— Поменьше все-таки, — отозвалась тогда Риа, а потом добавила: — Экипажи переселенческих кораблей — сплошь сумасшедшие, малыш.
— Все стабильно, — ответил он теперь Дезу. — Темно и пусто. Система охлаждения сбоит. Температура окружающей среды — двадцать восемь градусов. Если она начнет расти, мы уйдем. Нет смысла поджариваться.
— Это Риа решила, что тут можно получить не просто цену металлолома, — сказал Дез. — Мне самому хватило бы и этого.
— Почему же ты ее не отговорил? — спросил Милт. Дез засмеялся:
— Не такой я дурак, чтобы пытаться отговорить Риа от чего бы то ни было. Вот помню...
— Тихо!
Голос Милта прозвучал резче, чем ему хотелось. Дез замолчал, не закончив фразу, и Милт наклонил голову, пытаясь определить направление звука — едва различимого, почти не слышного за шумом умирающей системы охлаждения...
— Милт? — окликнули его из комма. — Корабль три-три-пять передовому отряду три-три шесть. Вы меня слышите?
Мил вздохнул, покачал головой и нажал кнопку передачи.
— Слышу вас хорошо. Показалось, что услышал что-то новое. Чертов корабль расползается по швам. Страшненько, понимаешь? Как в рассказах о кораблях-призраках, которые дети постарше рассказывают малышне в детском саду...
— Сюда, Милт!
Голос Риа странно отдавался от металлических стен.
— Напарник выбрала курс, — сообщил Милт комму. — Передовой отряд три-три-шесть, конец связи.
— Удачи, — сказал Дез. — До связи.
Она обнаружила машинное отделение — или нечто вроде того. Вдоль стен стояли механизмы. Кое-где горели желтые индикаторы. Милт вошел и высоко поднял фонарь.
— Ого!
— То-то же. — Риа была явно довольна. — Здесь может оказаться нечто получше металлолома, парень. Может быть, дадут цену как за работающий корабль. Индикаторы говорят, что он действует.
— Это же древность, — рассеянно отозвался он — а потом ее последние слова вдруг обрели смысл. Он повернулся к ней в пронизанном лучом света сумраке. — Если он действует, — спросил он, — то почему его бросили?
Риа молча воззрилась на него.
— Мы уходим, — объявил Милт с решимостью, питаемой приливом ужаса.
«И он слышал позади звук — там, в корабле, где живых не осталось! — подсказала ему память, извлекая ясное и четкое воспоминание детства. — Он услышал позади себя звук и боялся повернуться и посмотреть, что там. Но ему было страшно и стоять на месте, повернувшись туда незащищенной спиной...»
— Мы уходим! — крикнул он снова, но Риа продолжала стоять, устремив на него широко раскрытые глаза. Он рванулся вперед, схватил ее за руку и потянул за собой, поворачиваясь к выходу...
И издал звук, который напоминал одновременно бульканье и вопль.
Путь им преграждал... паук. Глаза у него были оранжевые и уродливые, челюсти могли перерезать Милта Дженкинса пополам, круглое туловище поднималось над полом до половины человеческого роста, подвешенное на восьми лапах, каждая из которых кончалась... когтем.
Он проглотил еще один крик и выпустил руку Риа, дрожащей рукой вытаскивая из-за пояса пистолет и прицеливаясь.
Мигнули фонари глаз, что-то тихо зашипело, что-то пролетело в сумраке — и липкая веревка плотно обмоталась вокруг руки с пистолетом. Он вскрикнул — а паук дернул.
Милт отчаянно отпрянул — и еще одна липкая веревка захлестнула ему ногу у колена. Милт упал, пытаясь уцепиться на пол. Паутина сжалась крепче, и он закричал снова, чтобы Риа помогла ему, спасла его, застрелила, убила эту тварь...
Наверное, она попыталась. Он услышал шипение летящей паутины, услышал крик, который издал не он, — а потом сдавленную ругань.
Когда-то Милт умел молиться. Он услышал, как бормочет древние слова, пока паук подтаскивал его к себе. Но молитва помогла ему не больше, чем Риа — проклятия.
Глава пятьдесят девятая
Используя Трезубец как палку, Лал медленно поднялся на ноги.
Свидетель стоял чуть в стороне, а лицо его превратилось в особо невыразительную маску, что говорило о его полной погруженности в Свидетельствование.
Корбиньи убрала пистолет и шагнула вперед, подхватив Анджелалти под локоть. Он посмотрел на изуродованное лицо Саксони Белаконто, на кровь, пропитавшую ее рубашку, вздрогнул и закрыл глаза.
— Неужели было необходимо... — начал он, но не договорил, потому что, конечно же, это было необходимо.
— Она была твоим врагом, — сказала Корбиньи. — А чего бы ты хотел?
— Минутная слабость, кузина. Прошу мне ее простить. — Он открыл глаза и повернул голову, намереваясь ей улыбнуться, и вместо этого выдернул у нее свой локоть, повернулся и крикнул: — Нет!
Орудийная башня ворнетовского корабля поворачивалась, медленно и аккуратно, меняя при этом угол наклона. Всего несколько секунд — и она уже смотрела вдоль гряды, на чахлую зелень у ее основания... на шатры племени Тремиллан.
— Дьяволы! — завопила Вен кел-Батиен Джириско, опуская руки к поясу. Она сорвала с него амулет и швырнула в сторону корабля.
Примерно на половине расстояния от корабля прогремел взрыв, поднявший в воздух комья земли и небольшие камни. Вождь закричала снова — на этот раз нечто бессловесное, но мощное, и побежала вперед, цепляя пальцами другой брелок своего пояса.
— Нет!
Это Корбиньи сделала уже три шага по траектории, которая позволит ей перехватить бегущую женщину. И орудийная башня снова пришла в движение, нацеливаясь на эту, более близкую цель, освобождая шатры от опасности. И они обе погибнут...
Лал вскочил, врезавшись в Корбиньи и сбив ее на жесткую землю. Он упрямо держал ее, не давая вырваться, и даже выпустил Трезубец, чтобы она не смогла схватить его за горло. При этом он пытался заслонить ее тело своим.
Второй взрыв был громче: возможно, вождь попала в цель.
Третий взрыв оказался еще громче, и земля содрогнулась и вздыбилась, отбросив их назад, так что они с одинаковыми вскриками упали на взрыхленную землю и каменное крошево. Трезубец больно ударил Лала по ногам, а Корбиньи выгнулась с такой яростью, что он испугался за ее позвоночник и выпустил ее, вывернувшись, и одним движением вскочил на ноги, держа Трезубец на изготовку.
Земля около корабля почернела, потрескалась, кое-где спеклась в стекло. Свидетель стоял в полный рост чуть в стороне от самых серьезных разрушений, и на его плоской щеке алела царапина, сочившаяся ярко-красной кровью.
Вен кел-Батиен Джириско, вождя племени Тремиллан, не было и следа.
Башня опять двигалась. Натужно-медленно, с решительностью судьбы и неотвратимостью смерти, башня опять нацеливалась на шатры.
— Их некому предостеречь! — Голос Корбиньи был полон страдания. — «Гиацинт» ниже по склону и далеко. У нас нет оружия, чтобы помешать им. Отважной ты была, отважной, капитан-планетник! Ты чуть не выкупила жизнь своего племени...
Лал смотрел, как смертоносно и неспешно нацеливается черное дуло — и чувствовал в руке тяжесть трезубца. Он посмотрел на него, увидел идеальные линии новых схем, мерцающие искры драгоценных камней, мрачный взгляд Камня Страха. Поднял Трезубец, прикидывая на руке его балансировку.
И пошел в сторону корабля.
— Анджелалти!
Голос Корбиньи был полон панического страха, ужаса — и чего-то еще, что он почти распознал.
— Слава отваге, о Искатель!
Голос Свидетеля заглушил даже усиливающийся с каждым шагом стон корабельных двигателей.
Они подпустили совсем близко — те, кто находился в корабле. Подпустили на самую близкую дистанцию своего выстрела — и тогда орудийная башня снова пришла в движение, отворачиваясь от шатров, наклоняясь вниз, чтобы нацелиться на него.
Милт очнулся. Был свет, люди вокруг — а он оказался связан по рукам и ногам. Он лежал на боку на холодном металле. А очнулся вроде бы от удара сапогом.
— Кончай дурить, — произнес пугающе знакомый голос. — Открывай глаза, планетник. Я знаю, что ты в сознании.
Он неохотно открыл глаза, увидел выщербленный металл и пару сапог — из черной кожи, настолько тонкой, что сквозь нее видны были очертания ступней. Края синих брюк, надетых навыпуск, были разлохмачены, и ткань чуть лоснилась.
— Ну? — сказал он сапогам. — Открыл я глаза. Подумаешь, важность.
— И готов разговаривать, — прокомментировал голос. — Эйл.
Он едва успел задуматься о том, что такое «Эйл», когда в его поле зрения появилась еще одна пара сапог — и его вдруг резко вздернули за связанные за спиной руки. Плечевые суставы болезненно хрустнули, и он судорожно вздохнул.
— Встань на ноги! — рявкнул грубый мужской голос прямо в ухо. — Или ты такой тупой, что даже стоять не умеешь?
Он повернулся — и сумел заставить ноги слушаться. Секунду он стоял на месте, покачиваясь и пытаясь найти равновесие, несмотря на больно стянувшую ноги веревку. А потом Эйл отпустил веревку, связывающую ему руки, и Милт зашатался и рухнул на колени.
Женщина с холодным голосом вздохнула.
— Сойдет. Смотри на меня, планетник.
Он задрал голову, хотя ему противна была эта вынужденная поза униженной мольбы. Она позволила ему насмотреться вдоволь, и когда он запомнил ее всю — короткие светлые волосы, гигантские черные глаза и нашивку на обтрепавшемся рукаве, — то сказал:
— Это вы проводили эвакуацию.
По ее костлявому лицу промелькнуло удивление.
— Мейл Фазтерот, — сказала она. — Исполняющая обязанности капитана и Первый Помощник. У тебя будет имя.
— Неужели будет?
В его голосе прозвучало неразумное презрение, и она нахмурилась:
— Да ты, похоже, невежа, планетник?
— Это вы меня спрашиваете? — Он возмущенно посмотрел на нее. — По-моему, у меня есть причина быть несколько невежливым. Вы пугаете меня до полусмерти, связываете меня, не развязываете, вы... Где моя напарница?
Она бесстрастно посмотрела на него:
— Напарница?
Это его испугало. Он тупо уставился на нее и поспешно облизал внезапно пересохшие губы.
— Твое имя, — напомнила она ему.
— Милт Дженкинс, — назвался он, ощущая, как его сердце наполняет ужас. — Со мной была женщина... моя напарница. Когда это... это...
— Когда Арахнид обнаружил, что вы наводите на него пистолеты, — договорила она за него, — и принял меры, чтобы защитить себя. — Она помолчала. — Кажется, я припоминаю еще одну планетницу. Возможно, я позволю тебе ее увидеть. После того, как ты ответишь мне на некоторые вопросы.
— Я хочу увидеть мою напарницу! — крикнул Милт. — И я хочу увидеть ее немедленно!
Он был потрясен тем, что она рассмеялась.
— Но ты ведь не в том положении, чтобы требовать? Невежливость не пойдет твоей напарнице на пользу. Помни об этом и отвечай как следует. Какая частота у канала связи с кораблем-маткой, который расположен вне системы?
Он выпучил глаза.
— Не знаю, — сказал он после долгого молчания, хоть и не надеялся, что ему поверят.
Она покачала головой.
— А вот это прискорбно, потому что мне крайне необходимо узнать еще несколько фактов такого же рода. Может, твоя память нуждается в помощи?
Она щелкнула пальцами, и Милт услышал тихое пощелкивание, которое донеслось до него из перехода за секунду до того, как Риа позвала его к пульту управления. Отвратительный робот — Арахнид? — появился в его поле зрения и протянул коготь.
Милт заскулил и прикусил губу.
— Ну же, — сказала Мейл Фазтерот, — зачем мучиться? Рано или поздно я получу нужные мне данные, и мне не важно, останешься ты при этом жив или нет. Если это важно тебе, тогда отвечай — и сможешь потом внучатам рассказывать.
— Я... я не знаю, — прошептал Милт, не сводя с Арахнида полных ужаса глаз.
— Ох, пусть звезды заберут этого тупого планетника! — сказала женщина, теряя терпение. — Эйл!
Первый тяжелый удар пришелся в голову над правым ухом. От встряски Милт прокусил себе язык. От второго удара в голове вспыхнули искры.
— Брось это, юноша, — сказала женщина. — Ты ведь пилот, а мне неприятно видеть, как уродуют пилота. Скажи мне частоту — и прекратим это.
Он повернул голову в сторону и выплюнул кровь. Потом перевел взгляд с Эйла — мощного верзилу с такими же необычно светлыми волосами и непропорционально большими глазами — на женщину.
— Частота десять восемьдесят восемь, — сказал он, не обращая внимания на то, что голос у него дрожит. — В сдвоенном субсветовом и гиперпространственном диапазоне.
По лицу Мейл Фазтерот пробежала тень бесконечной печали. Она вздохнула и покачала головой.
— Эйл, — сказала она.
Глава шестидесятая
— Но, — сказал Велн уже не в первый раз после отлета Лала, — откуда мы можем знать, что происходит, дядя? Нам только сказали, что мы помогаем Капитану победить врагов Корабля...
Финчет бросил на него озорной взгляд.
— А тебе этого мало?
Велн топнул ногой по шиферной плите пола почти с царственным видом, хотя ему едва исполнилось десять стандартных лет. Финчет с трудом удержался от смеха.
— Вся вселенная, — сказал Велн таким тоном, словно зачитывал Устав человеку с менее сильным интеллектом, — является врагом Корабля. Экипаж обязан всегда быть... быть...
— Бдительным, — договорил Финчет, скользнув взглядом по приборам на задней стене.
— Бдительным, — повторил Велн, не сдаваясь, — и готовым вступить в бой. И умереть, буде того потребуют Корабль или Капитан.
— Ну и? — задал вопрос Садовник. — Что тогда не так?
— Капитан отправил большую часть Экипажа сражаться с Синдикатом, тогда как он сам и... и... планетники... пока они отправились помогать другим планетникам, которые нам тоже враги! — воскликнул Велн. — Как же ты не видишь, что это неправильно! Мой отец...
— Твой папаша был человеком жестоким и суровым — не обижайся, нет ничего позорного в правде, и никогда не было, чему бы тебя ни учили там, среди жести. — Финчет нахмурился и потер подбородок, глядя на обращенное к нему возмущенное юное лицо. — Нет смысла говорить, что бы Индемион сделал в такой ситуации, — добавил он чуть мягче, — потому что он никогда не впутался бы в дела планетников. Он был человеком Корабля, твой папа, и думал всегда о благе Корабля. — Он покачал головой. — Это не значит, что он всегда был прав и поступал хорошо. Но он делал все, что мог. И в этом тоже нет позора.
Велн стиснул зубы, — Но новый Капитан...
— Ну и вот тебе пример того, о чем я говорю — что твой папа не всегда думал правильно. Ведь это он оставил мальчика у планетников? Вот теперь этот мальчик и говорит, что люди — всегда люди, и берет на себя заботы об Экипаже и планетниках одновременно. У него есть обязательства, у твоего кузена Анджелалти. Подумай об этом, и ты увидишь, что во всем есть смысл. Разве ты хотел бы, чтобы он поступал бесчестно и отвернулся от своих друзей только потому, что Экипаж вдруг поманил его пальцем и пригласил домой?
Мальчик выглядел уже не таким уверенным.
— Но он взял... планетников вместо членов Экипажа!
— Велн, Велн! А кто же Корбиньи в душе, как не член Экипажа? — Финчет поднял руку. — Или ты, как некоторые, считаешь, что она нас оскорбила? Насколько я слышал, она умерла за Капитана — это был ее долг, разве нет? И за исполнение своего долга она получила награду — новое тело, красивое и сильное, так что Капитан не лишился ее службы. Что плохого в этом для них обоих?
Велн моргнул:
— Но я слышал, что...
— Мудрый человек, — прервал его Финчет язвительно, — выслушивает всех, но думает сам. — Его взгляд остановился на каком-то индикаторе, и он встал. — Пора браться за дело, парень. Помогай.
Вдвоем они прошли к пульту управления и сели в кресла пилотов. Финчет нажал ряд деревянных кнопок — и открылись ставни, закрывавшие восемь небольших экранов, расположенных на уровне глаз.
— Ты их хорошо видишь, парень?
Велн поерзал в кресле, вытянул шею и вздохнул:
— Надо бы мне сесть чуть выше, дядя. Финчет кивнул.
— Можешь взять подушку с кровати, — посоветовал он, проверяя показания приборов и сравнивая их с теми, которые были видны на экранах. — Или, если хочешь, можешь взять Книгу.
Мальчик вылупил глаза.
— Использовать Книгу, чтобы на ней сидеть?
— Ее использовали и похуже, — отозвался старик, ухмыляясь мальчишке. — Но в любом случае — поторопись. Мне твои глаза вот-вот понадобятся.
Велн бесшумно пробежал по каменному полу, ловко огибая мебель, подныривая под связки трав и луковиц, подвешенных к балкам для просушки. Вернулся он чуть медленнее, прижимая Книгу к груди обеими руками. Бережно положив ее на сиденье кресла, он благоговейно опустил на нее зад.
— Лучше? — спросил Финчет.
— Да, дядя.
— Ну и хорошо.
Финчет подправил фокусировку и посмотрел на мальчика.
— Мы идем на орбиту первого этапа посадки. Это — лучшее, на что мы способны, и то на аварийной системе, которая, по-моему, вообще не предназначалась к включению. По правде говоря, я и пробовать бы не стал, если бы Капитан не запустил того Арахнида внутрь и не привел все в лучший вид. Как бы то ни было, мы спускаемся на планету, шаг за шагом. На это у нас уйдет чуть больше двух корабельных дней. Мы так делаем не только потому, что неумно садиться на незнакомую планету, не изучив обстановки, но и потому, что Капитан желал получить карты. Ты понял?
Велн нахмурился.
— Автоматическая система может снимать карту, пока мы спускаемся, дядя. Нам не обязательно наблюдать.
— Еще как обязательно. Эта планета — пленница Синдиката. Капитану нужно, чтобы за экранами следили умные глаза — глаза, которые распознают очертания крепости, или противокорабельного орудия, или антенны передатчика. Ты слышишь, что я говорю, юный Велн?
Глаза мальчишки ярко блестели.
— А он... мы осуществим захват? Эта планета станет нашей? — Он судорожно вздохнул и перегнулся через пульт, чтобы схватить Финчета за руку. — Это и есть... и есть Земля Обетованная, дядя? Это — то, на поиски чего станция Гриффит отправила Первого Капитана и Экипаж?
Садовник покачал головой.
— Звездный ветер, парень, откуда мне знать, что планировали на станции Гриффит и какое задание получила Первый Капитан? Если тебя допускали к вахтенным журналам, то ты знаешь больше меня. — Он рассмеялся и высвободил руку. — Я знаю только, какой приказ получили мы, каким курсом нам идти и что может случиться сейчас. Ты сможешь следить за экранами с пятого по восьмой?
Велн сел прямо, расправив плечи и сверкая глазами. — Да.
— Вот и следи. Если увидишь что-то необычное — пусть даже не знаешь, как это называется, — нажимай синюю кнопку, чтобы это отметить. Если увидишь что-то такое, что распознаешь как опасность для нас, дай знать мне. Пока будем на последней орбите, я рассчитаю координаты посадки, а то сядем еще прямо на казармы спецназа Синдиката!
Тут Велн рассмеялся и стал внимательно смотреть на экраны, держа правую руку над синей кнопкой. Понаблюдав за ним минуту, Финчет сосредоточился на утомительном деле наблюдения за собственными экранами.
Глава шестьдесят первая
Ствол орудия опустился вниз, и Корбиньи застонала, понимая, что сейчас оно выстрелит. Анджелалти обречен, погиб — и она ничего не может сделать, лишь броситься вперед и умереть с ним. Но Анджелалти продолжал идти вперед, равно не замечая ни орудия, ни своей смерти, ни отчаяния Корбиньи.
Орудие качнулось ближе и чуть сократилось: ствол ушел внутрь башни, когда орудийный расчет уточнил наводку. Потом ствол дрогнул в продольном направлении, застыл, когда Анджелалти вошел в зону действия оружия...
...и вышел из нее, поднырнув под опускающийся ствол, как Финчет наклонился бы под веткой, слишком сильно нависшей над дорожкой Сада.
— Ха! — сорвался с ее губ возглас, а ее сердце судорожно ожило, пульсируя радостью, столь же болезненной, сколько и недолгой.
Конечно, орудие уже не двигалось, а Анджелалти шел теперь внутри зоны безопасности корабля.
Но на ее глазах малые люки корабля начали открываться, выпуская трапы.
С первого сошел человек, предусмотрительно одетый в легкий — не вакуумный — скафандр. Спрыгнув с трапа, человек поднял мощную винтовку.
Корбиньи сама не заметила, как бросилась вперед, крепко сжав в ладони пистолет. Она бежала за Анджелалти бездумно, почти так же презрев опасность, как он, ликуя, что наконец-то нашлась услуга, которую она способна оказать — опасность, от которой, если у нее хватит умения и удачи, она сможет его оградить.
Под его ногами стелилась тропа, похожая на длинную сверкающую ленту. Ему просто надо было перейти оттуда, где он был, туда, где ему надо было быть. Пройти по ленте и нанести верный удар по судну врага. Достаточно это сделать — и враги будут повергнуты к его ногам. Это он знал.
Это сказал ему голос.
Если бы Лала спросили, он не смог бы ответить, когда впервые увидел сияющую дорогу или услышал голос. Возможно, они появились одновременно, в ту секунду, когда он избавился от страха перед орудием и, следовательно, собственной смерти. В этот момент жгучая потребность остановить их подавила в нем все остальные чувства.
«Они не будут убивать Биндальчи», — пообещал он себе, подныривая под ствол орудия, не замедляя шага.
«КОНЕЧНО, НЕТ, МОЙ ХРАБРЕЦ», — нежно заверил его голос.
«Они не получат хезерним, — продолжил он почти нараспев, следуя по мерцающей дороге. — Они прекратят меня преследовать. Они будут бессильны!»
«ДА, — успокоил его голос. — ИМЕННО ТАК, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ МОЙ. ТЫ МОЖЕШЬ НАНЕСТИ ИМ СОКРУШИТЕЛЬНЫЙ УДАР. ТЫ ТАК СИЛЕН, ТАК ЧИСТ МЫСЛЯМИ. ВЫПЕЙ ИХ ЗА МЕНЯ, МОЙ СВЕТЛЫЙ, МОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ, МОЙ ВОИН! ВЫПЕЙ ИХ ДО ДНА И УТОЛИ МОЙ ГОЛОД. Я ТАК ДАВНО ЖАЖДУ!»
Дорога становилась шире, и впереди виден был корабль Ворнета — как паутина потоков энергии. Они перехлестывались и сливались, пульсируя жизнью. Над ним нависало темное облако — оно перечеркивало тропу, гасило ее сияние. Лал чуть замедлил шаг, но голос только рассмеялся:
«СОБЫТИЕ СОЗДАЕТСЯ СЛИШКОМ ПОЗДНО! — воскликнул он. — ВПЕРЕД, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ МОЙ! ЧЕМ МОЖЕТ СМУТИТЬ ТЕБЯ КАКОЕ-ТО ОБЛАКО?»
И тем не менее он медлил — и, казалось, тропа тускнеет, и корабль его врагов не так ярко пульсирует энергией. Он услышал иные звуки там, где только что звучал голос: узнаваемые выстрелы винтовок. Он начал было поворачивать с тропы...
«ОНИ ТЕБЯ ОДОЛЕЮТ!» — с издевкой заявил голос.
«Ни за что!» — огрызнулся он, вспоминая, как тело Шилбана обмякло под рукой убийцы, как расширились в ужасе глаза Корбиньи, когда из зеркала на нее посмотрело лицо, никогда ей не принадлежавшее...
Он услышал еще один звук — человеческий голос, с мукой и любовью закричавший: «Анджелалти!» — и промедлил еще секунду.
Поблизости раздался резкий кашель, и Лал вскрикнул, упав на колени на дорогу. Плечо его огнем обожгла боль. Трезубец выпал из ослабевших пальцев — но он поймал его другой рукой, а в следующее мгновение уже вскочил и бросился вперед по туманной, исчезающей тропе.
Он ворвался в облако и снова вскрикнул от холода, мучительного холода, но не замедлил бега. Где-то в какой-то иной реальности голос продолжал говорить — нежно, страстно, называя его ласковыми именами, маня к кораблю, обещая ему поклонение, вечность чувственных восторгов... Это было не важно, он едва слышал эти слова.
Он вырвался из облака и понесся дальше. Корабль возвышался над ним, пульсируя энергетической сетью. Он только что не пролетел последние шаги до корпуса, которого не видел, занося Трезубец для удара.
И опустил его в самый центр энергии. И над всеми мыслями, даже над звуками ликующего голоса, одна у него была мысль: «Корбиньи!»
Что ж, ничего хорошего с мальчишкой не сделали, а вот плохого хватило. Риа присела возле него в сумрачном кубрике переселенческого корабля, щупая неровный пульс и пытаясь собраться с мыслями.
Она сама была почти цела — ей пришлось вытерпеть только несколько грубых пощечин капитанского громилы, когда они проверяли сведения, полученные от Милта. Точность этих сведений испугала ее гораздо сильнее побоев: она знала, что у Милта голова забита героическими бреднями. Он ни за что не выдал бы эти сведения добровольно.
И они выбили их из него силой — ну ведь заранее же было ясно, что этим кончится.
— Дурак ты, мальчишка, — пробормотала Риа в темноте. — Такой дурак, что такие не живут. — Она вздохнула и провела чуткими пальцами по его телу, вздрагивая на каждой новой травме. — Такой дурак, что такие не живут, — повторила она еще раз и выпрямилась.
Экипаж переселенческого корабля унес с собой их фонари и коммы — что было только разумно. Она подумала о возможности использовать комм переселенческого корабля — и отбросила эту мысль: надежда была только одна — что Дез забеспокоится и отправит за ними кого-нибудь. И важнее всего, чтобы Милт дожил до этого момента.
Она хмуро посмотрела на ночник на потолке — назвать это освещением было бы невозможно — и мысленно повторила путь, которым их вели по кораблю. Они проходили — она была в этом почти уверена — мимо какого-то лазарета.
Риа встала, не обращая внимания на стрельнувшую боль ушибов, сняла с себя куртку и укрыла мальчика. Он тихо застонал, дернулся — и снова затих.
Если идти осторожно, то света будет достаточно. В лазарете наверняка найдутся носилки и одеяло. А если повезет — то и бинты, и обезболивающие...
— Я скоро вернусь, — пообещала она лежащему без сознания напарнику и медленно пошла прочь в теплой, шумной темноте.
— Вот! — Велн нажал синюю кнопку и дернул Финчета за рукав. — Видишь, дядя? На восьмом экране, и переходит...
Финчет внес коррективы, взял изображение и данные с пульта Велна и ввел их в большой компьютер.
— Что это было? — возбужденно спросил мальчик. — Океан?
— Вряд ли, — ответил мужчина, ловко сортируя данные и ощущая нарастающее отчаяние. — Океаны не окружают стенами, юный Велн. Они приходят и уходят, как им заблагорассудится...
Он откинулся в кресле, пытаясь постичь всю невероятность того, что он только что увидел — и что, по уверению суперкомпьютера, было реальностью.
— Тогда что же это? — нетерпеливо спросил Велн, и Финчет вздохнул.
— Это похоже на дамбу, парень. На очень большую дамбу.
Глава шестьдесят вторая
Первым выстрелом она попала человеку с винтовкой в плечо, сбив ему прицел. Он дернулся, и его выстрел взрыл землю рядом с Корбиньи. Она выстрелила второй раз, проклиная маломощный пистолетик: снайперская стрельба на таком расстоянии возможна, но вероятность смертельной раны практически нулевая.
Мужчина с винтовкой пошатнулся, поскользнулся — по крайней мере, так ей показалось — и свалился с трапа. Корбиньи сосредоточила внимание на двух других потенциальных убийцах, заставляя их предусмотрительно пригибаться.
Анджелалти был прямо перед ней и по-прежнему шел ленивой, почти мечтательной походкой, будто не допускал существования опасности и смерти. Корбиньи приостановилась на секунду, и ее выстрел оставил на голове женщины-стрелка касательное ранение. Ярко вспыхнула на фоне черных волос красная лента. Удовлетворенная своей работой, опасаясь, что в пистолете кончается заряд, она рванулась вперед изо всех сил, собираясь догнать Анджелалти, использовать свое тело как щит...
И тут он сбился со своего ровного шага. Он приостановился и полуобернулся, словно только в этот момент заметил воцарившийся вокруг хаос: перестрелку, крики, напряженное гудение корабельных систем...
Она не заметила, как стрелок, залегший в тени от корабля, тщательно прицелился, хотя видела других, представлявших для него столь же большую опасность.
— Анджелалти! — закричала она, предостерегая, и увидела, как он вздрогнул. А потом она увидела вспышку выстрела затаившегося убийцы и услышала, как одновременно вскрикнул Анджелалти. Он упал на колени, выпустив Трезубец из внезапно разжавшихся пальцев.
Она резко остановилась — и застыла во весь рост под градом пуль. Она стояла, выпрямившись, и тщательно целилась, призвав себе на помощь все свое умение. Стояла — и, чудом оставаясь целой, нажала на спуск, ненавидя человека, который его ранил...
Она промахнулась: услышала, как взвыла пуля, рикошетом отскочив от корабля.
Анджелалти уже снова был на ногах. Его рана оказалась не такой серьезной, как она боялась, хотя кровь обильно текла по руке и капала с бессильно обвисших пальцев. Он повернулся к кораблю и с быстротой, которой она в нем не подозревала, рванулся вперед. Стрелок в тени передвинулся, чтобы лучше прицелиться, и Корбиньи с воплем бросилась вперед, подняв пистолет. Она выстрелила, а потом выстрелила еще и еще — всего четыре раза. А потом пистолетик у нее в руке кашлянул и замолчал, но к этому моменту стрелок лежал неподвижно, а Анджелалти поднял Трезубец и ударил его зубцами по обшивке корабля.
Она ожидала взрыва или вспышки света, хора ангелов — хоть что-то, что могло бы уравновесить гибель вождя Биндальчи, рану Анджелалти, ее собственный ужас...
А вместо этого — тишина.
Абсолютная, полная тишина. Все огни в корабле погасли, ствол орудия на башне бессильно повис, а двигатели просто заглохли.
Анджелалти обмяк, бессильно соскальзывая по корпусу корабля, пальцы на рукояти Трезубца разжались. Корбиньи бросилась к нему в этой тишине и тут услышала еще один звук, последний. Кашель дальнобойной винтовки.
Боль, пришедшая за звуком выстрела, обжигала — и она вскрикнула. А потом колени у нее подогнулись, и она упала, потеряв сознание еще до удара о камни.
В лазарете действительно нашлись носилки и одеяло. И еще очень-очень многое.
Риа уложила парнишку в очень современный медавтомат, нажала соответствующие кнопки и прочла на приборах благоприятные показания. Предложенное лечение она одобрила, и машина с жужжанием ожила. Риа растянулась на пустых носилках, глядя в относительно ярко освещенный потолок и размышляя.
