— Что-то ублюдки не кажутся слишком обескураженными, сэр.
В башенках форта Шарп оставил лишь дюжину человек, в основном стрелков, а остальные укрылись глубоко в коридорах форта. Жилые помещения сгорели.
Шарп остался на стенах, как и капитан Палмер, а вот Фредриксону приказали укрыться внизу, что он и сделал, хоть и неохотно. Тяжелые ядра стукались о камни, рикошетом отлетали от гласиса и дырявили самодельный английский флаг. Однажды французский канонир показался рядом с мельницей, выпалили четыре винтовки, но француз, показав неприличный жест, снова спрятался.
Обстрел продолжался. Снаряды падали с ужасающей частотой, теперь не залпами: каждая пушка стреляла с такой скоростью, как ее заряжали и наводили. Иногда падали сразу два или три снаряда, иногда по полминуты выстрелов не было вообще, но Шарпу казалось, что все утро он слышит бесконечный грохот. Снова и снова раздавались взрывы, сотрясая землю, выбрасывая клубы дыма. Снова загорелись уничтоженные бараки, на них перешел огонь из других помещений форта. Шесть человек под началом Минвера помогли перетащить хирургический кабинет в кладовую, а еще шесть, ведомые Харпером, спасали пороховую лабораторию с бесценным запасом пороха и снаряженными патронными зарядами.
Молодой морской пехотинец, согнувшись рядом с Шарпом под сомнительной защитой юго-восточной башенки, вздрагивал при каждом при каждом разрыве.
— Ублюдки, — сказал он. — Ублюдки. — Осколки царапали камень, один осколок влетел в дверной проем башенки и упал рядом с ногой Шарпа, все еще дымясь.
— Ублюдки, — снова сказал морской пехотинец. Один снаряд ударил по крыше башенки, издав грохот будто кузнечного молота по наковальне, Шарп услышал как он упал в ров и понял, что если бомба взорвется на уровне бойниц, то куски железа освежуют их как тесак мясника тушу, но снаряд шлепнулся в ров.
— Ублюдки, — твердил морской пехотинец.
От взрывов дрожал воздух, каменная мостовая форта и сам форт тоже. Одну из пушек, так заботливо починенных Харпером, взрывом снесло с лафета. В живот одного из трупов угодил снаряд, расплескав плоть и кровь по стенам. Один из диагональных мостков со стены на стену вокруг башенки рухнул на останки бараков. А другой, на юго-западном углу, сгорел в пламени, подымавшемся из помещений Лассана.
Обслуга двенадцатифунтовых орудий, не замечая движения на стенах, сменила картечь на ядра, и тяжелые удары обрушивались на Тест-де-Бюш. С пяти сотен ярдов наводчики просто не могли промахнуться. Ядра ударялись о стены и камни, скрепленные плохим раствором, начали крошиться.
— Ублюдки, — морской пехотинец так сильно сжимал мушкет, что побелели пальцы.
— Как тебя зовут? — спросил Шарп.
Морской пехотинец, лет шестнадцати от роду на вид, моргнул.
— Мур, сэр.
— Откуда ты?
— Эксминстер, сэр.
— Это где? — Шарп выглянул в бойницу, смотря, не началась ли атака, но когда парень не ответил, повернулся к нему. — Ну так где это?
— Рядом с Экзетером, сэр. В графстве Девон.
— Фермер?
— Отец владелец паба, сэр. «Стоуви Армс»
Взорвались два снаряда, заполнив воздух дымом, грохотом и огнем, и морской пехотинец Мур впервые при этом не выругался.
— Как-нибудь, — сказал Шарп, мы с тобой выпьем пару кувшинов эля в твоем пабе в Эксминстере и никто не поверит в наши с тобой истории.
Парень ухмыльнулся.
— Да, сэр.
— Это хоть хороший паб?
— Лучший, сэр.
— А эль?
— Нигде больше такого не сыщете, сэр. Гораздо лучше, чем местная моча.
— Французское пиво, — авторитетно сказал майор Ричард Шарп, — это моча девственниц. — Парень улыбнулся, представив себе картину, и Шарп хлопнул его по плечу. — Морской пехотинец Мур! Гляди сквозь бойницу: увидишь движение, кричи мне. Понял?
— Да, сэр.
— Я полагаюсь на тебя. — Шарп, чувствовавший такой же страх, что и Мур, вышел из-под защиты башенки. Он одернул мундир, поправил палаш и прошел по стене. Он видел разрушения во внутреннем дворе, в шести шагах от него ядро снесло зубец на стене, но он шел спокойно и неторопливо. Люди, укрывшиеся в дверных проемах форта или в башенках, видели его. Он не должен выказывать страха, они должны понять, что ядра и выстрелы — это еще не конец света. Он помнил как сам, будучи молодым солдатом, видел, как вели себя при обстреле его офицеры и сержанты, и верил, что если они могли выдерживать это, то и он сможет.
Майор встал посередине стены и посмотрел на юг.
Он почувствовал симптомы страха. Сердце колотилось о ребра, свело живот, в горле пересохло, ноги задрожали, и унять эту дрожь не получалось, он весь покрылся потом, несмотря на прохладный день. Шарп приказал себе не двигаться, пока не досчитает до двадцати, затем решил, что по-настоящему храбро будет досчитать до шестидесяти.
Он делал это потому, что его видели его люди, а не потому, что это было неопасно. Ядро пролетело над парапетом, и Шарп знал, что теперь, когда стволы двенадцатифунтовок нагрелись, они могли стрелять выше. Мортиры, заметил Шарп, теперь стреляли реже и менее точно, как он догадывался, то следствие того, что их деревянные лафеты вдавились в сырую почву. Он досчитал до пятидесяти, решил, что ведет счет слишком быстро, и продолжил снова, но уже с сорока.
— Сэр! Мистер Шарп! — Это был Мур. Парень указывал на юго-восток и Шарп, взглянув в этом направлении, увидел массу людей, показавшихся позади деревни, и теперь идущих с барабанным боем и высоко поднятыми знаменами. Шарп с удивлением заметил, что мортиры перестали стрелять. Он посмотрел в сторону полевых орудий и увидел, что все восемь из них прекратили огонь. Дым от пушек медленно плыл над лужайкой.
Шарп повернулся.
— Капитан Фредриксон! По местам! Все по местам! — Он дунул в свисток, посмотрел, как люди выходят из укрытий и бегут на стены, и снова повернулся взглянуть на противника.
Началась атака.
Генерал Кальве с куском бекона в одной руке и часами в другой, ухмыльнулся.
— Вы думаете, что они уже на стенах, Фавье?
— Уверен в этом, сэр.
— Ну тогда давайте сигнал. Я возвращаюсь к своему обеду.
Фавье кивнул горнисту, тот подал сигнал, и пехота немедленно присела.
Канониры, подкладывавшие клинья под расшатавшиеся гаубицы, отскочили назад, когда к запалам поднесли огонь и стволы снова дернулись от выстрелов.
— Всем лечь! — яростно закричал Шарп. Он попался на этот трюк, как зеленый школьник, вывел своих людей на открытое место, что французам и требовалось, а снаряды уже летели в наивысшей точке своей траектории, обозначая ее дымом фитилей, а затем начали падать в форт. — Ложись!
Полевые орудия выстрелили, снаряды взорвались, и снова начался кошмар огня, свистящих осколков и криков.
Пушечное ядро, попав в амбразуру, швырнуло каменные крошки прямо в глаза одному из людей. Снаряд, упавший на западной стене между двумя морскими пехотинцами, попал одному прямо в живот, второй остался невредим, но закричал от ужаса.
— Хитро они это проделали, — сказал Фредриксон.
— Я должен быть почувствовать, — грустно сказал он.
Фредриксон посмотрел в амбразуру. Французская пехота разлеглась вдоль ручья, будто на пикнике. — Они развалят ворота и потом точно пойдут.
— Думаю, что так.
— Ублюдки дали нам понять, что уверены в победе, — офицеры присели, спрятавшись от пыли и каменных крошек, посыпавшихся на них сверху от взрыва. Огромный кусок кладки сдвинуло на целый дюйм.
Шарп посмотрел на дальнюю стену.
— Лейтенант Минвер!
— Сэр?
— Пусть возьмут хлеба и мяса и раздадут людям на стенах.
Минвер, несколько ошеломленный подобным приказом, кивнул. Шарпу пришлось оставить людей на виду, ибо у него не было другого способа узнать о начале атаки. Они пойдут с юго-востока, а гаубицы могут стрелять, пока пехота не окажется прямо под стенами. Полевые пушки, стреляя близко от пехотных шеренг, должны прекратить огонь задолго до того, как атакующие приблизятся.
Шарп хотел, чтобы атака началась. Он хотел услышать "Старые штаны" — барабанный
pas de charge —марш к атаке, хотел услышать крики атакующих, выстрелы мушкетов, это было бы лучше, чем беспомощное ожидание. Ему вдруг захотелось, подобно пехотинцу Муру, бессмысленно ругаться в адрес пушкарей, стрелявших снова и снова.
Харпер, ожидавший на западной стене с командой людей, отобранных Шарпом, подошел к вопящему морскому пехотинцу и хлопнул его, призывая к молчанию.
— Бери лопату и убери это, — указал он на кишки мертвого пехотинца, — ты же не хочешь здесь мух, верно?
— Мухи? Зимой?
— Не дерзи, парень, выполняй.
Одного из морских пехотинцев, стоявших с Харпером, обстрел, казалось, совершенно не волновал. Он затачивал край абордажной сабли, водил камнем по ней туда-сюда, наводя остроту. Другой, прислонившись к станку одного из орудий Лассана, читал маленькую книгу с неподдельным интересом. Время от времени он поднимал голову, убеждался, что делать пока нечего, и возвращался к чтению. Капитану Палмеру, глядя на север и восток со своего поста, показалось, что он заметил в дюнах какое-то движение, но когда он навел туда подзорную трубу, то увидел лишь песок и траву.
Обстрел продолжался более получаса. Снаряды, свистя, падали на почерневшие руины, пламя вырывалось из-за обломков, обсыпая искрами сгоревшие жилые помещения, а куски железа несли смерть во все углы гарнизона. Люди дрожали. Они долго-долго глядели на камни в дюйме от их лица, проклинали французов, их офицеров, их удачу, весь этот гнилой мир, который притащил их в этот ад, и, наконец, сквозь взрывы, до них донесся звук трубы, означающий, что масса людей пошла в атаку, и люди в форте, — люди в красном и зеленом, люди с грязными почерневшими лицами, — приготовились к бою.
Глава 16
Два морских пехотинца из группы Шарпа, дождавшись интервала между залпами, стрелой обежали внутренний двор и собрали неразорвавшиеся снаряды. Их набралось шесть штук. Запалы в двух из них не загорелись при выстрелах из гаубицы, два запала сгорели наполовину, а два просто почему-то не взорвались. Четыре снаряда с пригодными запалами отнесли в башенку над воротами, где лейтенант Фитч нервно облизывал губы и сжимал рукоять пистолета.
Разнесли хлеб и мясо, но большинство людей не могли проглотить еду. Французская колонна подошла ближе, грохот барабанов стал громче, и хлеб положили рядом с перевернутыми киверами, в которых были сложены патронные заряды.
В заполненный водой ров попал снаряд, выплеснув воду в амбразуры. Кто-то нервно рассмеялся. Какой-то воробей, осмелевший от зимнего голода, подлетел к оставленному кусочку хлеба, схватил его и быстро ушмыгнул.
Морской пехотинец Мур в двенадцатый раз проверил свой мушкет и в двенадцатый раз убедился, что он в порядке.
Звук французских барабанов уже отчетливо был слышен, его заглушал только огонь больших пушек. В паузах между барабанными ритмами был слышен клич сотен глоток — "Vive I’Empereur!"
— Забавно слышать это впервые, — сказал Фитч.
— Я слышал это столько раз, что уже и не могу упомнить, — сказал Шарп, — и всякий раз мы били ублюдков. Он взглянул на колонну, огромную массу людей, неумолимо идущих по открытой местности.
Это была та самая колонна, которая казалось непобедимой, которая внушала ужас половине Европы, но это была колонна из необученных солдат, которые могли испугаться крови и потерпеть поражение. Французские стрелки уже взбирались на гласис и пуля, выпущенная одним из них, прошла дюймах в шести от лица Шарпа. Рявкнула винтовка и француз сполз вниз.
Шарп разместил всех своих стрелков на южной и восточной стенах. Он подождал пока французы подойдут на двести шагов и набрал воздуху в легкие.
— Стрелки! Огонь!
Выпалило более сотни винтовок.
В первой шеренге французов упало, видимо, не менее дюжины. Через их тела сразу же переступали следующие шеренги.
Стрелки начали перезаряжать винтовки. Сноровисто забивали в стволы порох, пули, пыжи, прицеливались, стреляли, и снова перезаряжали.
Когда французам оставалось пройти сотню шагов, Шарп дважды дунул в свисток. Те стрелки, чьи места были на других стенах, побежали на позиции.
Полевые пушки прекратили огонь.
Стало необычно тихо. Барабанная дробь и крики не смолкли, но громовые удары двенадцатифунтовок смолкли. Гаубицы все еще стреляли, но с каким-то приглушенным кашляющим звуком. Из коридора ведущего к лазарету доносились крики раненых, какого-то пехотинца стошнило.
— С этого расстояния цельтесь на два фута выше цели, — Шарп подошел к шеренге морских пехотинцев и его голос зазвучал как у сержанта-инструктора по стрелковой подготовке. Он взглянул на французов. — Целься!
Красномундирники просунули мушкеты в амбразуры.
— Огонь!
— Перезаряжай!
Француз сполз с гласиса, оставляя за собой кровавую полосу.
Морской пехотинец, раненый французской пулей, отшатнулся назад и рухнул в полыхающие ветки сосновой баррикады.
— Огонь!
Гаубичный снаряд отскочил от стены рядом с Шарпом и, кружась волчком, упал во внутренний двор, где и взорвался.
— Огонь, — прокричал лейтенант Фитч. Он направил пистолет на французского офицера в пятидесяти ярдах и спустил курок. Пистолет отдачей ушиб ему руку, а клуб дыма закрыл обзор.
Мушкет одного морского пехотинца дал осечку, он бросил его и подобрал оружие погибшего. Боеприпасы в патронной сумке упавшего на горящую баррикаду морского пехотинца начали взрываться.
Стрелки, понимая, что их жизнь зависит от скорости перезарядки, больше не утрамбовывали шомполами пули на самое дно ствола, а стучали прикладами о камни и стреляли в проем между краями гласиса. Мушкетные и винтовочные пули попадали во французов, но колонна продолжала идти. Шарп, видевший это слишком часто, снова был поражен тем, сколько же способны выдержать французы. Три морских пехотинца, вооруженные реквизированными у гражданского населения мушкетонами, стреляли в голову колонны.
Направление атаки теперь было очевидно.
Впереди колонны французский генерал поставил зеленых новобранцев, пушечное мясо, парней, чья смерть не навредит Империи, и пусть британцы убивают их. Подталкиваемые сержантами и офицерами, выжившие новобранцы попрятались в сухом рву и вдоль стен и просто палили из мушкетов вверх.
А позади были ветераны. Двадцать или даже больше солдат тащили фашины из перевязанных веток, большие тюфяки с ветками, которые защищали их от пуль, и которые можно было бросить в ров на месте сгоревшего разводного моста. А сзади них шли гренадеры — ударные части.
Фредриксон зажег фонарь. Лучиной, зажженной от фонаря, он поджег запал одного из неразорвавшихся снарядов. Посмотрел, как шипит запал, подождал, пока он разгорится и пламя подползет к просверленному отверстию в снаряде, и перебросил через стену.
— Огонь! — лейтенант Фитч, перезарядив пистолет, пустил пулю в фашину.
Снаряд отскочил от дороги, исчез за передними шеренгами и взорвался.
В колонне людей возникла огромная брешь, но когда дым рассеялся, брешь уже заполнилась, а французский сержант скидывал погибших людей и рассыпавшиеся фашины в ров.
— Патрик! К воротам! — Шарп выжидал до последнего в надежде, что плотный огонь со стен заставит их отступить, а теперь подумал, что промедлил с приказом. Он предполагал атаковать своим собственным отрядом, но предпочел руководить огнем со стен, к тому же знал, что Харпер справится с этим не хуже него.
— Огонь! — крикнул Фредриксон и выпалили два десятка мушкетов. Несколько пуль выбили пыль из дороги, но остальные попали в цель, заставив французов искать убежище в дверном проеме. Проем был заблокирован срубленными соснами, но баррикада была перепахана пушечными ядрами и первые наступающие, бросив свои фашины и взобравшись на них, отыскали среди ветвей опору для ног.
Кто-то упал с импровизированного моста прямо на замаскированные заостренные сучья. Его вопли заглушила вода, залившая лицо.
На дороге разорвался еще один снаряд. Воздух был наполнен свистом пуль, бесконечным ревом мушкетов и шорохом шомполов.
— Давай! — приказал Шарп сержанту Росснеру.
Сержант, прячась за стенами юго-восточной стороны форта, зачерпнул лопатой извести из бочонка и высыпал за стены.
— Огонь, — прокричал Фредриксон.
В грудь лейтенанта Фитча, целившегося из пистолета, попала пуля, на его лице было видно изумление, а кровь полилась ручьем.
— Я…, - он не смог сказать, что хотел, с каждым его вздохом был слышен ужасный стон.
— Оставь его! — прокричал Шарп морскому пехотинцу. Сейчас не было времени заниматься ранеными. Надо было сражаться, или они все станут ранеными. — Давай всю бочку, сержант!
Росснер наклонился, поднял бочонок и перекинул его через стены. Две пули попали в бочонок, но известь, смешавшись с мушкетными дымом, уже поплыла над головами атакующих.
Несколько человек уже перебрались через ров и ползли в сторону дверного проема.
— Огонь, — приказал Харпер своей команде и сам нажал на спусковой крючок своего семиствольного ружья.
Пули прошли сквозь еловые веки и поразили людей за ними.
— Проткнем ублюдков! — Харпер бросил ружье и снял с плеча винтовку. Он просунул байонет между двумя ветками и провернул лезвие в руке француза.
Нападающие кашляли, кричали, и терли глаза, когда известь дошла до гренадеров.
— Огонь! — выкрикнул Шарп, и вниз, в толпу выпалило множество мушкетов.
Новобранцы выстрелили по форту, но большинство пуль пошло выше. Морской пехотинец, раненый в плечо, продолжал заряжать мушкет, не взирая на боль.
— Вы может победить их! — Фредриксон метнул третий снаряд, разорвавшийся среди полуслепых людей. — Убивайте ублюдков, убивайте их!
Люди заряжали мушкеты так быстро, как только могли. Пули постоянно ударяли в массу французов, все еще продвигавшихся вперед, ибо на передние ряды давили задние.
Шарп сам выстрелил из винтовки.
— Кричите «ура», мерзавцы! Пусть поймут, что проиграли! Кричите!
Лейтенант Фитч попытался крикнуть «ура» с полным ртом крови, но тут же умер.
— Огонь! — прокричал Фредриксон.
Кусок земли перед воротами был наполнен огнем, дымом и пулями. Люди вопили, лилась кровь, они были ослеплены.
— Огонь!
Люди спотыкались, боль в глазах и огонь мешали им, они падали с самодельного моста прямо на скрытые острые палки. По грязноватой воде потекла кровь.
— Огонь!
Люди Харпера, очистив пятачок перед дверным проемом, встали на колено, перезаряжая оружие.
— Огонь, ублюдки, огонь! — Харпер был поглощен битвой, полностью ушел в нее, изливая ненависть к людям, которых он никогда не встречал и с которыми бы с радостью выпил, если бы жизнь сложилась иначе, но эти сейчас люди под его пулями проливали на дорогу кровь. — Огонь!
Последний снаряд взорвался там, где дорога сужалась между двумя плечами гласиса. Французы позади колонны почувствовали, что передние ряды пятятся в агонии, и тоже споткнулись.
— Огонь! — винтовки выплюнули пули в новобранцев. Мальчики с ферм, которые еще пять недель назад не видели мушкета, кашляли кровью на песок.
— Ура! Ура! — иссушенные порохом рты растянулись в улыбке.
— Продолжайте огонь! Выдавливайте их назад!
Лица почернели от пороха. Ногти сорваны и кровоточат от разрывания патронных зарядов, оттягивания курков и кремней. На почерневших лицах, растянувшихся в странном оскале, белеют зубы. Дыхание стало отрывистым. Весь мир сжался до нескольких ярдов, люди заряжали и стреляли, стреляли и убивали, заряжали и заряжали, а другие люди вопили, ползали, полуослепшие раненые тянулись вдоль стен.
Французы попятились назад. Пули постоянно попадали в них. Никто больше не смог бы стрелять из мушкетов быстрее, и никто не предоставлял им такую хорошую цель.
— Огонь! — Шарп, перезарядив винтовку, снова выстрелил. За дымом нельзя уже было различить отдельного человека, но он знал, что враг там, за дымом и послал пулю в клубы дыма.
Харпер, не видя противника, прокричал своим людям прекратить огонь. Он оттащил в сторону сосновое дерево, присел и подозвал Тейлора.
— Боеприпасы.
Они прошли на край рва, отыскали убитых и начали срезать с них патронные сумки. Они оттащили сумки в форт и вернулись, чтобы снова заблокировать дверной проем. Не было времени, чтобы установить оставшуюся пушку на позицию для стрельбы и Харпер, сожалея об упущенном шансе, подошел проверить, что запал все еще торчит из запального отверстия. Стало уже безопасно, и он начал трудоемкий процесс перезарядки своего семиствольного ружья.
Какой-то французский офицер пустил свою лошадь в галоп, чтобы увидеть причину провала атаки, и был замечен двумя стрелками с юго-восточной башенки. Оба выстрелили. И человек и лошадь вздрогнули, кровь хлынула на песок, а раненая лошадь с диким ржанием поскакала по кругу, таща за собой мертвое тело.
— Огонь! — прокричал Фредриксон, и снова множество тяжелых пуль прошло сквозь дым, заставив колонну отшатнуться назад. Барабаны смолкли, лишь один издал звук, затем замолчал и он.
— Прекратить огонь! Прекратить огонь! — Шарп видел, что враг уходит, бежит, и хоть он и хотел стрелять, пока они в пределах досягаемости, но знал, что надо экономить боеприпасы. — Не стрелять! Не стрелять! — он чувствовал ликование от выигранной битвы, от вида поверженного врага. Пространство перед воротами было заполнено мертвыми и ранеными людьми и перепачкано известью, перемешанной с кровью. — Прекратить огонь!
В этот момент началась настоящая атака Кальве с северо-западного угла форта Тест-де-Бюш.
С севера пришли черные тучи. Капитан Палмер видел их, видел серое марево дождя под тучами и рассудил, что этой ночью на форт снова обрушится непогода. Бискайский залив, подумал он, подтвердил свою репутацию, когда штиль внезапно сменился штормом.
И тут на ворота форта пошла атака.
Люди на северной стене повернулись посмотреть. Казалось, что земля вокруг вскипела как котел с водой, котел, исторгнувший дым до небес.
Мушкетный огонь слился в единый продолжительный треск. Его сопровождали крики. Аромат тухлых яиц — запах порохового дыма, стелился над внутренним двором. Палмер видел, как пуля попала в Фитча, видел, как он падал, видел его смерть. Кровь вытекала из его рта, скапливалась на краю и затем капала со стены.
Палмер видел, как группа Харпера метнулась через внутренний двор, топча бесполезную сгоревшую баррикаду, а за ними последовал огонь.
Форт утонул в запахе крови и дыма, но для солдат это был привычный запах.
Палмер, радуясь, что снаряды больше не падают на форт, повернулся к северу. Чайки летали над заливом в четверти мили от берега. Дождь еще был не близко. Под парящими и вопящими чайками двое мужчин с лодок раскидывали сети.
Казалось, что на шум в форте им было наплевать.
Море было пусто. Ни паруса на горизонте.
Палмер думал о жене, оставленной в Грейвсенде, о двух голодных детях, о его надеждах для семьи после окончания войны. Фруктовый сад, думал он, далеко от моря, был бы идеальным местом. Какой-нибудь домик, не большой, но с комнатой, где будут спать дети, еще одна комната для него с Бетти, и помещение, которому несколько книг позволят дать название кабинета. Лошадь, чтобы он мог добраться куда захочет, и возможно его тесть, недовольный, что Бетти вышла замуж за морского пехотинца, одолжит немного денег, чтобы этот морской пехотинец стал садовником.
— Сэр! — стрелок, стоявший близко к Палмеру, посмотрел на залив.
— В чем дело?
— Мне показалось, что я что-то видел.
Палмер всмотрелся туда, но ничего не разглядел, кроме чаек, дерущихся друг с другом возле рыболовных сеток.
Он был уверен, что из-за слабого здоровья старший сын не может жить в большом городе. Угольная пыль и зимние туманы Грейвсенда были губительны для его слабых легких. Двое детей Палмера умерли во младенчестве и были похоронены на кладбище для нищих — у офицера морских пехотинцев не было денег, чтобы позволить щедрые похороны, только простое отпевание. Фруктовый сад еще надо вырастить, думал Палмер, яблоневый сад, обрамленный персиковыми деревьями.
Одобрительные возгласы из ворот заставили его повернуться. Люди на стенах все еще стреляли, но смех дал понять Палмеру, что этот раунд они выиграли. Один Бог знал как. Морские пехотинцы и стрелки заряжали и стреляли, смеясь, и вдруг наступила необычная тишина, все мушкеты прекратили палить, и только ветер шумел над холодным камнем и слышался стон раненых. Вдруг справа от Палмера раздался крик. Он побежал.
Три сотни французов остались в деревне перед рассветом и на ощупь ушли в темноту. Они описали большой круг на восток, север и потом на запад, и через час после первого луча солнца оказались у северного края форта.
Сто человек из них были новобранцами, их привели, чтобы они просто выстрелили из мушкетов, когда прикажут.
Остальные две сотни были лучшими среди солдат Кальве. Ими командовал капитан Брике, чье имя, означавшее «сабля», придавало войскам дополнительную уверенность. Их вел комендант Анри Лассан, который видел в этой атаке свой шанс на реабилитацию.
Брике хоть и был самым молодым офицером в отряде Кальве, уже имел некоторую репутацию. Это был храбрый, задиристый солдат.
Его задачей было подойти к форту, когда начнется атака. Под прикрытием шума атаки, и благодаря неожиданности он рассчитывал подойти близко под уязвимые северо-западные стены форта. Лассан обещал, что это можно сделать незаметно под прикрытием песчаных дюн. Так и оказалось.
Теперь, когда они незамеченными пробрались близко к форту, какой-нибудь сорвиголова пробежит по каменному мосту через дамбу, положит лестницы к ближайшей амбразуре и взберется на стены. За ним, ожидающим смерти, пойдет Брике, ожидающий стать майором еще до заката.
Новобранцы, ведомые опытными сержантами, во время атаки должны будут смести защитников со стен мушкетным огнем.
Сорвиголова, достигнув стены, должен удерживать ее, пока остальные ветераны с лестницами не дойдут до полоски песка между фортом и заливом, чтобы приставить их к стенам. Брике, зная, что на обращенных к заливу стенах будет немного защитников, хотел захватить именно эту стену. Каменная рампа, нарисованная Лассаном на его плане, вела в самый центр Тест-де-Бюш.
Двести человек, говорил Брике, смогут захватить форт. Это займет не более двадцати минут, если удастся скрытно подобраться к первой позиции.
Но пока что эту позицию охраняли британские часовые, и их следовало отвлечь. По этой причине люди сейчас и умирали перед главными воротами. Приказал это генерал Кальве, поэтому капитан Брике, стремившийся к славе, опасался, что та большая атака все-таки прорвется в крепость раньше, чем сорвиголова дойдет до дамбы. Полковник, который возглавлял большую атаку, тоже стремился преуспеть, и там не было ни одного человека, который бы сомневался в том, что британцы будут позорно сметены, как только фашины уложат на место и ветераны перейдут через ров.
Солдаты Брике со всей осторожностью проползли между дюнами и водой. Два человека, якобы доставая рыболовные сети из лодчонки, сигналили, когда кто-то появлялся на северо-западном углу форта, но таких сигналов было мало.
Брике прислушался к суматохе у главных ворот. Не единожды он поднимал голову и смотрел на форт, рискуя быть обнаруженным. Он ждал момента, рывка через дамбу.
— Подползем так близко, как только сможем, — сказал он.
Он ногами нащупывал опору в песке, сержант подталкивал его вверх, и вдруг перед ним появился форт, и Брике показалось, что стены никто не охраняет, но капитан не рискнул искать врага, ибо перед ним стояла иная задача. Он увидел каменную дамбу, точно как Лассан ее описал. Он перепрыгнул через низкую деревянную изгородь, затем его башмаки слегка стукнулись о камень, слегка присыпанный песком.
Где-то рявкнул мушкет, затем еще один, но Брике не обратил внимания. Он перепрыгнул через заржавевшее колесо шлюза и придержался за стену форта.
— Первая! — он указал налево. — Вторая, — направо.
Лестницы, аккуратно протащенные к краю залива, потащили дальше. На каждую лестницу было по четыре человека. Двое установили ее на песок и удерживали, а другие двое поднимали вверх, и скоро дерево ударилось о камень. Брике плечом оттеснил в сторону сержанта и первым начал взбираться так быстро, будто за ним гнались черти.
Наверху возник человек, вздрогнул, но снизу выстрелил мушкет и человек исчез, а лицо Брике забрызгало кровью, которую он сплюнул.
Он добрался доверху, схватился за зубец стены и перевалился через стену. Он быстро подошел к пушечному станку, осмотрелся, а рядом с ним уже встал сержант.
Брике с тихим шорохом вытащил из ножен саблю.
— За мной!
Люди поднимались по лестнице. Еще больше, ухмыляясь, полезло по новым лестницам и Брике, ведя людей вдоль западной стены знал, что форт теперь его.
Он добился своего, взобрался на стены, и станет майором еще до заката.
Капитан Палмер охранял северную стену. Мост из сосновых бревен все еще был на месте, окружая башенку, он схватил доски, напрягся, и спихнул сосновые бревна вниз во внутренний двор. Теперь единственный проход через башенку преграждала бочка с известью.
— Огонь! — Палмер, втиснувшись в крохотный смотровой отсек с пятью морскими пехотинцами, выстрелил над бочкой в голубые мундиры, внезапно возникшие на орудийных позициях.
— Вильям! Останься! — Шарпу нужен был надежный человек на стороне ворот. Если французы поймут, что защитники растеряны из-за этой новой угрозы и снова начнут атаку на ворота, понадобится кто-нибудь вроде Фредриксона, чтобы сдержать их.
— Морские пехотинцы! — он прокричал это как боевой клич. Шарп побежал к западной стене. — Пехотинцы!
Морские пехотинцы, натренированные в кровавом деле абордажей вражеских кораблей были как раз теми войсками, которые были нужны. Стрелки могли защитить ворота, но морские пехотинцы будут лучше в бою на маленьком пространстве.
Шарп отшвырнул винтовку и вытащил из ножен тяжелый кавалерийский палаш. Как же, во имя Христа, французишки проникли в форт? Мушкетная пуля ударилась в стену рядом с ним: это выстрелил француз с западной стены. Шарп увидел кучку людей в красных мундирах в дальней башенке, это значило, что северная стена пока держится. Дело Шарпа и морских пехотинцев, бегущих рядом с ним — очистить от французов западную стену.
