Душеприказчик

Прежде чем вытащить черный «кокон» с телом в коридор звездолета, Эрккин долго стоял у самой дверной панели. Его крупные ноздри расширялись, глубоко и сильно втягивая воздух, словно он пытался таким образом оценить опасность, разлитую в пространстве. Рэмон же ждал, насторожив слух…

У слуха аррантов есть одна особенность: в моменты опасности они способны, мобилизовавшись и подключив дополнительные центры в мозгу, слышать то, что обычно ушами не улавливается… Проще говоря, в форс-мажорных обстоятельствах слуховой аппарат аррантов способен преобразовывать все виды излучения в звуковые волны. Примеры обильно приводит все тот же Табачников-Лодынский: в экстремальных ситуациях арранты «слышат» свет, радиацию, радиоволны приборов связи… На эту тему он написал большую и нудную монографию. Конечно, Рэмон Ррай не читал этого труда, как и не знал (до поры до времени) и самого ее автора…

Он стоял, замерев, и впитывал разнородные колебания пространства – упругий гул затихающих двигателей, хрупкую вибрацию стеклопластика, потрескивание, тупой давяший клин инфразвука от выключенного плазменного экрана. Глухой надсадный бубнеж где-то над головой, стук по корпусу, топот ног. Рэмон Ррай коротко выдохнул и произнес: – Ну, пора.

Черный «кокон» с телом Класуса на руках заговорщиков выплыл в коридор. За спинами Гендаля Эрккина и Рэмона замкнулась дверная панель. Тотчас же из отсека Ани послышался какой-то неясный шум, но это было вовсе не сонное дыхание. Вскоре показалась и сама девушка, и ее лицо было совсем не заспанным, а взгляд – острым, цепким и настороженным. Из ее рукава вынырнул какой-то продолговатый предмет с длинной прорезью в первой трети корпуса. Прорезь была обведена зеленоватым фосфоресцирующим сиянием, тут же располагалась сенсорная панель с двумя десятками клавиш. Аня приблизилась к багажному отделению, встроенному в стену, и, поманипулировав приборчиком, без труда открыла…

– Интересно, что тут у них, – выговорила она, пробегая тонкими проворными пальцами по сенсорной панели. – Так… платежная карта. Ого, «Зийлель клямотт», вторая степень, «золотая» полоса! Не менее трех тысяч инфо должно быть. Не хило! Интересно… так, Рэмон Ррай. Сколько тут?.. Карта нырнула в фосфоресцирующую прорезь, и через мгновение Аня удивленно вскинула брови:

– Ого! Ничего себе! У него с собой пять тысяч инфоциклов! А летает на «шалаше»? Скупердяй, что ли? Крысит лавэ? Хотя нет… мне же говорили… говорил. Так… Придется «обезжиривать». Ничего, не обеднеет. Папочка, значит… та-а-ак!

Именно в этот момент парочка ее соседей по каюте добралась до вспомогательного грузового шлюза звездолета, где в Данный момент дежурил Бебе. Эрккин нисколько не сомневался, что этот парень его не подведет хотя бы из соображений собственной безопасности: уж что-что, а обвинение в сообщничестве с бывшим каторжником будет не лучшим фактом его биографии. Лучше не прекословить, решил Бебе, а чуткий нос Пси безошибочно это зарегистрировал. Старый битый гвелль знал своих соотечественников, так что не ошибся и на этот раз: Младший по охранному патрулю терпеливо дожидался их в шлюзе. Он быстро спросил, тыча всей пятерней прямо в труп Класуса:

– Это что?

– А это то, братец, о чем тебе и знать необязательно. Такая штуковина, что даже трухлявому «шалашу» ЭТО на борту ну никак не нужно. Будем считать, что там пришедшие в негодность части системы охлаждения движков… ну, этих, из-за которых вся ботва заколосилась… эге.

Эрккина всегда отличали доступность и убедительность изложения. Бывший специалист по системам охлаждения двигателей, а ныне близкая к нулю единица охранного патруля, понял беспочвенность своих подозрений. Он кашлянул и произнес осторожно:

– Как только выйдем из шлюза, выпадем из зоны действия аппарата искусственной гравитации. Тут будьте осторожны. Вам ведь никогда не приходилось бывать на этой планете? Тут сила тяжести в три раза меньше, чем на Аррантидо, а атмосфера совсем разряжена, как на высокогорье. С непривычки покажется совсем легко и свободно. Захочется побегать, попрыгать. Но этого как раз не надо делать. Так что постарайтесь обойтись без резких движений и…

– Поняли, поняли, – перебил его Эрккин, – все ясно. «Побегать, попрыгать»! Сам знаю, что тут скакать не стоит. У нас с планеты Керр одну группу отправили на такой астероид, где сила тяжести вообще с задницу буррита – маа-а-аленькая. Они там на выработке богатой жилы работали. Там же скучно, вот они и развлекались тем, что отправляли одним пинком контейнеры с грузом на орбиту, где висел грузовой транспорт. Правда, для этого им приходилось отключать какой-то там приборчик, который все утяжелял…

– Аппарат искусственной гравитации, я же говорил.

– Ну, что-то вроде того… Ребят, видите ли, забавляло, что такой огромный контейнер можно запустить в полет одним ударом, как шелудивого скота из сарая. Ну и допинались. Двоих выбросило в космос, а там они попали в силовое поле транспортного судна.

– И что? – спросил Рэмон Ррай.

– Да ничего. В смысле – ничего от них не осталось. Вот. А ты, Бебе, говоришь – не шалить. Сам знаю получше тебя!. Перекрыл шлюз? Открывай внешний люк! Ну, взяли!

Автоматический люк вспомогательного шлюза пополз вверх, открывая поверхность красной планеты – неровную, бугристую, словно изъеденную непрерывно дующими ветрами. Атмосферные потоки накатывали со всех сторон, вихри красновато-бурого песка сталкивались, сцеплялись, как лохматые дворовые псы, и катались по склонам зловещих, недобро подсвеченных прожекторами холмов. Рэмону Рраю показалось, что жгучий холод начинает немедленно заползать под скафандр, леденить кожу, тормозить ток крови в жилах – хотя он прекрасно сознавал, что это невозможно. Минус сто градусов[32]!.. – не шутка. Таких температур на Аррантидо просто не было, да и гвелль Эрккин не мог припомнить, где бы на родном Гвелльхаре мог установиться такой лютый мороз…

В недрах корабля тем временем началась какая-то беспорядочная. шумная возня. Большей частью это происходило на нижней палубе, а также в основном грузовом шлюзе, где в полном беспорядке валялись запасные узлы системы охлаждения. Грузовой люк был распахнут настежь, и из его глубин вместе со снопами ослепительного света выскакивали люди в одинаковых темных, отливающих тусклым металлическим блеском скафандрах, суетились, натыкались друг на друга, дезориентированные ярким светом. Руководил всем этим действом сам капитан: он стоял у стены, его голос гремел через усилители и, надо сказать, порядка не вносил…

– Бросим здесь, – сказал Рэмон Ррай, кивая на углубление вгрунте, но Эрккин тотчас же отрицательно покачал головой:

– Нет, не пойдет. А вдруг сюда наведут прожектор с «шалаша»? Еще не хватало, чтоб… – Он посмотрел на охранника Бебе, которого они уже и за человека не считали и не стеснялись рассуждать о насущных своих проблемах, и добавил; – Лучше втащим вот в этот домик…

– Ни хрена себе домик! – буркнул Рэмон Ррай, смерив оценивающим взглядом заброшенный корпус, близ которого совершил посадку пассажирский «Лемм», но спорить не стал.

«Домик» в самом деле был еще тот. В неверном, рассеянном свете прожекторов с заброшенных ажурных башен они неправильно оценили его размеры. Это колоссальное сооружение было никак не меньше пятидесяти метров в высоту; общий же масштаб не поддавался оценке на глаз, потому как визуально была доступна лишь малая часть – закругленный угол с висящими на мощных петлях воротными панелями. Приоткрытыми… Огромными. Собственно, арранты всегда строили свои военно-экспериментальные базы с размахом. А эти ворота… По всей видимости, они вели в ангар для планетарных катеров или каботажных ботов. Между неподвижно застывшими створками, каждая из которых весила самое малое два десятка тонн, чернел небольшой прогал, достаточный для того, чтобы в него протиснулся не очень толстый человек. Именно к этому прогалу и был прикован взгляд Гендаля Эрккина. Гвелль сцепил свои мощные челюсти и, мгновение помедлив, бросил: – Туда!

«Зачем туда? В темноту, в неизвестность… ведь можно бросить труп прямо тут, а он… А быть может, он хочет оставить тут, на этой мертвой планете, не только несчастного Класуса? – мелькнула тревожная мысль у Ррая. – Не одного Рэмона, а… ДВУХ? Кто ведает, что творится у гвелля в башке? Ведь недаром он получил все три ссылки на планету Керр… ведь недаром же?»

Все старые подозрения, вся глубоко засевшая неприязнь, приглушенная было тем участием, какое принял в разрешении его беды Гендаль Эрккин, – все это вдруг вспыхнуло с новой силой. С силой, теперь удвоенной тоскливым, животным страхом, слабо занывшим в животе, липко выступившим на коже. «И от этого длинного Бебе не таится. Сообщники?.. Быть может, все было спланировано заранее? А что? Кто тут меня найдет, вместе с этим… Класусом? Заброшенная база, сводящий с ума свет умирающих прожекторов, разбавляющий мрак до тусклых, жиденьких сумерек… Да брось они меня тут – даже убивать не надо, сам сдохну, сойду с ума, разобью башку об эти стены или прыгну с башни, чтобы свернуть себе шею… один, один! Звездолет уйдет к Зиймаллю, чтобы никогда не вернуться, и я тут… и я!..»

На всем ходу Рэмон Ррай врезался в ворота, не успев отвернуть и вписаться в проем между створками. Удар был такой силы, что тяжеленная воротина чуть вздрогнула и подалась назад. Рэмон бухнулся на спину и сквозь охвативший лицо жар, сквозь дурнотный красный туман, взвившийся перед глазами, увидел склонившуюся над ним рожу Эрккина. Огромные металлические плечи на фоне черного беззвездного неба.

– Вставай!

Голубая звезда. Рэмон скосил глаза и увидел, что низко над горизонтом стоит, не мигая, не расплываясь в глазах, голубая звезда, чистая, как воды аррантских лагун на океанских островах. Звезда?.. Или это надежда на лучшее вернулась к нему, встала над горизонтом, отогнала кроваво-красный ужас, засевший в этих песках? Рэмон отстранил от себя Эрккина, легко вскочил на ноги, оттолкнувшись одной рукой от грунта. Легко. Пожалуй, на Аррантидо ему бы так не встать.

И тaк – внутрь…

– Ангар, – сказал Эрккин, одной рукой придерживая кокон с телом Класуса, а второй обводя огромное гулкое пространство. Охранник Бебе настроил нашлемный фонарь, и полог темноты стал разъезжаться, открывая высоченные металлические стены с вертикальными и наклонными лесенками. С лифтами из прозрачного металлопластика, в открытых шахтах, проложенных прямо по поверхности стен. Эрккин разочарованно вздохнул, и только тут Рэмон Ррай понял, к чему относились прежние слова гвелля, его желание попасть внутрь строения. Эрккин надеялся найти тут брошенные боты, или планетарные катера, или иные летательные средства, утратившие хозяев… Всем, кто работал на планетарных базах, известно, что легче списать устаревшее оборудование и бросить его на опустевшем объекте, чем транспортировать обратно. Дешевле. Так что догадка Эрккина могла иметь под собой реальное основание.

Но нет. По всей видимости, если брошенные летательные средства и имелись, они давно были растащены контрабандистами, этими мелкими и назойливыми, вездесущими стервятниками ближнего космоса.

– Да, – сказал Бебе из-за спины Эрккина, когда гвелль швырнул на пол труп Класуса, да еще непочтительно наподдал его ногой, чтобы тот свалился на решетку напольной вентиляции, – тут, можно сказать, жить не стоит.

– А мы и не собираемся, – отозвался Рэмон Ррай, чувствуя, как бегут по телу холодные мурашки, – идем назад… на «шалаш».

– Бе…

Этот слог, давший ему второе имя, стал последним, что произнес молодой гвелль из патруля пассажирского лайнера. Быть может, он хотел сказать еще что-то. Но воздух прорезал низкий, короткий свист – словно ударил кнут, – и в шею Бебе ударил длинный белый жезл, похожий на шест, и накрепко запечатал тому горло. Навеки. Навсегда. «Шест» прошел сквозь шею Берзила с такой легкостью, будто она состояла из рыхлого переваренного киселя, разбил позвонки и вонзился в стену. Стенное покрытие было выполнено из великолепного сплава с иттриевыми и иридиевыми добавками, обладало перестроенной кристаллической структурой – но белый «шест» вошел в него (как выяснили чуть позже) на две ладони. Накрепко прибив Бебе к стене, как коллекционное насекомое к картону. Голова несчастного конвульсивно дернулась, свет нашлемного фонаря прыгнул, метнувшись из стороны в сторону, и замер, освещая пятачок, на котором немедленно развернулись яркие события.

Гендаль Эрккин, который не мог видеть ни брошенного оружия, ни мгновенной смерти своего горе-ассистента, вдруг прыгнул в сторону, увлекая за собой Рэмона Ррая. Последний и понять-то ничего не успел… Полыхнула белая вспышка. Прыжок Пса был таков, что он вместе с сыном Вейтарволда пролетел по воздуху метров шесть, прежде чем рухнуть на металлический пол. И перекатиться по нему несколько раз. Эрккин вскочил на ноги тут же, а вот Рэмон ушиб бедро и, корчась от боли, некоторое время лежал на полу…

И то, что он увидел дальше, не вызвало у него желания немедленно подняться.

На освещенный фонарем убитого Бебе пятачок вышли трое. Рэмон почувствовал трусливый, мелкий озноб в своем изнеженном теле, не привыкшем к тому, что его швыряют на металлический пол, и уж тем паче – не привыкшем к тому, что его убивают.

Трое вышедших на освещенное место были в одеяниях Аколитов. Даже боевые Аколиты, воины Храма, редко позволяют себе решиться на убийство, тем более убийство беспричинное. Стоявший чуть впереди двух остальных сдвинул свой колпак на затылок, открывая круглое, отнюдь не аскетическое и даже вполне добродушное лицо. С полными губами, живыми темными глазами и высоким лбом. Оно было прикрыто лишь совершенно прозрачной дыхательной маской. Это лицо так не походило на засевший в мозгу каждого арранта и гвелля стереотипный облик Аколита-подвижника, изъеденный аскезой, с сухим серым ртом и провалившимися щеками с низкими опасными скулами, на которые натянута тонкая кожа, что Эрккин недоуменно кашлянул. Круглолицый произнес спокойно:

– Если ты уйдешь отсюда, то останешься жив.

Это – Эрккину. Рэмон Ррай, повинуясь какому-то неосознанному импульсу, подтянулся и стал медленно, сантиметр за сантиметром, отрывать свое тело от металлического пола. Значит, это люди пришли за ним?..

Гендаль ответил, не трогаясь с места:

– Уйду? Погулять? Куда же это?

– Куда угодно. Многочисленны и благостны дороги, которые посылает нам Единый. Впрочем, тебе не следует возвращаться на корабль, Гендаль Эрккин по прозвищу Пес.

– Ничего себе благостные дороги посылает ваш Единый! Куда же я пойду, как не на «Лемм»? У меня тут родственников нет, гостить не у кого. Нет, если позволите, я уж лучше пойду маленькой и тесной дорожкой, которую указывают мне мои ничтожные божки… а не этот ваш Единый. Кстати, мои божки советуют мне это… захватить с собой вот его. Этого мальчишку. Эге. А Бебе шею, значит, насквозь продырявить – это вам тоже Неназываемый посоветовал? Проинструктировал, так сказать?

Давно Гендалю Эрккину не приходилось произносить такой длинной речи. Немногословный гвелль использовал все это обилие слов, чтобы умерить разрастающуюся внутри него ярость – бешеную, требующую немедленного выхода. Немедленной крови. Нельзя, нельзя!.. Так он вернее угробит себя.

Так что, произнеся последнюю фразу, он сделал несколько незаметных дыхательных упражнений, стараясь унять эмоции.

Круглолицый Аколит шагнул вперед, и его голос прогремел, упруго отскакивая от высоких стен ангара:

– Не богохульствуй, гвелль! Уходи. Мы показали тебе, что произойдет, если ты ослушаешься. Иди, пока я не передумал.

Щека Гендаля Эрккина дернулась, его лицо омрачилось, а углы рта поползли вниз. Он опустил вдоль тела свои мощные руки и сделал первый шаг. Аколиты смотрели… Они не отрывали от него своих глаз, когда он подошел к ним вплотную и произнес тихо:

– Значит, вам нужен мальчик?

– Не задавай глупых вопросов. Иди себе, гвелль, – произнес второй Аколит и поднял вверх обе руки, в которых НИЧЕГО не было. А так как в руках двух других были боевые посохи, те самые белые жезлы, один из которых пробил горло Бебе… Вне сомнения, ЭТОТ простирающий руки к потолку ангара и фиолетово-черному небу Марса храмовник и убил беднягу. Стоя в той же величественной позе, он продолжал глубоким гортанным голосом, чем-то напоминающим птичий язык:

– Ты скажешь: куда идти мне? Здесь нет места, где преклонить голову. Но ты сам выбрал свой путь, взяв в спутники этого человека. И…

Гендаль Эрккин знал по опыту, что такие проповеди могут продолжаться бесконечно. Он помнил, что эти длинные, тягучие, липко обволакивающие слова тянутся нескончаемой чередой, их щупальца легко, без видимого напряжения проникают в мозг и быстро опутывают его, беря под полный контроль. Ну конечно! Гендаль Эрккин ощутил тупую тянущую боль в правом виске… Ну конечно, этот длинный храмовник-убийца – из тех, кого зовут дальоннами. Гендаль не мог больше ждать. Еще чуть-чуть, и он сам выполнит все, что велят ему эти люди. Он молниеносно вскинул локоть и с силой ударил им в висок стоявшего к нему вполоборота Аколита с распростертыми руками. Он почувствовал, как под локтем трескается, расходится и вминается в мозг височная кость. Он даже успел удивиться, как легко и быстро ему удалось достать этого посланца Храма. Аколит еще постоял на вдруг заходивших ходуном длинных ногах, его повело в сторону… Не теряя ни секунды, Эрккин с силой пнул его под колено опорной ноги.

Не дожидаясь, пока тот упадет, он с силой толкнул его на стоявшего чуть поодаль третьего Аколита, но тот успел увернуться, и уже мертвый его собрат упал на пол, подломив под себя изуродованную ногу. С пробитого черепа натекала казавшаяся черной жиденькая кровь…

Третий Аколит, конечно, уклонился, но это потребовало от него определенного усилия и главное – времени, маленького промежутка, но заминка есть заминка… Эрккин стиснул челюсти и, увидев, как начинает свой смертоносный разбег острие посоха в руках круглолицего Аколита, – прыгнул на этого третьего. Ах, как легко, как свободно прыгать на этой вымершей планете! Неудивительно, что здесь так охотно вихрится красный песок, так жадно взмывают вверх змеи закрученного спиралью раскрошенного грунта! Ведь так приятно оторваться от земли, когда тебя почти не держит эта тяжесть, это гравитационное ярмо, правда?..

Эрккин сам не ожидал, что его внешне неповоротливое тело все еще помнит древнее искусство, которому обучили его когда-то на планете Керр. На Аррантидо, верно, он не смог бы двигаться так быстро, так стремительно… Но Марс притягивал втрое слабее, и Пес СМОГ. В воздухе он развернулся против собственной оси и на излете распрямил согнутую в колене левую ногу. Этот удар – взъемом стопы, обутой в тяжелый ботинок ноги, – оказался страшен. Эрккин поймал момент, когда в удар вкладывается не только ускорение распрямленной ноги, но и кинетическая энергия развернувшегося в воздухе тела. Всей его массы. На Марсе Эрккин весил гораздо меньше, но все равно силы удара хватило, чтобы удар этот, пришедшийся в левую половину грудной клетки, проломил ребра и заставил Аколита закашляться, заклокотать собственной кровью. Очевидно, обломок ребра пробил легочный мешок и повредил стенку пищеводного канала…

Но времени, чтобы остановиться и перевести дух, у Пса не было. Хищно поблескивающее острие посоха в руках последнего Аколита вспыхнуло, клуб яркого пламени разросся и вдруг сорвался с белого жезла и ударил в Эрккина. Тот едва успел отпрянуть. Нет, конечно, реакция тут ни при чем – даже самая отточенная человеческая реакция не способна распознавать временные отрезки в тысячные доли секунды! Каким-то звериным чутьем Пес просто почувствовал, что нужно отпрянуть именно так и туда, чтобы не быть убитым. Такое же чувство помогало ему выживать и в рудниках, заблаговременно угадывая, где произойдет обвал или прорыв ядовитых газов или магмовой жилы…

«У меня есть в запасе десять ударов сердца, – мелькнуло в голове Гендаля Эрккина. – Это как раз то время, за которое в посохе Аколита снова созреет смертоносный заряд, разгорится и стечет с наконечника белого жезла. И второй раз не увернуться… Они в самом деле не хотели убивать нас, – подумал Эрккин. – Если бы так, то не стал бы храмовник показательно метать посох в Бебе». Жезл, глубоко засевший в стене и в горле Берзила, был орудием запугивания, а убийство должно было пресечь возможное сопротивление в корне, в зародыше. Если бы они хотели именно уничтожить их всех, то пустили бы в ход белые смертоносные молнии боевых посохов…

Черные глаза Эрккина впились в глаза круглолицего Аколита, и не осталось в лице последнего даже намека на прежнее добродушие. Отвердели скулы и подбородок, сурово залегла линия большого рта… Эрккин сжал кулаки и тут же поймал боковым зрением какое-то шевеление, слабое движение. Он чуть повернул голову, вжимая шею в широкие плечи, и увидел, что третий храмовник, которому он пробил грудную клетку, приподнялся на локте и смотрит на него, Гендаля. На белом лице застыла невыносимая мука. Посох валяется в стороне, и у Аколита нет ни сил, ни возможности дотянуться до него. И не надо. Потому что в его руке блестит знакомым зеленоватым прищуром лазерный прицел боевого ММР. «Юбилейка». Компактная смерть, умещающаяся в ладони взрослого мужчины. Вот теперь – все!

Эрккин растянул рот в длинной скалящейся усмешке, показывая неровные белые зубы, и вдруг расхохотался. Жутковато, нелепо звучал этот смех в огромном пустом ангаре, освещенном только нашлемным фонарем пришпиленного к стене человека. В ангаре заброшенной военной базы, под небом пустой планеты. Наверно, даже лежащий на полу в луже собственной крови Аколит, держащий на прицеле Эрккина, и тот оторопел. И рука дрогнула. А потом разогнулась, и из разжавшейся ладони ММР выкатился на пол, пятнаясь в крови.

…Нет, не из-за смеха Эрккина. Из-за плеча лежащего недвижно храмовника вдруг поднялся и блеснул шлем скафандра. И хотя даже никталопического[33] зрения Эрккина не хватило бы, чтоб выхватить из этого мрака черты лица Рэмона Ррая, – гвелль сразу понял, КТО только что нанес удар умирающему Аколиту. Удар со спины, удар добивающий и исподтишка, но до этих ли этических тонкостей сейчас?..

Круглолицый храмовник зарычал. Он не стал дожидаться, пока в посохе накопится полноценный заряд. Жезл затанцевал вего руках гневный танец и вдруг взлетел и мелькнул белой вспышкой во мраке, со свистом рассекая морозный воздух. По тoй легкости, с которой боевой Аколит расстался со своим посохом, Эрккин понял, что у него есть еще оружие. Да и сам круглолицый был весьма опасным противником, возможно, он способен справиться с ними двоими даже голыми руками. Ведь теперь ни о какой недооценке врага речи не идет, учитывая ошибку, которую совершили Аколиты и которая им так дорого стоила!..

К счастью, храмовник не попал. Посох пронзил насквозь тело человека, но не Рэмона Ррая, а того Аколита, которого он только что добил. Промах круглолицего тем более был странен, что Рэмон и не попытался уклониться в сторону или сделать хотя бы жалкое усилие разминуться со смертью. Значит, непогрешимые способны ошибаться.

Гендаль Эрккин поспешил закрепить этот постулат. Он прыгнул на врага, и оба они, сцепившись в короткой яростной схватке, покатились по полу. Скафандры практически лишали их возможности нанести проникающее ранение голыми руками. Следовало делать ставку на удушающие захваты и выкручивающие силовые приемы. Гвелль преуспел в этом больше. Ему удалось зажать шею соперника в мощном локтевом захвате, и он удерживал Аколита до тех пор, пока у того не хрустнули шейные позвонки и тяжелая, сминающая все члены судорога не прокатилась по телу. Лишь тогда Эрккин Пес выпустил обмякшее тело.

Гвелль оттолкнул от себя труп врага. Аколит перекатился на спину и невидяще глянул на Эрккина мутнеющим взором. Пес неспешно поднялся и приблизился к Рэмону, который уже не лежал, а стоял на коленях возле трупа добитого им храмовника, держась одной рукой за затылок и глядя куда-то вверх, в черную пустоту, затянувшую потолочный свод громадного ангара.

– Как это ты его? – коротко спросил Эрккин.

Вместо ответа Рэмон Ррай разжал руку. В ладони, затянутой тонкой термоперчаткой, лежал окровавленный столовый прибор. Да. Такой же, как и печальной памяти бигойя, которой Рэмон воскресил князя Гьелловера. Этой бигойей Рэмон Ррай поразил Аколита в единственное слабое место – в тонкую перемычку дыхательной маски, точно под ухом.

– Чего это ты? – медленно выговорил гвелль.

Рэмон Ррай еле заметно пожал плечами. Потом произнес слабым, задыхающимся голосом:

– Да я это… так. Ношу с собой. Суеверие… понимаешь?

– Не понимаю, конечно, – решительно отозвался Эрккин, – но принимаю! Чудачество… из-за этого чудачества, ты, похоже, жизнь мне спас.

– Загубив другую…

– Так. Не будем строить из себя богиню непорочности и домашнего очага, ясную Глейю. Она, правда, не аррантская… Но очага у нас нет, а что касается… эх! Бебе жалко. Как будто сам его убил. Втравил в это блудное дело, загубил парня. Ладно, – вернулся Пес к своей тяжеловатой, нарочито подчеркнутой циничности, – зато соседи у Класуса знатные будут. Все не одному лежать! Три Аколита, все как на подбор, да еще гвелль образованный – редкость-то какая!.. Будет с кем перетирать разговорчики…

– Эрккин!!!

– Да ладно тебе глазами на меня сверкать, Рэм! Радоваться надо, что живы остались. Я вот одного не могу понять. Чем это ты так прогневал Храм, что они на тебя кидаться стали? Не пойму. Аколиты так просто не нападают, они вообще стараются не нападать, их за это храмовый клир по головке не погладит. Они ж мирными себя считают и дерутся только из самообороны!

– Не знаю, – тихо ответил Ррай. – Сам не понимаю… Если бы я им так нужен был лично, проследили бы меня до ОАЗИСа и там спокойно сняли, как вызревший фрукт с ветки. Они же в этом мастера. И во фруктах, и в операциях тонких, когда кого-то задержать нужно. А тут… Они ж сами себя под Закон подводили: за то, что они убили Бебе, их УЖЕ на Керр отправить надо. Или в какое-нибудь такое же милое место.

– Не шути так. Не дай Троллоп тебе узнать, какое оно МИЛОЕ. А насчет Аколитов… Не знаю. Только что-то очень серьезное могло их вынудить вот так на нас напасть. Тишком, тайком выследить, пока мы этого Класуса волокли…

Глаза Рэмона Ррая лихорадочно блеснули из-под шлема:

– А может, и не Аколиты это были вовсе? Эрккин подумал и покачал головой:

– Да нет. Что они храмовники, это точно. Хотя можно проверить. Подай-ка мне вон ту «мымру». Ага. Это наше счастье, что у них ММР есть, к тому же уменьшенные модели, «юбилейки». Идем, освободим Бебе… Берзила. Не ТАК же его оставлять. Кто знает, может, ему оставаться тут тысячу лет…

– Что ты хочешь делать?

Эрккин не ответил. Он уже действовал. Он нашел среди убитых храмовников того, кто бросил посох в покойного Берзила. Да, тот долговязый дальонн. Он навел ММР на его безжизненно откинутую руку, сузил фокус поражения и вдавил кнопку пуска. Рэмон, стиснув зубы, смотрел… Эрккин наклонился, подобрал с пола кисть с обрубком запястья, потом несколькими движениями сорвал с руки мертвеца перчатку и обрывок скафандра. От руки, редея и тая, шла струйка пара… Мороз такой, что мертвые пальцы костенели на глазах, и Эрккин ускорил шаг, чтобы быстрее достичь того места, где нашел свою нелепую, ненужную смерть бедняга Бебе. Он подошел к телу и, поднеся обрубок руки к посоху, один за другим стал смыкать вокруг белого древка скрюченные, стремительно твердеющие на жутком холоде пальцы. Раздалось слабое гудение, жезл словно ожил и, вибрируя, стал сам высвобождаться из пробоя стены. Волосы на голове мертвого Бебе вдруг встали дыбом, как будто дух покойного на мгновение вернулся в покинутую оболочку и ужаснулся тому, что развернулось перед его глазами. Издавая все то же гудение, посох Аколита вышел из стены и оказался у Эрккина. Тот несколько секунд рассматривал его, а потом резко зашвырнул далеко в глубь огромного ангара.

– Ты чего? – спросил Рэмон Ррай. – Зачем ты его выкинул? Это же посох пятого поколения, со встроенным ИИ! Хорошая штука.

– Да? А тебе известно, что посох распознает только Аколитов Храма, иногда – только одного, то есть собственного хозяина. Ты думаешь, я ради своего удовольствия руку ему оттяпал? Дескать, сейчас разведем огонек и поджарим?.. А вот и нет! Для того, чтобы этот посох со своими гребаными мозгами его, значит, иденти-ци-ци… узнал! Там какая-то хитрая система проверки – ты чего, не знал?

– Н-нет. Н-не… не зна… знал, – запинаясь, ответил Рэмон Ррай. – Вот, значит, как! И что же… что же теперь делать?

– А вот что. Это же большое везение, что у Аколитов есть ММР. И еще – лишнее доказательство.

– Доказательство ЧЕГО?

Эрккин клацнул зубами, хишно сомкнув свои могучие челюсти, и ответил только после долгой паузы:

– Того, что ты очень серьезно их растревожил. Что ты там натворил? Князя этого пырнул по пьянке? Так из-за этого боевых Аколитов с ИИ-посохами и мономолекуляторами не посылают. И не зря тебя папаша с Аррантидо убрал. Он, Волд, ничего так просто не делает. Ни-че-го. Я это давно знаю, я с отцом твоим знаком с тех пор, когда о тебе и речи не было. Да уж…

Ррай мотал головой и повторял:

– Нет, все это так… И все-таки не так! Я.. они… не так! И что же… что мы теперь будем делать, а? Что?..

Эрккин чутким ухом уловил в голосе парня истерические нотки, сжал в своей здоровенной пятерне запястье Рэмона и проговорил:

– А теперь все просто. Очень просто. Возьми у Берзила его охранную бляху. Цепляй на грудь. У меня уже есть. Теперь мы с тобой, грубо говоря, замещаем патруль охраны этого «шалаша». Понимаешь? Только, в отличие от той парочки, у нас есть ММР. Чувствуешь разницу? Знаешь, что это означает?

Рэмон сглотнул. Он хотел выдавить сакраментальное «и что?», но слова застряли в сухой гортани. Эрккин пояснил с пилимым свирепым удовольствием:

– А тем мы отличаемся, что сейчас явимся на корабль, выведем из посадочного шлюза планетарный катер и смоемся на ним. Куда угодно, не до ОАЗИСа, а куда нам заблагорассудится! Ну? Понял? Вник? Шлюз сейчас, конечно, заперт, но на то нам и ММР! Дунем прямо до Зиймалля. А если кто прицепится… ну, ты понял.