Сказание об истинно народном контролере (География одиночного выстрела - 1)

      Сперва он показал Павлу свою коллекцию самоваров, подчеркнув при этом, что "разумный патриотизм должен в чем-то проявляться". Потом пригласил выпить чая за его широким столом.
      - Вот за чаем мы вас и утвердим! - сказал доброжелательно товарищ Павлюк, присаживаясь на свое кресло во главе письменного стола.
      Павел бросил на него недоуменный взгляд, который хозяин кабинета сразу понял и поэтому объяснил:
      - Дело в том, товарищ Добрынин, что вас выбрали, так сказать, на самом низком уровне, потом вы были в районе у товарища Коваленкова, и должен сказать, что вы ему понравились. Так что он утвердил вас и даже вам, наверно, не сказал об этом. Теперь мы должны утвердить вас как область, и потом уже последняя инстанция... ну, вы знаете какая...
      Павел кивнул.
      - Но вы не думайте, что мы не доверяем решению вашего колхозного собрания! Такая процедура, понимаете?! Мы ведь вам даже вопросов не задаем... Кстати, вам передали мой подарок?
      - Какой? - спросил Добрынин.
      - Ну, книжку Ленина с моей подписью?
      - Да, конечно, спасибо большое... - затараторил Добрынин.
      - Ну, я еще не окончил... Итак, процедура такая, понимаете? - продолжал товарищ Павлюк. - Я вот сейчас при вас спрошу членов партбюро: вам нравится товарищ Добрынин? - И товарищ Павлюк обвел пытливым взглядом троих в костюмах.
      Они кивнули.
      - Вот видите! - обрадовался хозяин кабинета. - И мне вы сразу понравились. Смотрю - русский человек, открытое лицо, добрая располагающая улыбка. Ну просто идеальный контролер. Вот мы вас и утвердили. А теперь чай и бублики!
      Молодой парень, по виду комсомолец, занес в кабинет поднос с румяными бубликами и большой медный чайник с кипятком. Потом в каждую чашку на столе товарищ Павлюк лично всыпал по щепотке чайной заварки.
      - Доложите-ка мне о состоянии дел на уборке урожая! - обратился, попивая чай, товарищ Павлюк к членам партбюро.
      - У нас все в порядке, - ответил один из них.
      То же повторили и другие.
      - Это хорошо, - довольный, руководитель кивнул. -Так и надо работать!
      Потом товарищ Павлюк заговорил с членами партбюро о перспективах постройки в городе кирпичного завода. Павел слушал их краем уха, набираясь знания, и одновременно не мог оторваться от вкусных румяных бубликов, которые просто таяли во рту. Казалось ему, что начавшаяся пару дней назад новая ответственная жизнь обещает ему много таких бубликов впереди, а кроме того подумалось Павлу и о том, что чем больше у человека ответственности, тем больше Родина беспокоится о нем и о его здоровье, и это казалось справедливым.
      - Ну что, - вдруг, бросив взгляд на свои ручные часы, обратился к Павлу товарищ Павлюк. - Ваш поезд через час. Как бы не опоздать...
      - Поезд? - переспросил удивленный Павел, ничего ни о каком поезде не слышавший.
      - Ах, извините, не сказал вам! - спохватился товарищ Павлюк. - Ваш поезд на столицу... Вам же говорили, что вас там ждут?..
      Павел кивнул.
      - Ну вот... - развел руками Павлюк. - Жалко, что так мало побыли у нас в Манаенковске, но кто знает - может, судьба еще занесет сюда... Будем рады.
      После этого товарищ Павлюк вызвал по телефону машину и самолично сопроводил Добрынина вниз по мраморной лестнице.
      И автомобиль, и шофер были те же. На этот раз Павел и шофер даже поздоровались друг с другом как старые знакомые.
      Ехали снова молча. Но теперь и самому Павлу не хотелось разговаривать. Он все еще разглядывал город, удивляясь его виду.
      - Скоро проедем мимо нашего театра! - с гордостью произнес шофер.
      Павел приготовился.
      Но театра они так и не увидели из-за того, что дорога впереди снова оказалась перекопанной по той же причине прокладывания вакуумного мусоропровода. Шофер еще раз кратко выругался и окольными путями отвез Павла на вокзал, где и посадил его на ожидавший отправления поезд.
      Павлу поезд понравился: состоял он из локомотива и всего двух пассажирских вагонов. Потом, правда, перед самым отправлением, к составу подцепили еще какой-то вагон, но рассмотреть его не удалось.
      Приятно стучали колеса, а Павел сидел в своем купе и глядел в окно на уходящий, затухающий день.
      Завтра начнется новый день, и то, что Павел встретит этот новый день в пути, казалось замечательным и многозначительным.
      В купе зашла молодая женщина в железнодорожной фуражке - принесла чай.
      - Скажите, а бублики у вас есть? - спросил у нее Павел.
      - Да что вы, товарищ! - удивилась женщина. - Откуда здесь бублики?
      Павел кивнул, поблагодарил за чай, отпил глоток и понял, что чай не сладкий, но спрашивать эту женщину о сахаре не захотел.
      Женщина зашла через полчаса с пачкой газет.
      - Читать будете? - спросила она.
      - Буду, - ответил Павел.
      - Три хватит? - спросила женщина.
      - Хватит, - сказал Павел.
      Железнодорожница отсчитала три газеты и, положив их на столик, ушла.
      Пока в купе горела тускловатая лампочка, неизвестно откуда питавшаяся током, Павел внимательно читал принесенные газеты и узнавал из них такое множество всего, что представление его о жизни и о своей Родине расширялось с каждым прочитанным словом. И возникало ощущение, что едет он в поезде посреди огромного строящегося города-гиганта, где люди хотя пока и не живут, но уже вовсю работают, побивая всякие мировые рекорды в областях бурения, угледобычи, выпечки хлеба и плавки разных металлов.
      Немного устав от чтения, решил он рассмотреть в одной из газет лица новых орденоносцев, награжденных в Кремле, и только поднес он к глазам этот групповой фотопортрет, как лампочка в купе потухла. За окном тоже уже было темно, и, отложив газеты на столик, улегся Павел на нижней полке и, накрывшись теплым ватным одеялом, заснул.
      Глава 6
      Тропинка вела ангела все дальше и дальше, пока не вывела к соседствовавшей с лесом деревеньке. Вывела, а сама нырнула в фунтовую дорогу и растворилась в ней. Дорога эта была для деревни единственной улицей, потому что все избы, а было их не больше двух десятков, своими окошками выходили на нее. Дальше, за деревенькой, дорога бежала вдоль лугов и где-то там, среди них, терялась.
      "Ну вот и первое жилье!" - подумал ангел.
      Близился вечер. Во дворе ближней избы женщина развешивала для просушки выстиранное белье.
      Ангел подошел к забору и поздоровался, а она, окинув подошедшего взглядом, забежала в дом, так и не ответив на приветствие.
      Ангел было развернулся, чтобы идти к другой избе с просьбой о ночлеге и пище, но тут его окликнул мужской голос.
      - Подойди-ка! - крикнул невысокий мужичок в полотняных штанах и подпоясанной шнурком холщовой рубахе серого цвета. - Ты беглый, че ли?
      Ангел подошел.
      - Мне бы переночевать... - сказал он, глядя в лицо хозяина вполне дружелюбно.
      - Беглый... - проговорил задумчиво мужичок, оглядывая красноармейскую форму ангела. - Ну заходь!
      Пол в сенях из-за нанесенной сапогами грязи казался земляным. Хозяин сам разулся и ангелу сказал сапоги снять, да вдруг заметил, что гость-то босиком пришел. Удивился, порылся в сундучке, стоявшем тут же, достал худые короткие сапожки и протянул их ангелу: "Надень-ка!"
      Ангел послушно надел, потопал в них по полу.
      - Ну как? - глядя на ноги гостя, спросил хозяин.
      - Хороши, - ответил ангел.
      Были сапожки чуть велики, но скрываемая ангелом радость от встречи с такою добротою была еще больше.
      Прошли в горницу, а там у русской печки уже хлопотала хозяйка, просовывая кочергою поближе к огню большой горшок.
      - Сейчас все будет, все сейчас будет готово... - приговаривала она.
      Гость присел на скамью и, уже сидя, покрутил головою, осматривая комнату. Жилье было чистым и аккуратным, широкая кровать, стоявшая за русской печкой как за углом, была покрыта вышитым красными петухами покрывалом. На столе уже лежала осьмина хлеба.
      Хозяин заглянул в комнату, улыбнулся гостю и снова исчез в сенях, а потом, видимо, во двор вышел - дверь на улицу хлопнула.
      Пока ангел рассматривал горницу, загорелась своим неживым светом маленькая лампочка, привешенная к потолку, а вслед за этим снова хлопнула дверь в сенях и появился хозяин, довольный, но серьезный. Зашел, глянул на лампочку, потом же, переведя взгляд свой на гостя, пояснил, что какая-то птица провод оборвала и пришлось его узлом связать, чтобы пустил он по себе электрический ток в избу.
      Полюбовавшись еще недолго светом лампочки, хозяин уселся по другую сторону стола на такую же деревянную скамью и принялся ждать еды.
      Тушенная с салом картошка меньше всего походила на райскую пищу, но ангел ел ее с удовольствием, хотя, конечно, больше всего радовался сытному мягкому хлебу. Хозяин тоже набросился на еду так, словно полстраны плугом вспахал. Жевал он жадно и как-то уж очень спешил.
      - Еще положить? - спросила хозяйка.
      - Нет, спасибо... - сказал ангел.
      А хозяин просто помотал головою отрицательно.
      - Ну, тогда я остальное вниз спущу! - проговорила женщина и взяла со стола пузатый горшок.
      С горшком она прошла в угол горницы, ближний к дверям в сени, и одной рукой подняла деревянный щит -вход в подпол.
      Ангел доел свой ужин и почувствовал, что неплохо было бы ему прилечь. Он бросил взгляд на хозяина, но тот все еще жевал, а посему гость перевел взгляд в другую сторону и увидел хозяйку, выбирающуюся из подпола уже без горшка в руках.
      Заоконная жизнь тем временем наполнилась темнотою, и сидевший лицом к окну хозяин дожевал последний ломоть хлеба и широко зевнул, тут же перекрестивши свой рот.
      - Ну че, гость дорогой, - заговорил он мятным полусонным голосом. - Спать небось хочешь?
      Ангел кивнул, наслаждаясь внутренним спокойствием тела. Чувствовал себя он в этой избе уютно.
      - Ну, че ж, пора уж... - хозяин еще раз зевнул, а после поискал взглядом жену. Взглядом не нашел, ио слухом услышал - возилась она с чем-то у кровати за русской печкой.
      - Валя! - окликнул ее мужичок. - Где гостю постелем?
      - Дак стелить-то уж нечего... Внизу все, пускай спускается да вместе с солдатиком и ляжет... - отвечала из-за печки жена.
      - Ну, слышь, - хозяин развел руками. - Ну, да и ты вроде солдатик, так что уж не в обиде...
      - Тама не закрыто, покажи ему! - добавила хозяйка и тут же уронила что-то и шепотом выругалась.
      Подвел хозяин гостя ко входу в подпол, и полез ангел вниз по лесенке. Спустился, а там тоже светло и такая же лампочка горит, только низковатый подпол оказался - прямо по его росту. Правда, размером он был чуть поменьше горницы, и тоже стол там стоял, три лежанки деревянные, застеленные чем-то полотняным. На столе - горшок тот самый, что хозяйка уносила, а за столом люди. Чуть пригнулся ангел, чтобы свет от висевшей рядом лампочки глаза не резал. И увидел троих сотрапезников за едою: старика и двух людей помоложе возрастом, из которых один был в похожей зеленой одежде, а второй - в суконной рванине.
      Ангел поздоровался, и трое сотрапезников кивнули ему в ответ. Ели они сосредоточенно и как-то устало, но усталость эта скорее была написана на их лицах. Появление новичка их не смутило и не удивило.
      Доев картошку, они передохнули чуток. Старик тут же пошел и улегся на стоявшую в углу лежанку. И отвернулся от света и от остальных.
      Человек в зеленой одежде внимательным образом осмотрел ангела, потом обменялся взглядом со своим соседом по столу.
      - Ты из какого отряда? - спросил он ангела, выковыривая пальцем что-то из зубов.
      - Я не из отряда... - проговорил ангел. - Я с неба спустился... посмотреть хотел, что тут...
      - С луны ты свалился, а не с неба!.. - оборвал злобно человек в зеленой одежде. - Что, не мог обменять где-то свою форму?
      - Но ведь и у вас такая одежда... - возразил на это ангел.
      - Я уже договорился. Мне хозяин принесет этой ночью.
      - Может, он и мне принесет? - подумал вслух ангел, уже понявший, что одежда, которую он имел на себе, способна стать, причиной многих неприятностей.
      - Тебе он не принесет. Нету у него больше... Да и чем ты платить будешь? Я-то ему ружье дал, а у тебя ж ни шиша нету, даже из карманов ничего не выпирает.
      Ангел провел рукой по карманам и действительно убедился в их пустотелой гладкости.
      - А ты скажи хозяину, что отработаешь у него на свинарнике! - посоветовал парень в суконной рванине. - У него свинарник есть, я когда подходил к дому слышал!
      - Не-е-е, - протянул солдатик. - Что он, себе дурень, чтобы разрешать дезертиру в форме свой свинарник убирать?!
      Старик, лежавший на угловой лежанке, захрапел, и все трое посмотрели в его сторону.
      - А че? - заторможенно проговорил парень в рванине. - Может, пристукнуть старика, тогда и переоденешься? Хотя коротковато все будет, но глянь, какое сукно.
      - Зачем пристукнуть? - удивился ангел. - За что?
      - Сам-то он не отдаст, и, вишь какой, на ночь не раздевается, во всей своей одеже спит, - объяснил парень. - А значит: если не пристукнуть, то и не переоденешься.
      - Да ладно, - ангел махнул рукой. - Где-нибудь потом переоденусь.
      - Дурень, - сказал, как отрезал, дезертир.
      Открылся со скрипом вход в подпол, и хозяин, приспустившись на пол-лестницы, бросил дезертиру узелок.
      Дезертир спешно развязал его - оказалось, что это и есть обещанные лохмотья. Тут же переоделся и разглядел себя.
      Парень в рванине хохотнул, хотя сам был одет не лучше, а ангел улыбнулся: на дезертире теперь были синие штаны, обрезанные чуть ниже колен, и верхняя часть женского сарафана, конечно, без рукавов, и цвета неопределенного, от которого в глазах рябило.
      Дезертир, не сказав ни слова, бросил хозяину в руки свою военную форму. Скрипнула лестница, и вход в подпол закрылся.
      - Спать надо... - буркнул только что переодевшийся и, подойдя к лампочке, что-то с ней сделал, отчего она погасла.
      В полнейшей темноте ангел стоял и слушал, как устраиваются на своих лежанках обитатели этого подпола. А когда стало тихо, он спросил: "А где мне можно лечь?"
      - На стол ложись! - проговорил из темноты дезертир. Ангел послушно забрался на стол, лег на бок, подогнув под себя ноги, чтобы не свисали, и попробовал заснуть. Но было ему и холодно, и неудобно, и поэтому лежал он на столе без всякого удовольствия и занимал себя мыслями, в которых понять пытался встреченную им жизнь. Лежал он так и тогда, когда воздух в темном подполе наполнился храпами, сопеньями и чьим-то бормотанием во сне. Бормотание было про любовь, про любовь несчастную и неразделенную, и сделалось от этого ангелу еще грустнее и неудобнее. И слушал он это бормотание с затаенной болью до тех пор, пока не прозвучало откуда-то сверху, и не из комнаты, что над подполом располагалась, а вообще с земли, некое механическое рычание, которое, однако же, вскоре затихло, но на смену ему пришли другие шумы и голоса, и наполнили они собою уже не всю землю, а ту комнату, что располагалась прямо над ними, и заскрипели виноватым скрипом доски пола, по которым расхаживал кто-то, а может, и расхаживали, потому что голосов было несколько, и среди них улавливался негромкий голос хозяина, однако говорили чаще другие, более грубые голоса. Потом разом все стихло, но тотчас открывшийся вход в подпол впустил вниз целый коридор света.
      - Эй, там, выходи все! - крикнул кто-то сверху, и тут же в углу ойкнули громко, словно от снившегося кошмарного сна.
      - Выходи! Неча отлеживаться! - повторил голос. Ангел, будучи не спящим, слез со стола и, войдя в этот до рези в глазах яркий коридор, созданный такою маленькою лампочкой, поднялся по лесенке и остановился, увидев перед собою четырех вооруженных красноармейцев.
      - Садись пока! - ткнул рукою на скамью у стола один из них.
      Ангел сел.
      Тем временем поднялись из подпола и остальные. И их усадили у стола; вперед на шаг выступил красноармеец постарше, осмотрел странную компанию, задержав взгляд на обрезанной верхней половинке сарафана, одетой на дезертире. Ухмыльнулся.
      - Ну, - сказал он, - кто откуда будет? А? На сей вопрос ответа не последовало, и тогда красноармеец пальцем показал на парня в суконной рванине и, сощурив глаза, спросил:
      - Ты! Откуда сбег?
      - Из колхоза, - дрожащим голосом ответил парень.
      - Какого колхоза?
      - "Заветы Ильича".
      - Ишь ты... - покачал головой красноармеец. - Из заветов Ильича сбег! И не стыдно?!
      - Стыдно... - сказал парень и опустил голову.
      - Эт у тебя первый побег? - все допытывался красноармеец.
      - Ага, - сказал парень.
      - Ладно, - красноармеец вздохнул и перевел взгляд на дезертира. - А ты?
      - Я не сбегал, я по делам шел... и здесь заночевать попросился... заговорил тот.
      - А кто ж тебе такую сарафанную сорочку сшил? Жена што ли? - заулыбался красноармеец.
      - Да, жена... - кивнул дезертир.
      - Ну че, правду говорит? - красноармеец повернулся к хозяину, голубоватому лицом из-за недосыпа.
      - Не-е, - ответил хозяин. - Эт он со мной поменялся. Свою-то форму мне дал, а это я ему кинул...
      - Ах ты сволочь! - чуть было не бросился дезертир на хозяина, но вовремя заметив, как один из красноармейцев выставил в его сторону винтовку со штыком, усидел-таки на месте.
      - Та-ак, - красноармеец покачал головой. - Откуда сбег?
      - Тридцать восьмой кавалерийский особый отряд по поимке беглых колхозников... - проговорил упавшим голосом дезертир.
      - Ишь ты! - снова покачал головой красноармеец. - А мы из тридцать девятого механизированного особого отряда по такой же поимке... Первый раз бежишь?
      - Второй... - сознался дезертир.
      - Ясно, - красноармеец посмотрел на ангела. - А ты? - спросил он.
      - Я... - начал было отвечать ангел, да запнулся, понимая, что правду говорить нет смысла, а неправду, в которую эти люди с радостью поверят, - не хотелось говорить.
      - Чокнутый он! - брякнул беглый колхозник. - Старика пристукнуть не захотел...
      - Эт точно, чокнутый! - подтвердил дезертир, и красноармеец с усилившимся интересом посмотрел на ангела.
      - А в форме чего? Дезертир пожал плечами.
      - Поменяться попросил один... - сказал ангел. - Я ему свою отдал, а он мне эту...
      - Дезертиру, значит, помог! - негромко проговорил красноармеец. Нехорошо. Придется приравнять тебя за это к беглым колхозникам. И то лучше, чем дезертиром из Красной Армии быть.
      Красноармеец посмотрел пристально на дезертира, пожевал губы, размышляя о чем-то военном, потом спросил у хозяина:
      - А много ли они съели?
      - Да много, ясное дело. Картошки полпуда, сала четыре фунта, две курицы...
      - Врешь! - заверещал беглый колхозник. - Не было куриц, и сала там на грош съели!
      - Куриц старик съел, - добавил хозяин. - Ему ж положено?!
      Старик кивнул.
      - Ну а как вам здесь, отец? - спросил старика красноармеец.
      - Да ничего, все одно лучше, чем в тринадцатом на каторге.
      - Ну еще посидите...
      Старик обратил свой усталый взгляд на красноармейца.
      - Мне б гулять иногда... - попросил он. - А, сынок? Можно?
      - Ну, ночью можно, - ответил красноармеец. Потом же, обернувшись к другим солдатам, стоявшим за его спиной, скомандовал: "Этих троих в кузов, старика оставить и принести сюда те два мешка картошки".
      - Товарищ командир! - просительным голосом обратился хозяин. - А вы ж обещали еще проса и овса на три трудодня...
      - Эт в следующий раз! - сказал красноармеец так твердо, что хозяин кивнул и замолчал.
      Ангел, дезертир и беглый колхозник были выведены солдатами на дорогу, где им приказали забраться в кузов стоявшего там же грузовичка, куда также залезли два красноармейца. А командир их с другим солдатом, который кроме прочего был еще и шофером, сели в кабину машины и, не попрощавшись с вышедшим их проводить хозяином, завели мотор.
      Мотор взревел так сильно, что сверху, с безоблачного глубокого неба сорвалась одна звезда и на глазах у хозяина застремилась вниз, однако по дороге угасла и упала вследствие этого невидимо, да и, должно быть, далеко от этих мест, так как при близком падении звезд должен возникать гром, а тут было тихо, и только удаляющееся рычание машины нарушало ночную тишину и отвлекало мысли хозяина от остальных звезд, светивших ярко и уверенно.
      Глава 7
      В столицу поезд прибывал утром.
      Как только в окне появились первые постройки, Павел вскочил и приготовился выходить. Но дома все продолжались и продолжались, и не было им конца, и понял тогда Добрынин размеры столицы. Стал терпеливо ждать, а чтоб не скучно ждать было - решил проверить свою котомку, собранную женой Маняшей по случаю отъезда. Сначала вытащил оттуда топор, полученный от нее же напоследок, потом полотняный мешочек с сухарями, немного проса, карандаш, чистую бухгалтерскую тетрадь и просто листок бумаги с кое-какими буквами. Прочитал. Маняша в той записке просила не забывать ее и детей их и писать им письма из всяких мест, куда работа закинет. Больше в котомке ничего не было, и положил Павел все, кроме топора, обратно, а что делать с топором думал-думал, а придумать не мог. С одной стороны, топор - вещь хозяйская и полезная, но с другой - возить его по стране и тяжело, и как-то неприятно. Подумал было оставить в поезде, но тут же откинул эту мысль, ведь всякому человеку он может в руки попасть, а что, если убийца найдет его и убьет кого-нибудь? Нет, в купе оставлять его было нельзя. Отдать железнодорожнице? Но на что он ей? Дрова они в поездах не рубят, а топят все углем брикетным, а с другой целью он ей не понадобится. В общем решил пока взять с собой, а уже потом решить, как с ним быть дальше.
      А тут, пока решал он про топор, и вокзал показался. Поезд подъезжал к нему медленно. Павел терпеливо и смирно сидел на нижней полке своего купе, в котором без всяких попутчиков пережил всю дорогу.
      Наконец поезд остановился.
      Кивнув на прощанье проводнице, Павел вышел из вагона и огляделся, отчего сразу закружилась голова. Ведь это не то, что в селе или в поле оглядываться: кругом многоэтажные дома, столбы фонарные в два раза выше сельских. Звуки, краски, мельтешение людей и машин. Было отчего голове закружиться.
      - Вот он! Вот он! - раздался рядом чей-то радостный выкрик.
      Павел обернулся и увидел запыхавшегося молодого человека в сереньком костюмчике и кепке с фотоаппаратом в руках. Пока он разглядывал его, подошли еще трое. А за их спинами неслышно ехал по перрону черный и блестящий, как хорошо начищенный сапог, автомобиль.
      - Расскажите о себе! Это для "Известий"! - попросил один из подошедших, держа в руках блокнот и ручку.
      - Родился я в селе Крошкино в семье бедняка... - говорил Добрынин, внимательно наблюдая за приближающимся автомобилем. - А теперь я женат и имею двух детишек: Дарьюшку и Петьку...
      - Скажите для "Стальной магистрали", - попросил парень в сереньком костюмчике и кепочке. - Как в вашем колхозе отнеслись к оказанному вам доверию?
      - К доверию отнеслись хорошо... - Павел кивнул, глядя, как из остановившегося за спинами корреспондентов автомобиля вышли двое степенных мужчин. Один из них поправил съехавший на сторону бордовый галстук, а второй наклонился к автомобилю и вытащил оттуда букет красных гвоздик. После этого они просто стали за спинами корреспондентов, ожидая, по-видимому, окончания интервью.
      - А как вам понравилось путешествие в столицу на поезде? - спрашивал третий корреспондент.
      - Понравилось... - признался Добрынин.
      - А вы до этого уже ездили на поездах?
      - Нет, - ответил Павел.
      - Закругляйтесь, товарищи журналисты! - строго, но с уважением произнес вдруг один из подъехавших на автомобиле. - Товарищу Добрынину следует отдохнуть с дороги. У него еще много дел. Прошу понять!
      Корреспонденты, похоже, сразу поняли и, откланявшись и пожелав всего самого доброго, удалились.
      - От имени руководства нашей великой Родины приветствуем вас в столице, говорил мужчина, вручая Павлу букет гвоздик. - Сейчас мы отвезем вас на служебную квартиру. Отдохнете там немного, а позже заедем за вами и-в Кремль.
      Блестящий черный автомобиль внутри был, просторен как сени в хорошей избе. Прильнув к стеклу задней дверцы, Павел все еще следил за проносящимися мимо зданиями и картинами городской жизни. Следил вяло, и взгляд его оживал только когда машина останавливалась на перекрестке, давая возможность Павлу увидеть кусочек столицы в своей гордой неподвижности. Правда, неподвижность эта была относительной, так как под зданиями, по тротуару, бесцеремонно ходили по своим делам свободные советские люди, даже не подозревая о том, что своим движением привносят они что-то особое в столичные впечатления заезжего гостя.
      Однако автомобиль не очень-то задерживался на перекрестках, а вскоре и вовсе свернул на узкую дорожку, проехал мимо отдавшего ему честь милиционера и остановился во дворе солидного каменного здания, парадный вход которого был украшен двумя статуями тружеников.
      - Ну вот вы и дома! - сладко произнес степенный мужчина, снова поправляя съехавший на сторону бордовый галстук.
      - Виктор Степанович, - обратился второй степенный мужчина к первому. Ей-богу, не стоит этот галстук банки селедки! Надул тебя Петренко! Обменяй лучше назад.
      Первый, тот самый Виктор Степанович, посмотрел на коллегу строго и покачал головой.
      - Не мог Петренко надуть, - сказал он. - Выходите, товарищ Добрынин.
      Павел и Виктор Степанович поднялись на третий этаж. Следом за ними туда забежал дежурный дворник и, открыв квартиру номер три, вручил ключ Добрынину.
      - Ну вот, проходите, осмотритесь... - приговаривал Виктор Степанович. - А я пока этот чертов галстук перевяжу.
      Павел опустил на пол котомку, снял в прихожей сапоги, размотал портянки и хотел было идти дальше босиком, но тут заметил стоявшие в ряд три пары тапочек различных размеров. Сунул ноги в ближнюю пару и пошел.
      Квартира была огромна. После каждого взгляда на потолок кружилась голова, и Павел решил больше вверх не смотреть. В самой большой комнате посередине стоял круглый стол, под одной стеной - диван и два кресла, под другой блестящий узорным стеклом сервант, внутри которого стояли три юбилейные вазы с какими-то датами и надписями.
      - Ну, как вам тут? - спросил, зайдя в комнату, Виктор Степанович.
      - Да хорошо... - Павел обернулся.
      - А теперь пойдемте, я вам покажу ваш кабинет. Они прошли коротким коридорчиком и вошли в невысокую дверь. Комната, открывшаяся глазам Павла, была поменьше первой, но намного более приманчивой из-за того, что три ее стенки были заняты книжными шкафами, а перед широким светлым окном стоял массивный письменный стол, на котором радовали глаз настольная лампа с зеленым абажуром, прибор для письменных работ и сурового вида телефонный аппарат.
      - Здесь вот собрания сочинений наших классиков, - продолжал пояснения Виктор Степанович. - Это для работы и справок. Запомните, что все работы Ленина, Маркса и Энгельса у вас есть, а остальных авторов можете заказать по телефону прямой связи, если возникнет на то необходимость. Ну, думаю, тут все понятно...
      И вдруг телефонный звонок оборвал Виктора Степановича. Он метнулся к столу и снял трубку.
      - Да... да, это я... - сказал он кому-то, после чего посмотрел в глаза Добрынину и левой рукой сделал какой-то не совсем понятный жест. - Да... думаю, что не долго... - продолжал говорить он.
      Потом, прикрыв ладонью микрофон трубки, он снова посмотрел на Добрынина и сказал уже другим, менее вежливым голосом:
      - Павел Александрович, выйдите в коридор! Павел попятился, вышел из комнаты.
      - Да вы что! - убеждал кого-то Виктор Степанович так громко, что даже закрытые двери в кабинет пропускали сквозь себя его голос. - Кому вы верите! Это же известный негодяй! Да, хорошо, я отвечу. В присутствии всех!
      Павлу не хотелось слушать чужой разговор или даже часть его, и поэтому сначала он решил было вернуться в большую комнату, но внимание его привлекла другая дверь дальше по коридору. Он пошел и осторожно, словно и сам был гостем здесь, толкнул ее. Дверь приоткрылась, и в ее проеме увидел Павел широкую кровать, две тумбочки, на которых стояли по вазе с цветами, и - самое поразительное - на этой кровати спала женщина. Она спала лицом к окну, и Павлу видны были лишь ее каштановые кудри.
      Павел испугался и, прикрыв дверь, на цыпочках отошел. И тут оберегаемую им тишину нарушил Виктор Степанович, неожиданно выглянувший в коридор.
      - Заходите! - громко позвал он Добрынина. Павел вернулся в кабинет и застыл, ожидая дальнейшего.
      - Вот... - в голосе Виктора Степановича чувствовалась нервозность. Просили вас прочитать сегодня статью Ленина "Как реорганизовать рабкрин", пока будете отдыхать... она не большая...
      - Извините, - Павел поднял глаза на огорченного телефонным разговором Виктора Степановича. - Там, в комнате, женщина спит... Может, это не та квартира?
      Виктор Степанович задумался на мгновение, сведя брови над переносицей, потом быстро очнулся, и на лице его возникла толстогубая улыбка.
      - Да нет! - опять открыто и сладко произнес он. - Это... Это ваша служебная жена... Мария Игнатьевна... Отдыхает, наверно. Я сейчас разбужу ее, и познакомитесь...
      - Не надо! - попросил Добрынин.
      - Почему не надо? - искренне удивился Виктор Степанович. - Где же это видано, чтобы муж и жена не были знакомы?
      - Может, потом... - замялся Добрынин. - Пусть отдыхает, спит пока...
      - Ну как хотите... - пожал плечами разочарованный
      Виктор Степанович. - Ладно. Тогда и вы отдохните, статью прочитайте - она у вас на столе. А я через три часа заеду за вами. Да, вот еще что, там дальше, за спальней, две двери - так это туалет и ванная. Разберетесь?
      Павел кивнул.
      - Ну, до встречи!
      В прихожей хлопнула дверь - Виктор Степанович покинул служебную квартиру Добрынина, - и звук этот отвлек ее нового владельца, освободил его тело и мысли от ненужного напряжения. Павел подошел к столу, опустился в удобное кресло и заглянул в оставленную для чтения статью.
      Первой строчки статьи Павел не понял и поэтому наклонился пониже к раскрытому томику.