Кинстеры (№5) - Тайная любовь

Ее губы стали нежными и податливыми. Она таяла в жарких объятиях по мере того, как его плоть твердела. Он не отрывался от ее губ, пока у нее не закружилась голова и она не потеряла способность произнести хоть одно слово. Их жаркое дыхание смешалось, они оба дышали тяжело и прерывисто.

Габриэль ощутил ее томление, почувствовал, как раскрываются ее жадные губы всего в дюйме от него. Преодолев это расстояние, он решил и ее и свою судьбу.

На этот раз, однако, он предпочел держать свои чувства под контролем, управлять их любовными играми с начала и до конца.

Он придумывал, загадывал, фантазировал и воплощал свои фантазии в жизнь. После того как ему удалось возбудить ее, Габриэль продемонстрировал ей весь спектр ощущений, которые способен подарить опытный любовник. Он готов был побиться об заклад, что теперь она не сможет прожить без него и нескольких дней и очень скоро вернется в его объятия.

Не прерывая поцелуя, он снял с нее плащ и, отбросив с ее лица вуаль, быстро провел пальцами по нежной коже лба, по бровям, по всему ее лицу, наслаждаясь манящими очертаниями ее щек и подбородка.

У основания ее шеи тревожно билась жилка, а глубоко вырезанное декольте приоткрывало верхнюю часть полных грудей. Его пальцы касались их, пробуждая воспоминания. Он все сильнее желал ее.

— Ваш кучер… Какие указания вы ему дали? Она с трудом вдохнула воздух, ей было трудно думать и говорить.

— Я сказала, чтобы он медленно ехал по улице… до тех пор, пока наша встреча не будет окончена.

— Вот и отлично. — Он протянул руку и постучал в крышу экипажа. Минутой позже экипаж качнулся, потом не спеша, как бы в раздумье, покатил по улице.

— Я…

У нее не хватило сил сказать то, что она намеревалась.

Алатея попыталась убрать его руку, но принялся ласкать ее грудь, и она затрепетала еще сильнее. Приподняв ее голову, он быстро нашел полураскрытые губы, и Алатея забыла обо всем на свете.

Она не оказала сопротивления, не попыталась заговорить, ее сознание легко уступило физическому желанию и восторгу, возбуждению, невероятному наслаждению отдаваться и брать.

Избавиться от ее платья было не бог весть каким подвигом, и Габриэль начал методично раздевать ее, наслаждаясь каждым изгибом прекрасного тела.

Окна кареты были плотно занавешены, и Алатея не испытывала холода. Их тела, оказавшиеся в столь узком и тесном пространстве, горели как в огне. Габриэль ощущал тяжесть ее теплых бедер на своих бедрах — они отдавались его ласкам, а жадные губы отвечали на его поцелуи.

Этой ночью судьба была на его стороне.

Приподняв графиню с сиденья экипажа, он спустил мягкое шелковое платье ниже бедер. Целуя ее, он чувствовал, как возрастает его возбуждение, но ему было мало этого,

Найдя ее обнаженное бедро, он стал ласкать и гладить его, а затем, мгновенным движением сорвав с нее платье, он отбросил его на сиденье экипажа рядом с собой. Ее нога оказалась у него в руке, и он сорвал с нее башмак, потом другой, спустил чулки, и они отправились на сиденье вслед за платьем.

Теперь на ней оставалась только легчайшая шелковая нижняя сорочка. Габриэль привлек графиню к себе, сжимая в объятиях все крепче и не переставая целовать. Она страстно отвечала на его поцелуи, в то время как его ловкие пальцы расстегивали крохотные пуговки на ее сорочке, пока не осталась одна, последняя. В тот же момент она лишилась и этой защиты.

Теперь его рука свободно ласкала ее нежную атласную кожу.

— Как видите, ваша вуаль все еще на месте.

В этом заключался его план — оставить ее совершенно обнаженной, но сохранить эту чертову вуаль.

Ее руки задрожали. Он коснулся ее губ языком, и они раздвинулись, раскрылись навстречу ему. Его язык вторгся в ее рот, потом он принялся слегка покусывать ее губы… Это продолжалось до тех пор, пока она не зашевелилась, сидя у него на коленях, уже охваченная страстью, но еще не зная сама, чего хочет.

Ее руки, плечи, грудь жаждали его ласк. Они оба задыхались, их груди вздымались, тела горели, ожидая еще большей близости,

Пальцы Габриэля скользнули под вуаль; он нащупал шпильки на ее затылке, и они дождем посыпались на пол. Волосы каскадом упали на спину и длинными локонами обвили плечи…

Габриэль поцеловал ее долгим, нескончаемым поцелуем, потом обхватил руками.

— Нет.

— Да!

Она была загипнотизирована. Он знал это и потянулся к ее грудям. Они уже набухли, соски отвердели — они жаждали его внимания, а он только прикасался к ним подушечками пальцев, прислушиваясь к ее дыханию, становившемуся все более неровным и хриплым. Потом, склонившись, он охватил одной ладонью этот теплый холмик и втянул в рот сосок.

Крик замер на ее устах.

Он втягивал сосок в рот, лаская его языком, в то. же время положив руку на ее колено. Когда он почувствовал, что сосок возбужден им до боли, перешел к другому.

Ее голова была откинута назад, волосы спадали вниз до самых бедер, до ее обнаженных ягодиц, падали ему на колени. Ее спина была выгнута, мышцы напряжены. Он был мастером своего дела, заставляя ее снова и снова возбуждаться до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание, пока тело ее не завибрировало, хрупкое и уязвимое, как стекло. Тогда он выпустил ее грудь и отпрянул от нее.

В тишине, нарушаемой только стуком колес, раздался глубокий трепетный вздох. Все еще продолжая держать руку у нее на колене, он дал ей всего минуту передышки, а потом снова начал ласкать ее.

Его пальцы прошлись по взбухшим складкам, он раскрывал ее. Сначала, целомудренно укрытая темнотой, она не поняла, что он делает, но потом он почувствовал ее пальцы на своей руке.

— Нет. Оставьте…

Она подчинилась не сразу, но он продолжал ласкать ее медленным успокаивающим поглаживанием, и она в конце концов покорилась.

Ее дыхание было частым и неглубоким, едва поспевавшим за бурным сердцебиением. Ему не хотелось говорить. Он опасался нарушить чары. Она была горячей и влажной, и его пальцы повлажнели от прикосновения к ней, от этой выступившей росы.

Он нашел тугой бутон, скрытый в складках нежной плоти. Это было его целью. Он ждал, пока она успокоится, пока остановится в нескольких шагах от края пропасти, от пика, потом начал все сначала. Его длинные умелые пальцы скользнули внутрь ее тела, пронзая, проникая все глубже и глубже, заполняя собой нежные глубины, пока тело графини не сотряс спазм.

Каждая клеточка ее тела трепетала, ожидая последнего прикосновения, которое должно было принести облегчение.

Но он этого не сделал. Время еще не пришло. Пока же разгоряченная нежная плоть окружала и затягивала его; ее мед увлажнил его руку, запах женский плоти будоражил сознание.

Она снова успокоилась — ему удалось отдалить момент наивысшего наслаждения, но ненадолго. Он знал это, но сомневался, что знает она. И он снова принялся ее ласкать.

Сколько времени продолжалась эта изысканная пытка, сколько раз ему удавалось довести ее до края, а потом отступить, он и сам не знал, но она возбуждалась все больше. Ее пальцы вцепились в его плечи.

— Я хочу тебя.

Его губы коснулись ее волос.

— Знаю.

Ее дрожащие пальцы расстегнули пуговицы на поясе его штанов. Потом она сорвала с него рубашку. Слова ее стали бессвязными. Габриэль потянул ее на себя, и они оба оказались на краю сиденья. И вот наконец они встретились, и из ее уст вырвался глубокий вздох удовлетворения. Он с трудом подавил собственный стон, когда ее горячая влажная плоть объяла его.

В это мгновение он утратил связь с миром, потому что его единственной реальностью стала она — горячая, влажная, щедрая женщина, любившая его в полной темноте.

Она была всем, чего он желал, загадочная, таинственная, отдающаяся щедро и берущая жадно. В каком-то мистическом смысле она как бы стала его отражением, его зеркалом. Она настолько заполнила его чувства, что он забыл обо всем остальном — для него теперь существовала только ее сладострастная плоть и ее вечная жажда.

Он опустился на нее, и она обхватила его ногами. Они льнули друг к другу, они любили друг друга, давая и получая вновь и вновь, в то время как лошади неспешно двигались вперед, цокая копытами.

Мрак в экипаже делал его похожим на раскаленную страстью пещеру, на грот, заполненный сладострастием, желанием и чем-то еще не изведанным. Жажда, алчность, радость и бред любви — все это слилось воедино, когда они взлетели высоко на крыльях страсти и вновь опустились на землю — обессиленные, разбитые, надломленные и одновременно получившие новое рождение в объятиях друг друга.

Мягкое покачивание экипажа наконец напомнило им о реальности, и некоторое время они продолжали лежать неподвижно, позволяя себе мысленно переживать заново эти упоительные и мучительные минуты полного единения плоти и души.

Губы Габриэля касались ее виска, шелковистые волосы щекотали щеку. Он с трудом восстанавливал дыхание. Он не хотел, не мог ее выпустить, боясь потерять мир и покой, которые она ему даровала. Никогда до сих пор ему не удавалось достигнуть такого состояния, испытать такую силу и глубину чувства. Она была как наркотик, как сладкий яд, и он опасался, что уже никогда не сможет избавиться от этой зависимости.

Потянувшись к ней, он привлек ее к себе. Она подчинилась неохотно, но потом снова расслабилась. Несмотря на свою решимость, она была все еще опьянена пережитым.

— Один человек… подслушал разговор между тем, кто называл себя капитаном, и его собеседником. Капитан отрицал существование Восточно-Африканской золотодобывающей компании.

Габриэль нахмурился:

— С кем говорил этот капитан?

— Я не знаю.

— Жаль.

Ему было трудно думать, ощущая теплую тяжесть ее тела, прильнувшего к нему и еще соединенного с его телом.

Наконец почувствовав, что силы возвращаются к нему, Габриэль сказал:

— Если капитан недавно вернулся из Африки, то нет ничего невозможного в том, чтобы его найти, — у коменданта порта наверняка есть списки команд стоящих там кораблей.

— Тогда у нас окажется реальный свидетель, мы сможем подать петицию в суд немедленно.

— Возможно. Все зависит от того, что ему известно.

Повернув голову, Габриэль покосился на нее, но ему так ничего и не удалось разглядеть.

— Я подумаю об этом.

— Наверное, вы слышали что-нибудь еще?

— У меня имеются контакты в Уайтхолле, где я пытаюсь прощупать чиновников, связанных с Африкой и добычей золота, а также есть еще кое-какие возможности. Я пытаюсь найти людей, развернувших деятельность в пользу компании в других городах.

Приподнявшись на сиденье, он посмотрел вперед.

— А теперь пусть ваш кучер медленно едет на Брук-стрит.

Алатея села, все еще держась за его плащ, и откашля-лась.

— Джонс!

Экипаж замедлил свое движение, потом остановился:

— Да, миледи?

— Поезжайте на Брук-стрит — вы знаете, где остановиться.

— Хорошо, миледи.

Вскоре экипаж остановился, и уличный фонарь, бросив неверный луч света, чуть осветил ее лицо. Она казалась измученной, глаза ее были закрыты — ему удалось разглядеть только густые черные ресницы, лежащие темным полукружием на бледной щеке.

Этого было недостаточно, чтобы узнать ее.

Габриэль поколебался, потом поднялся с сиденья.

— Сладких снов, моя дорогая.

— Прощайте.

Это были слова, сказанные тихо, нежно и обращенные к любовнику.

Идя по улице, Габриэль смотрел, как удаляется ее экипаж.

Все, что он мог сделать, это не окликнуть кучера, не велеть ему вернуться назад.

Наконец он хмуро поднялся по ступенькам на свое крыльцо и вставил ключ в замочную скважину.

Несомненно, ему уже доводилось видеть ее лицо — особенно знакомой казалась линия щеки и подбородка.

Также несомненно, что она принадлежит к его кругу.

Но кто это может быть?

Войдя в дом и все еще не найдя разгадки, он тотчас же отправился спать.

Проснувшись утром, Алатея с трудом приподнялась на подушках и осмотрелась.

Она не сразу увидела Нелли с покрасневшими глазами, хлюпающую распухшим носом. Только этого не хватало!

— Нелли Макартур! Ступай в постель немедленно. Не желаю ни видеть, ни слышать ни тебя, ни твоих жалоб. Не являйся, пока не почувствуешь себя лучше.

— Но кто же тогда о вас позаботится? Вы должны быть на всех этих балах и вечерах, и ваша мачеха говорит…

— Перестань! Я сама прекрасно могу позаботиться о себе.

— Да, конечно, но…

— Если несколько раз я причешусь сама и сделаю простую прическу, никто не подумает ничего дурного. А сейчас я скажу Фиггс, чтобы она приготовила тебе бульон.

Едва кивнув в ответ, Нелли зашаркала к двери.

Как только дверь за горничной закрылась, Алатея снова упала на подушки, закрыла глаза и блаженно застонала.

/Она знала, что никогда больше не будет, такой, как прежде.

Глава 12

Когда Алатея направилась вверх по лестнице в свою комнату, чтобы взять широкополую летнюю шляпу для работы в саду, Мэри и Элис не стали ждать ее, а занялись прополкой сорняков вдоль длинного забора.

Спустившись, она оглядела проделанную ими работу, потом сказала:

— Я буду полоть на противоположной стороне, вон на той клумбе.

Предоставив сестер друг другу, она удалилась, чтобы предаться своим мечтам, точнее, чтобы бороться с ними.

Центральная клумба была расположена вокруг небольшого фонтана. Взмывая вверх, струя воды обрушивалась в широкую чашу, при этом разбиваясь на мелкие брызги.

Расправив плетеный коврик возле клумбы, на которой пышным цветом расцвели анютины глазки, Алатея встала на колени, натянула на руки старенькие перчатки и принялась за дело.

Вокруг нее вся семья жизнерадостно предавалась утренним рутинным делам. Из-за угла дома появились Джереми и Чарли, таща сучья, срезанные с разросшихся кустов. Через полчаса должен был приехать учитель. Джереми, а Чарли предстояло переодеться в выходное платье и отправиться к приятелям.

Мисс Хелм и Огаста, не расстававшаяся с Роз, вышли из дома и устроились на литой чугунной скамье. С того места, где находилась Алатея, ей было хорошо слышно, как мисс Хелм ведет урок ботаники.

Через час ей, Мэри и Элис тоже предстояло, смыв с себя пыль и грязь, переодеться и быть готовыми к своему утреннему выходу, экскурсии, которую уже организовала Сирина, а пока…

Как только руки Алатеи оказывались заняты какой-нибудь работой, не требующей умственного напряжения, мысли ее улетали далеко…

Она знала, что больше никогда не сможет встретиться с ним без свидетелей. Несмотря на то что последняя ночь принесла ей наивысшее наслаждение, она не хотела больше рисковать.

Одному Господу известно, что подумает Джейкобс о шпильках, валяющихся на полу экипажа.

И все же Алатея воспринимала это приключение скорее как взлет, а не как падение.

Прошлой ночью она пережила все, кроме смерти, и была так счастлива, что теперь могла испытывать только радость и подъем.

Ее губы растянулись в непроизвольной улыбке. Интересно было бы узнать, о чем он думал, когда держал ее, обнаженную, на коленях. Она подозревала, что это было частью какого-то плана.

Возможно, он хотел сломить ее волю, сделать своей рабыней. И все же, какую бы власть он ни имел над ней, она имела над ним еще большую.

Она удивила его заявлением, что желает его. Другие леди, должно быть, не были такими отважными. Но ему понравилась ее смелость и откровенность.

Стоя на коленях над клумбой, мечтами Алатея улетала все дальше и дальше, пока загадочное хихиканье Элис не вернуло ее с небес на землю.

Она недоуменно заморгала, глядя на вырванный ею с корнем куст анютиных глазок, который держала в руке.

Нахмурившись, Алатея попыталась снова посадить его в ямку, из которой только что вырвала. Утрамбовав землю вокруг, она критически оглядела горку вырванных ею сорняков, и еще два куста анютиных глазок были тотчас же посажены на прежнее место.

Досадная оплошность лишний раз доказывала, что ей следовало поскорее забыть о прошлой ночи. К тому же она должна была решить, как жить дальше. Теперь Алатее казалось, что она может чувствовать себя в безопасности только на людной улице при ярком свете дня, надев под вуаль непроницаемую маску.

Много легче ей было бы общаться с Габриэлем при помощи переписки, но она не представляла себе, каким образом он сможет ей отвечать.

Если же она полностью прервет общение с ним, он сам найдет ее. Алатея знала, что он очень упрям, обладает сильной волей и в нынешнем его состоянии его просто невозможно будет остановить.

Итак, решено — в случае необходимости она будет посылать ему записки, и это продолжится до тех пор, пока им не удастся узнать нечто полезное. Тогда она встретится с ним на Гросвенор-сквер.

Вдруг неясное воспоминание о дневниках леди Эстер Стенхоуп заставило ее поднять голову.

Алатея выпрямилась и, стряхнув пыль с перчаток, быстро сняла их; потом, придирчиво оглядев результаты общей деятельности, кивнула.

— Для сегодняшнего дня мы неплохо потрудились.

Ответом ей были сияющие взгляды Мэри и Элис.

— Я хочу снова сходить в Хукэмовскую публичную библиотеку и взять книги. Пойдете со мной?

— О да!

— Что ж, уверена, мы проведем время с пользой, — С этими словами Алатея повернула к дому.

В биографии исследовательницы она нашла то, что искала — карту Восточной Африки, где были обозначены даже не самые крупные города.

Откинувшись на спинку стула, Алатея размышляла о своем открытии. В доме было тихо. Лампа на письменном столе отбрасывала свет на страницы открытой книги. В камине догорали дрова, освещая янтарным светом комнату и делая ночное бдение более комфортным и уютным.

В течение всего дня Алатея использовала каждую свободную минуту, чтобы предаться изучению биографий и дневников, взятых ею из библиотеки, и наконец набрела на что-то стоящее.

На лестнице часы пробили три — начало нового дня.

Подавляя зевоту, Алатея закрыла книгу и поднялась. Пора в постель.

Следующий день она провела в холле Королевского научного общества.

— К сожалению, — сообщил ей секретарь, глядя на нее сквозь пенсне с толстыми стеклами, — сейчас у нас не читают лекции на интересующую вас тему.

— Как жаль! Но возможно, общество может порекомендовать какого-нибудь эксперта, хорошо знающего восточную часть Африки, чтобы я могла с ним проконсультироваться?

Секретарь внимательно оглядел ее, потом кивнул.

— Подождите немного.

Отойдя в конец комнаты, Алатея села на деревянную скамью у стены и стала ждать, однако ее постигло разочарование: вскоре секретарь вернулся, качая головой и разводя руками. Вид у него был несколько раздраженный.

— В наших списках не значится ни одного эксперта по Восточной Африке, хотя есть трое по Западной.

Алатея поблагодарила и пошла к выходу. Задержавшись на ступеньках, она некоторое время раздумывала, потом направилась к своему экипажу.

— Где мы можем найти картографическое бюро города, Джейкобс? — спросила она кучера.

— Где-нибудь на Стрэнде, — высказал предположение тот.

Ей пришлось побывать в трех разных учреждениях, и во всех трех она получила неутешительный ответ.

Алатея вернулась на Маунт-стрит, чувствуя полное изнеможение.

Дворецкий встретил ее поклоном, и она с достоинством вручила ему свою шляпку.

— Благодарю, Крисп. Думаю, я немного отдохну в библиотеке.

— Конечно, мисс. Не подать ли вам чаю?

— Пожалуй.

Однако чай не особенно прибавил ей бодрости. Каждый раз, когда она полагала, что стоит на пороге открытия, и ожидала существенных результатов, все шло прахом, и надежды ее не оправдывались. Тем временем день, когда Кроули должен был потребовать выполнения финансовых обязательств, неотвратимо приближался.

Алатея вздохнула. Отставив пустую чашку, она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

Ближе к вечеру Алатея сидела в классной комнате с Джереми, держа на коленях Огасту. На столе перед ней лежал открытый географический атлас, взятый в библиотеке. В этот момент в комнату, задыхаясь, ворвалась молоденькая горничная.

— Леди Алатея, — пропищала она, — вам пора одеваться.

Алатея бросила взгляд на часы.

— Действительно, ты права.

Спустив с колен Огасту, она ласково посмотрела на Джереми:

— Продолжим завтра.

Джереми был счастлив отделаться от изучения географии Африки, ухмыльнулся и подмигнул Огасте:

— Пошли, Гасси. Мы еще сможем поиграть до обеда.

— Я не Гасси.

Обиженный тон Огасты не сулил ничего хорошего — домашний мир мог быть нарушен на весь вечер.

— Джереми… — Алатея бросила на него строгий взгляд.

— Ну ладно, ладно, Огаста! Какая разница? Будешь ты играть или нет?

Восстановив некоторую гармонию в отношениях между детьми, Алатея поспешила в свою комнату.

В этот день они были приглашены на обед к Арбетнотам, потом должны были побывать у старинных друзей семьи по особому поводу: там собирались торжественно представить обществу внучку. Это было великое событие, опоздание на такой бал могло оправдать только нечто чрезвычайное вроде землетрясения или наводнения.

Одеваться в спешке было одним из кошмаров ее жизни.

Открыв выдвижной ящик туалетного столика, Алатея принялась рыться в нем, выбирая головной убор. Наконец среди многочисленных шапочек, которые она в последнее время носила, ей попалась тонкая сетка, украшенная золотыми шариками.

Водрузив ее поверх волос так, что нижний край оказался подогнутым под узел на затылке, она приколола сетку к волосам.

За дверью зазвенели голоса Мэри и Элис, потом Алатея услышала быстрые шаги на лестнице. Она подавила желание взглянуть на часы — на это у нее уже не оставалось времени.

— Драгоценности!

Она стремительно отбросила крышку шкатулки и, разыскав серьги, склонилась к зеркалу и быстро вдела их в уши.

— Элли! Ты готова?

— Уже иду!

Алатея снова принялась рыться в своей шкатулке, пока не нащупала золотую цепочку, на конце которой красовалась подвеска с жемчужиной.

Она застегнула подвеску как раз тогда, когда в комнату влетела Мэри.

— Карета у подъезда! Мама говорит, что нам пора выезжать!

— Я же сказала — иду!

Взяв со стола флакон с духами, Алатея щедро обрызгала шею и волосы, потом схватила с кровати шаль и направилась к двери.

Сбежав по ступенькам крыльца, она впорхнула в ожидавший ее экипаж. Слуга закрыл за ней дверцу, и карета тронулась.

В бальном зале леди Арбетнот яблоку негде было упасть.

Прибыв, как всегда, с опозданием, Габриэль расправил плечи и нырнул в толпу, стараясь избежать нежелательных встреч.

Осторожно обойдя леди Херрис, которая не скрывала горячего стремления поскорее выдать за него свою дочь, Габриэль продолжил кружение по залу в поисках некой вдовы. Когда он найдет ее, то сначала свернет ей шею, а потом уже подумает о возможности брака с ней.

Он был уверен, что после свидания в экипаже графиня пришлет ему одну из своих обычных записок на следующий же вечер, но этого не произошло.

В результате Габриэль ощущал разочарование и, что еще хуже, физический голод, который утолить могла только она. Он был напряжен, взвинчен и желал обладать ею еще больше, чем прежде, больше, чем какой-либо другой женщиной за всю свою жизнь. Тем важнее для него было узнать, кто она, где и почему скрывается.

В любом случае она должна была быть где-то здесь, поблизости. Придя к этому выводу, Габриэль снова принялся мерить зал шагами.

Алатея медленно возвращалась из дамской комнаты, как вдруг столкнулась с ним нос к носу.

Напряжение было слишком велико. Лицо Габриэля стало похожим на маску. Едва Алатея заметила это, как горло ее сжалось и ей стало трудно дышать.

Она не могла отвести глаз, ощущая исходившую от него силу, жар его крупного тела чуть не лишил ее рассудка. Она слегка покачнулась, но тут же взяла себя в руки. Да поможет ей Бог!

Он смотрел на нее, прищурив глаза. С трудом овладев собой, Алатея выпрямилась и гордо вскинула голову. Его взгляд остановился на ее головном уборе.

— Вероятно, эти шарики золотые, но…

Внезапно он замолчал и стал оглядывать зорким взглядом толпу гостей, окружавшую его плотным кольцом. Среди женщин не было ни одной достаточно высокой, но он узнал этот аромат и был уверен, что не ошибся.

Это был ее аромат, вплетавшийся в его сны.

Он снова втянул в себя воздух. Запах был сильным и крепким. Она была здесь, очень близко…

Его мышцы словно свело судорогой. Медленно он повернулся и уставился на стройную спину женщины, всего несколько мгновений назад стоявшей рядом с ним.

Но этого не могло быть.

На один только момент сознание отвергло то, о чем кричали его чувства.

Потом реальность рассыпалась и превратилась в прах.

Двигаясь сквозь толпу, Алатея чувствовала взгляд Габриэля — он прожигал ее как огонь. Она не могла дышать и все же сумела обернуться.

Он пробирался вслед за ней. На мгновение их глаза встретились, потом она поспешно стала удаляться, энергично работая локтями и при этом постоянно извиняясь.

В это время леди Хендрикс окликнула ее, и Алатее пришлось на мгновение остановиться, чтобы поздороваться. Потом она снова бросилась бежать, задыхаясь, делая невероятные усилия, чтобы ускользнуть, скрыться…

Неожиданно сильные пальцы сомкнулись на ее локте.

Она замерла. Чем она себя выдала?

— Сюда. — Габриэль потащил ее в конец зала, где находилась малозаметная дверь. Через нее они вышли в неосвещенную и пустую галерею. Габриэль не останавливался, пока они не оказались в конце ее у высокого окна, задернутого широкими шторами, скупо пропускавшими лучи лунного света.

Поставив Алатею так, чтобы лунный луч упал на ее лицо, он впился в нее взглядом, как если бы никогда не видел прежде; все его черты заострились, губы были плотно сжаты, веки опустились. Габриэль изучал ее. Его взгляд задержался на ее подбородке, потом он долго смотрел ей в глаза. Напряжение становилось невыносимым.

Алатея гадала, что он пытался в ней увидеть.

— Это была ты. — Тон его не допускал возражений.

Она подняла брови:

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

Выражение его лица не изменилось.

— Попробуешь отрицать? Но ведь это бессмысленно.

— Осмелюсь заметить: чем бы ни было вызвано твое странное поведение, какие бы образы ни породил твой расстроенный мозг, я все готова отрицать, но не знаю, что ты имеешь в виду.

Она отвернулась, слишком взволнованная и испуганная, чтобы вынести его взгляд. Он узнавал ее, узнавал физически, и это возбуждало его. К ней пришло ощущение собственной уязвимости, и он это почувствовал.

Прикосновение его длинных пальцев к ее лицу произвело на нее столь сильное действие, что она чуть не рухнула на колени.

Габриэль крепче сжал её локоть, их глаза снова встретились.

— Отрицать бессмысленно. — Слова его жгли, словно удары бича. — Тебя выдали духи.

Духи?

Должно быть, горничная. Делая уборку, она нечаянно выронила все ее украшения из шкатулки на стол. Два одинаковых флакона с духами. Один она оставила на столе, второй положила обратно в шкатулку.

Алатея побледнела, но тут же в глазах ее вспыхнула ярость.

— И что ты хочешь сказать о моих духах?

Он улыбнулся, но в улыбке его не было ни веселья, ни насмешки.

— Слишком поздно отрицать.

— Чепуха! — Она вздернула подбородок. — Это обычная смесь разных духов, которую, осмелюсь полагать, употребляют многие дамы.

— Возможно, но ни одна из них не обладает твоим ростом и сложением.

Когда она сделала попытку презрительно усмехнуться, он добавил:

— И ни одна не умеет так закалывать волосы.

Алатея помрачнела.

— Из твоих слов следует, что ты разыскиваешь высокую даму, пользующуюся такими же духами и так же закалывающую волосы?

— Нет! Я уже нашел ее.

Он сделал шаг вперед, и у Алатеи перехватило дыхание. Она затрепетала…

Дверь отворилась; из бального зала вышли несколько гостей. Габриэль обернулся, и Алатея с трудом перевела дух.

— Ты впал в чудовищную ошибку.

Он откинул голову назад, но она, сделав круг, уже обошла его и, пройдя мимо гостей, кивнула ему с царственным видом. Алатея удалялась, высоко держа голову, быстрыми шагами, чуть ли не бегом — она бежала обратно, в безопасность бального зала.

Глава 13

Только что заиграли вальс, и она остановилась на краю площадки для танцев, но тут же твердая рука обвилась вокруг ее талии.

Она подавила готовый вырваться крик, но скоро ее дыхание выровнялось, как и ее расстроенные чувства. Однако смятение снова охватило ее, как только она осознала, что это был Габриэль. Ее грудь и бедра оказались плотно прижатыми к его телу, и так они продолжали кружиться по залу.

Тело Алатеи мгновенно ожило, грудь сладко заныла от прикосновения к нему. Она изо всех сил старалась не реагировать на эту близость, но в его объятиях это оказалось невозможным — при каждом повороте их бедра соприкасались, и непрошеные воспоминания опять бурлили в ней,

Ей с трудом удавалось управлять своими разбегающимися мыслями, и все же она должна была принять решение. Теперь спокойствие было единственным ее оружием.

Габриэль держал партнершу очень близко к себе. Голова ее продолжала кружиться, а тело пылать при каждом повороте.

— Нельзя ли немного полегче? — Она попыталась отстраниться.

— Если помнишь, мне доводилось держать тебя и ближе. Его слова прозвучали неожиданно жестко, и это поразило их обоих, Алатея бросила на него испуганный взгляд, потом отвела глаза.

Больше она не пыталась разговаривать с ним, в то время как его взгляд по-прежнему не отрывался от ее лица. Он был в ярости.

— Ты думала таким образом устроить мне ловушку, заставить жениться на тебе? Все затеяно с этой целью, да? — Он еще крепче сжал ее руку. — Ты ведь понимаешь, что я превратил бы твою жизнь в сущий ад. Так зачем же? Это было вызовом с твоей стороны?