Ниндзя

      - Что ты узнал из Горин-но сё? - спросил однажды Кансацу в додзё.
      - Много полезных вещей, - ответил Николас, - хотя в основном. это просто здравый смысл.
      - Многие считают эту книгу откровением.
      Голос Кансацу был совершенно бесстрастным, и Николас не мог понять, разделяет ли это мнение сам Кансацу. Его глаза оставались непроницаемыми. За окнами опускался розовый закат. Солнце спряталось в дымке, и рассеянный свет заливал небо и окрашивал деревья.
      - Я почти жалею о том, что вы дали мне эту книгу.
      - В чем же дело?
      - В ней есть что-то... тревожное. Кансацу молча ждал. Позади него раздавались мягкие щелчки деревянных мечей и одновременные громкие выдохи.
      - Кто-то может сказать, что основное достоинство этой книги в ее чистоте, - медленно продолжал Николас. - Но, намой взгляд, в этом есть какая-то мания, что-то опасное.
      - Ты мог бы уточнить, что именно?
      - Исключительность.
      - Ты знаешь что-нибудь о жизни Mycacи? - спросил Кансацу.
      - Очень мало.
      - Миямото Мусаси родился в 1584 году. Как тебе известно, это были не лучшие времена для Японии. Страну раздирали междоусобные войны, развязанные многочисленными даймё. Мусаси был ронин, что в сущности немногим лучше разбойника. Он родился на юге, на Кюсю, но в двадцать один год перебрался в Киото. Там Мусаси выиграл свое первое сражение: вырезал каждого десятого в семьях, повинных в гибели его отца.
      О нем сложено очень много легенд. Но надо относиться к ним с большой осторожностью. Как и у большинства других исторических фигур феодальной Японии, в жизнеописании Мусаси факты тесно переплетены с вымыслом. Это замечательно для любителя развлекательного чтения. Но для того, кто серьезно изучает историю - а это обязательно для занятий будзюцу, - здесь кроется опасная ловушка.
      - Но иногда миф поддерживает самурая, - заметил Николас.
      - Нет, - твердо возразил Кансацу. - Воин должен опираться на историю. История и долг, Николас, - и ничего больше. Мифам здесь не место, потому что миф искажает зрение и затуманивает рассудок.
      В будзюцу мы занимаемся очень серьезными делами. Да, защита жизни - но это еще не всё. Каждый день мы сталкиваемся со смертью, и относиться к ней можно по-разному. Чтобы научиться должным образом относиться к смерти, нужно постоянно помнить об ответственности. Но миф разрушает ответственность. Без бусидо мы значили бы не больше чем ниндзя, уличные бандиты. А поддаться мифу просто, очень просто.
      Кансацу вытянул руку, приглашая Николаса сесть.
      - Ты прошел долгий путь, - продолжал он. - Твоя техника безупречна, и ты не устаешь учиться. Мне кажется, здесь ты уже достиг всего, что мог. Тебе осталось преодолеть еще лишь один барьер, но он самый трудный. Большинству учеников это так никогда и не удается.
      Николас, ты должен сам найти в себе этот барьер и сделать рывок. Я больше ничем не могу тебе помочь. Либо ты сделаешь это сам, либо нет.
      - Значит, вы хотите чтобы я оставил рю? - Николас почувствовал, что у него в горле застрял ком. Кансацу покачал головой.
      - Нет, нет. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь.
      Николас знал, что Кансацу что-то недоговаривает, и теперь отчаянно воспроизводил в памяти весь их разговор. Непохоже, чтобы Кансацу в нем разочаровался. Напротив, за его словами слышалось скрытое восхищение. Думай! Что за этим кроется?
      Кансацу встал.
      - Я хочу, чтобы сегодня ты показал классу, чему ты научился. - Он пристально посмотрел на Николаса. - Давай.
      Учитель прошел в центр зала и хлопнул в ладоши. Моментально установилась полная тишина, и все головы повернулись к нему.
      Кансацу выбрал четырех учеников; все они занимались давно и были физически очень сильные, все старше Николаса.
      Кансацу повернулся к Николасу и кивком подозвал его к себе. В правой руке Николас держал свой боккэн.
      - Встаньте вокруг Николаса, - сказал Кансацу. Ученики сомкнулись тесным кругом. Кансацу махнул рукой одному из инструкторов, и тот принес ему боккэн. Кансацу передал его Николасу.
      - А теперь, - прошептал он так, чтобы его расслышал только Николас, посмотрим, как ты усвоил Нитэн.
      Учитель отошел в сторону, оставив Николаса в окружении четырех противников. У каждого из них было по одному мечу.
      Осторожные шаги босых ног по полированному дереву... Четыре яркие луны кружат вокруг солнца по своим орбитам.
      "Стрекоза".
      Одно движение из серии тай-сабаки, состоящее из скольжении и разворотов. Разработано в школе Нитэн Миямото Мусаси.
      Николас много раз видел движения этой серии в безукоризненном исполнении Кансацу. Он читал о них в многочисленных книгах, которые давал ему сэнсэй. Он даже пытался воспроизводить их - но не в поединке.
      Необходимо начать двигаться, в соответствии с замыслами противников, ибо только соединив их атаки в одну, можно использовать тай-сабаки, и только так можно победить четверых.
      Двое противников приблизились к Николасу с противоположных сторон, подняв мечи над головой. С громким криком они одновременно обрушились на него.
      Обратный разворот. Николас сделал дугообразное движение, и его правый меч ударил по ногам противника. В то же время он продолжал разворот, и второй меч поднялся к горлу второго атакующего. Оба рухнули на пол, и им на смену пришли еще двое. Николас хотел было сделать "мельницу", но передумал и ограничился обманным движением.
      Не прекращая вращаться, он стал между нападающими, и его правый меч ударил в грудь ученика, который находился слева от Николаса. Одновременно левый боккэн взметнулся вверх, сокрушая последнего противника. Это был "двойной крест" - один из самых сложных приемов тай-сабаку.
      Николас остановился, но его мечи все еще подрагивали, готовые к новому поединку. - Сайго.
      Николас услышал голос Кансацу. Четверо учеников ретировались, и к нему приблизился Сайго. В последнее время он все реже появлялся в рю. Николас не знал, где он теперь занимается; по крайней мере залы Токио и его пригородов Сайго не посещал.
      Внезапно Сайго бросился на Николаса. Его катана был еще в ножнах, но в одно мгновение перед Николасом блеснул клинок. Сайго овладел искусством иаидзюцу - "быстрого обнажения клинка". Человек, владеющий иаидзюцу, мог достать меч из ножен прямо во время удара и поразить соперника еще до того, как тот поймет, что клинок обнажен.
      Но Николас уже был в движении. Он повернулся к Сайго левым боком так, что удар, направленный ему в сердце, пришелся в пустое пространство. Левым мечом Николас отвел катана вверх и в сторону; в завершение разворота он обрушил свой правый боккэн на незащищенное плечо Сайго. "Мельница".
      Все взгляды были прикованы к Николасу: он стоял, широко расставив ноги, и смотрел вниз на распростертого Сайго. Он знал, что красный рубец от его удара останется еще по меньшей мере неделю. В зале воцарилась мертвая тишина.
      Николас видел только лицо двоюродного брата. Никогда еще на него не смотрели такие ненавидящие глаза. Николас заставил Сайго потерять лицо перед всем классом: он, выпускник, был повержен одним из учеников. Их вражда была такой яростной, что, казалось, воздух в зале вот-вот разразится молнией.
      Наконец, Кансацу дважды хлопнул в ладоши, и все разошлись. Занятия были окончены.
      Николас почувствовал, что дрожит, мышцы напрягались помимо его воли. Он знал, что все было уже позади, но его телу нужно было время, чтобы успокоиться. Он сделал несколько глубоких вдохов, но дрожь не унималась.
      Когда Николас вернулся домой, дверь ему открыла не служанка и даже не Цзон... Это была Юкио.
      Николас видел ее в последний раз три года назад, да и то мельком, на похоронах кого-то из родственников. Он до сих пор отчетливо помнил их первую обжигающую встречу.
      Юкио поклонилась.
      - Добрый вечер, Николас.
      На ней было серебристо-серое кимоно с узором из колес со спицами, напоминавшими символы средневековых дайме. Николас сделал ответный поклон.
      - Добрый вечер, Юкио.
      Она опустила глаза и отошла от двери, пропуская его в дом. - Ты не ожидал увидеть меня здесь?
      Николас сбросил сумку, не сводя глаз с ее лица.
      - Я не видел тебя много лет.
      - Тетя Итами привела меня днем, когда ты был в додзё. Я собиралась остановиться у них, но часть дома - та, где спальня для гостей - теперь перестраивается.
      Николас провел девушку через дом, раздвинул сёдзи, и они окунулись в вечернюю тишину дзэнского сада.
      Небо было чистым; только несколько одиноких облачков, как кольца дыма, поднимались над горизонтом. Воздух в свете огромной полной луны казался жидким. Все было окутано синими тенями. Они словно оказались под водой. Николас смотрел на мягкие линии ее профиля: она могла бы быть изваянием в синтоистском храме, который прятался среди криптомерий.
      Высоко в верхушках деревьев пропел соловей; издалека донеслось долгое печальное уханье белой совы.
      - Я никогда не был в Киото, - сказал Николас. Там жила Юкио.
      - Ты должен туда приехать когда-нибудь. - Она смотрела на камни, которые как живые существа поднимались над ровной галькой. Ее голос казался темным и бархатным. Они стояли неподвижно, не касаясь друг друга. - Здесь очень красиво.
      "Ты еще красивее", - подумал Николас. Он слышал, как бьется его сердце.
      - Я все помню.
      Юкио повернулась к нему, и луна отразилась в ее зрачках.
      - О чем ты?
      Николас почувствовал себя дураком.
      - О том вечере. - Помолчав немного, он добавил: - Когда мы танцевали...
      Юкио смущенно засмеялась.
      - Ах, это. Я и забыла.
      Николас был подавлен. Сначала ему показалось, что она пришла сюда отчасти из-за него. Но теперь он понял, как это было глупо. С какой стати она должна помнить то, что было три с половиной года назад?
      - Сайго был сегодня в додзё?
      - Да. Он давно уже там не показывался. Думаю, он теперь в другой рю.
      - Наверное, поэтому он часто ездит на Кюсю. Николас удивленно посмотрел на нее.
      - На Кюсю? Она кивнула.
      - Не сомневаюсь, что это затеял мой дядя. Они всегда что-то вместе придумывают. Не могу представить, чтобы Сайго сам решил ездить в такую даль. Во всяком случае, они держат это в тайне.
      - Откуда ты знаешь?
      - Однажды я спросила тетю, и она сделала вид, что впервые об этом слышит.
      - Значит, все это пустяки.
      Юкио молча пожала плечами и скрестила руки на груди.
      - Может, пойдем в дом? Я проголодалась.
      Николас извинился и оставил ее одну. У себя в комнате он сбросил одежду и прошел в ванную. Он встал под душ и открыл воду. Более консервативные люди, вроде Итами, предпочли бы глубокую японскую ванну, но Николасу больше нравился душ.
      Было приятно почувствовать прикосновение горячих струй. Николас принялся намыливаться, вернувшись в мыслях к тому, что произошло сегодня в додзё. Он хотел поговорить с Кансацу после поединка с Сайго, но сделать это ему не удалось. Почему он не сказал Юкио об этом поединке? У него ведь был удобный случай, когда она сама заговорила о Сайго. Николас пожал плечами и отогнал от себя эти мысли.
      Повернув голову, он с удивлением увидел тень на матовом стекле. Тень становилась все более отчетливой: кто-то входил в ванную. Николас выключил воду и открыл дверь.
      Он стоял совершенно неподвижно. Капли воды на его коже блестели в неоновом свете лампы. От ее кожи исходило молочное сияние.
      - Ты красивый, - произнесла Юкио.
      Она была нагая. Через руку у нее было перекинуто банное полотенце, но она не предложила его Николасу. Он думал о словах девушки и смотрел ей в глаза, пытаясь прочитать ее мысли.
      Ему исполнилось семнадцать. Она была на два года старше. Эта небольшая разница в возрасте казалась теперь астрономической. Несмотря на воспитание, на свой холодный ум, Николас чувствовал себя рядом с ней растерянным, будто он стоял на пороге другого, незнакомого мира, к жизни в котором он был совсем не готов.
      Юкио приблизилась к нему. Ее губы открылись и она что-то прошептала, но Николас не разобрал ее слов. Девушка слегка выставила одну ногу вперед, словно готовясь к атаке в додзё. Ее тонкая лодыжка, круглое колено, длинное бедро...
      Николас чувствовал, как что-то в нем поднимается и взмывает вверх, будто обрываются последние канаты, удерживающие его на земле.
      - Иди ко мне, - сказал он хрипло и протянул к ней руку, отбрасывая в сторону полотенце. Оно ярким пятном растеклось по сверкающему кафельному поду.
      Темные длинные соски на ее круглых грудях набухли. Узкая талия, матовый живот... Ее руки упади к нему на плечи, и их губы соединились. Юкио прижималась к нему, ласкала его своим телом. Ее губы приблизились к его уху, и он услышал шепот:
      - Открой воду.
      Николас немного отвернулся, отвел руку назад и нащупал краны у себя за спиной. Горячие струи окутали их, и он вдруг понял, что уже глубоко вошел в нее. У него перехватило дыхание. Как она смогла это сделать?
      Николас видел, как голова Юкио вместе с черным потоком мокрых волос откинулась назад. Лицо ее было залито водой, и из широко открытого рта вырывался сдавленный стон. Николас слышал ее учащенное дыхание. Юкио подняла руки над их головами и нащупала сверкающую хромированную трубу. Ее бедра поднялись, и ноги сомкнулись у него за спиной. Живот девушки яростно содрогался, и, чтобы удержать ее, Николас положил руки ей на талию. Судорожные рывки усиливались, словно она пыталась удержаться на диком, необъезженном жеребце.
      Юкио качала кричать, и тогда Николас понял, зачем она просила включить воду. Удовольствие становилось непереносимым, и его ноги задрожали от напряжения. Сквозь туман до него донеслись слова.
      - Ударь меня, - стонала Юкио. - Ударь меня. Николас подумал, что ослышался, но она повторяла это снова и снова, как заклинание. Ее спина выгнулась назад, руки судорожно вцепились в хромированную трубу. Она продолжала стонать, и Николасу показалось, что он уже не сможет выдержать ее тяжесть.
      - Прошу тебя! - кричала Юкио. - Пожалуйста! Но он не мог поднять, на нее руку.
      - Я знаю, - выдохнула она, снова приблизив губы к его уху. Горячие потоки воды ударялись об их тела, ее твердые соски терлись о его грудь. - Я знаю, что было сегодня в додзё. - Ее слова звучали глухо и отрывисто. - Я знаю... Ударь меня, дорогой, прошу тебя! - И потом, с яростью: - Я трахалась с Сайго так же, как теперь с тобой.
      И тогда Николас ударил ее, как она того просила.
      - О! - выкрикнула Юкио, - О! Дорогой!
      В эту минуту Николас почувствовал, как глубоко внутри нее плотное кольцо охватило его плоть, и он тоже закричал, и его ноги, не выдержав, подогнулись. Пальцы Юкио разжались и выпустили трубу. Они оба упали на пол.
      Облака пылали.
      Солнце, опускаясь вдоль своей дуги, зацепило склон горы Фудзи, и небо стало малиновым. Это продолжалось недолго; как только солнце скрылось, от него остались лишь розовые блики на краях облаков. Вскоре и они стали серыми, и все погрузилось в полумрак.
      Кансацу сидел, скрестив ноги, посреди додзё, Николас - напротив него. Оба молчали. В зале было слышно только их дыхание. Остальные ученики и инструкторы уже ушли.
      - Скажи мне, - заговорил наконец Кансацу, - что ты узнал из Горин-но сё?
      - В этой книге есть добро, - ответил Николас. - И зло.
      - Это странно, Николас.
      - Напротив, сэнсэй.
      - Разве?
      - В жизни не бывает черного и белого. Кансацу открыл глаза и кивнул.
      - Ты правильно понял, Николас. Ты проницательный ученик. Никогда не стоит слишком, полагаться на одну школу, на одну стратегию. Это очень быстро ведет к застою. Исходи только из самой ситуации. Если ты полностью подчинишь себя одной идее, то наверняка проиграешь. - Он снова закрыл глаза. - Ты не представляешь, Николас, как много учеников делают эту ошибку. И не только учеников...
      Снова наступила тишина. С улицы доносился глухой шум мотора. Машина отъехала, и за окнами мелькнули отблески ее фар. Вернулась темнота. Ржанка что-то прощебетала и взлетела с легким шумом.
      Николас прокашлялся.
      - Я прочитал всю книгу.
      - И что ты о ней думаешь?
      - Честно говори, не знаю.
      - Тебя интересуют ниндзя, Николас?
      - Да.
      - Что же тебя останавливает?
      - Я не думал об этом.
      - Ты должен разобраться в себе, Николас. Николас задумался.
      - Мне кажется, я должен был сказать "нет".
      - Вот как?
      - Ниндзюцу, похоже, запретная тема.
      - Закрытая - да. Но не запретная. - Кансацу смотрел на Николаса. - Даже здесь, в Японии, о ниндзя известно поразительно мало. Они принадлежат к той общественной группе, которой японцы не могут гордиться. Но ниндзюцу - древнее искусство. Оно пришло к нам из Китая, во всяком случае, так принято считать. Не думаю, что кто-нибудь знает это наверняка.
      Ниндзя не были связаны бусидо. Путь Воина - для них пустые слова. Они быстро вознеслись. Буси все чаще прибегали к их услугам. С ростом их богатства совершенствовалось и разнообразилось их искусство. Настало время, когда самураи пришли учиться к ниндзя. И тогда был нарушен Путь.
      В Японии есть много рю. Гораздо больше, чем в любой официальной сводке. В них учат самым разным вещам, и не всегда можно легко отличить добро от зла.
      За окнами стало темно. Облака закрыли луну.
      - Чтобы стать настоящим победителем, Николас, нужно заглянуть во мрак.
      В тот вечер Цзон отвела Николаса в кабинет полковника. В комнате пахло табаком и кожей. Кроме кабинета отца, только кухня была в этом доме европейской, все остальные комнаты - традиционно японскими.
      Цзон села сбоку на высокое деревянное кресло возле секретера, а Николас рядом, на кожаный диван.
      - Ты рад, что Юкио остановилась у нас. - В словах Цзон не было вопроса.
      - Да, - ответил он прямо. - Тебе это не нравится? Цзон улыбнулась.
      - Ты вырос, Николас, но ты по-прежнему мой сын. Мне кажется, я имею право спросить тебя. Ты ведь знаешь, что можешь не отвечать.
      Николас опустил глаза и мягко произнес:
      - Я это знаю.
      Цзон наклонилась к нему и взяла его руки в свои.
      - Сынок, тебе нечего меня бояться. Что бы ни было у тебя с Юкио, это касается только вас двоих. Возможно, твой отец так не думает, но он по-своему смотрит на вещи. Он все еще солдат, и поэтому подозревает всех и вся.
      Николас посмотрел на мать.
      - Он не доверяет Юкио. Но Цзон покачала головой.
      - Это не имеет значения, понимаешь? Это его слабость, на которую не стоит обращать внимания. Я уверена, что и Со Пэну он вначале не доверял.
      Она повернулась к секретеру, открыла ключом ящик и достала оттуда прощальный подарок Со Пэна - шкатулку с драконом и тигром. Легким и проворным движением пальцев Цзон открыла шкатулку.
      - Смотри, - сказала она тихо. - Их здесь пятнадцать. - Она имела в виду изумруды. - Сначала было шестнадцать, но на один из них мы купили этот дом. Цзон посмотрела на Николаса. - Я уверена, что отец рассказывал тебе историю этого подарка. - Николас кивнул, и она продолжила: - Но он не рассказал тебе о том, что этот подарок означает. Не думаю, что он и сам об этом знает. А если бы и узнал, то просто отмахнулся бы от этого. Твой отец очень рациональный человек. - Цзон улыбнулась. - Это один из немногих его недостатков.
      Она поставила раскрытую шкатулку Николасу на колени.
      - Ты можешь взять шесть из этих камней. Продать их, если тебе понадобятся деньги. Нет, выслушай меня до конца. Я хочу, чтобы ты хорошо понял меня - мне кажется, ты на это способен. Здесь никогда не должно, оставаться меньше девяти изумрудов. Никогда. Что бы ни случилось, ты не должен брать больше шести.
      Цзон глубоко вздохнула.
      - Это необычная шкатулка, Николас. Она обладает мистической силой. - Она замолчала, словно ожидая чего-то, - Я вижу, ты не улыбаешься. Хорошо. Я верю в это, как верил мой отец, Со Пэн. Он не был глупцом. Он хорошо знал, что в Азии есть много такого, что не поддается объяснению. Возможно, в современном мире этому уже нет места. Эти вещи подчиняются другим, вечным законам. - Цзон пожала плечами. - Поэтому я верю. - Она отняла руки от шкатулки и посмотрела сыну в глаза. - Ты уже достаточно взрослый, чтобы самому разобраться в жизни и ее загадках. Если ты будешь верить, эта сила поможет в самый трудный для тебя день.
      Николас сидел в гостиной, на полу возле окна. Безоблачное небо украшала полная луна. Ее свет струился на верхушки деревьев в саду. Густые тени от высокой сосны падали на оконное стекло. Время от времени, когда ветер шевелил ее ветви, тени скользили вверх и вниз по стеклу, как волшебный корабль из сказки, которой когда-то убаюкивала его мать. То время казалось теперь бесконечно далеким, и Николас подумал: "Интересно, думают ли другие люди о детстве так же, как он?" Детство... такое простое и безмятежное время, когда все решения принимаются легко и не влекут за собой никаких последствий.
      Долгие годы эта одинокая сосна защищала его в бессонные ночи. Николас знал каждый изгиб ее ствола, каждую веточку. Она казалась ему старым солдатом, часовым в ночи, его другом и советчиком. Чтобы стать настоящим победителем... Его мир менялся теперь так стремительно. Занятия харагэй позволили Николасу сразу же ощутить ее присутствие в комнате. Он не двигался. Он слышал, как она подходит к нему сзади. Медленно. Медленно. Он ничего не мог поделать с охватившим его возбуждением.
      Девушка села рядом, спрятавшись от лунного света. Ее лицо было в глубокой тени, и только волосы слабо мерцали серебряными отблесками. Николасу казалось, что он слышит биение пульса во всем ее теле. Он остро, почти до боли, ощущал близость Юкио. Запах ее тела, смешанный с ароматом незнакомых духов; поток исходившего от нее тепла. Но была еще какая-то, более осязаемая сила - ее аура обволакивала его.
      Николас вдруг встал и почувствовал, как она вздрогнула. Он протянул ей руку, помог подняться и раздвинул сёдзи. Не замечая холода, он повел Юкио к краю леса и стал искать тайную тропинку, которую когда-то давно показала ему Итами.
      Наконец он нашел тропинку, и они окунулись в лес. Вокруг было совершенно темно, если не считать тусклого свечения листвы над головами - проникал лунный свет. Пронзительно пели цикады. Справа послышался мягкий шелест листьев и вспыхнули огоньком глаза ночной птицы.
      Они плыли по лесной тропе. Николас безошибочно, как летучая мышь, угадывал путь в темноте. Они перепрыгивали через корни, ныряли под свисающие кроны и, наконец, вышли к залитой лунным светом поляне. Перед ними выросли закрытые двери величественного храма.
      Юкио потянула Николаса назад, в густую траву.
      - Теперь, - яростно прошептала она. - Я не могу больше ждать.
      Полы ее халата слегка разошлись; ее тело будто светилось изнутри. Не в силах сдержаться, Николас наклонился к ней и раскрыл халат. Он гладил ее бедра, пока девушка не застонала. Она протянула руки и опрокинула его на себя. Ее горячее дыхание обжигало его ухо; Николас открыл рот и взял в губы ее твердый сосок. Ногти Юкио оцарапали ему спину. Она извивалась, задыхаясь, и тянула его к себе. В чистом ночном воздухе Николас остро чувствовал манящий запах ее тела. Он скользил языком и губами по ее животу, медленно опускаясь все ниже по судорожно извивающемуся телу и снова поднимаясь. Наконец, он услышал ее крик; Юкио впилась руками в его волосы, и Николас опустился между ее пылающих бедер.
      - Я рождена для чего-то большего, - сказала она потом. Обессилевшие, они лежали на мягкой земле; над их головами мерно шелестела криптомерия.
      - Теперь я никто. - Тихий голос Юкио казался ночным ветерком. - Всего лишь тень. ( Николас не понимал, что она хочет сказать.
      - За всю мою жизнь никто не сказал мне ничего настоящего. - Она повернула голову у него на плече. ( Все было ложью.
      - А твои родители?
      - У меня нет родителей. - Юкио теснее прижалась к нему.
      - Они умерли или?..
      - Или оставили меня - это ты хотел спросить? Отец погиб на войне. Он был братом Сацугаи. Дядя не одобрял этот брак.
      - Что стало с твоей матерью?
      - Не знаю. Никто об этом не говорит. Скорее всего, Сацугаи дал ей денег, чтобы она ушла.
      Где-то далеко заливался трелью козодой. В небе почти не было облаков, но воздух пропитался густым туманом. Огромная оранжевая луна опустилась низко над землей.
      - Удивительно, что Сацугаи не взял тебя к себе.
      - Ты удивляешься. - Юкио рассмеялась коротким горьким смехом. - А я нет. Итами хотела меня взять, я знаю. Но Сацугаи нашел одну семью в Киото и отдал меня туда. - Несколько секунд она молчала. - Однажды я спросила тетю... она сказала, будто Сацугаи думал, что у них будет много собственных детей, и что я им помешаю. Как тебе известно, вышло по-другому.
      - Значит, у тебя есть родители.
      - У них в доме творится что-то странное. - Юкио все еще думала о своем дяде. - Не могу понять, что там происходит. Сацугаи и Сайго что-то замышляют; Итами не вмешивается в их дела. - Над ними прошелестела крыльями ночная птица. - Мне кажется, это как-то связано с поездками Сайго.
      - На Кюсю?
      - Да.
      - Наверняка Он ездит в рю.
      Юкио повернулась к Николасу. Ее огромные глаза светились в темноте; тепло ее тела, ее запах пронизывали его.
      - Но зачем ездить так далеко? В Токио есть достаточно много школ.
      В Японии есть много рю. Слова Кансацу зазвенели в ушах у Николаса как колокол. Знает ли он о Сайго? Добро и зло. Белое и черное. Инь и ян. Нужно заглянуть 6о мрак.
      - Должно быть, это очень необычная рю, - едва слышно произнес Николас
      - Что? - Юкио не разобрала его слов. Николас повторил.
      - Что значит необычная? - настаивала она. Николас пожал плечами.
      - Чтобы ответить на этот вопрос, я должен знать, в какой город он ездит.
      - Я могу это узнать! - возбужденно воскликнула Юкио, приподнимаясь на локте. - Завтра он уезжает. Мне нужно только взглянуть на его билет.
      - Ты это сделаешь!
      Юкио улыбнулась заговорщической улыбкой, и в ее глазах заплясали огоньки.
      - Если ты хочешь.
      Николас привстал, посмотрел на нее и снова откинулся, подложив руки под голову.
      - Я хочу тебя о чем-то спросить. - Он чувствовал, что слова застревают у него в горле. - Я хочу знать... то, что ты сказала раньше, пpaвдa? Ты спала с Сайго?
      - Это имеет значение? - Да, имеет.
      Юкио обняла его за шею.
      - Николас, не надо быть таким серьезным.
      - Да или нет?
      - Может быть - один раз.
      Он сел и посмотрел на нее.
      - Может быть?
      - Ну, хорошо. Да. Но это... это вышло случайно.
      - Как и со мной, - сказал он желчно.
      - Нет, нет. - Юкио смотрела ему в глаза. - У нас с тобой совсем по-другому.
      - Ты хочешь сказать, что со мной ты все продумала заранее? - настаивал он. Ее веки опустились.
      - Я растерялась, когда тетя сообщила, что я буду жить у вас. Я хотела тебя еще тогда, в тот вечер...
      - Но ты сказала, что ничего не помнишь! - За раздраженным тоном Николаса слышалась радость. Юкио улыбнулась.
      - Я обманула тебя, - Она показала ему язык, что выглядело очень не по-японски, - Я не хотела испортить сюрприз. Как только я снова увидела тебя, я поняла, чего хочу.
      - Но когда мы вышли в сад, ты ничем этого не выдала. Она пожала плечами.
      - Во мне два разных человека. Ты видел обоих.
      - Как ты росла?
      - Почему ты об этом спрашиваешь? Николас расхохотался.
      - Да потому, что это мне интересно, почему же еще. Или ты думаешь, я преследую какую-то тайную цель?
      - Все и всегда преследуют свои цели.
      - Не все. - Николас мягко привлек девушку к себе. - Ты дорога мне, Юкио. Он поцеловал ее, не размыкая губ. - Очень дорога.
      Юкио засмеялась.
      - Хорошо еще не сказал, что любишь меня.
      - Может быть. - Голос Николаса был серьезным. - Я пока не знаю.
      Она тряхнула головой.
      - Брось. Не надо мне этого говорить. Это все пустые слова. Ты и так получишь все, что тебе надо.
      - Не понимаю тебя.
      - Мне не нужны слова, - повторила она терпеливо, - не нужны иллюзии. Мы дарим друг другу удовольствие, и для меня этого достаточно.
      - Так было и с Сайго? - спросил Николас резко. - Я сказал то, что думаю. Ты мне дорога. Мне не все равно, как ты живешь. Что ты чувствуешь. Хорошо тебе или плохо.
      Юкио долго смотрела на него, будто не могла подобрать нужных слов.
      - Когда я была маленькой, - начала она тихо, - мы уезжали на лето в горы, в небольшой городок на лесистом склоне. Помню, все дома там стояли на сваях: ничего подобного я прежде не видела, и мне это показалось просто сказочным.
      У моих приемных родителей не находилось для меня времени, хотя Сацугаи каждый месяц давал им немало денег. Они никогда не хотели иметь детей. Чаще всего я была предоставлена самой себе. Я помню, как целыми днями сидела в густой траве и слушала металлический звон цикад... - Она вздохнула и посмотрела на колышущуюся листву криптомерии. - Вечера тянулись бесконечно. Я часто сидела на склоне горы и смотрела на долину. Там, среди зелени, проходили две длинные борозды, увядшие, поразительно голые, будто какой-то великан в ярости оцарапал землю своими когтями. Долгими часами я думала, кто мог оставить эти жестокие следы.
      - Наверное, война, - сказал Николас.
      - Да. Мне это не приходило в голову. - Юкио отвернулась от него. - Меня наказывали за то, что я подолгу не возвращалась домой, хотя я знала, что я не нужна им. Они не понимали меня и не знали жалости. Я была для них как чужой взрослый человек, только маленький - уродец какой-то. Будто они сами никогда не были детьми и понятия не имели, что это такое.
      - Юкио, - тихо произнес Николас, наклонился и поцеловал ее.
      - А потом была бамбуковая роща, дальше, в горах. Я нашла ее случайно и часто убегала туда по ночам. Темнота душила меня в постели, становилась тяжелой, давила мне на веки, и тогда я тайком выскальзывала из дома.