Конец света с последующим симпозиумом

       Свет на Стелле.
       Стелла (к зрителям).Инструкции Майкл дал простые: достать ему все книги и статьи за последние годы на тему о ядерном оружии. Через неделю его стол походил на Гималаи.
       Трент (к залу).Стоун посоветовал мне продвигаться вперёд последовательно, не так ли? Что я и сделал.
       Одри (Стелле).И он работает?
       Стелла.День и ночь.
       Одри.Так в чём же проблема, дорогая моя?
       Стелла.Ну, как бы это сказать… Он… стонет.
       Одри.Стонет?
       Стелла кивает. Затем издаёт стон. Одри ошеломлённо смотрит на неё.
       Трент (к зрителям).Вообще-то я не знал, что издаю этот жуткий звук. Думал, просто читаю про себя. Правда, я слышал этот звук, но думал, что он доносится из-за двери. Даже собирался пожаловаться хозяину дома, выговорить ему, что не дают мне сосредоточиться.
       Одри.Тут что-то неладно, дорогая моя. Я позвоню ему утром.
       Трент (к зрителям).Что она и сделала. Задала мне такую взбучку!
       Одри.Сказала, что, по моим понятиям, профессионалы, настоящие профессионалы не просиживают ночи напролёт, издавая стоны. Они берут себя в руки и делают своё дело! Он обещал больше не стонать.
       Трент.Как я этого добился? Держал то, что читал, в правой руке, а левой зажимал рот.
       Стелла.Примерно через неделю после того, как снова воцарилась тишина, как-то рано утром мне позвонила Энн. Это жена Майкла, очаровательное создание, я бы рассказала вам о ней много чего, да Майкл не хочет втягивать свою семью в эту историю. Как бы то ни было, она спросила: «Что такое, чёрт возьми, случилось с Майклом?»
       Одри.По-видимому, он начал стонать уже во сне. Я снова позвонила ему.
       Трент.Сказал ей, чтобы не беспокоилась, я знаю, в чём проблема. Попросил её устроить встречу со Стоуном, желательно в её офисе, чтобы она тоже могла присутствовать. Честно говоря, я просто не хотел оставаться наедине с этим типом, когда он узнает плохие новости.
 
       Свет на Стоунев офисе Одри. Он в ярости уставился на Трента.
       Стоун.Ну-с, сэр, могу лишь сказать, что я, должно быть, ошибся в вас… Совершил очень серьёзную ошибку.
       Одри (к Стоуну).Не будем впадать в панику. Уверена, мы сможем всё утрясти. (Тренту, с материнской теплотой.)Мистер Стоун был очень щедр, миленький. Не кажется ли тебе, что ты мог бы уделить ему чуть-чуть больше времени?
       Трент.Я не могу делать пьесу. Никому не под силу написать пьесу на этом материале. Он не поддаётся описанию.
       Одри.Миленький, мы знаем, что замысел непрост. (Стоуну, мягко.)По-моему, эти изыскания плохо на него действуют.
       Трент.Плохо на меня действуют?
       Одри (отводит Трента в сторону. Вполголоса).Дорогой мой, если ты не вручишь этому милому джентльмену черновик пьесы — совсем не обязательно хороший черновик, ты же понимаешь, просто какой-нибудь черновик, — думаю, этот человек может не только уничтожить тебя в финансовом отношении, но и, возможно, организовать твоё убийство. Такое вот у меня ощущение. Никогда не встречала таких продюсеров. А теперь — чётко: в чём, собственно, проблема? Разложи, пожалуйста, по полочкам. Когда говоришь, многое проясняется. (Стоуну.)Мы подбираемся к сути.
       Трент (с нескрываемой болью).Я натолкнулся на такие вещи… Не ожидал ничего подобного.
       Одри.В этом и заключается расследование, миленький.
       Стоун.Кажется, это пустая трата времени. Совершенно очевидно, у мистера Трента не тот темперамент, чтобы совладать с серьёзным материалом.
       Трент.Послушайте, драматурги тоже кое-что знают. В частности, из чего можно сделать пьесу! Из этого материала — нельзя!
       Одри.Ничего более глупого я от тебя не слышала, миленький — пьесу можно сделать из чего угодно. Нужно просто сообразить, как за неё взяться. (Стоуну.)Никогда его таким не видела. Нет, в самом деле. И вместе с тем что-то говорит мне: нас не так уж многое разделяет.
       Стоун.Мадам, называя это единством взглядов, вы явно принимаете меня за простачка.
       Гонг.
       Трент.Послушайте… В каждой пьесе есть главный герой. И этот главный герой не просто чего-то желает — он страстно нуждается в чём-то, и эта страсть так сильна, что если он её не удовлетворит, то умрёт… не обязательно физически, может быть, эмоционально, духовно, понимаете? Что касается зрителей, то, для того чтобы им понравился главный герой… Я имею в виду, чтобы по-настоящему полюбить его, им недостаточно понять, чего он хочет, они должны поверить, что его цель стоит того, чтобы к ней стремиться, ради неё рисковать жизнью. Они должны понимать всё это и содрогаться при мысли, что произойдёт, если он потерпит неудачу. В сущности, с точки зрения драматургии, чем страшнее участь героя, тем лучше. Однако! Однако! До определённой степени. И в этом проблема. В данном случае. С этим конкретным материалом. Последствия неудачи здесь настолько за пределами нашего воображения, настолько далеки от того, что мы когда-либо испытывали или, я бы сказал даже, переживали в сновидениях, что зрители не смогли бы ни за что поверить, до конца поверить в то, что они видят на сцене. Они были бы вынуждены воспринимать спектакль, в лучшем случае, как какую-то сказку или метафору, а это совсем не то, что я хочу создать. Не то, чего вы ждёте от меня. Писатель стремится рассказать о чём-то, что имеет большое значение, о том, на что делаются крупные ставки. Здесь же ставки… слишком высоки. Настолько высоки, что их не осознать. Всё будет выглядеть как сплошная ложь. Как я могу заставить зрителей поверить в то, во что сам не верю?
       Одри.Миленький, может быть, если бы ты посидел над этим подольше…
       Трент.Не могу больше про это читать! Не хочу больше про это читать! «Непосредственные и долгосрочные последствия применения термоядерного оружия» — это не то, что бы мне хотелось читать по ночам! Я до смерти напугал всю мою семью! Завидев меня, мой сын в ужасе бросается прочь! Знаете почему? Потому что я превратился в сентиментальную тряпку! Вижу, как сын идёт ко мне, и начинаю рыдать! Вижу, как он играет на газоне с собаками, и опять плачу! Не хочу, чтобы мне приходилось думать об этом каждый день! Что же это за люди, которые могут думать об этом каждый день?.. (И вдруг.)Я буду работать над пьесой.
       Одри.Что?
       Трент.Я знаю, что мне делать!.. Буду работать над пьесой. Могу работать над ней. Знаю, что делать!
       Одри смотрит на него с изумлением. Стоун улыбается. Вся сцена постепенно погружается в темноту. Освещён только Трент.
       (К зрителям.)Через Стоуна я договорился встретиться кое с кем, кто занимается этими проблемами… Выводы тех, с кем я просил о встрече, казалось мне, идут вразрез со здравым смыслом. Во всяком случае, за это можно было зацепиться. Там, где тайна, — там по крайней мере есть и завязка пьесы. Как бы то ни было, большим я не располагал. Стоун считал, что я на верном пути.
 
       На сцену «выезжает» библиотека в доме генерала Уилмера в штате Вирджиния. Стеллажи с книгами рисованные — рассчитаны на обман зрения. Огонь, полыхающий в камине, — подсвеченная электролампой красная ткань, на которую дует вентилятор. Над камином висит картина. Большая её часть в тени, видна лишь узкая полоска вдоль нижнего обреза. Те, кто хорошо знаком с живописью, могут узнать работу Эшера. Обрамляя камин с обеих сторон, стоят два красных кожаных кресла. Когда мы впервые видим комнату, генералсидит в одном из них, покуривая трубку. Через окно в глубине комнаты открывается вид на усадьбу. Осень. Деревья пожелтели. Вечереет. Перед окном — письменный стол генерала. На столе — селектор.
       Трент.Я назову его генералом Уилмером. Он был одним из главных советников президента по ядерной политике. У него — учёная степень в области физики.
       Камин горит. За окном смеркается.
      Его дом находился в Вирджинии, примерно в часе езды от Вашингтона.
       Генерал раскуривает трубку.
      Обычно он работал в Пентагоне. Но в тот день была суббота. Прекрасный осенний вечер.
       Генерал Уилмер.Итак, вы хотите написать пьесу про… это.
       Трент.Да, хотел бы.
       Генерал Уилмер.Что-то вроде того антиядерного фильма «Доктор Стрейнджлав»?
       Трент.Нет, не думаю.
       Генерал Уилмер.И правильно, потому что сценарий «Доктора Стрейнджлава» имеет смысл только в том случае, если безоговорочно квалифицировать ядерное оружие как оружие, которое приведёт к концу света, а никто его так не рассматривает. Спасать себя, угрожая уничтожением самого себя, — верх нелепости.
       Трент.Как будто так.
       Молчание.
       Генерал Уилмер.Ну и что же, у вас есть сюжет?
       Трент.Видите ли… боюсь, что нет.
       Генерал Уилмер.Разве пьесам не нужны сюжеты?
       Трент.Как вам сказать… Надеюсь подыскать какую-нибудь интригу. Это одна из причин, почему я приехал в Вашингтон.
       Генерал Уилмер (его трубка не раскуривается; он изучает, почему).Надеюсь, когда вы говорите об интриге — вы не подразумеваете заговор?
       Трент.Нет-нет. Интрига в смысле двигателя всей пьесы. То, что заставляет вас задаваться вопросом: что же произойдёт дальше? Такая вот штука.
       Генерал набивает трубку табаком.
      Как давно вы знаете Филиппа Стоуна?
       Генерал Уилмер.Никогда не встречался с ним. (Снова раскуривает трубку.)
       Трент.…Тогда как же он устроил нашу встречу?
       Генерал Уилмер.Значит, её организовал кто-то другой. (Дымит трубкой.)
       Входит человек в военной формес папкой. Генерал показывает на стол. Человек кладёт папку на стол и удаляется.
       (Встаёт из кресла.)Итак, вам непонятно, зачем нужно ещё больше ядерных вооружений.
       Трент.Непонятно.
       Генерал идёт к письменному столу.
      Возможно, потому, что я новичок в этом деле.
       Генерал включает селектор.
       Генерал Уилмер.Принесите мне статистические данные Далберга. (Выключает селектор. Раскрывает папку.)
       Трент.Филипп Стоун считает, что мир обречён.
       Генерал Уилмер (не отрывая взгляда от папки).Почему это?
       Трент.Он не желает объяснять.
       Генерал Уилмер.Не очень-то много от него толку, не так ли? (Захлопывает папку.)Извините меня. Секундочку. (Включает селектор.)Скажите Тейлору, что я встречусь с ним в семь. (Выключает селектор.)В прошлом месяце я выступал в Принстонском университете и как раз на эту тему. И кое-кто из студентов начал выкрикивать: «Почему мы не остановим это безумие?» И я сказал: «Знаете, избежать ядерную войну легко». Они были ошеломлены. Прямо окаменели. Я сказал: «Всё, что вам нужно сделать, — это сдаться». (Включает селектор.)Выясните, где Андерсон. (Выключает.)…Проблема в том, чтобы найти способ избежать ядерную войну, сохраняя ценности, которые нам дороги… О'кей. Разве наш ядерный потенциал недостаточен, чтобы обеспечить это уже сейчас? Конечно, достаточен. Прямо сейчас. Но нам не нужно сейчас сдерживать русских — чего бы ради они стали нападать? Они бы ничего не достигли… Ядерное сдерживающее средство вступает в игру во время кризиса. Во время кризиса люди склонны мыслить весьма странным образом. Успех ядерного сдерживания в том, что оно словно говорит русским: как бы ни был хорош ваш сценарий атаки, он попросту не пройдёт.
       Трент.Но на этом мы сейчас и стоим!
       Генерал Уилмер.Конечно! Но что заставляет вас думать, будто мы остановимся на этом? Всё может обернуться к лучшему для нас или для них. В любом случае это опасно. Потому что любое нарушение стратегического ядерного баланса опасно, даже если оно воображаемое. В этом деле главное, как тебя воспринимает другая сторона.
       Входит человек в военной формес запиской, передаёт её генералу и уходит. Уилмер, взглянув на записку, комкает её и кладёт в карман.
      Скажем, слабая сторона начинает думать: давайте-ка мы нанесём удар по тем парням, пока они не стали ещё сильнее. Сильная сторона, зная, что думает слабая, говорит: давайте-ка мы лучше сделаем то, что, как они думают, мы должны сделать, хотя мы сами этого не хотим, но в противном случае они могут сделать то же самое. В этом случае нам будет крышка. И сильная сторона так и делает. Понятно? И всё это происходит потому, что в нашем деле есть одна простая, фундаментальная истина, и она управляет всем, что мы делаем: парень, который бьёт первым, берёт верх.
       Трент.Значит, вам нужно ещё больше ядерного оружия, чтобы ударить первыми?
       Генерал Уилмер.В кризисной ситуации? Абсолютно верно.
       Трент.Да… это, конечно, вдохновляющая новость.
       Генерал Уилмер.А какова альтернатива? Предположим, мы сказали бы, что никогда, ни при каких обстоятельствах не ударим первыми. И русские нам бы поверили. Вообще-то, конечно, нельзя ожидать, что они поверят нам до конца.
       Трент.Значит, не имеет значения, что именно мы заявляем.
       Генерал Уилмер.Вообще говоря, так оно и есть.
       Трент.Давайте на минуточку вернёмся назад. Кажется, я начал со слишком высокой материи. Прежде всего — зачем нам нужно ядерное оружие?
       Генерал Уилмер.Чтобы предотвратить его применение.
       Трент.Ладно. Так я и думал. Однако! Если мы вдруг поймём, что не можем предотвратить его использование, тогда нам следует поторопиться и пустить его в ход.
       Генерал Уилмер.Правильно.
       Трент.А нет ли тут некоего основополагающего противоречия?
       Генерал Уилмер.Абсолютно верно. Это-то и делает решение проблемы таким трудным.
       Трент.Вам нравится ваша работа?
       Генерал Уилмер.Кто-то должен её делать.
       Трент.Пусть так. Но вот где мы с вами расходимся. Насколько я понимаю, пока у нас есть хотя бы один занюханный командир подводной лодки, там, в океане, Советы вовсе не собираются на нас нападать, поскольку они потеряют в ответ сотни городов, поскольку именно такой урон может нанести одна крохотная подводная лодка. Что я, упустил тут что-нибудь?
       Генерал Уилмер.Не так всё просто.
       Трент.Вы это говорите мне?
       Сигнал селектора.
       Генерал Уилмер.Да?
       Женский голос.Дорогой, ужин перенесён на семь.
       Генерал Уилмер.Хорошо. (Выключает селектор.)Послушайте. Единственная цель обладания ядерным оружием состоит не в том…
       Трент.…чтобы выиграть войны, а в том, чтобы их предотвращать! Это я понял. Не стоит повторяться.
       Генерал Уилмер.Хорошо. Так. Для того чтобы предотвратить ядерную войну, вы должны обладать способностью вести её с любым размахом, даже если в иных масштабах её нельзя выиграть и даже невозможно вести. Позднее я объясню почему. Это отнюдь не значит, что вы хотите её вести, понимаете? Потому что, с точки зрения ядерного сдерживания, блеф, воспринимаемый всерьёз, намного более полезен, чем серьёзная угроза, воспринимаемая как блеф. О чём мы сейчас говорим, так это о правдоподобности блефа. О'кей?.. В этом смысле то, что противник думает, как вы поступите, значительно важнее того, как вы действительно поступите.
       Сигнал селектора.
       (Включает аппарат.)Извините, не сейчас. (Выключает.)Например, в целях ядерного сдерживания было бы неплохо дать понять русским, что если они двинутся в Западную Европу…
       Сигнал селектора.
       (Включает.)Слушаю.
       Голос мальчика.Папа?
       Генерал Уилмер.Дорогой, не сейчас. Ладно? (Выключает.)…если они двинутся в Западную Европу, мы обязательно используем ядерное оружие, чтобы остановить их. Здесь нет никакой двусмысленности: вы делаете этот ход, мы делаем этот ход. Однако! Если ядерное сдерживание не сработает, представляется более разумным вовсе не использовать наших ядерных вооружений. По той причине, что как только мы развяжем войну, возможность советского ядерного возмездия станет неизбежной.
       Входит человек в военной формес запиской. Вручает её Уилмеру и уходит.
       (Продолжает говорить.)Более того, вполне вероятна эскалация военных действий. А это означает, что вместо покорения Западной Европы Советами… (Читает записку.)…чего, мы, конечно, не хотим! (Включает селектор.)Пусть его мать займётся этим. (Выключает.)…и Западная Европа, и Соединённые Штаты, и Советский Союз целиком и быстро перестали бы существовать. В сущности, согласно нашим последним расчётом, вероятно, перестал бы существовать и весь мир.
       Сигнал селектора.
       (Включает.)Да?
       Женский голос.В этом должен разобраться ты.
       Генерал Уилмер.Я займусь этим позже. (Выключает.)О'кей. Таким образом, у нас две политики: одна открытая — вы сделаете этот шаг, и мы ударим; другая тайная — возможно, мы предпочтём не делать ничего подобного. Советы, которым известно, что нам нет никакого смысла наносить ядерный удар, если они сделают шаг, тем не менее удерживаются от этого шага, поскольку есть всё-таки какая-то вероятность, что мы окажемся настолько безумны, что ударим. Далее. Это означает, что на случай военных действий любого масштаба, как раз чтобы избежать этих военных действий, мы должны обладать вероятным ответом, даже если, на первый взгляд, этот ответ совершенно невероятен. Вот одна из причин, почему для нашего президента, кто бы он ни был, так важно время от времени заявлять нечто, что звучит слегка безумно. (После паузы.)Страх, понимаете. Вот оно, великое сдерживающее средство… Не хочу что-либо предпринимать, чтобы уменьшить этот страх. Между прочим, в этом и проблема с ядерным «замораживанием»: в той же степени, в какой оно позволяет людям чувствовать себя в безопасности, «замораживание» увеличивает шансы войны.
       Трент.От такого голова кругом идёт.
       Генерал Уилмер.Убеждён, это не повод для уныния.
       Трент.А как насчёт отчаяния?
       Генерал Уилмер.Ничего подобного. Послушайте. Я сейчас скажу вам одну вещь, которая вас, возможно, потрясёт. Я считаю, что мы сегодня в отличной форме.
       Трент.Неужели?
       Генерал Уилмер.Возьмите последние сорок лет. У нас не было ни одной крупной войны. Почему? Ядерное оружие. Дело в том, что ядерное оружие предотвращает не только ядерную, но и любую войну… И, я думаю, оно, это оружие — самая превосходная, чёрт её побери, штуковина, какой мы когда-либо обладали! Убеждён в этом.
       По мере того как солнце заходит, освещение за окном становится ярче. Теперь виден лишь силуэт генерала. Огонь в камине полыхает.
       Затемнение

Действие второе

       Музыка — тема Трента. Свет на Тренте, который находится в том же номере гостиницы. Он стоит у окна с сигаретой в зубах, смотрит сквозь жалюзи вниз, на улицу. Всё ещё ночь. Раздаётся стук в дверь.
       Трент.Открыто.
       Дверь открывается. На фоне освещённого проёма возникает силуэт человека.
       Человек в дверях.Хочу лишь напомнить: если у вас найдут любое записывающее устройство, спрятанное где угодно, встреча не состоится. Понятно?
       Трент.Конечно. Сколько ещё ждать?
       Человек в дверях.Недолго. (Закрывает дверь.)
       Трент (после паузы).После встречи с генералом я оказался перед весьма странным выбором: не знал, смеяться мне или плакать. Как и всегда, когда сталкиваюсь с чем-то неразрешимым, я выбрал совершенно новый — третий вариант. Напился. Это прекрасно мне помогало. До тех пор, пока не вошла Стелла с конвертом в руках.
       Стелла (возникает как воспоминание).Эй, Майкл, смотри-ка, что нам только что подсунули под дверь.
       Трент.Это было послание от генерала.
       Стелла.Он пишет, что, по его мнению, ты должен встретиться с человеком по имени Стенли Берент.
       Трент.Я наткнулся на имя Берента, когда вёл своё расследование. Это был специалист по русским проблемам, связанный, кажется, с университетом Джорджа Вашингтона, настоящий ястреб, особенно в том, что касается Советского Союза.
       Стелла.Генерал считает, что Берент может оказаться полезным.
       Трент.Я попросил её позвонить генералу и выяснить, не сможет ли он устроить встречу с Берентом. Так она и сделала. Тот сказал, что сможет.
       Стеллаисчезает.
 
       В то же время на сцену начинает выдвигаться офис Стенли Берента. Гостиничный номер Трента погружается в темноту.
      Берент был родом из Варшавы, где в своё время погибли его родители. В знак благодарности я послал генералу бутылку шампанского, о чём потом сожалел.
       Берент (вкрадчивый, дружелюбный, с обаянием европейца).Да, вполне с вами согласен: наша сегодняшняя политика бессмысленна.
       Трент (самому себе).Почему генерал направил меня к этому человеку?
       Берент.Значит, вы драматург.
       Трент.Да.
       Берент (рассматривает его изучающим взглядом).Хорошо. Давайте поговорим о ядерной войне… Коротко говоря, наше ядерное сдерживающее средство служит двум целям: предотвратить атаку на нас или наших союзников, угрожая возмездием, и предотвратить тягу Советов к приключениям, угрожая им тем, что мы используем ядерное оружие первыми, скажем, в Западной Европе или на Ближнем Востоке. Возьмём как наглядный пример Иран. Мы говорим Советам: если вы захватите Иран, мы оставляем за собой право применить ядерное оружие в случае, если наши обычные вооружения не смогли бы остановить вас, хотя они, конечно, смогли бы. Хорошо, давайте предположим, всё это начинается. Как мы тогда действуем? Или убираемся с расквашенным носом или наносим ядерный удар, подвергаем ядерной бомбардировке, скажем, Кавказ. О'кей, бомби ядерными бомбами перевалы! Перекрывай их! И вдруг оказывается, мы уже используем ядерное оружие и убиваем русских на русской земле. Тут возникает целая серия побочных вариантов войны в зависимости от того, как Советы ответят на нашу ядерную атаку. И вдруг, в какое-то мгновение, вокруг нас — совершенно иной мир. О'кей. Проблема в том, что мы пока не продумали всё до конца. Если мы заявляем, что готовы вести ядерную войну, нам следовало бы, чёрт возьми, задуматься, что это означает! Судя по тому, как обстоят сейчас дела, угроза развязать ядерную войну—а мне безразлично где: на Ближнем Востоке или в Западной Европе!.. Угроза развязать ядерную войну— а нам придётся её развязать, как вы понимаете, если мы хотим, чтобы с нашим сдерживающим средством кто-то считался!.. Угроза развязать ядерную войну представляет собой в сущности желание совершить самоубийство. И если в этом нет бессмыслицы, то, скажите мне, где она?
       Трент.Я встретил друга! Почему всё-таки генерал направил меня к этому человеку?
       Берент.О'кей, как же нам выбраться из этого лабиринта? Понимаете, хотя мы и отказались от доктрины ядерного уничтожения, что сокращённо звучит как «политика безумия», — поскольку мы поняли, и совершенно правильно, что эта доктрина не срабатывает, тем не менее в основном наша политика осталась прежней. И она не срабатывает. (После паузы.)Как же нам быть? Всё очень просто: нам надо прекратить рассматривать ядерную войну как что-то вроде, чёрт побери, неизбежного конца света! Пора рассматривать её просто как, чёрт побери, войну.
       Трент.Как вы сказали?
       Берент.Послушайте. Если американская ядерная мощь будет использована для поддержки внешней политики — в частности, с помощью угрозы войны — тогда нам нужно учиться вести такую войну рационально. Ясно? Понятно?
       Трент (стараясь преодолеть потрясение).Боюсь, что нет.
       Берент.Мы должны учиться вести ядерную войну рационально. Простите, у меня встреча, на которую я не могу не пойти. Если хотите продолжить беседу завтра, мой секретарь назначит вам время. Не уверен, был ли я вам полезен.
       Свет с Берентаснимается. Ошеломлённый Трент смотрит в пространство невидящим взглядом.
 
       Трент.Я совершенно не представлял себе, как быть дальше… Поэтому позвонил Стоуну. Сказал, что понял, откуда он взял идею, будто мы обречены. Он сказал: «Вы не могли понять». Я спросил, почему. Он сказал: «Потому что вы ещё недостаточно долго занимались этим делом». Я сказал, что занимался достаточно долго, чтобы понять, какие страшные безумцы мечутся вокруг нас. Он сказал: «Поверьте мне, они не так уж безумны, продолжайте в том же духе, у вас всё идёт прекрасно». Ему-то легко говорить. Я позвонил секретарю Берента и договорился о новой встрече. Она предложила встретиться за ленчем. Я не был уверен, не скажется ли его присутствие на моём пищеварении, однако согласился. Мы встретились в маленьком японском ресторанчике, где он частенько бывал, полагаю, из чувства вины за бомбардировку Японии. Мы сидели на циновках, скрестив ноги, что делало беседу ещё более похожей на истязание. Над всем этим царило ощущение нереальности происходящего.
 
       Звучит японская музыка. Тренти Берентсидят на циновках, их обслуживают.
       Берент.Хотите чаю?
       Трент.Да, спасибо.
       Берент (наливает себе).Итак, на чём мы остановились?
       Трент.Вы сказали что-то насчёт необходимости для нас вести ядерную войну рационально.
       Берент.Совершенно верно. Понимаете, хотя можно довольно убедительно доказать, что ядерная война по сути представляет собой акт безумного отчаяния, и это не означает, что ты должен воевать кое-как.
       Трент.Понимаю. (После паузы.)Конечно, из этого вроде бы можно заключить, будто, по вашему мнению, можно победить в ядерной войне.
       Берент.Отнюдь! В ограниченной ядерной войне — да, можно. Никто не может выиграть всеобщую ядерную войну. Если, конечно, другая сторона решит не наносить ответный удар, на что нельзя рассчитывать. Хотя! Я должен сказать… (Даёт краткую, резкую команду официантке на беглом японском.)Хотя, должен сказать, во всех сценариях, какие я только видел, сторона, которая наносит первый ядерный удар, без сомнения выигрывает. Особенно если ты используешь то, что мы называем «контролируемым ограниченным ударом по противнику». На деле же ты поражаешь всё, кроме городов.
       Трент.В этом и состоит ограниченность удара?
       Берент.Именно. Города противника сохраняются как заложники. А дальше ты поступаешь следующим образом… Простите, будете есть палочками?
       Трент.Да, палочками.
       Берент.…поступаешь следующим образом: говоришь ему, противнику, что ты уничтожишь города, если он не капитулирует. Всё это вполне разумно, если — большое «если», очень большое «если»! — если у тебя есть соответствующая система гражданской обороны. В таком случае даже если русские нанесут ответный удар, ты сможешь выдержать этот удар и ещё располагать достаточным потенциалом, чтобы опять ударить по ним. И на этот раз стереть их в порошок. Вот что я имею в виду, когда говорю о надёжности. Я только что описал вам надёжную стратегию ядерного нападения и обороны. А чем мы располагаем сейчас, это, извините мой французский, детское дерьмо. (Даёт короткое указание официантке по-японски.)
       Официанткакланяется и уходит.
      Полагаю, вы не говорите по-японски?
       Трент.Нет. А что? Передаёте ей какие-то секреты?
       Берент.Секреты? Я не посвящён ни в какие секреты.
       Официанткаприносит блюдо с лапшой.
      А, благодарю вас. Ну вот. Знаю ли я на самом деле, как вести ограниченную ядерную войну? Вообще нет. Никто не знает. Никто её не вёл. Мы закрутим-завертим её, а кто знает, что из этого получится? И всё-таки, если мы не готовы, мы сами сваримся в котле. О'кей. Так что же я предлагаю?
       Трент.Вы совсем не едите.
       Берент.Я не голоден. Так что же я предлагаю? Я предлагаю дать русским чёткий сигнал, сигнал в том смысле, что если вы будете валять дурака с нами, мы сваляем с вами такого дурака! Только такой разговор они и понимают. Как мы приступим к нему? Сначала мы производим ракету «МХ», подводно-ядерную систему «Трайдент-2», ядерную ракету «Першинг-2» и крылатую ракету. Для чего мне нужны все эти вещи? Потому что они обладают возможностью поражать укреплённые цели. Если мы и те, другие, попадём в кризисную ситуацию, я хочу обладать возможностью разоружить их до предела.
       Трент.Разоружить?
       Берент.Удалить. Хирургическим путём. Вырезать — как можно значительнее — их военный потенциал.
       Трент.Насколько я понимаю, это называется первым ударом.
       Берент.Гм… нет.
       Трент.Разве нет?
       Берент.Нет.
       Трент (после паузы).Почему нет?
       Берент.Потому что сам термин — агрессивен. А это оборонительный акт.
       Трент.Понятно… Чисто из любопытства: как вы его называете?
       Берент.«Предвосхищающее возмездие».
       Трент.А!
       Берент.Кое-кто предпочитает термин «упреждающий удар», но с ним может выйти немножко нескладно. Потому что, если ты чувствуешь, что они собираются упредить тебя, тогда всё, что тебе остаётся сделать, это переупредить их.
       Трент (входит во вкус).И, конечно, если им как-то стало бы известно, что ты пронюхал об их планах и собираешься переупредить, им пришлось бы обсуждать возможность перепереупреждающего удара. И, понятно, в подобных рассуждениях можно сильно запутаться.