Компьютерра (№255) - Журнал «Компьютерра» № 10 от 13 марта 2007 года

Наша невнимательность подрывает их бизнес. У сайтов с полезным для нас контентом есть все причины из кожи вон лезть, чтобы мы этот контент обнаружили. Но посмотрим, что происходит в действительности. Допустим, вы бродите по новостному сайту и читаете заголовки. Высока ли вероятность того, что вы закроете окошко, увидев неинтересный заголовок? Высока. Другой пример: вы читаете аннотации к фильмам на Netflix[Сетевая служба проката DVD. У нас в России они как-то не прижились, но вместо NetFlix можно представить себе интернет-магазин — скажем, «Озон.ру» или «Болеро» — торгующий DVD. — Прим. переводчика.] Высока ли вероятность, что вы уйдете с сайта, наткнувшись на фильм, который вам не нравится? Опять же, очень высока.

Когда информации слишком много, ошибки стоят очень дорого — они, по существу, отменяют сделку.

Пользователи спокойно уходят с сайтов, понимая, что вокруг множество альтернатив. К сожалению, в этой ситуации проигрывают все — и пользователи, которые обычно не получают нужной информации, и интернет-бизнесы, которые теряют на этом деньги.

По сути, цель экономики внимания — это создание рынка, на котором и потребители довольны (им показали релевантные данные) и бизнесы (довольные потребители любят тратить деньги).

Концепции экономики внимания

Базовые идеи, стоящие за экономикой внимания, просты: это рынок, где потребители согласны пользоваться сервисами в обмен на свое внимание. Конечная цель, конечно, заключается в том, чтобы продать потребителю что-нибудь, но продажа не обязательно должна происходить прямо здесь и прямо сейчас.

Хорошей иллюстрацией служат новостные сайты, которые стараются привлечь внимание читателя, чтобы показать ему рекламные блоки. Так же поступают и поисковые порталы, демонстрирующие рекламу за то, что они помогают пользователю находить нужные ответы онлайн.

Важно понимать, что ключевой ингредиент всей этой игры с вниманием — релевантность. Чем дольше потребитель видит релевантный контент, чем дольше он крутится вокруг, тем больше шансов чтонибудь ему продать. Буквально говоря, чем дольше пользователь остается на новостном сайте, тем выше шанс, что, в конце концов, он кликнет на рекламный блок. Так что вопрос заключается в том, как показать ему релевантный контент. Это сложная проблема, которая частично может быть разрешена с помощью систем рекомендаций [В оригинале recom mendation engines. К сожалению, русского аналога этого термина пока, насколько нам известно, не существует. Авторы под ним понимают системы, способные подобрать и предложить пользователю интересные для него товары. Хороший, но не идеальный (идеальных не существует) пример — recommendation engine от Amazon — где почти на каждой странице есть подробнейшие пользовательские отзывы, списки товаров, которые покупают те, кто купил товар, представленный на этой странице, ссылки на похожие товары, а также список товаров, которые, по мнению движка, могут заинтересовать этого конкретного покупателя, то есть вас.]. Однако в общем случае сайты не способны генерировать релевантный, персонализированный контент, пока они ничего не знают о пользователе. Для успешной персонализации сайты должны знать на какие еще сайты вы ходите, какие книжки читаете, какое предпочитаете вино, какая музыка играет у вас в наушниках и т. д. Чем больше информации, тем лучше.

Другой ключевой ингредиент экономики внимания — privacy. И здесь недостаточно защитить пользовательские данные. Важно сделать так, чтобы пользователь сам контролировал доступ к ним. Слухи о том, что в экономике внимания пользовательские данные бесхозны, а, стало быть, являются объектом куплипродажи, сильно преувеличены. На самом деле, все наоборот: пользователь выбирает желанные сервисы, предоставляя данные о себе. Для распространения этих идей и защиты потребителей Стив Гилмор (Steve Gillmor) и Сет Голдштейн (Seth Goldstein) основали AttentionTrust.

Attentiontrust

Такому грандиозному начинанию как экономика внимания нужен надежный фундамент. Участники рынка должны играть по правилам, определенным третьей, независимой, стороной. Основателям Attention Trust удалось создать простой, элегантный, хотя и довольно обобщенный набор принципов, диктующих правила игры, очертив основные права потребителей в экономике внимания.

• СОБСТВЕННОСТЬ. Ваше внимание принадлежитвам. Вы можете хранить данные о себе, где хотите. Вы сохраняете контроль.

• МОБИЛЬНОСТЬ. Вы можете безопасно для себя направлять свое внимание, куда угодно. У вас есть возможность переносить свое внимание.

• ЭКОНОМИКА. Вы можете уделять внимание, кому угодно, получая от этого пользу. Ваше внимание чего-то да стоит.

• ПРОЗРАЧНОСТЬ. Вы видите, как используется ваше внимание.

Эти принципы определяют правила для любой компании, которая хочет включиться в экономику внимания. К примеру, из этих правил следует, что сервисы обязаны предоставлять пользователям возможность экспорта пользовательских данных.

Другое следствие этих правил заключается в том, что пользователь должен иметь возможность в любой момент закрыть свой аккаунт и удалить из него всю информацию. Эти простые, на первый взгляд, правила гарантируют честность партнеров и не позволяют бизнесам монополизировать пользовательскую информацию.

Технологии внимания

Концепция и принципы экономики внимания выглядят привлекательно, но возникает вопрос, насколько все это осуществимо. Определенно, многое должно встать на свои места, чтобы такая большая штука наконец заработала. Важную роль в становлении рынка внимания играют технология и архитектура внимания. В идеале, технологического фундаментом экономики внимания является набор стандартов и протоколов, но, поскольку дело это довольно новое, никаких стандартов пока не существует.

Согласно приведенной справа диаграмме и имплицитное (перемещение пользователя по сайту), и эксплицитное (закладки) внимание фиксируются и сохраняются в базе данных. Пользователи контролируют как используется система «фиксации внимания». К примеру, в AttentionTrust написали адд-он для Firefox AttentionRecorder, который фиксирует перемещения по узлу и обеспечивает их защищенное хранение. Пользователь, меж тем, выбирает, где хранить данные. Стандартный протокол между ПО, записывающим внимание, и системой хранения данных гарантирует, что у пользователя есть такой выбор.

Пользовательские данные, которые хранятся в базе, могут быть доступны доверенным сервисам.

Эти сервисы, список которых предварительно одобрен пользователем, получают конкурентное преимущество, поскольку у них есть информации для последующей персонализации. К примеру, Netflix может выиграть, используя такие данные для уточнения кинорекомендаций. Newswine пригодятся пользовательские OPML для персонализации новостей, а Google нужны эти данные для приоритезации и фильтрации результатов поиска. С технической точки зрения, ключ к становлению рынка внимания в разделении фиксации внимания, хранения внимания и сервисов записи внимания.

Проблемы, ждущие решения

Несмотря на большое количество спорных вопросов и нерешенных проблем, от экономики внимания никуда не деться. Экономика веба и информационный взрыв приближают ее. Чтобы обеспечить «светлое будущее» экономики внимания мы должны понимать какие проблемы нужно решить и какие принципы и технологии должны быть заложены сегодня. Вот лишь часть важных вопросов, с которыми нужно разобраться:

• ХРАНИЛИЩА. Пользовательская информация должна быть освобождена из проприетарных закромов.

• КРУГЛЫЙ СТОЛ. Участники рынка должны создать круглый стол, чтобы компании могли обсуждать как технические, так и бизнес-аспекты экономики внимания (скажем, по образцу Java Community Process).

• ОБУЧЕНИЕ. Пользователи должны знать, насколько ценно их внимание, и основные принципы экономики внимания. Вместо того, чтобы игнорировать опасения в возможном нарушении privacy, лучше переубедить сомневающихся.

Эти проблемы не назовешь тривиальными, и для их решения требуется время. В частности, круглый стол критичен для быстрого создания стандартов и инфраструктуры внимания. Инициативы нескольких больших компаний уже на подходе, хотя формальных объявлений еще не было. А за ними строить сервисы внимания начнут и компании поменьше. Они пока не подключились, но сделают это, как только появятся соответствующие наборы стандартов.

Величина постоянная

Один из самых забавных особенностей информационной экономики заключается в том, что если ситуация может быть легко размножена, а информационные потоки растут день ото дня, то внимание — величина постоянная.

R. U. Sirius, 1994

Нечасто нам приходится давать столь объемные врезки, но авторы статьи «Краткое введение в экономику внимания» нисколько в этом не виноваты.

Просто для русского читателя это краткое введение оказывается слишком кратким, потому что он, как правило, не читал ни упомянутого «отца» экономики внимания Герберта Саймона (Herbert Simon), ни Майкла Голдхейбера (Michael Goldhaber), а словосочетание «экономика внимания» вызывает у него две устойчивые ассоциации: отчет Rambler’а о том, кого посчитал рамблеровский счетчик, и рассуждения владельцев сайтов на тему, как заставить посетителей читать новости, которые были позаимствованы (размножены) у других сайтов, чьи новости, в свою очередь, тоже были позаимствованы у других сайтов и так далее, почти до бесконечности.

Алекс Исколд тоже склонен рассматривать прежде всего практический аспект «экономики внимания», хотя его интересуют не столько конкретные решения, призванные решить сиюминутные проблемы, сколько общая организация информационного бизнеса с учетом того, что население растет, а счастья нет. Меж тем сам Майкл Голдхейбер, который зацепился двадцать лет назад за цитату из Саймона и выстроил на ее основе концепцию постинформационной экономики, вовсе не считает, что «экономика внимания» актуальна только для веба.

Экономика должна быть переломной

Саймон был первым, кто внятно выразил очевидную(после того, как она высказана) мысль: «в информационно богатом мире, изобилие информации означает дефицит чего-то другого, нехватку того, что поглощает информацию. Довольно очевидно, что информацию поглощает внимание. Переизбыток информации рождает нехватку внимания и необходимость более эффективного перераспределения внимания между многочисленными источниками информации». Однако экономические последствия такого перехода Саймона не интересовали — возможно, в 1971 году у него просто не было предпосылок для подобных выводов. Они появились только шестнадцать лет спустя, когда вышла статья Майкла Голдхейбера «Экономика внимания и Сеть». Голдхейбер предположил, что в ситуации, когда информации в избытке, а внимание потребителей, наоборот, ценится на вес золота, актуальными становятся иные, еще незнакомые нам экономические законы. Термин «информационная экономика» Голдхейбер отверг, потому что главным двигателем экономики является дефицит, а информации на рынке информации хватало уже в 1997 году.

«Нас приучили думать, что экономические законы незыблемы. Но это совершенно не так. Законы экономики выполняются только в конкретном месте в конкретное время». В качестве примера Голдхейбер приводил европейских феодалов, которые восприняли открытие Америки, как неплохую возможность расширить свои владения — из этой затеи, как мы знаем, ничего не вышло, поскольку феодализм в Новом Свете не прижился, уступив место капитализму. Внимание зачастую сильнее информации, поскольку информации слишком много. Внимание сильнее денег, поскольку вы почти никогда не можете купить внимание за деньги — по крайней мере, надолго. Внимание нередко сильнее власти, потому что власть это, как правило, информация и деньги, а внимание может принести своему счастливому обладателю и то и другое. Вы можете делиться вниманием, вы можете перенаправлять внимание, обращенное на вас, на кого-то еще, вы можете получать настоящее внимание, предлагая в обмен подделку (именно так и поступают кино— и телезвезды, умело использующие иллюзию «общения со зрителем»).

Во времена промышленного и информационного перепроизводства на арену вышел почти невозобновляемый и очень ценный ресурс.

Несмотря на громкое название, экономики в экономике внимания пока немного. Сам Голдхейбер по образованию физик, чей интерес к политологии и экономическим дисциплинам пробудился довольно поздно, после прочтения в 26 лет «Капитала» Маркса. Единственный пока серьезный труд по экономике внимания — книжка Ричарда Ланхэма «Экономика внимания: форма и содержание в эпоху информации» — переизбытком экономических формул тоже не страдает. Сам Голдхейбер, раскритиковавший книжку Ланхэма в пух и прах, в настоящее время занят написанием книги под названием «Весь мир — театр: появление экономики внимания, почему она наступает, в чем ее глубокие отличия от привычной рыночно-денежно-промышленной экономики и как это изменит нашу жизнь».

Заголовки у Голдхейбера на любителя, с экономической составляющей экономики внимания тоже все не очень хорошо, но еще в 1997 году Голдхейбер сделал ряд предсказаний, многие из которых уже подтвердились. Конечно, предсказать быстрый рост веб-аудитории в 1997 году мог, кто угодно, но справедливость выводов Голдхейбера мы можем оценить уже сегодня. Веб образца 2007 года заполнен людьми, которые жаждут внимания, и компаниями, готовыми это внимание приобрести, даже если не очень понятно, как его конвертировать в деньги (по Голдхейберу внимание дороже денег, а деньги вообще постепенно теряют актуальность, но мы до этого пока не доросли).

И в этой системе координат многие непонятные с обычной точки зрения сделки начинают обретать смысл. C одной стороны, Google купил убыточный сервис YouTube за совершенно несуразные деньги.

С другой — Google приобрел крупнейшую партию сфокусированного внимания, аналога которой на рынке внимания не было. Увеличенный капитал внимания привлек дополнительное внимание к Google, что, в конечном счете, вызвало дальнейший рост акций. eBay купил Skype? Применив тот же подход, получаем, что это была не ошибка, не истеричное желание хоть куда-нибудь потратить деньги, а, возможно, выгоднейшее из возможных вложений.

Что они о нас знают

Не так и мало. Прилежный пользователь сервисов Google совершенно добровольно делится с компанией информацией о себе: в базе данных хранятся и его поисковые запросы (google.com), и его письма [Речь, конечно, не идет о том, что Google — или любой поставщик бесплатной почты — читает чужие письма. Тем не менее в Gmail содержание переписки анализируется, как минимум, автоматическими скриптами, которые показывают контекстную рекламу] (gmail.com), и его документы (google docs), и его планы на будущее (google calendar). С помощью Google Checkout компания отслеживает, что приобретают ее пользователи, как часто и где. Благодаря Google Reader, узнает, какие темы им интересны.

Тем же, хоть пока и с меньшим размахом, занимаются Yahoo и Microsoft. В России подробные пользовательские профили легко могут составить «Яндекс» и Mail.ru, благо и у того, и у другого хватает разноплановых сервисов. Ни одна из компаний, включая Google, не нашла пока по-настоящему эффективное применение этим данным. Ни одна из компаний не говорит явно, что эти данные, по сути, принадлежат пользователю [Собственно, принадлежит ли они пользователю — этоспорный вопрос] (хотя возможность отказаться от «записи внимания» или удалить свой профайл во многих сервисах предусмотрена, удалить уже сделанные записи пользователь не может, продать их другой компании — тоже). ВГ

ГОСТИНАЯ: Уже известна лучшая платформа для будущего «цифрового мира»

Автор: Левон Амдилян

В последнее время, беседуя со своими знакомыми (а зачастую они еще и коллеги по компьютерному рынку), я обнаружил, что многие из нас стали, не побоюсь этого слова, счастливыми обладателями последних моделей компьютеров компании Apple (в основном ноутбуков линии MacBook Pro). Наверное, у каждого была на это своя причина. Но в то же время очевидно, что для подобного решения имеется и более серьезное, объективное обоснование, я бы назвал его технологически-социальным.

Конечно, линия компьютеров Apple была мне знакома и раньше. Более того, уже среди первых компьютеров, которые попали в Международный компьютерный клуб (МКК) после его создания в 1988 году, были «эпплы» — а именно Macintosh IIci. И уже тогда они поражали качеством звука, графики и возможностями операционной системы.

В настоящее время происходит, по моему глубокому убеждению, «перенастройка» рынка информационных технологий, последствия которой мы будем ощущать в последующие 10—15 лет. Практически все главные бизнес-процессы и потребности человеческой жизнедеятельности «оцифрованы», и уже можно говорить о системе цифровых механизмов включения человека в современную социальную жизнь.

Каковы же элементы этой новой системы?

Создана (или находится в стадии завершения) так называемая «непрерывная вычислительная среда»: уже существует технологическая основа для постоянного отслеживания положения человека (со всеми его потребностями, предпочтениями, перемещениями и т. п.) в оцифрованном мире. В непрерывной вычислительной среде никогда не прерывается возможность осуществления доступа к различным информационным ресурсам, услугам. Для каждого индивидуума переход от одного «телекоммуникационного облака» к другому происходит незаметно, бесшовно (seamless).

Разработаны многочисленные интерфейсные устройства, помогающие людям интегрироваться в «цифровой мир», взаимодействовать с ним. Эти устройства становятся все более мобильными, многофункциональными, мощными и… все более похожими друг на друга. Да, я не ошибся. Давайте возьмем устройства, которыми я активно пользуюсь в повседневной жизни, в том числе и командировках (например, навигатор TomTom 910, iPod Video, смартфон Treo 680, навигатор Garmin 60CS). Их главные модули — навигация, хранение и воспроизведение видео— и аудиофайлов, доступ в Интернет, хранение фотографий, календарь, контакты, телефонные звонки и т. д. — «пересекаются» процентов на семьдесят. Недалеко то время, когда этот показатель приблизится к 90% и выше (что обеспечит «наиболее ожидаемое» устройство этого года — анонсированный компанией Apple iPhone).

Очевидно, что в таких условиях конкурентное преимущество получает та компания, которая обеспечит возможность безболезненно интегрировать, объединить все вычислительные устройства и платформы, используемые «средним» жителем нашей планеты. Почему я думаю, что это лучше всех делает компания Apple? Вот главные факторы:

• Очень простая, но в то же время мощная, быстрая, дружелюбная операционная система (сейчас это Mac OS X Tiger, в ближайшее время появится еще более «убийственный» Leopard, продолжая кошачью традицию имен). Поражает скорость, с которой она загружается, — сравните 10—20 секунд с минутами от MS Windows). Аппаратные устройства Apple работают в точности так, как обещано (я не преувеличиваю свои технические способности, но мне ни разу за много лет не удалось подключить ни одного устройства по соединению Bluetooth к моему «писишному» ноутбуку, в то время как с MacBook Pro у меня не было проблем).

• Наличие очень удачных «субпродуктов» в виде iPod, iTunes, iWeb, готовящегося к выходу на рынок iPhone.

• Своевременный переход к аппаратной платформе Intel позволил сделать более комфортным для пользователя «движение в сторону Мака». Благодаря виртуальной машине, создаваемой программным продуктом Parallels Desktop for Mac от компании Parallels Software (кстати, это российская компания), на новых Маках устанавливается операционная система Windows. Причем для переключения между двумя операционными системами вам не нужно перезагружать компьютер — это происходит нажатием всего лишь двух клавиш. Таким образом, вы сможете сохранить ценности и привычки «планеты Microsoft».

Конечно, Microsoft еще долго будет доминировать как платформа (в США Apple занимает не более 5—6% рынка; во всем мире эта цифра еще ниже — 2—3%). Не все программные продукты имеют версии для Макa. Плюс сила инерции… Но добавьте сюда все увеличивающееся количество веб-сервисов, многие из которых не зависят от установленной у вас операционной системы и бесплатны (включая текстовые процессоры и электронные таблицы — например, от компании Google), и становится очевидным, что не совсем беспочвенны заявления многих экспертов, что Vista скорее всего станет лебединой песней Microsoft.

Об авторе

Левон Амдилян — президент Международного компьютерного клуба.

НАУКА: «Криптуха, сэр!..» Кто тут еще неизвестен науке?

Автор: Кирилл Еськов

«Хочется чего-нибудь эдакого…» — при том, что помянутые классиком как рядоположные «севрюжина с хреном» и «конституция» совершенно уже неактуальны: первая без ограничений продается в соседнем «Рамсторе», а вторая выложена в открытый доступ, но так никем и не читана, ибо — многа букв… Можно на этом месте порекомендовать для застольных бесед апробированный набор тем о загадках природы: НЛО с Тунгусским метеоритом, остров Пасхи с пустыней Наска, снежный человек с лох-несским чудовищем, — загадках, ответ на которые злонамеренно скрывается от рядовых налогоплательщиков Официальной Наукой™. На некстати случившегося же за тем столом профессионального археолога, который поведает — в простоте своей — о том, что никаких мрачных тайн в тех рисунках из Наска не содержится, ибо это всего лишь замечательный астрономический календарь, посмотрят с нескрываемым отвращением: испортил песню, гад!

Криптозоология определяется Википедией как лженаука: «Это связано с тем, что криптозоологией часто занимаются люди без биологического образования, а также тем, что ни одна находка криптозоологов, о которых они сообщали в СМИ, не получила подтверждения». Однако при заходе на сайт Cryptozoology.ru у нормального биолога (вроде меня) возникает желание всего лишь «отделить мух от котлет». Здесь интернет-опрос «Как снежные люди связаны с НЛО?» (sic!) мирно соседствует с отчетом о недавней зоологической экспедиции на Борнео, открывшей очередные новые для науки виды мышей-и-лягушек… Тут, кстати, приходит на память и романтическая (хотя и совершенно реальная) история мисс Латимер, чье имя увековечено в названии открытой ею кистеперой рыбы, и с детства любимый профессор Челленджер со товарищи — ну да, Как будто не все пересчитаны звезды,// Как будто бы мир не открыт до конца!

…Ладно: с мышами-лягушками, равно как с не так давно открытыми «живыми ископаемыми» — моллюсками-моноплакофорами и рачками-цефалокаридами (зоологические сенсации, вовсе не замеченные широкой публикой) все ясно. А вот как там насчет существ более корпулентных, и в силу этого более близких сердцу той публики — лох-несского чудовища, гигантского кальмара, реликтового гоминоида (помните: плезиозавр Лизавета, спрут Спиридон и снежный человек Федя из Колонии необъяснимых явлений при НИИЧАВО)? Если, понятное дело, исходить из того, что все это — нормальные зоологические объекты, по разным причинам не попавшие пока в руки ученых, а не нечто потустороннее?

Так вот, ученый — памятуя о пренцендентах с явленными нам вживе латимерией и метасеквойей — для начала отделит тех, чье существование в принципе допустимо (хотя и не доказано) от тех, кого можно считать мифом с полной на то уверенностью. Вот, к примеру, ящер-плезиозавр (или типа того), обитающий в шотландском озере Лох-Несс — на радость тамошней индустрии туризма… Ну, начать с того, что «мрачное и пустынное горное озеро Лох-Несс» на самом деле с 1825 года является частью пересекающего Шотландию с востока на запад Каледонского канала, интенсивность судоходства по которому не в пример выше, чем, скажем, на трассе Волго-Балта, и это не говоря уж о том, что в последние десятилетия тамошние места стали культовыми для туристов — как тут спрячешься? Еще хуже для «криптозоологов» то, что Лох-Несс, вместе со всей Шотландией, совсем еще недавно был сплошь покрыт ледниковым щитом — условия, явно не самые подходящие для выживания реликтовой рептилии…

Это, однако, косвенные доводы; самый же убийственный аргумент против существования «нео-плезиозавра» следует из экологии. На озере, разумеется, постоянно работают гидробиологи; я тут имею в виду не энтузиастов, безуспешно обшаривающих сонарами озерные глубины, а профессионалов, ведущих рутинную работу по изучению местной экосистемы: пробы воды и грунта, количественные учеты фитопланктонных водорослей и зоопланктонных рачков, etc. Так вот, структура пищевой пирамиды Лох-Несса ни на йоту не отличается от таковой соседних олиготрофных озер, и тамошняя экосистема просто-напросто неспособна прокормить хищника более крупного, чем лосось (а по части такого рода энергетических расчетов экология давно уже стала вполне точной наукой). Соответственно, никакой иной «Несси», кроме той, что рисуют по всей Шотландии на стикерах и майках (а также на эмблеме лох-несской биостанции Друмнадрахит — где, собственно, и ведутся эти экологические исследования), нет и не было. Ну, если, конечно, не брать в рассмотрение гипотезы о том, что Несси питается «святым духом», либо — подобно чудо-гусыне из фантастического рассказика Азимова — являет собою живой ядерный реактор (работающий, по доброй британской традиции, на полонии-210)…

Или вот сообщения о том, что в дебрях Сибири нет-нет, да и покажется недовымерший мамонт. Мамонт — это все-таки не исчезнувшие с лица Земли за десятки миллионов лет до появления человека динозавры; на этих еще каких-то 10 тысяч лет назад охотились наши не шибко озабоченные природоохраными идеями предки, так что — пуркуа бы и не па?.. Увы, с симпатичным мохнатым слоном, столь любимым зрителями мультфильма «Мамонтенок ищет маму», тоже ничего не выйдет — и, в общем-то, по той же самой причине: никак тому слону не прокормиться в нынешней Сибири.

Тут объяснения придется начать издалека. Когда в учебниках и научно-популярных книгах пишут, что «самой продуктивной на Земле экосистемой является дождевой тропический лес» это, конечно, верно: суммарная масса живых организмов (представляющая собою, в конечном счете, ассимилированную экосистемой при фотосинтезе солнечную энергию), приходящаяся на единицу площади тропического леса, колоссальна — деревья-то вон какие, и вон их сколько! Однако есть экосистемы, оборот вещества и энергии в которых оптимизирован по-иному: суммарная биомасса растений там относительно невелика, однако темпы ее прироста и обновления очень высоки (аналогия из области экономики: важен не столько размер капитала, сколько скорость его оборота). И вот по этому параметру вне конкуренции «травяные биомы» — степи и саванны, в которых основу растительного покрова составляют не деревья, а злаки.

Злаки с их стеблем-соломиной обладают, в отличие от большинства трав, не верхушечным, а вставочным ростом: если отъесть у них верхушку, они начинают лишь быстрее расти. В некотором смысле травяной биом подобен волшебному горшочку из сказки Братьев Грим — чем больше ту кашу ешь, тем больше ее становится. Именно поэтому в степях растительноядные животные (копытные, грызуны, саранчовые) могут без вредных для экосистемы последствий одномоментно изымать до 60% растительной биомассы — цифра, совершенно немыслимая для лесных сообществ, вроде нашей тайги или того же тропического леса. Вот и выходит, что фотосинтезирующей биомассы в степной экосистеме в каждый отдельный момент вроде бы и немного (по сравнению с лесами), но за счет высокой скорости ее прироста можно прокормить гораздо больше (чем в лесах же) копытных и хищников — вспомните знакомые всем нам по телепередачам «В мире животных» картины африканских саванн или неисчислимые стада бизонов в распаханных ныне прериях…

Так вот, одним из таких высокопродуктивных травяных биомов во времена Великого Оледенения были холодные сухие степи, окружавшие ледниковый щит. Этот исчезнувший ныне ландшафт получил название «тундростепь». Термин возник оттого, что тамошняя фауна (ее так и называют — «мамонтовая фауна») представляла собой странную смесь: часть ее сохранилась в современной тундре (северный олень, овцебык), часть — в современной степи (сайгак, бизон), а часть (мамонт, шерстистый носорог, пещерный лев, саблезубый тигр) была характерна лишь для этой экосистемы и исчезла вместе с ней.

Древние тундростепи очень похожи по структуре растительного покрова на так называемые реликтовые степи Восточной Сибири и Аляски, существующие ныне в виде небольших пятачков на сухих южных склонах тамошних гор. В эпоху оледенения, когда колоссальные количества воды оказались заморожены в ледниковом щите (создававшем к тому же устойчивый антициклон, что дополнительно иссушает климат), эти сухие степеподобные ландшафты распространились на огромные площади. При наступившем же 10—12 тысяч лет назад потеплении, когда ледниковый щит растаял, отступив до примерно нынешних его границ, климат стал гораздо более влажным. Место тундростепей заняли тундра современного типа и северная тайга, где основу растительного покрова составляют не злаки, а мхи, которые практически несъедобны для большинства животных; изолированные пятнышки горных «реликтовых степей» просто неспособны прокормить популяции копытных и хищников, составлявших «мамонтовую фауну». Кстати, дольше всего мамонт прожил на арктическом острове Врангеля (открытый недавно карликовый островной подвид — очаровательное существо высотою около полутора метров — вымер всего 5 тысяч лет назад, против 10 тысяч лет на континенте), а там и поныне относительно широко распространены те самые реликтовые степи.

Итак, существование мамонта в нынешние времена совершенно невозможно: исчезла сама экосистема, в которую тот был встроен. И даже если в будущем мамонта сумеют воссоздать «в пробирке» генно-инженерными методами (благо замороженных в вечной мерзлоте тканей этого существа предостаточно), жить в природе ему будет все равно негде. Ну, по крайней мере пока не закончится межледниковье, в которое мы живем, и не начнется следующее по счету оледенение…