Кровавый след

Среди них выделялся один, которого все звали Баклан. Он был таджик, имел несколько судимостей и в неволе пробыл в общей сложности двадцать три года. Тюремщики не проявляли бурного восторга, узнав, что Баклан осужден за новое преступление. Они давно знали его, как зачинщика потасовок и возмутителя спокойствия. По чистой случайности Баклана поместили в одну камеру со мной. Мы не питали друг к другу особых симпатий и были лишь приятелями по несчастью.
      Баклан был поражен смертью одного из заключенных, к которому не пригласили вовремя врача, и он восстал против скотского отношения к нам тюремщиков. Баклану удалось поднять настоящую бурю среди заключенных. Охранникам не пришлось долго выискивать зачинщика беспорядка, они безошибочно определили, что это Баклан. Чтобы другим было неповадно, они принялись избивать его на глазах у всех. При виде такой несправедливости я не сдержался и вступился за беднягу. Я подбежал к надзирателям и, выхватив у одного из них автомат, принялся отгонять их прикладом от Баклана. Оторопевшие от неожиданности охранники некоторое время не могли прийти в себя. Баклан воспользовался заминкой, чтобы подняться с земли и затесаться в толпе других заключенных, наблюдавших весь этот спектакль. Теперь тумаки, предназначавшиеся для Баклана, посыпались на мою спину и бока. За оказанное сопротивление меня посадили на две недели в карцер.
      – Я думал, что ты уже труп, – сказал Баклан, когда я вернулся в камеру. – Тебе повезло, – добавил он, осматривая мое тело, – переломов нет. Но эти шакалы поранили тебя, и этот шрам на правой щеке, кажется, останется навсегда.
      Так мы подружились с Бакланом. Я ни на минуту не оставлял мыслей о побеге. Он представлялся мне вполне возможным. Смог же я вырваться из-под стражи Латифа в Афганистане. И это при том, что там я был единственным пленником, которого они ревностно охраняли. Здесь же моя задача облегчалась, так как узников было много, и охранники наблюдали за всеми сразу. Я поделился своими соображениями с новым приятелем, и тот обещал мне помочь разработать подробный план побега. В этом он был большой специалист.
      – Почему бы тебе не завязать со всеми своими делишками? – спросил я однажды у Баклана.
      – Прости, друг, но это невозможно, – ответил он мне. – Я уже не представляю себе другой жизни.
      – А за что ты получил свой первый срок, Баклан?
      – Не называй меня больше так, – попросил он. Я был несколько озадачен.
      – Это мои приятели по зоне прозвали меня Бакланом. И для них я Баклан, а для друзей – Сангак. Можешь называть меня Сашей, на русский манер.
      Из этих слов я понял, что стал другом для Баклана-Сангака, многого повидавшего на своем веку. Он рассказал мне свою историю:
      – Я был совсем зеленый, почти такой, как ты. Я закончил кулинарный техникум и приехал на работу в Куляб, устроился поваром в духан – такой маленький ресторанчик. Дела мои шли неплохо. Но однажды, возвращаясь поздно вечером домой, я услышал крики девушки. Она звала на помощь. Я поспешил и увидел, как во дворе дома трое сопляков пристают к совсем еще школьнице. Ну я, конечно же, вступился за нее. А утром меня вызвали в милицию. Как потом оказалось, среди парней был сын обкомовской шишки. Я не смог оправдаться, мне предъявили обвинение в попытке изнасилования и осудили на три года. А зона есть зона. Она быстро перевоспитывает. Но не на тот лад.
      – Ты не сопротивлялся? – удивился я.
      – А зачем? – пожал плечами Сангак.
      – Ты же мог опротестовать решение суда в высшей инстанции.
      – А ты его опротестовал? – в глазах Сангака застыла насмешка.
      У меня не было слов, чтобы возразить ему. Он был прав.
      – Знаешь, что я тебе скажу, Виктор? – признался мне Сангак. – Я помогу тебе выбраться отсюда, чтобы рутина тюремной жизни не засосала тебя навсегда. Ты еще молод, и можешь исправить свою судьбу… У тебя есть жена?
      – Даже не знаю, как тебе ответить, – развел я руками.
      – Это почему?
      – Была у меня жена, но в последний раз я видел ее два года и три месяца назад. Сейчас она, наверное, думает, что меня нет в живых.
      Сангак сочувственно вздохнул и покачал головой.
      – А дети? – снова спросил он.
      – Когда я уезжал из Москвы, моя жена была беременна, и я даже не знаю, кто у меня родился.
      – Да, незавидная у тебя участь, – сказал Сангак, выслушав мои признания.
      В первых числах апреля в каменоломне появились люди в гражданских костюмах. Делегацию сопровождали два майора и один подполковник милиции. Они расхаживали по зоне, брали пробы камней для анализа. Среди заключенных прошел слух, что скоро на это место придут археологи, а нас переведут в новую каменоломню.
      На следующее утро после того, как делегация уехала, нас с Сангаком вывели из общего строя и под конвоем двоих охранников отправили на дальний участок с приказом к вечеру доставить образцы пород.
      Был жаркий день, солнце стояло в зените и палило нещадно. Там, где нам приказали работать, было как в аду. Наших охранников быстро разморило от зноя. Они разделились и решили, что один будет нас охранять, а другой в это время – отсиживаться в укромном местечке под скалой, где было не так жарко. Мы же с Сангаком должны были долбить кирками камни.
      Неожиданно Сангак оступился и подвернул ногу. Охранник заметил, что он присел на камень, взял свой автомат и подошел ближе.
      – Что ты здесь расселся? – спросил он.
      – Ногу подвернул, – стал оправдываться Сангак.
      В это время я орудовал киркой у скалы, немного выше того места, где находились Сангак и надзиратель. Я смотрел на широкую спину охранника, и у меня внезапно возник великолепный план побега.
      – Поднимайся и работай! – приказал охранник Сангаку.
      Но в ответ услышал только стон.
      Надзиратель замахнулся прикладом автомата, но в этот момент я прыгнул к нему на плечи и всей тяжестью своего тела придавил верзилу к земле. Схватив его за горло, я начал душить надзирателя. Тот захрипел и стал вырываться, но вскоре застыл мертвый на земле.
      Я обернулся к Сангаку. На его лице отразился ужас. Я поднял выроненный охранником автомат и прошептал:
      – Нам подвернулся удобный случай, чтобы бежать. Сангак словно проснулся от долгого сна. Он вскочил на ноги, но тут же застонал – болела поврежденная нога.
      Я подставил приятелю свое плечо, и мы осторожно, чтобы не наделать шума, прокрались к тому месту, где в тенечке сидел под скалой наш второй надзиратель.
      – Оставайся здесь, – сказал я Сангаку. – Если что, приходи на помощь.
      Он послушно кивнул.
      Охранник заметил меня, когда я вышел из укрытия. Увидев в моих руках автомат, он сильно перепугался. Несколько секунд он соображал, что происходит, а потом быстро вскочил на ноги, подхватил с земли свой карабин.
      – Тс-с! – приложил я палец к губам. – Не нужно делать глупостей.
      По-видимому, охранник не согласился со мной, потому что он нажал на курок карабина, раздался выстрел. Мне повезло, что он не успел хорошенько прицелиться.
      – Ну, за это тебе придется отвечать, – сказал я, надвигаясь на надзирателя.
      У нас были равные шансы, если не считать одного момента, который и помог мне избавиться от охранника. Мы застыли в ожидании, кто первый сделает выстрел. Но тут Сангак, осторожно подкравшийся к охраннику сзади, вонзил ему в спину свою кирку. Машинально тот нажал на спусковой крючок. Заметив своего приятеля, я вовремя повалился на землю. Пули просвистели у меня над головой.
      Еще с минуту мы стояли молча и смотрели на труп охранника.
      – Дело сделано, – наконец пришел я в себя. – Теперь нам нужно спешить. В лагере наверняка слышали выстрелы, и через двадцать минут здесь будут тюремщики.
      Сангак взял карабин убитого им надзирателя, и мы пошли подальше от этого места.
      – Куда теперь? – спросил я, обращаясь к Сангаку. Тот осмотрелся по сторонам, потом взглянул на солнце и указал на северо-восток.
      Он пошел первым, опираясь на карабин и сильно прихрамывая на левую ногу. Я последовал за ним.
      Наш путь лежал в горы, и чтобы перебраться на ту сторону хребта, нам приходилось поднапрячься. Наконец, дойдя до долгожданной вершины, мы практически кубарем скатились вниз, стараясь сократить время и сохранить силы.
      Перед нами простиралась равнина, покрытая кустарниками и редкими деревьями. Свежий воздух пьянил нас, хотелось прилечь, но мы не останавливались. Мы думали о погоне. У Сангака уже прошла боль в ноге, и он бежал рядом со мной.
      Вскоре долина закончилась. Нам опять пришлось карабкаться в гору. Мелкие камни из-под наших ног сыпались вниз, как песок с барханов. Ноги вязли в щебне, но мы не сдавались.
      Безумная радость, переполнявшая сознание, придавала мне сил. Подумать только, я больше трех лет не был на свободе! Ни я, ни Сангак не помышляли об отдыхе. В нашем положении отдых означал гибель, провал побега.
      – Перейдем Зеравшан, – объяснил мне Сангак, – а там через день-другой будем уже в Киргизии.
      – А до железной дороги далеко отсюда? – спросил я.
      – Только если отправимся в сторону Ташкента. Но это много левее, нужно добираться пешком больше недели. К тому же, это направление слишком оживленное, там нас могут поймать.
      – Ты знаешь здесь все лучше, чем я. Думаю, ты не станешь возражать, если я предложу идти самой невероятной дорогой, чтобы никому не пришло в голову, где нас искать.
      – Тогда мы должны были пойти на запад, через Каракумы, в сторону Каспия, – с улыбкой пояснил мне Сангак.
      – Может, следовало бы рискнуть? – подыграл я ему.
      – Рискнуть-то можно, но мы с тобой пока еще не бедуины, чтобы пройти несколько сотен километров под палящими лучами солнца и по раскаленному песку.
      – За эти три года я, кажется, ходил дорогами ада, – сказал я приятелю. – А тут всего несколько сотен километров, – после пережитого они казались мне прогулкой. – Я думаю, можно рискнуть.
      Сангак посмотрел на меня и, догадавшись, что я дурачусь, рассмеялся.
      Солнце уже пряталось за вершины гор, и над нами сгущался вечерний сумрак, когда мы решили устроиться на ночлег. Нужно было хорошенько отдохнуть перед трудным походом. Усталость брала свое: я заснул крепким сном.
      Утром мы проснулись от рокота мотора. Долго не раздумывая, бросились прятаться за ближайшей скалой. Мы успели вовремя, так как сразу же, совсем низко над землей пролетел вертолет.
      – За нами, – уверенно произнес Сангак. – Теперь в кишлаки лучше не заходить. Начнется самая настоящая охота. Тебе когда-нибудь доводилось видеть, как охотятся на человека?
      – Приходилось.
      – Жуткая вещь, – покачал головой Сангак.
      Переждав немного и не заметив ничего подозрительного, мы вышли из укрытия. Продолжая путь, мы старались бежать, преодолевая весьма сложные препятствия. Мы словно участвовали в безумном марафоне, главным призом за победу в котором была жизнь, а проигравшим доставалась смерть. Нам приходилось передвигаться с оглядкой, прятаться при любом шорохе в расщелины скал или в колючие кустарники.
      Вскоре Сангак вывел меня на горную тропу, густо поросшую приземистыми кустарниками и нам пришлось полдня продираться через них. Зато на этом пути для нас была наименьшая опасность попасть на глаза преследователей.
      Уже после захода солнца, измученные жаждой, голодные, изможденные, исцарапанные в кровь колючками, мы наконец вышли к реке, на противоположном берегу которой располагался кишлак.
      – Вот мы и пришли, – облегченно вздохнул Сангак.
      – Ты предлагаешь зайти в это селение? – с ужасом спросил я.
      Я боялся, что там нас схватят и снова бросят за решетку.
      – А сколько еще ты думаешь протянуть без воды, еды и отдыха? – поинтересовался Сангак.
      Я только пожал плечами и пошел за ним.
      – Я знаю этот кишлак, здесь живет один мой хороший знакомый, – рассказывал мне Сангак по дороге. – Мы немного отдохнем, а завтра утром снова тронемся в путь.
      – Кто там? – настороженно спросил мужской голос.
      Сангак еще раз постучал в калитку.
      – Кто? – настойчивее спросил человек.
      – Баклан.
      – Бобо Сангак? – переспросил мужчина.
      – Не узнал, что ли? Открывай! – Сангак посмотрел на меня и подмигнул.
      Лязгнула металлическая задвижка, дверь убогой лачуги распахнулась. На пороге показался сутулый мужчина лет пятидесяти в длинном зеленом халате. Он молча пропустил нас вперед, и снова запер дверь.
      – Ты не бойся его, Виктор, – говорил Сангак, пока его приятель отсутствовал. – Он хороший человек, этот Муталиб, только очень молчаливый.
      Появился Муталиб. Он бросил на меня угрюмый взгляд и уставился на Сангака.
      – Это вас вертолет сегодня разыскивал? – спросил он.
      – Нас, – кивнул Сангак.
      – А это откуда? – задал Муталиб второй вопрос, указывая на автомат и карабин.
      – Одолжили у охранников, – весело сказал Сангак. Больше мы не слышали вопросов хозяина. Он молча принес нам остатки своего холодного ужина, указал на циновки на полу вдоль стен, а сам пошел ночевать под навес.
      Мы с Сангаком не стали попусту тратить драгоценное время и улеглись спать. Впервые за время пленения мне снился сон.
      Я видел, будто пришел в гости к Женечке Милосердовой, самой красивой женщине в мире. Она встретила меня без лишних слов, накормила вкусным домашним ужином, приготовила ванну. А потом мы отправились в спальню и легли на кровать. Я жадно припал к ее губам, а когда оторвался и посмотрел на Женю, то увидел вместо нее на кровати полковника Филатова. Тот улыбался мне и протягивал руки. Я начал трясти полковника, что было сил, желая скинуть его на пол, но он не поддавался.
      – Просыпайся! – услышал я голос Муталиба. – Скорее вставай.
      Он тормошил меня за плечо. Я раскрыл глаза, не представляя, где нахожусь, и куда подевались прекрасная Евгения Милосердова и полковник Филатов.
      – Скорее собирайся, – подбежал к нам Сангак. – В кишлаке волки.
      – Где они? – вскочил я на ноги.
      – Там, – махнул Сангак рукой в сторону реки. – Только что сел самолет.
      Мы быстро забрали оружие, и Муталиб проводил нас на задний двор.
      – Скажи им, что мы ушли ночью, – произнес на прощание Сангак, – и угрожали тебе оружием. Они поверят.
      – Аллах акбар, – тихо произнес Муталиб.
      Мы бросились к вершине, до которой было не менее полутора километров. Другого пути к спасению не было, и мы бежали, стараясь не оглядываться назад.
      – Скорее, Сангак, – подгонял я друга.
      Сзади слышалось сипение, Сангак задыхался, и я понял, что на этот раз нам будет трудно уйти от погони.
      Желание жить подгоняло меня. Я никак не мог ухватить ускользающую от меня свободу.
      – Скорее, Сангак, – снова просил я друга.
      Но вместо ответа услышал автоматную очередь. Я остановился и оглянулся. Сангак лежал на земле без движений. Я не мог уйти, не удостоверившись в том, что он действительно мертв…
      Потом я снова бросился бежать. Автоматные очереди раздавались у меня за спиной. Я был уже на полпути к вершине.
      – Ну, суки, – выругался я про себя. – Я вам еще отомщу!
      Только взобравшись на гребень горного хребта, я позволил себе посмотреть назад. За мной бежали четверо автоматчиков. Я огляделся. Место показалось мне пригодным для того, чтобы устроить засаду. Я затаился между двух валунов, образовавших почти сплошную стену. Присев под ними, я услышал шум приближающегося вертолета. Он пролетел надо мной и пошел на разворот. Я метнулся к кустарнику и прислонился к куче камней на склоне. Вертолет сделал маневр и завис над валунами. Раздалась длинная очередь. Я, как мальчишка, радовался своему спасению.
      В следующую секунду на гребне показались двое автоматчиков. Они тоже открыли «огонь» по валунам. Под прикрытием вертолета автоматчики пробрались к ним. Они не обнаружили там никого и сделали знак людям, находившимся в вертолете, чтобы они продолжали поиски.
      У меня было преимущество внезапности, и я решился напасть. Выскочив из укрытия, я дал длинную очередь по солдатам.
      – Двоих нет, – радостно отметил я.
      В этот момент с вертолета раздалась ответная очередь. Я поспешил в свое прежнее укрытие, спасаясь от щелкающих пуль.
      – А-а, шакалы! – заорал я, как зверь, загнанный в клетку.
      Вертолет завис надо мной. У меня не было выхода, и я, то ли от страха, то ли из чувства самосохранения, нажал на спусковой крючок направленного вверх авто мата. Ответной очереди не последовало; Я поднял голову и увидел, что машину потянуло боком в сторону скалы.
      Ударился он хвостовой частью, сразу же разлетевшейся на мелкие куски. Сам вертолет упал на склон и покатился вниз, увлекая за собой лавину щебня. В какой-то момент мне показалось, что я слышу отчаянные крики о помощи.
      – Это вам за Сангака! – сквозь зубы процедил я. Раздался оглушительный взрыв. С вертолетом было покончено.
      Я выбрался на тропинку. Вдруг позади меня раздались выстрелы. Я обернулся. У меня еще оставались преследователи, от которых нужно было избавиться. Я вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. Я действовал четко, как хорошо отлаженный механизм. Но автомат молчал. Передернув затвор, я снова нажал на спуск.
      – Черт, – вырвалось у меня, и я отшвырнул автомат в сторону.
      Теперь оставалось надеяться только на милость Бога и свои быстрые ноги.
      Заметив, что я не отвечаю на выстрелы, преследователи бросились за мной в погоню. Жесткие колючки больно царапали мне лицо, руки и грудь, но я не обращал на это внимания и мчался вперед что было сил. Позади слышались автоматные очереди и топот ног. Казалось, время остановилось в ожидании развязки. Поток ветра ударял мне в грудь, будто стараясь опрокинуть. Чем быстрее я бежал, тем больше ощущал, что все труднее передвигать ноги. А пули свистели все ближе и ближе.
      Взобравшись на очередной склон, я снова побежал вниз и сразу заметил реку, которая протекала в открывшейся моему взору долине.
      «Вот оно, спасение, – подумал я. – Река Зеравшан, которой мне говорил Сангак». Я был у цели, и меня никто уже не мог остановить.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

      (конец апреля 1995 г.)
 
      Спустя две недели, проделав изнурительный путь, я добрался до Гулистана. Избегая встреч с людьми, я, как затравленный дикий зверь, старался идти по ночам. Мне нужно было попасть в Ташкент. Я уже не мог передвигаться пешком, поэтому решил наведаться на местный рынок и, если не подзаработать денег на предстоящую дорогу, то хотя бы набиться к кому-нибудь в попутчики. Заросший, исхудавший, в лохмотьях, походивший на бомжа, я долго слонялся по рынку, пока не набрел на старика с добродушным лицом, напомнившим мне Сангака.
      – Скажи, отец, как добраться до Ташкента? – спросил я его.
      Он осмотрел меня с головы до ног и направил свой хитроватый взгляд прямо в глаза, словно пытался заглянуть в мою душу.
      – Зачем тебе? – наконец спросил он.
      – Мне нужно домой, бобо, – спокойно ответил я, выдерживая его испытующий взгляд.
      Он не стал больше расспрашивать, отвел глаза и сказал:
      – Есть у меня знакомый. Он сегодня вечером или завтра утром едет как раз в ту сторону, но не в сам Ташкент. Подойдет?
      – Да, – сразу же согласился я.
      Он опять заглянул мне в глаза. Я ощутил доброту, исходившую от старика, и какое-то, будто отцовское, участие.
      – Хорошо, – сказал он. – Увижу его, переговорю. В этот момент к лотку с овощами и фруктами, за которым стоял старик, подошли трое мужчин. Двоим было не более тридцати, а третий был лет на десять-пятнадцать их старше. Так, по крайней мере, мне показалось. На всех были кожаные куртки. На парнях – черные джинсы и кроссовки, а на том, что был постарше, – брюки и дорогие ботинки. Никто не ошибся бы, решив, что он был старшим не только по возрасту. Голова в форме тыквы – с директорской лысиной, а пухлые щеки и маленькие глазки делали его похожим на поросенка. Бросив на этих людей взгляд, я повернулся и собрался уходить.
      – У меня еще ничего нет, – испуганно сказал старик.
      Я задержался, повернувшись к ним боком, будто приглядывался к фруктам на соседнем лотке.
      – Слушай, старик, – просипел мордатый. – Ты начинаешь действовать мне на нервы. Думаешь, тебе это так просто сойдет? Все платят, а ты под дурака косишь? Или плати, или выметайся с рынка. Понял?
      – Я все понял, господин, – пролепетал старик. – Обещаю, после базара я сам принесу вам деньги.
      – Нет, вы посмотрите на старого козла, – указал пальцем на старика мордатый, обращаясь к своим дружкам.
      – Вот урод! – издевательски рассмеялись те.
      Я посмотрел вокруг. Ни один из торговавших не обращал внимания на то, что происходило. Люди будто не замечали этой сцены.
      – Ты за кого меня держишь, болван? – рявкнул мордатый так, что старик невольно отпрянул.
      Воодушевленные криком мордатого, его дружки опрокинули лоток старика. На землю полетели жалкие товары. Старик схватился руками за голову и попятился.
      – Простите, господин, – взмолился он. – Я даю вам слово, что соберу деньги!
      Я еще раз осмотрелся. Никто не собирался спешить на помощь бедному торговцу. Поблизости не было видно ни одного стража порядка. Начинающийся погром воспринимался людьми, как должное. Внутри у меня разгоралась лютая злоба. Я сжал кулаки и почувствовал, как наливаются силой мои руки. Я сделал несколько тихих шагов и встал позади мордатого.
      – Да ты просто издеваешься, старая скотина! – стонал от злости мордатый. – Эй, ребята…
      – Зачем дедушку обижаешь? – спокойно спросил я у него над ухом.
      От неожиданности тот отскочил в сторону и уставился на меня. Увидев перед собой бомжа в лохмотьях, мордатый состроил недовольную рожу.
      – А ты кто такой, что мне указываешь? – презрительно спросил он.
      – Прохожий, – тем же спокойным тоном ответил я.
      – Прохожий? – осмелел мордатый. – Вы только посмотрите, ребята, – прохожий.
      – Похож! – поддержали его дружки.
      – Вали-ка отсюда, прохожий, – резко перешел к угрозам мордатый, – и не суй свой нос не в свои дела, а то мои ребята сделают из тебя…
      При этих словах ребята стали надвигаться на меня, угрожающе двигая плечами и играя мышцами. Я не сдвинулся с места, а только внимательно следил за рэкетирами. Вдруг тот, что подходил ко мне слева, развернулся и замахнулся кулаком, целя в лицо. Реакция не подвела, я ловко уклонился от удара. Но ногой верзила сбил меня на землю. Воодушевленные удачей, они стали медленно приближаться ко мне, довольно улыбаясь. Быстро оценив ситуацию, я выхватил палку из-под соседнего лотка, служившую подпоркой. На меня начали падать миски, чашки и сосуды. Послышался звон бьющейся посуды и ругань. Увернувшись от падающей посуды, я ударил одного из вымогателей палкой по ногам. Тот сразу же присел и заскулил от боли. Воспользовавшись моментом, я вскочил на ноги. Второй выхватил нож и, свирепо улыбаясь, бросился на меня. Я сделал шаг назад, а затем рванулся ему навстречу, перехватил руку с ножом и рывком заломил ее за спину.
      – Пусти! – завопил парень, падая на спину.
      Я надавил коленом ему на грудь и нанес сильный удар в лоб. Парень отключился. Я перепрыгнув через него, в прыжке нанес удар фронт-кик в грудь первому.
      Он отлетел на лоток, который я перед тем опрокинул.
      – Ты крутой, оборванец, – сказал мне мордатый и направил на меня пистолет. – Но запомни: на всякого крутого найдется еще более крутой.
      Вокруг поднялся крик, люди в панике разбегались. Я встал в позицию, готовый в любую секунду воспользоваться промахом мордатого.
      – О, да ты храбрец! – ехидно улыбнулся мордатый. – Даже не понимаешь, против чего и кого пошел.
      И тут между нами пробежал мужчина, схватившись за голову и пригибаясь к земле. Я не медлил. Одного мгновения было достаточно для того, чтобы я оказался рядом с бандитом. От неожиданности мордатый только открыл рот и поднял вверх руку, державшую пистолет. Раздался выстрел, на который толпа отреагировала еще большей суматохой и воплями. В прыжке с разворотом я нанес ему удар в голову. Рэкетир повалился на землю, не выпустив однако из руки пистолета. Мгновенно придя в себя, он тут же направил на меня оружие и готов был опять выстрелить. Я бешено соображал, как поступить, и вдруг на помощь мне пришел старик. Он подкрался сзади к мордатому и что было сил огрел его по голове клюкой. Мордатый уронил голову набок, из его лысины сочилась кровь.
      – Спасибо, бобо, – сказал я, тяжело дыша. Старик посмотрел на меня обреченным взглядом, будто за что-то упрекал. В это время раздался милицейский свисток с противоположного конца рынка. Я посмотрел туда, но за мечущейся толпой ничего не увидел.
      – Давай быстрее отсюда, я тебя спрячу, – махнул рукой старик.
      Я переступил через мордатого, но потом остановился, подобрал пистолет и снял с рэкетира кожаную куртку.
      – Поносил, дай другому поносить, – пробормотал я и поспешил за стариком.
      – Прячься здесь, – сказал он мне, указывая на ящики.
      Я лег на землю, а старик опрокинул на меня какое-то тряпье и ящики с яблоками и дынями. Со стороны это должно было выглядеть, как погром.
      – Дам знать, когда выбираться, – шепнул он мне. – Отправишься на улицу Ташкентскую. Там, в самом конце, есть духан, а рядом павильон, где торгуют шашлыками. Будь возле него в половине седьмого.
      Он ушел, а через час подошел и снова шепнул:
      – Все улеглось. Уходи задними дворами. Парней забрала милиция. Самое время тебе исчезнуть.
      Я осторожно, чтобы не поднимать лишнего шума, выбрался из-под ящиков, юркнул на задворки рынка и пошел в том направлении, которое указал старик. Сбросив по дороге некоторые свои лохмотья, я натянул на себя великоватую в плечах куртку и с удовольствием обнаружил в ней более пятисот долларов и пачку узбекских тенге.
      – Неплохо, – улыбнулся я и отправился в парикмахерскую, которую быстро отыскал в этом маленьком городишке.
      Выйдя из парикмахерской, я посетил магазин одежды. Из скудного ассортимента я выбрал кое-что подходящее и отправился на улицу Ташкентскую, к шашлычному павильону, где должен был встретиться со стариком.
      Я едва покончил с миской плова и тремя шашлыками, не забыв при этом опрокинуть стаканчик водки, продававшейся подпольно, как подъехал грузовик с фургоном. Я узнал старика, который, однако, не сразу признал меня без бороды, аккуратно постриженного и в новой одежде.
      – Как там? Все обошлось, бобо? – спросил я.
      – Обошлось-то оно обошлось, – недовольно ответил старик. – Но теперь мне дорога на рынок закрыта. Убьют они меня, покажись я там снова. Они ведь приходили сегодня опять. Сказали, если узнаем, что ты оборванца подослал, убьем. Так что путь мне заказан.
      Я ничего не ответил, понимая обиду старика. Ведь для большинства таких, как он, рынок сейчас был единственной возможностью прокормиться. Теперь эта возможность была утрачена и следовало искать другой рынок. А на него еще попробуй пробиться…
      Мы ехали в полном молчании. Наступила ночь, и я, прислонив голову к дверце грузовика, уснул.
      Они довезли меня до самого Ташкента и высадили на первой же городской остановке, а сами развернулись и поехали обратно.
      – Спасибо, – сказал я на прощанье. – Удачи вам, до свидания.
      – Храни тебя Аллах, сынок, – напутствовал меня старик.
      К полудню я уже был на железнодорожном вокзале.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

      (12 июня 1995 г.)
 
      В этот день ранним утром, спустя три года и пять месяцев, я ступил на перрон Казанского вокзала в Москве. Душу переполняло пьянящее чувство свободы. Легкое волнение шевельнулось в сердце при воспоминании о чем-то далеком и добром – кажется, о прежней моей жизни.
      Я сошел с поезда, уже отчетливо сознавая, зачем приехал в Москву. Мне не нужно было прятаться, я не собирался с опаской озираться по сторонам. Люди, шедшие мне навстречу, не обращали на меня внимания, обходили справа и слева, спеша на электрички и в метро. Для них начиналась новая рабочая неделя, а я… У меня были свои дела.
      Слившись с толпой, я уверенным шагом направился к подземному переходу.
      – Эй, мужик, – услышал я за спиной оклик и обернулся.
      Прислонившись к стене, передо мной стоял мужчина с обрюзгшим лицом, заросший густой щетиной. Его одежда оставляла желать лучшего.
      – Ты мне? – спросил я, ткнув его пальцем в грудь.
      – Тебя, а кого же еще? – безразлично ответил он, а потом выпалил: – Дай на пиво.
      Он сказал это так, словно просил на лекарство. Все тело бедняги колотилось от озноба, в мутных глазах отражалась какая-то затаенная печаль. Я выгреб всю мелочь, остатки гулистанских трофеев, и высыпал в протянутую дрожащую руку.
      – Спасибо, браток, – сразу оживился он, – ты меня спас.
      Я улыбнулся бомжу, как старому приятелю, и продолжил свой путь.
      «Ничего не изменилось, – подумал я. – Здесь все по-прежнему».
      Я вышел на привокзальную площадь и посмотрел на часы. Десять минут десятого. Я не знал, куда мне сразу отправиться, поэтому просто пошел по улицам, которые в это время несколько опустели. Перейдя площадь, я вышел на Садовое кольцо и побрел в сторону Яузы и Москва-реки. В голове вертелись отрывочные воспоминания. Три года и пять месяцев. За это время моя жизнь очень переменилась. Здесь, в Москве, наверное, никто и не заметил моего отсутствия. Для меня же эти три года и пять месяцев равнялись вечности, стали отсчетом совершенно иной жизни. И за всю эту вечность никто не поинтересовался, где я и что со мной. Наверное, не поинтересовался. Ни жена, которую я обожал, ни друг, с которым я прослужил почти шесть лет рука об руку, ни начальник, которого я бесконечно уважал и к советам которого прислушивался, ни Женя, подарившая мне три сказочных ночи и рыдавшая перед моим отъездом. Теперь я не знал, что из прежней жизни осталось у меня. Марина, моя жена? Наверняка ей сказали, что я погиб при исполнении служебного задания. Ребенок, наш с ней ребенок? Он сейчас большой и еще не видел своего отца, а увидев, назовет дядей.
      О работе тоже не приходилось думать. Руководство выдало меня с головой. Бросая в пасть дикого зверя, меня заставили поверить, что я выполняю важное дело, ответственную миссию. На самом же деле из меня сделали хорошую наживку.