Московский гость

      Но сердился, однако, он на самого себя, на какую-то ошибку, которую не забыл совершить, а теперь, очнувшись, почему-то забыл как таковую, и, казня свою забывчивость, а вместе с ней и предположительную греховность своего промаха, путешественник очищался твердым обещанием, что ничего подобного с ним впредь никогда не случится. Зачем это? зачем подобное? зачем этот ужас и бег по лесу? И как это могло произойти с ним? Почему он здесь, а не дома, не в Москве, где у него хорошая работа и добрая, понимающая его жена?
      Он стремительно, насколько это было возможно, побежал в зарослях, ибо надо было поскорее выбираться из этой странной, противоестественной потерянности. И одновременно с тем, как он начал движение, издалека донесся шум поезда. Слава Богу! Звезды исчезли из виду, а луна лишилась света, хотя бы и отраженного, не на краю мироздания, не в других мирах, где нет ничего человеческого, и это не сон. Путешественник плевком удалил накопившуюся во рту горечь, вдохнул полной грудью чистый воздух, и жажда безупречно, без досадных срывов, разумной, размеренной, деятельной жизни горячо полыхнула в нем, почти высушив промокшие в луже брюки, носки и туфли.
      Лес расступился, и в серенькой кашице рассвета человек увидел ровную бетонную ленту платформы, отыскал лестницу, взбежал, и с помощью указателя ему сразу удалось определить, что именно на этой стороне останавливается поезд, направляющийся к Москве. А тот уже приближался, вдали из синей тьмы вынырнул луч света и заколебался на весу, подминая под себя отливающие тусклым блеском рельсы и какие-то белые столбики.
      От желания согреться, а равно и от нетерпения - ибо ему хотелось как можно скорее очутиться в поезде, осмыслить случившееся с ним, привести в порядок одежду и осознать, с какой упоительной радостью он вернется домой, - путешественник затопал ногами в бетон. Вдруг к нему неверной походкой, как бы валясь с ног от усталости, подошел человек примерно одного с ним роста и, если это и впрямь можно было хотя бы приблизительно разглядеть в утренней мгле, возраста. Путешественник прекратил свой нелепый танец и настороженно замер, вглядываясь в подошедшего, а тот судорожно шевелился в своей неразличимости и размахивал руками, но так, словно разминался, а не жестикулировал.
      - Знаете, - сказал он дрожащим не то от холода, не то от возбуждения голосом, - я что-то совсем заплутал, просто-напросто потерялся... А тут еще ночь! И хорошо, хорошо, что я вас встретил. Как мне попасть в Беловодск?
      Чтобы беседовать с незнакомцем и смотреть на него, вернее говоря, присматривать за ним, ведь мало ли что, путешественнику пришлось повернуться спиной к приближающемуся поезду. И это ему не нравилось. Конечно, пропустить поезд он не пропустит, но уютнее становилось на душе оттого, что он наблюдал за его медленным, как будто торжественным прибытием. А незнакомец отвлекал от этого удовольствия и возвращал к холоду, одиночеству в ночи, к мертвому личику луны, выплывающему из-за туч, и ужасному блеску воды, в которую почему-то оказалась погруженной половина его, путешественника, тела.
      Путешественник с сомнением и, кажется, немного свысока смотрел на спрашивающего. Не задаваясь вопросом, почему это так (а задайся он им, пришлось бы тут же доискиваться и до причин, по которым он оказался здесь и в луже), он чувствовал за плечами огромный опыт жизни и особое знание, должным образом упакованное и надежно покоящееся в душе. Правда, этот опыт, при всей его ясности и великом размахе, был не таков, чтобы называться определенным, и не вполне понятно было, как его применять, и знание было не тем, которое отвечает на все вопросы и твердо держит в раз и навсегда установленной колее. Путешественник видел в себе, что ему, владеющему этим большим знанием, легче сказать, чего он не знает, чем даровать окружающим, тем более посторонним, вроде этого малого, который обратился к нему за помощью на неведомой платформе, что-либо смахивающее на указание, совет или наставление. Например, он совершенно точно не знал ничего о Беловодске и был готов, поскольку поезд грохотал уже совсем рядом, за спиной, и следовало как-то вежливо отделаться от незнакомца, с неподкупной честностью расписаться в своем незнании.
      - Никогда и не слышал даже ни о каком Беловодске, - просто ответил путешественник и для убедительности пожал плечами.
      - Ну как же... - огорчился незнакомец. - Беловодск... город... большой старинный город... неужели не слышали? Мне туда позарез нужно!
      Мимо покатились освещенные вагоны со скрипом и металлическими вздохами тормозящего поезда.
      - Ничем не могу помочь! - прокричал путешественник в поднявшихся на платформе шумах.
      Незнакомец понурился, а огорчивший его человек взошел на подножку остановившегося перед ним вагона. Из тамбура он посмотрел на своего случайного собеседника, до разлуки с которым остались считанные мгновения. На лицо незнакомца упал свет из вагонного окна, и оно мгновенно сморщилось от недоумения, выдавив из-за этого и отбросив все черты, определяющие его достоверность. Это была теперь рисованная маска растерянности, невразумительной обиды, какой-то маленькой драмы, и в нижней ее части подрагивали полоски губ, как будто несчастный заплутай все еще произносил приметы нужного ему города, которые могли бы полезно освежить память уезжающего от него путешественника.
      - Что же мне делать? - уныло вдруг выкрикнул он по-птичьи раскрывшимся отверстием рта.
      Путешественник улыбнулся и покачал головой.
      - Возвращайтесь домой, - сказал он сквозь очередной вздох металла. Больше я ничего не могу вам посоветовать.
      Незнакомец тоже покачал головой, он не принял совет, отмел его. Какая-то нужда гнала его в Беловодск, может быть, не столь безусловная, как он, корчась и гримасничая, попытался внушить путешественнику, но и не такая, чтобы он отказался от своей цели только потому, что потерял ее из виду.
      Дверь с громким стуком захлопнулась, и поезд тронулся, тяжело раскачиваясь, с натужным сопением набирая большую скорость движения.