Фафхрд и Серый Мышелов (№2) - Мечи против смерти

Между тем один из противников Фафхрда прибегнул к уловке, которая вполне могла увенчаться успехом. Когда его сотоварищ стал в очередной раз яростно наступать на Фафхрда, он бросился к торчащему из земли мечу, намереваясь метнуть его в Северянина как дротик. Но Фафхрд, чья невероятная выносливость давала ему преимущество в скорости, разгадал маневр и провел блистательную контратаку на первого соперника. Молниеносно сделав ложный выпад в живот, он режущим ударом раскроил ему грудь от глотки до пупа. Затем, крутанувшись, он выбил оба меча из рук второго противника, который лишь изумленно взглянул на него, сел, задыхаясь, на землю, и выдавил лишь одно слово: «Пощади!».

И тут Мышелов легко спрыгнул вниз – словно с неба свалился. Фафхрд по инерции занес меч для бокового удара, потом уставился на Мышелова и смотрел на него так долго, что сидящий на земле боец успел трижды глотнуть ртом воздух. Затем Северянин начал смеяться, и постепенно судорожное хихиканье превратилось в громовые раскаты хохота. Это был смех, в котором Фафхрд дал выход и яростному безумию битвы, и облегчению, что неминуемая гибель прошла стороной.

– Клянусь Глаггерком и Косом! – ревел Фафхрд. – Клянусь Бегемотом! Клянусь Стылыми Пустошами и кишками Красного божества! Ой, не могу! – И снова неистовый хохот огласил лес. – Клянусь Китом-Убийцей, Ледовой Женщиной и ее отродьем!

Но все же постепенно смех его стал стихать. Фафхрд потер ладонью лоб, и лицо его вдруг стало совершенно серьезным. Опустившись на колени перед только что убитым им человеком, он выпрямил ему руки и ноги, закрыл глаза и разрыдался с таким достоинством, что это выглядело бы нелепостью и лицемерием у кого угодно, но только не у варвара.

Реакция же Мышелова была далеко не такой однозначной. С некоторой иронией прислушавшись к себе, он ощутил тревогу; кроме того, его слегка подташнивало. Он понимал Фафхрда, но знал, что сам он прочувствует все до конца далеко не сразу, а пока его ощущения будут приглушенными, вроде как мертвыми. Мышелов с беспокойством оглянулся, опасаясь, что чья-нибудь атака, пусть даже слабая, застанет друга врасплох. Затем пересчитал противников. Да, с шестерыми соратниками Раннарша все ясно. Во где же сам Раннарш? Мышелов запустил руку в мешок, чтобы убедиться, что все его талисманы и амулеты при нем. Губы его быстро зашевелились: он решил прочесть несколько молитв и заговоров. Но праща тем не менее была у него наготове, а глаза зорко смотрели по сторонам.

Из густых зарослей кустарника послышалось тяжелое дыхание – это начал приходить в чувство человек, которого Мышелов столкнул с дерева. Обезоруженный Фафхрдом боец, пепельно-бледный, не столько от страха, сколько от усталости, сидя повернулся в сторону леса. Мышелов беспечно взглянул на него и мимоходом отметил, что железный шишак забавно съехал парню на самый нос. Между тем человек в кустах задышал ровнее. Почти одновременно оба поднялись на ноги и заковыляли в глубь чащи.

Мышелов слушал, как они идут, оступаясь и натыкаясь на деревья. Он был уверен, что теперь их опасаться нечего. Эти – не вернутся. И тут лицо его озарилось легкой улыбкой: он услышал, что к уходящим присоединился третий. Это Раннарш, подумал Мышелов, человек с малодушным сердцем, неспособным выстоять в одиночку. Ему не пришло в голову, что третьим мог быть разбойник, которого он оглушил ручкой пращи.

Предпочитая, как правило, доделывать все до конца, Мышелов лениво прошел вслед за ними на два полета стрелы. Потерять их след было невозможно: тут сломанные кусты, там обрывки одежды на колючках терновника. След кратчайшим путем удалялся от поляны. Удовлетворившись увиденным, Мышелов вернулся, прихватив по пути молоток, кирку и лом.

Когда он подошел, Фафхрд перевязывал поцарапанное бедро. Исчерпав весь диапазон чувств, Северянин вновь стал самим собой. Покойник, которого он только что так трогательно оплакивал, теперь стал для него просто-напросто пищей для жуков и птиц. Для Мышелова же он продолжал оставаться чем-то пугающим и крайне неприятным.

– Ну что, вернемся к нашим прерванным занятиям? – осведомился Мышелов.

Фафхрд деловито кивнул и поднялся на ноги. Друзья вместе вступили на усеянную камнями поляну и удивились, как мало времени заняла схватка. Солнце, правда, поднялось немного выше, но в воздухе еще пахло утром. Роса до сих пор не высохла. Массивная, безликая сокровищница Ургаана Ангарнджийского выглядела нелепо, но внушительно.

– Дочь крестьянина, сама того не подозревая, дала нам правильные наставления, – с улыбкой заметил Мышелов. – Мы же играли в ее игру – ходили вокруг поляны, не заступая за магический круг, верно?

Сегодня сокровищница не страшила его. Он вспомнил свое вчерашнее смятение, но понять его причины был не в силах. Сама мысль о каком-то страже казалась ему смешной. Присутствию в дверях скелета можно найти тысячу объяснений.

Поэтому теперь Мышелов проскользнул в сокровищницу перед Фафхрдом и разочарованно осмотрелся: никакой мебели, стены такие же голые и лишенные каких бы то ни было украшений, как и снаружи. Просто большая, низкая комната. Двери в боковых стенах вели под меньшие купола, впереди угадывался коридор и лестница в верхнюю часть главного свода.

Мельком взглянув на череп и обломки скелета, Мышелов направился к лестнице.

– Наш документ, – обратился он к Фафхрду, который уже успел его нагнать, – гласит, что сокровище лежит под замковым камнем главного купола. Стало быть, надо искать в комнате или комнатах второго этажа.

– Правильно, – оглядываясь по сторонам, согласился Фафхрд. – Но мне интересно, Мышелов, для чего первоначально служил весь этот дом? Странно, ведь выходит, что человек, построивший здание только для того, чтобы спрятать в нем сокровища, сам же трубит об этом на весь мир. Как ты полагаешь, может, здесь был храм?

Внезапно Мышелов, издав какой-то шипящий звук, отпрянул назад. На нижних ступеньках лестницы лежал еще один скелет, почти целый, только верхняя половина черепа была снесена и белела обломанными краями.

– Хозяева дома крайне стары и неприлично голы, – прошипел Мышелов, сердясь на себя за собственный испуг.

Взбежав по ступеням, он принялся рассматривать страшную находку. Своим острым взглядом он разглядел кое-что кроме костей: ржавый кинжал, потускневшее золотое кольцо на пальцевой кости, пригоршню роговых пуговиц и тонкий, позеленевший от времени медный цилиндр. Последняя находка заинтересовала его. Он вырвал цилиндр из скрюченных пальцев, и кости с сухим стуком посыпались на ступеньку. Подцепив крышку цилиндра кончиком кинжала, Мышелов вытряхнул из него свернутый в трубочку листок древнего пергамента, осторожно развернул его, и они с Фафхрдом, повернувшись к свету, проникавшему с лестничной площадки, принялись читать написанные красными чернилами убористые строчки.

«Мне принадлежит тайное сокровище. Есть у меня и медь, и хрусталь, и кроваво-красный янтарь. Изумруды и рубины, за которые даже демоны затеяли бы между собой войну, и бриллиант величиною с человеческий череп. Но никто не видел их, кроме меня. Я, Ургаан Ангарнджийский, презираю лесть и зависть глупцов. Для своих драгоценностей построил я в укромном месте достойную сокровищницу. Там, спрятанные под замковым камнем, они могут мирно спать, пока не исчезнут и земля, и небо. В сутках езды от деревни Сорив, в долине с двумя двугорбыми холмами стоит этот дом, увенчанный тремя куполами и башней. Он пуст. Любой глупец может войти в него. Пусть попробует. Мне до него нет дела».

– Кое-какие различия в подробностях есть, – пробормотал Мышелов, – но текст звучит примерно так же, как и в нашем описании.

– Нет, это явно писал какой-то сумасшедший, – нахмурился Фафхрд. – А если нет, то почему же он надежно запрятал свои сокровища, а потом оставил подробные указания, где их найти?

– Мы с тобой думали, что наш документ оставлен на всякий случай или по оплошности, – задумчиво проговорил Мышелов. – Но откуда тогда появился второй?

Погруженный в размышления, он сделал шаг вверх по лестнице и увидел еще один череп, скалящийся из темного угла. На сей раз Мышелов не оторопел, но зато почувствовал себя, как муха, которая запуталась в паутине и видит вокруг высосанные до последней капельки качающиеся тела своих товарок. Он затараторил:

– Если бы мы были правы, то не было бы трех, четырех, а может, и дюжины подобных писем. Но, как мы видим, здесь побывали и другие искатели сокровищ, значит, и у них были какие-то письменные указания? Пусть Ургаан Ангарнджийский был сумасшедшим, но он намеренно заманивал сюда людей. Очевидно одно: в этом доме скрыта – или была скрыта – какая-то смертельная ловушка. Или какой-то страж, гигантский зверь, к примеру. Не исключено, что сами эти камни источают яд. А может, стоит задеть за незаметную пружину, и из прорезей в стенах вылетят смертоносные мечи, а потом спрячутся назад.

– Вряд ли, – возразил Фафхрд. – Эти люди погибли от ударов чудовищной силы. Ребра и позвоночник первого буквально размозжены. Второму снесли полчерепа. А там лежит и третий. Смотри! У него раздроблены кости ног!

Мышелов хотел было что-то ответить, но неожиданно расплылся в улыбке. Он понял, к какому выводу непроизвольно вели умозаключения Фафхрда, и вывод этот был просто смехотворен. Кто может наносить удары чудовищной силы? Кто, если не серый великан, о котором рассказала им крестьянская девчушка? Серый великан, вдвое выше обычного человека, вооруженный громадной каменной дубинкой, великан, место которому лишь в сказках и фантазиях.

Фафхрд улыбнулся Мышелову в ответ. Похоже, они напридумывали черт те что на пустом месте. Конечно, скелеты наводят на размышления, но разве это не просто останки людей, умерших много-много лет и даже веков назад? Какой страж будет ждать три столетия? Да за такой срок даже демон выйдет из терпения! К тому же демонов не бывает вовсе. И нечего раньше времени перебирать всякие замшелые страхи и ужасы, которые давно превратились в прах. На самом деле, решил Фафхрд, все достаточно просто. Они пришли в заброшенный дом, чтобы выяснить, спрятаны в нем сокровища или нет.

Сойдясь на этом, друзья начали подниматься по лестнице, которая вела в менее освещенную часть дома Ангарнджи. Несмотря на уверенность, они двигались весьма осторожно, пристально вглядываясь в тени, темневшие впереди. И правильно.

Едва они встали на верхнюю ступеньку, как из мрака вылетела стальная молния. Она задела Мышелова по плечу, и он резко обернулся. Тут же раздался звон стали о каменный пол. Охваченный одновременно гневом и страхом. Мышелов пригнулся и бросился в дверь, откуда был брошен клинок, прямо навстречу опасности, от кого бы та ни исходила.

– Ах ты склизкопузый червяк! Так ты еще кидаешься в темноте кинжалами? – услышал Фафхрд гневный голос Мышелова и тоже бросился в дверь.

У стены, съежившись, стоял лорд Раннарш: его пышный охотничий наряд был растрепан и весь в пыли, черные волнистые волосы откинуты назад, жестокое, но красивое лицо превратилось в бледную маску ненависти и крайнего ужаса. На несколько мгновений его последнее чувство, похоже, взяло верх, но, как ни странно, направлено оно было не на людей, которых он только что пытался убить, а на что-то другое, невидимое.

– О боги! – вскричал он. – Дайте мне выйти отсюда! Сокровище ваше, только выпустите меня, иначе я обречен. Оно играет со мной, как кошка с мышью. Это невыносимо, невыносимо!

– Ах, теперь мы запели по-другому? – рявкнул Мышелов. – Сперва мечем кинжалы, потом в панике умоляем?

– Это все грязные трусливые увертки, – добавил Фафхрд. – Сам спрятался в безопасное местечко, а его вассалы храбро погибли.

– Безопасное? Ты говоришь, безопасное? О боги!

Раннарш уже почти визжал. И тут выражение его искаженного лица немного изменилось. Нет, ужаса в нем было не меньше, если даже не больше. Но сквозь этот ужас проступил стыд – стыд от того, что он так низко пал в глазах этих двух мошенников. Губы лорда скривились, обнажив стиснутые зубы. Левая рука вытянулась в жесте мольбы.

– О пощадите, пощадите меня! – жалобно воскликнул он, выхватил правой рукой из-за пояса второй кинжал и снизу метнул его в Фафхрда.

Северянин отбил клинок неуловимым движением ладони и решительно заявил:

– Он твой, Мышелов. Убей его.

Это было похоже на сцену, которая разыгрывается, когда кот загоняет мышь в угол. Лорд Раннарш выхватил из золоченых ножен сверкающий меч и кинулся вперед, размахивая им, как одержимый. Мышелов чуть отступил, и его тонкий клинок замелькал в контратаке, с виду не слишком решительной, но на самом деле смертоносной. Раннаршу пришлось сдержать свое рвение и остановиться. Меч Мышелова двигался столь стремительно, что, казалось, ткал вокруг противника паутину из стали. Затем Мышелов сделал три выпада подряд. От первого удара его меч согнулся чуть ли не пополам, угодив в спрятанную под одеждой Раннарша кольчугу. Вторым ударом Мышелов пронзил ему живот, третьим – шею. Задыхаясь и давясь кровью, лорд Раннарш рухнул на пол, судорожно вцепился пальцами в горло и испустил дух.

– Бесславный конец, – мрачно заметил Фафхрд, – хотя с ним обошлись по чести, чего он не заслуживал; правда, мечом мерзавец владел неплохо. Мышелов, не нравится мне это убийство, хотя Раннарш бесспорно сам во всем виноват.

Вытирая свой меч о бедро поверженного противника, Мышелов догадался, что имел в виду Фафхрд. От победы он ощущал не радость, а лишь холодное, тошнотворное омерзение. Еще миг назад он был вне себя от ярости, но теперь гнев покинул его. Стянув с себя серую куртку, Мышелов осмотрел рану на плече. Из нее еще сочилась кровь, сбегая вниз по руке.

– Лорд Раннарш не был трусом, – медленно проговорил он. – Он убил себя, вернее, дал убить, потому что мы видели его испуг и слышали, как он вопил от страха.

Едва Мышелов произнес эти слова, как невероятный ужас ледяным панцирем сковал сердца обоих друзей. Казалось, страх перешел к ним в наследство от лорда Раннарша. И что-то сверхъестественное было в том, что у друзей не было и тени предчувствия, ни намека на его приближение. Страх не возник, как обычно это бывает, в виде слабых ростков, которые постепенно становились все больше и больше. Он нахлынул внезапно, мгновенно парализовал и ошеломил друзей. Хуже того, для него не было никакой видимой причины. Еще секунду назад друзья равнодушно смотрели на скрюченный труп лорда Раннарша, и вдруг ноги у них подкосились, внутри все похолодело, по спине побежали мурашки, зубы застучали, сердца неистово заколотились, а волосы поднялись дыбом.

Фафхрд чувствовал себя так, словно неожиданно попал в отверстую пасть гигантской змеи. Его разум варвара был потрясен до самых глубин. В голову ему пришли мысли о мрачном боге Косе, скитающемся среди ледяного молчания Стылых Пустошей, о тайном могуществе Судьбы и Случая и об их играх, ставка в которых – кровь человека и его разум. Сигнал от себя эти мысли, но леденящий ужас словно выкристаллизовывал их, и они снежными хлопьями заносили его сознание.

Постепенно ему все же удалось справиться с дрожью в ногах и сведенными судорогой мышцами. Он медленно, словно в кошмарном сне, огляделся, внимательно рассматривая каждую подробность окружения. Комната, в которой они находились, имела полукруглую форму и занимала половинку главного купола. Свет в нее проникал через два маленьких окошка, прорезанных высоко в потолке.

Внутренний голос непрерывно твердил: «Не делай резких движений. Осторожно. И главное, не беги. Другие побежали, оттого-то их и настигла столь быстрая смерть. Не спеши. Не спеши».

И тут Фафхрд обратил внимание на лицо Мышелова. На нем был написан точно такой же ужас. Интересно, подумал Фафхрд, сколько это еще продлится, как долго он сумеет держать себя в руках, чтобы не убежать отсюда сломя голову, как долго он сумеет бороться с ощущением, что какая-то громадная невидимая лапа тянется к нему, неумолимо, пядь за пядью.

В нижней комнате послышался тихий звук шагов. Размеренных, неторопливых шагов. Вот кто-то прошел по коридору. Вот начал подниматься по лестнице. Вот миновал площадку и теперь двинулся дальше, вверх по ступеням.

Вошедший в комнату человек был высок, худощав, стар и тщедушен. На высокий лоб свисали редкие пряди иссиня-черных волос. Над впалыми щеками торчали высокие скулы, восковая кожа туго обтягивала короткий нос. В глубоко запавших глазах горел огонь фанатизма. Одет он был в простой монашеский балахон без рукавов. На веревке, которой он был перепоясан, висел кошель.

Устремив взор на Фафхрда и Серого Мышелова, человек проговорил замогильным голосом:

– Приветствую вас, жестокие люди.

Затем он с неудовольствием посмотрел на труп Раннарша.

– Здесь снова пролилась кровь. Это скверно.

С этими словами костлявым пальцем левой руки он нарисовал в воздухе причудливый тройной квадрат, священный знак Великого Божества.

– Молчите, – бесстрастной монотонно продолжал он, – цель ваша мне известна. Вы явились, чтобы взять спрятанные в этом доме сокровища. Многие пытались сделать это. Но их постигла неудача. Постигнет она и вас. А мне никакие сокровища не нужны. Сорок лет я живу на черством хлебе и воде, посвятив свой дух Великому Божеству. – Старик опять начертал замысловатый знак. – Самоцветы и украшения этого мира, равно как драгоценности и безделушки мира демонов не способны ввести меня во искушение или совратить. А цель моего прихода сюда – уничтожение зла. Я, – тут он прикоснулся рукою к груди, – Арвлан Ангарнджийский, девятый прямой потомок Ургаана Ангарнджийского. Я всегда это знал и сокрушался об этом, ибо Ургаан Ангарнджийский был злой человек. Но лишь две недели назад, в день Паука, я обнаружил в древних документах, что Ургаан построил этот дом, дабы он вечно служил ловушкой для неблагоразумных и дерзких. Он оставил здесь стража, и страж этот до сих пор на посту. Хитроумен был мой проклятый предок Ургаан, хитроумен и злобен. Самым искусным архитектором во всем Ланкмаре был Ургаан, человек, умудренный в обработке камня и геометрических науках. Но он насмехался над Великим Божеством. Он стремился войти в сношение со злыми силами. Он совершил сделку с демонами и получил от них неслыханные сокровища. Но они оказались ни к чему. В стремлении к богатству, знаниям и могуществу он утратил способность к радости и даже вожделению. Поэтому он спрятал свои сокровища, однако сделал это таким образом, чтобы они непрестанно несли миру зло – точно так же, как, по его мнению, многие мужчины и одна гордая и высокомерная женщина, жестокая и бездушная, как этот храм, причинили зло ему самому. Моя цель и мое право – уничтожить зло, порожденное Ургааном. Не пытайтесь разубедить меня, иначе проклятие падет на ваши головы. А причинить вред мне не может никто. Великое Божество простерло надо мною свою длань, готовую отвести любую опасность, которая будет угрожать его преданному слуге. Молчите, жестокие люди! Я пришел, чтобы уничтожить сокровища Ургаана Ангарнджийского.

С этими словами изможденный монах размеренной поступью, словно привидение, двинулся вперед и скрылся за узкой дверью, которая вела в переднюю часть главного купола.

Фафхрд смотрел ему вслед своими широко раскрытыми зеленоватыми глазами, не испытывая ни малейшего желания пойти за ним или хоть как-то вмешаться. Ужас не оставил его, но принял несколько иное направление, Фафхрд по-прежнему ощущал страшную опасность, но казалось, теперь она угрожает не лично ему.

Тем временем в голову Мышелову пришла забавная мысль. Ему показалось, что только что он видел не почтенного старца святой жизни, а смутное отражение умершего столетия назад Ургаана Ангарнджийского. Несомненно, Ургаан имел такой же высокий лоб, отличался такой же затаенной гордостью и повелительными манерами. И эти пряди по-юношески черных волос, которые так плохо сочетались с изможденным лицом старца, тоже казались деталью портрета, всплывшего из прошлого. Портрета туманного и искаженного временем, однако сохранившего в себе кое-что от силы и индивидуальности оригинала.

Друзья услышали, как монах прошел по соседней комнате. Потом на дюжину ударов сердца наступила мертвая тишина. Затем пол у них под ногами слегка задрожал, как будто началось землетрясение или к дому подошел какой-то великан. В соседней комнате послышался прерывистый крик, оборвавшийся после сильнейшего удара, от которого друзья даже пошатнулись. И вновь наступила мертвая тишина.

Фафхрд и Мышелов в полнейшем изумлении переглянулись: их поразило не столько услышанное, сколько то обстоятельство, что сразу после удара весь их ужас как рукой сняло. Выхватив мечи, они бросились в соседнюю комнату.

Она представляла собой точную копию той, в которой они только что находились, только здесь в куполе было прорезано не два окошка, а три, одно у самого пола. И дверь в ней была лишь одна – та, через которую они вошли, а кроме нее лишь плотно подогнанные друг к другу камни – пол, стены и полукруглый потолок.

У центральной стены, разделявшей купол на две половинки, лежало тело монаха. Только вот слово «лежало» тут было не совсем уместно. Его левое плечо и грудь были превращены буквально в кашу. Мертвец плавал в луже крови.

Фафхрд и Мышелов принялись лихорадочно искать взглядом еще кого-нибудь, кто, кроме них самих и убитого, находился бы в комнате, – но тщетно: никого, даже мельчайшей мошки не было видно в облаке пыли, висевшей в узких солнечных лучах, проникавших через окна. Напрасно их разгулявшееся воображение пыталось нарисовать существо, нанесшее столь сокрушительный удар и скрывшееся через одно из крошечных окошек. Быть может, гигантская змея с головой из гранита?…

Рядом с покойником из стены чуть выдавался камень фута два в поперечнике. Древнеланкмарскими иероглифами на нем было ясно выгравировано: «Здесь лежит сокровище Ургаана Ангарнджийского».

Увидев этот камень, двое искателей приключений словно получили пощечину. В них вновь всколыхнулось их упрямство и безрассудная решимость. Рядом лежит разможженный труп старика? Ну и что? У них есть мечи! Они получили доказательство, что в сокровищнице таится какой-то безжалостный страж? Ну и что? Они могут за себя постоять! Убежать и оставить нетронутым этот камень со столь оскорбительно вызывающей надписью? Ну нет! Лучше они попадут прямиком в невонский ад – Кос и Бегемот тому свидетелями!

Фафхрд побежал за киркой и другими инструментами, брошенными на лестнице, когда лорд Раннарш в первый раз метнул кинжал. Мышелов тем временем принялся внимательно осматривать выступающий камень. Вокруг него виднелись довольно широкие щели, заполненные каким-то темным смолистым составом. Постучав по камню навершием меча. Мышелов услышал глухой звук. Он прикинул, что в этом месте стена имеет толщину футов шесть – вполне достаточно, чтобы устроить в ней тайник. Мышелов для пробы стал простукивать стену по обеим сторонам от камня, но глухой звук довольно скоро пропадал. Очевидно, полость была не такой уж большой. Он обратил внимание, что швы между другими камнями были совсем тонкие, без каких-либо следов раствора. Он даже не был уверен, что они настоящие – может, просто канавки, выдолбленные в гладком камне. Но все же это казалось маловероятным. Мышелов слышал, что Фафхрд вернулся, однако продолжал осмотр.

Мышелов чувствовал себя странно. Непреклонная решимость добраться до сокровищ заглушала все другие чувства. Необъяснимое и столь внезапное исчезновение страха парализовало какую-то часть его рассудка, словно для того, чтобы не давать волю мыслям, пока он не увидит содержимого тайника с сокровищами. Он старался занять ум конкретными подробностями, но никаких выводов не делал.

Спокойствие создало иллюзию безопасности, по крайней мере кратковременной. Опыт смутно подсказывал ему, что страж, кем бы он ни был, который раздавил монаха и играл в кошки-мышки с Раннаршем и ними самими, не нанесет удар, предварительно не вселив ужас в свои жертвы.

Фафхрд ощущал примерно то же самое, только был настроен еще решительнее и хотел разгадать загадку камня с надписью во что бы то ни стало.

С помощью долота и молотка приятели набросились на широкие пазы, обрамляющие камень. Темное смолистое вещество извлекалось довольно легко – сперва твердыми кусками, потом слегка тягучими полосками. Когда они углубились на палец, Фафхрд вставил в трещину лом и чуть сдвинул камень с места. Это позволило Мышелову проковырять трещину с одной стороны поглубже. Затем Фафхрд сдвинул камень в другую сторону. Так они и трудились – то сдвигая камень ломом, то углубляя щель.

Работая, друзья старались сосредоточиться на каждой малейшей детали, гоня от себя призрак человека, умершего более двух веков назад. Человека с высоким лбом, запавшими щеками и коротким носом – если, конечно, погибший был типичным представителем рода Ангарнджи. Человека, добывшего несметные богатства, спрятавшего их от людей и не искавшего в них славы или выгоды. Того, кто заявил, что презирает завистливых глупцов, но тем не менее написал вызывающе убористые красные строчки, чтобы сообщить глупцам о сокровище и пробудить в них зависть. Того, кто, казалось, тянулся к ним из пропыленных веков, словно паук из потустороннего мира, ткущий паутину, чтобы поймать муху.

А между тем, как сказал монах, он был искусным архитектором. Был ли способен этот архитектор создать каменный автомат в два человеческих роста? Автомат из серого камня с громадной дубинкой? Мог ли он создать для него потайное укрытие, из которого тот выходил бы, убивал и возвращался назад? Нет, все это ребячество, нечего об этом и думать! Нужно сосредоточиться на работе. Посмотреть, что лежит за камнем с надписью. А раздумья оставить на потом.

Камень все лучше и лучше поддавался давлению лома. Скоро его можно будет зацепить как следует и вытащить из стены.

Между тем у Мышелова начало появляться новое чувство, и это был не страх, а чисто физическое отвращение. Воздух, которым он дышал, начал казаться ему густым и мерзким. Ему стала противна липкая смесь, извлекаемая из трещин и теперь напоминавшая чисто воображаемые вещества, такие как драконий навоз или застывшая рвота Бегемота. Он старался не прикасаться к ней пальцами и отшвыривал ногой падавшие на пол кусочки. Отвратительное, тошнотворное ощущение стало невыносимым.

Мышелов пытался ему сопротивляться, но с таким же успехом он мог бы пытаться подавить приступ морской болезни, на которую, кстати сказать, новое ощущение было чем-то похоже. У него появилась неприятная дурнота. Рот был полон слюны. На лбу выступили капельки пота, предшественника тошноты. Фафхрд, похоже, ничего не испытывал, и Мышелову не хотелось говорить ему о своих ощущениях – они были нелепы и неуместны, тем более, что не сопровождались страхом или испугом. В конце концов те же чувства стал вызывать в нем и камень, наполняя его, казалось, беспричинным, но тем не менее нестерпимым отвращением. Больше он вынести не мог. С извиняющимся видом слегка кивнув Фафхрду, Мышелов подошел к низкому окну глотнуть свежего воздуха.

Это мало чему помогло. Мышелов высунул голову из окошка и глубоко вдохнул. Из-за невероятной дурноты его разум воспринимал все отстраненно, окружающее казалось ему очень далеким. Поэтому, когда Мышелов увидел стоящую посреди поляны крестьянскую девочку, до него далеко не сразу дошло, насколько это важно. А когда он осознал это, дурнота частично прошла, во всяком случае он сумел подавить ее и с растущим любопытством стал смотреть на девочку.

Лицо ее было белым, кулачки сжаты, руки висели вдоль тела. Даже с такого расстояния Мышелов смог различить ужас и вместе с тем решимость, с которыми она уставилась на дверь сокровищницы. Она явно заставляла себя приблизиться к ней, делая один судорожный шажок за другим, словно ей всякий раз приходилось собираться с духом. Внезапно Мышелов испугался, но не за себя, а за девчушку. Она явно испытывала невыразимый ужас и все же шла, бросая вызов ее «непонятному страшному серому великану» – и все это ради него и Фафхрда. Любой ценой, подумал Мышелов, ей нужно помешать приблизиться к сокровищнице. Нельзя, чтобы девочка еще хоть миг испытывала столь сильный страх.

От невероятной дурноты голова у Мышелова работала неважно, но он знал, что должен сделать. На трясущихся ногах он бросился к лестнице, махнув Фафхрду рукой. Покидая комнату, он случайно поднял взгляд и отметил, что с потолком происходит нечто необычное. Но что это такое, понял далеко не сразу.

Фафхрд не обращал внимания ни на перемещения Мышелова, ни тем более на его жесты. Камень постепенно поддавался его усилиям. Чуть раньше Фафхрд тоже почувствовал легкую дурноту, но, по-видимому, благодаря его сосредоточенности, она ему особенно не докучала. А теперь все свое внимание он сконцентрировал на камне. Непрестанно работая ломом, он уже вытащил его из стены на ширину ладони. Потом, сжав камень своими мощными руками, он принялся раскачивать его из стороны в сторону и одновременно тянуть на себя. Темное липкое вещество держало крепко, однако с каждым рывком камень немного подавался.

Борясь с головокружением, Мышелов бросился вниз по лестнице. На бегу задел ногой кости скелета, и они отлетели к стене. Что же все-таки он заметил на потолке? Похоже, это имеет какое-то значение. Но он должен увести девочку с поляны. Ей нельзя подходить ближе. Нельзя входить в дом.

Фафхрд уже начал ощущать вес камня и понял, что дело движется к концу. Камень был страшно тяжелый – примерно в фут толщиной. Два осторожных движения довершили дело. Камень начал падать. Фафхрд проворно отскочил назад, и камень с грохотом рухнул на пол. Пустота за ним засверкала всеми цветами радуги. Фафхрд нетерпеливо сунул голову в отверстие.

Мышелов, пошатываясь, шел к входной двери. Он вспомнил: на потолке была кровавая полоса. И как раз над трупом монаха. Но почему? Старика ведь размозжило об пол, разве не так? Неужели кровь после удара брызнула на потолок? Но почему тогда полоса, а не капли? Неважно. Главное, девочка. Он должен добраться до девочки. Обязан. Вот она, уже почти у входа. Он ее уже видит. Мышелов почувствовал, что каменный пол чуть дрожит у него под ногами. Но это, должно быть, головокружение, что ж еще?

Фафхрд тоже ощутил, что пол подрагивает. Но все, что он мог бы по этому поводу подумать, растворилось в изумлении перед увиденным. Тайник почти вровень с краями был заполнен тяжелой, металлического вида жидкостью, напоминавшей ртуть, но только совершенно черной. А на поверхности жидкости покоились самые удивительные драгоценные камни, о каких Фафхрд мог только мечтать.