Империя Ужаса (№2) - Дитя тьмы

Глен Кук

Дитя тьмы

Глава 1

994-995 годы от основания Империи Ильказара

И ЯВИЛОСЬ СРЕДЬ НАС ДИТЯ

И обрекся он во тьму

Крылатый человек, словно призрак, вынырнул из тьмы ночи и, промелькнув тенью на фоне звезд, опустился на окно башни замка Криф. Он с легким хлопком сложил широкие крылья и укрылся ими, как темным плащом. И слился с тьмой ночи. Глаза его загорелись холодным красным огнем, он внимательно прислушивался и крутил лохматой, как у терьера, башкой, всматриваясь в черное нутро башни. Все замерло. Ни один звук не нарушал тишину. Он немного помедлил в нерешительности — тишина и покой означали, что он должен продолжать начатое. Осторожно и боязливо — человеческое жилье всегда внушало крылатому существу ужас — он спустился с окна.

В башне — тьма, непроницаемая даже для его глаз, способных видеть в ночи, и это лишь усилило его страх. Неизвестно, какое зло могло таиться там, в башне, под покровом ночи. И все-таки он нашел в себе достаточно отваги, чтобы двинуться вперед, вцепившись в рукоятку хрустального кинжала и придерживая небольшой мешочек у пояса. От неописуемого ужаса перехватывало дыхание — он вообще храбростью не отличался и находился здесь только из любви к своему Хозяину и священного трепета перед ним.

Руководствуясь лишь ему слышными звуками, он нашел нужную дверь. В башне — тишина и покой, как и предсказывал Хозяин. Страх немного ослабил свою хватку, но ненадолго — путь преграждало охранительное заклинание. Такое заклинание может поднять тревогу и призвать стражу.

Но и он располагал кое-какими средствами. Те, кто его послал, постарались предусмотреть все. Достав из мешочка кроваво-красный драгоценный камень, он метнул камень в коридор. Самоцвет со стуком покатился по полу. Он замер. Шум показался ему громоподобным. Брызнуло яркое пламя, и заклинание распалось, рассыпалось красными брызгами, уйдя в иные реальности. Он следил за исчезновением заклятия, прикрыв глаза длинными костлявыми пальцами. Прекрасно. Все идет как надо.

Незваный гость приблизился к двери. Дверь бесшумно открылась.

Комнату освещал лишь огарок свечи. В дальнем углу, на кровати под шелковым балдахином, — цель его путешествия… Она была юной, светловолосой, изящной, красивой, но все это совершенно его не трогало. Он являлся созданием абсолютно бесполым, и человеческие страсти (по крайней мере плотские) были ему чужды. Ему хотелось как можно скорее оказаться в обществе своих собратьев, в уюте пещерного дома. Существо на постели было для него лишь заданной целью и объектом, вызывающим страх и жалость.

Женщина (скорее даже девочка, только-только начавшая обретать женские формы) пошевелилась и что-то забормотала во сне. Он перепугался — ему было известно могущество сновидений. Запустив руку в мешочек, он поспешно извлек оттуда завернутый в кожу влажный комочек ваты и, поднеся его к лицу спящей, подождал, пока та, вдохнув испарения, не погрузилась в глубокий сон.

Убедившись, что жертва не проснется, он сдернул с нее одеяло, высоко поднял ночную сорочку и достал из сумки свою последнюю драгоценность. Специальное заклятие должно было сохранить жизненную силу содержимого флакона, ибо только это могло обеспечить успех всего ночного предприятия.

Он презирал себя за то хладнокровие, с которым осуществил задуманное Хозяином. Закончив работу, он привел одежду женщины в порядок, аккуратно укрыл спящую одеялом и бесшумно вышел. Отыскав в темноте коридора кроваво-красный камень, он раздавил его в пыль, чтобы восстановить охранительное заклинание. Все должно остаться как было. Прежде чем улететь во тьму ночи, крылатый человек ласково погладил хрустальный кинжал. Его радовало, что оружием воспользоваться не пришлось. Он не любил насилия.

Он видит все глазами врага

С той ночи минуло девять месяцев и еще несколько дней. Наступил октябрь — прекрасный месяц для вершения дел странных и нечистых. Месяц, когда черные побуждения скрываются за волшебным ковром золотой листвы, когда с высот Капенрунга предвестниками зимних холодов начинают дуть тоскливые пронизывающие ветры, а луна заливает темную землю оранжевым зловещим светом, напоминая о скрытых там, внизу, многочисленных опасностях. Этот октябрь начался почти летними днями, словно вспомнив о прошедшем августе и забыв о сентябре с его капризным женским характером и постоянной сменой погоды. Однако осень постепенно набирала силу, и месяц, катясь под гору, наконец рухнул в черный ледяной колодец, отдав землю во власть зимнего холода. Известно, что в самом конце октября наступает ночь, когда все богомерзкие твари выходят вершить свои темные дела…

Форгреберг был небольшим городом и ничем не выделялся среди остальных столиц Малых Королевств. Улицы его напоминали помойку — богачи тратиться на уборку не желали, а беднякам на грязь было плевать. Три четверти города захватили древние трущобы, а оставшаяся часть кичливо выставляла напоказ богатые жилые кварталы и торговые ряды, где покупали и перепродавали шелка и пряности, поступавшие с Востока через проход Савернейк. Аристократы жили в городе только зимой, все остальное время эти злобные охотники за головами проводили в своих замках и поместьях, выколачивая из крестьян бесконечные поборы. В городе бесчинствовали бандиты, а жители стенали под бременем налогов. Люди умирали голодной смертью, их уносили болезни. Коррупция в правительстве достигла невообразимых размеров, а разные племена, кипя от ненависти, в любой момент готовы были взяться за оружие.

Короче говоря, Форгреберг ничем не отличался от соседних городов, если, конечно, забыть о том, что в нем находился королевский двор и что он служил конечным пунктом для прибывающих с Востока караванов. Отсюда шли на Восток богатства Запада, и здесь же принимались товары из прибрежных государств.

В тот последний день октября, когда Зло показало свое лицо, в городе с утра начался праздник.

В то же утро в одном из проулков Форгреберга появился старик в широком потрепанном плаще. Старец явно нуждался в хорошей ванне, а многодневная щетина на его физиономии — в бритве.

Довольно посмеиваясь и ощущая приятную тяжесть монет в кармане, а вкус бекона — на языке, он вышел через черный ход одного из самых роскошных домов города.

Однако его хорошее настроение быстро испарилось. Старик остановился, посмотрел вдоль проулка и бросился наутек. Позади него, по мостовой, застучали колеса. В тишине утра удары стальных ободов были подобны грому. Бродяга остановился, почесал в паху, сделал охраняющий от зла знак и вновь побежал.

Из-за угла, толкая перед собой небольшую тележку, появился другой старик — крошечное существо с грязной растрепанной бородой. По всему было видно, что лишь ценой огромных усилий он справляется со своей тележкой на мокрой мостовой. Подслеповатыми глазами он внимательно всматривался в стены домов, время от времени покачивая головой.

Бессвязно бормоча, старик вышел из проулка и направился в сторону замка Криф. Замок был окружен ровными рядами уже облетевших деревьев, которые этим унылым мокрым осенним утром казались армией скелетов, идущих на приступ.

— Королевский дворец, — насмешливо пробурчал торговец.

Замок Криф неколебимо простоял шесть столетий, капитулировав лишь однажды перед Ильказаром, но все же он не был неприступной твердыней. Его можно уничтожить изнутри. Старик подумал о богатстве и роскоши, скрытых за стенами, и мысленно сравнил жизнь обитателей дворца со своим нищенским существованием. Проклятие, что приходится так долго ждать!

Но прежде надо завершить дело. Отвратительное дело. Замки и королевства не рушатся просто так, стоит только пальцем пошевелить.

Он обошел вокруг замка, рассматривая полусонных стражников, изучая увитую старым плющом южную стену с полудюжиной небольших дверей и пару больших, выходящих на запад и на восток ворот. Хотя враждующих между собой мелких феодалов в Кавелине было больше, чем блох на собаке, их свары никогда не затрагивали самого Форгреберга. Бароны ограничивали войны своими владениями, а Корона оставалась в относительной безопасности, выступая в роли третейского судьи.

В тех же редких случаях, когда одно из близлежащих королевств, соблазненное выгодами торговли с Востоком, вмешивалось в местные драчки, все враждующие стороны мгновенно объединялись против общего врага.

С раннего утра у западных ворот начали собираться люди. Старик открыл свою тележку, разжег угли и приступил к торговле горячими колбасками и булочками.

Большие ворота распахнулись около полудня. Толпа пришла в движение. Под рев труб из замка выступила рота личной гвардии короля. Во все стороны Кавелина помчались гонцы, возвещая на скаку: «У короля родился сын!»

Толпа взорвалась радостным ревом. Люди ждали этой вести уже много, много лет.

Маленький старикан ухмыльнулся, выглядывая из-за своей тележки. Король наконец-то получил сына, чтобы продлить тиранию своей династии, а эти идиоты вопят так, словно пришел день спасения. Бедные глупцы. Они не способны чему-нибудь научиться. В них постоянно живет надежда на лучшее будущее. Почему они верят в то, что это дитя, став королем, будет менее жестоким, чем его предки?

Старик был крайне невысокого мнения о роде людском. Он не раз говорил, что, учитывая все обстоятельства, предпочел бы родиться уткой.

Личная гвардия оставила ворота открытыми и толпа ринулась в замок, чтобы сполна насладиться празднеством. Черни редко доводилось проходить за стены.

Старик вошел вместе с толпой. Его, как и других, обуревала жадность. Но жадность старца не распространялась на заваленные дармовым угощением и выпивкой столы. Ему нужны были сведения. Те сведения, которые столь высоко ценят воры и взломщики. Он пробрался во все разрешенные места, увидел все, что дозволялось увидеть, и прислушивался ко всем разговорам. Но особенно внимательно изучил лжеторговец увитую плющом стену и Башню королевы. Удовлетворив свое любопытство, старик решил было отведать королевской снеди, но, едва попробовав кислого дешевого вина, выругался, вернулся к своей тележке и покатил ее к тому проулку, из которого вышел ранним утром.

Он возвращается на место преступления

И снова крылатый человек скользнул вниз по ночному небу, затмив на миг свет октябрьской луны. Это была ночь Аллернмаса; он побывал здесь девять месяцев назад. Он сделал вираж, пролетая над шпилями и роясь в ненадежной кладовой своей памяти. Определив наконец нужную башню, скользнул к окну и исчез в темноте. И замер, завернувшись в плащ-крылья. Горящие красным светом глаза были прикованы к опустевшему внутреннему двору, где еще словно бы слышались отзвуки отшумевшего празднества. Он боялся, что, возвращаясь в замок, слишком искушает судьбу. На этот раз все могло пройти не так гладко.

Амбразуру в стене на мгновение перекрыла какая-то тень. Тень двигалась вдоль стены, а затем спустилась во внутренний двор замка. Крылатый человек развернул тонкую веревку, обмотанную вокруг пояса, и закрепил один конец на стропилах над своей головой. На этом его миссия заканчивалась. По идее, ему следовало бы немедленно улететь, но вместо этого он ждал своего приятеля.

Бурла — уродливый карлик — взбирался к нему по веревке с проворством обезьяны, на которую был очень похож. Крылатый человек отступил в сторону, освобождав место для своего приятеля.

— Улетаешь? — спросил Бурла.

— Нет. Посмотрю немного. — Крылатый человек усмехнулся, обнажив в улыбке острые клыки и легонько прикоснувшись к руке карлика. Страх не оставлял его. В темноте могла подкарауливать смерть.

— Приступаю, — объявил Бурла, освобождаясь от свертка, привязанного за спиной.

Они повторили путь, проделанный крылатым человеком во время первого посещения башни. Чтобы преодолеть охранительные заклинания и вскрыть новые запоры на двери спальни королевы, Бурла использовал предоставленные Хозяином средства…

Послышалось сонное бормотание. Это был явно вопрос. Бурла и крылатое существо обменялись взглядами. Их опасения оказались вполне обоснованными, хотя Хозяин предсказывал обратное. Тем не менее Хозяин не забыл вооружить своего подручного и на такой случай. Карлик передал приятелю сверток, извлек из сумки небольшой флакон, приоткрыл дверь и швырнул пузырек в спальню. Последовал еще один вопрос, заданный громко и резко. В голосе женщины звучал испуг. Бурла достал из сумки плотную, пропитанную жидкостью ткань и взял у своего спутника сверток. Крылатый, освободив руки, плотно завязал ткань на затылке приятеля, прикрыв крючковатый нос и перекошенный рот карлика.

Бурла переступил через порог — и тут громкий вопль гулким эхом прокатился по коридору. Крылатый человек обнажил кинжал и крикнул:

— Поторопись!

Он уже слышал взволнованные голоса и звон металла. Шум приближался. Солдаты. Он совсем перепугался и решил немедленно улететь, но тут же передумал — друга бросать нельзя. Однако на всякий случай крылатый занял позицию рядом с окном, чтобы вовремя успеть удрать.

Лезвие хрустального кинжала засветилось. Крылатый человек держал клинок так, чтобы свет падал на его отвратительную физиономию, знал, что человеческие существа тоже могут испытывать ужас увидев его, трое взбежавших по лестнице солдат замерли. Крылатый поднял кинжал выше и расправил крылья. В зловещем свете кинжала казалось, что клыкастое существо внезапно стало устрашающе огромным и надвинулось на них, норовя отрезать путь к отступлению. Один солдат с испуганным воплем бросился вниз. Остальные принялись шептать заклятия.

Появился Бурла с ребенком в руках.

— Уходим! — бросил он и, схватив веревку, мгновенно скрылся за окном. Крылатый человек последовал за ним, не забыв, однако, снять и унести с собой шнур. Он летел на фоне луны, надеясь тем самым отвлечь внимание от Бурлы. Шум внизу напоминал разбегающиеся по озеру волны. Он достиг самых дальних уголков дворца и уже разбивался о противоположную стену замка.

В союзе с силами тьмы

В королевском лесном заказнике Гудбрандсдал почти у границ Форгреберга, милях в двенадцати от замка Криф, сгорбленный старик, глядя в слабое пламя костра, удовлетворенно хихикнул и произнес:

— Они все-таки сделали это! Сделали! Дальше все пойдет легче.

Сидящий с другой стороны костра человек, закутанный в темный плащ с огромным капюшоном, слегка опустил голову.

Старик — продавец горячих колбасок, несомненно, нес в себе зло, но зло, как ни странно это звучит, беззлобное, чистое — скорее даже не зло, а проказливость. Однако сидящее напротив него укрывшееся плащом существо было воплощением иного зла. Зла черного, жестокого, несущего смерть.

Крылатый человек, Бурла и их друзья даже не подозревали, что Хозяин заодно с носителем этого зла.

Храбрец на службе властителя

Происходящий из вессонов Инред Тарлсон, капитан личной гвардии короля, был известным воином. Слава о его подвигах в войнах Эль Мюрида перешагнула границы и достигла самых отдаленных уголков постоянно враждующих между собой Малых Королевств. Простой вессонский крестьянин, служивший в пехоте, по воле судьбы оказался рядом с королем, когда тот был тяжело ранен стрелой, попавшей в него рикошетом. Инред натянул на себя королевские доспехи и несколько дней сдерживал напор фанатиков. Этот подвиг принес ему дружбу короля.

Происходи он из нордменов, его, несомненно, возвели бы в рыцари. Но присвоение офицерского чина было самое большее, что король мог сделать для вессона. Рыцарство пришло к нему лишь много лет спустя. Со времен Переселения он стал первым вессоном, получившим рыцарские шпоры.

Инред был бесстрашным сторонником дела короля и даже среди нордменов пользовался уважением. Он слыл честным, надежным и уравновешенным человеком, с которым можно иметь дело, не опасаясь измены, и который без колебаний мог высказать свое мнение, даже если оно и расходилось с мнением короля. Если капитан верил в свою правоту, то не отступал ни на йоту. В народе он был известен своими победами в поединках, которыми частенько решались споры между соседними княжествами. Крестьяне-вессоны видели в нем защитника своих прав.

Хотя ради короля Инреду приходилось убивать, он не был ни жестким, ни жестоким. В себе он видел лишь солдата, такого же, как все, и не было для него большего счастья, чем защищать своего короля. Люди, подобные ему, встречались в Малых Королевствах реже, чем золотые самородки.

Когда поднялся шум, Тарлсон по чистой случайности оказался во дворе замка. Он подбежал к подножию Башни королевы достаточно быстро, чтобы увидеть пролетающее на фоне луны крылатое чудовище, за которым тащилась веревка. Создавалось впечатление, что монстр занимается ночным ловом воздушной рыбы. Инред проследил за полетом крылатого человека и понял, что тот направляется в сторону Гудбрандсдала.

— Гжердрам! — загремел он, обращаясь к своему сыну и оруженосцу. — Коня!

Уже через минуту он галопом пронесся через Восточные ворота, приказав своей роте следовать за ним. Он опасался, что гонится за ветром, но, во всяком случае, это было хоть какое-то действие. Остальные обитатели дворца лишь вопят, как старые бабы, захваченные врасплох с задранной юбкой. И это называется придворные нордмены! Возможно, их предки и были крепкими ребятами, но современное поколение — это просто изнеженные кретины.

Если мчаться галопом, то до Гудбрандсдала — рукой подать. Инред соскочил с седла и привязал лошадь там, где другие могли сразу ее найти. Костер капитан заметил сразу и, обнажив меч, осторожно двинулся туда. Оставаясь под прикрытием темноты, он подошел поближе к костру и увидел крылатого человека, разговаривающего со стариком, кутающимся в накинутое на плечи одеяло. Никакого оружия, кроме кинжала, который был у этого монстра с крыльями, Инред не заметил.

Этот кинжал. Кажется, он слегка светится. Выступив из темноты, капитан резко спросил:

— Где принц? — И острие его меча уперлось в горло старика.

Появление Тарлсона вовсе не изумило этих людей, хотя они оба и отпрянули назад. Ни один не удостоил капитана ответом. Более того, крылатый человек обнажил свой кинжал. Да, клинок действительно светился. Магия! Инред встал в оборонительную позицию. Это рыжеватое чудовище с источающим бледный свет кинжалом могло оказаться гораздо опаснее, чем он предполагал.

Что-то зашевелилось в темноте позади него. Черный рукав потянулся к капитану. Почувствовав опасность, воин мгновенно обернулся. Его меч, описав широкую дугу, прорубил вначале воздух, а затем плоть и кость. Отрубленная кисть руки упала рядом с костром, подняв облачко пыли. Пальцы шевелились, как лапки издыхающего паука. По лесу пронесся крик боли и ярости.

Но удар Инреда все же запоздал. Пальцы впились в его горло. Леденящий арктический холод опустился на мир. Воин упал на землю, как подрубленное дерево, и все чувства оставили его Падая, он обернулся и успел заметить черный силуэт сразившего его существа, изумленные лица тех двоих у костра и отрубленную им кисть руки. Омерзительный восковой обрубок полз к своему владельцу…

…тьма. Но он погружался в нее с молчаливой улыбкой. Судьба подарила ему еще одну маленькую победу. Он успел вонзить клинок в ползущую кисть и бросить ее в огонь.

На сердце его печаль, но он продолжает начатое

Бурла, с безмятежно спящим ребенком в свертке за плечами, добравшись до лагеря Хозяина, увидел там лишь дотлевающие угли костра. Над горами Капенрунг появились первые, еще неуверенные проблески рассвета. Послав проклятие восходящему солнцу, он стал двигаться с удвоенной осторожностью. Повсюду сновали всадники, и это началось сразу после того, как он выбрался из города. Чтобы избежать встречи с ними, беглецу пришлось вспомнить все трюки специалиста по ночным делам.

Он понял, что в лагере уже побывали солдаты. Произошла стычка. Кто-то был ранен. Одеяло Хозяина брошено рядом с костром. Это сигнал, означающий, что с ним все в порядке, но ему пришлось бежать. Охватившая Бурлу печаль по своей глубине уступала лишь ужасу, что его способностей не хватит, чтобы выполнить то, что на него свалилось.

К этому моменту его работа должна была бы закончиться, однако случилось так, что она только-только начинается. Уже светало, и он заторопился. Много-много миль ему придется пробираться по растревоженной, как улей, враждебной территории. Как ему избежать мечей всех этих верзил?

Надо попытаться.

Днем он урывками спал, продвигаясь к цели лишь тогда, когда чувствовал себя в полной безопасности. Ночами же он шагал так быстро, как только позволяли его короткие ножки, задерживаясь время от времени лишь для того, чтобы украсть у какого-нибудь крестьянина-вессона пропитание себе и молоко младенцу. Он все время ждал, что бедная крошка испустит дух, но дитя оказалось на удивление выносливым и крепким.

Большим людям так и не удалось схватить его. Эти верзилы знали, что он где-то рядом, и чувствовали, что он имеет какое-то отношение к вторжению в Башню королевы. Перевернув вверх дном всю страну, преследователи обнаружили много тайного и любопытного, но карлика схватить не сумели. И вот наступил день, когда Бурла, падая от усталости, вошел в пещеру высоко в горах, которую Хозяин выбрал местом встречи на тот случай, если им придется расстаться.

Головы их согласно кивают, но уста излучают ложь

Через час после похищения ребенка кто-то наконец удосужился проверить, как чувствует себя ее величество. Нордмены были не слишком высокого мнения о своей королеве. Для них она оставалась иностранкой, девчонкой, едва достигшей детородного возраста, и к тому же настолько застенчивой, что на нее вообще едва ли стоило обращать внимание. Королеву и няньку обнаружили погруженными в неестественно глубокий сон. Дитя покоилось на материнской груди.

И вновь недоумение охватило замок Криф. То, что поначалу было расценено как попытка вессонов пресечь линию наследования, на самом деле оказалось либо каким-то недоразумением, либо чем-то гораздо более зловещим. После того как от самого эти короля последовало несколько намеков, официально было объявлено, что принц почивал прекрасно, а весь шум явился результатом разыгравшегося воображения стражи.

Впрочем, этому мало кто поверил. Наверняка свершилась подмена. Заинтересованные политические группы бросились на поиски принимавших роды врача и повитухи, но не нашли. Лишь позже в одном из темных трущобных проулков были обнаружены их обезображенные трупы. Между тем королевские опровержения продолжали литься рекой.

Ближайшие советники короля изнемогали в прениях, пытаясь определить предполагаемую цель происшествия, позицию, которую следует занять в связи с этим, и способы предупреждения нежелательных последствий. Время шло. Событие казалось все более и более загадочным. Советники поняли, что тайну разгадать не удастся, если не отловить либо крылатого человека, либо карлика, спускавшегося по увитой плющом стене и замеченного одним из охранников, либо одного из чужаков, разбивших лагерь в Гудбрандсдале. Карлик уходил на восток, в горы. Следов остальных обнаружить не удалось, и вся армия сосредоточила внимание на карлике. На поиски беглеца пустились и те, для кого заполучить принца означало путь к власти.

Однако карлик сумел ускользнуть. Никакого дальнейшего развития странное событие не получило. Король добился того, что ребенка, по крайней мере публично, признали наследником. Бароны перестали преследовать подозрительных чужаков и возобновили свои бесконечные свары. Вессоны вернулись к интригам и плетению заговоров, а купцы — к своим товарам. Казалось, что за год о таинственном происшествии все забыли, однако множество глаз продолжало следить за здоровьем короля.

Глава 2

1002 год от основания Империи Ильказара

ДОМАШНИЙ ОЧАГ И СЕРДЦЕ

Враги Рагнарсон и Элана Мишон

Элана Рагнарсон расчесывала свои волосы цвета красной меди и молча страдала, слушая стенания супруга. — Счета за погрузку, счета за продажу, квитанции к оплате, квитанции к получению, штрафы и налоги! Разве это жизнь? Я — солдат, а не проклятущий торговец. И мое предназначение не в том, чтобы считать медяки…

— Ты мог бы нанять счетовода, — сказала Элана, решив не добавлять, что профессионал содержал бы дела в большем порядке. Она знала, что его брюзжание не связано с деньгами. Тоска начиналась каждую весну, как своего рода сезонный рецидив хронической болезни человека, вынужденного оставить яркую жизнь, полную опасностей и приключений. Двух недель воспоминаний о смертельных ударах меча, одиноких ночевках в ледяной грязи и изнеможении после вынужденных маршей вполне хватит, чтобы его образумить. Но ему никогда не избавиться от привычек, приобретенных в детстве в Тролледингии. Известно, что к северу от гор Крачнодиан все способные носить оружие мужчины начинают воевать, как только в гаванях тронется лед.

— Где моя юность? — причитал он, начав одеваться. — Где те годы, когда, еще не достигнув двадцатилетия, я во главе войска прибыл из Тролледингии, чтобы биться с Эль Мюридом…

Нанять? Ты хоть понимаешь, женщина, что говоришь? — Рядом с ней в зеркале мгновенно возникло лицо, обрамленное взъерошенными светлыми волосами и такой же бородкой, и она погладила его по щеке. — Ввести в дом жулика, который облапошит меня, запудрив мозги цифирью и бумажками. В те времена, когда я. Насмешник и Гарун трясли жирок с купчишек Итаскии, мне и в голову не приходило, что мои зад и кошелек тоже разжиреют. Вот то были денечки! А вообще-то я и сейчас не очень стар. Что такое тридцать один? Батюшка моего папаши бился под Рингериком, когда ему стукнуло восемь десятков…

— И был благополучно убит.

— Да, было…

Он предался воспоминаниям о геройских деяниях других родственников, ни один из которых, как не преминула заметить Элана, не дожил до преклонных лет, встретив смерть вдали от дома.

— Это Гарун виноват, — продолжал он, слушая ее. — Где он пропадает вот уже три года? Ну и наворочали мы бы дел, объявись он здесь.

Элана бросила щетку. По спине, щекоча ледяными лапками, пробежала мышка страха. Дело плохо. Коль он начал скучать по этому бандиту бин Юсифу, весенняя лихорадка достигла пика. Если этот тип по прихоти судьбы объявится здесь, то он вполне способен втянуть Браги в новую безумную авантюру.

— Забудь об этом головорезе. Что хорошего он для тебя сделал? С первой встречи от него только одни неприятности.

Обернувшись, она увидела, что Браги застыл, натянув только одну штанину рабочих брюк. Она сказала то, чего говорить не следовало. Проклятый Гарун! И как только он ухитряется владеть помыслами такой независимой личности, как Браги?

Она подозревала, что это стало возможным потому, что бин Юсиф бился за правое дело. Уже несколько десятилетий он вел вендетту против Эль Мюрида и в каждом своем шаге, каждом поступке руководствовался жаждой мщения. Человек, подобный Браги, не мог не испытывать благоговения перед столь благородной одержимостью.

Рагнарсон что-то невнятно проворчал, закончил одеваться и затем с нажимом произнес:

— Думаю съездить сегодня к Насмешнику. Отвлекусь ненадолго.

Она вздохнула. Худшее, очевидно, позади. День в лесу немного охладит его тягу к странствиям. Может быть, когда в следующий раз он отправится в Итаскию, ей следует остаться дома. Ночь на свободе на Южной Портовой улице может оказаться именно тем лекарством, которое способно излечить его хотя бы на время.

— Папа, ты уже встал? — спросил из-за дверей спальни старший сын Рагнар.

— Да. Что тебе?

— Здесь какой-то человек.

— В такую рань? Бродяга в поисках крыши над головой? Скажи ему, что в соседнем доме к северу от нас его отлично примут, — закончил он, фыркнув.

Упомянутый дом принадлежал его другу Насмешнику, и до него было по меньшей мере миль двадцать.

— Браги! — Ей хватило бы даже взгляда. Последний посетитель, которого он отослал к соседям на север, оказался лесоторговцем, предлагавшим прекрасный контракт на поставку леса флоту.

— Хорошо, хорошо, дорогая! Рагнар, скажи ему, что я через минуту спущусь.

Он поцеловал жену и вышел, оставив ее наедине с тревожными размышлениями.

Приключения… В свое время она сама наслаждалась ими. Но теперь все кончено. Она отказалась от жизни наемницы ради домашнего очага и детей. Только идиот способен бросить все, что у нее есть теперь, лишь для того, чтобы получить удовольствие скрестить меч с каким-нибудь юнцом или ворлоком. Она улыбнулась, поймав себя на том, что сама немного скучает по старым временам.

Странный посетитель

Рагнарсон спустился вниз в обеденный зал и вгляделся в его унылую пустоту. Помещение было огромным. Здание служило одновременно и жилищем, и крепостью. В беспокойные времена оно предоставляло кров почти сотне людей. В зале было настолько холодно, что Браги не сумел сдержать дрожь. Никто не удосужился разжечь с утра очаг.

— Рагнар! Где он?

Рагнар вышел из узкого, легко обороняемого коридора, ведущего к входной двери.

— Снаружи. Не хочет входить.

— Вот как? И почему же?

Мальчик в ответ лишь пожал плечами.

— Что же. Не хочет — значит не хочет.

Направляясь к дверям, Рагнарсон не забыл прихватить с оружейной полки тяжелую, окованную железом палицу.

За порогом в бледном свете раннего утра его поджидал древний, очень древний старик. Опершись на посох, он задумчиво смотрел в землю. По внешнему виду гость на нищего не походил. Рагнарсон огляделся, надеясь увидеть лошадь. Однако таковой не оказалось. Старец не имел походной сумки, вьючного животного тоже видно не было.

— Итак, чем могу быть полезен?

На лице, древнем как мир, промелькнула улыбка.

— Только тем, что выслушаешь.

— А? — Браги ощутил смутное беспокойство. В этом старике явно присутствовало нечто…

— Слушай. А выслушав, поступай соответственно. Опасайся ребенка с повадками женщины. Бойся манящих женских пальчиков. Помни — не вся магия в руках волшебников.

Рагнарсон хотел его прервать, но почувствовал, что не в силах сделать это.

— Не желай короны, лишенной драгоценных камней. Она непрочно держится на голове и влечет в места, где мечи не приносят пользы.