Земноморье (№3) - На последнем берегу

— Они отрубили мне кисть руки. Я не могу творить заклинания. Они отрубили мне кисть. Кровь текла, пока не вытекла вся без остатка.

— Но ведь это произошло после того, как ты потерял свою силу, Хэйр, иначе они не справились бы с тобой.

— Сила…

— Власть над астрами, волнами и людьми. Ты звал их по Именам, и они подчинялись тебе.

— Да, я помню, что когда-то жил, — хрипло ответил человек. — И знал Слова и Имена…

— А теперь ты мертв?

— Нет. Жив. Жив. Только однажды я превратился в дракона… Я не умер. Я иногда сплю. Сон не слишком отличается от смерти, все это знают. Смерть разгуливает в грезах. Подходят тут к тебе живому и болтают всякое. Спасенье от смерти — во сне. Там есть дорога. И если ты зайдешь достаточно далеко, то вернуться сможешь лишь пройдя весь путь. Весь путь. Ты найдешь эту дорогу, если знаешь, где искать. И если ты готов уплатить цену.

— Какова же цена? — Голос Сокола проплыл в запыленном воздухе будто тень от падающего листа.

— Жизнь — что же еще? Чем можно заплатить за жизнь, кроме самой жизни?

Хэйр закачался взад-вперед на своем тюфяке, хитро поблескивая глазами.

— Понимаешь, — сказал он, — они отсекли мне кисть. Да пусть они хоть голову мне отрубили бы — неважно. Я нашел бы дорогу назад. Я знаю, где искать. Только люди, обладающие силой, смогут пройти там.

— Ты имеешь в виду чародеев?

— Да, — Хэйр заколебался, словно пытался выговорить это слово, но не мог.

— Люди, обладающие силой, — повторил он. — И они должны… они должны отдать ее. Заплатить.

Затем он помрачнел, будто слово «заплатить» вызвало у него определенные ассоциации и до него дошло, что вместо того, чтобы продавать информацию, он ее попросту дарит. От него больше ничего не удалось добиться, ни единого намека относительно «пути назад», которому Сокол придавал большое значение, и вскоре маг поднялся на ноги.

— Что ж, половина ответа не заменит ответ, — сказал он, — и плата будет соответствующая.

И он ловко, словно фокусник, швырнул кусочек золота на тюфяк перед Хэйром.

Тот подобрал монету, посмотрел на нее, затем воровато зыркнул на Сокола и Аррена.

— Подождите, — прохрипел он. Как только ситуация изменилась, Хэйр почувствовал себя более раскованно и теперь не спеша размышлял над тем, что ему сказать.

— Вечером, — наконец произнес он. — Подожди до вечера. Я достану хази.

— Мне он не нужен.

— Чтобы показать тебе… Чтобы показать тебе путь. Вечером. Я возьму тебя с собой. Я покажу тебе. Ты сможешь добраться туда, потому что ты… Ты… — Он хватал ртом воздух до тех пор, пока Сокол не сказал:

— Я — волшебник.

— Да! Значит мы сможем… мы сможем добраться до дороги. Когда я засну. Во сне. Понимаешь? Я возьму тебя с собой. Ты пройдешь со мной по… по дороге?..

Сокол неподвижно стоял, размышляя, посредине комнаты.

— Не исключено, — сказал он наконец. — Если мы решимся, то придем сюда после захода солнца.

Затем он повернулся к Аррену, который уже открыл дверь, стремясь уйти поскорее.

После комнаты Хэйра сырая темная улицы показалась им райским садом. Они отправились в верхнюю часть города по кратчайшему пути — крутой каменной лестнице, петлявшей меж заросшими плющом стенами домов. Аррен дышал как загнанная лошадь.

— Уф!.. Вы вернетесь туда?

— Да, вернусь, если только не получу ту же информацию более безопасным путем. Похоже, он готовит нам ловушку.

— Но разве вы не обезопасили себя от воров и тому подобного сброда?

— Обезопасил? — переспросил Сокол. — Что ты имеешь в виду? Неужели ты думаешь, что я хожу, укутавшись в заклинания, как старая бабка, которая спасается от ревматизма? У меня нет на это времени. Я скрыл свое лицо, чтобы никто не узнал о нашей поездке, только и всего. Все дело в том, что в данном путешествии нам не удастся полностью обезопасить себя от всех напастей.

— Конечно, нет, — раздраженно брякнул Аррен, обозлившись на его гордыню. — Да я и не страшусь.

— Хотя не мешало бы, — с напускной серьезностью сказал маг, охладив этой шуткой разошедшегося Аррена. Впрочем, тот и сам не понимал, что на него нашло. У него никогда и в мыслях не было разговаривать таким тоном с Верховным Магом. Но ведь этот Ястреб нисколько не походил на Верховного Мага: курносый нос, круглые, плохо выбритые щеки, какой-то странный, неземной, постоянно меняющийся голос.

— Есть ли смысл в том, что он рассказал вам? — спросил Аррен, поскольку не имел ни малейшего желания возвращаться в ту пыльную комнату над зловонной рекой. — Во всех этих баснях о жизни и смерти, и о возвращении назад после отсечения головы?

— Я не знаю, есть ли в этом смысл. Я хотел поговорить с волшебником, утратившим свой дар. Он сказал, что не потерял его, а отдал… точнее, продал. За что? Жизнь за жизнь, сказал он. Власть за власть. Нет, я не понимаю его, но он заслуживает того, чтобы его выслушали.

Спокойная рассудительность Сокола еще больше смутила Аррена. Он понял, что вел себя будто капризный ребенок. Хэйр заворожил его, но теперь все очарование как рукой сняло, осталось лишь болезненное отвращение, как будто он съел какую-то гадость. Аррен зарекся не раскрывать рот до тех пор, пока не возьмет себя в руки. Тут его нога скользнула по склизкой, гладкой ступеньке, и он с трудом удержался на ногах, ободрав руки о камни.

— Будь проклят этот мерзкий город! — выругался он в сердцах.

— Мне кажется, в этом нет необходимости, — сухо заметил маг.

С Хорттаун ом действительно было что-то не в порядке, сама его атмосфера наводила на мысль, что на нем лежит печать проклятья. Хотя нельзя сказать, что здесь ощущалось присутствие чет-либо чуждого, скорее чего-то не хватало, образовалась какая-то пустота, которая, словно болезнь, разъедала душу всех, кто находился в городе. Даже несвойственное марту тепло послеполуденного солнца казалось удушливой пеленой. На улицах и площадях города кипела торговля, но ее нельзя было назвать ни бойкой, ни упорядоченной. Товары были плохи, цены — непомерно высоки, и на кишевших ворами и разбойными шайками рынках не чувствовали себя в безопасности ни продавцы, ни покупатели. На улицах было крайне мало женщин, да и те ходили, в основном, группками. В городе царили беззаконие и безвластие. Поговорив с людьми, Аррен и Сокол быстро выяснили, что в Хорттауне давно уже не было никакого лорда, консула или мэра. Некоторые из былых правителей города умерли, другие — ушли в отставку, а иные — предательски убиты. Город разбит на районы, у каждого — свой глава, охранники в гавани набивают себе карманы, контролируя порт и так далее. Из города будто вынули сердце. Несмотря на все кипение жизни казалось, что люди просто отбывают номер. Ремесленники, судя по всему, практически утратили интерес к работе, даже разбойники грабили лишь потому, что не были обучены ничему иному. Блеск и нищета огромного портового города мозолили глаза, но чуть в стороне маячили застывшие фигуры хазиманов. А копни поглубже — и все эти лица, запахи и звуки тут же превращаются в призрачное видение. Разноцветье города то и дело блекло этим душным бесконечным вечером, когда Сокол и Аррен разгуливали по улицам, расспрашивая людей. Полосатые навесы, грязные булыжники мостовой, раскрашенные стены — все это буйство красок норовило окончательно расплыться и исчезнуть, превратив Хорттаун в город-призрак, пустой и тоскливый, залитый испепеляющим светом солнца.

Только в самой верхней точке города, куда они поздним вечером зашли передохнуть, эта безнадежная картина всеобщей отключки ненадолго отступила.

— В этом городе нам вряд ли улыбнется удача, — сказал Сокол несколько часов назад, и теперь, после долгих бесцельных скитаний и бесплодных разговоров с незнакомцами, он выглядел угрюмо и устало. Его маскировка поблекла, сквозь добродушное лицо морского торговца просвечивало другое — жесткое и смуглое. Аррену никак не удавалось стряхнуть с себя установившееся с утра дурное настроение. Они сидели на грубом дерне на вершине холма под сенью рощицы деревьев пендик, среди темных листьев которых горели редкие красные бутоны. Отсюда город представлялся им ковром черепичных крыш, спускавшимся к морю. Бухта широко раскинула свои объятия, вытянувшись до самого горизонта. Синим сланцем пылала она под лучами безжалостного солнца. Нс было ей ни конца, ни края. Они сидели, глядя на этот бескрайний голубой ковер. В голове Аррена прояснилось, появилось желание раствориться в этом мире, насладиться им.

Потом они пошли испить водицы из крохотного ручейка, журчащего неподалеку среди бурых скал, который брал начало у прелестного садика на вершине холма за их спинами. Аррен сделал большой глоток и опустил голову в ледяную воду. Затем он выпрямился и продекламировал строки из «Деяний Морреда»:

«Хвала фонтанам Шелиета, серебристому журчанью вод Но долговечнее потока, что жажду в зной мне утолил, Проклятие на имени моем!»

Этим он рассмешил Сокола, да и сам расхохотался. Аррен помотал головой, словно собака, и разлетевшиеся брызги вспыхнули золотом в прощальных лучах заходящего солнца.

И все же им пришлось покинуть рощу и вновь спуститься на улицы. А когда они поужинали у ларька, торгующего жирными рыбными лепешками, ночь уже опустила свой полог. На узких улочках темнело быстро.

— Пора и нам идти, парень, — сказал Сокол, и Аррен спросил: «К лодке?», хотя прекрасно знал, что не к лодке, а в пустую, пыльную и жуткую комнату дома над рекой.

Хэйр поджидал их в дверях.

Он зажег масляную лампу, дабы осветить темную лестницу. Крошечный огонек лампы не переставая дрожал, отбрасывая на стены огромные пляшущие тени.

Хэйр притащил для гостей еще один набитый соломой тюфяк, но Аррен предпочел прежнее место и уселся на пол у двери. Та открывалась снаружи и чтобы охранять ее, он должен был сидеть также снаружи. Однако находиться в темной как гроб прихожей было выше его сил, да и за Хэйром следовало присматривать. Наипервейшая задача Аррена — оградить мага от грязных трюков.

Хэйр держался прямо и не так дрожал. Он почистил зубы и рот. Говорил он сперва довольно здраво, хотя и возбужденно. В свете лампы его глаза казались темными провалами без белков, напоминая глаза животных. Он горячо спорил с Соколом, уговаривая того съесть хази.

— Я хочу взять тебя с собой. Мы пойдем одним и тем же путем. Но прежде мне необходимо убедиться в том, что ты готов. Ты должен съесть хази, чтобы последовать за мной.

— Мне кажется, я смогу следовать за тобой.

— Но не туда, куда я собираюсь. Это не… подвластно заклинаниям.

Казалось, он был не в силах выговорить слова «волшебник» и «волшебство».

— Я знаю, ты можешь добраться до того… места, ну, ты знаешь, до стены. Но это не там. Это — иной путь.

— Если ты пройдешь, то и я пройду.

Хэйр покачал головой. Его красивое, изможденное лицо побагровело. Он частенько глядел на Аррена, изучая его, хотя говорил только с Соколом.

— Смотри: существуют два типа людей, не так ли? Подобные нам и все остальные. Драконы и отличные от них. Люди без Силы на живут, а тлеют вполнакала. Они в счет нс идут. Они не понимают своих снов, боятся темноты. Но те, другие, сверхлюди, не страшатся окунуться во тьму. Мы — сильные.

— До тех пор, пока мы знаем Имена вещей.

— Но там Имена теряют смысл… в том-то все и дело! Это но похоже на то, чем ты занимаешься, о чем знаешь, с чем имеешь дело. Заклинания бессильны. Ты должен забыть их напрочь, чтобы пройти. Вот почему помогает хази — ты забываешь Имена, окружающий мир покрывается пеленой, и ты идешь, дабы взглянуть в глаза действительности. Я хочу отправиться прямо сейчас. Если хочешь разобраться во всем, — следуй моим указаниям. Я повторяю его слова. Чтобы стать повелителем жизни, ты должен стать сверхчеловеком. Тебе необходимо понять, в чем секрет. Я мог бы сказать тебе его Имя, но что такое Имя? Имя нереально, а реальность — повсюду. Драконы не пройдут там. Драконы умрут. Они все умрут. Я принял сегодня столько, что тебе ни за что не угнаться за мной. На мне нет клейма. Когда я отключусь, ты поведешь меня. Помнишь, в чем секрет? Помнишь? Нет смерти. Нет смерти… нет! Никаких больше залитых потом кроватей и сгнивших гробов. Подобно пересохшему ручью перестанет литься кровь. Нет страха. Нет смерти. Уходят Имена, а с ними и Слова, уходит страх. Покажи мне, где я могу затеряться, покажи мне, господин…

Он продолжал, захлебываясь, произносить какие-то слова, похожие на заклятие, и все же не несущие ни магии, ни толики здравого смысла. Аррен вслушивался, стараясь хоть что-нибудь понять. Если бы он только мог! Сокол должен поступить, как его просят, и принять наркотик, дабы понять, о чем болтал Хэйр, что это за тайна, о которой он не хочет или не может поведать. Разве не за этим они здесь? Но, вероятно (Аррен перевел взгляд с восторженного лица Хэйра на другой профиль), маг уже обо всем догадался… Его лицо словно каменная маска. Где тот курносый нос и вкрадчивый взгляд? Ястреб, морской торговец, исчез, позабыт. Теперь здесь сидит маг, Верховный Маг.

Теперь от Хэйра доносилось лишь монотонное бормотание. Сидя скрестив ноги, он вдруг покачнулся. Лицо его осунулось, нижняя губа отвисла. Сидевший напротив него человек, освещенный неясным светом стоявшего между ними масляного светильника, не говоря ни слова протянул руку и поддержал Хэйра. Аррен не заметил его движения. В череде событий зияли провалы, минуты небытия… должно быть, юношу клонило в сон. Вероятно, прошло несколько часов, дело шло к полуночи. Если Аррен заснет, сможет ли он последовать за Хэйром в его сон и добраться до места, до тайной дороги? Наверное, сможет. Теперь это казалось вполне возможным. Но он обязан стеречь дверь. Они с Соколом почти не говорили на эту тему, но оба отдавали себе отчет в том, что к их возвращению этим вечером Хэйр мог подготовить какую-нибудь пакость. Он был когда-то пиратом и знался с разбойниками. Уговора об этом не было, но Аррен знал, что обязан оставаться на страже, ибо пока душа мага витает неизвестно где, тот совершенно беззащитен. Но он, как дурак, оставил свой меч на борту лодки, а какая польза от ножа, если дверь за его спиной внезапно откроется? Но этого не должно произойти: он весь обратился в слух. Хэйр больше не болтал, они с Соколом хранили гробовое молчание. Весь дом погрузился в тишину. Никто не смог бы бесшумно подняться по тем разбитым ступенькам. Если он услышит хоть малейший шум, то заорет во всю глотку, транс будет нарушен, Сокол развернется, защитит себя и Аррена со всей неудержимой яростью разгневанного волшебника… Когда Аррен уселся у двери, Сокол бросил на него мимолетный понимающий взгляд: знак одобрения и доверия. Аррен был часовым. Опасности не существует, пока он начеку. Но как тяжело наблюдать за этими двумя лицами, освещенными крошечным огоньком стоящей между ними на полу лампы. Они неподвижны, глаза открыты, но они не видят ни света, ни пыльной комнаты. Они не замечают окружающего мира, погруженные в иной мир — мир мечты и смерти… надо следить за ними, но не пытаться последовать за ними…

Там, в бескрайней иссушенной тьме, кто-то стоял, маня его к себе. Пошли, — сказал он, властелин теней. В руке он держал крошечный, не больше жемчужины, огонек, и протягивал его Аррену, предлагая ему жизнь. Аррен медленно сделал шаг навстречу ему.

4. МАГИЧЕСКИЙ СВЕТ

Сухость, рот пересох. На языке привкус пыли. Губы его тоже покрыты пылью.

Не отрывая головы от полз он наблюдал за игрой теней. Большие тени двигались и останавливались, увеличивались в размерах и сокращались, мелкие — метались по стенам и потолку, ежесекундно меняя их облик. Еще одна тень застыла в углу, другая — на полу.

Его затылок пронзила боль. В тот же миг в мозгу Аррена будто сверкнула молния, и взор его прояснился: Сокол лежит на спине, подле нега на коленях стоит человек, еще один сует золотые монеты в сумку, а третий стоит, наблюдая, со светильником в одной руке и его, Аррена, кинжалом — в другой.

Если они и говорили что-то, он их не слышал. Аррен воспринимал лишь свои собственные мысли, которые подсказывали ему, что нужно действовать незамедлительно и самым решительным образом. Он тотчас исполнил приказ: Аррен очень медленно прополз вперед пару футов, молниеносным движением левой руки схватил сумку с награбленным, вскочил на ноги и, громко захохотав, выскочил на лестницу. Он скатился по ступенькам в кромешной тьме, не слыша своих шагов и не чуя под собой ног, будто слетел. Выскочив на улицу, он со всех ног бросился в черноту ночи.

На фоне звезд дома казались черными неуклюжими баржами. Свет звезд едва уловимо играл на поверхности реки справа от него и, хотя Аррен не видел, куда ведут улицы, он мог различать перекрестки и всякий раз поворачивал, дабы запутать след. Его преследовали, он отчетливо ощущал чье то присутствие за своей спиной. Они бежали босиком, и громкое пыхтение перекрывало топот их ног. Аррен рассмеялся бы, если бы у него было время. Наконец-то он узнал, что значит быть преследуемым, а не охотником, загоняющим зверя во главе своры… Нужно отстать и оторваться. Он свернул направо и сделал финт: притормозил у моста с высокими парапетами, скользнул в боковую улочку, свернул за угол и, пробежав по набережной до перекрестка, пересек реку по другому мосту. Его ботинки громко стучали по булыжникам, разрывая царившую в городе абсолютную тишину. Аррен остановился у крепления моста, чтобы снять их, но шнурки запутались, а охотников сбить с толку не удалось. За спиной мигнула лампа, тяжелый топот бегущих преследователей приближался. Он не мог оторваться от них. Ему оставалось лишь бежать изо всех сил, держась впереди, чтобы увести их подальше от пыльной комнаты… Вместе с кинжалом они сорвали с него и куртку. Оставшись в одной безрукавке, он несся как ветер, его разгоряченная голова кружилась, боль в затылке обострялась с каждым шагом, но Аррен бежал… бежал… бежал. Сумка мешала ему. Внезапно он швырнул ее на мостовую, и монеты, звеня, брызнули во все стороны.

— Вот ваши деньги! — хрипло крикнул он, задыхаясь. И припустил дальше. Но тут вдруг улица закончилась. Ни перекрестка, ни звездного неба перед ним — тупик. Аррен развернулся и побежал навстречу своим преследователям. Свет фонаря ослепил его, и он с отчаянным криком врезался в них.

Перед ним взад-вперед раскачивался фонарь — слабое желтое пятнышко света в бескрайней движущейся пелене. Он долго смотрел на него. Фонарь светил все слабее, потом, наконец, мигнул и погас. Аррен погоревал над этим немного, или, быть может, он жалел самого себя, понимая, что вот-вот проснется.

Потухший фонарь все так же висел на мачта. Свет восходящего солнца озарял бескрайнюю гладь моря. Бил барабан. Через равные промежутки времени раздавался тяжелый скрип весел. Древесина корабля скрипела и стенала сотнями тоненьких голосков. Человек на носу галеры что-то кричал стоящим перед ним матросам. Мужчины, скованные с Арреном одной цепью, по-прежнему хранили молчание. На каждом были железный обруч на талии и наручники на запястьях, соединенные короткой тяжелой цепью с оковами следующего узника. Железный пояс был также прикован к штырю, вбитому в палубу, так что человек мог сидеть или лежать, но не стоять. Люди набились в маленький грузовой трюм как сельди в бочку, поэтому лечь было никак нельзя. Аррен сидел в переднем углу помещения. Если он поднимал голову, его глаза оказывались на уровне палубного настила шириной в пару футов, между трюмом и перилами.

О том, что случилось прошлой ночью после отчаянной погони и коварного тупика, Аррен помнил очень смутно. Он сражался, его сбили с ног, связали и потащили куда-то. Какой-то человек говорил что-то странным шепчущим голосом. Это было в месте, напоминающем кузницу: там пылал кузнечный горн… Больше он ничего не помнил, хотя догадывался, что находится на невольничьем корабле и его намереваются продать.

Юношу это не слишком волновало. Он страдал от жажды. Все тело ныло, голова раскалывалась. Когда взошло солнце, свет пронзил его глаза копьями боли.

На рассвете каждый невольник получил краюху хлеба и глоток воды из кожаной фляги, которую им подносил к губам человек с хитрым жестким лицом. Его шею охватывал широкий, инкрустированный золотом, кожаный обруч, похожий на собачий ошейник, и когда он заговорил, Аррен узнал этот тихий странный шепчущий голос.

Питье и еда временно облегчили страдания его тела, и в голове у него прояснилось. Для начала юноша взглянул на лица сидящих рядом с ним собратьев по несчастью — троих в его ряду и четверых за их спинами. Некоторые сидели, положив головы на поднятые колени; один, больной или одурманенный наркотиками, безвольно откинулся назад. Рядом с Арреном сидел парень лет двадцати с широким плоским лицом.

— Куда они нас везут? — спросил у него Аррен.

Юноша взглянул на него — их головы находились почти вплотную друг у другу — и, ухмыльнувшись, пожал плечами. Наверное, он хотел сказать, что не знает, решил Аррен, но тут парень зашевелил скованными руками, будто жестикулируя, и открыл свой все еще скалящийся в ухмылке рот, демонстрируя черный обрубок на том месте, где должен был быть язык.

— Должно быть, на Соул, — сказал кто-то за спиной Аррена. — Или на Амрунский Рынок, — подхватил другой, но тут человек в ошейнике, казавшийся вездесущим, нагнулся над трюмом и прошипел:

— Заткнитесь, если не хотите попасть на завтрак акулам, — и все замолкли.

Аррен попытался представить себе эти места: Соул, Рынок Амруна. Там продают рабов. Их баз смущения ставят в ряд перед покупателями, будто рогатый скот или овец на рынке в Бериле. Он будет стоять там в цепях. Кто-то купит его, приведет домой и будет приказывать ему, а он откажется повиноваться. Или подчинится и попытается бежать. И его убьют, так или иначе. Его душа не восставала при мысли о рабстве, ибо он был слишком болен и сбит с толку. Аррен просто знал, что не вынесет этого и в течение недели-другой умрет или будет убит. Несмотря ни на что, его данная перспектива пугала, и он прекратил размышлять о будущем. Юноша уставился вниз, на черный от грязи настил трюма. Солнце жгло его плечи, жажда вновь высушила рот и тисками сжала горло.

Солнце село, пришла ночь, ясная и прохладная. На небе высыпали яркие звезды. Гулко и размеренно бил барабан, задавая ритм веслам, ибо стоял мертвый штиль. Теперь неимоверные страдания причинял холод. Спину Аррена немного согревали скованные ноги сидящего за ним человека, а левый бок — приткнувшийся к нему немой, который сидел скрючившись и мычал что-то на одной ноте. Произошла смена гребцов, и барабан забил вновь. Аррен хотел забыться, но никак не мог уснуть. Его кости ныли, но он не в силах был изменить позу. Он дрожал, терзаемый болью и жаждой, и смотрел на звезды, которые плясали по небу с каждым взмахом гребцов, затем возвращались на свои места и замирали, вновь дергались, возвращались, замирали…

Человек в ошейнике стоял вместе с другими между еще одним трюмом и мачтой, на которой раскачивался маленький фонарь, высвечивая силуэты их голов и плеч.

— Туман, черт его задери, — послышался ненавистный тихий голос человека с ошейником. — Откуда мог взяться туман в Южных Проливах в это время года? Злодейка судьба!

Бил барабан. Звезды взлетали, скользили, останавливались. Рядом с Арреном немой парень вдруг вздрогнул всем телом и, подняв голову, издал ужасный животный вой.

— Тихо там! — взревел второй человек, стоящий у мачты. Немой опять вздрогнул и умолк, стиснув челюсти.

Звезды украдкой скользили в никуда.

Мачта качалась и исчезала. На спину Аррена, казалось, упало холодное покрывало тумана. Барабан запнулся, затем забил снова, но уже тише.

— Густой, как свернувшееся молоко, — сказал хриплый голос где-то над головой Аррена. — Держите ритм! Здесь на двадцать миль вокруг нет ни одной мели!

Обветренная, покрытая шрамами нога возникла из тумана, замерла на миг у лица Аррена и исчезла.

В тумане не ощущалось продвижение вперед — лишь тихое покачивание да скрип весел. Стук барабана был едва слышен. Промозглая сырость пробирала до костей. Туман заливал Аррену глаза, конденсируясь на его волосах. Он старался поймать капли языком и жадно вдыхал влажный воздух, пытаясь утолить жажду. Но зубы его стучали. Холодный металл цепи натирал ему бедро, и оно горело огнем. Барабан бил, бил и вдруг умолк.

Наступила тишина.

— Держать ритм! В чем дело? — раздался хриплый рык с носа. Ответа не последовало.

Корабль слегка покачивался на волнах. За едва различимыми перилами разверзлась пустота. Что-то задело борт корабля. Слабый скрежет прозвучал, словно удар грома в этой мертвой неземной тишине и мраке.

— Мы сели на мель, — прошептал кто-то из пленников, но безмолвие поглотило его голос.

Туман посветлел, будто в его глубинах зажегся огонек. Аррен отчетливо увидел головы людей, прикованных рядом с ним, блеск капелек влаги в их волосах. Судно вновь вздрогнуло. Он подался вперед, насколько позволили цепи, и вытянул шею, пытаясь разглядеть как можно больше. Туман над палубой сиял, словно луна из-за тонкой тучки, холодный и лучезарный. Гребцы сидели неподвижно, как статуи. Члены экипажа сгрудились на шкафуте корабля, их глаза едва заметно светились. Слева по борту одиноко стоял человек. Это от него исходил свет: от его лица, рук и посоха, горевшего подобно расплавленному серебру.

У ног испускавшего свет человека сгорбилась черная тень.

Аррен попытался заговорить, но не смог. Укутанный в это великолепие света Верховный Маг подошел к нему и опустился на голени на палубу. Аррен почувствовал прикосновение его руки и услышал его голос. Вдруг оковы на руках и теле юноши разомкнулись, и по всему трюму зазвенели цепи. Но ни один человек не пошевелился. Аррен попытался встать, но не смог — все тело окоченело от долгого бездействия. Верховный Маг крепко сжал его руку и, опираясь на нее, Аррен выбрался из грузового трюма на палубу.

Верховный Маг отошел в сторону, и слабое свечение озарило застывшие лица гребцов. Он остановился возле человека, который скрючился у перил.

— Я не палач, — отчетливо произнес Сокол суровым голосом, холодным, как магический свет, озаривший туман. — Но во имя правосудия, Эгре, я возьму этот груз на себя: я приказываю твоему голосу пропасть до тех пор, пока у тебя не найдутся слова, достойные произнесения.

Сокол вернулся к Аррену и помог ему подняться на ноги.

— А теперь пойдем, парень, — сказал он, и с его помощью Аррен проковылял вперед и полувполз, полуупал в лодку, качавшуюся у борта корабля. Парус «Ясноглазки» напоминал в тумане крылышко мотылька.

В той же абсолютной тишине и мертвом штиле свет погас, лодка повернулась и скользнула прочь от корабля. Почти тотчас же утонули во мгле черная громада борта галеры, тусклый фонарь на мачте и застывшие гребцы. Аррену показалось, что он слышит голоса, срывающиеся на крик, но звук был очень тих, а вскоре исчез и он. Прошло немного времени, и туман стал редеть, распадаться на клочья, уносимые ветром во тьму. Показалось звездное небо, и «Ясноглазка» бесшумно, как бабочка, летела по морю сквозь ясную ночь.

Сокол укрыл Аррена одеялами и дал ему воды. Он сидел, положа руку на плечо мальчика, когда тот вдруг заплакал. Маг ничего не сказал, но в прикосновении его руки ощущалась нежность и забота. Постепенно, под влиянием тепла, мягкого покачивания лодки и спокойствия в сердце, Аррен расслабился и обрел покой.

Он посмотрел на своего спутника. Смуглое лицо мага больше не испускало неземного сияния. Аррен четко различал его черты в ярком свете звезд.

Лодка летела вперед, влекомая силой магии. Волны, казалось, удивленно шептались у ее бортов.

— Человек в ошейнике, кто он?

— Лежи спокойно. Морской разбойник, Эгос. Он носит этот ошейник, чтобы скрыть шрам на глотке. Похоже, он скатился от пиратства к работорговле. Но на сей раз он поймал медвежонка. — В его сухом спокойном голосе проскользнула тень удовлетворения.

— Как ты меня нашел?

— Волшебство, взятки… Я много времени потерял впустую. Мне не хотелось, чтобы узнали о том, что Верховный Маг и Губернатор Рокка рыщет по трущобам Хорттауна. Я стремился, по мере возможности, по-прежнему сохранять инкогнито. Я выслеживал то одного человека, то другого, пока, наконец, не узнал, что галера с рабами покинула гавань на рассвете. Тут терпение мое лопнуло. Я сел в «Ясноглазку» при полном штиле, приказал ветру наполнить ее паруса, приклеив между делом весла всех кораблей к уключинам — на время. Как они объяснят это, если все волшебство — сплошной обман и надувательство, меня на волнует. Но в запале гнева я упустил корабль Эгре, который отклонился к юго-востоку, дабы обогнуть мели. В тот день у меня все валилось из рук. Хорттаун не приносит удачи… Потом, наконец, я сотворил заклинание поиска и с его помощью обнаружил корабль в кромешной тьме. Теперь ты сможешь уснуть?

— Я в полном порядке, чувствую себя намного лучше.

Согревшись, Аррен и впрямь чувствовал себя неплохо. Тело охватила слабость, но мозг работал в полную силу, резво перескакивая с мысли на мысль.

— Когда ты проснулся? Что с Хэйром?

— Я пробудился на рассвете и мое счастье, что голова оказалась цела: за ухом у меня горела огромная шишка, смахивающая на треснутый огурец. Хэйр находился в наркотическом трансе, когда я уходил.

— Я оказался плохим стражем…

— Но ты же не уснул.

— Нет. — Аррен запнулся. — Это было… Я был…

— Ты шел передо мной. Я тебя видел, — произнес Сокол странным тоном.

— Словом, они подкрались, оглушили нас с тобой как барашков на бойне, взяли золото, хорошую одежду и пригодного к продаже раба, а потом скрылись. Они позарились на тебя, парень. Ты пошел бы по цене хорошей фермы на Амрунском Рынке.

— Они ударили меня недостаточно сильно. Я очнулся и заставил их побегать. Прежде чем они загнали меня в угол, я успел раскидать их добычу по всей улице.

Глаза Аррена блестели.

— Ты очнулся, когда они еще были там… и побежал? Зачем?

— Чтобы увести их от вас. — Удивление, сквозившее в голосе Сокола, внезапно ударило по самолюбию Аррена, и он запальчиво добавил:

— Я решил, что потом они примутся за вас. Я подумал, что они могут вас убить. Я схватил их сумку, чтобы они кинулись за мной, заорал и припустил со всех ног. И они побежали за мной.