Неизвестный Китай

В момент нашего знакомства Мэн Динхуэю исполнилось 32 года. Он выпускник режиссерского факультета Пекинского Института драматического искусства. Несмотря на молодость, он уже успел поставить несколько пьес, которые пользуются успехом особенно у молодежи.

С 1992 года – Мэн режиссер Пекинского экспериментального драматического театра. Со своими постановками театр побывал и за рубежом. Театр не имеет своего постоянного помещения, что типично для китайских театральных трупп. Его спектакли чаще всего идут на сцене Пекинского Детского театра, расположенного в центре столицы. Этот Театр разместился в особняке конца XVIII века, построенном в стиле модерн. Со всех сторон он окружен классическими китайскими постройками того времени. После образования Китайской Народной Республики в 1949 году особняк отдали детям, поместив в нем детский театр.

Первая пьеса, которая была здесь поставлена все той же неутомимой Чжан Цихун – «Двенадцать месяцев «по Маршаку.

Мы долго говорили с Мэном и Чжан в пока еще пустом зрительном зале, где через час должен был начаться спектакль по пьесе Маяковского «Клоп», уже наделавший много шума в Пекине.

Мэн выглядит моложе своих лет. Непослушная челка, спустившаяся на лоб, живой, как бы оценивающий собеседника взгляд, улыбка, не сходящая с лица, джинсы и старенький свитер. Наша беседа то и дело прерывалась. То он стремительно выпрыгивал на сцену, давая какие-то указания осветителям, то сам принимался двигать декорации.

Наконец, Мэн рассказал мне, почему он обратился к Маяковскому, почему выбрал именно эту пьесу.

Несколько лет назад (он тогда еще учился на режиссерском факультете), он забрел на книжный развал, что на улице Юндин-мэнь, рядом с институтом. Там ему на глаза попался третий том произведений Владимира Маяковского на китайском языке, изданный в 50-годы. Феерическая комедия «Клоп» привлекла внимание. Не отходя от книжного прилавка, Мэн залпом прочел все её девять сцен. И сразу же решил, что комедия должна иметь успех на китайской сцене.

«О Маяковском я слышал, еще учась в средней школе, – вспоминал Мэн. – Читали его злободневные стихи. Особенно нравились его стихи о советском паспорте и стихотворение «Лучший стих», где шла речь о Китае. Позже я прочитал его поэму «Облако в штанах», и вот теперь встреча с драматургией Маяковского.

«Долой вашу любовь, долой ваше искусство, долой вашу власть, долой вашу религию!» – эти лозунги Маяковского пришлись мне по душе. Разоблачение мещанства во всех его проявлениях – тема актуальная и для современного Китая. К сожалению, я не знал русского языка, слабо разбирался в истории вашей страны, но блестящий перевод комедии известным китайским литератором Гао Маном, который стал консультантом нашей постановки, юмор, использование ярких сценических приемов буквально заворожили меня.

Я «заболел» Маяковским. Я считаю его самым ярким представителем авангарда. Мне по душе его поэзия, образный язык. Привлекает любовь к Родине, вера в светлое будущее».

Маяковского в Китае знают. В разные годы здесь издавались четырехтомник и пятитомник произведений поэта. Над переводами его поэзии трудились такие мастера художественного перевода как Гэ Баоцюань – великий знаток русского языка и литературы, Фэй Бай, признанный специалист в области русской и советской поэзии и многие другие переводчики из разных провинций Китая. А великий китайский писатель Лао Шэ, трагически погибший во время «культурной революции» в Китае, после того, как побывал на спектакле «Баня» в Москве, написал свой вариант по мотивам этой пьесы Маяковского. К сожалению, архив писателя был утрачен во время все той же «культурной революции».

«Я перечитал о пьесе много литературы, – продолжал режиссер, – узнал, что первую постановку «Клопа» осуществил в 1929 году знаменитый русский режиссер Всеволод Мейерхольд (я видел его портрет на полотне Гао Мана в музее великого китайского актера Мэй Ланьфана), что музыку к спектаклю написал великий Шостакович, что главную роль в 1929 году сыграл знаменитый русский актер Игорь Ильинский (фильмы с его участием шли в Китае). Я твердо решил, что обязательно поставлю «Клопа». И вот идея реализовалось. Что получилось – судите сами…»

Получилось неплохо. Публика встретила пьесу с восторгом. О ней писали пекинские газеты, спорили в студенческих общежитиях, говорили на улицах. Приведу отрывок из статьи в китайской газете «Чайна Дэйли».

«Многообещающий режиссер экспериментального драматического театра Пекина поставил спектакль «Клоп», в котором с иронией и насмешкой говорит о современном китайском обществе. Это один их наиболее популярных режиссеров Пекина. Его спектакли, начиная с 1998 года, имеют неизменный успех. Это большая редкость для китайской драматической сцены. Взяв за основу сатирическую пьесу русского драматурга Маяковского, автор повествует об истории Присыпкина, молодого человека с буржуазными замашками, в период становления социализма в России. Хотя эта пьеса о России, но она актуальна и для Китая…»

Это действительно так, что режиссер Мэн блестяще доказал.

Пьесу он предваряет своими собственными стихами, монологом Присыпкина, навеянным стихами советского поэта:

Каждый из нас,

кто бы он ни был,

Стремится быстрее

Попасть на небо,

Но небо от нас

Далеко очень,

А жизнь она здесь

Бурлит и клокочет.

Сегодняшний мир, как лоскутное одеяло,

Нет в нем никаких идеалов.

Если хочешь жить неплохо,

Думай о себе,

А уж потом об эпохе…

Как и у Маяковского, спектакль начинается со сцены рынка, где предлагают свой товар частники-лотошники. Но это не российские продавцы, а типичные китайские торговцы со своим специфическим товаром: фальшивыми украшениями и лекарствами от всех болезней, нашумевшей книгой «Как стать богатым и счастливым». Продавец молотков, рекламируя свой товар, утверждает, что ими «можно вбить социализм в голову и ими же распять капитализм на кресте». Женщина торгует своим телом и так далее…

Зрители встречают каждую реплику торговцев взрывами смеха и аплодисментами. Все это им знакомо, напоминает пеструю толпу, которая шумит за стенами Театра, или пародию на рекламу китайских телеканалов.

Еще чаще смех звучит во 2 и 3 сценах, когда рабочие комсомольцы показывают представление с критикой Присыпкина. Они полны революционного энтузиазма и веры в мировую революцию. И всё это напоминает действия «хунвейбинов» во время «культурной революции».

Еще больше сатиры в сцене свадьбы Присыпкина. Вместо свадебного марша гости распевают запрещенную цензурой тайваньскую песню на непонятном диалекте и закусывают местное пиво экзотической для Китая селедкой. Во второй части спектакля в традициях современного китайского телевизионного «ток-шоу» ведется дискуссия, нужно ли размораживать Присыпкина?

Режиссер предваряет и эту часть спектакля своими стихами, которые он назвал «Песнь клопов». В ней он бичует идеологию современных мещан:

Жуйте морковку —

будете видеть лучше,

От женщин

Больше удовольствия получите,

В шикарные шубы втисните

тела ваши.

Играйте на гитаре

вальсы и марши!

Но главное – нужно усвоить четко.

Пиво шикарно

идет под селедку.

Не надейтесь на

революции или реформы,

Сами отпускайте себе

счастья сверх нормы.

В одном из интервью китайским журналистам Мэн так выразил свою позицию: «Рассуждения Присыпкина – это моральный кодекс мещанина. Он, так сказать, воевал для себя, а не ради сегодняшней жизни. Мы живем в такое время, когда каждому стоит задуматься, для чего и ради чего он живет, как прожить эту жизнь…»

Небольшое отступление. Тема воспитания молодежи сейчас очень актуальна в Китае. Повышение уровня жизни, влияние зарубежного кино и телевидения порождают в молодежной среде настроения эгоизма. Это подкрепляется и экономическими лозунгами типа «Время – деньги» и подобных.

Мудрый Дэн Сяопин – отец китайских реформ – в свое время предупреждал, что «сквозь распахнутые окна китайских реформ и открытости в дом вместе со свежим воздухом влетят комары и мухи…» Успех спектакля – в его злободневности.

Далеко не случайно, почти одновременно с пьесой Маяковского шел на китайских телеэкранах десятисерийный телефильм по книге Николая Островского «Как закалялась сталь». Режиссер фильма Жонар Сохат, гражданка КНР, казашка по национальности. Она проходила стажировку в ГИТИСе, вела в Москве передачи международной телекомпании «Мир», блестяще владеет русским и китайским языками.

«Это была тяжелая, но очень интересная работа, – говорила она мне. – Особенно тяжело давались массовые сцены, где принимали участие сотни человек. Пришлось осваивать и украинский язык. Фильм снимался на Украине, и все роли исполняли в нем украинские артисты».

Сериал широко обсуждался в дискуссиях, шедших на каналах Центрального китайского телевидения. В них принимали участие как представители старшего поколения и молодежь, студенты, школьники. На одну из таких дискуссий пригласили и меня – русского журналиста.

Вопрос был поставлен так: «Может ли сегодня в Китае Павел Корчагин служить идеалом для подражания». Представители старшего поколения доказывали, что герой Николая Островского своей силой воли, духом самопожертвования ради высоких целей, верой в светлые идеалы помог им выжить в нелегкие времена, осваивать китайскую целину, пережить послевоенную разруху и «культурную революцию».

Некоторые представители молодого поколения считали образ Корчагина, этого «коммунистического Христа», как выразился один из участников дискуссии, «надуманным, конъюнктурным». Это вызвало несогласие большинства.

Студенты-русисты, побывавшие недавно в России и посетившие музей Николая Островского в Москве, рассказали о своих встречах и беседах с русскими сверстниками. Нет, не забыли здесь Павку Корчагина. Дискуссия была жаркая. И это, наверное, главный аргумент в защиту того, что Павел Корчагин продолжает свою жизнь на китайской земле.

Идеи патриотизма, справедливости, самопожертвования привлекают современную китайскую молодежь. Поэтому так много молодых зрителей на постановках советских пьес, хотя билеты стоят довольно дорого. Когда я решил посмотреть в Пекинском драматическом театре пьесу «А зори здесь тихие» Бориса Васильева, то билеты пришлось покупать с рук.

Но вернемся в зал театра, где подходит к концу спектакль «Клоп». В финале размороженный Присыпкин обращается к зрительному залу:

«Граждане, братья, свои, родные. Сколько вас. Когда же вас всех разморозили?!»

Вопреки моему ожиданию реакция зала была специфической: вначале – гробовое молчание, а потом взрывы смеха и аплодисменты, которые сопровождали почти все сцены. Китайский зритель увидел в «Клопе» не только комедию.

ПУШКИН И КИТАЙ

На тихой шанхайской улице Юэлянлу (что в переводе означает «Улица луны»), на высоком гранитном постаменте стоит скромный памятник Александру Сергеевичу Пушкину. Это единственный не только в Китае, но и во всей Азии памятник великому русскому поэту.

В Китае редко увековечивают в бронзе и граните великих мира сего, редко присваивают их имена улицам и площадям.

Памятник основателю Китайской Республики Сунь Ятсену в Пекинском парке его имени и улица Сунь Ятсена в южном городе Гуаньчжоу – исключение, как и улицы Сталина и Горького в северном городе Далянь.

Это всего лишь напоминание о важных исторических событиях, которые не могли не оставить след на китайской земле: уважение к основателю первой китайской Республики и людям России, которая помогли в трудной борьбе китайского народа с японскими захватчиками, за светлое будущее. Но эти исключения не стали традицией. Здесь полагают, что памятник и память о человеке не одно и то же. Памятники Мао Цзэдуну в некоторых китайских городах тоже не в счет. Они всего лишь дань определенной эпохе – прокатившейся по стране «культурной революции». Ни до, ни после нее таких памятников не ставили.

Памятник Пушкину в Шанхае – не только символ любви к великому русскому поэту, но и свидетельство глубокого влияния русской культуры на общественную и интеллектуальную жизнь Китая. Влияние это проявляется порой очень неожиданно…

Наверно, ни в одной стране мира не услышишь выступления хора, где женщины в ранге министров действующего правительства исполняют песни на русском языке. А здесь такой хор есть, и его выступления пользуются успехом.

Вряд ли есть еще страна, где ее Президент встречу с русскими журналистами может начать с произнесенной по-русски фразы: «Ну, как, друзья, дела идут, контора пишет?», и выдать фейерверк русских пословиц и поговорок.

В какой еще стране к пушкинскому юбилею 1998 года сразу в нескольких провинциях страны вышли полные собрания сочинений поэта? Причем, все эти переводы – оригинальные, плод усилий местных литераторов. Более трех десятков высококлассных переводчиков трудятся по всему Китаю над наследием Пушкина. Перевод «Евгения Онегина», например, существует в 18 вариантах.

А есть тут еще замечательные исследователи творчества Толстого и Есенина, Достоевского и Гоголя, блестящие переводчики «серебряного века» русской поэзии – знатоки Мандельштама и Ахматовой, а также Евтушенко и Вознесенского. Недавно государственную премию по литературе получил китайский литературовед Го Юнфу. Он посвятил свою жизнь переводам и исследованию стихов Сергея Есенина. Вышло несколько книг стихов поэта в удивительно точном и по интонациям, и по духу переводе Го Юнфу. Он составил также многотомное описание жизни поэта, день за днем, час за часом…

Откуда у крестьянского парня из далекой провинции Шэньси такая любовь к России, к Есенину. Ведь он никогда не был у нас. Русскому языку учился в Китае. Он так ответил на мой вопрос: «Есенин открыл для меня удивительный мир русской деревни, замечательный образ России, красоту и силу русских людей, природу вашей страны. Еще в юности я был покорен его лирикой. Китайские читатели любят Есенина, он им не наставник, а задушевный друг…» – Не удивительно, что последнее издание стихов Есенина в переводе Го Юнфу было полностью распродано в Пекине в один день.

Совсем недавно по приглашению писательской организации, этот шестидесятилетний литературовед впервые побывал в России, был на родине своего кумира, в селе Константиново. Он вернулся из этой поездки окрыленный, с сияющими глазами.

Сейчас почтенный Го с еще большим энтузиазмом углубился в творчество Есенина, передавая любовь к русскому поэту своим ученикам. Его семинар по Есенину в Пекинском университете пользуется всекитайской известностью.

Влияние русской культуры на китайское общество началось отнюдь не 1 октября 1949 года, когда на площади Тяньаньмынь Мао Цзэдун провозгласил образование Китайской Народной Республики, открыв страницу дружбы между двумя странами, когда повсюду звучала песня «Москва-Пекин», провозглашавшая «дружбу навек». Все начиналось гораздо раньше. Может быть, еще тогда, когда в XVII веке русские казаки, волею судеб заброшенные в далекий Китай, и поступившие на службу к китайскому императору Кан Си, основали на севере Пекина русское подворье. Местные жители часто приходили сюда послушать русские песни в исполнении казаков. Можно было отведать и незнакомую русскую кухню – сливочное масло, соленые огурцы и капусту, русский борщ, сметану, простоквашу, хлеб…

А может быть, это произошло тогда, когда впервые прозвучали на китайском языке пушкинские строки. Случилось это в 1903 году. В Китае появилось произведение с витиеватым названием – «О чем мечтает бабочка во сне в летнюю ночь. Удивительные вести из России». Это был перевод «Капитанской дочки». Перевод на китайский язык был сделан с японского, а переводчик в Японии, в свою очередь, перевел повесть русского писателя с английского языка. Не удивительно, что произведение Пушкина претерпело много изменений. И перевод сильно отличался от оригинала не только названием. Здесь действовали русские герои с китайскими именами, совершая свои поступки в духе конфуцианских идей.

А может быть, интерес к России и русской литературе возрос после того, как в старейшем в Китае Пекинском Университете возникла первая в стране кафедра русского языка и литературы. В Пекин приехали русские преподаватели. В их числе был писатель и журналист Сергей Третьяков, автор пьесы «Рычи, Китай», посвященной борьбе китайского народа с англичанами. На кафедре были воспитаны десятки русистов, ставших впоследствии переводчикам b преподавателями и знатоками русской литературы.

В 30-годы известный артист пекинской оперы Мэй Ланьфан побывал на гастролях в России. Здесь он встречался со Станиславским, Мейерхольдом и другими деятелями русской культуры. Бывал в Советском Союзе и еще один блестящий представитель китайской культуры, художник Сюй Бэйхун. Эти и многие другие представители китайской интеллигенции много писали и рассказывали своим согражданам о далекой России. Вдова художника Сюй Бэйхуна Ляо Динвэнь – хранительница музея его имени в Пекине, говорила мне, что после этой поездки он задумал прочесть цикл публичных лекций о России и русской живописи.

В музее Мэй Ланьфана в Пекине я видел удивительную картину, написанную китайским поэтом и художником Гао Маном. Он создал полотно-феерию, где изобразил разные встречи Мэй Ланьфана, который часто ездил за рубежи Китая с гастролями. На картине, написанной в китайской национальной манере на свитке из рисовой бумаги, большинство персонажей – русские.

Силой своего воображения художник изобразил рядом с Мэй Ланьфаном Станиславского и Мейерхольда, Шаляпина и Вертинского, Таирова и Алису Коонен, китаеведа, профессора Алексеева, писателя Третьякова и других русских друзей Китая. «Это не такая уж фантасти, – говорил мне автор картины, – «все они теоретически могли быть гостями Мэй Ланьфана.»

Крупными центрами влияния русской культуры на китайское общество были в свое время Харбин, Шанхай, Тяньцзинь, Ухань, Ханьчжоу, Нанкин и другие китайские города, где компактно проживала русская эмиграция. Здесь издавались десятки русских газет, были русские театры, учебные заведения, библиотеки, гастролировали артисты из России.

Пушкин в Китае никогда не был, хотя известно, как стремился он побывать за Китайской стеной, на родине Конфуция. Этот интерес к Китаю вызвали рассказы об этой стране Н.Я. Битчурина, его друга, автора многочисленных научных трудов, прекрасно знавшего эту страну. В библиотеке Пушкина хранились книги Бичурина о Китае, подаренные автором.

Пушкин писал, обращаясь, по всей видимости, к Бичурину:

Поедем, я готов, куда бы вы, друзья, Куда б ни вздумали, готов за вами я Повсюду следовать, надменной убегая К подножию ль стены далекого Китая…

И когда в начале 1830 года готовилась экспедиция в Китай, в составе которой был и Бичурин, Пушкин подал прошение об участии в этой поездке. Но шеф жандармов Бенкендорф, для которого Пушкин был «невыездным», отказал ему в этом, не без согласования с императором.

Однако, Пушкин все-таки «попал» в Китай в виде памятника на тихой шанхайской улице.

О судьбе этого памятника стоит рассказать особо. Установлен он был в 1937 году по случаю 100-летия со дня гибели поэта, но вскоре его варварски разрушили японские оккупанты, захватившие Шанхай.

Спустя 10 лет жители города – поклонники пушкинской поэзии решили памятник восстановить. Активное участие в этом приняли и русские эмигранты, проживавшие в Шанхае, а также работники русских учреждений, работавшие здесь: служащие советского консульства, журналисты во главе с корреспондентом ТАСС В.Н. Роговым. Они избрали Комитет по восстановлению памятника, собрали необходимые средства, и 10 февраля 1947 года в Шанхае состоялся митинг, посвященный открытию памятника поэту.

Вспоминает один из организаторов митинга Гэ Ихун, бывший в те годы активистом общества культурных связей «СССР – Китай»: «Две тысячи человек заполнили театр «Гуанхуа», где проходил митинг. На сцене среди живых цветов – портрет Пушкина, написанный шанхайским художником. В числе собравшихся – видные деятели литературы и искусства: Го Можо, Мао Дунь, Тянь Хань, Гэ Баоцюань… Здесь же советские граждане, живущие в Шанхае. Китайские артисты подготовили концерт, куда были включены отрывки из произведений Пушкина. Многие из выступивших на митинге заканчивали свои выступления призывами к развитию культурных связей между Китаем и Советским Союзом».

Для организации митинга и подобных речей нужно было иметь в то время большое гражданское мужество. Обстановка в городе была тревожной. Гоминьдановские войска предприняли очередное наступление на поддерживаемые Советским Союзом «красные районы», в городе царил террор, члены компартии ушли в подполье…

И тем не менее, Памятник Пушкину был открыт… Но простоял он недолго. Спустя два десятилетия Шанхай, как и всю страну, захлестнула «Культурная революция». Хунвейбины, её главная движущая сила – крушили все подряд, уничтожали все, что имело отношение к традициям, культурам китайской и мировой, уничтожали лучших представителей китайской интеллигенции.

Здесь заправлял шанхаец Ван Хунвэнь, приговоренный впоследствии судом КНР к смертной казни, как один из главных виновников в преступлениях «хунвэйбинов».

Летели в костры пластинки с записью «Лебединого озера», книги русских и советских писателей. Разрушен был дом великого китайского художника Сюй Бэйхуна, осквернена могила классика китайской национальной живописи Ци Байши, довели до смерти писателя Лао Шэ…

Судьба памятника Пушкину в Шанхае была предрешена. В одну ночь он исчез с пьедестала. И лишь опустевший постамент печально высился в центре улицы…

Прошло еще почти десять лет. Памятник так и не нашли. И отлили из бронзы нового Пушкина, который занял место под сенью столь любимых поэтом платанов на «Лунной улице».

«Мы хотели бы, чтобы после нас никому не пришлось заново восстанавливать этот памятник», – сказал нам один из авторов проекта возрожденного памятника, шанхайский скульптор Ци Цзычунь.

Здесь никогда не бывает пустынно, у памятника всегда живые цветы. Это место облюбовали для встреч юные русисты-шанхайцы – поклонники творчества Пушкина.

200-летие со дня рождения русского поэта отмечали в Китае необычно широко. Проходили научные конференции китайских пушкиноведов, состоялись концерты и торжественные собрания, посвященные юбилею. Около ста представителей китайских ВУЗов со всех уголков страны собрались в Пекине. В зале были не только маститые ученые, посвятившие свою жизнь изучению творчества Пушкина, известные переводчики, но и многочисленные почитатели таланта Пушкина.

Лу Синцзы – аспирантка столичного Педагогического университета, выиграла проходивший в Пекине конкурс на лучшее знание произведений Пушкина. Получая награду на одном из собраний, она взволнованно сказала: «Пушкин – мой любимый поэт. Трудно понять Россию без Пушкина… Когда я училась в Москве, я не раз приходила к памятнику поэту. Я любила смотреть, как приходят сюда люди чтить память поэта. Они приходили и уходили, а Пушкин оставался. Смотря на него, я как будто слышу его голос: «Мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы». И это стало лозунгом всей моей жизни».

И очень много таких взволнованных слов, признаний в любви к Пушкину было произнесено в эти юбилейные дни. Но праздники проходят, и наступают будни. Китайские русисты переживают сейчас не лучшие времена. Изучение английского и японского языков теснит в студенческих аудиториях русский язык. И если раньше от желающих изучать русский язык не было отбоя, то сейчас на кафедры русского языка и литературы хотят поступить единицы. Да и кафедрами русского языка и литературы в высших учебных заведениях КНР ужимаются до предела. Русский факультет в Пекинском университете, который просуществовал более 100 лет, объединен с кафедрой других иностранных языков. Такие же изменения происходят и в других институтах страны.

Но интерес к русской литературе, к русской культуре не утрачен. Профессор русской словесности, неутомимый организатор разного рода литературных конкурсов, литературных диспутов, международных научных литературоведческих конференций Чжан Цзянхуа считает, что не только представители среднего поколения китайцев, воспитанные на классической русской и советской литературе, но и молодежь сохраняет прочный интерес к России, к русской литературе.

Очень популярен журнал «Русская литература». Он отражает огромную работу по переводу на китайский язык произведений русской литературы, как классической, так и современной. Работает над новыми переводами Лермонтова известный переводчик и поэт Гао Ман, молодой шанхаец Го Син трудится, над переводами Льва Толстого, целый коллектив русистов Пекинского университета осуществляет полный перевод произведений Достоевского. Почти половина литературоведческих дипломных работ, кандидатских диссертаций по литературе в крупнейших ВУЗах страны посвящается русской литературе.

Известный китайский русист Жэнь Гуансюань в конце 2003 года написал «Историю русской литературы», которая охватывает период от Киевской Руси до 20-х годов прошлого столетия. Причем, впервые в Китае этот учебник для ВУЗов вышел на русском языке. А до этого увидела свет его монография о русском изобразительном искусстве. Профессор Жэнь известен в Китае и как литературный критик, исследователь процессов, происходящих в русской литературе. Большой интерес вызвало его выступление на международной конференции в Москве о творчестве Солженицына в китайской критике.

Много и плодотворно работает над «русской» темой профессор Чжэнь Пэн, доктор искусствоведения, учившаяся в Москве. Одна за другой выходят в свет ее монографии о русских художниках. Издательский Дом провинции Шаньдун выпустил серию художественных альбомов, посвященных русским художникам: «Русский портрет», «Русский натюрморт», «Русский пейзаж». В планах издательства целый ряд проектов, посвященных русскому изобразительному искусству.

Но самые удивительные вещи происходят с переводом произведений современных российских писателей. Пожалуй, нет ни одного заметного произведения современных российских авторов, которое не было бы переведено на китайский язык.

На полках книжных магазинов в разделах иностранной литературы переводы русских писателей занимают первое место. Среди них книги Бондарева и Распутина, Варламова и Ерофеева, Маканина и Шукшина, Солженицына и Юрия Полякова. А порой переводятся они по журнальным вариантам, как было, к примеру, с «Домом на набережной».

Несколько лет тому назад мне довелось быть членом жюри конкурса: «Китайцы поют русские песни», который проводило Пекинское Телевидение. Желающих принять в нем участие было столько, что пришлось проводить его в три тура. Пели не только «Рябинушку» и «Подмосковные вечера», но и песни из репертуара Кобзона, Газманова, Пугачевой, Арбакайте, Долиной, песни из кинофильмов. Это еще одно свидетельство интереса к России и ее культуре.

СЕКРЕТЫ И ТРАДИЦИИ КИТАЙСКОЙ КУХНИ

Для китайца еда не просто утоление голода. Это нечто большее – ритуал, философия, образ жизни, священнодействие. В Китае, пожалуй, как ни в какой другой стране, искусство кулинарии доведено до совершенства; оно вошло в быт, обычаи, стало частью древней культуры китайского народа. До сих пор в Китае пожилые люди вместо приветствия обращаются друг к другу фразой: «Ни чифаньла ма?» – «Вы уже поели?» А о человеке, потерявшем работу, скажут со вздохом: «Он разбил свою чашку с рисом».

Также в Китае говорят: «Нет плохих продуктов, есть плохие повара». Наверное, в этом и заключается один из секретов китайской кухни. В ней есть определенные правила, которые следует неукоснительно выполнять.

Правило первое. Тщательная обработка продуктов, на что уходит три четверти времени, необходимого для приготовления блюда: освобождение от костей, сухожилий и т. п. Если готовят курицу, то ее не палят, а выщипывают перья специальным пинцетом. Продукты тщательно моют много раз и режут на небольшие части.

Правило второе. Быстрая, стремительная тепловая обработка продуктов – в течение 2—3 минут. Для этого используются сковородки с выпуклым дном и сильный огонь. Этим достигается сохранение качества продукта. Причем каждый компонент блюда готовится отдельно. Чтобы не подгорало, используются разного рода фритюры.

Правило третье. Широкое применение различных специй, пряностей, соусов и т. п. Китай – родина большинства пряностей. Многочисленные виды перца, имбирь, бадьян, корица… Почти 300 приправ применяется в китайской кухне.

Правило четвертое. Я бы рискнул назвать его «кулинарная икебана» – компоновка блюда по цвету, консистенции, запаху. Все китайские блюда очень эффектно выглядят.

И несколько слов об оформлении китайского стола. Поскольку все продукты предварительно тонко нарезаны, то в Китае употребляются специальные палочки для еды – куайдзы. На стол подается одно общее блюдо, из которого каждый кладет к себе в тарелку или пиалу. К столу подается рис. Непременная часть сервировки – соевый соус, который заменяет соль, привычную для европейца, и уксус.

Порядок праздничного застолья следующий. Сначала чай, потом холодные закуски: овощные, мясные, рыбные. Затем горячие блюда, потом пельмени или лапша. В конце обеда подаются супы (к ним полагаются фарфоровые ложки), а на десерт – сладкое или фрукты. Такой парадный обед состоит более чем из 10 блюд. В обыденной жизни блюд поменьше, но все они разнообразны.

Вместе взятое это и составляет феномен китайской кухни, которая, действительно, привлекает к себе и не совсем обычными способами приготовления, и обилием специй, и оригинальностью внешнего оформления блюд, и неожиданным сочетанием: например, помидоры едят с сахарным песком, мясо – с фруктами.

Китайская кулинария связана с народными праздниками. Даже в самых бедных семьях в канун Нового года по лунному календарю (в Китае он отмечается в начале февраля) стол должен быть празднично украшен. Главное блюдо новогоднего праздника – пельмени. Эту традицию стараются не нарушать. 15-го числа 1 месяца по лунному календарю в Китае отмечается Праздник фонарей. В этот день полагается готовить «юаньсяо» – пирожки круглой формы из клейкого риса, чаще всего со сладкой начинкой. Во время праздника «Начала лета» «цзунцзы» – любят сладкий рис, завернутый в тростниковые листья. В праздник «Середины осени» популярны особые печенья круглой формы – «юэбин», похожие на Луну, засахаренные фрукты на палочках – танхулур.