Эльфийские нации (№1) - Перворожденный

Эльфийский принц упал на колени. Он знал, что ему дарована редкостная милость, он видел создание, которое, как считали многие, существует лишь в легендах.

– Поднимись, благородный воин.

Кит-Канан поднял голову.

– Поднимись, сын Ситэла. – Голос единорога был глубоким и мелодичным.

Макели, казалось, не слышал его и не поднимал головы.

Кит-Канан медленно встал на ноги:

– Ты знаешь меня, о величайший?

– Я слышал о твоем приходе.

Кит-Канана так влекло к волшебному существу, он так жаждал приблизиться к нему, рассмотреть его, прикоснуться к нему. Но он не успел даже пошевельнуться, как единорог резко произнес:

– Оставайся на месте! Тебе не дозволено приближаться ко мне.

Кит-Канан невольно отступил назад.

– Сын Ситэла, ты избран для важных свершений. Я устроил так, что ты и мальчик Макели встретились, теперь он будет твоим проводником в этом лесу. Он хороший мальчик и отлично знаком с повадками животных и птиц. Он будет хорошо служить тебе!

– Чего же ты требуешь от меня? – покорно спросил Кит-Канан.

Единорог покачал головой, и перламутровые лучи света, словно водопад, заструились по его гриве.

– Этот дремучий лес – старейший во всей стране. Здесь возникли первые ветви и листья, здесь жили первые звери и птицы. Здесь властвуют духи леса, однако они тоже уязвимы. Пять тысяч раз солнце всходило над деревьями, и все это время духи обитали здесь, охраняя лес от врагов. А теперь грабители вторглись на эту землю, неся с собой огонь и смерть. Духи древнего леса воззвали ко мне о спасении, и я отыскал им в помощь тебя. Ты предназначен для этого, ты вооружен. Ты, сын Ситэла, должен изгнать отсюда захватчиков.

Сейчас, если бы единорог попросил, Кит-Канан готов был в одиночку сражаться с армиями драконов.

– Где мне найти врагов? – спросил он, и рука его потянулась к мечу.

Единорог отступил на шаг.

– Существует еще один воин, тот, что живет вместе с мальчиком. Вдвоем вы освободите этот лес!

Единорог сделал еще шаг назад, и, казалось, лес поглотил его. Сверкнул алебастровый свет, и он исчез, скрывшись в тайных глубинах зеленой чащи.

Через несколько мгновений Кит-Канан пришел в себя и бросился к Макели. Когда он дотронулся до плеча мальчика, тот вздрогнул всем телом, словно очнувшись от глубокого сна.

– Где Хозяин Леса? – шепотом спросил он.

– Ушел, – печально ответил Кит-Канан. – Он говорил со мной!

– Ты благословен, чужестранец! – На лице Макели появилось выражение священного ужаса. – Что сказал тебе Хозяин Леса?

– А ты не слышал?

Макели покачал головой. По-видимому, слова единорога предназначались только для принца. Он задумался, что следует сказать мальчику, и, в конце концов, решил сохранить разговор в тайне.

– Ты должен привести меня в свой лагерь, – твердо заявил он. – Ты должен научить меня всему, что знаешь о жизни в лесах.

– Я с радостью научу тебя этому, – ответил Макели. Он дрожал от возбуждения. – Мне ни разу за всю мою жизнь не доводилось видеть Хозяина Леса! Несколько раз я ощущал его присутствие, но никогда не был так близко к нему! – Он сжал руку Кит-Канана. – Пойдем! Нам нужно спешить. Мне не терпится рассказать обо всем Най!

Кит-Канан взглянул на то место, где стоял Хозяин Леса. Там, где его копыта касались земли, расцвели цветы. Прежде чем он смог что-либо сообразить, Макели увлек его за собой. На сумасшедшей скорости мальчик уверенно вел Кит-Канана вглубь леса. Подлесок становился гуще, деревья – толще, чаща сгущалась, но Макели, не задерживаясь, двигался вперед. Время от времени на пути попадались такие густые заросли, что им с Кит-Кананом приходилось продираться сквозь кусты ползком.

Незадолго до захода солнца, когда запели сверчки, путники вышли на большую поляну и остановились.

– Вот мы и дома, – произнес мальчик.

Кит-Канан вышел на середину лужайки шириной более сорока шагов и огляделся вокруг.

– Где же здесь дом? – удивился он.

Макели ухмыльнулся, и его улыбка выглядела странно из-за краски на лице. Он с беспечным видом подошел к корням одного воистину гигантского дуба, ухватился за кусок коры и потянул на себя. В стволе обнаружилась дверь, замаскированная под древесную кору. Внутри была тьма. Макели махнул Кит-Канану.

– Заходи. Это и есть дом, – объяснил он, вступая внутрь полого дерева.

Кит-Канан был вынужден нагнуться, чтобы войти в низкий проем. Внутри стоял запах дерева и пряностей, странный для принца, выросшего в городе. Было так темно, что он с трудом мог различить смутные очертания деревянных стен; Макели он вообще не видел.

Затем рука мальчика коснулась его плеча, и Кит-Канан вздрогнул, словно испуганный ребенок.

– Зажги, пожалуйста, свечу или лампу, – смущенно попросил он.

– Что зажечь?

– Ну, хоть что-нибудь. Ты не можешь развести огонь, Макели? Здесь темнота, хоть глаз выколи.

– Только Най умеет добывать огонь.

– А Най здесь?

– Нет. Наверное, на охоте.

– Где Най разводит огонь? – Кит-Канан осторожно двинулся по комнате, держась за стену.

– Здесь. – Макели вывел его на середину комнаты.

Кит-Канан споткнулся о низкий очаг из камней, слепленных вместе при помощи глины. Он стал на колени и нащупал золу. Зола была холодной – очагом уже давно не пользовались.

– Если ты мне дашь что-нибудь на растопку, я разведу огонь, – предложил принц.

– Только Най это умеет, – с сомнением повторил Макели.

– Что же, может, я и не умею красться незаметно по лесу и не знаю здесь путей, но уж, клянусь Астарином, огонь я развести сумею!

Они вышли на улицу и собрали несколько охапок хвороста и сорванных ветром веточек. При слабом свете, падавшем из открытой двери, Кит-Канан сложил кучку из сушняка, коры и щепок, которые он настрогал кинжалом, затем вытащил из-за пазухи кремень и огниво. Наклонившись над каменным очагом, Кит-Канан высек огнивом искры; они упали на дрова, затем он осторожно подул на костер. Через несколько минут хворост разгорелся, и вскоре в очаге уже весело трещал огонь.

– Ну что, мальчик, как тебе это? – спросил принц у Макели.

Вместо того чтобы изумиться, Макели пренебрежительно покачал головой:

– Най не возится так долго.

Наконец, в свете очага, Кит-Канан смог рассмотреть внутренность древесного дома. Комната была довольно велика, шириной в пять шагов; наверх, к отверстию, ведущему наружу, к ветвям, поднималась лестница. Дым очага также выходил через эту дыру. Стены комнаты были увешаны черепами животных – кроликов, белок, жутких кабанов с торчащими клыками, великолепного оленя с восемью рогами – и множеством птичьих черепов, которые Кит-Канан не мог распознать. Макели объяснил ему, что каждый раз, когда Най убивает животное, то вешает его череп на стену. Таким образом можно умилостивить убитое животное, и бог леса, Голубой Феникс, пошлет Най успехи в охоте.

– А какого из этих зверей убил ты? – поинтересовался Кит-Канан.

– Мне не дозволено проливать кровь животных. Это дело Най. – Эльфийский мальчик откинул с лица капюшон. – Я разговариваю с ними и слушаю, что они рассказывают мне. Я не убиваю их.

Кит-Канан опустился на тюфяк, набитый мхом. Он устал, был грязен и голоден. Макели беспокойно расхаживал взад-вперед, бросая на принца частые недовольные взгляды. Наконец принц осведомился, в чем дело.

– Это место Най. Тебе здесь нельзя сидеть, – раздраженно ответил мальчик.

Кит-Канан с трудом поднялся.

– Да этому Най оказывают больше почестей, чем Звездному Пророку! – Он гневно повысил голос. – А здесь мне можно сесть? – Он указал на усыпанный хвоей пол.

Макели кивнул.

Вскоре Кит-Канан попросил у своего хозяина чего-нибудь поесть. Эльф легко вскарабкался по лестнице и, свесившись с нее, стал шарить среди бутылей и мехов, свисавших с потолка на крюках. Найдя один мешок, он принес его вниз; скрестив ноги, уселся рядом с Кит-Кананом и предложил ему протянуть руки. Кит-Канан подчинился, и мальчик насыпал ему полную горсть аккуратно очищенных жареных каштанов.

– У вас нет мяса? – спросил Кит-Канан.

– Мясо ест только Най.

Принцу начинали надоедать разговоры о том, что дозволялось делать только Най. К тому же он слишком устал, чтобы спорить с мальчиком, и молча съел каштаны, чувствуя благодарность даже за них.

– А знаешь, – наконец произнес он, – ты так и не спросил моего имени.

– Я не знал, что у тебя есть имя, – пожал плечами Макели.

– Ну а как же, конечно, есть!

Мальчик потер нос, и на пальцах его осталась желтая краска.

– Меня зовут Кит, – сказал принц, так как Макели явно не собирался спрашивать.

Макели набрал еще горсть орехов в испачканную желтым ладонь.

– Звучит забавно, – заметил он и положил в рот каштан.

Глава 5

Спустя пять недель

– Госпожа Ниракина, супруга Пророка, – доложила горничная.

Герматия, подняв взгляд от зеркала, кивнула, и служанка распахнула дверь.

– Осталось мало времени, госпожа, – предупредила, входя, Ниракина.

– Знаю.

Герматия неподвижно стояла среди царившей суеты. Служанки, портнихи, парфюмеры кружились по комнате, и каждый старался добавить последний, завершающий штрих, прежде чем начнется церемония бракосочетания.

– Ты выглядишь великолепно, – сказала Ниракина, и это была не просто вежливость по отношению к будущей невестке. Лучшие искусницы Сильваноста многие недели трудились над свадебным платьем Герматии, лучшие парфюмеры работали над созданием ароматических масел и духов, которые должны принадлежать только ей.

Одеяние состояло из двух частей. Сверху надевалось платье из тончайшего льна, слишком прозрачное, чтобы носить его без нижней рубашки. Под ним Герматия была обернута в сплошной кусок золотой ткани длиной много ярдов. Шесть девушек из гильдии Швей начали обматывать материю вокруг шеи Герматии. Ее медленно закутывали в огромное золотое одеяние, теснее вокруг груди и талии и свободнее у бедер и ног. В течение двух часов, пока работали женщины, Герматия вынуждена была стоять с поднятыми руками.

Невеста была обута в сандалии из цельных золотых пластин, таких тонких, что они гнулись, как хорошо выделанная кожа. Золотые шнурки, поддерживавшие сандалии, обвивали ее ноги от щиколоток до колен.

Над волосами и лицом Герматии потрудились не менее тщательно. Девические косы, обрамлявшие ее лицо, исчезли. Медные волосы были завиты и распущены по плечам. По эльфийскому обычаю муж первым дарил молодой жене застежки, которыми она с тех пор скрепляла свои волосы.

Кожа невесты была разглажена, малейшие неровности и пятна удалены при помощи ароматических масел и тончайшего мыльного камня. Ногти отполировали и позолотили, а губы Герматии выкрасили золотым. Как того требовало ее положение в обществе и состояние ее семьи, на руках ее было надето шестнадцать браслетов – десять на правой и шесть на левой. Это были подарки от ее родителей, братьев, сестер и подруг.

– Достаточно, – сказала Ниракина взволнованным служанкам. – Оставьте нас одних. – С бесчисленными поклонами и приседаниями толпа удалилась из зала Балифа. – Все без исключения, – добавила жена Пророка, и дворцовая прислуга исчезла, прикрыв за собой двери.

– Столько хлопот ради такого короткого обряда, – заметила Герматия. Она двигалась медленно, чтобы не испортить прическу или платье. – Ваша свадьба была такой же пышной, как наша, госпожа?

– Намного скромнее. Мы с Ситэлом поженились во время Второй войны с драконами, когда не было ни времени, ни денег на побрякушки и развлечения. Мы не знали, будем ли живы через год, не говоря уже о том, увидим ли мы свадьбу нашего наследника.

– Я слышала рассказы о тех временах. Должно быть, это было ужасно.

– Мы не выбираем времена, времена выбирают нас, – просто ответила Ниракина.

Ее собственное платье, как подобало супруге Пророка и матери жениха, было из скромного белого шелка, расшитого серебряными и золотыми гербами Королевского Дома. Но безмятежная красота ее золотисто-каштановых волос и влажных глаз принадлежала ей самой.

В двери требовательно постучали – это мог быть только мужчина.

– Войдите, – спокойно произнесла Ниракина.

В дверях показался богато одетый воин в доспехах, отполированных так тщательно, что на них больно было смотреть. На шлеме покачивались алые перья. Ножны были пусты, потому что он явился на мирное торжество, но его свирепое, воинственное великолепие нисколько не страдало от этого.

– Госпожи мои, – объявил воин, – я Кенкатедрус, избранный господином Ситасом для того, чтобы сопровождать вас в Звездную Башню.

– Я тебя знаю, Кенкатедрус, – ответила Ниракина, – ведь это ты обучал принца Кит-Канана воинскому искусству, не так ли?

– Да, верно, моя госпожа.

На свое счастье, Герматия стояла спиной к говорившим. При упоминании о Кит-Канане румянец выступил на ее напудренных щеках. Это не от любви, подумала она. Нет, она забыла об этом, даже если когда-то и вправду любила его. Причина была в том, что Кенкатедрус, простой воин, выполнял обязанности Кит-Канана – ведь сопровождать невесту должен брат жениха.

Герматия собралась с силами. Час пробил. Она обернулась со словами:

– Я готова.

В коридоре за дверьми зала Балифа выстроилась почетная гвардия из двадцати воинов, дальше стояли двадцать молодых эльфийских девушек, выбранных из семей мастеров гильдий, чтобы сопровождать невесту. А за ними, в самом конце коридора, ожидали двадцать эльфийских мальчиков с трещотками в руках, в длинных, волочащихся по полу белых мантиях. Размер эскорта на мгновение испугал Герматию. Она ошеломленно вглядывалась в море лиц. Все эти эльфы и еще тысячи других снаружи ожидали именно ее. Герматия воззвала к той внутренней силе, что до сих пор помогала ей преодолевать все невзгоды, приняла самый безмятежный вид и протянула руку. Кенкатедрус положил ее руку на свой закованный в железо локоть, и процессия двинулась в сторону Звездной Башни.

Ниракина следовала за ними на расстоянии трех шагов, следом громыхала доспехами и металлическими сандалиями почетная гвардия. Медленно вышагивали мальчики, ударяя в трещотки. Девушки подстраивались под их неспешный ритм, разбрасывая на пути невесты цветочные лепестки.

Яркое солнце стояло высоко в небе, и на всех башнях Сильваноста развевались знамена. Когда Герматия появилась на ступенях дворца Квинари, над толпой зашумели приветственные крики.

– Что мне следует делать? – прошептала Герматия. – Помахать им?

– Не нужно, это выглядит вульгарно. Ты должна быть выше всего этого, – мягко пояснила Ниракина.

Перед рядом мальчиков с трещотками выстроилась фаланга трубачей, одетых в ярко-зеленое, и затрубили фанфары. Когда процессия огибала по окружной дороге Сады Астарина, музыка перешла в марш. В соответствии с ритуалом невеста сначала должна была посетить храм Квенести Па, где проходил обряд очищения. В это время жених выполнял те же обряды в храме Эли. Затем они встречались перед лицом Пророка в Звездной Башне, обменивались золотыми кольцами в виде переплетенных ветвей, и на этом церемония бракосочетания завершалась.

Солнце светило в весеннем небе без единого облачка, мраморные здания сверкали среди бархатно-зеленой листвы. Толпа шумно приветствовала церемонию. Может статься, лениво подумала Герматия, придет время, когда они так же будут приветствовать меня…

– Осторожно, госпожа, – предупредил Кенкатедрус.

Лепестки, разбросанные под ногами, превратились в месиво, и дорога становилась небезопасной. Золотые сандалии Герматии испачкались в грязи. Она приподняла подол прозрачного платья, чтобы не прицепился мусор.

Немного впереди, справа от нее, показалась приземистая, конусообразная башня храма Эли. Герматия заметила на ступенях почетную гвардию Ситаса – по меньшей мере, сотню воинов. В то время как ее сопровождающие носили белое с золотым, свита Ситаса была облачена в золотое и зеленое. Когда они проходили мимо храма, Герматия постаралась смотреть прямо перед собой, но взгляд ее непроизвольно устремился в открытые двери. Внутри священной башни стояла тьма, и, хотя невеста различала пылающие на стенах факелы, ни Ситаса, ни кого-либо другого не было видно.

Когда свита невесты сделала круг, толпа стала гуще, а приветственные крики – громче. На улицу падала тень от Звездной Башни. Попасть в тень здания считалось добрым предзнаменованием, и на небольшом пространстве собрались тысячи горожан.

Повинуясь внезапному импульсу, Герматия оставила свое отстраненное, безмятежное выражение лица и улыбнулась. Крики усилились. Подняв свободную руку, она помахала жителям Сильваноста. Поднялся такой шум, какого не слыхали стены города, шум, который восхитил ее.

Ситас в храме Эли услышал крики. Он стоял на коленях перед верховным жрецом, и его как раз должны были помазать священными маслами. Он слегка поднял голову и повернулся на шум. Воин, склонившийся рядом, прошептал:

– Посмотреть, что случилось, господин?

– Не нужно, – безмятежно отвечал Ситас. – Думаю, что это народ встречает невесту.

Храм Квенести Па, богини здоровья и плодородия, представлял собой высокое, просторное здание с крышей из прозрачного черепахового панциря. В отличие от большинства других храмов здесь не было огромной центральной башни. Вместо нее по углам крыши поднимались четыре тонких каменных шпиля, возносившихся к небесам. И хотя храм не был таким внушительным, как храм Эли, и не обладал мрачным величием храма Матери, Герматия считала это здание самым прекрасным, в Сильваносте.

Трубачи, мальчики с трещотками и девушки с цветами, расступившись, стали по сторонам входа в храм. Почетная гвардия застыла на нижней ступени лестницы.

Ниракина приблизилась к Герматии:

– Если твое представление закончено, то войдем внутрь.

В ее тоне прозвучали резкие нотки, и Герматия, спрятав улыбку, молча помахала толпе в последний раз и вступила в храм.

Ниракина наблюдала, как невеста поднимается по ступеням. Она изо всех сил старалась поладить с девчонкой, но с каждой минутой ее раздражение усиливалось. Ради Ситаса мать желала, чтобы этот брак оказался удачным, но ее не покидало ощущение, что Герматия – всего лишь избалованный ребенок.

Ритуал в храме оказался недолгим и состоял всего лишь из нескольких молитв и омовения рук Герматии в освященной воде. Ниракина с недоверием следила за невестой, скрывая свое недовольство поведением молодой женщины. Герматия уловила беспокойство Ниракины и, к своему удивлению, наслаждалась им. Это усиливало ее возбуждение.

По окончании ритуала невеста поднялась с колен, поблагодарила Мирителисину, верховную жрицу, и, не дожидаясь Ниракины, поспешно покинула храм. Жители города, затаив дыхание, ожидали ее появления, и Герматия их не разочаровала. Гром одобрения поднялся из задних рядов, где стояли самые бедные эльфы. Она одарила их ослепительной улыбкой, затем с живой грацией спустилась по лестнице к Кенкатедрусу. Ниракина в тревоге торопилась вслед за нею, утратив все свое достоинство.

Кортеж снова выстроился в прежнем порядке, и трубачи заиграли «Детей Звезд», древнюю мелодию, знакомую каждому эльфу с детства. И даже Герматия удивилась, когда народ начал подпевать трубачам.

Она замедлила шаг и, наконец, застыла на месте. Процессия растянулась, пока трубачи не заметили, что идущие позади остановились. Музыка лилась, поднимаясь и опускаясь, словно волны, и, наконец, Герматия почувствовала, что мелодия увлекает ее.

Немного подождав, невеста запела. Кенкатедрус, державший ее под руку, с удивлением воззрился на нее, затем оглянулся на госпожу Ниракину, стоявшую позади прямо, не произнося ни звука, с руками, плотно прижатыми к телу. Пышные рукава скрывали ее крепко стиснутые кулаки.

Кое-кто из толпы прекратил петь, чтобы лучше слышать голос невесты. Но когда начался последний куплет, все подхватили его, и снова голоса тысяч эльфов потрясли древний город. Когда последние ноты «Детей Звезд» растаяли в воздухе, над Сильваностом воцарилась тишина, казавшаяся еще более невероятной из-за гомона, стоявшего все это время. Жители вышли на улицы, и глаза эльфов, наблюдавших за процессией с крыш домов или из окон башен, были устремлены на Герматию.

Она небрежно отняла у Кенкатедруса руку и двинулась сквозь толпу сопровождающих к Звездной Башне. Девушки с цветами и мальчики с трещотками расступились в полной тишине. Герматия с безмятежной грацией миновала ряды трубачей, которые застыли, отняв от губ серебряные флейты. Взойдя по ступеням Звёздной Башни, она появилась в дверях одна.

Посредине зала в ожидании стоял Ситас. Принц и его свита прибыли из храма Эли с гораздо меньшей помпой. В глубине зала на троне восседал Ситэл. Золотая мантия тяжелыми складками ниспадала с плеч монарха на пол и спускалась на семь ступеней вниз, туда, где стоял Ситас. Балдахин был изысканно разукрашен; на серебряной подставке стоял золотой поднос с вырезанным замысловатым узором; там лежали кольца, которыми должны были обменяться молодожены.

Герматия вышла вперед. По-прежнему стояла мертвая тишина, словно весь эльфийский народ затаил дыхание – отчасти от ужаса, отчасти от изумления. Невеста наследника престола нарушила свадебные обычаи на своем пути в Башню. Королевская семья всегда поддерживала замкнутое, холодное высокомерие, нерушимое чувство собственного достоинства. Герматия же рисовалась, выставляла себя напоказ перед толпой, но народ Сильваноста, по-видимому, полюбил ее за это.

Поверх золотой мантии на Ситасе красовались церемониальные доспехи. Искусно выкованные нагрудные пластины и наплечники были покрыты ярко-зеленой эмалью. Кирасу украшали гербы Сильваноса, а к рукаву Ситас прикрепил крошечный алый бутон розы, маленький, но могущественный символ его бога-покровителя.

Когда Герматия приблизилась, жених, поддразнивая, спросил ее:

– Что ж, дорогая моя, празднование закончилось?

– Нет, – ответила она с нежной улыбкой. – Все только началось.

И они рука об руку подошли к Ситэлу.

Пир, начавшийся тем вечером, продолжался четыре дня. Все это сильно утомило молодоженов, и на исходе второго дня они укрылись на пятом этаже башни дворца Квинари, где для них были отделаны новые апартаменты. Той ночью Герматия и Ситас вдвоем стояли на балконе, выходившем к центру города, и наблюдали за шумным весельем внизу.

– Как ты думаешь, кто-нибудь из них помнит, что они празднуют? – спросила Герматия.

– Сегодня нет. Они вспомнят завтра, – убежденно ответил Ситас.

Ему пока что было неловко оставаться с ней наедине. Он так мало знал ее; его постоянно сверлила тайная мысль: а не сравнивает ли она его с Кит-Кананом? Несмотря на то, что внешне близнецы были почти неотличимы друг от друга, наследник Ситэла понимал, что по характеру они абсолютно противоположны. Ситас крепко вцепился в балконные перила – в первый раз за всю свою жизнь он растерялся и не знал, что теперь следует сказать или сделать.

– Ты счастлив? – после долгого молчания вымолвила Герматия.

– Я доволен, – осторожно ответил он.

– Как ты думаешь, ты когда-нибудь станешь счастливым? – застенчиво спросила она.

Ситас, обернувшись к жене, произнес:

– Я постараюсь.

– А ты не скучаешь по Кит-Канану?

На мгновение его безмятежные золотистые глаза затуманились.

– Да, я по нему тоскую. А ты, госпожа?

Герматия дотронулась до звездного камня, приколотого у ворота ее платья, затем медленно подалась к мужу и обняла его за талию.

– Нет, я не тоскую по Кит-Канану, – может быть, слишком убедительно произнесла она.

Глава 6

В тот же день в лесу

Лишившись своих доспехов и городской одежды, Кит-Канан теперь ходил в облегающей тунике из оленьей кожи и чулках, похожих на те, что носил Макели. Он пытался обогнуть древесный дом незаметно для мальчика.

– Ты у серого вяза, – послышался голос Макели.

Действительно, принц был там. Как он ни старался, все равно производил много шума. Мальчик должен был закрыть глаза, чтобы не заметить Кит-Канана, но острый слух его не подвел.

Кит-Канан, отступив на шесть футов назад по Собственным следам, присел на корточки. В лесу не раздавалось ни звука. Макели крикнул:

– Ты не сможешь ни к кому незаметно подкрасться, если будешь сидеть на месте.

Принц, наступая только на древесные корни, торчащие из ворохов опавших листьев, смог совершенно беззвучно сделать десять шагов. Макели молчал, и Кит-Канан усмехнулся про себя. Мальчишка не слышал его! Наконец-то.

Он перепрыгнул с корня на плоский камень, достаточно высокий для того, чтобы, стоя на нем, можно было дотянуться до нижней ветки тиса. Стараясь шуметь как можно меньше, Кит-Канан подтянулся по ветке, взобрался на дерево и прижался к стволу. Его зеленовато-коричневая туника совершенно сливалась с покрытой лишайником корой, светлые волосы скрывал капюшон. Не шевелясь, принц ждал. Теперь пришел его черед удивить парня!

Сейчас Макели пройдет мимо, и тогда он спрыгнет с дерева прямо на него. И вдруг кто-то стукнул его по капюшону. Подняв глаза, Кит-Канан увидел Макели, уцепившегося за дерево в трех футах над ним. От изумления принц чуть не свалился вниз.

– Клянусь Королевой Драконов! – выругался он. – Как ты сюда забрался?

– По стволу, – довольно ответил Макели.

– Как это? Я никого не видел.

– Мысль пройти по корням неплоха, Кит, но ты так усердно смотрел себе под ноги, что я смог проскользнуть у тебя под носом.

– Но дерево! Откуда ты узнал, на какое дерево лезть?

– Это совсем легко, – пожал худыми плечами мальчик. – Я положил под дерево камень, на таком расстоянии, чтобы ты смог ступить на него, залез сюда и стал ждать. Остальное ты сделал сам.

Кит-Канан спрыгнул на землю:

– Чувствую себя идиотом. Наверное, самый последний местный гоблин лучше крадется по лесу, чем я.

Макели выпустил сук и, описав изящную дугу, соскользнул вниз. На лету он ухватился кончиками пальцев за нижнюю ветку, чтобы замедлить падение, и приземлился рядом с Кит-Кананом на согнутые колени.

– Ты довольно неповоротлив, – заметил он беззлобно. – Но пахнешь не так мерзко, как гоблин.

– Вот уж спасибо, – едко ответил принц. – На самом деле главное – это дыхание.

– Дыхание? Как это?

– Ты дышишь вот так. – Макели выпрямил плечи, выпятил тощую грудь и запыхтел, словно кузнечные мехи. Картина была настолько нелепа, что Кит-Канан не смог сдержать улыбки. – Потом, ты и ходишь так же. – Мальчик прошелся, преувеличенно тяжело топая ногами, высоко поднимая колени и шурша сухими листьями и ветками.

Улыбка сошла с лица Кит-Канана, он нахмурился.

– А ты как дышишь? – спросил он.

Вместо ответа Макели, выискивая что-то, склонился у корней дерева и наконец поднял птичье перо. Затем лег на спину и положил перо на свою верхнюю губу. Его дыхание было таким легким, что перышко ни разу не шевельнулось.

– Значит, мне нужно заново выучиться дышать? – недовольно хмыкнул Кит-Канан.

– Это будет хорошим началом, – ответил Макели, вскочив на ноги. – А теперь пойдем домой.

Дни в лесу тянулись для Кит-Канана медленно. Макели оказался умным мальчиком и приятным собеседником, но принц никак не мог привыкнуть к его пище, состоявшей из орехов, ягод и воды. Живот принца, и без того малозаметный, совсем впал от такого скудного питания. Кит-Канан мечтал о мясе и нектаре. Но мальчик упорно утверждал, что только Най может добыть мясо. Однако таинственный Най по-прежнему не показывался.

К тому же пропавший Аркубаллис так и не вернулся. Хотя Кит-Канан возносил мольбы о том, чтобы они смогли снова встретиться, он знал, что надежды на это мало. Не представляя, куда мог запропаститься грифон и как его найти, принц попытался смириться с мыслью, что Аркубаллис исчез навсегда. Грифон, последняя ниточка, связывавшая его с прежней жизнью, был потерян, но воспоминания о былом не оставляли Кит-Канана.

Эти воспоминания снова и снова возникали и мучили Кит-Канана во сне все эти последние дни. Он снова слышал голос отца, объявлявший о помолвке Герматии и Ситаса. В памяти вставало суровое испытание, через которое он прошел в Звездной Башне, и, что ужаснее всего, он слышал голос Герматии, говорившей о согласии выйти за его брата. Кит-Канан, полный решимости начать новую жизнь вдали от Сильваноста, заполнял свои дни разговорами с Макели и обучением лесным повадкам. Может быть, здесь, в покое, под мирной сенью векового леса, он нашел свою судьбу.

Как-то раз Кит-Канан спросил у Макели, где он родился, как попал сюда.

– Я всегда жил здесь, – отвечал Макели, рассеянно махнув рукой в сторону деревьев.

– Ты здесь и родился?

– Я всегда жил здесь, – упрямо повторил мальчик.

После этого Кит-Канан оставил расспросы. Вопросы о прошлом ставили мальчика в тупик, так же как и разговоры о будущем. Только если Кит-Канан сосредоточивался на настоящем и делах дня, он мог поддерживать беседу с Макели.

В обмен на уроки в искусстве выживания и передвижения по лесу Кит-Канан развлекал своего молодого друга рассказами о Сильваносте, о великих войнах с драконами, о жизни городских эльфов.

Мальчику нравились рассказы, но больше всего его восхищал металл. Он часто садился перед Кит-Кананом, скрестив ноги, и ощупывал его шлем, поножи, части его доспехов, снова и снова тер маленькими смуглыми пальцами холодную поверхность. Макели не мог понять, как можно так искусно придать форму твердому веществу. Кит-Канан поведал как мог о кузнечном и литейном деле. Рассказ о том, что металл можно расплавить и залить в форму, неимоверно изумлял Макели.