Угроза с Марса

У руля маячил рослый силуэт, задрапированный в странное красное одеяние. Голову неведомого существа прикрывал круглый гладкий шлем, тоже красный и без прорезей для глаз. Существо было очень худое, и когда нос лодки ткнулся в берег, оно не шевельнулось — так и стояло, цепко держа руль костлявыми пальцами, словно прислушивалось. Слейтер знал, что существо слепо, но использует какое-то иное чувство. Сейчас ему впервые стало немного страшно, и он почувствовал, как девушка в испуге прильнула к нему. Мельком он отметил, что на красном поясе существа висит какой-то выпуклый блестящий предмет, но разглядеть его в деталях не смог.

Сильнейшее желание сесть в лодку овладело ими, и даже странный лодочник и жуть, исходившая от него, не могли ослабить этого желания. Существо стояло неподвижно, покуда они не оказались в лодке, и лишь тогда оно сильным толчком весла оттолкнулось от берега. Когда лодка заскользила по водной глади в том направлении, откуда прибыла, Слейтер понял, что на ней не видно никаких двигателей, и тем не менее странный хозяин этого суденышка лишь направляет веслом его ход.

До чего же быстро летело время в этом сне! Один миг — и они уже были далеко в открытом море, а покинутая земля маячила неясным пятном на горизонте. Вокруг них раскинулось безмолвное бурое море — ни ветерка, ни волны, ни единого движения, которое было бы признаком жизни. Лодочка неслась и неслась вперед. Взявшись за руки, как испуганные дети, Слейтер и Данна молча сидели в лодке, ни на миг не забывая о странной фигуре, высившейся у них за спиной.

Наконец далеко впереди показалась узкая полоска берега. Словно онемевшие зрители таинственной пьесы, которые не могут принять в ней участия, но обречены вечно смотреть ее, мужчина и женщина ждали, когда можно будет увидеть в деталях новый берег, выраставший из инопланетного моря.

Эта земля была не такой, как та, которую они покинули, а намного выше, и когда они немного пригляделись, кровь застыла у них в жилах, хотя было тепло и безветренно. Из темной прибрежной почвы торчали высокие красноватые стволы, помахивая в недвижном воздухе слизистыми ветвями. Под этими воплощениями кошмара — язык не поворачивался называть их деревьями — росло нечто приземистое и корявое, похожее на изуродованные грибы, только намного больше и с огромными, изжелта-бледными лепестками.

Лодка мягко ткнулась в берег, и Слейтер с Данной, по-прежнему держась за руки, сошли на берег. Перед ними вверх по пологому склону тянулась тропинка, и они знали, что, несмотря на усиливающийся страх, должны идти по ней. И когда они двинулись в путь, чувствуя, как ужас понемногу растет в их плененном сознании, за спиной раздался негромкий плеск — это таинственная лодка, доставившая их на негостеприимный берег, снова отправилась в бурое море.

У поворота тропинки они остановились на миг и оглянулись. Далеко позади лодочка-полумесяц снова скользила по морю, и в закатных лучах большого красного солнца играл бликами круглый шлем странного перевозчика. Белое солнце уже зашло, и — они только сейчас осознали это — начало смеркаться. Издалека с недвижной водной глади донесся странный, эхом отдавшийся от воды крик, пронзительный и тоскливый. То прощался с ними жуткий лодочник, и крик этот был насмешливым и презрительным, угрюмым и зловещим.

Они свернули и продолжили свой путь в вечерних тенях диковинного леса. Теперь они поднялись высоко на гребень холма, и впереди темные псевдодеревья, казалось, все теснее подступали к узкой тропинке. Идти все время приходилось в гору, но они не чувствовали ни малейшей усталости.

Ощущение того, что их подгоняют, становилось все сильнее, и Слейтер, впервые за все время, предпринял слабую попытку воспротивиться, осознавая все яснее, что их заманивают в нечто невообразимо кошмарное. Рука девушки и ощущение близости ее тела, казалось, прибавило ему силы. Впервые он попробовал остановиться, словно законы инопланетного мира снов ослабли и позволят ему — если у него хватит силы — снова обрести власть над собственным телом.

Но тут снова он почувствовал нечто властное, чему он не мог противостоять. Это нечто влекло их вперед, и сил обычного человека явно недоставало, чтобы состязаться с ним. Шатаясь и спотыкаясь, они неумолимо брели в углубляющиеся тени чудовищного псевдолеса, ветви которого нависали над самой тропинкой.

Красное солнце висело над самым горизонтом, и сумрак под сенью странной растительности становился почти непроницаемым. Однако тропинка вела их все дальше, и они шли и шли по ней. И тут прозвучал зов.

Из-за темневших впереди деревьев донесся жуткий зловещий звук, скорбный вой, взлетавший и падавший в неподвижном воздухе призрачного леса. Негромкий, но странно пронзительный, он пробирал до костей. Слейтеру показалось, что этот звук сродни кличу сверхъестественного лодочника. И хотя ледяной озноб, охвативший его и Данну, ясно предостерегал, что впереди их поджидает опасность, — они побежали вперед. Их звали, звали к неведомому концу, невообразимый ужас заманивал их все дальше, и ничем нельзя было замедлить их бег, не было силы, способной остановить их. Крепко держась за руки, они бежали во весь дух, и вой, зовущий их, становился все громче. Теперь он был так близко, что за следующим поворотом они могли увидеть того, кто так властно звал их. Нужно было остановиться, но они не могли, не могли, не…

— Нет! — закричал Слейтер. — Нет! — Он наполовину свесился с дивана, вскинув руки, словно пытался оттолкнуть нечто невидимое. Рядом с ним приходила в себя Данна; в глазах у нее был тот же страх, из груди вырвался крик ужаса и отчаяния.

Они проснулись одновременно. Слейтер, шатаясь, поднялся на ноги и, тяжело опершись на стоявший посредине комнаты стол, поглядел на девушку, которая разделила с ним этот кошмар. Он не сомневался, что она и в самом деле каким-то образом была с ним, испытала те же чувства, видела и пережила то же самое, что и он. Таинственный чай, который они пили вместе, непостижимым способом связал их сознание воедино. Слейтер прежде не только не мог вообразить такого, но твердо был уверен, что ничего подобного не существует. Дыхание Слейтера выровнялось, но заговорить он долго не решался, боясь, что голос подведет его.

— Это что, и есть твоя клятва? И как только я мог тебе поверить, когда, ты сказала, что ничего плохого со мной не случится!

— Нет, нет, — с мукой в голосе отозвалась девушка, — ты должен верить мне! Жизнью своей, Слейтер, — слышишь? — жизнью своей клянусь, что ничего подобного со мной раньше не случалось! Нами овладело нечто, не связанное ни с нами самими, ни с чем-то вокруг нас. Умоляю тебя… — Тут в ее глазах блеснула гордость, и она села прямо. — Я, Мудрая Женщина из Истинных Людей, умоляю тебя выслушать меня. Быть может, ты не знаешь, что это означает. С тех пор как я стала женщиной, я никого и ни о чем не просила. То, что случилось с нами, очень, очень важно.

Слейтер не мог не верить ей. Ее искренность была слишком очевидна, а кроме того, Истинные Люди, как дети — если они говорят, что не лгут, значит, не лгут: уж этому-то его научили. Он присел на диван и взял протянутую руку девушки.

— Ну хорошо, Данна, извини. Я погорячился. Скажи мне, что, по-твоему, случилось? А еще лучше — расскажи, что должно было случиться, когда мы выпили этот чай. Он, кажется, соединяет сознания?

— Да! Чай Сновидений помогает увидеть будущее, а еще связывает разумы тех, кто… — словом, друзей, кто доверяет друг другу настолько, что порой они вместе могут увидеть частицу будущего. Только Мудрые Женщины умеют готовить этот чай, и только мы вправе давать его другим. Но эти видения не всегда бывают достоверны, и не всегда им можно доверять. Чай Сновидений может показать охоту, на которой погибнут люди. Потом случится настоящая охота, и на ней погибнут совсем другие. А еще человек может увидеть отца или мать, хотя они давно умерли. — Последнюю фразу она произнесла так спокойно, словно для нее это было обыкновеннейшее дело.

Потом она отвела глаза, и голос ее зазвучал глуше:

— Мне было видение: ты и я как-то связаны друг с другом. Это было сильное видение! — Данна не смотрела на Слейтера; глаза ее раскрылись шире. — Но я никогда не слыхала о таком, что мы увидели сейчас! Мы были в таком месте, которого не существует, и нас гнала вперед чья-то чудовищная сила. Я и подумать не могла, что такое возможно. Эти деревья и существо, которое было в лодке, — словно из дурного сна, какой может присниться, если съесть испорченную пищу. Это никак не могло быть видением будущего!

Слейтер молчал размышляя. Он смертельно устал, но чувствовал почему-то, что какие-то детали сновидения были скрытым посланием ему.

Однако его мозг, и так уже изрядно перегруженный интенсивным поглощением гипнолент, оказался не способен на новые усилия, и ему пришлось сдаться. Быть может, позже ему удастся разобраться что к чему.

Девушка молча смотрела на него. Она уже обрела свою всегдашнюю сдержанность и теперь просто сидела на покрытой пластиком кушетке и ждала, что он скажет.

— Мне нужно повидаться с полковником и вашим боссом Тау Лангом, — наконец сказал Слейтер. — Может быть, они сумеют понять, в чем тут дело. — Тут ему в голову пришло еще кое-что. — А где же еще два руккера? Они наверняка должны были услышать наши крики. Как вышло, что они до сих пор не прибежали сюда?

Губы Данны Стром слабо дрогнули — так слабо, что это вряд ли можно было назвать улыбкой.

— Они спят. Им не нравится в форте: они такие, как ваш Накамура, и не могут легко отказаться от привычной ненависти. Я дала им снадобье, чтобы спали до тех пор, пока мы не соберемся в путь. Кроме того, — прибавила она с полной откровенностью, — я хотела, чтобы мы с тобой были одни. Жизни наши связаны. Сон ясно показал это, хотя все остальное в нем и лишено смысла. Я думаю, мы созданы для того, чтобы любить друг друга… — Девушка торопливо опустила глаза, словно была застигнута врасплох собственными словами.

— Данна, Данна!.. — начал было Слейтер — и запнулся, не в силах подыскать нужных слов, ошеломленный силой нахлынувших на него чувств. — Послушай, Данна, ты мне тоже очень… совсем небезразлична, но я офицер, выполняющий свои обязанности, и я не могу говорить о подобных вещах, пока мы не доведем до конца нашу миссию. Ты понимаешь?

Речь Слейтера дышала такой напряженной силой, какой он сам от себя не ожидал. Всем сердцем, со страстью, которой безмолвно дивилась частица его мозга, он желал, чтобы девушка поверила ему.

Данна долго и неотступно смотрела на него, и казалось, что янтарные, чуть раскосые глаза взвешивают его душу. Потом она вздохнула, как вздыхает ребенок, когда ему говорят, что в цирк он пойдет только на следующей неделе.

— Понимаю, — сказала она своим негромким хрипловатым голосом. — Хотелось бы мне, чтобы было иначе. Но ведь мы вместе отправляемся в путь — во всяком случае, так задумано. Все может перемениться.

Когда Слейтер, потрясенный духовно и физически, вышел из комнаты, девушка даже не сделала движения, чтобы удержать его, и последнее, что он видел с порога — как она молча сидит на просторном диване. Она не могла бы выразить более ясно, что любит его… а он был вынужден ее отвергнуть, и это мучило его куда больше, чем все остальное. Каким бы странным это ни казалось, но он явно влюблялся в женщину из народа джунглей, присягнувшего уничтожить все, что он был обучен защищать. Но ему это ничуть не мешало!

Слейтер вернулся к Мохини и объяснил, что должен немедленно видеть полковника. Она не возражала. Его товарищи по несчастью все так же лежали, скрытые масками гипновьюеров: до конца дневных уроков было еще далеко.

У дверей в жилище Мюллера не было охраны, и Слейтера встретил сам комендант. Хотя Слейтер и раньше бывал здесь, комната Мюллера по-прежнему вызывала у него любопытство. Там было множество книжных шкафов, тесно уставленных томами, порой на языках, о которых он даже и не слышал. Были там и занятные произведения искусства, в основном примитивных земных племен И, как он слышал, весьма ценные. Деревянная маска, антикварное изделие Биафры, соседствовала на стене с картиной, изображавшей марсианского сокола. Ее автор, Ферруско, считался лучшим художником Марса. Полковник говорил, что висевший над дверью изогнутый кусок отполированного дерева — не что иное, как древнеавстралийская вумера, особая разновидность, называвшаяся киррис и никогда не применявшаяся на охоте, а только на войне. Кроме этого, в комнате было еще немало сувениров и любопытных вещиц, но единственным оружием, если не считать бумеранга, был короткий массивный руккерский лук. Его сейчас держал в руках Тау Ланг, который сидел, развалясь, в резном деревянном кресле, натирая тряпочкой, смоченной в масле, темное полированное дерево. Когда Слейтер вошел, старый вождь приветствовал его кратким суровым кивком.

— Мне нужен совет, сэр, — быстро сказал Слейтер. — И я думаю, что конселу тоже надо это услышать.

Он рассказал, что случилось, стараясь не упускать ни единой подробности, и начал слегка запинаться, лишь когда речь зашла о его чувствах к Данне. Каким-то образом ему удалось преодолеть эту часть рассказа. Полковник и Тау Ланг слушали молча, то и дело поглядывая друг на друга, но Слейтера не прерывали.

— Ты правильно сделал, что явился ко мне, — сказал Мюллер, когда Слейтер умолк. — Это в высшей степени важно. Мне мало что известно о Чае Сновидений, конселу, я думаю, больше, но я никогда не слышал о таком его действии или о подобном сне. А ты что скажешь, Тау?

— Я слышал. Но только — как бы ты сказал, Луис — из вторых рук. Говорят, что такие странные сны бывают иногда у людей, которые пили Чай Сновидений вблизи запрещенной территории — Плохой Страны. Немногие осмеливаются говорить о подобных вещах в открытую, а Данна еще очень, очень молода для Мудрой Женщины. Она, по всей видимости, никогда об этом не слыхала, но женщины постарше из моего клана знают о таких снах и считают их предостережением злого духа — во всяком случае, именно такое объяснение мне доводилось слышать. Я занес этот факт в свой тайный архив, потому что сам собирался когда-нибудь отправиться в Плохую Страну — хотя бы перед смертью.

Мюллер встал и принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину.

— Подобные вещи — предмет моего особого изучения. Я прочел о них все, что мог, на пяти языках, и еще больше переводов. Мне знакомо действие большинства земных и марсианских галлюциногенов, от катышков пейотля до мутировавшей Rauwolfia — это из нее добывают главный ингредиент для чая, которым ты угощался, Слейтер. Но вот что мне так и не удалось изучить, так это темпоральные эффекты, расстояние во времени и пространстве, которое покрывают иногда эти случаи. Элемент предвидения и в самом деле существует, и применение галлюциногенов действительно, хотя и смутно, показывает будущее, а иногда и прошлое. Правда, у меня никогда не хватало смелости спросить, какие сведения имеются на сей счет в архивах разведслужбы. Должно быть, боялся выговора.

Он вдруг резко повернулся, остро глянул на Слейтера:

— Насколько сильным было ощущение, что ты что-то узнал, что-то показалось тебе знакомым?

— Ну… трудно сказать, сэр, но достаточно сильным, чтобы я счел это важным. Я в жизни так не пугался, но все же помню, что кое-что заметил. Мне просто никак не удается вспомнить, что именно.

— Хм, вот как! А ведь ты у нас не из трусливых. Что ж, отложим покуда эту тему и поразмыслим над ней позже. Иначе ты никогда уже не разберешься в этой головоломке. Теперь об этом жутком лодочнике. Он тебе что-нибудь напомнил? У меня есть на сей счет одна идея, но я предпочел бы повертеть ее в голове, прежде чем озвучить.

— Да нет, ничего особенного… это просто было нечто чужое и злобное. Постойте! Да, у меня было одно странное чувство! Что если… если снять шлем с головы этого существа, я увидел бы точно такое же лицо, как на медальоне Данны.

При этих словах старый консел остолбенел, и Слейтер запоздало понял, что о медальоне упоминать не стоило.

Он подробно описал медальон. Было очевидно, что Тау Ланг потрясен.

— Луис, — сказал он отрывисто, — и ты тоже, молодой Слейтер, если это правда, то твои слова просто чудовищны. Луис, ты знаешь об Истинных Людях больше, чем любой из вас. Мы с тобой вместе лелеяли план установить на Марсе мир — план, который мы строили столько лет. Но этого не должен знать не то что чужак — даже не всякий потомственный член клана. Медальоны Мудрых Женщин и те медальоны, что носим мы, конселы, даются на тайных церемониях, о которых никто посторонний не может услышать под страхом мучительной смерти. — Он смолк. Лицо его застыло угрюмой маской, шрамы воина-старейшины вздулись на морщинистом лбу. — Я никогда даже не упоминал о своем медальоне, кроме как равному. Я и сейчас его не покажу. Он вот здесь… — Тау Ланг похлопал себя по груди. — Но вам обоим я по секрету скажу, что он, хотя и меньше, похож на медальон Данны. Молодой Слейтер, ты понимаешь, что говоришь о священнейшей нашей реликвии? — В голосе консела прозвучала неподдельная боль. На лбу его выступили крупные капли пота.

— Спокойно, старый друг, спокойно! — глубоким уверенным голосом отозвался Мюллер. — Ты — консел и воин-старейшина, а не дитя. Ты вдруг понял, что Истинные Люди, быть может, столетиями находятся во власти какой-то враждебной силы, что вашу священную тайну всучила вам некая сущность, которая использует в своих интересах тебя и твой народ. Возможно, это так, а может быть, и нет. Чай Сновидений частенько говорит полуправду и нередко — чистой воды фантазию, в которой вовсе нет правды, а просто отражение личности того, кто видит сон. А потому — соберись с духом. Если — я повторяю, — если существует какая-то связь между вашими медальонами и злом, которое мы ищем, то тебе понадобится вся твоя сила духа, чтобы распутать паутину зла. Нет времени печалиться над былыми ошибками. Мы должны быть настороже, смотреть в оба и искать новые идеи, толкования. И ты больше не одинок. — Он наклонился и легонько похлопал друга по плечу. — Когда-нибудь, если захочешь, ты сам мне расскажешь, откуда взялись у вас эти медальоны.

Глава 6

Осложнения

Ланг успокоился.

— Ты прав, я не могу позволить себе быть слабым. Спасибо тебе, Луис. Как ты сказал, в таком деле лучше не быть одному. Мы… — Он осекся, склонив голову набок. — Сюда спешит гонец. Думаю, к тебе.

Все вскочили, услышав лихорадочный стук в дверь. Мюллер открыл, и запыхавшийся сержант отдал честь и вручил ему ленту телетайпа.

— Полковник, дежурный офицер сказал, что это очень срочно, поэтому я бежал всю дорогу.

— Спасибо, сержант, вы поступили правильно. Никому ничего не говорите и то же самое передайте дежурному офицеру и телетайписту, который принял сообщение. Ясно?

— Есть, сэр! — И сержант мгновенно исчез в коридоре.

Мюллер перечел сообщение и вздохнул.

— И надо же, чтобы это случилось именно сейчас! Чертово невезение! Впрочем, нет — клянусь Богом, в жизни не поверю, чтобы это было всего лишь невезение! Слишком много совпадений — уже закономерность. — Он сунул ленту Слейтеру. — Вот, прочти вслух.

Слейтер, борясь все с той же усталостью, медленно прочел сообщение, состоявшее из восьми слов: «Пелхэм бежал. Вероятно направляется вашу сторону. Подробности позже».

Слейтер отметил, что под текстом стоит подпись губернатора Марса.

Услышав это, Тау Ланг опустился в кресло. История Пелхэма была хорошо известна даже в дебрях рукка. Никому из них не нужно было спрашивать, кто такой Пелхэм. Даже если бы на планете была тысяча людей с такой фамилией, сам факт, что сообщение послано лично губернатором, ясно говорил, кто имеется в виду. Существовал только один Пелхэм, который мог удостоиться подобной чести.

— Итак, Джуниус Брутус Пелхэм снова на свободе, — проговорил Мюллер. — Джей-Би. — В его негромком голосе прозвучала задумчивость, словно он не обращался к собеседникам, а вспоминал вслух.

В течение пяти лет, долгих марсианских лет, опаснейший человек на планете находился за решеткой. Хитроумные адвокаты, оплаченные большей частью награбленного, которое Пелхэм надежно спрятал, а правительство, как ни старалось, не сумело отыскать, — эти адвокаты смогли спасти его от камеры смертников. Но добиться большего им не удалось. Пожизненное заключение — лучший вариант, который они смогли выбить для Пелхэма, да и то в поселениях колонистов едва не вспыхнул бунт при этом известии. Ибо Джуниус Брутус Пелхэм, или Джей-Би, как его все называли, не был ни заурядным преступником, ни даже обыкновенным убийцей. Он был чудовищем, осколком века Аттилы или Тимура, или, если брать более недавний пример, извращенного ублюдка, создавшего германский нацизм. Убийца из убийц, Пелхэм был вдобавок преступным гением. И более того потому, что этот человек умел привлекать сторонников, — людей, которые и сами по себе не были обыкновенными преступниками, людей незаурядных, которые считали Пелхэма своим Мессией.

«Трудовая Сила Народа» — политическая партия, которую он организовал, не имела четкой программы, лишь смутные утопические идеи и лозунг «Свобода всему!», но во главе ее стоял Джей-Би, и это превращало ТСН в первостепенную опасность для Марса. Прежде чем Пелхэм был разоблачен как грабитель и убийца, его партия выиграла множество местных выборов и была очень близка к большинству в Марсианском Союзе, однопалатном законодательном органе планеты. Однако служба планетарной безопасности совместно с разведслужбой войск ООН узнала о преступной организации, которую возглавлял Пелхэм, и эти же две службы в конце концов привели его на скамью подсудимых. Его разоблачение привело партию к необратимому краху. Доказательства вины Джей-Би были слишком очевидны для всех, кроме фанатиков, а их была жалкая горстка. Когда граждане Марса осознали, что едва не привели к власти демагога и шарлатана, который нес больше опасности, чем чумные бациллы, — по городам, в которых проживало большинство населения Марса, прокатилась волна протеста.

И все-таки полиция и армия едва не упустили свою добычу. Как раз когда ловушка должна была захлопнуться, Джей-Би и горстка его приближенных совершили поступок, которого никто от них не ожидал: они ушли в рукк — и исчезли. Почти вся планета искренне считала, что они совершили самоубийство.

Однако полиция и верховное командование сил ООН на Марсе не могли позволить себе такого благодушия. Они с должным уважением относились к талантам Джей-Би и не желали признавать его мертвым, пока не будет предъявлено тело. «Что если Пелхэм как-то ухитрился присоединиться к руккерам?» — эта мысль облетела комнату для совещаний, точно молния. Пелхэм в союзе с руккерами?! Сама мысль об этом казалась кошмарным сном!

Обратились к лучшим «следопытам» в войсках ООН. Награды информаторам из числа Истинных Людей — такие всегда находились, хотя сведения они давали весьма скудные — были удвоены. А еще были организованы несколько поисковых партий. Одну из них возглавил Мюллер, тогда еще майор, но уже известный как лучший специалист по рукку, во всяком случае, среди землян.

Два месяца спустя, действуя по интуиции, скудным крохам информации и компьютерным прогнозам, Мюллер отыскал беглеца в засушливой зоне необъятной равнины Элизиум. Пелхэм не мог получить помощи извне, а его изрядное влияние за пределами цивилизованных территорий значительно ослабло. Он и его немногочисленные приспешники были больны и сдались без боя. Многие из тех, кто не знал подробностей всего дела, после этого случая пренебрежительно отзывались о способностях хваленого Пелхэма, но Мюллер к этим людям не принадлежал, и сейчас он объяснил своим собеседникам почему:

— На обратной дороге к зоне посадки коптера он говорил со мной довольно откровенно. Нам пришлось долго ждать отлета, а он был слегка не в себе.

Подумайте сами, что он совершил: почти ничего не зная о рукке, он умудрился два месяца скрываться от Истинных Людей. Его спутники, пятеро мужчин и три женщины, были больны, но отнюдь не умирали. Откровенно говоря, я уверен, что они, наоборот, были близки к выздоровлению! Джей-Би все время экспериментировал — с людьми, растениями, тканями, со всем, что попадалось ему под руку. Вот, послушайте, что он мне сказал: «Я совершил ошибку, майор, серьезную ошибку. Раньше я не уделял внимания рукку. В следующий раз я исправлюсь. Здесь, а не в городах, настоящее дело и настоящая власть. Когда в следующий раз вы будете меня разыскивать, вам придется не очень-то легко, вот увидите». И одарил меня улыбкой. Надо признать, он чертовски обаятелен.

Что ж, я посмеялся над ним, и это уже была моя серьезная ошибка. Я был уверен, что ему не избежать камеры смертников. Теперь он на свободе — в наихудшее время и в наихудшем месте. Еще одна неизвестная величина в нашем и без того сомнительном уравнении.

— Сэр, а может быть, это он стоит за всем этим… я имею в виду, за деятельностью, которую мы собираемся расследовать?

— Нет, Слейтер, не думаю, чтобы это было возможно. Здесь замешан активный направляющий элемент, но отнюдь не Пелхэм. Вот что я вам скажу — и может быть, прежде я ошибался: Пелхэм теперь наверняка стал специалистом по рукку. Он много читал, и можно поклясться, что даже в тюремной секции особого режима отыщется протечка величиной с кратер Оркус. У него по-прежнему есть сторонники — это нам известно наверняка. Мы не сумели выловить их всех, и они, вполне возможно, по-прежнему скрываются в тех местах, где могут сильно нам навредить. Совершенно очевидно, что Пелхэм получил всю нужную ему секретную информацию. О да, теперь его вполне можно считать знатоком рукка. И что бы сейчас ни происходило в джунглях, стоит ли за этим Пелхэм или нет, но он кое-что об этом знает. И сейчас намерен участвовать в происходящем. — Мюллер помолчал раздумывая. — Я хочу сейчас связаться с верховным командованием и губернатором по личному передатчику. Возможно, получу побольше информации. Ты, Слейтер, отправляйся спать. Тебе завтра предстоит прослушать еще немало гипнолент. Тау, у тебя тоже усталый вид. Отдохни немного. Вряд ли нам в ближайшие дни еще удастся выкроить время для отдыха. — Несмотря на мрачный тон своей речи, Мюллер улыбался.

Он предвкушает погоню, волнения и страсти охоты, лениво думал Слейтер, из последних сил бредя к своей комнате.

Утром в пятницу Слейтер опять оказался на знакомой кушетке, и к полудню весь запас сил, накопленный за время ночного сна, был исчерпан. Голова у него трещала от сведений о рукке и его обитателях — людях, животных, растениях. Обеденный перерыв даровал ему полчаса передышки, а потом опять — гипноленты, картинки, голоса. К концу дня Слейтер и его друзья по несчастью выглядели так, словно их провернули через мясорубку. Когда отзвучала последняя пленка, он встал с кушетки и устало потянулся. Фенгу и Накамуре осталось еще несколько минут учебы, и Слейтер уже собирался сбежать прямиком в свою комнату и принять душ, когда мускулистая смуглая рука обвила сзади его шею.

— Ну, мерзавец, как насчет нашей сделки? Я же знаю, что вы отправляетесь завтра. Я-то полагала, ты приложишь все силы, чтобы включить меня в группу. — Ее крепкая грудь так и впечаталась в спину Слейтера, в пропитанный потом мундир, и он ощутил исходящий от Мохини мускусный аромат, который проникал даже сквозь его безмерную усталость. Тем не менее Слейтер не почувствовал ничего, кроме растущего раздражения.

— Послушай, прелесть моя, а что я-то могу сделать? Ты же знаешь, чтобы взять тебя, нужно согласие разведслужбы. И тебе сейчас отлично известно, что именно мы будем искать, потому что всем вам сообщили секретную информацию. И о Пелхэме ты тоже уже знаешь, верно? — С этими словами Слейтер повернулся в ее душистых объятиях и обхватил ее за талию, прямо и твердо глядя ей в глаза.

— Знаю, — согласилась Мохини. — Нам сообщили по телетайпу разведслужбы. Но больше — ни по каким каналам. Пресса пока что не знает об этом побеге, да и не должна знать. Чем дольше мы будем избавлены от чужого внимания, тем лучше. Так как насчет меня?

— Ради Господа, Мохини, пошевели мозгами! Чем же я-то могу тебе помочь?

— Ты можешь поговорить с Мюллером, кретин ты эдакий! Он у вас главный, и все будет так, как захочет он. А ты у него в любимчиках. Если ты его как следует попросишь, скажешь, что женщина с опытом и подготовкой разведслужбы может оказаться вам полезной — а это, черт возьми, так и есть, — он может решить, что это неплохая идея.

Слейтер заколебался, по-прежнему держа Мохини за талию. Для него было самым настоящим потрясением узнать, что гарнизон считает его любимчиком Мюллера. Правда ли это? Неужели он и в самом деле может просить Мюллера о подобной услуге?.. Он не услышал, как открылась дверь, но увидел проблеск смятения в глазах Мохини и почувствовал, как она резко пытается высвободиться. Слейтер обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как дверь комнаты плавно задвигается в пазы.

— Кто это был, черт возьми?

Мохини пригладила волосы жестом женщины, которая чувствует необходимость восстановить утраченную уверенность в себе.

— Всего лишь твоя малютка людоедочка. Кому какое дело, что она там подумает? Эй!..

Слейтер сорвался было бежать, но не успел. Охранник отошел от двери, ко она была заперта и, сколько он ни стучал в нее, так и не отворилась.

— Данна! — позвал он вполголоса. — Впусти меня!

Ответа не было. После пяти минут бесплодных усилий Слейтер сдался и пошел прочь. Ему еще предстояло подготовиться к последнему совещанию, которое Старик проводит сегодня вечером, и он чертовски нуждался хотя бы в кратком отдыхе, чтобы привести в порядок мысли. Но все, о чем сейчас мог думать Слейтер, — печальная фигурка, прикорнувшая на просторном диване. Что она подумала, когда увидела в его объятиях Мохини?..

Через десять минут он уже был в своей комнате и тут же, выжатый как лимон, провалился в тяжелый сон без сновидений.

Когда зуммер интеркома разбудил Слейтера, в комнате стояла кромешная тьма. Наручные часы показывали два часа ночи, и не успел Слейтер осмыслить этот факт, как в его дверь уже колотил Накамура:

— Подъем, лейтенант, сэр патан! У нас куча дел, ты что, забыл вчерашнее совещание?

Слейтер в считанные минуты побрился, оделся и бегом помчался в подземную секцию разведслужбы. Он ни о чем не забыл, просто ему дьявольски не хватало времени на то, чтобы переделать все дела. Правда, выбегая из комнаты, он успел пристегнуть к поясу коробку из импервиума. Что бы там ни твердили правила, а Хват отправится с ним.