— Прачечная? Отличное прикрытие. — Кирилл сел, растирая ноги. — Набегался я с утра.
— Что искал?
— Сам не знаю. Просто осматривался. Бездарно потратил время. Но хотя бы узнал, кто такая миссис Фраун.
— Ха! Мог бы спросить у меня. Их две сестры, Эвелина и Ангелина. Тебя какая интересует?
— Меня интересует, куда делся Рико. — Кирилл прошелся по номеру, шлепая босыми ступнями. — Я думаю, дело было так. Они с Мануэлем потерлись среди своих, все разузнали. В бордель сестер Фраун недавно привезли новую партию девочек из Мексики. Ребята сгоряча рванули туда. Напоролись на охранников. Рико-то пошустрее, он смылся. А Мануэля сцапали. Теперь один будет пахать на руднике, а второй где-то прячется и готовит страшную месть.
— Ты же видел Мануэля на суде. Не мог с ним перекинуться парой слов?
— Не мог.
— Ему не будет скучно, — сказал Илья. — Майор тоже там. Хотя, я думаю, Кардосо на руднике не задержится. Полковник Тирби его вытащит.
— Да, скучно ему не будет, — рассеянно сказал Кирилл.
Илья прокрутил барабан «веблея», в котором осталось только два заряда.
— Куда ты переложил патроны?
— Патроны? Они в саквояже.
— А саквояж в фургоне, а фургон на постоялом дворе…
— Нет. Фургон стоит за конюшней.
Остерман спрятал револьвер в кобуру и посмотрелся в зеркало:
— Побриться, что ли? Есть у нас время? Или как?
— Время? — переспросил Кирилл и глянул на часы.
— Кира, очнись. Я же вижу, ты что-то задумал. Почему бы нам вместе это не обсудить? Ну что ты уставился в стенку?
— Трещины. — Он провел пальцем по обоям. — Смотри, трещина идет по потолку, потом по стене. Даже обои лопнули, видишь?
— Ну и что? — опешил Илья. — Нам тут не жить.
— Да. Нам тут не жить. Сколько у нас денег?
— С собой? Где-то семь сотен.
— Должно хватить.
— На что?
Кирилл наконец-то перестал разглядывать стенку. Посмотрел на друга и улыбнулся.
— Илюха, ты меня удивляешь. Кажется, тут кто-то говорил о спокойной жизни…
Безмятежная улыбка разозлила Остермана. Больше всего на свете он не любил чувствовать себя идиотом. Как сейчас.
— Нет, это ты меня удивляешь! Намереваешься выкупить Мануэля? Ну, и к кому ты подкатишься с таким предложением? Мы тут никого не знаем, нас никто не знает. Можем в такую передрягу влипнуть! А из-за чего? Из-за двух раздолбаев! Кто их гнал в тот бардак? Сами виноваты! Почему они не пришли к нам, как договорились?
— Наверно, у них не было времени.
— Черт, мы даже не знаем, где этот хренов рудник!
— Я знаю. Девять миль отсюда.
— Скажи еще, что ты успел туда слетать.
— Нет. Осмотрел только половину дороги.
— И теперь ты собираешься все бросить и переться туда? — Илья сердито пнул чемодан. — Прямо сейчас? Давай хотя бы пообедаем, как люди. Здесь отличный ресторан. Где еще такой встретится?
— Ресторан? Хорошая идея. — Кирилл принялся натягивать сапоги. — Возьмешь там несколько бутылок виски. Штук пять-шесть. И две-три пустые коробки из-под виски. А я подожду тебя в конюшне.
— А пообедать?
— Помилуйте, батенька. Еще и трех часов нет! Кто же обедает в такую рань?
Остерман, ворча вполголоса, ушел в ресторан, а Кирилл присел на чемоданы, напоследок оглядывая номер. Ничего не забыли?
В последнее время его иногда охватывал минутный приступ тоски, когда приходилось уезжать даже из-под случайного крова.
«Старею, — подумал он. — Наверно, с годами у человека начинают прорастать корни, которыми хочется зацепиться за землю».
Но Тирби — не то место, где можно остаться надолго.
Укладывая чемоданы в фургон, он заметил, что одна боковая лавка опущена. Наверно, ее сложил хозяин постоялого двора, когда натягивал новый тент. Тогда почему он оставил вторую поднятой? Мог бы и ее опустить.
Конюх, запрягавший лошадей, подошел к нему, заглядывая в глаза. Кирилл дал ему монету, и конюх заулыбался:
— Счастливого пути, сэр.
Дождавшись, когда тот отойдет подальше, Кирилл приподнял лавку — и увидел там Рико.
Мексиканец лежал на спине, вжавшись между досками, и смотрел на Кирилла, прижав палец к губам.
— Здесь никого, — тихо сказал Кирилл. — Ты где был?
— Тут и был, на конюшне. В сене прятался. Знал, что вы сюда придете. А где этот растяпа Мануэль?
— Недалеко. Скоро ты его увидишь.
Джон Лагранж, как всегда, попал в кутузку из-за драки. И, как всегда, драка началась из-за того, что его, американца в шестом поколении, снова приняли за мексиканца. Не будешь же доказывать каждому ковбою, что твои предки осваивали Луизиану, когда предки этого ковбоя еще батрачили где-то в Ирландии и знать не знали о земле на другом берегу океана. Род Лагранжей некогда владел территорией, которую не объехать и за неделю. На их плантациях трудились тысячи рабов, а хлопок и табак Лагранжи поставляли королевскому двору. Да, когда-то Францией правил король, и прадед Джона, бывало, сиживал за королевским столом. Но королю отрубили голову, безродный корсиканец Бонапарт продал Луизиану Соединенным Штатам, и былое могущество рода стало понемногу таять. Гражданская война вконец разорила Лагранжей, и в пятнадцать лет Джон остался последним мужчиной в роду. Он унаследовал развалины усадьбы, густую шевелюру и пристрастие к дорогим шмоткам. Отправившись на поиски далекого, но богатого родственника, он впервые попал за решетку. Неудачная попытка стянуть с чужой плиты сковороду с жарким стоила ему трех месяцев свободы. Из тюрьмы он вышел голодным, злым, но уже не таким одиноким, как раньше. Соседи по заточению подсказали адресок в Додже, и мальчишка был принят в шайку. Старшие товарищи громили банк, а Джон поджидал их в укромном месте со сменными лошадьми. В этой шайке он провел год. Однажды налетчики прибыли к месту пересадки не в полном составе. Да и те двое, что дотянули до овражка, истекали кровью. Джон недолго колебался. Он пристрелил друзей и стал обладателем двенадцати тысяч долларов.
Тех денег хватило на месяц. Но, выйдя из казино без единого цента в кармане, Джон ничуть не горевал. Он знал, что отныне богатство будет приходить к нему так же легко, как ушло. С тех пор он жил только для того, чтобы раздобыть денег. И добывал их только для того, чтобы проиграть.
— Похоже, ты опять продулся? — недовольно спросил Хезелтайн.
Лагранж со скучающим видом отвернулся к окну, готовый выслушать длинную нотацию. Он догадывался, отчего босс так злится, узнавая об очередном проигрыше. Опытного картежника бесило то удовольствие, с каким Джон ставил на заведомо слабые комбинации.
— Пора бы тебе усвоить, что одного умения блефовать слишком мало для успешной игры. — Неожиданно тон Хезелтайна стал более мягким: — Хорошо еще, что в деле ты более надежен, чем в картах.
— А что? Есть дело?
— Да. Как раз для тебя. Тонкое дело. Грубая работа может слишком дорого нам обойтись. Ты знал Милкинса?
— Как это «знал»? — переспросил Лагранж. — Так выражаются о покойниках…
— Он и есть покойник. Вчера я поручил ему пустяковое дело. А он все перепутал: взял и отправился на тот свет, вместо того, чтобы спровадить туда другого. Но, признаюсь, тут есть и доля моей вины. Я не предупредил, что этот другой так же хорошо стреляет, как играет в покер.
Лагранж хмыкнул и уселся в кресло. Роли переменились. Из недовольного барина Хезелтайн превратился в заказчика.
— Сколько?
— А сколько ты остался должен в казино?
— Не помню. Штук пять или шесть…
— Списываю половину.
— По рукам, — быстро сказал Лагранж, потому что его долг Хезелтайну составлял ровно десять тысяч. — Где я найду клиента?
— Найти будет нетрудно: судья Панч отправил его на рудник. Трудность в другом. Этот парень должен погибнуть при попытке к бегству. Или попасть под завал. Или во время нападения индейцев. Или его ударит молния. Годится любой способ, лишь бы никто не подумал, что его убрали. И лишь бы это случилось сегодня. Крайний срок — завтрашний полдень.
— Почему такая спешка?
— Потому.
— Так-так… — протянул Мутноглазый, задумчиво покручивая ус.
— Не «так-так», а «будет сделано»! Вот что я хочу от тебя услышать, — раздраженно сказал Хезелтайн.
— Будет сделано. Но как? Надо подумать…
— Это уже не моя проблема. Оторви задницу от кресла, заряди кольт и отправляйся на рудник. А в дороге у тебя будет время все обдумать.
— Как давно его сослали?
— Сегодня.
Лагранж чуть не подскочил в кресле:
— Что же ты молчал? Если так, то парень еще в городе! Новую партию арестантов погонят только после трех!
Хезелтайн молча показал пальцем на настенные часы.
— Черт! Пятый час! Все равно, босс, ты мог сказать раньше! — Мутноглазый ударил себя по лбу. — Его судили сегодня? Значит, он сидел вместе со мной? Ты говоришь о молодом парне с усиками, похожем на еврея-аптекаря?
— Нет. Клиенту сорок три года. Он бледный, но часто краснеет. В белом костюме и желтых сапогах.
— Видел я его. Лицо не разглядел, но сапоги у него знатные. — Лагранж встал и сложил ладони лодочкой: — А теперь, босс, насыпь мне полные пригоршни золота, чтобы я мог выполнить твой заказ. Такая работа требует расходов. Ты представляешь, с кем мне придется договариваться насчет удара молнии?
13
До последней капли виски
Как только они выехали из города, Кирилл подумал, что все-таки не зря потратил время. Ему удалось выведать, что обычно арестантов гонят на рудник после обеда. Имеется в виду обед конвоиров. Они подкрепятся перед нудной дорогой, а ужинать им придется уже на руднике. Кирилл полагал, что освободить Мануэля будет легче всего в пути — вдалеке от начальства охранники становятся более сговорчивыми. Значит, надо покинуть отель не позже трех часов, примерно в одно время с конвоем. Они так и сделали.
Илья правил фургоном, Кирилл сидел рядом. Главная улица вела вниз, становясь все уже. Вот остались позади склады и лавки для фермеров, вот и поворот на большую дорогу — и тут Кирилл чуть не засмеялся от радости. Да, он не потратил время впустую, и все рассчитал правильно. Впереди на дороге виднелась медленно бредущая колонна арестантов.
Тройка конвоиров гарцевала сзади, еще двое были спереди. И все.
— Пять человек в охране, — сказал Остерман.
— Вижу.
— А каторжников не больше дюжины.
— Сегодня неурожайный день. В прошлое воскресенье из города отправили почти четыре десятка.
Кирилл откупорил бутылку, прополоскал рот виски — и выплюнул. Илья чуть не обронил вожжи от возмущения:
— Ты что творишь!
— Мне надо быть похожим на пьяного.
— Кира, может быть, уже пора и меня посвятить в твои планы?
— А нет никаких планов, — сказал Кирилл и громко икнул. — Похож?
Остерман сердито отвернулся.
Фургон обогнал колонну, и Кирилл соскочил на дорогу, размахивая бутылкой.
— Кто желает выпить со мной за здоровье полковника Тирби?
Передняя двойка конвоиров остановилась, и один из наездников вскинул винчестер. Второй беззлобно выругался:
— Эй, придурок! Уйди с дороги.
— Полковник Тирби — великий человек! — продолжал Кирилл, пошатываясь и расплескивая виски. — Щедрый и могущественный! Я по сравнению с ним — как муравей рядом с медведем! Но я тоже щедрый!
— Щедрый, щедрый, успокойся. И вали отсюда, — сказал охранник и снова положил винтовку поперек седла. — А то затопчем.
— Если я пообещал, что весь рудник выпьет за его здоровье, то так и будет! Пейте, господа!
Охранники переглянулись.
— Фредди, ты как? — спросил один.
Второй достал револьвер и молча навел его на Кирилла.
— Неужели вы отказываетесь?
Пуля ударила в землю у его ног, и Кирилл подпрыгнул, выронив бутылку:
— Ай! Зачем же так…
Вторая пуля выбила фонтан пыли еще ближе. Кирилл зачихал, вытирая глаза кулаком, и потрусил обратно к фургону под дружный хохот охранников и арестантов.
Вскарабкавшись на козлы, он шепнул:
— Гони.
Илья щелкнул вожжами, фургон дернулся, и из открытой коробки, стоявшей над задним бортом, выпала на дорогу еще одна бутылка.
— Дай-ка мне. — Кирилл перехватил вожжи и направил фургон к самому краю дороги, так, что правые колеса зашуршали по траве. — Глянь, она не разбилась?
— Подобрали, — доложил Илья.
Кирилл снова передернул вожжами, и лошади приняли влево. Фургон еще пару раз вильнул на дороге, прежде чем перевалил через холм.
На спуске они встретили рудовозов. Восемь пар лошадей медленно переступали, вытягивая за собой длинную телегу. Возчики шагали рядом, нещадно ругаясь. Кто тянул коня под уздцы, а кто размахивал бичом — но все эти меры никак не способствовали увеличению скорости.
— Эй, парни! — заорал Кирилл. — Пьем за здоровье полковника Тирби!
Бутылка, сверкнув на солнце, полетела к возчикам, и сразу несколько пар рук вытянулись ей навстречу. Фургон едва не опрокинулся, лихо пролетая мимо рудовозов, и помчался дальше.
Эту часть дороги Кирилл успел изучить. Сразу после трибунала он отправился сюда. Прямая дорога через пологие холмы не отняла много времени, но затем начиналась гора, и здесь он задержался. Подниматься по всему серпантину было незачем, потому что он скоро нашел место, которое ему понравилось. Склон, покрытый сухим кустарником и кактусами. Справа от дороги — крутой обрыв. Крутой, но не отвесный. По нему вполне можно скатиться и тут же нырнуть в извилистый овраг. Куда он ведет, неизвестно. Но если добежать до него, то уже никакая пуля не страшна…
В начале подъема на гору они остановили фургон. Скоро их догнал Рико с тройкой лошадей.
— Видел Мануэля? — спросил Кирилл.
— Шагает в паре с майором.
— Они тебя заметили?
— Конечно. Этот растяпа даже хотел мне рукой помахать, майор его удержал. — Рико из-под руки осмотрел склон. — Сделаем это здесь? Уж больно открытое место…
— Выбирать не приходится.
Майор Кардосо шагал в паре с Мануэлем, негромко насвистывая. Они шли без отдыха уже два часа, солнце палило нещадно, от идущих впереди несло мочой и потом — но майор был в прекрасном настроении. Вчера его пытались убить, а он не дался. И теперь шагает по ровной дороге на своих двоих, любуясь пейзажем. А ведь мог бы валяться на заднем дворе, пока гробовщик не сколотит ему последний костюм. Обостренное чувство угрозы спасло его и на этот раз, как спасало много лет. Оно шевельнулось, как только Хезелтайн, на миг растерявшись, снова перетасовал карты. Уголки глаз выдали его. Его лицо стало таким, словно он прицеливался. Да, он мгновенно нацепил прежнюю маску приветливости — но майору хватило доли секунды, чтобы заметить опасность. И он не ошибся.
— Дева Мария, как я устал, — снова заныл Мануэль. — И зачем только я надел башмаки? Хотел быть похожим на городского, да не помогло. А теперь и мозоли натру, и башмаки разобью об камни. А ведь совеем новые, можно сказать, и двух лет нету…
— Веселей, амиго, — сказал майор. — Прогулка перед ужином весьма полезна для здоровья.
— Не думаю, что нас там покормят, — уныло ответил мексиканец. — Разве что сеньор Крис договорится с начальством и оставит для нас передачку. Он ведь для этого поехал туда, верно?
— Конечно, для этого. Друзья позаботятся о том, чтобы мы не голодали.
Они шли в середине колонны, и это тоже было поводом для тихой радости майора. Те, кто шагают с краю, мозолят глаза конвоирам. И если вдруг отлучатся, это сразу станет заметно. А в том, что такая отлучка возможна, майор не сомневался. Он напрягся, когда Крис и Билли устроили комедию с угощением. Охранники ненадолго отвлеклись — но бежать было некуда. Значит, это было только прелюдией. Главное еще впереди.
«Зачем Хезелтайн подослал киллеров? — думал он. — Боится, что я ему помешаю. Появлюсь в казино после полуночи и разоблачу его трюки. Идиотам-биржевикам ведь и в голову не придет, что один из самых богатых людей Аризоны не гнушается мухлевать в карты! А он богат, это видно невооруженным глазом. Вышколенная прислуга, персидские ковры, по два золотых перстня на каждой руке. Интересно, сколько народу ему пришлось перебить, чтобы забраться так высоко? Немало, судя по тому, как легко и быстро он приговорил меня. Однако…»
Кардосо споткнулся на ровном месте, потому что у него на миг дрогнули колени — и все от простой мысли, которая почему-то пришла ему в голову только сейчас.
«Однако в таком случае и шериф, и судья у него в кармане! Получается,, что я весело шагаю на эшафот. Господин майор, вы собирались бежать с рудника? А вы уверены, что доберетесь до него? А если охранники получили негласные инструкции? Почему они так беспечны? Слишком беспечны. Пустили виски по кругу, а теперь клюют носом. Думают, что я поверю, будто они заснули? Поверю — и побегу? И буду убит при попытке к бегству? Наверняка Джерри мог это подстроить… Нет, к чему столько суеты? На руднике я для него не опасен. Биржевики приедут и уедут, а я все еще буду махать киркой. Даже если и сбегу оттуда, мне незачем возвращаться в город. Да и куда здесь бежать? Пешком далеко не уйдешь. В горах не выжить, через пустыню не перейти. Проще всего смириться и ждать, пока о старом друге вспомнит сам полковник».
— Эй, смотрите! — закричали впереди, и майор поднял голову.
Знакомый фургон стоял поперек дороги. Вокруг опущенного дышла змеились оборванные постромки. В пыли сверкали осколки разбитых бутылок.
— Стоять! — гаркнул старший конвоир. — Всем сесть! Фредди, посмотри, что там.
— Я и так знаю, что там, — проворчал охранник, не трогаясь с места. — Ничего там. Кроме пары мертвецов.
Арестанты, кряхтя, уселись на обочину. Кардосо одернул Мануэля, который, разинув рот, глазел на фургон.
— Садись, — тихо приказал он. — Да не туда, сюда!
Они сели над самым обрывом. Внизу, шагах в двадцати, зеленел кустарник, клубящийся в расщелине. Наверно, в ней тек небольшой ручеек. Расщелина тянулась к оврагу, а там… У Кардосо на миг перехватило дыхание. Над оврагом торчал кактус, Вроде бы такой же, как и другие, что виднелись на склоне. Но один из его отростков был срублен. И теперь кактус был похож на сломанный трезубец.
Кто мог оставить такой знак? Никто, кроме Рико.
— Дева Мария, — шепотом причитал Мануэль, — как же так? Что с ними стряслось?
— Апачи, — заговорили арестанты. — Совсем обнаглели. Скоро уже и в городе будут орудовать. Апачи, ясное дело.
Тем временем охранники после короткой перебранки все же решили проверить фургон. Оставив одного сторожить арестантов, они плотной кучкой двинулись по дороге, с винтовками наготове. Но тут же остановились.
Один из них вытянул руку, показывая вверх по склону. Там, среди высохших кустов, что-то поблескивало.
— Разрази меня гром, да это бутылки! Какая же тварь их туда забросила?
— Парни, осторожней! Сдается мне, тут не обошлось без Джеронимо. Этот апач сам не пьет и другим не дает.
— Точно, его работа. Нормальный налетчик не стал бы так измываться над людьми.
— Да они вроде целые…
Двое конвоиров соскочили на землю и принялись карабкаться по склону.
— Назад! — закричал старший, но в следующую секунду и сам кинулся за ними.
— Эй, а я что! — Конвоир, стоявший возле арестантов, в ярости ударил лошадь шпорами, и она рванулась вперед.
Кардосо дернул Мануэля за рукав и ринулся вниз по обрыву. Сзади кто-то свистнул. А потом арестанты дружно загалдели:
— Эй, смотрите, а вон там еще три бутылки! Вон там, повыше! Да нет, левее! Давай, Фредди, поднажми, тебя догоняют!
Майор бежал зигзагом, и на поворотах хватал Мануэля за рубаху, увлекая за собой. Больше всего он боялся с разбегу налететь на целую баррикаду кактусов. Но повезло — проскочил и благополучно нырнул в расщелину, и гибкие ветви сомкнулись за спиной. Мануэль сопел позади, под ногами хрустели ветки, хлюпала жижа. Увидев блеснувшую полоску воды, Кардосо упал на колени и жадно погрузил лицо в ручеек. Два глотка — и снова вперед. Он с силой поднял Мануэля на ноги:
— Не напивайся! А то не добежишь!
— Куда? Куда мы?
На обломанную ветку была наколота игральная карта. Майор снял ее, огляделся и заметил еще одну;
— Нам туда.
Под второй картой висел оружейный пояс с револьвером в кобуре. Кардосо, на ходу застегивая пряжки, сказал:
— Не удивлюсь, если дальше мы обнаружим накрытый стол.
Они бежали по извилистому оврагу, останавливаясь, чтобы прислушаться. Но погони не было. Еще один поворот, и Мануэль первым заметил веревку, свисавшую с отвесного склона. Они выбрались наверх и увидели лошадей в тени акаций.
Над кустом показалась всклокоченная голова Рико.
— За вами бегут?
— Нет, — тяжело отдуваясь и вытирая пот, сказал майор. — Кажется, у конвоя нашлось более веселое занятие.
Мутноглазый успел набрать только троих помощников. Было б у него чуть больше времени, он бы поднял десяток. Но с Хезелтайном вечно одна и та же история. Все впопыхах. Хорошо еще, что Дылда и Кирпич оказались на месте, а то без их винтовок нечего было и думать о приличной засаде.
Они чуть не загнали лошадей, взбираясь по горным тропам. Перехватить конвой Лагранж решил в самом высоком месте, там, где к дороге подступает лес. Он с Бинглом расположился за поворотом, в кустах повыше обочины, а Дылда с Кирпичом залегли дальше, спрятавшись за деревьями. Их армейские «маузеры» могли пробить любую доску с тысячи шагов — если пуля попадала в цель, что случалось нечасто. Мутноглазый надеялся, что его стрелки не промажут. А если и промажут — тоже не страшно. Напуганные конвоиры разбегутся, увидев, как пули срубают деревца рядом с ними. И тогда можно будет спокойно разобраться с арестантами…
— Что-то их долго нету, — заметил Бингл. — Может, они уже прошли? А может, их по длинной дороге повели?
— Заткнись.
По длинной дороге, вокруг горы, возили руду. А людей гоняли напрямик, через перевал. Лагранж хорошо знал дорогу на рудник. Сам однажды прогулялся по ней. Давно, еще до знакомства с Хезелтайном, на второй день своего пребывания в Тирби. Попался на ерунде — пристрелил мексиканца. В Калифорнии и Неваде он их завалил штук десять, не меньше, и всегда оказывалось, что те были сами виноваты. А тут его сцапали и заставили две недели грузить руду.
Да и Бинглу эта дорожка была знакома. Наверно, в городе не осталось никого, кто не отбыл бы трудовую повинность на руднике. Неплохо устроились ребята, Тирби да Хезелтайн. Бесплатная рабочая сила всегда в их распоряжении. Плюс мексиканцы. Эти тоже, считай, горбатятся задаром. Особенно те, кто перебежали границу. Дома им не сиделось, придуркам. Войны испугались. А тут — тихо, спокойно, кормежка бесплатная…
— Идут! — Бингл приподнялся на руках.
Мутноглазый треснул его по затылку:
— Не торчи!
Наконец из-за поворота показались двое верховых конвоиров. Лагранжу не понравилось, что они ехали медленно, настороженно оглядывались, да еще и винтовки держали наготове, а не за седлом.
— Этих пропускаем, — шепотом напомнил он, толкнув напарника. — Когда Дылда откроет огонь, остальной конвой ответит. Тогда и вступим под шумок. Ты помнишь, кто нам нужен?
— Белый сюртук, желтые сапоги. Только я вот что думаю…
— Думаю тут я. Твое дело стрелять.
Он надломил несколько веток в кустах, чтобы получилось окошко, и просунул туда ствол винчестера. Разглядев первых арестантов, Мутноглазый выругался. Сегодня в конвой набрали каких-то уродов. Наверно, бывшая солдатня. Нормальным пацанам в голову не пришло бы связывать тех, кто бредет по горной дороге.
— Чего это они им руки связали? — удивился Бингл.
— Чтоб не удрали.
— Куда тут удерешь?
— Да заткнись ты!
Арестанты брели, понуро опустив головы, держа руки за спиной. Лагранж смотрел на них через прорезь прицела. Вот те уроды, с кем он вчера схлестнулся в салуне. Ага, несладко? Он усмехнулся и повел стволом в сторону, разглядывая остальных. Что за чертовщина…
— Я что хотел сказать, — снова зашептал Бингл. — Вот ты говоришь, сапоги у него клевые — а если он их загнал? И пиджачок белый на руднике ему без надобности. Ты видишь хоть одного в белом пиджаке? Я не вижу…
— Беги к Дылде, — быстро приказал Лагранж. — Скажи, все отменяется. Бегом!
Бингл отполз назад. Но он и встать не успел, как из леса ударил мощный щелчок «маузера». И будто эхом отозвался второй выстрел.
Мутноглазый чуть за голову не схватился от досады. Клиента среди арестантов не было, это ясно. Что-то случилось. Они напрасно сюда приперлись. И Дылда напрасно так тщательно целился. Первым же выстрелом он угодил в охранника, и тот вылетел из седла, будто его сдернули арканом.
— Стой, тупица! — заорал Лагранж, увидев, что Бингл собрался убегать.
— Ты сам сказал…
— Стреляй, баран! По конвою стреляй!
Ярость мешала целиться. Мушка плясала, как пьяная проститутка. Он посылал пулю за пулей, но видел, что нещадно мажет. Лошади охранников кружились на месте, и те не могли отстреливаться, били наугад. Арестанты повалились на дорогу и, судорожно извиваясь, отползали за деревья. Крики раненых смешивались с конским ржанием, пыль смешивалась с дымом, и у Лагранжа словно пелена стояла перед глазами. Боек щелкнул впустую, и он опустил винчестер.
— Они удрали! — торжествующе завопил Бингл. — Удрали!
— Уходим! — Мутноглазый вскочил и, пригибаясь, кинулся туда, где на поляне были оставлены их лошади. — Чего стоишь, баран! Бегом!
«Конвой не может бросить колонну, — думал он, прорываясь напролом через заросли. — Охранники отступили за поворот и сейчас, наверно, гадают, что делать дальше. Пусть потопчутся. Лишь бы не повернули назад. Они же не конченые идиоты! Пройдена самая трудная часть пути, до рудника — совсем ничего… Да, они не идиоты. Они пошлют одного за подмогой, а сами укроются и будут геройски обороняться».
Мутноглазый успокаивал сам себя, но все же торопился. Все должны знать, что во время нападения на конвой он был в городе. Торчал в кабаке или валялся дома пьяный.
Дылда и Кирпич сияли, потрясая винтовками:
— Здорово мы их!
— Ты видел, как я его ссадил?
— Что? Ты? Это я!
— Хватит препираться! — Мутноглазый взлетел в седло. — Уносим ноги! И чтоб до завтра из кабака не вылезали!
— А на какие шиши гулять-то будем?
Он дал им по двадцатке.
— Остальное получите завтра.
Бингл скривился:
— Мне моя сотня и сейчас бы не помешала.
— Мне тоже, да только босс рассчитается со мной лишь завтра, — соврал Мутноглазый. — Вечерком найдете меня в «Парнасе». А сейчас — ходу, парни, ходу!
Три сотни, оставшиеся в кармане, Лагранжу были нужнее, чем подельникам. Вполне возможно, уже сегодня ему придется исчезнуть из города. От Хезелтайна всего можно ожидать. Мутноглазый даже подумал, что лучше вообще не возвращаться в город. Работа не сделана, а шума теперь будет много…
«Нет, — решил он. — Лучше не прятаться. Лучше остаться в должниках у Хезелтайна. Должников не убивают, пока с них можно содрать хоть что-нибудь. А если сбежать — он просто закажет меня».
14
Потери и находки
Покупая фургон, Кирилл не думал, что с ним придется расстаться так быстро. Дом, пусть и на колесах, остается домом. К нему привыкаешь, в нем появляются любимые уголки, он дарит уют и покой. Небольшая, но вместительная повозка избавляет путешественника от множества неудобств — она защищает от дождя, ветра и зноя; в ней можно спать, не опасаясь змей и скорпионов; крепкие борта укрывают от пуль при перестрелке… В общем, незаменимая вещь — армейский фургон.
Однако Кирилл не жалел о том, что бросил его. Двигаясь верхом, они не будут привязаны к дорогам. От дождя спасет плащ — да и бывают ли дожди в Аризоне? А спать на земле — тоже дело привычное. И даже приятное, если есть возможность развести костер. Главное — не забыть поутру вытряхнуть сапоги. Скорпионы удивительно быстро обживают их за ночь и выражают крайнее недовольство, когда в их новый домик вторгается чья-то босая пятка.
Его занимала только одна проблема — как поделить восемь лошадей на пятерых?
— Это не проблема, — сказал Кардосо. — Мне хватит и одной. У вас впереди долгий путь, а у меня — всего один переход через горы.
— Неизвестно, чей путь окажется дольше, — позевывая, сказал Илья. — Утром разберемся.
Костер они развели в яме, чтобы со стороны не было видно пламени. Чайник шипел, потрескивал, но никак не хотел закипать. Сковорода, на которой они разогрели консервированные бобы, давно была вылизана, и теперь все ждали кофе. Кардосо уже расписал, кому когда дежурить. Сейчас ему полагалось спать, но он сидел вместе со всеми и чистил револьвер.
— Мне все не дает покоя стрельба в лесу, — сказал Остерман. — Не знаю, что это было. Но это было слишком близко. Зря мы остановились.
— Ночью в горах не ходят. — Кардосо вставил барабан на место и прокрутил возле уха, прислушиваясь к щелчкам. — Если кто кинулся в погоню за нами, то сейчас он занят тем же, чем и мы. Сидит у костра и ждет рассвета.
— Что-то лошади всполошились. — Рико привстал, вглядываясь в темноту.
— Показалось тебе, — сказал Мануэль. — Я тоже не глухой, все слышу. Как стояли, так и стоят спокойно.
— Так, да не так. Хрустеть перестали, слышишь?
Теперь и Кирилл заметил, что лошади подозрительно затихли. До этого с их стороны доносилось то мягкое перетаптывание, то сочный хруст, то свистящий всплеск хвоста — словом, те незаметные звуки, из которых состоит тишина ночного леса. А сейчас они замерли.
— Пойду гляну.
Рико бесшумно отошел от костра. Кардосо распечатал коробку с патронами и принялся заряжать «ремингтон».
— Люблю я эту пушку, — сказал он ласково. — В Неваде все мои рейнджеры с такими ходили. Патроны мы снаряжали сами. Укороченная пуля, пороху чуть побольше. Бьет на сто шагов. А с кольтом такой номер не пройдет — рамка слабовата, после пары выстрелов начинает болтаться.
