Одиннадцать часов на трупе

      - Обещаю тебе, отец.
      Внезапно в голову Гастона Беррьена пришла поразившая его мысль. Он воскликнул:
      - Постой-ка! Надеюсь, между ним и тобой дело не дошло до крайней черты?
      Заалев от смущения, Эвелин опустила голову. Отец встряхнул ее:
      - Отвечай, несчастное создание! Что было между вами?
      - Сегодня после обеда...
      Ей стало стыдно. И вес же надо было выкладывать все.
      - Что произошло сегодня после обеда? Говори! Девушка чуть слышно пролепетала:
      - Он меня поцеловал в губы.
      И она разразилась слезами, не заметив, что отец с облегчением вытирает платком вспотевший от волнения лоб
      * * *
      Машина Гастона Беррьена бесшумно остановилась перед решеткой, затерявшейся в зарослях неухоженного сада виллы. Гастон вышел из авто, поправил на голове шляпу - "Только от Беррьена" - и сделал дочери знак следовать за ним. Эвелин вцепилась в сиденье:
      - Нет, отец, я не хочу туда идти.
      - Надо, дочка, надо. Ведь ты для того сюда и приехала.
      Она шла за ним, роняя на ходу слезы, зябко кутаясь в наброшенную на плечи меховую куртку, подаренную дядей Филиппом в день её восемнадцатилетия. Гастон был уже у решетки и поворачивал входную ручку.
      - Не заперто. Твой молодой человек не позаботился даже о мерах предосторожности.
      В саду под ногами хрустел гравий. Эвелин испуганно ахнула, заметив стоявший перед домом "ягуар" Ги. Но она взяла себя в руки. На этот раз она хотела знать правду. На какой-то момент она залюбовалась стройным силуэтом своего отца, безукоризненным кроем его костюма, элегантностью плотно надвинутой на лоб шляпы, решительной походкой. Да, она чувствовала, что была бы способна влюбиться в такого мужчину, как отец. Луна, до сих пор кое-как освещавшая сад, окончательно скрылась за облаками. Гастон посмотрел на часы, подняв их к глазам. Он прошептал:
      - Без десяти десять.
      Внезапно он сбился с шага, а затем и вовсе остановился. Подошла Эвелин. Он смотрел на темный фасад.
      - Ну и что ты теперь будешь делать, отец?
      - Еще ве знаю. Дай подумать и не шуми.
      Вздрогнув, она ещё плотнее запахнула куртку. Залаяла собака. Снова выглянула луна. Недалеко, пыхтя и посвистывая, прокатил поезд. Где-то на колокольне часы величаво отбили десять ударов. В одном из окон нижнего этажа зажегся свет. Гастон Беррьен облегченно вздохнул и потянул дочь за собой.
      Они приблизились к фасаду и заглянули в освещенное окно. Внутренние тюлевые занавески не мешали отчетливо и в малейших деталях видеть все происходившее в комнате. Подвесная четырехламповая люстра освещала самые дальние закоулки помещения. Его стены были оклеены обоями в желтый цветочек. Направо была дверь. Слева виднелся бар. В центре прямо под окном стоял диван, обтянутый красным репсом. А на диване...
      На диване ужасного вида старуха не моложе тридцать лет, безобразная блондинка с отталкивающими ярко-красными губами, вырядившаяся в прозрачный черный пеньюар, под которым угадывались чудовищной величины груди, отвратительно терлась о Ги, без галстука и в одной рубашке, которому, судя по всему, эта омерзительная ситуация была по душе.
      Эта отвратительная женщина - точная копия Джейн Мэнсфилд - ласково поглаживала голову юноши, который не только не противился этому, а напротив, смеялся, как последний болван.
      Эвелин услышала, как кто-то присвистнул рядом с ней. Это был отец, который, чтобы лучше видеть, даже приподнялся на цыпочки. Она потянула его за рукав:
      - Отец, уйдем отсюда, прошу тебя.
      - Ну уж нет, - взъерепенился Гастон. - Это тот самый парень, с которым ты знакома?
      - Да, - стыдливо призналась Эвелин.
      - Превосходно. Оставайся здесь. Сейчас я скажу пару ласковых этому красавчику.
      Подчинившись воле отца, Эвелин продолжала невольно наблюдать за развернувшейся в комнате сценой. Теперь уже Ги, склонившись над женщиной, вдыхал с глупым видом запах её волос и держал её за руку. От легкого движения у блондинки распахнулись полы пеньюара, обнажив гладкую, блестевшую на свету ногу.
      - Чудовищно, - прошептала Эвелин.
      Внезапно картина резко изменилась. Расположенная справа дверь открылась, и Эвелин увидела появившегося на пороге отца. После первых же сказанных им слов Эвелин осознала, что может все прекрасно расслышать, и навострила уши. У Гастона Беррьена, неподвижно стоявшего в проеме в своей плотно надвинутой на лоб шляпе, играла на губах презрительная улыбка. Он сказал:
      - Извините, что я нарушаю вашу милую встречу, но это ненадолго.
      Если бы на середину дивана в эту минуту упал космический спутник, это произвело бы меньший эффект. Ги вскочил на ноги, пытаясь подтянуть узел отсутствующего галстука, а блондинка, громко вскрикнув, упала в обморок, использовав ситуацию, чтобы выставить на обозрение и вторую оголенную ногу.
      - М-месье! - промямлил Ги.
      - Позвольте представиться: Гастон Беррьен, продавец головных уборов. Отец той самой девушки, с которой вы вот уже в течение месяца встречаетесь.
      - Рад познакомиться, месье, - пролепетал Ги.
      - А я нет, месье. Я доволен, что застал эту сцену, которая высветила всю правду в отношении тех чувств, которые вы питаете к моей дочери. Не стоит уточнять, что отныне вы её больше никогда не увидите, иначе я буду вынужден довести сегодняшний инцидент до сведения вашего отца. Это сначала. А потом и до более широких кругов общественности. Вы поняли меня, не так ли?
      - Месье, я все вам сейчас объясню. Это недоразумение.
      - Недоразумение! Хорошенькое словечко. Вы, конечно, будете утверждать, что эта... особа - ваша тетушка, от которой вы ждете наследства, или же ваша сестричка!
      - Уверяю вас, месье...
      - Быть может, вы попытаетесь убедить меня, что в силу близорукости вы, дескать, думали, что в ваших объятиях находится Эвелин? Прощайте, месье. И счастливого окончания вечеринки!
      Дверь с шумом захлопнулась. Чуть позже Эвелин услышала голос отца уже совсем близко. В нем слышались одновременно твердость и грусть. Добрый, все понимающий голос отца.
      - Пойдем, моя девочка. Нам здесь нечего более делать.
      В машине Гастон взял анонимку и старательно уничтожил её в пламени зажигалки. Пепел он выбросил в окно. Положив руку на плечо Эвелин, он сказал:
      - Не думай больше об этом. Этот парень сделал бы тебя несчастной.
      Эвелин улыбнулась сквозь слезы:
      - Я уже забыла о нем, отец.
      Заворчал мотор. Наблюдая за дорогой, Гастон Беррьен думал о том, как тяжела жизнь для честного человека, дети которого не знают о подстерегающих их опасностях.
      ГЛАВА 3
      БУРЖУА - от слона, имеющего значение: состоятельный человек, живущий и городе.
      Словарь Л арусс
      Всем парижанам известна улица Мулен, которая совсем недавно вместе с улицей Шабанэ являлась красой первого округа. Квартал, исполненный печали после принятия законов, стоивших стольких чернил и слез, не стал тем не менее местом скорби. Напротив, улица Пети-Шам остается одной из самых оживленных в Париже со своим автобусом шестьдесят шестого маршрута, который появляется на линии преимущественно в часы "пик", и круговертью пассажа Шуазель, выходящего к станции метро "4-е сентября".
      Ради собственного спокойствия Гастон Беррьен никогда не пользовался машиной, отправляясь к месту работы. Каждое утро он спускался в метро, которое от "Порт де Сен-Клу" доставляло его с пересадкой на "Гавр-Комартен" к станции "4-е сентября". Это позволяло ему вместо нервотрепки за рулем спокойно просмотреть по пути весь номер "Фигаро".
      Вот и сегодня, как всегда, без четверти одиннадцать он вышел из подземки, взглянул на витрину, чтобы убедиться, насколько безукоризненно он одет, поправил ленту на своей - "Только от Беррьена" - шляпе и вошел в пассаж Шуазель. Перейдя Пети-Шам, он сразу же по ходу и направо вышел на улицу Мулен к витрине своего магазина, над которым золотом блестела вывеска: "Беррьен. Головные уборы".
      Войдя в дверь, он одним взглядом охватил всю картину: мадемуазель Роза уже находилась на своем месте - у кассы, молоденькая продавщица также стояла там, где ей подобало - за прилавком. Гастон жизнерадостно всех поприветствовал, снял шляпу, перчатки и поинтересовался утренней выручкой.
      Мадемуазель Роза доложила: всего два клиента, из которых один "обещал подумать". После этого Гастон Беррьен пересек магазин и вошел к себе в кабинет. Через стеклянную дверь он мог наблюдать за всем, что происходило в его заведении. Он сел, и тут же зазвонил телефон.
      - Магазин головных уборов Беррьена, вас слушают. Женский хрипловатый и немного вульгарный голос произнес:
      - Я хотела бы переговорить с месье Максом.
      - Он у телефона, - сказал Гастон.
      - Месье Макс, говорит Жильда. Вчера вечером все прошло, как вы хотели?
      Гастон открыл шкатулку, вытащил оттуда сигару и послюнявил конец. Да, все произошло так, как было задумано. Двери были открыты, свет зажегся ровно в десять часов, диван был развернут к окну, хорошо симулированный обморок...
      - Да, Жильда. Благодарю вас, было отлично. После моего ухода молодой человек не доставил вам слишком много хлопот?
      - Хм, и да и нет! Он кричал, что ему подстроили западню, что все это так просто не сойдет с рук и он расскажет, как я завлекла его к себе при помощи таинственного письма, что он явился, не подозревая, что я с ним сделаю, что я его напоила... в общем, он не был доволен.
      - Вам удалось его успокоить?
      - Думаю, что да, - раздался легкий смех. - Он ушел только около двух ночи, обещая вернуться.
      Гастон закурил. На его губах поигрывала улыбка. Он возобновил разговор:
      - Превосходно, спасибо, Жильда. Вы, естественно, уничтожили письмо, которым его завлекли?
      - Ясное дело, оно было у него в бумажнике.
      - Великолепно.
      - Должна ли я возвратить вам ключи от виллы?
      - Не стоит. Сегодня вечером вас навестит месье Фред, вручит обещанную сумму и заодно заберет и их. Судя по голосу, Жильда колебалась.
      - Извините меня, месье Макс, но... он неплохой парень, этот Ги. Почему вы не хотите, чтобы он женился на вашей дочери?
      Губы Гастона сжались. Он сухо отрезал:
      - Вы знаете, Жильда, что от своего персонала я в первую очередь требую сдержанности. Вам известно, что проявлять любопытство опасно. ОЧЕНЬ опасно.
      - Да, понятно. Извините меня. До свидания, месье Макс.
      Гастон положил трубку, затянулся и откинулся в кресле, устремив глаза к потолку. Так почему же он хотел воспрепятствовать связи своей дочери с Ги Таннеем? Причина была очень простой. Даже несколько весьма простых резонов. Первый: он считал Эвелин слишком юной, чтобы выходить замуж и иметь детей. Пусть малышка поживет ещё в свое удовольствие. Второй: сын бывшего политического деятеля представлял несомненную опасность. Отцу захочется узнать, с какой семьей он связывается через эти брачные узы, и он наведет подробные справки относительно Гастона Беррьена. А это было совсем ни к чему, и Гастон не хотел подвергаться даже малейшему риску. Поэтому и была затеяна вся эта махинация, жертвами которой стали Ги и Эвелин. Не без боли наблюдал Гастон за горем дочери, но, когда желаешь добра близким, не следует скряжничать в отношении средств.
      Через стеклянную дверь Гастон увидел, как в магазин вошел человек, в котором он сразу узнал одного из своих самых верных клиентов. Прежде чем пойти и обслужить его лично, он написал на листочке дату, час и адрес. Свернув бумажку, он сунул её в карман и вышел в магазин, излучая самую любезную улыбку.
      - Не надо, - бросил он на ходу суетившейся молоденькой продавщице, - я сам займусь этим клиентом. - Здравствуйте, месье Лоранжис, чем могу быть полезным?
      Месье Лоранжис, рослый старик, высочайшей пробы элегантности, носил монокль в правом глазу. Он также поприветствовал хозяина магазина и затем сказал:
      - Мой дорогой друг, мне нужен котелок серо-жемчужного цвета для присутствия на скачках. Что-нибудь добротное и ноское,
      - Разве хотя бы одна из моих шляп вас разочаровала?
      Оба рассмеялись. Гастон, усадив клиента, пошел за головным убором, который он, соблюдая все предосторожности, распаковал. Котелок пришелся точно по размеру, и старик выразил свое удовольствие:
      - Ну и память же у вас! Вы держите в ней размеры голов всех ваших клиентов?
      - Только лучших из них, - в шутку ответил Гастон, незаметно засовывая за подкладку головного убора записку, вытащенную им из кармана.
      Он протянул котелок продавщице, которая завернула его в тонкую бумагу и положила в обшитую сатином коробку. Клиент прошел к кассе и передал банкноту мадемуазель Розе. В ожидании пакета месье Лоранжис поинтересовался здоровьем мадам Бсррьен, которую он имел удовольствие когда-то встретить в магазине.
      - Жена чувствует себя хорошо, благодарю вас. А вот дети доставляют хлопоты.
      - Вы знаете, это удел всех отцов, - посочувствовал клиент. - Кажется, ваш сын готовится к поступлению в "Большие школы"?*
      * "Большие школы" - сеть основанных ещё Наполеоном высших учебных заведений для подготовки специалистов высокого класса для ключевых постов в администрации. Дает столько привилегий, что поступление в них можно уподобить штурму неприступной крепости.
      В его устах это прозвучало как "БОЛЬШИЕ ШКОЛЫ".
      - Да нет, он хочет стать кинорежиссером. Знаете, все эти "новые волны"! Просто взбрело парню в голову.
      _ Это возрастное. Пусть перебесится, - любезно посоветовал Лоранжис. К тому же, имея за спиной такого отца, как вы, он всегда выпутается в случае каких-нибудь передряг.
      - И все же! Вы представляете себе: кино! Ну пусть хотя бы уж театр! Это по меньшей мере серьезно: там разоряются, но ставят Клоделя... Вы любите Клоделя, месье Лоранжис?
      Тот воскликнул:
      - Люблю ли я Клоделя? Мой друг, я не засну, если перед этим не прочитаю хотя бы одну-две строчки из "Золотой головы". Этим сказано все!
      С пакетом под мышкой месье Лоранжис покинул магазин. Гастон посмотрел на часы:
      - Мадемуазель Роза, у меня семейный завтрак, и до трех меня не будет. Будьте предельно любезны при обслуживании клиентов.
      Они понимающе переглянулись. У мадемуазель Розы вопреки её имени и скромному поведению был явный избыток физических достоинств, в данном случае кое-как прикрытых строгого покроя закрытым платьем. Молодая женщина ответила:
      - Можете на меня рассчитывать, месье. Приятного аппетита.
      Молоденькая продавщица бросилась открывать дверь, и владелец магазина головных уборов, поплотнее надвинув на лоб шляпу, вышел, натягивая на ходу перчатки.
      Ярко светило солнце, женщины вокруг были очаровательны, с Эвелин урегулировано. В общем, все шло как нельзя лучше. Он позволил себе проехаться до Сен-Клу на такси.
      * * *
      Гастон был всегда рад видеть сестру Лили и её мужа Филиппа Малосена. Лили было под тридцать, Филипп выглядел не старше своей жены. Детей у них не было, и жили они на улице Тронше. Филипп был коммивояжером по сбыту сельскохозяйственной техники. Если продажа товаров и вынуждала его проводить восемь месяцев в году в разъездах по стране, то она же и позволяла ему жить на широкую ногу и иметь две машины. Это был высокого роста энергичный мужчина, со светлыми глазами, умевший блистательно говорить. Гастон его очень любил.
      Он окинул удовлетворенным взглядом накрытый стол. Филипп говорил безудержно, Лили о чем-то шепталась с Франсуазой Беррьен, стройная фигура которой удивляла всех, кто знал, что она мать двух восемнадцатилетних близнецов. Гастон с нежностью взглянул на жену, а затем сосредоточил внимание на Эвелин, которая все время молчала и не притрагивалась к еде. Он вздохнул.
      - Неужели ты думаешь, - говорил Филипп своему племяннику, - что карьера режиссера перспективна?
      - Конечно, - пожал плечами Фредди, - стоящий режиссер выдает два фильма в год - то есть работает по шесть месяцев - и зарабатывает от пяти до десяти миллионов франков на каждом фильме.
      - Но, прежде чем стать режиссером, надо побыть его ассистентом, и нередко это затягивается на долгие годы! - уточнил Гастон, которого сын удостоил притворно искренним взглядом.
      - Отец, ты, кажется, так и не расстался с довоенными представлениями! В наши дни главное условие успеха в кино - никогда не быть ассистентом и не ступать на подмостки. Есть вспомогательное средство - критиковать! О, как я их всех критикую! Ты же читал мои статьи в "Эзотеризм для всех"? Так вот, я не лезу за словом в карман, устраивая разнос всем этим шишкам! Они все дрейфят в ожидании моего первого фильма! Пусть ещё немного понаслаждаются своими тепленькими местечками! Но наступили новые времена! Завтрашнее кино будет элитарным...
      - Помолчи, пожалуйста, ты уже наскучил своими рассуждениями, - прервал его Гастон.
      Разговор переключился на литературные темы, и в него вступили женщины. Лили прочитала очень интересный роман, но не помнила ни его названия, ни автора, ни сюжета. Однако в любом случае это было прекрасное произведение, и она посоветовала всем членам семьи как можно скорее достать его. Франсуаза попыталась порассуждать о Саган, но без видимого успеха.
      - В конце концов начинаешь путаться в этих персонажах, которые то и дело спят друг с другом...
      - Франсуаза Саган безмерно талантлива! - безапелляционно заявил Фредди.
      Эвелин неожиданно встала из-за стола, воскликнув:
      - Как я ненавижу всех этих писателей!
      Она вышла, рыдая в салфетку. Повеяло холодом.
      - Это все нервы, - объяснил Гастон. - Она готовится к очень трудному экзамену и слишком много работает. Через несколько дней ей станет лучше.
      Гастон и Филипп попытались повернуть разговор в сторону политики. Оба согласились, что придерживаются умеренных взглядов, близких к конформизму. Фредди терпеливо слушал. Но когда отец и его дядя, перескакивая с одного сюжета на другой (политика внутренняя и внешняя, политика в Алжире, современная молодежь, "черноблузники"), дошли до яростных нападок на молодых преступников, Фредди не выдержал и, крепко стукнув по столу кулаком, заорал:
      - Если молодежь и захлестывает преступность, то чья в этом вина, если не их родителей, которые подали нам пример малодушия, конформизма и бесхребетности?
      - Замолчи, Фредди, прошу тебя!
      Но не так-то просто было остановить этими словами резкую реакцию со стороны того, кто всего лишь позавчера участвовал во взломе итальянской бакалейной лавки.
      - Не более чем мелкие буржуа, раз в неделю читающие "Канар аншене"*, а по воскресеньям посещающие концерты шансонье! Интеллектуальный комфорт... демагогия... пустые фразы...
      Под свинцовым взглядом отца он остановился. Гастон сурово произнес:
      - Ты получишь право участвовать в нашем разговоре, когда будешь зарабатывать на жизнь, малыш. А сейчас доставь мне удовольствие: поднимись в свою комнату и посиди там до начала занятий в лицее.
      Бравируя до конца, Фредди, уходя, громко хлопнул дверью. Четверо уцелевших переглянулись и рассмеялись. Филипп вытер набежавшую слезу и сказал:
      - Ну и характер у твоего сына.
      - У дочери не лучше, - вздохнул Гастон. Разговор зашел о делах, которые шли хорошо, но могли развиваться и лучше.
      * Французский сатирический еженедельник.
      * * *
      Фредди, двинув несколько раз ногой по мебели, закурил сигарету. Поискав среди пластинок, он поставил любимого джазового певца, включив проигрыватель на полную мощность. Немного успокоившись после музыкального душа, он прошел в комнату отца, где стоял телефон.
      - Алло, могу я поговорить с Фредериком Бремезом? Шеф подошел к аппарату.
      - Послушай, чтобы набить руку, я придумал потрясающий план.
      Бремез-младший говорил с полным ртом. Он спросил без всякого энтузиазма:
      - Так что же это за план?
      - Магазин. Магазин головных уборов моего отца.
      - Ты что, тронулся?
      - Ничего подобного. Я достану дубль ключей. Вечером в квартале никого. К тому же отца надо хорошенько проучить. Как только он возбудит дело, я заявлю, что это я ограбил магазин.
      Было слышно, как на том конце провода шеф что-то дожевывал. Потом Бремез буркнул:
      Ладно, надо подумать. Увидимся на лекции.
      * * *
      Эвелин вся в слезах, с трагическим выражением лица, на цыпочках вышла из своей комнаты. Она забежала к отцу, чтобы тайно позвонить, и наткнулась на выходившего оттуда брата. Тот понимающе ущипнул её и исчез, оставив наедине с телефоном. Чуть поколебавшись, она набрала номер.
      - Алло, попросите Ги Таннея.
      - Кто говорит?
      - Мадам Дюран*.
      Служанка пошла на поиски Ги, который вскоре взял трубку и несколько обеспокоенно спросил:
      - Кто это?
      - Это я, Эвелин. Я просто хотела тебе сказать, что между нами все кончено. Прошу тебя, верни мои фотографии и письма, если ты их ещё не сжег...
      * Равнозначно стереотипному русскому "Иванова", "Петрова", в переводе означает "упорная".
      При последних словах она не выдержала и её голос дрогнул. Ох! Ги и эта блондинка! Но Ги, достойный сын своего отца, знал все дипломатические ходы.
      - Послушай, - сказал он, - я могу тебе все объяснить. Это недоразумение. Нам нужно срочно увидеться.
      Сердце Эвелин бешено заколотилось. Ги сказал именно те слова, которые она и ожидала от него услышать. Увидеть его. Она сейчас встретится с ним. Он все ей объяснит, и она, конечно, поверит всему, что он скажет, даже самому невероятному. Любовь всегда возрождается из пепла.
      - Не думаю, что у меня есть время, - сказала она. - После завтрака меня пригласил Марк, завтра я занята... завтра вечером танцы у друзей... Нет, решительно ничего не...
      - Тогда я сам сейчас приду к тебе. Бегу! - воскликнул Ги.
      - Нет, не надо! - испугалась она. - Лучше уж я... Давай встретимся, как всегда, в "Мадригале"?
      - В три часа.
      Она стремглав бросилась к себе в комнату с одной только мыслью в голове: какое надеть платье.
      * * *
      Лили и Франсуаза пошли прогуляться по саду. Филипп и Гастон задымили сигарами. Из открытого окна приятно тянуло свежим воздухом. Где-то на ветвях каштана щебетали птицы. Мужчины разговаривали вполголоса.
      - Жильда звонила утром в магазин. Надо, чтобы ты навестил её сегодня вечером и вручил обещанные пятьдесят тысяч франков. Одновременно она вернет тебе ключи от виллы в Сюси.
      - Подходит, - ответил Филипп, просмотрев отметки о встречах в записной книжке. - Я подъеду к семи. Это все?
      - Завтра вечером соберемся в Рони.
      - Все знают?
      - Сообщат всем. Утром я поставил в известность об этом Лоранжиса, а он передаст остальным. Пока не оповещен только персонал, но этим займется Роза.
      - Превосходно. А я подобрал виллу в Шату. На втором этаже три большие комнаты, все в отличном состоянии, гараж на шесть машин, чудесный сад.
      - Ты знаешь, что в этих вопросах я целиком полагаюсь на тебя. Сколько?
      - Десять миллионов. Стоящее дело.
      - У тебя уже есть подставное лицо?
      - Конечно, он даже не знает моего имени. За пятипроцентное вознаграждение он будет покупать виллу якобы для себя.
      - Согласен. Немного коньячку?
      Продавец головных уборов наполнил пузатые рюмки. Филипп, продегустировав коньяк, продолжил:
      - Я нашел также покупателя и на дом в Сюси. Потеряем на этом всего пятьсот тысяч, что мне представляется совершенно допустимым. Так я продаю?
      Гастон обдумывал это предложение.
      - Как долго мы ею пользуемся? Кажется, с год?
      - Да нет, меньше, девять - десять месяцев. Гастон снова раскурил сигару, поморщился и раздавил её в пепельнице.
      - А чего торопиться? Поработаем на ней ещё месяц-другой, пока не подготовят новую виллу.
      - Хорошо, покупатель подождет. Это нетрудно сделать, беру на себя. У тебя с собой итоги за последний месяц? Продавец головных уборов заерзал.
      - Нет! Ты ведь знаешь, что все записи по этим вопросам я храню в сейфе магазина! Дома вообще ничего нельзя держать из-за детей и жены, которые повсюду суют нос. Но я подвел некоторые итоги. В общем наша чистая прибыль составила девять миллионов франков.
      - Ничего себе! - воскликнул обрадованный Филипп. - Жаль, если придется прикрывать это дело. Я думаю, ты правильно сделал, устранив с пути сына Таннея. Этот идиот навлек бы одни неприятности! Как отреагировала Эвелин?
      - Вполне разумно, впрочем, я знал, что так и будет. С этой стороны проблема решена. Через пару недель она влюбится в другого парня...
      - Тебе бы надо послать её куда-нибудь попутешествовать. Это благотворно повлияло бы на её настроение.
      - А почему бы и нет?
      Именно в этот момент появилась Эвелин, одетая в прелестное белое в синий горошек платье, с подобранными "конским хвостом" волосами и с ученическими тетрадями в руках. Она с мрачным видом заявила:
      - Иду на занятия в лицей. До свидания, папа! Всего хорошего, дядя Филипп!
      Постукивая высокими каблучками, она быстро исчезла, провожаемая растроганными взглядами обоих мужчин. Филипп заметил:
      - Вылитая мать.
      Они видели, как стройный силуэт Эвелин исчез в саду, выпили ещё немного коньяку. Затем Гастон, понизив голос до шепота, сказал:
      - Кстати... ты порвал со своей подружкой? Филипп, казалось, смутился:
      - Видишь ли, не совсем так. Ну, ты знаешь, как это бывает. Начинается с легкого флирта на несколько дней, затем привязываешься к человеку...
      - Во Франции только временное всегда окончательно, не так ли? Но ты все же муж моей сестры, и я очень люблю Лили. Выпутывайся сам как можешь. Это твое дело, но ты понимаешь, что я не хочу, чтобы Лили от этого страдала.
      Филипп пристально разглядывал свои ногти. Он вздохнул, улыбнулся Гастону и пообещал:
      - Осталось совсем недолго. Я порву с ней на будущей неделе.
      Гастон закурил новую сигару.
      - Не мне читать тебе мораль, но я считаю (пуф-пуф)... что порядочность всегда себя окупает. Возьмем, к примеру, меня. Я преуспел в своем деле, потому что никому не нанес ущерба ни на сантим, а в браке никогда не изменял Франсуазе (пуф-пуф)... Хочешь, дам тебе совет? Сделай ребенка Лили. Ты убедишься, как это укрепляет семью.
      ГЛАВА 4
      ИГОРНЫЙ ДОМ - зал для игры в мяч. В более широком значении - место, где занимаются спекуляцией, например игра на бирже
      Словарь Ларусс
      Пригород спал: только что пробило полночь. Внешне вилла ничем не отличалась от соседних домов: тот же потемневший фасад, такой же молчаливый сад. Только очень любопытный соглядатай мог бы обратить внимание на необычное скопление в саду первоклассных автомобилей, припаркованных вплотную друг к другу. Но помимо того, что живая изгородь из бирючины уже сама по себе скрывала превращенный в место парковки сад, никто, любопытный он или нет, не шастал по этим местам. И вообще, какого черта кому-то пришла бы в голову мысль заглянуть в сад виллы, ничем не отличавшейся от других, погруженной во мрак и тишину?
      И тем не менее за её окнами, тщательнейшим образом замазанными густой краской, на обоих этажах стоял шум и гам, раздавался смех, царило оживление.
      В обширном зале на втором этаже прохаживались одетые в смокинги господа Макс и Фред, улыбаясь членам клуба. Господин Макс при этом говорил своему спутнику:
      - Было бы очень досадно продавать этот дом сейчас. Ты ведь знаешь, что всякий раз, как мы переезжали на новое место, мы теряли членов.
      - Вполне с тобой согласен. Но через пару месяцев здесь запахнет паленым.
      Господин Макс, красавец-мужчина примерно сорока лет, не очень высокий, но пропорционально сложенный, курил сигару. Разговаривая, он то и дело, будто страдая словесным тиком, вставлял: "не так ли?" Его компаньон, господин Фред, был помоложе и повыше ростом, обладал голубыми, очень светлыми глазами и был очень убедителен, когда беседовал с другими людьми. Оба месье уже многие годы являлись руководителями игорного дома, который полиция, если бы знала о нем, квалифицировала бы как "притон". Они создали его, соблюдая крайнюю осторожность, тщательно отсортировали как клиентуру, так и персонал, и рисковали минимально. Более того, в их заведении играли абсолютно честно, сами они довольствовались всего десятью процентами комиссионных от ставившихся на банк сумм. В их залах встречались только парижане, известные своим состоянием и боязнью любого скандала вокруг их имени, а в роли крупье выступали обходительные особы женского пола. Тем самым репутация месье Макса и Фреда как директоров частного казино была безупречной.
      Их заботами вилла была благоустроена так, что три зала находились на первом и столько же на втором этаже. Внизу размещался бар и играли в "мелкие игры": "очко", английский пас, бириби. Там стоял даже столик для домино, где ставки тем не менее делались по пять тысяч луидоров за очко.
      Наверху играли в покер, шмен-де-фер, баккара, шары и классическую рулетку. За каждым игорным столиком стояла очаровательная молодая женщина в элегантном вечернем платье. Две девушки, менявшие деньги, в коротких, расшитых блестками юбках, прогуливались между игроками с перекинутыми через плечо сумками.
      Женам членов клуба доступ в игорный дом был категорически запрещен. И они с этим мирились. Кроме того, член клуба мог пригласить сюда своего друга только после шестимесячного срока пребывания в нем. Тем самым отбор шел плавно, чинно и с достоинством.
      Игры проводились только раз в неделю, ночью, в разные дни. Члены клуба оповещались по телефону в самую последнюю минуту. "Службу информации" возглавлял месье Лоранжис, бывший регент церковного хора, человек, достойный самого полного доверия. Набором персонала руководила мадемуазель Роза. В этот момент она как раз входила в зал, где играли в рулетку. На ней было шикарное карминного цвета платье, которое оставляло открытой значительную часть её молочного оттенка груди. Любезным наклоном головы она приветствовала обоих директоров, сообщив:
      - Пришел советник с новым членом клуба. Он заверяет в его корректности и даже берет под личную ответственность. Он из СТОЯЩИХ людей. Даже очень. Влиятельный политический деятель...
      - Не надо имен! - воскликнул месье Фред.
      - Сдержанность, не так ли? Он заплатил вступительный взнос?