Ошибка создателя

Константиновский Д
Ошибка создателя

      ДАВИД КОНСТАНТИНОВСКИЙ
      ОШИБКА СОЗДАТЕЛЯ
      ОТ АВТОРА
      Представьте себе, что автор пишет главу, читает ее друзьям, и выслушивает их догадки о том, как будет развиваться действие; затем автор снова садится за стол и следующую главу детектива пишет "наоборот": герои ведут себя совершенно иначе, нежели предполагают друзья; автор читает им и эту главу, и так далее... Результаты работы - перед вами. Откуда детали?
      Я не знаком с международными шпионами, нет у меня связей и со "специалистами" по ювелирным магазинам.
      Вот я и решил перенести действие в будущее, да еще и на Луну.
      Вступая в этот фантастический мир, я обнаружил, что он уже описан, и мне, пришельцу, следует принять его как реальность. Так я и сделал. И не был удивлен, когда герой обратился к Свифту: его тень присутствует там...
      Осталось дать повести название. И тут дело остановилось; даже друзья не могли ничего придумать; мне уже пришло в голову: "Эта повесть - ошибка ее создателя..." Что ж! Пусть будет так.
      - Ну, а на Земле разве ничего интересного не
      происходило?
      Она взглянула на меня, слегка нахмурившись:
      - Нет, ведь роботы на Земле не применяются.
      А. Азимов.
      Использование роботов для домашних работ - 1988 г.
      Прогноз "Рэнд корпорейшн".
      Конгрессмены-законодатели пытались угнаться за этим бурным развитием событий и обуздать его в правовом отношении. Сенатор Гроггнер лишил разумные устройства права приобретать недвижимость; конгрессмен Каропка - авторских прав в области изящных искусств, что вновь вызвало волну злоупотреблений, ибо стиральные машины с творческими наклонностями принялись подкупать за небольшую сумму менее одаренных, чем они, литераторов, чтобы издавать под их именем эссе, повести, драмы и т. п.
      С, Лем.
      1. Рассказывает Фревиль
      Есть ли у вас воспоминания, от которых вы не можете освободиться?
      Это возникает независимо от моей воли... Застигает врасплох.
      И я ничего не могу с этим поделать.
      Всегда - одно и то же.
      Что это, боязнь повторения? Неуверенность перед твердыми лицами? Страх за друзей?
      Всегда - одно. Тот час, когда Юрков проник за аварийную бетонную стену, бесшумно пробрался к последнему контейнеру, отвинтил, сбивая пальцы, фигурные болты, снял крышку и привел в действие приборы.
      - Не шуми, - сказал Юрков.
      Первый разговор:
      - Давно тебя изготовили?
      - В конце квартала.
      - Фревиля видел?
      - Нет, не видел.
      Через десять минут - второй разговор:
      - Давно тебя изготовили? - снова спрашивал Юрков.
      - Кого? Меня?
      - Конечно, тебя.
      - Меня?
      - Ну, хорошо. Ты видел Фревиля?
      - Кто, я?
      - Тебя спрашивают: ты видел Фревиля?
      - Кого, Фревиля?
      - Да, Фревиля.
      - Кто? Я?
      Убедился, что в отсеке все четверо... Включил на полную мощность дезассамблятор; осторожно, чтоб не обнаружили: пощады не жди. И - втолкнул дезассамблятор в отсек. Они не успели отреагировать, поле было на максимуме, и трое повалились; грохот полутора тонн металла, обрушившихся на бетон.
      Но четвертый успел. Он пронесся мимо Юркова в туннель Юрков оказался в ловушке. Едва Юрков двигался вперед, - робот делал шаг ему навстречу.
      Юрков вернулся в бетонный тупик. Никто не знал, где он. И я, отделенный от Юркова в пространстве, ничего не мог сделать для него в ту минуту...
      Дезассамблятор еще работал. Юрков вышел в туннель, приблизился к роботу, затем повернул и бросился бежать. Робот разгадал его - и не двинулся с места.
      Еще одна попытка. Бесполезно...
      Юркову оставалось ждать, когда робот возьмется за него.
      Повторяю, никто не знал, где он, и я, отделенный от Юркова в пространстве, ничего не мог сделать для него в ту минуту.
      Углубление в туннеле, холодные стены...
      Ожидание. Тишина... Но вот возникает звук. Постукивание.
      Робот стучит ногой. Как человек. Нервы.
      И, наконец, тот миг, когда Юрков, вжимаясь в бетон, вслушивается в нарастающий стальной топот, в приближающиеся звуки тупого, жестокого, неотвратимого бега...
      Телеграмму вручили мне вскоре после завтрака.
      Нетрудно вообразить, как я был огорчен и разочарован.
      Разумеется, телеграмма (Арман послал ее по коммерческому каналу) не могла содержать сколько-нибудь развитого текста, и, думаю, даже самый изощренный детектив не извлек бы из нее информацию о том, почему уходит этот вундеркинд Берто,- как вы, конечно, знаете, спустя три года он уже сделался нобелевским лауреатом; мне стоило большого труда соблазнить его работой у нас, и вот - он увольняется, не проработав и шести месяцев!
      Проблемы кадров никогда не оставляли нас: каждому ясно, привлечение хороших специалистов в столь молодую исследовательскую лабораторию, как наша, не может быть легкой задачей; я уж не упоминаю о том, что Луна до сих пор не вышла из затянувшегося провинциального состояния, репутация дальней окраины весьма прочно тяготеет над ней, и мало кого мне удается заманить сюда, хотя теперь, спору нет, по обе ее стороны есть мелкие и большие поселения (рудники, фермы и, разумеется, научные лаборатории) под разными флагами - одни принадлежат отдельным странам, другие - международным организациям. Берто был уже не первым сотрудником, которого я приглашал к себе за последнее время, - все они проработали у меня не более полугода! Согласитесь, тут было от чего расстроиться.
      Я отыскал в карманах коробочку, которую дал мне доктор в дорогу, выбрал соответствующую таблетку и запил ее минеральной водой.
      Что касается Армана, то он вполне устраивал меня в качестве помощника администратора. Но как исследователь он имел слишком малый интеллектуальный потенциал. Я привязался к Арману, искренне желал ему добра, помогал ему, чем только мог, но нельзя было не видеть, что он уже достиг своего научного потолка. Я бы с радостью доверил этому старательному и всегда приветливому парню все дела по руководству лабораторией; однако это стало бы для лаборатории катастрофой.
      Я нуждался в ином человеке. И я искал его! Но меня преследовали неудачи. Едва лишь я успевал договориться с талантливым специалистом и перевезти его под голубой колпак нашего Отдела, - он, не глядя мне в глаза, приносил заявление об уходе. И никаких сколько-нибудь внятных объяснений! Никакой мотивировки!
      Объяснений Высокое Начальство, руководившее Отделом, требовало от меня. Но что я мог сказать?
      Берто был моей последней надеждой... Как он восхищался картиной неба над нашим гигантским куполом!
      Определенно тонкая натура. Ну, вот и он уходит...
      У меня разболелась голова. Я снова достал коробочку, отыскал еще таблетку - на этот раз от головной боли - и запил ее соком, доктор рекомендовал мне натуральные соки.
      Но какой смысл сидеть и без конца вглядываться в телеграмму?
      Нужно действовать. Мне оставалось только одно - последовать совету Армана, совету, который содержался в телеграмме: вылететь домой с первой же ракетой, чтобы уговорить Берто забрать свое заявление.
      Я пошел к Юркову.
      Утро еще только начиналось - и сплошные отрицательные эмоции!
      Ведь я, собственно, прилетел из-за Юркова. На радостях, что мне удалось заполучить к себе на работу этого самого Берто, я воспользовался первым же предлогом ради возможности повидать Юркова. Мы жили с ним в одной каюте (он спал на верхней кровати, я - на нижней), когда двадцатилетними юнцами работали в студенческом интернациональном строительном отряде на обратной стороне (Море Москвы, Залив Астронавтов).
      Можете себе представить, как много значила для меня эта встреча.
      Юрков у себя на Станции применял наши машины.
      Роботы - единственное промышленное изделие моей лаборатории.
      Я придерживаюсь традиционной точки зрения: исследовательская лаборатория - это одно, а предприятие - совсем другое. Однако на деле мне, конечно, приходится следовать честолюбивым замыслам Высокого Начальства. И вот - мало того, что мы делаем этих роботов; мы наладили изготовление новой, усовершенствованной модели, предназначенной, в частности, для проведения некоторых статистических расчетов.
      Предлог, которым я воспользовался, поистине следует назвать всего лишь предлогом. Не только можно, но и нужно было послать Армана либо Клер, а не летать самому, если придерживаться обычных правил. Дело в том, что небольшую партию роботов мы поставили Юркову года два назад. А теперь ему предстояло решать новые задачи, на которые старые роботы не были рассчитаны. Для таких задач прекрасно подходила новая модель. Но Юрков, - уж я его знаю! - чтобы не тратиться на новые машины, попросил сделать соответствующую приставку к старым своим роботам.
      Это не принято - подобные решения могут, в конце концов, разрушить рынок моей лаборатории, - но ведь просил Юрков!
      Однако мне предстояло его огорчить.
      Итак, я пошел в лабораторный отсек.
      Я сообщил Юркову, что успел разобраться в его задачах и понял: делать какую-либо приставку к старым роботам бесполезно.
      Придется покупать новую модель.
      Однако ведь Юрков - не предприниматель, платить ему не из своего кармана, так в чем же дело?
      - Опять мне валюту на ветер пускать!
      - Что значит - на ветер? Мы подготовили новое изделие. Рынок не вынуждает, рынок только предлагает, - мягко объяснил я.
      - И как скоро вы их поставите нам?
      - Бывшим соседям по каюте доставка производится в течение семи часов с момента получения телеграммы-заказа.
      - Надбавка за скорость?
      - Три процента.
      - Ты, Фревиль, акула мирового империализма.
      (К этому выражению Юрков приучал меня еще в отряде, когда, свесившись со своей верхней кровати, читал мне лекцию по политэкономии, - так, как он ее себе представляет).
      Я объяснил: мое влияние на цены равно нулю. Меня, признаться, больше огорчало то, что наша встреча оказалась слишком непродолжительной. Я принялся рассказывать Юркову странную историю с Берто.
      - Э, старик! - перебил он меня. - В твоей конторе вечно что-нибудь случается!
      Я готов был обидеться. Почему бы Юркову не дослушать меня до конца?
      - Еще увидимся, не горюй! - успокаивал он меня.
      Я сообщил ему, что у нас опять урезали командировочные расходы.
      - Ладно, я сам к тебе приеду!
      Это нельзя считать обещанием, однако можно было принять как изъявление доброты и дружбы...
      Из космопорта я позвонил Юркову.
      Расхаживая по салону в ожидании рейса, я, приняв уже предполетную таблетку и полностью переключившись на новые заботы, нашел вдруг в разложенных кругом номерах иллюстрированного журнала "Дымок" очерк о лаборатории Юркова! Обиды моей как не бывало.
      Гордый за Юркова, я тотчас позвонил ему.
      На мои поздравления он ответил бурчаньем...
      В Отделе я встретил Клер и опрометчиво счел это добрым предзнаменованием.
      Клер не только красавица (по моему убеждению); она умница.
      Я, видите ли... Словом, временами я уже готов был рассказать ей о том, что я чувствую, когда вижу ее или думаю о ней,- но как бы я нашел смелость объясниться... О, мои страхи! А кроме боязни уронить себя в ее глазах, кроме боязни получить обидный отказ, были - признаюсь - еще и опасения, базировавшиеся на разнице в нашем положении (да и возрасте). И потомя попросту могу себя скомпрометировать. Нет, нет, лучше воздержаться...
      Меня ждали неприятности.
      Едва! лишь я вошел в кабинет - звонок Высокого Начальства.
      Замечание по поводу того, что до сих пор лаборатория не сдала план работ по теоретическим проблемам роботехники.
      Однако Арман давно должен был сдать нашу заявку! В чем дело?
      Армана не оказалось на месте.
      Тогда (мне уж очень не терпелось) я набрал номер секретарши Высокого Начальства. Она всегда все знает!
      Но тут же раздумал и решил - как бы невзначай - зайти к ней.
      - Лучше займитесь трудовой дисциплиной! - ответила она. Ваши сотрудники по два дня подряд не являются на работу.
      Это известие заинтересовало меня. Но как же с планом публикаций? К сожалению, секретарша была не в духе. Все же мне удалось выяснить: сначала Арман принес одну заявку, потом заменил ее на другую, потом забрал и ту... Почему? Оказывается, секретаршу тоже это заинтересовало, и она выяснила, что в первой заявке было семь работ, а во второй - на одну меньше. Потрясающая неразбериха. Я прекрасно помню, что подписывал только шесть работ!
      Разве не так? Мои выпытывания имели самый плачевный результат из всех возможных: эта девица пустилась кокетничать!
      Затем я принимал Берто, подписывал его бумаги; уговаривать бесполезно: у него все твердо решено. Он уклонялся в разговоре от каких бы то ни было внятных объяснений и избегал смотреть мне в глаза... Как и два его предшественника. Я был вне себя.
      Разрядился я, устроив грандиозный скандал Арману (он, разумеется, пришел ко мне, держа в руках тетрадку для черновиков, дабы показать, что он тут трудится в поте лица, пока шефа нет; он всегда вел свои черновики в тонких тетрадях в клетку). Арман явно скрывал что-то насчет седьмой работы.
      Спустя пять минут я позвонил секретарше и осведомился, принес ли Арман нашу заявку. "Принес, - ответила она, выбрав для этого самый задушевный свой тон, - на шесть работ..."
      Оставалось сообщить Высокому Начальству. В ответ я услышал от него отнюдь не обрадовавшее меня известие о том, что на меня возложено ответственное поручение - поехать в Тальменус, на ферму, прочесть научно-популярную лекцию (в соответствии с планом культурного обмена с международными организациями)...
      Я решил, что не поеду.
      Потом отправился на укол... Сидя в очереди в процедурный кабинет, начал читать очерк о Станции:
      "Здесь возникают блестящие теории и безумно смелые идеи. Мне кажется, что обитателям Станции странно видеть даже, скажем, лампу на обычном ее, законном месте; лампы в их комнатах перемещаются в самые неожиданные положения. Обыденность, приземленность, привычный порядок вещей - не для тех, кто живет на Станции.
      Им важно сохранить дар внутренней сосредоточенности. Люди здесь погружены в себя. Они заняты таинством, рождающимся в ежеминутном невидимом познании неизведанного. Здесь происходит чудо. Попробуйте обычным умом постичь постулаты Юркова Фревиля!
      Вспоминаются библейские предания...
      Вот они спорят - молодые сотрудники Станции. Их реплики звучат как откровения.
      - Да, любой творческий процесс может быть формализован, выражен математически...
      - Как, как? Никто всерьез не верит, что фревилевский рифмоплет заменит Блока и Пушкина!
      Пытаясь, насколько это возможно, вникнуть в их разговоры, я следил за удивительными доказательствами, прикрытыми улыбкой, и улыбками, за которыми таились еще не высказанные доказательства".
      2. Рассказывает Юрков
      - Надя!
      Никакой реакции.
      Я закричал снова:
      - Надя! Надя! Надюхе!
      И вот, наконец, она откликнулась.
      Затем я услышал, как спускается лифт, и ее шаги в туннеле, - вся наша Станция прорезана туннелями, - и, наконец, мой сотрудник, моя помощница, моя Надя подошла и, как всегда, стала заглядывать мне в глаза - снизу вверх. Она нравилась мне... Да и она - это мне было известно - относилась ко мне, пожалуй, более чем... Hу, хватит об этом, хватит!
      - Ты звал меня? - спросила она.
      - Было дело.
      - Тогда, может, ты сообщишь мне, зачем?
      - Фревиль обещал, что через семь часов пришлет партию новых роботов. И прислал.
      Я показал Наде три нарядных контейнера, которые нам только что отгрузили. Она поковыряла носком своей модной туфли облупившуюся в ракете обшивку крайнего ящика.
      - Ты, Юрков, оперативный товарищ! А что, мы сегодня ужинаем с Фревилем?
      - Фревиль давно у себя в Отделе.
      - Как так?
      - У него очередное происшествие. Это не Отдел у них там, а черт знает что.
      - Роботов они делают хороших.
      - Это еще ничего не значит. Странная контора там у Фревиля. Вечно у них что-нибудь происходит.
      - Ладно. Что я должна делать?
      - Постепенно заменять старых роботов на новых. Запусти одного нового, и пусть он поработает с нашими старыми. Когда старые роботы обучат его, - значит, можно давать ему и прежние, и новые наши задачи. Тогда можешь любого из старых на него заменить.
      - А что будет со старыми?
      Я пожал плечами.
      - Надеюсь, Юрков, до свалки металлолома дело не дойдет? Ведь ты не отправишь их в подвал, правда?
      Есть у нас в подвале такая свалка...
      - Скажи, Юрков, не жалко тебе старых?
      У Надежды один был недостаток - она все-таки оставалась женщиной. С этим недостатком я вел непрерывную суровую борьбу.
      Я взглянул на старых наших роботов. Они стояли тут же, рядом, - как принесли контейнеры, так и остались возле них; может, знали, что там внутри. Выглядели наши верные работяги еще вполне прилично; только в некоторых местах, на плечах и суставах, появилась ржавчина, - следы тех месяцев, когда Станция была закрыта, чтобы подлатать оболочку, и наши хозяйственники, одержимые экономией, отдали роботов кому-то напрокат. А работали они и совсем хорошо: перенести ли тяжести, найти неисправность в приборах, перепаять схему, установку смонтировать или, наконец, проделать расчеты в меру своего разумения и в пределах программы, заложенной когда-то Фревилем и компанией, - все они умели и выполняли очень добросовестно. Но теперь им приходилось уступить место более толковым роботам, с усовершенствованной математической программой...
      Вслух я сказал:
      - Они нам даже не родственники по эволюции.
      И велел старым роботам распечатать крайний контейнер.
      Было ли мне их жалко, как моей Надежде?
      Пожалуй... Но я, впрочем, не задумывался об этом.
      И, к тому же, все они, старые и новые, были, в конце концов, не более, чем оборудованием с инвентарными номерами. Только что я расписался на бумаге из отдела снабжения: "Роботы - 3 шт.".
      Когда были сняты болты, я толкнул крышку, она отлетела в сторону, и всмотрелся в глубину контейнера.
      Ничего особенного я не ждал. Я, собственно, знал: внешне новая модель такая же, как и старая, - только, разумеется, блестит вовсю свежим лаком и хромом. Но во фревилевских роботах была одна забавная штука, которая заставляла меня приглядываться к ним. Я смеялся над собой, но, тем не менее, продолжал присматриваться ко всякому роботу из его лаборатории.
      Все дело тут в их происхождении. История появления роботов фревилевской модели начинается еще в те времена, когда Фревиль занялся изучением системы "Человек и автомат". Исследовал он роботов известной фирмы "Азим", которой тогда, по существу, принадлежала монополия на Луне в этой сфере производства.
      Роботы "Азима" функционировали по жесткой, раз и навсегда строго определенной логической схеме. Основой для схемы их поведения служили законы роботехники, которые сформулировал один полухимик, полуписатель (по-видимому, интуитивно). Его роботы соображали и действовали четко, просто, логично. Одним словом, вычислительная машина с руками и ногами. А как обычно поступает человек? Тоже просто и тоже логично? Тут и возникла проблема.
      Человеку было в принципе трудно с такими роботами. У них был разум, слишком не похожий на человеческий, хотя они и были созданы людьми. Получалось нечто вроде психологической несовместимости. О таких вещах не думали в ту пору, когда изо всех сил стремились к элементарной четкости (по крайней мере, у роботов); а потом это оказалось важным.
      Фревиль предложил остроумный и реалистический выход. Он первым сказал, что нужна не автоматика, работающая по трем правилам, а разумное копирование человеческого образа поведения (на современной технической основе).
      Расторопный Фревиль запатентовал свои идеи и смог производить собственных роботов, независимо от мощной сети "Азима". Конечно, он не возился с математическим моделированием идеального характера и тому подобными сомнительными вещами. Он попросту переписывал в память роботов определенные черты когонибудь из своих сотрудников, копировал их в характерах своих роботов (тоже, надо признать, тонкая задача, связанная с кибернетическим фиксированием элементов сознания, психики - что-то в этом роде, я тут не специалист).
      Спору нет - это давало хорошие результаты. Вы знали, что поведение ваших роботов подобно человеческому; короче говоря, роботы оправдывали обычные человеческие ожидания.
      Концепция Фревиля получила признание, а его товар завоевал мировой рынок. Фревиль штамповал этих братьев из металла и синтетики. Конечно, средней руки коммивояжер, рекламировавший роботов Фревиля, мог и не знать, что копирование производится в Отделе самым элементарным способом и роботы лишь весьма грубо имитируют человеческий оригинал, но для практических целей этого оказалось достаточно, и все без исключения потребители оставались в восторге от идеи Фревиля. И от характеров его сотрудников.
      Ну, разумеется, никого мне робот не напоминал, смешно говорить об этом, внешне он не мог быть похожим на кого-либо из работников Отдела - просто металлическое оборудование, превращенное дизайнером в угловатое подобие человека с отделочными деталями из хромированной стали.
      - Как его зовут? - спросила Надя.
      - У Фревиля не слишком богатая фантазия. Как и для старой серии, он использовал тут внутренние телефонные номера Отдела.
      - Не ожидала от него.
      - Представь себе, именно так! Только для новой серии добавили индекс "А". Вот этот, например, зовется 77-48А.
      - Это, Юрков, скучно.
      - Ну что ж! А вот ты зовешь меня по фамилии.
      Она перевела разговор на другую тему:
      - Лучше бы, конечно, списать информацию со старых роботов на новые прямым путем. Тогда не надо возиться с обучением новичков.
      - А как бы ты это сделала?
      - В том-то и штука вся... Ну что ж, будем обучать по одному.
      В принципе, у нас имелась необходимая аппаратура, и мы могли бы переписать информацию напрямик. Но не было сотрудников. Стояло время экзаменационной сессии, и мои ребята, объясняя свое поведение страстью к знаниям, умчались на Землю в отпуск, который полагается студентам-заочникам. Наш лучший корнупликатор заканчивал дипломную работу. Его приятели пробовали зубы на дифурах (дифференциальных уравнениях). Одним словом, переписывать память некому.
      На Станции и без того было трудно с кадрами. Штат полагался крохотный. Потому-то нам и разрешали покупать роботов - из соображений экономии. Держать здесь много людей обошлось бы куда дороже. И мы пользовались автоматами. Хоть они нас выручали. Но когда все ребята двинули в заочники,- это был конец света.
      Едва началась сессия, как мы с Надей остались одни на крохотной нашей Станции.
      Я еще раз осмотрел новичка, глянул на старых наших работяг...
      Мы с Надей расписали график ввода новых роботов, потом я проверил, хорошо ли она умеет пользоваться витализером Джиффи, и оставил ее включать нашего новичка. Мне пора было на совещание.
      - Юрков, - окликнула она меня, когда я уже выходил, - а что, если отложить это все до возвращения ребят?
      - Ни в коем случае! Меня и так торопят. Еще деньи мы попадем в отстающие. Эти расчеты нужны срочно, старые роботы не могут их выполнять, поэтому как можно скорее мы должны подключить новых. А в чем, собственно, дело?
      - Да ни в чем.
      - Тогда работай. Оживляй новенького.
      - Я боюсь, Юрков.
      Мне пришлось вернуться.
      - Боишься?
      - Да.
      - Чего ты боишься? Чего?
      - Ну, не знаю... Чего-то боюсь. Понимаешь, женщина всегда верит своему чутью. Тебе не понять...
      Последнее было верно.
      - Объясни мне, пожалуйста. Ну где твоя логика, Надежда? Ты все-таки женщина мыслящая.
      - Я не знаю... Мне только кажется... Но я думаю, что лучше подождать ребят. Когда нас много, мне совсем не страшно. Я даже ни разу не думала об этом раньше.
      - А что изменилось теперь?
      - Нас только двое на всей Станции. Понимаешь, нас только двое под колпаком. - Она говорила медленно, бледная, закусывая губу в паузах. - И эти роботы... Никогда не знаешь, что у них на уме.
      - Ты не доверяешь нашим роботам?
      - Нет, старым я доверяю.
      - Ты же не первый год с ними работаешь, с нашими старыми, Надюша, ты же их хорошо знаешь!
      - Да, но этот новый - его мы совсем не знаем! Мы не знаем, как он повлияет на старых. И потом, их будет тогда не трое, а четверо, в два раза больше, чем нас...
      Я уже опаздывал на совещание. Кое-как мне удалось успокоить Надежду, и я помчался в отсек связи.
      Станция - часть большого комплекса, занимающегося прогнозом космической погоды: активность Солнца и прочее, вы знаете. Как известно, в комплекс входят и лаборатории разных государств, и станции международной службы. Научное сотрудничество на Луне, мне кажется, напоминает сейчас то, что было еще недавно в Антарктиде.
      Эта Станция, к которой меня прикомандировали, принадлежала международной службе. Она соответствующим образом была укомплектована, имела соответствующую программу и так далее. В эти дни наша система перестраивалась на новую сетку, что было связано со многими сложностями, в частности, техническими. Выйдя в эфир, я прежде всего доложил график работ. Потом началась обычная говорильня... Я думал о Наде и ее страхах. Отключив аппаратуру, я направился к ней.
      Но там все было в полном порядке. 77-48А уже функционировал.
      Он ходил вокруг остывающего витализера, готовый к работе. Надя проверяла его реакции.
      - Убийство, внушение, деятельность, - продиктовал я. Какое из следующих слов можно поставить в тот же ряд: птица, нож, перо, вар, заяц, учреждение...
      - Вар, - немедленно ответил 77-48А. - Эти слова сочетаются с приставкой "само".
      Да, в этом вы могли быть уверены: Фревиль не подсунет вам что попало.
      Я приказал 77-48А подойти поближе и проверил основные цепи.
      Здесь меня ждала неприятность. Все мое наладившееся было прекрасное настроение улетучилось. И дело-то ведь элементарное!
      Настолько простое, что я сначала сам себе не поверил.
      Предохранители Барренса были у робота закорочены! Если хотите, - попросту говоря, заменены "жучками".
      Я посмотрел на Надю:
      - Ты знала об этом?
      Она кивнула.
      - Ты это сделала?
      Она кивнула.
      - Зачем?
      - Видишь ли, Юрков, этот твой новичок - с сюрпризом. Я оживила его и пошла к тебе сказать: все в порядке. Увидела, что ты еще на связи, вернулась сюда, - а этот 77-48А валяется на полу, у него предохранители выбило. Ну, я закоротила их и еще раз воспользовалась витализером Джиффи. Видишь, теперь робот в порядке.
      Я ввел предохранители. Робот никак не реагировал на это. Он был исправен, все агрегаты функционировали нормально.
      Я сказал Надежде, что она говорит чепуху. Разве можно работать без предохранителей? Это ценное оборудование, и рисковать им, вставляя какие-то "жучки"?
      Она оправдывалась, но я вышел из себя... В самом деле, "жучки"! Этого только не хватало!
      Вечером она все же пришла ко мне, но заявила, что сделала это лишь из страха перед роботами. Мы помирились.
      То, что все улетели на сессию, имело и свои плюсы.
      Мы могли запросто бывать друг у друга. Впрочем, едва ли под колпаком нашей маленькой Станции можно сохранить что-нибудь в секрете. Но все условности и здесь, разумеется, имели силу, и мы старались их соблюдать Казалось, будет прекрасный вечер...
      Топот!.. Стук в дверь.
      Надя побледнела, да и я, пожалуй, тоже.
      - Кто? - спросил я. Если это робот - он не может войти без разрешения. Людей же, повторяю, на Станции не было.
      - Семьдесят семь сорок восемь а, - услышали мы. - Мне нужно войти.
      Я глянул на Надю.
      - Не входи, - сказал я.
      - Я должен войти, - ответил робот.
      - Ступай в свой отсек, - приказал я.
      - Я должен войти, - было мне ответом.
      - Ступай в отсек! - повторил я.
      Эта махина коснулась стены, и в углу осыпалась краска.
      Надя нервничала, - она боялась его. Мне тоже стало не по себе: поведение робота было опасным.
      Короткая лунная история знавала и такие случаи, когда в роботов намеренно вводились программы агрессивного поведения...
      - Ступай в свой отсек!
      - Я должен войти.
      У меня в комнате был маленький пульт внутренней связи. Я показал Надежде на пульт, и она поняла меня.
      Она тихо набрала 77-48А и сказала вполголоса:
      - Ты где?
      - Я возле двери Юркова, - ответил робот. - Он не впускает меня. У меня сообщение. Важное сообщение.
      Это несколько меняло дело, но поведение робота попрежнему оставалось опасным. Какими важными сообщениями он мог располагать?
      - Жду тебя в твоем отсеке, - сказала Надежда. - Может, придешь?
      - Иду, - ответил робот, и мы услышали, как он затопал вниз по стальной лестнице.
      Надя набросила куртку на плечи:
      - Я должна выполнять обещания. Не скучай, я скоро вернусь.
      Но я отобрал у нее куртку. Проследив по пульту, что робот ушел в свой отсек, я нашел кнопку двигателя аварийной ширмы.
      Бетонная стена с гулом опустилась на фундамент Станции, отделив жилые помещения от тех, где помещались роботы.
      Затем я набрал 77-48А:
      - Ты приходил ко мне?
      - Да. Приходил. У меня сообщение. Важное сообщение.
      - Сегодня никто из людей не будет говорить с тобой. Утром увидимся.
      - Важное сообщение... - повторил робот. Я отключил связь.
      Ну какие у него могут быть важные сообщения?
      Потом я достал книгу. Надя прикрыла глаза, а я подложил под спину подушку, чтобы устроиться поудобнее, и начал читать вслух:
      "Едва я высадился на остров, как меня окружила толпа народа; стоящие ко мне поближе, по-видимому, принадлежали к высшему классу. Все рассматривали меня со знаками величайшего удивления; но и сам я не был у них в долгу в этом отношении, потому что мне никогда не приходилось видеть смертных, которые бы так поражали своей фигурой, одеждой и наружностью.