запасы лососины и креветок, потом в сопровождении Криспа спустилась в погреб. К тому времени когда они покончили с выбором вин к обеду, полдень уже миновал. Вернувшись в свой кабинет, она намеревалась проверить списки неотложных дел, но почему-то вместо письменного стола оказалась у окна, выходящего в сад.

На лужайке за домом Джереми, Чарли и Габриэль были полностью поглощены новой игрушкой. Габриэль снял свой плащ. Он вместе с Чарли учил и наставлял Джереми в сложном деле: как сохранить равновесие, катаясь на велосипеде.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19