Оружие особого рода

      Проверив в одной из частей организацию солдатского быта, я вернулся на командный пункт армии.
      - А тебя, Константин Васильевич, по ВЧ Москва вызывала, - сообщил командующий.
      - Кто и по какому поводу? Но Кирилл Семенович лишь пожал плечами. Впрочем, вечером снова раздался звонок. К аппарату потребовали меня и сообщили:
      - С вами будет разговаривать товарищ Щербаков.
      Секретарь Центрального Комитета ВКП(б) и начальник Главного политического управления Красной Армии генерал-полковник А. С. Щербаков поинтересовался положением дел на букринском плацдарме, подробно расспросил о боевых делах армии, о том, как работают Военный совет и политорганы. В конце беседы он сообщил, что ГлавПУР рассматривает вопрос о моем новом назначении. Я попросил А. С. Щербакова, если возможно, перевод пока отложить.
      Однако 19 или 20 октября последовал новый звонок. На этот раз из Военного совета фронта. Мне предлагалось незамедлительно прибыть в Требухово, где размещались Военный совет и штаб Воронежского фронта.
      В порядке предварительной разведки я связался с начальником политуправления генерал-майором С. С. Шатиловым. Сергей Савельевич отвечал уклончиво, но порекомендовал на всякий случай захватить с собой походный чемоданчик с вещами.
      Когда я прибыл в Требухово, мне сказали, что из Государственного Комитета Обороны поступили важные документы. В штабе я ознакомился с приказом Ставки Верховного Главнокомандования о переименовании с 20 октября 1943 года Воронежского фронта в 1-й Украинский и постановлением Государственного Комитета Обороны о назначении меня членом Военного совета этого фронта.
      Обстоятельства назначения таковы. В связи с тем что многие области Украины уже были освобождены от немецко-фашистских захватчиков и на повестку дня встал вопрос о Киеве, несколько членов Военного совета фронта, в том числе Председатель Совета Народных Комиссаров УССР Л. Р. Корниец, должны были переключиться на республиканские дела и заняться восстановлением разрушенного народного хозяйства в освобожденных районах. Вместе со мною получил назначение и генерал-майор Н. Т. Кальченко. Он стал членом Военного совета по тылу.
      Назначение членом Военного совета 1-го Украинского фронта, явившееся для меня неожиданностью, не могло не вызвать чувства серьезной озабоченности. Ответственность огромная. Но вместе с тем доверие партии воодушевляло и окрыляло.
      Командующий войсками фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин встретил меня дружеской улыбкой, как старого знакомого.
      - Нашего полку прибыло, - пожимая мне руку, сказал Николай Федорович. Уверен, что работать будем дружно. Надеюсь на помощь действенную и постоянную.
      Командующий повел разговор о сложном и многогранном процессе управлении войсками в современном бою, операции. Он подчеркнул, что управление войсками имеет не только организационную и техническую сторону, но и политическую, в том числе поддержание высокого боевого накала, крепкого политико-морального состояния войск, неослабеваемой бдительности и постоянной боевой готовности частей и подразделений.
      - Кто должен этого добиваться? - спросил Николай Федорович и тут же ответил: - Командиры, штабы и политорганы тесной, дружной, четко согласованной работой.
      Командующий сообщил, что он совместно со штабом завершает разработку плана Киевской наступательной операции, и кратко ознакомил меня с теми вопросами, которые предстояло решить Военному совету в ближайшие дни.
      На должность заместителя командующего войсками 1-го Украинского фронта был назначен генерал-полковник А. А. Гречко. Андрей Антонович включился в текущую работу.
      Передо мной также стояла задача как можно быстрее войти в курс дела, изучить оперативную обстановку в полосе наших войск, найти свое место в огромном и сложном фронтовом организме. Не теряя времени, я решил ближе познакомиться с работниками политуправления и штаба, ибо с ними мне предстояло совместно трудиться. Начальника политического управления фронта генерал-майора С. С. Шатилова я знал больше других. Во время боев на Дону, под Белгородом и Харьковом, на Курской дуге и Днепре мы не раз встречались с ним в 40-й армии, куда Сергей Савельевич частенько наезжал. Этот инициативный, мужественный и опытный политработник помог мне во многом.
      Познакомился я и с членом Военного совета по тылу генерал-майором Н. Т. Кальченко. Никифор Тимофеевич оказался простым, открытой души человеком, который и сам никогда не унывал и умел поднять настроение других.
      - Я ведь никогда не собирался быть военным, - улыбаясь, признался мне Кальченко. - Специальность моя самая что ни на есть мирная - агроном. Я люблю эту хорошую профессию, но война заставила постигать военное дело и думать, как лучше обеспечить войска всем необходимым для боя.
      Перед Отечественной войной Н. Т. Кальченко, выдвинутый партией на руководящую работу, был председателем исполкома Одесского областного Совета депутатов трудящихся. Никифор Тимофеевич находился в осажденном городе во время его легендарной обороны. Затем Н. Т. Кальченко стал членом Военного совета армии, действовавшей на Кавказе, и уже оттуда прибыл на 1-й Украинский фронт.
      Добрые товарищеские отношения установились у меня и с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом Семеном Павловичем Ивановым. Он хорошо знал свое дело, обладал организаторскими способностями, умел проявить волю и требовательность. Я частенько заглядывал к нему и советовался по многим оперативным вопросам, стремясь понять многообразную механику штабного организма фронта.
      Без знания военного дела, военного искусства, законов, способов и форм вооруженной борьбы нельзя глубоко познать сложную динамику боя, операции, невозможно квалифицированно вести и организовывать политработу в различных условиях боевой обстановки. И все мы настойчиво учились военному делу. Наряду с этим политработники передавали свой опыт командным кадрам. Шло взаимное обогащение знаниями, опытом, что способствовало нашим успехам в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами.
      В дни боев за Днепр инженерные войска фронта возглавлял генерал-майор инженерных войск Ю. Г. Благославов, начальником тыла был генерал-лейтенант интендантской службы В. Н. Власов, а командующим бронетанковыми и механизированными войсками - генерал-лейтенант танковых войск А. Д. Штевнев.
      Андрея Дмитриевича Штевнева я хорошо знал еще с начала войны по Южному фронту. Впервые я встретился с ним осенью сорок первого года под Мелитополем, где вела тяжелые бои наша 9-я армия. Мы наблюдали за стрельбой впервые появившихся на нашем участке прославленных "катюш". После залпа гвардейских минометов позиции противника окутались клубами дыма и огня. Ошеломленные действием нового оружия, гитлеровцы дрогнули. Наши подразделения, поднявшиеся в атаку, отбили у противника один населенный пункт, затем другой, третий. Это был для нас отрадный успех.
      - Что ж, может, и удержим Мелитополь? - в радостном возбуждении проговорил тогда Андрей Дмитриевич и тут же пояснил мне, что Мелитополь его родной город. Здесь он кочегарил, работал в железнодорожном депо и в 1918 году вступил в партию. Его военная биография началась в мелитопольском красногвардейском отряде.
      Однако мечтам Андрея Дмитриевича не суждено было сбыться. В 1941 году, как известно, Мелитополь удержать не удалось. А в октябре 1943 года, когда у берегов Днепра мы снова встретились с генералом А. Д. Штевневым, у нас опять зашла речь о его городе.
      - Войска 4-го Украинского фронта ворвались в Мелитополь и ведут уличные бои, - с радостью сообщил мне Андрей Дмитриевич. - Хотелось бы в родных местах побывать, да здесь, под Киевом, боевых дел и забот очень много...
      20 октября состоялось заседание Военного совета 1-го Украинского фронта. Впервые в его работе принял участие и я. В тот день обсуждался очень важный вопрос. Открывая заседание, генерал армии Н. Ф. Ватутин напомнил, что Военный совет фронта еще 18 октября донес в Ставку Верховного Главнокомандования о том, что развитие успеха севернее Киева значительно облегчило бы прорыв с букринского плацдарма, и в связи с этим просил Ставку усилить правое крыло фронта, действовавшее севернее Киева, резервами, а также выделить определенное количество боевых машин для укомплектования танковых корпусов.
      Речь шла о нанесении двух мощных ударов" По замыслу командующего фронтом, сосредоточенная на букринском плацдарме группировка в составе 40, 27 и 3-й гвардейской танковой армий должна была нанести удар в обход Киева с юго-запада, отрезая врагу все пути на запад. Одновременно расположенная на лютежском плацдарме ударная группировка в составе 38-й армии, усиленной 5-м гвардейским танковым корпусом, должна была нанести удар в южном направлении. Лютежской группировке ставилась задача, обойдя Киев с северо-запада, на четвертый день операции овладеть городом.
      Генерал армии Н. Ф. Ватутин отдавал себе отчет в том, что сил у нас недостаточно, и надеялся, что нам помогут резервами. После упомянутого заседания Военный совет фронта снова доносил в Ставку: "По плацдармам севернее г. Киев. Имеется полная возможность получить здесь успех, но сил для этого мало, для этой цели необходимо фронту дать: одну общевойсковую армию и одну танковую армию"{5}.
      Командующий и штаб фронта развернули подготовку наступательной операции. Н. Ф. Ватутин торопил командующих армиями, но именно за эту излишнюю поспешность основательно досталось от Ставки и ему самому, и Военному совету.
      Операция была спланирована и назначена на 25 октября. Днем раньше командующий 1-м Украинским фронтом Н. Ф. Ватутин выехал в войска, чтобы на месте уточнить некоторые вопросы и отдать последние распоряжения. Когда Ватутин проводил совещание командармов, ему доложили, что по ВЧ его вызывает товарищ Иванов (условный фронтовой псевдоним И. В. Сталина).
      Николай Федорович доложил Верховному Главнокомандующему о том, что подготовка к наступлению на Киев в основном завершена. Выслушав генерала Ватутина и задав ему несколько вопросов, касающихся преимущественно главной ударной группировки войск, Сталин заявил, что назначенная на 25 октября операция, по его мнению, обречена на провал. Запланированный фронтом удар получится недостаточно мощным, ибо силы распылены, и поэтому Киевом овладеть не удастся. Он приказал операцию отменить и ожидать директиву, в которой будут указаны фронту время, силы, средства и задачи, а впредь не назначать какого-либо наступления без одобрения Ставки.
      - Что ж, товарищ Сталин поправил нас вовремя, - нарушив долгое молчание, произнес Николай Федорович. - Его замечания меня многому научили. Торопливость к добру не приводит.
      После разговора Н. Ф. Ватутина с Москвой мне, молодому члену Военного совета фронта, стала еще более ощутима и ясна роль Ставки Верховного Главнокомандования, которая твердой рукой держала все нити управления фронтами и непосредственно руководила вооруженной борьбой наших войск на огромнейшем театре военных действий.
      В такой тяжелой и большой войне, как Великая Отечественная, была совершенно необходима высокая централизация руководства фронтами. Ставка определяла стратегические цели, ставила войскам конкретные оперативные задачи, руководила совместными действиями фронтов и флотов и координировала эти действия, умело используя имеющиеся силы и средства для достижения победы над врагом.
      В послевоенные годы некоторые товарищи не совсем правильно освещали роль Ставки, пытаясь даже умалить ее значение. Это, естественно, не соответствует истине. Под руководством Ставки были осуществлены выдающиеся операции и кампании, завершившиеся всемирно-исторической победой советского народа и его Вооруженных Сил над фашистской Германией. Эта победа продемонстрировала не только мощь и необоримую силу советского народа, нашего государственного и общественного строя, руководящую роль ленинской партии, она явила собой также и торжество советской передовой военной мысли, образец оперативного и стратегического искусства Ставки Верховного Главнокомандования, Генерального штаба, командующих фронтами и армиями.
      Я не помню случая, чтобы Ставка опекала руководство фронта по мелочам. Наоборот, она предоставляла немалую инициативу, поддерживая все ценное и полезное. Обычно фронт по указанию Ставки разрабатывал план операции, вносил предложения, которые, если они соответствовали обстановке и задачам, внимательно рассматривались в Генштабе и затем утверждались Ставкой.
      В ночь на 25 октября 1943 года поступила директива, официально подтвердившая указания и распоряжения И. В. Сталина, сделанные во время переговоров по ВЧ с Н. Ф. Ватутиным. В директиве говорилось: "1. Ставка Верховного Главнокомандования указывает, что неудача наступления на букринском плацдарме произошла потому, что не были своевременно учтены условия местности, затруднявшие здесь наступательные действия войск, особенно танковой армии. Ссылка на недостаток боеприпасов не основательна, так как Степин{6}, имея не больше боеприпасов, чем Николаев{7}, но правильно используя свои войска и действуя на несколько более благоприятной местности, успешно выполняет свою задачу.
      2. Ставка приказывает произвести перегруппировку войск 1-го Украинского фронта с целью усиления правого крыла фронта, имея ближайшей задачей разгром киевской группировки противника и овладение Киевом".
      В этом документе конкретно указывалось, как именно усилить правое крыло и создать на лютежском плацдарме перевес в силах и средствах. Ставка предложила перевести с букринского плацдарма на участок севернее Киева 3-ю гвардейскую танковую армию, использовав ее здесь совместно с 1-м гвардейским кавалерийским корпусом. Верховное Главнокомандование требовало провести переброску войск незаметно для противника, применив средства маскировки, в том числе макеты танков.
      По замыслу Ставки соединения, оставшиеся на букринском плацдарме, также должны были вести наступательные действия и приковать к себе как можно больше сил противника, а при благоприятных условиях прорвать оборону врага и двигаться вперед.
      Директива содержала конкретные указания и по поводу усиления правого крыла фронта стрелковыми дивизиями. К перегруппировке приказано было приступить немедленно, а наступление начать 1-2 ноября 1943 года.
      Правда, командующий войсками фронта Н. Ф. Ватутин, как мне помнится, не хотел ослаблять букринский плацдарм и намеревался сохранить там 3-ю гвардейскую танковую армию, а для лютежской ударной группировки надеялся заполучить танковую армию из резерва Ставки. Николай Федорович был уверен, что для осуществления такой крупной, стратегически важной операции, как Киевская, Ставка Верховного Главнокомандования не поскупится резервами и выделит 1-му Украинскому фронту достаточное количество сил и средств. Он полагал, что наступление с лютежского плацдарма ударной группировки, усиленной танковой армией из резерва Ставки, неизбежно вынудит немецко-фашистское командование оттянуть части, расположенные южнее Киева. Это в свою очередь позволило бы быстрее прорвать оборону противника на букринском плацдарме и где-то в районе Белой Церкви соединиться с подвижными частями лютежской ударной группировки.
      Но Ставка Верховного Главнокомандования, воздержавшись от передачи 1-му Украинскому фронту танковой армии из своего резерва, иначе решила вопрос о силах и средствах. Сосредоточение на лютежском плацдарме 3-й гвардейской танковой армии, 7-го артиллерийского корпуса прорыва и частей усиления 40-й армии позволило создать севернее Киева мощную ударную группировку, способную разгромить противостоявшего врага и освободить Киев.
      Накануне Киевской операции
      В ту беспокойную ночь, когда была получена директива Ставки, в Военном совете, штабе и управлениях 1-го Украинского фронта никто не спал. Генерал С. П. Иванов и его подчиненные сразу же занялись разработкой основных маршрутов и графика переброски войск с букринского плацдарма под Лютеж. Командующий приказал начальнику инженерных войск генералу Ю. В. Благославову взять под контроль оборудование ложных районов сосредоточения танков, а также днепровские переправы, по которым будут перебрасываться войска. Поскольку понтонно-мостовых парков было маловато, он порекомендовал сманеврировать переправочной техникой, но непременно обеспечить быструю рокировку соединений фронта. Генералу А. Д. Штевневу было приказано выехать в 3-ю гвардейскую танковую армию, которой предстояло совершить большой и трудный марш-маневр. Конкретные задания получили и руководители различных служб.
      Самый действенный метод руководства - личное общение с войсками. Ведь штаб фронта от переднего края все же далеко, а по телефону всего не скажешь. На месте же многое можно решить. Направляя руководящих работников штаба и политуправления фронта в части и соединения, генерал армии Н. Ф. Ватутин сказал:
      - Если мы не сумеем скрытно и в срок перегруппировать войска, то успеха нам не видать. Пусть каждый командир и политработник поймет, что от строгого сохранения военной тайны, соблюдения всех мер маскировки, от высокой дисциплины и организованности войск во многом зависит исход Киевской операции.
      Штаб фронта, возглавляемый генералом С. П. Ивановым, проделал огромную работу по обеспечению быстрой перегруппировки и сосредоточения войск на лютежском плацдарме.
      Для подготовки операции отводилось всего лишь каких-нибудь семь-восемь суток. Дорог был каждый день, каждый час. И уже в ночь на 26 октября началась крупная перегруппировка войск. На букринском плацдарме незаметно снимались с позиций танковые бригады и артиллерийские части. Вместо убывших боевых машин расставлялись макеты танков, оборудовались ложные огневые позиции батарей и дивизионов. Войска и штабы уходили с плацдармов, а многие радиостанции на прежнем месте продолжали вести обычный радиообмен. Оставшиеся в районе Букрина артиллерийские подразделения стремились поддерживать прежний режим огня. Войска на плацдарме продолжали оборонительные инженерные работы, углубляя и развивая систему траншей и ходов сообщения, совершенствуя позиции.
      Создавалась видимость, что все идет прежним чередом. А на самом деле с букринского плацдарма на север двинулись 3-я гвардейская танковая армия, 7-й артиллерийский корпус прорыва, 23-й стрелковый корпус, а также минометные и инженерные части. Войска шли ночами, в кромешной темноте, под проливным дождем, по раскисшим полевым дорогам.
      Немало трудностей представляли и переправы через реки. Так, например, соединениям 3-й гвардейской танковой армии, совершившим почти 200-километровый марш вдоль линии фронта, пришлось дважды переправляться через Днепр и один раз через Десну, преодолеть много других препятствий на пути к лютежскому плацдарму, где сосредотачивалась наша ударная группировка.
      Большую помощь танкистам и другим войскам оказали инженерные части. В трудных погодных условиях, под огнем врага они очень быстро навели через Днепр понтонный и соорудили два деревянных моста с настилом ниже уровня воды, что делало их почти незаметными с воздуха. Оборудовались и ложные переправы, которые, так же как и действовавшие, прикрывались дымовыми завесами. Дополнительно были развернуты паромные переправы. Надо заметить, что переброска войск на лютежский плацдарм проходила быстрее, организованнее и успешнее, чем под Букрином в первые дни форсирования Днепра. Однако трудностей было немало, и воины ежедневно и ежечасно проявляли ратный и трудовой героизм.
      Маршал Советского Союза А. А. Гречко впоследствии писал об этом: "... мы с генералом П. С. Рыбалко прибыли в район Сваромье, где находились основные переправы через Днепр. Основной мост, по которому на лютежский плацдарм переправлялись танки и тяжелая артиллерия, подвергался постоянно авиационному и артиллерийскому воздействию, особенно днем. Часто прямые попадания бомб и снарядов разрушали мост, и требовались неимоверные усилия для его восстановления под огнем противника.
      Подъехав к мосту, мы увидели около левого берега реки развороченный настил, вздыбленные бревна опор. Только что отбомбились вражеские пикировщики. Указав саперам на остановившиеся невдалеке танки, мы попросили их всемерно ускорить восстановительные работы. Больше не потребовалось ни бесед, ни приказов. Дружно закипела работа, и через несколько часов тяжелые машины снова двинулись по мосту на плацдарм"{8}.
      В условиях интенсивных действий вражеской авиации мосты с настилом ниже уровня воды отличались большой живучестью. Практически они оказались малоуязвимыми для немецких самолетов. Настойчиво стремясь прорваться к нашим переправам, над которыми часто кипели ожесточенные воздушные бои, фашисты не раз бомбили на букринском плацдарме макеты танков, ложные артиллерийские позиции и ложные переправы. Это свидетельствовало о том, что меры дезинформации противника в ряде случаев нам удавались.
      Скрытная перегруппировка огромной массы советских войск в основном прошла успешно. Сыграли свою роль и разработанные штабом фронта меры по оперативной маскировке. Но противник все же почувствовал неладное и на ряде участков предпринял разведку боем. Немецко-фашистское командование, разумеется, догадывалось о готовящемся советском наступлении и понимало, что наши войска нацелены на Киев. Однако где и когда будет нанесен главный удар, противник, конечно, не знал и пытался разгадать наш оперативный замысел. Вот почему вражеские лазутчики так настойчиво пытались проникнуть за линию Днепра, на наше Левобережье, а также на правобережные плацдармы. Усилилось и наблюдение с воздуха.
      Вспоминаю, с какой настороженностью и сосредоточенностью командующий фронтом брал в руки очередную разведсводку, вчитываясь в каждую строку и придирчиво задавая вопросы начальнику разведывательного отдела штаба генерал-майору И. В. Виноградову. Узнав, что противник активизировал все виды разведки, Николай Федорович задумчиво проговорил:
      - Манштейн сейчас, должно быть, рвет и мечет, требует точных данных о советских войсках, о сосредоточении наших ударных группировок. У гитлеровцев есть еще немало боеспособных дивизий, в том числе и танковых. Сражение будет жестоким...
      Когда пехотинцы 38-й армии форсировали Днепр севернее Киева и завязали бой за лютежский плацдарм, Н. Ф. Ватутин приказал 5-му гвардейскому танковому корпусу немедленно прийти на помощь стрелковым частям, чтобы удержать захваченный за рекой пятачок.
      - На пути к Днепру, - предупредил генерал армии Н. Ф. Ватутин командира танкового корпуса А. Г. Кравченко, - серьезным препятствием является Десна. Восемь - десять суток уйдет на постройку моста большой грузоподъемности. Время упустим и потеряем плацдарм. Надо постараться преодолеть Десну вброд.
      Разведка показала, что глубина брода почти в два раза превышает норму, установленную для тридцатьчетверок.
      На помощь танкистам пришли местные старожилы, посоветовавшие переправляться в районе села Летки. Комсомольцы Семен Кривенко и Иван Горбунов несчетное число раз ныряли в студеные воды Десны, промеряя дно, разведывая характер грунта. Совместно с местными жителями танкисты обозначили маршрут вешками. Гвардейцы задраили люки боевых машин, проконопатили щели паклей, пропитанной солидолом, залили их смолой. Танкисты удлинили выхлопные трубы промасленными брезентовыми рукавами, что обеспечило выход отработанных газов. Для доступа воздуха оставался открытым башенный люк, через который командир экипажа мог вести наблюдение и указывать маршрут механику-водителю, управляющему машиной вслепую.
      И вот танки один за другим двинулись по дну Десны. Сейчас, как известно, имеются плавающие танки и бронетранспортеры, а также танки, приспособленные для подводного вождения. Теперь форсирование реки с ходу не представляет особого труда. Но во время Отечественной войны такой техники мы не имели, если не считать ограниченного числа легких автомобилей-амфибий. В данном же случае по дну Десны переправлялись многотонные Т-34. Когда танк достигал середины реки, вода подступала к самому верху башни, брызги и волны порой перехлестывали через люк. Иногда вода пробивалась сквозь паклю, заливала людей. Проявив мужество, выдержку и стойкость, участники переправы за восемь часов провели по дну Десны на западный берег реки более 70 боевых машин.
      Танкисты устремились к Днепру - на выручку советской пехоте. На лютежском плацдарме наш танковый корпус появился гораздо раньше, чем это мог предположить противник. Положение наших войск упрочилось.
      Великая Отечественная война, не подчинявшаяся "классическим" буржуазным канонам, таила для немецко-фашистских оккупантов бесчисленное множество неожиданностей. Это и партизанские налеты на гарнизоны гитлеровцев, и засады на дорогах, и пущенные под откос фашистские эшелоны...
      В битве за Днепр и Киев ярко проявился всенародный характер Отечественной войны. Коммунистическая партия объединила усилия советского народа и его воинов. В тылу врага активизировали свои действия отважные партизаны и герои большевистского подполья. Они наносили удары по коммуникациям противника и помогали советским войскам при форсировании Десны и Днепра. Военный совет фронта поддерживал самую тесную связь с начальником Украинского штаба партизанского движения Тимофеем Амвросиевичем Строкачем, в прошлом пограничником и опытнейшим чекистом.
      При планировании боевых операций наши военачальники учитывали и партизан. Однако главное внимание сосредоточивалось на подготовке войск фронта.
      На основе директивных указаний Ставки быстро и организованно была осуществлена сложная перегруппировка войск 1-го Украинского фронта. Умелая маскировка, скрытный маневр, строгое хранение военной тайны способствовали достижению внезапности.
      В целях оперативной маскировки было подготовлено несколько экземпляров ложного приказа по войскам фронта. Наши разведывательные органы позаботились о том, чтобы данные "документы" непременно попали в руки врага.
      Немецко-фашистскому командованию мало что удалось узнать о характере нашей перегруппировки. Это подтверждает следующий факт. В то время как 3-я гвардейская танковая армия уже полностью ушла из-под Букрина и сосредоточивалась под Лютежем, противник по-прежнему считал букринский плацдарм наиболее опасным и даже начал отводить туда из-под Киева одну из танковых дивизий. Сообщение об этом обрадовало нас.
      - Перехитрили-таки нацистскую лису Манштейна! - воскликнул Николай Федорович Ватутин.
      Во время подготовки Киевской наступательной операции генерал армии Н. Ф. Ватутин поражал всех нас огромной трудоспособностью, умением увлечь работой и других. Как-то, показав членам Военного совета карту, на которой графически был запечатлен оперативный замысел наступления на киевском направлении и отражены ближайшие и последующие задачи фронта, Николай Федорович сказал:
      - Я ведь, товарищи, зримо представляю все эти высотки, рощицы и населенные пункты, которые предстоит освобождать нашим войскам. В бытность начальником штаба Киевского особого военного округа мне довелось исколесить все эти места вдоль и поперек. При разработке операции знание местности в какой-то мере помогало мне. Все, что возможно, старался учесть. Прошу и вас, товарищи, поразмыслить над картой, критически рассмотреть проект плана. Надеюсь, что вы подскажете мне ценные мысли и предложения, дадите свои замечания и поправки. Прежде чем принять окончательное решение, я постараюсь внести в план и ваши коррективы.
      Николай Федорович довольно часто обсуждал возникшие замыслы с заместителем командующего войсками фронта генералом А. А. Гречко, начальником штаба, членами Военного совета и командармами. Порой он откладывал свои наброски и изучал разработки оперативного отдела штаба, развивая предложенное решение.
      Планирование операции - длительный и трудоемкий процесс, который в наше время под силу только большому коллективу штаба и начальникам родов войск. При разработке Киевской операции, равно как и любой другой, требовалось рассчитать соотношение сил во фронтовой полосе и на участке прорыва, определить темпы наступления, спланировать режим артиллерийского огня, высчитать, какое количество боекомплектов понадобится на каждое орудие, отработать вопросы взаимодействия войск по времени, месту и целям, предусмотреть многое другое. Вот почему полководец физически не в состоянии все единолично рассчитать, спланировать и предугадать. Вместе с командующим большой вклад в разработку плана Киевской наступательной операции внесли генералы и офицеры штаба фронта, руководимые генерал-лейтенантом С. П. Ивановым. Это был хорошо спаянный и работоспособный коллектив, умевший образцово решать сложные задачи.
      В канун операции Военный совет был озабочен затруднениями в материально-техническом обеспечении войск. Хотя железнодорожное сообщение на Левобережной Украине было в основном восстановлено, пропускная способность дорог, и особенно узловых станций, оставалась низкой. На днепровском рубеже железнодорожное сообщение полностью обрывалось, что создавало трудности в снабжении войск. В конце октября 1943 года на станции Бахмач скопилось 687 вагонов, адресованных фронту. Для их разгрузки и доставки в войска у нас не хватало автотранспорта.
      28 октября Военный совет заслушал информацию начальника тыла фронта генерал-лейтенанта интендантской службы Владимира Николаевича Власова. Он трудностей не скрывал и говорил суровую правду. Накопление потребного для операции количества боеприпасов проходило медленно. Еще хуже обстояло дело с бензином. Фронтовой запас горюче-смазочных материалов составлял 1,5 заправки, а непосредственно в войсках и того меньше - в среднем 0,5 заправки на машину.
      Перед началом операции на фронте насчитывалось 700 самолетов, 675 танков и самоходно-артиллерийских установок. Без горючего они стали бы небоеспособны. Необходимо было иметь и по нескольку боекомплектов снарядов на каждый ствол. А их, орудийных и минометных стволов, насчитывалось 7 тысяч.
      Основная масса войск и боевой техники сосредоточилась на лютежском плацдарме. Требовалось непременно к началу операции, к 2 ноября, обеспечить войска материально. Чрезвычайно трудно было это сделать за такой короткий срок. Пришлось мобилизовать все средства для Доставки в войска всего необходимого.
      38-я армия, составившая общевойсковую основу ударной группировки фронта, усиливалась 23-м стрелковым корпусом, переданным из 47-й армии, а также управлением 21-го стрелкового корпуса. В распоряжение командарма поступили также 7-й артиллерийский корпус прорыва, 3-я гвардейская минометная дивизия, 21-я зенитно-артиллерийская дивизия, 9-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, 83-й гвардейский минометный полк и другие части.