Овчарка Рой. Овчарка Рой и девятый "В"

      Таким образом, в первые, решающие, секунды все было шито-крыто. Юсси и Яана завязали разговор с Муурикки у двери и отвлекли ее внимание на себя, чтобы дать Томи время усесться за свою парту и на всякий случай успокоить собаку.
      Затем Томи отобрал несколько самых больших сумок и забаррикадировал ими Роя, чтобы с кафедры нельзя было увидеть лохматую собаку, по крайней мере, в первое мгновение. А чтобы создать дополнительный заслон, Лауронен и еще трое самых высоких ребят заняли места в ряду крайних парт, постоянные хозяева которых перебрались на их места.
      И только после того как Муурикки уселась за учительский стол и начала делать пометки в своих бумагах, Томи вздохнул с облегчением.
      Контрабандная доставка Роя на урок математики удалась.
      Пока Муурикки составляла список отсутствующих, напряжение в классе явно спало. Все избегали поворачиваться в сторону Томи и ограничивались лишь быстрыми, мельком, взглядами. И многие улыбались или подмигивали ему в знак тайного сообщничества.
      Да, много времени прошло с тех пор, когда они предпринимали что-либо все вместе. Да и было ли так когда-нибудь?
      Между элитой класса и прочими было слишком мало общего. В этом Ээва совершенно права. Да и в конце-то концов не так уж много общего было и между самими умнягами. Они вели ожесточенную войну за отметки, за первые места. Например, каждый в классе знал, что Карита люто ненавидит Улламайю. Она завидовала ей во всем. Ее умению плавать. Ее внешности. Ее уму. Ее успеху у мальчишек…
      И, кроме того, некоторые ребята уже знали, чего они хотят. Например, Эса. Ему его цель была ясна с четырехлетнего возраста: научиться играть на скрипке. Его родители позаботились в свое время о том, чтобы он начал учиться игре на скрипке, а теперь он и сам знал, чего хочет. Над ним посмеивались, но так или иначе вынуждены были его уважать. Он обладал упорством и целеустремленностью незаурядного спортсмена. Если бы у Юсси Скуга была натура Эсы, Юсси наверняка участвовал бы в ближайших Олимпийских играх… Некоторые из старательных и хороших учеников завидовали Эсе, хотя Эса никогда не будет соперничать с ними — свой хлеб он будет зарабатывать музыкой. И все же мальчишки видели в нем соперника.
      Так же обстояло дело и с более слабыми. Каждый из них рассчитывал попасть в гимназию или профессиональное училище. Видя перед собой перфокарту вычислительной машины, даже те, кто плелся в хвосте, понимали, как важно заниматься на каких-нибудь расширенных или, наоборот, узко профилированных курсах и бороться за баллы успеваемости.
      Дедушка Жестянщик не одобрял нововведений:
      «Если единственной целью является соперничество, которое так широко рекламируют, и если этому учат с пеленок, то дух соперничества пристает к человеку. Совсем так, как у прыгунов с вышки на Борнео».
      Дедушка Жестянщик часто рассказывал о виденном им телефильме — в нем показывали какой-то остров в Тихом океане. Люди там, чтобы испытать себя на храбрость, обвязывают лодыжки веревкой, сплетенной из лиан, и прыгают с вышки высотой с девятиэтажный дом.
      «Точно так же и у нас, — ворчал дедушка. — Некоторых веревка не выдерживает, и они разбивают черепушку о камень. У других отрывается рука и нога. Но у самых крепких все сходит удачно, и они потом до конца дней своих похваляются точностью отборочного метода и своим высоким уровнем развития. Иные из них со всеми своими поверьями становятся деревенскими старейшинами в наших джунглях».
      Таковы были рассуждения дедушки Жестянщика.
      Рой спокойно лежал на месте. Конечно, для него было необычно лежать здесь, но он чуял запах сидящего на парте Томи и радовался, что хозяин находится поблизости.
      Когда же Муурикки заметит собаку?
      Томи с самого начала считал, что Муурикки должна заметить Роя скоро, еще до конца урока. И он сам не знал, хочет ли он, чтобы дело приняло именно такой оборот. В глубине его души таилась злокозненная мысль о том, что хорошо было бы нагнать страху на Муурикки, раздразнив Роя так, чтобы он залаял.
      С другой стороны, в этом не было никакого смысла. Одни боялись собак, другие нет, совсем как если бы одни были музыкально одаренными, а другие нет.
      Тут надо бы придумать что-нибудь особенное…
      Когда напряжение первых минут прошло, Томи почувствовал, что настроение класса явно упало. Оно и понятно: ведь ничего не произошло.
      Когда Муурикки принялась объяснять у доски решение двух задач, оказавшихся никому не по силам в последних письменных работах, самые нетерпеливые из ребят уже стали выжидающе поглядывать в сторону Томи и Роя. Двое мальчишек, зарычав на собачий манер, заставили Роя пошевельнуться и навострить уши.
      Лауронен повернулся на своей парте и поглядел назад:
      — Ну, сейчас!
      Что означает это «ну, сейчас»? Или все ожидают, что он при содействии Роя выкинет в классе какую-нибудь штуку?
      Томи проклинал себя и всю операцию. Следовало бы продумать все до конца, а не хвататься за первое, что пришло на ум.
      Чего они, собственно, добивались?
      Взглянув на пустующую парту у себя за спиной, Томи напал на мысль.
      — Лауронен и еще кто-нибудь двое, сюда, вперед, на крышки парт!
      Муурикки, несомненно, слышала шепот, но даже не обернулась.
      — В последний раз объясняю эти задачи. Если кому-нибудь не интересно, пусть так! Но хоть не шумите, чтобы могли учиться те, у кого есть данные.
      Лауронен и Томи обменялись ухмылками. Лауронен взобрался на крышку парты и сел спиной к доске. Двое других ребят последовали его примеру.
      Такое прикрытие было вполне достаточным, лучшего и желать не надо.
      Томи кувырнулся с парты на пол и подполз ближе к Рою.
      — Ну-ну, старик! Лежать тихо! Сейчас мы немного позабавимся.
      Рой наклонил голову набок, словно пытаясь вникнуть в смысл сказанного.
      — Ничего, старик, — утешил его Томи. — У нас в этих стенах немало и других, кто ничего не понимает.
      Рой позволил ему набросить на себя большую грубошерстную куртку Юсси Скуга… Вот Томи натянул собаке на голову ярко-красную шапочку с кисточкой, принадлежавшую Пярри, и собака прижала уши, но все же, повинуясь движению руки хозяина, села за пустующую парту, хотя ей тут явно было тесно.
      — Сидеть, Рой!
      Томи повернулся и посмотрел на Лауронена, лицо которого расплылось в довольной ухмылке.
      — Темные очки! — потребовал Томи.
      Обычно Лауронен дрожал над ними, как над невесть каким сокровищем. Это были барахлистые очки шведского производства, такие носит Марлон Брандо. И они здорово шли Лауронену. Делали его похожим на киногероя, правда, тогда, когда физиономия Лауронена не была подбита.
      А теперь Лауронен, ни слова не возразив, протянул их Томи.
      Рой оскалил зубы, когда Томи принялся прилаживать очки на его морде, подсовывая дужки под шапочку Пярри, но все же без звука остался сидеть на места.
      — Мальчики, сядьте как положено! — почти нормальным голосом сказала Муурикки.
      Если бы она, сказав это, повернулась потом к доске, продолжая свои объяснения, все приняли бы ее слова всерьез. Но она все портила своим брюзжанием. Каждый знал: она и сама не верит, что ее послушаются. И действительно, в следующее мгновение она начинала произносить длинную назидательную речь.
      Точно так было и сейчас.
      На этот раз к ее брюзжанию все же прислушивались и следили за каждым ее движением. Всем хотелось увидеть, как изменится выражение лица Муурикки, когда она заметит на парте Роя.
      А в голосе учительницы уже назревал плач. Казалось, слезы вот-вот брызнут из ее глаз:
      — Неужели вы, уже почти взрослые люди, не понимаете, что учеба — это работа, столько же для вас, сколько и для меня. Работа, заранее нормированная. Нам дано задание, которое мы должны выполнить, и я отвечаю за это… А вы же не отвечаете ни за что и ни перед кем!
      Неужели она не заметила Роя?
      Юсси утверждал, что Муурикки, толкая речь, впадает в экстаз. Ничего не видит и не слышит, а только знай себе брюзжит. Может, и так…
      А может, сидевшие впереди самые рослые ребята так хорошо укрывали Роя, что от доски была видна только шапочка с кисточкой.
      Класс больше не мог сдерживаться. То один, то другой поворачивался посмотреть на Роя. И сам Томи тоже.
      Любо-дорого было глядеть на собаку, сидящую на парте, как примерный ученик, в куртке и шапочке с кисточкой. Темные очки Лауронена закрывали половину собачьей морды, видневшейся из-под шапочки, и нелегко было распознать, что на парте сидит собака.
      — Ну и чем же она отличается от нас, учеников? — спросил Йони.
      — По крайней мере, свой интеллигентностью, — съехидничала Карита.
      Однако должна же была Муурикки что-то заметить. Она продолжала вычисления, а затем под громкий смех класса с багровой физиономией шагнула от доски к первым партам.
      И тут она увидела Роя.
      Муурикки застыла на месте, словно окаменела. Ошарашенность и сомнение попеременно отражались на ее лице, сменяя друг друга, словно кадры телевизионной рекламы.
      — Ну, это уж слишком!
      Муурикки, как астматичка, ловила ртом воздух. Казалось, она вот-вот задохнется. У нее, бедняги, начисто отсутствовало чувство юмора!
      — Я вам этого…
      Тут раздался стук в дверь.
      Теперь застыли и ученики.
      Стук возобновился, еще более громкий, чем прежде. Затем ручка двери повернулась, дверь распахнулась, и в проеме показалось лицо директора. Класс встал.
      Директор вытянул руку и, жестом приглашая находящихся в коридоре войти, отступил в сторону. Двое совершенно незнакомых людей прошли в класс.
      Томи словно парализовало. Но лишь на мгновение. Затем он развил лихорадочную деятельность.

      Роя долой с парты. Быстро, но спокойно. Во всяком случае, теперь Роя нельзя было волновать, в каком бы трудном положении он сам ни находился.
      — Рой, лежать. Тихо лежать. Вот так… Молодец, старик!
      Томи успел уложить собаку на прежнее место между стеной и первым рядом парт, за укрытие из сумок, обуви и одежды как раз в то время, когда весь класс встал.
      Без излишней спешки Томи, наклонившись, накрыл Роя первой попавшейся под руку курткой и только тогда выпрямился.
      Лауронен действовал столь же молниеносно: вместо ряда сумок перед Роем выросла гора сумок, за которой и укрылась лежащая под куртками собака.
      Садясь вместе со всеми за свою парту, Томи кивнул головой Йони и Юсси, сделал осторожный жест ладонями, означавший: главная опасность миновала.
      За общим шумом Томи не услышал, как директор представлял пришедших, понял только, что это были какие-то важные птицы из школьного управления.
      Директора с гостями пригласили присесть, но они отказались и остались у дверей.
      До сих пор все шло хорошо, если не принимать в расчет самое Муурикки!
      Учительница стояла на прежнем месте, будто ее хватил паралич. Лишь каким-то чудом ее рука поднялась пожать руки пришедшим, когда директор представлял их.
      Муурикки могла все испортить.
      Вот ее растерянный взгляд упал на Томи.
      Сообразит ли она?
      К счастью, сообразила. Как разбуженная ото сна, Муурикки вернулась к доске и продолжила незаконченное вычисление и объяснение задачи.
      Это она умела. В этом отношении все учителя в школе были хороши. Работа у них спорилась.
      Слушая ясные и уверенные объяснения Муурикки, посторонний человек не мог даже представить себе, какая она брюзга. И почему бы ей не быть таким же хорошим человеком, каким она была математиком!
      Томи осторожно скосил глаза вбок и немного повернулся назад. Из-под кучи одежек виднелась печальная собачья морда в черных очках.
      — Молодец, старик… — шепнул Томи. — Лежать тихо!
      Обернувшись, Томи увидел, что один из чиновников школьного управления неслышными шагами прошел перед передними партами к окну.
      Тридцать восемь пар глаз следили за тем, как он приближается к опасной зоне. По застывшим позам и напряженному выражению лиц было видно, что все ученики искренне переживали происходящее.
      Зачем он туда пошел?
      Звонкий голос Муурикки дрогнул, когда и она увидела, куда направился инспектор. Однако выстояла: каким-то чудом взяла себя в руки и продолжала вычисления.
      За такое самообладание Томи не мог не похвалить ее про себя.
      Инспектор (или кем еще был этот человек?) подошел к крайнему ряду парт. Миновал его. Не отрывая взгляда от доски, он стал двигаться по проходу вдоль стены.
      У Лауронена побагровела шея. Он нервничал.
      Как отнесется Рой к чужаку, если тот пройдет по проходу еще дальше в его сторону?
      Томи прошептал, прикрыв рукой рот:
      — Рой, лежать! Не двигаться!
      На инспекторе был сине-серый костюм в полоску. Тщательно выглаженный. Томи глядел на стрелки его брюк, в то время как он приближался к нему.
      — Рой, не шевелиться!
      Инспектор остановился у окна, возле которого сидел Томи. Между ногами гостя и мордой собаки было каких-нибудь полметра с небольшим — наваленные Лауроненом сумки, которые образовали недоступное наблюдению укрытие.
      Томи прислушивался: не раздается ли ворчание из мощной груди собаки?
      — Рой, тихо!
      Приходилось надеяться, что инспектор не разбирает его слов. Конечно, он слышал, как Томи бормочет что-то про себя. Он даже взглянул на Томи. Наверное, счел ненормальным, ну да пусть его.
      Посетитель оперся о подоконник и так, полусидя, полустоя, не шелохнувшись, слушал объяснения Муурикки.
      Сердце Томи колотилось в бешеном ритме. В висках кололо. Какой бес помогал Муурикки продолжать урок так, словно ничего не случилось? Разумеется, она в совершенстве владела материалом, но все же… Она ухитрялась не прерывать своих объяснений и держать себя в руках. Трудно поверить, но она, безусловно, оказалась способна не только брюзжать по мелочам.
      Однако же Муурикки, похоже, была единственным человеком в классе, который занимался сейчас решением задач. Сам Томи даже и не пытался делать это. Достаточно и того, что у него хватало сил сдерживать себя.
      Но вот добрались до конца и второй задачи.
      — Есть у кого вопросы?
      Никто не поднял руки. Ну, вполне понятно. Это было бы чистым безумием.
      Но тут заговорил стоявший у окна инспектор. У него был низкий, хорошо поставленный голос. Приятный, хотя сами слова имели роковой смысл, как при зачтении смертного приговора.
      — Отлично! — похвалил Муурикки инспектор, вогнав ее в краску. Затем повернулся к классу: — Ну, а может кто-нибудь продолжить решение, если примем, что а равно плюс восьми, а в равно минус двум?
      К своему ужасу, Томи увидел, что инспектор выжидающе поднял руку, покрутил немного в воздухе указательным пальцем и наобум ткнул в кого-то.
      На кого же он указывал?
      На Йони!
      Йони изумленно вытаращился на инспектора. Затем повернулся и посмотрел на доску, словно убегая взглядом от все еще уставленного на него пальца.
      Что тут можно было поделать?
      Йони всем своим видом показывал, что не намеревается выйти к доске. Да, пожалуй, и не стоило. Но все же ему надо было хоть что-то сказать…
      Этого и ожидал инспектор.
      Его палец чуть опустился, но по-прежнему был наставлен на Йони. И сам он наклонился вперед, не отрывая глаз от Йони.
      Директор в дверях уже покачивал головой.
      Бедняга Муурикки, словно охваченная ужасом, беспомощно глядела на Йони.
      В классе нависла гнетущая тишина. Рою стоило лишь вздохнуть под кучей сумок, чтобы стоящий совсем рядом человек непременно заметил его.
      Тут Йони встал.
      Но вместо того чтобы двинуться к доске, он повернулся в сторону посетителя в сине-сером костюме.
      — В первой задаче плюс двадцать восемь. А во второй — минус четыре.
      Лицо инспектора вытянулось, как в зеркале комнаты смеха. Он в изумлении смотрел на Йони. Затем встал.
      — Рой, ни с места!
      Томи прошептал это совершенно спокойно. Взгляды всего класса были устремлены на инспектора, все ожидали, что он скажет.
      Но инспектор даже не раскрыл рта. Он вышел из прохода и, миновав Муурикки, подошел к доске, взял мел и начал вычислять.
      Это был профессионал не хуже Муурикки. Вычислял он так быстро, словно писал скорописью.
      Все, как загипнотизированные, смотрели на доску. Когда решение первой задачи было закончено, результат оказался плюс двадцать восемь.
      Инспектор огласил его во всеуслышание.
      — А во второй задаче минус четыре, — произнесла Муурикки. — Я тем временем подсчитала.
      Воззрился ли Рой на Йони из-под курток? Если нет, то он был единственным исключением в классе. Все остальные сделали именно это.
      — У тебя поразительная способность считать в уме, — сказал от двери директор.
      — Безусловно, — подтвердил инспектор и положил мелок в желоб у доски. — Блестящий успех!
      В дверь постучали и тут же распахнули ее. В класс заглянула секретарша:
      — Прошу прощения — звонит школьный советник!
      — Спасибо, сейчас идем, — сказал человек, стоявший рядом с директором. Затем он повернулся к Муурикки: — Поздравляю вас, госпожа учительница! У вас замечательный математический класс. Доброй весны вам всем!
      Когда гости удалялись, весь класс поднялся.
      Как только дверь за ними захлопнулась, в классе раздалось громогласное «ура».
      Потрясенный Томи во все глаза глядел на Муурикки. Она тоже кричала «ура» вместе со всеми! Она тоже была своей среди них.
      Только после третьего «ура» наступила тишина.
      Теперь уже Муурикки во все глаза смотрела на Томи.
      — Как ты сумел добиться, чтобы собака так тихо лежала на месте?
      Томи почесал Роя и разрешил ему подняться из-под курток.
      — Так уж мы доверяем друг другу. Каждый на слово верит другому. Она поняла, что надо притаиться и молчать, и не спрашивала зачем.
      Муурикки продолжала пристально глядеть на него. Ее губы шевельнулись, как будто она сглотнула что-то. Глухим, сдавленным голосом она сказала:
      — Знаете ли вы, что бы я отдала за то, чтобы и между нами было такое же доверие!
      Последние слова она произнесла с хрипотцой. И выбежала из класса.

Глава пятая

      В эту субботу все, что только могло, пошло вкривь и вкось.
      Томи рассчитывал отправиться в долгую прогулку на лыжах, но проспал и поссорился из-за этого с матерью.
      — Ты каждое утро, надо не надо, стаскиваешь с меня одеяло, а когда предстоит что-нибудь дельное, позволяешь спать хоть до вечера.
      Перебранка могла бы затянуться, если бы грозный взгляд отца поверх газеты не пресек ее.
      Отправляясь кататься на коньках — назло матери не поев, хотя она всячески уговаривала его, — Томи вооружился двумя клюшками, шайбами и мячами, так как не знал, во что именно будут играть его товарищи.
      Все это снаряжение он принес на каток зазря. Сначала недоставало игроков, а потом, когда пришел Яксю с несколькими ребятами из других домов-башен и можно было начать игру, на каток явилась какая-то команда юниоров, и ее тренер заявил, что сейчас отведенное им время, и выгнал всех с катка.
      Когда Томи со всем снаряжением возвращался домой, настроение у него было такое, что не хотелось ни с кем встречаться по крайней мере в течение нескольких часов.
      Перед тем как выехать на свою улицу, он замедлил ход и, остановившись у последних ивовых кустов, обозрел улицу из конца в конец.
      Несколько нажимов на педали — и он достиг хозяйства дедушки Жестянщика и завернул во двор. Дедушка был в своей мастерской. Там все сверкало и искрилось, как фейерверк в Монте-Карло. Этому сопутствовали какая-то трескотня, шипение и проклятия самого дедушки Жестянщика.
      — Что ты делаешь?
      — Печку для бани.
      Их встречи всегда были одинаковы: они без долгих слов продолжались с того места, на котором закончилась предыдущая, так, словно он и дедушка Жестянщик вовсе не расставались.
      В дедушке Жестянщике было нечто неизменное, постоянное. Томи всегда знал его таким.
      Сноп искр вылетал, как из огнемета, и падал на обветренные, продубленные руки сварщика, но он, казалось, не замечал этого.
      — Ты обожжешь себя.
      — От этого не умирают.
      — Но тебе, наверное, больно?
      — Известное дело, есть малость… Уже привык…
      Бабушка Жестянщица открыла кухонное окно и позвала старика обедать. К счастью, она не заметила велосипеда Томи. Он не питал пристрастия к ее стряпне. Сегодня на обед у них были щи.
      — Да иди же! — крикнула бабушка. — Ведь сегодня суббота…
      — Последний шов! — прокричал дедушка Жестянщик.
      Томи задумался над словами бабушки.
      — Стоит ли тебе жертвовать для работы субботой? Сейчас такая хорошая погода…
      — Конечно, не стоит, — донеслось с кряхтением из-за световой завесы, на которую нельзя было смотреть, до того становилось больно глазам. — Сборщики налогов все забирают. На содержание вашей школы!
      Злое облако искр сопровождало ворчбу дедушки… Раз ему приходится так вкалывать, он имеет право требовать, чтобы все учились хотя бы на восьмерку…
      Пожалуй, нужно потихоньку подаваться отсюда.
      Дедушка Жестянщик был в настроении поговорить о налогах. Теперь из него скоро посыплются отборные истины о министрах и депутатах парламента.
      Однако на этот раз он, видимо, решил остановиться на школьных делах.
      — И у тебя успеваемость упала на целый балл!
      Дедушка Жестянщик встал. Закрыл газовый баллон и принялся подтаскивать шланг и тележку с баллоном поближе к стене.
      Томи помог ему.
      Поставив сварочный аппарат на место, дедушка возвратился к печурке. Он работал в спокойном, неторопливом ритме.
      — А может, и больше, чем на один балл?
      Уж он-то умел без конца долбить одно и то же!
      — Да, больше, — подтвердил Томи. Горечь неудачного дня начала угнетать его. — Я вообще изменился во всех отношениях. Стал уже совсем не тем, каким был год назад… Ты ничего не заметил?
      Дедушка Жестянщик выпрямился и потянулся. Белки глаз на его почерневшем от копоти и грязи лице казались огромными, как у негра.
      — А ты сам бы заметил, если бы Рой стал вдруг все время ходить задом наперед, хрюкать, как свинья, и беспрестанно подмигивать левым глазом?… Перемены примерно одного разряда!
      Томи уставился на дедушку:
      — А что я могу с этим поделать?
      Дедушкина трубка зашипела. Он вытер ее рукавом.
      — Тебе ничего и не надо делать… Так полагается в твоем возрасте. Это у каждого почти так… Как будто вдруг попал под пресс и вышел оттуда отштампованный. Пять тысяч кусочков, и ни одного на своем месте. Кроме нескольких, что пропали вообще.
      Дедушка Жестянщик поднял свою черную руку, и его указательный палец оставил след на кончике носа Томи.
      — Так было, есть и будет со всеми поколениями… Тут ничего не добьешься, если станешь рассматривать собственный пуп, как делают многие. И придется немало помучиться, если начнешь пережевывать эту жвачку снова и снова.
      — А что же делать, раз увязаешь в этом?
      Дедушка Жестянщик усмехнулся.
      — Человек, когда возьмет себя в руки, многое может. Захочет — так всегда справится с собой. Не падай духом… Хоть теперь и трубят о том, что финн не должен плакать и сгибаться, это вовсе не значит, что иногда он не может и всплакнуть.
      Томи остановился в дверях мастерской.
      Густая тень покрыла его лицо, прежде чем он ступил на залитый солнцем двор.
      Дедушка стоял совсем рядом с ним, статный, крепкий и какой-то удивительно сильный. Если бы Томи захотел сравнить его с чем-нибудь, он, ни секунды не колеблясь, сказал бы, что дедушка похож на гору.
      Дедушка дружески постучал Томи по плечу.
      — Пойдем поедим! Бабушка приготовила вкусные щи.
      Томи отрицательно покачал головой:
      — Меня мутит от одного их запаха.
      Дедушка улыбнулся и наклонился к нему:
      — Скажи это так, чтобы бабушка услышала.
      Томи взялся за руль велосипеда.
      — Ну уж нет! — усмехнулся он.
      Хотя дедушка Жестянщик и рассмеялся, но в его глазах Томи прочел озабоченность.
      Йони ехал ему навстречу с двумя пустыми сумками.
      — По субботам и воскресеньям я подменяю разносчика столичных газет, — объяснил Йони. — Городская газета доставляется лишь два раза в неделю.
      Они составили вместе свои велосипеды, не касаясь ногами земли.
      — Юку, куда ты деваешь заработанные деньги? Яксю, один мой товарищ из домов-башен, купил себе мопед «Обезьяну». Его отец дал ему половину денег, а вторую Яксю заработал сам.
      У Йони были хорошие зубы. Крепкие и красивые. Они так и сверкали, когда Йони широко улыбался.
      — Меня не интересуют мопеды!
      Томи хотел было спросить, верно ли он угадал, что Йони интересует стереофоническая радиоаппаратура, но слова застряли у него в горле, когда он увидел Роя, бросившегося к ним из-за угла.
      Собака уже издали неистово залаяла и, приближаясь, поднимала все больше шуму.
      — Что это с ней?
      Йони немного побаивался большой овчарки и поднял ногу повыше с той стороны, с которой она подбегала. Как будто бы это могло спасти его, если бы Рой решил позавтракать им…
      — Ты мог бы пойти ко мне, раз забрался в эти места. У нас, наверное, найдется, что поесть… — предложил Томи.
      Йони колебался:
      — Через полчаса мне тоже надо быть дома. Мы договорились, что будем обедать в это время.
      — Так завернем пока ко мне, я чего-нибудь перекушу, а потом провожу тебя к твоим.
      Йони кивнул:
      — Идет!
      — Ну так поехали!
      Они быстро направились к Томи. Рой весело бежал впереди.
      Возвращаться, как оказалось, и не стоило: мать приготовила капустную запеканку. Ее запах чувствовался уже в передней.
      — Бабушка Жестянщица приготовила на обед щи. Там был такой же запах, — недовольно проговорил Томи, бросая в чулан клюшки и другие спортивные принадлежности.
      Войдя в комнату, Томи увидел, что отец уже пообедал и прилег отдохнуть.
      — Это Йони, мой одноклассник!
      — Присядь с Томи за компанию, — радушно сказала мать, собирая на стол. — Еды хватит на двоих.
      — Спасибо, я поеду обедать домой. Как раз успею к обеду. Я подожду Томи, и мы поедем вместе.
      Томи сел и принялся делать бутерброд.
      — Скажи прямо, Йони, что такую еду не положит в рот ни один нормальный человек. Это как запаренный корм для коровы. Силос… Можешь послушать в моей комнате музыку. Через наушники, потому что отец спит. Там есть одна новая запись Линды. И превосходный Бонн М.
      — Не хлопочи так вокруг меня!
      — Я скоро… А ну ее, эту запеканку. Съем пару бутербродов, вот и все.
      Мать обиделась.
      Ну и пусть обижается! Зачем она всегда готовит то, чего он и в рот не берет. Собственно говоря, не стоило тратить время и на бутерброды. Он мог бы проглотить походя пару сосисок у киоска.
      Йони все же остался на кухне и присел на первую попавшуюся табуретку.
      Ну и ладно. Тем скорее управимся.
      Томи бросил два большущих куска колбасы Рою, который пускал слюну, не смея подойти к столу. Конечно, его не следовало кормить таким образом, чтобы не научился попрошайничать.
      Ну хоть бы мать не шумела, но ей надо все выведать у Йони. И потом еще удивляться:
      — А вы, оказывается, раньше не учились вместе! Если бы рот Томи не был набит хлебом, он бы ответил за Йони. К тому же Томи успел хлебнуть молока, так что говорить он не мог.
      — Я поступил к ним в школу всего несколько недель назад.
      — Вы поселились где-нибудь поблизости отсюда?
      «До чего же отвратительны женщины в своем любопытстве!»
      — Не совсем поблизости. В избушке на садовом участке.
      Мать во все глаза уставилась на Йони.
      — Как?! Всей семьей?
      — Чего ты его экзаменуешь? — вставил Томи, проглотив наконец хлеб.
      Никто даже не слушал его. И Йони тоже.
      — Я живу там с бабушкой. Матерью отца.
      Этого не знал даже Томи!
      Лицо матери приняло выражение, как у члена общества «Спасите детей». Когда Томи видел это выражение, ему всегда хотелось удрать куда подальше.
      — И бабушка заботится о тебе?
      — Не хватает еще псалма! — Томи встал. — Допрос окончен! Пошли, Йони…
      «Что случилось с твоими родителями? И много ли у вас денег в банке? И есть ли фамильное серебро и знаменитые родственники? К черту!»
      — Мой отец умер, а мать снова вышла замуж.
      — Вот если бы и у нас было так! — Томи подтолкнул Йони вперед. — Мы уходим. Чао!
      — Томи! Что ты сказал? Я…
      — Рой, ко мне!
      Рывок Роя из угла и поспешное «до свидания» Йони заглушили слова матери.
      — Может, тебе нужно было бы рассказать что-нибудь своей матери? — спросил Йони.
      — Да ведь она сама выпытала все, как на полицейском допросе.
      Хотя Томи весь кипел от возмущения, он все-таки не забыл помахать рукой бабушке Сааринен и Марке, которые как раз возвращались к себе домой от соседей. Томи стремительно выехал со двора на улицу, Рой бежал рядом. Йони ничего не оставалось, как последовать за ними.

Глава шестая

      Старые избушки на садовых участках были, откровенно говоря, очень интересные. Невероятно маленькие, но какие-то замысловатые. Комнаты словно в игрушечном домишке. Хорошо еще, что кровать всегда вмещалась у какой-нибудь стены.
      Они с самого начала были задуманы как летние домики, но в войну, когда люди лишались крова над головой в результате бомбежек, их иногда приспосабливали и под зимнее жилье. И в некоторых домишках до сих пор люди жили круглый год. Главным образом старики, хотя избушки, пожалуй, меньше всего подходили для них. Однако это позволяло им жить, ни от кого не завися.
      Крайние избушки, что на участках, примыкавших к берегу водоотводной канавы Тиитинен, были самые лучшие. Все здесь напоминало деревню: у берега мостки, миниатюрные бани, амбары.
      Йони обитал в двухэтажном домике с балконом.
      — Увидев в первый раз эту избушку, я не поверил своим глазам, — рассказывал Йони, когда они остановились в воротах. — Избушка словно из сказки. Когда какой-то городской чиновник показывал мне это место, она была по самый балкон заметена снегом.