Jack Daniels - Виски с лимоном

      Нанял же их человек по имени Флойд Шмидт, который заправлял бизнесом по найму платных головорезов, базируясь в баре на Максвелл-стрит. Когда взяли за жабры Шмидта, он поначалу отказывался сотрудничать, но вскоре, не желая быть замешанным в убийство Джейн Доу, раскололся.
      К нему в бар пришел некий человек и предложил пятьсот долларов за то, чтобы меня покалечить. Флойд не смог его описать, за исключением разве того факта, что он был белый, среднего роста, возрастом от двадцати до сорока.
      — Клянусь, я вообще не смотрел на этого мужика. В таком бизнесе, когда смотришь на людей, они чувствуют себя неуютно и не хотят пользоваться твоими услугами.
      Никто особенно не удивился.
      Пряник был того же типа, что и найденный на теле Джейн Доу. Моя фотография была сделана кем-то скорее в частной фотолаборатории, чем в коммерческом фотоателье. Нам удалось найти две стодолларовые бумажки, использованные для оплаты услуг Флойда. Мы попытались обнаружить отпечатки пальцев, сфотографировав купюры в альтернативном источнике света, но получили только комплект пальцев Блуто. Иными словами, мы были на нуле.
      У меня болело вес тело, я падала от усталости и в целом чувствовала себя разбитой. Харб предложил мне пойти домой. Не видя причин возражать, я так и сделала.
      Ну, и, конечно же, я опять не могла уснуть.
      Некоторое количество тайленола помогло унять мои многочисленные боли, многие из которых усилились после драки. Но даже при таком полном физическом истощении я не могла полностью расслабиться.
      Убийца где-то здесь, неподалеку. Он знает, где я живу. Он знает, что я за ним охочусь.
      У него даже есть мое фото.
      Несмотря на крупный план, было понятно, что снимок сделан ночью, во время дожди, а на мне — широкий непромокаемый плащ. Предстояло еще установить тип фотоаппарата и объектива, которыми преступник пользовался, однако я уже знала, где именно он меня сфотографировал. На месте обнаружения тела несчастной Джейн Доу.
      Значит, Пряничный человек был там. Он выделил меня как своего противника. А теперь играет в какую-то извращенную игру.
      Фэбээровцы затронули эту тему по время перерыва в допросе бандитов.
      — Имеется высокая вероятность, что это тот самый человек, что подложил вам конфеты. — сказал Дейли.
      Сегодня во второй половине дня «Викки» должна вылить данные по аналогичным случаям преступной порчи продуктов.
      — Этот человек выделил вас как своего врага. Будьте готовы к некоему личному контакту с ним в любое ближайшее время. Это может быть письмо или телефонный звонок. Не исключено, что он даже решит встретиться с вами непосредственно — так, что вы не будете об этом знать.
      — Вы должны быть под постоянным полицейским наблюдением, лейтенант.
      Я вежливо отклонила эту идею, сказав, что до этого дело еще не дошло.
      Но сейчас, лежа одна в постели, я не могла отделаться от некоторого параноидального ощущения. За все годы, что я выслеживала и преследовала убийц, я никогда не сталкивалась с таким, который бы сам охотился на меня.
      Подобная мысль вызывала все, что угодно, только не сон.
      Я мысленно заново прокрутила видеокассету с места обнаружения Джейн Доу. Это было несложно, потому что до этого я уже видела ее десятки раз. Тогда я не заметила никаких зевак с фотоаппаратами, но, несомненно, кто-то снимал и кроме нас.
      Я перевернулась со спины на бок — чего лучше было не делать, потому что немедленно заметила, что под боком нет Дона. Когда сегодня я вернулась домой, его мебель и вещи уже исчезли из прихожей. И забрал их скорее Дон, чем вор, потому что черным маркером на двери было начертано послание, гласившее:
 

«Заднеца ты Джек».

 
      Дон никогда не был силен в орфографии.
      Но все равно я по нему скучала. Или не то чтобы по нему. Я скучала по теплому телу рядом с собой в кровати. Как я понимаю, у нас была скорее некая конвенция, чем любовная связь. Я имела живого человека, к которому можно прижиматься ночью, а он имел бесплатную квартиру.
      Есть на свете браки, основанные и на меньшем.
      Я перевернулась обратно на спину и уставилась в потолок, стараясь позволить сну овладеть мной. Мало-помалу, медленно и постепенно, на меня начала опускаться дремота, унося в страну сна.
      И тут зазвонил телефон.
      Точно вспугнутая косуля, я пулей выскочила из кровати и поднесла трубку к уху — еще до того, как успела до конца проснуться.
      — Дэниелс!
      — Надеюсь, я тебя не разбудил, Джек. У нас еще одна.
      Я закрыла глаза и потрясла головой, отгоняя сон. Часы показывали чуть за полночь.
      — Где?
      — Возле «Севен илевен» на Эддисон-стрит, — ответил Бенедикт. — Примерно в квартале от твоего дома.
      Я моргнула и кивнула, стараясь осмыслить новости.
      — Буду там через пять минут.
      — Есть еще кое-что. Может, тебе стоит приготовиться.
      — Что ты имеешь в виду?
      — Он оставил еще одно послание. Оно адресовано тебе.
      — Что в нем говорится?
      Харб прочистил горло и бесстрастным голосом прочитал:
      — «Номер два. Дорогая Джек, я видел тебя «У Джо». Неплохо для суки. Мои деньги пропали зря, но все равно это была потеха. Очень жаль, что тот лысый мужик помог тебе выпутаться. Думаю, ты будешь прекрасно смотреться в инвалидном кресле. Просто всему свое время».
      — Господи Иисусе, — отозвалась я.
      — Тут есть еще кое-что. Вот: «Мы будем продолжать убивать шлюх. Это наша миссия. Я оставил тебе еще один подарок, но он глубоко запрятан. Беги, Джек, беги со всех ног. Тебе меня не достать, но я тебя достану. Пряничный человек».
      — Толпа, Харб. Проследи, чтобы у нас был крупным планом портрет каждого зеваки из толпы. Держу пари, этот хорек сейчас все еще там, наблюдает. Я сейчас подъеду.
      Мне потребовалось всего несколько минус, чтобы накинуть костюм и добраться до места. Мне даже не понадобилась машина. Место преступления находилось практически у меня на задворках.
      Меня уже опередили четыре полицейские машины, они припарковались перед входом в магазин, отсекая остальную часть стоянки. Место происшествия охраняли несколько патрульных полицейских в формах, сейчас они обтягивали его желтой лентой. Еще один патрульный сдерживал толпу и нарастающее число репортеров, не выпуская их с более дальней площадки, предназначенной для остановки городского транспорта. Я повесила на шею свой значок и в таком виде вошла за ограждение.
      Харб, всегда ухитрявшийся прибыть на место преступления раньше меня, даже если таковое находилось лишь в одном квартале от моего дома, стоял перед фасадом магазина рядом с мусорным баком. Крышка была снята, и оттуда торчало что-то жуткое, окровавленное. В руках у Харба была записка, упакованная в большой пластиковый конверт на молнии.
      Я нашла у себя в кармане носовой платок и сморкаясь, постаралась окинуть глазами толпу. Делай я это чересчур явно, оно могло бы спугнуть нашего преступника. А я была убеждена, что он где-то здесь, поблизости, наслаждается плодами своих дел.
      Никто не выпрыгнул на меня из-за угла.
      — У тебя такой вид будто тебя переехал поезд — заметил Харб.
      — Спасибо за заботу.
      Я перевела внимание на мусорный контейнер. В нем находилось тело еще одной женщины, ее задняя часть возвышалась над кучей отбросов, словно кровавая гора. Стараясь не слишком пристально вглядываться, я все же смогла разглядеть, что ее ягодицы, вагина и прямая кишка изуродованы.
      Мой желудок начал скручивать спазм, и я отвернулась, благодарная, что заложенный нос уберег меня от запаха смерти.
      Эта женщина была чьей-то дочерью. Она претерпела нечеловеческие муки, умерла и теперь гнила на помойке. И все это ради потехи какого-то сумасшедшего сукина сына.
      — Кто ее обнаружил? — спросила я Бенедикта.
      — Владелец магазина. Человек по имени Фитцпатрик. Он-то и позвонил в полицию. Патрульный узнал почерк преступника и позвонил в наш участок.
      Что, добавлю от себя, само по себе являлось показателем. Показателем того, насколько крупным было это дело. В чикагской полиции необычайно трепетно относились к соблюдению юрисдикции — подведомственной принадлежности преступления тому или иному району, и только приказ начальника полиции мог вынудить какой-либо полицейский участок передать ведение дела другому. Такой приказ был отдан после прокола минувшей ночи.
      — Свидетели? — спросила я.
      — Пока нет.
      — Хозяин в магазине?
      Молчаливый кивок в ответ.
      Я оставила тело и толкнула стеклянную дверь, Харб двинулся за мной. Хозяин заведения, человек по имени Фитцпатрик, сидел на стуле за стойкой с удрученным выражением на лице. Это был тучный, лысеющий человек, на его рабочей рубашке виднелись пятна от еды и алкоголя. По бокам от него стояли двое патрульных в форме, один из них вел записи.
      — Мистер Фитцпатрик, — обратилась я к нему. — Я лейтенант Дэниелс. А это детектив Бенедикт.
      — Угощайтесь кофе, лейтенант. Все остальные уже выпили. Мне сказали, что меня закрывают на целый день.
      Как бы сильно мне ни хотелось пожалеть этого человека, с его временной потерей доходов, я удержалась и не ударилась в слезы.
      — Нам потребуется примерно час, чтобы полностью тут разобраться, — проинформировала я его. — Кроме того, после выпуска новостей вся округа ринется к вам в магазин. Уверена, по крайней мере кто-нибудь из них что-нибудь купит.
      При известии об открывающихся перед ним предпринимательских возможностях он заметно повеселел. Наверное, подумал об удачной распродаже спортивных маек.
      — Когда вы обнаружили тело, мистер Фитцпатрик?
      — Я заметил, что крышка снята. Иногда подростки, знаете ли, их крадут. Бог ведает, зачем им эти крышки от мусорных баков.
      — В котором часу это было?
      — Без пяти двенадцать, может, чуть позже. В магазине никого не было, поэтому я вышел на улицу поискать крышку и увидел… — Он взмахнул руками в сторону витринного окна, по другую сторону которого находился контейнер. — Потом вернулся обратно в магазин и позвонил по 911.
      Стоявший слева от него патрульный с надписью на бирке «Офицер полиции Медоуз» бросил взгляд в свой блокнот и сказал:
      — Звонок поступил в одиннадцать пятьдесят семь, я прибыл на место происшествия в двенадцать часов три минуты.
      — Перед этим вы не заметили ничего необычного? — спросила я Фитцпатрика.
      — Нет, абсолютно ничего, правда.
      — А может, чуть раньше? Какие-нибудь мусоросборники не приезжали к вам на стоянку? Грузовые фургоны, минивэны? Что-нибудь необычное, выдающееся из общего ряда?
      — Ничего, кроме того, что какой-то парень чуть не помер прямо у меня на глазах примерно час назад.
      Бенедикт проделал свою патентованную штуку со вскидыванием брови, вызывая хозяина на объяснение.
      — Да какой-то мальчишка. Подросток. У него случилось что-то вроде приступа, или припадка, или я не знаю. Упал на пол возле автомата с попкорном и весь так затрясся, пена изо рта пошла. И думал, что он сейчас помрет, прямо на месте.
      — Вы вызвали «скорую»?
      — Я так и собирался. Но парень сказал, что не надо. Что, дескать, у него эти приступы всю дорогу. Через минуту-другую сам встал и ушел, все прошло, никаких проблем.
      Я кивнула Харбу, и тот пошел звонить мистеру Рахиму в первый «Севен илевен» — проверить, не было ли там подобного случая. Человек, у которого изо рта идет пена, мог бы легко отвлечь внимание от автостоянки.
      — Могу я забрать пленки камеры видеонаблюдения? — с нажимом спросила я. — За последние два часа?
      — Конечно. Но этот мальчишка не подкладывал никакого трупа. Я проследил, как он ушел.
      — Через какое время вы заметили, что крышка бака отсутствует?
      — Думаю, через несколько минут.
      И повернулась к Медоузу:
      — После тою как закончите брать показания, снимите с него отпечатки пальцев.
      — Но я ничего не сделал! — возмущенно выдвинул вперед челюсть Фитцптатрик.
      — Это для того, чтобы исключить ваши отпечатки, если мы найдем какие-нибудь на мусорном контейнере.
      Он кивнул с таким видом, будто и без того это знал. Я вышла из магазина обратно на передовую. Каждый удар сердца болезненной пульсацией отдавался в голове, в глазах было ощущение, что их натерли песком. Эксперт Максуэлл Хьюз профессиональной отстраненностью вглядывался в мертвое тело в баке — с отстраненностью, которая может появиться только тогда, когда постоянно имеешь дело с трупами. По его кивку два ассистента в перчатках опрокинули бак.
      Тело девушки плюхнулось на тротуар, увернутое, как в кокон, в шелуху окровавленного мусора. Полицейские в формах принялись за дело: упаковывать в мешки фрагменты мусора в качестве вещдоков, навешивать бирки; а Хьюз тем временем, опустившись на колени, стал привычно нащупывать пульс, которого, как он и сам понимал, там давно уже не было.
      Я подошла и уставилась на лежащее на асфальте тело, пытаясь представить себе, как некогда оно ходило, разговаривало и было обычным человеком. У меня это не получилось. Смерть отнимает у людей индивидуальность. Она делает их за неимением более сострадательного слова скорее объектом, лишая черт, присущих человеческому существу.
      У этой девушки были любимые занятия, мечты, надежды, друзья. Но ничто из этого больше не имело значения. И все, что теперь ей оставалось, все, что поджидало ее впереди, — это новое поругание в виде вскрытия, в надежде, что ее труп когда-нибудь выведет нас на убийцу.
      От мечтательницы до безликого вместилища улик. Это был страшный путь.
      Я кое-что повидала на своем веку. Людей, убитых из огнестрельного оружия. Людей, убитых в результате бандитских разборок. Человека, который убил своего ребенка горячим утюгом. Но когда с этой девушки, как шелуху, счистили мусор, я была принуждена отвернуться из опасения, что меня вывернет наизнанку.
      Это было чудовищным непотребством — те увечья, которые были нанесены этой бедной девушке.
      — У нас недостает некоторых частей тела, — сообщил своим людям Хьюз. — Нужно отыскать два уха, четыре пальца с рук и все десять пальцев с ног. Загляните внутрь баков и упаковок.
      — Скажи мне, что все это было сделано после ее смерти, — обратилась я к Максу.
      — Не думаю, что смогу тебя успокоить на этот счет, Джек, — печально произнес он. — Видишь эти раны на ее ладонях? Это следы от ее собственных ногтей, которыми она впивалась в себя, стискивая руки в кулаки. Соответствует картине многих смертей под пытками. Я не вижу никакого следа от удушения у нее на шее, как было в первом случае. Моя догадка состоит в том, что она умерла от шока в результате сильной кровопотери.
      Я крепко зажмурилась, отгоняя прочь картину сочащихся кровью внутренних органов, торчащих из резаных ран на ее животе.
      — Лейтенант, — окликнули меня.
      Радуясь возможности переключиться на что-то другое, я обернулась к одному из патрульных, роющихся в мусоре. Рукой, затянутой в перчатку, он держал пряник в виде человечка.
      Я высморкалась, потерла виски и с вызовом, вопросительно и негодующе обвела взглядом толпу зевак, пытаясь спровоцировать одного из них встретиться со мной взглядом. Никто этого не сделал.
      — Я говорил с мистером Рахимом. — Харб убирал обратно свой сотовый телефон. — У него в магазине тоже был мальчишка, с которым случился какой-то приступ часа за два до того, как Донован обнаружил тело.
      Я мысленно дала себе пинка за то, что не сумела выманить у него эти показания.
      — А пленка от камеры наблюдения?
      — Она у нас, в отделе вещественных доказательств. Мы проверили то, что было записано в течение часа перед обнаружением тела. Возможно, стоило просмотреть ее целиком.
      — Мы знаем, что этот тип привлекает помощь со стороны. Он доказал это в инциденте со мной прошлой ночью. Он вполне мог в обоих случаях нанять одного и того же мальчишку, чтобы тот отвлекал внимание.
      — Тогда, возможно, у него есть напарник?
      — И возможно, у нас появилась ниточка.
      Но так или иначе, все это было очень зыбко, в лучшем случае — сомнительно. Мальчишки может не оказаться на пленке, и мы можем никогда его не найти. Даже если нам это удастся, вполне вероятно, что его просто наняли, как вчерашних, через какого-нибудь Флойда, и он не владеет никакой или почти никакой информацией о преступнике.
      Но по крайней мере сейчас у нас хотя бы появилась возможность что-то делать, а не просто ждать новых жертв.
      Харб внимательно и сочувственно посмотрел на меня.
      — Не хочешь встретиться попозже? Может, пойдешь отдохнешь сначала?
      — Нет. Все равно не засну. Впрочем, я могла бы что-нибудь съесть. Ты как, голоден?
      — А когда я не голоден?
      Я посмотрела на его швы на губах.
      — Неужели тебе не больно есть?
      — Больно до чертиков. Но человек ведь не прекращает дышать только потому, что простудил дыхалку. Я знаю местечко, где подают отличный филеофиф.
      — Feel awful?
      — Нет, я не чувствую себя ужасно, — хихикнул Харб. — Я чувствую себя прекрасно.
      Я приняла нарочито бесстрастный вид. Харб недовольно надул губы:
      — Ну ладно тебе, Джек. Я две недели ждал момента пустить в ход эту шутку.
      — Надо было еще подождать.
      Мы взяли машину Харба, купили несколько чизбургеров в придорожном заведении и съели их уже у меня в кабинете. Я позвонила в наш отдел улик, и Билл оказался лишь необычайно рад возможности самому принести видеокассету от камеры наблюдения из первого магазина.
      — Я слышал, теперь ты свободная женщина, куколка, — оскалился он, демонстрируя строй неестественно белых зубных протезов.
      — Я не свободна, но мои ставки умеренны.
      — Ну, сколько стоит… скажем, три с половиной минуты?
      — Речь не о деньгах. Тебе придется договариваться с моим коммерческим директором.
      — Можешь получить ее за два бакса, — обронил Харб. — Включая мои комиссионные.
      Билл ухмыльнулся порочной ухмылочкой, и я с изумлением увидела, как этот шестидесятивосьмилетний сатир двинулся ко мне развинченной походкой моряка. При этом кости у него скрипели.
      — К сожалению, — вклинилась я, прежде чем он успел воспользоваться этой возможностью, — налогоплательщики требуют моего времени в первую очередь.
      — Ты динамистка, Джек, только аппетит распаляешь у старика, а потом от ворот поворот.
      Он ущипнул меня за щеку и вышел из комнаты. Я повернулась к Харбу:
      — Спасибо тебе, что насплетничал Биллу о моей нынешней доступности.
      — Это тебе месть за то, что натравила на меня фэбээровцев. Хочешь последний чизбургер?
      Я покачала головой и вставила в плейер видеокассету. Как и ожидалось, качество оказалось никудышным. Пленка была черно-белой, с крупным зерном от частой перезаписи — ее явно использовали не одну сотню раз; да и запись велась на огромной скорости, так чтобы на одной шестичасовой кассете мог уместиться целый день.
      В левом верхнем углу кадра значилось время записи; я перемотала ее на 18.00 и включила просмотр.
      И вот вам пожалуйста: в 18.42 в магазин вошел некий юноша, направился прямиком к полке с журналами, а затем вдруг упал на пол и принялся сотрясаться, как лист на ветру. Два других покупателя вместе со служащим подбежали к нему посмотреть, в чем дело.
      Припадок длился почти две минуты, а рапидом на кассете занял секунд двадцать. Затем парень встал и опустив голову, покинул магазин, избегая смотреть в объектив камеры — причем делал это очень умело, имея несомненный опыт.
      — Если это настоящий припадок, то я балерина, — сказал Бенедикт.
      Я отогнала возникший у меня мысленный образ Харба в балетном трико и перезапустила кассету уже на малой скорости, так, чтобы она больше соответствовала реальному времени. В качестве вещественного доказательства кассета была практически непригодна — настолько скверным было качество изображения. Я вынула ее из плейера и поставила вместо нее кассету из второго, сегодняшнего, магазина, надеясь, что у той качество окажется получше.
      Иногда мечты сбываются.
      На сей раз пленка оказалась цветная, кристально ясная. В отличие от раздражающего перескакивания туда-сюда предыдущей пленки здесь для записи были использованы целых четыре камеры, в четырех разных частях торгового зала, поэтому картинка была поделена на четверти.
      — Это уже больше похоже на дело, — сказал Харб.
      Я перемотала на то место, где парень вошел в магазин, и поганец предоставил нам свое превосходное изображение анфас. Потом он переместился от одного экрана к другому, и мы имели возможность наблюдать, как он сунул что-то в рот и повалился наземь в знакомых конвульсиях.
      — Он как будто что-то отхаркивает.
      — Алказельцер. Старый трюк: создается впечатление, что у человека изо рта идет пена.
      — Давай позовем сюда каких-нибудь патрульных, пусть тоже поглядят.
      Бенедикт сел на телефон и согнал к нам в комнату с полдюжины дежурных полицейских. Они набились в мой кабинет и тоже просмотрели видеозапись. Никто не узнал мальчишку.
      — Очевидно, этот прием он уже использовал прежде, — сказала я. — Скорее всего магазинные кражи; может быть, для отвлечения внимания, пока его сообщник скрывается с украденным товаром. Поспрашивайте вокруг, узнайте, не слышал ли кто о мелком воришке, который симулирует эпилептические припадки.
      После того как они ушли, позвонил из приемной дежурный сержант и сообщил, что теперь у него есть набросок портрета нашего подозреваемого. Составной портрет был выполнен по описанию, который дали нам Стив, фармацевт, и Флойд, брокер костоломного бизнеса. Харб с готовностью отправился за ним на первый этаж, поскольку кофейные автоматы находились как раз по дороге. Я зарядила видеопленку с первого места преступления и заново просмотрела ее на предмет обнаружения зевак с фотокамерами. Ничего.
      Через несколько минут вернулся Бенедикт, без съестного, но с усами, предательски вымазанными шоколадом. Он вручил мне карандашный набросок — достаточно неопределенный, чтобы походить на всех белых мужчин средних лет одновременно. Разве что глаза были посажены друг к другу ближе обычного да голова имела слегка треугольную форму, что придавало преступнику сходство с крысой. Но при слабом освещении, да еще после пары выпитых порций, изображение вполне могло сойти за портрет Дона или Фина и даже половины членов моей специальной оперативной группы. Нам удалось исключить разве что Харба, потому что лицо на портрете было вытянутым.
      Зазвонил телефон, и Бенедикт великодушно снял для меня трубку.
      — Это Бейнс, — сообщил он, повесив трубку всего через несколько секунд после того, как поднес к уху. — Он требует тебя к себе, как только выдастся свободный момент.
      Я встала, потянулась и тут же сморщилась, потому что разом ожили все мои боли, тупые и острые. Вероятно, капитан хотел обсудить вчерашнюю драку, а может, наши успехи в нынешнем расследовании, или негостеприимный прием, оказанный мной фэбээровцам, или мои несанкционированные задержки на работе, а может, просто сообщить, что ему нравится мой наряд.
      Я оказалась права по четырем пунктам из пяти.
      — Присядьте, Джек.
      Я села напротив него, по другую сторону его стола. Капитан Стивен Бейнс был невысоким, плотно сбитым человеком, десятью годами старше меня и имел шевелюру, выглядевшую несколько ненатурально, поскольку в ней не было седины, тогда как в усах она была. Он оторвал глаза от лежавшей перед ним бумаги и, сдвинув на лоб очки, посмотрел на меня.
      — У вас не было при себе оружия прошлой ночью.
      — Я знаю. Возможно, это было и к лучшему, потому что, будь у меня при себе пистолет, я могла бы застрелить одного или больше.
      — Отныне все время носите его при себе. Похоже, этот тип за вами охотится.
      Я согласно кивнула.
      — Расскажите мне об этой второй жертве.
      Я подробно изложила ему суть дела, а он время от времени задавал уточняющие вопросы.
      — Нажим на нас возрастает, — произнес он, когда я закончила. — И в департаменте полиции, и в ведомстве мэра хотят, чтобы дело было передано ФБР.
      Я скорчила гримасу.
      — Мы не испытываем нехватки в живой силе или других ресурсах. Единственное, чего нам не хватает, — это зацепок, потому что этот негодяй не оставляет никаких следов.
      — Вот поэтому я и отказался. Но после тех пинков, что сегодня надавали нам СМИ, уже недолго осталось ждать, пока у меня отберут мои полномочия. Если вы хотите сохранить это дело за собой, Джек, вам придется накопать побольше данных, чтобы двигаться дальше.
      — Мы сейчас как раз занимаемся второй жертвой. Возможно, удастся установить ее личность.
      — Дважды подстрахуйтесь.
      Я поняла, что он хочет сказать. В 99,9 процента случаев дел об убийстве преступник знаком со своей жертвой, и связь между ними может быть установлена. Но Пряничный человек мог похищать женщин наугад, произвольно. Если так, то даже установленная личность жертвы не поможет в поимке преступника.
      — Есть какие-нибудь соображения, что он имел в виду в той записке, говоря, что оставляет для вас подарок, который глубоко запрятан?
      — Нет. Возможно, еще одна жертва? Но нет, он их не прячет, он любит выставлять их напоказ, оставляет в общественных местах. Может быть…
      Я вновь прокрутила все это в голове. «Я оставил тебе еще один гостинец, но он глубоко запрятан». А если он намекает, что гостинец там, вместе с телом, глубоко запрятан внутри? Глубоко в теле?
      — Что, если он прячет нечто внутри тел?
      — Разве при вскрытии это не обнаружилось бы?
      — Может, и нет, если глубоко запрятано.
      Бейнс снял телефонную трубку и вызвал помощника патологоанатома Фила Блэски. Он попросил его заново проверить нашу первую Джейн Доу на предмет чего-либо, что могло быть спрятано внутри тела.
      — Он этим займется, — сказал Бейнс, положил трубку и поскреб усы. — Со мной вчера разговаривали специальные агенты Кореи и Дейли.
      Я молчала, ожидая продолжения.
      — Они считают, что вы не в полной мере оказываете им сотрудничество.
      Я ответила, постаравшись как можно тщательнее подбирать слова:
      — Понимаете, фэбээровская система составления портретов способна из Гитлера сотворить иудея.
      Бейнс прыснул, что было ему совсем несвойственно.
      — Кто спорит, Джек: лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным.
      — Я постараюсь.
      — И еще письма. Я хочу, чтобы провели их анализ.
      — Они сейчас в лаборатории.
      — Я имею в виду почерковедческий анализ.
      — Мы и так убеждены, что почерк сходится.
      — Это только часть задачи. Канцелярия мэра направляет нам эксперта-графолога, чтобы тот по почерку составил психологический портрет преступника.
      Я опять скорчила кислую мину.
      — Еще один профиль? А следующим пунктом мы затребуем консультацию психиатра?
      — Уверен, что вы окажете графологу всяческое содействие, лейтенант, — внушительно произнес Бейнс, вкладывая в эти слова весь свой властный авторитет. Потом отпустил меня, и я встала, чтобы идти. — Джек! — окликнул он меня.
      — Да, кэп?
      — Во внеслужебное время берегите себя тоже. Мало будет от вас проку в расследовании, если будете настолько измочалены, что не сможете видеть картину в правильном свете.
      Я вышла раздраженная. Прослужив в полиции больше двадцати лет, я поучаствовала в расследовании изрядного количества преступлений и вкусила свою долю давления со стороны СМИ и разных чиновников. Но необходимость сотрудничать с ФБР, а теперь еще и с каким-то прохиндеем-графологом только неоправданно усугубляла наши трудности.
      — Смотри на дело так, — отреагировал Бенедикт, когда я передала ему состоявшийся разговор. — Тебе платят жалованье независимо от того, арестуешь ты преступника или нет.
      — Ваше отношение к делу оставляет желать лучшего, детектив.
      — Это всего лишь работа, Джек. Не принимай ее близко к сердцу. Эти твой способ зарабатывать деньги, чтобы на них иметь возможность жить своей жизнью. Я не меньше тебя хочу поймать этого гада. Ты же видела, что он сделал с той женщиной. Черт, да погляди, что он сделал с моим ртом! Но когда я выхожу вот за эту дверь, всю работу я оставляю здесь.
      — А меня эта самая работа, похоже, преследует, куда бы и ни направлялась.
      Харб нахмурился:
      — Тебе надо отдохнуть. Возьми отгул. Позвони в службу знакомств, что я тебе говорил, найди себе симпатичного, парня, с кем перепихнуться. Ради Бога, займись чем-нибудь, кроме полицейской службы. Через пятьдесят лет, когда ты помрешь и тебя похоронят, хочешь, чтобы на могильном камне стояла эпитафия: «Она была хорошим копим»?
      Я поразмыслила над этим.
      — Ладно, — решилась я. — Возьму сегодня полдня отгула. Ты справишься тут на хозяйстве в мое отсутствие?
      — Считай, что все тип-топ.
      — Тогда до встречи.
      — Живи своей жизнью, Джек. Она у тебя только одна. Я кивнула и вышла.
      Придя домой, последующие четыре часа я размышляла об этом.

Глава 15

      Все дело в тщательной предварительной подготовке.
      Если проработаешь досконально каждую деталь, всегда можно выйти сухим из воды. Фокус в том, чтобы оттянуть получение удовольствия до тех пор, пока вся подготовка будет закончена. Вот почему раньше ему случалось попадаться — потому что возбуждение от предстоящего преступления затмевало здравый смысл. Но такого больше не повторится. Теперь он относится к планированию, как к рюмке аперитива перед обедом. Как к любовной игре перед половым актом. Оно превратилось в самостоятельное удовольствие.
      Это свое нынешнее пиршество он спланировал так хорошо, что сможет порешить всех четыре за неделю, при этом еще отводя себе достаточное время, чтобы насладиться каждой из них. Это жесткий график, который сделался еще жестче благодаря внезапному интересу, который стала вызывать в нем Джек Дэниелс. Но месяцы, потраченные на планирование и ожидание, и опять ожидание, себя оправдывают. К следующей неделе он уже войдет в историю, станет чикагской легендой, оставив за собой наследие в виде ужаса и безответных вопросов.