Любовь, страсть, ненависть

Дидье думал о том, что со времени их первой встречи в той мрачной старой гардеробной Джулиан многого достиг, необычайно многого. Дидье всегда интуитивно очень точно угадывал, кто может стать звездой, а кто нет. У Джулиана эти качества были выражены ярче всех. С годами талант его отшлифовался, и теперь никто уже не посмел бы усомниться в нем.

За годы работы с кинокомпанией Дидье он полностью выполнил все обязательства, предусмотренные контрактом. Он стал самой яркой звездой английского кино, ему не смогла помешать даже стерва-жена, которая, по мнению Дидье, всегда стояла у Джулиана на пути. Фиби с ее стремлением в высшее общество, с тщетными потугами стать хоть чуть-чуть аристократкой, куча проклятых кошек – все это ухудшало имидж Джулиана. Слава Богу, благодаря Инес Фиби осталась в прошлом. Влюбленные с нетерпением ждали официального постановления, которое должно было вскоре вступить в силу. Тогда последнее препятствие исчезнет, они будут свободны и смогут пожениться.

* * *

Инес наблюдала за людьми в огромной гостиной Спироса и поражалась: многих она видела в кино еще в детстве. Все женщины были прекрасны, холеные и ухоженные, как молодые лошади перед скачками. У всех была нежная загорелая кожа, гладкие тела, даже пожилые жены продюсеров, которые были затянуты в корсеты, производили прекрасное впечатление. Казалось, ни у кого здесь просто не может быть седых волос.

Вокруг было море декольте. Грудь этих женщин ходуном ходила, едва не выпрыгивая из новых, чрезвычайно смелых корсетов под названием «Веселая вдова», соблазнительно перекатываясь под сатином, шифоном и парчой платьев самых знаменитых женщин Голливуда. А их украшения! Такие вещи Инес видела только в Тауэре, на королеве Англии.

Пока Инес восхищалась женщинами, все общество пыталось рассмотреть женщину, ради которой, как говорили, Джулиан бросил все. Несмотря на все попытки Дидье и Джулиана сохранить в тайне условия его развода, все мельчайшие подробности вскоре стали достоянием мира кино. В этом маленьком, тесном кругу секретов практически не было, поэтому каждый на этом вечере знал подробности развода Джулиана.

Женщины вынуждены были признать, что Инес очень красива. Строгое прямое платье из шелка цвета шампанского, нитка жемчуга на шее, длинные темно-каштановые волосы, свободно ниспадающие на плечи, изящная стройная фигура, нежное лицо почти без косметики – все это резко контрастировало с яркой внешностью американок. Темно-красная помада и черный карандаш вокруг глаз – вот и весь ее макияж.

– От нее просто веет Францией, – сказала одна полногрудая восходящая звезда другой, когда они подправляли грим в отделанной зеленым мрамором великолепной дамской комнате.

– Да, чувствуется высший класс во всем, – ответила вторая, подкрашивая пухлые губы светло-розовой помадой.

– Бьюсь об заклад, что она принадлежит к самому высшему обществу, – вздохнула первая старлетка, засунув руку в декольте и подняв грудь так высоко, что могла бы спокойно уложить на нее подбородок.

– Да… аристократка, ничего не скажешь. Ей, небось, не надо было так вкалывать, как нам с тобой, чтобы пробиться.

– Да, – ответила ее подруга, выливая огромное количество «Soir de Paris» в глубокий вырез платья, – ей действительно очень повезло. Держу пари, ей все досталось чересчур легко. Как манна небесная…

– О, Джулиан уже здесь, – сказала Шерли Франкович, увидев английского актера. – Черт, он шикарно выглядит, правда, Ирвинг? Неудивительно, что они называют его самым красивым мужчиной в мире.

Ее муж, мрачный мужчина лет шестидесяти, кивнул головой. В самом начале своей карьеры он написал несколько книг, которые были настоящими шедеврами, в литературных кругах его считали наследником Хемингуэя. Однако после знакомства с Шерли Горович его честолюбие оказалось подавленным, а литературный стиль был окончательно испорчен ее вмешательством.

Не обращая внимания на замыслы романов и новелл, которые рождались в его душе и которые издатели чуть ли не на коленях умоляли его написать, он взял на себя роль ее наставника. Она так его окрутила, что мысль помочь ее писательской карьере стала для него навязчивой идеей, в то время как его собственная литературная карьера осталась за бортом.

В 1946 году опубликовали первую книгу Шерли. Это был роман, в большой степени обязанный своим успехом огромному литературному таланту Ирвинга и в гораздо меньшей ее неуемному сексуальному воображению. «Валентина» была историей о прекрасной французской куртизанке восемнадцатого века. Этот роман стал мировым бестселлером. Вскоре Шерли пригласили в Голливуд, предлагая написать сценарий для фильма. Шерли всегда мечтала о карьере в Голливуде. И разве мог Ирвинг с этим спорить?

Они взяли в Нью-Йорке билеты до Западного побережья и прибыли в сад Аллаха, как иногда называли Голливуд. Шесть месяцев они кутили с голливудскими знаменитостями в перерывах между серьезной работой. Результатом их труда стал фильм «Валентина» – очень плохой, но имевший успех, и более удачный фильм Ирвинга «Проклятое молчание». Оба фильма пользовались успехом у публики и дали огромный доход.

После двух фильмов, сделанных на Бродвее и в Лондоне о выдающихся политических деятелях, к Ирвингу пришел по-настоящему большой успех. Шерли в это время писала книгу «Валентина и Король» о дальнейших приключениях ее похотливой героини. Этот роман стал еще популярней, чем первый.

Благодаря непристойным описанием и умелым сценариям Ирвинга чета Франковичей заслужила репутацию людей, знающих свое дело, особенно когда речь шла об исторических мелодрамах. Кто же лучше них смог бы написать сценарий к фильму «Легенда Кортеса», который должен был стать величайшей исторической киноэпопеей со времен «Десяти заповедей»?

Шерли облизнула губы, предчувствуя встречу с героем своего фильма. Говорят, Джулиан падок на женщин, а Шерли это нравилось в мужчинах. Она никогда не была особенно хороша собой, а теперь превратилась в одутловатую, дряблую старую бабу. Шерли высоко ценила мужскую красоту, понимая, что ее фантазии вряд ли когда-либо станут реальностью. Но ведь может же она хоть помечтать? Мечты Шерли выплескивались на страницы ее романов.

На приеме было столько гостей, что познакомить Джулиана и Инес со всеми было просто невозможно.

Были приглашены знаменитые актеры; режиссеры, продюсеры и директора киностудий, пришли молодые восходящие звезды, работающие по сезонным контрактам. К девяти вечера в трех комнатах для приема гостей стало так душно и тесно, что Олимпия Макополис пригласила всех к столу.

Пятьдесят столов, каждый на десять человек, были накрыты кружевными белыми скатертями. Они стояли под огромным тентом в бело-красную полоску в глубине сада. Стены были обвиты плющом и желто-зелеными цветами с красными листьями. На потолке мигали сотни крошечных лампочек, освещая десять тысяч красных роз в серебряных плетеных корзинах. В центре висела большая люстра из горного хрусталя, около пяти футов в диаметре. Она ярко сияла, отбрасывая неровные блики на лица гостей.

Спирос был известен своими великолепными банкетами, но этот превзошел все ожидания.

Стоящий в буфетной стол, покрытый алым шелком и разукрашенный ленточками, ломился от яств. Здесь были большие хрустальные вазы с черной икрой, серебряные подносы с омарами, крабами и раками, свинина со свежими трюфелями, вяленая осетрина, доставленная прямо из Шотландии, перепелиные яйца и бесчисленное множество салатов. В другом конце зала двадцать музыкантов в красных смокингах играли популярные мелодии. Около сотни официантов и официанток, одетых феями и эльфами, выполняли заказы гостей по индивидуальным меню, которые лежали у прибора каждого гостя. Деньги в доме Макополиса не играли никакой роли: в конце концов, платила за все студия, а она в этом году получила немалую прибыль.

Инес сидела между Спиросом и сияющей Кэри Грант. Напротив нее, через стол, сидел Джулиан. Слева от него сидела Олимпия Макополис. К огромному облегчению, справа от него посадили жизнерадостную Розалинду Рассел, которая развлекала Джулиана веселыми и смешными анекдотами.

В центре каждого стола стоял гигантский рог изобилия с рождественскими подарками: крошечные коробочки с миниатюрными Санта-Клаусами, попрыгунчиками, куколками Реггеди Энн, разными феями, эльфами и леденцами. Все это было рассыпано в элегантном, но продуманном беспорядке прямо по скатерти. Напротив каждого из гостей лежал подарок, завернутый в нежно-голубую бумагу и перевязанный серебряной ленточкой с веточкой падуба. Сверху была приклеена фотография Спироса Макополиса, миссис Макополис и их пятерых скромно улыбающихся детей.

– Голливуд, дорогая, – сказал Джулиан Инес через стол и подмигнул, пока она открывала свой подарок. – Воспринимай его таким, как он есть.

Инес пила вкусное вино и улыбалась в глубине души. Джулиан прав. Это был тот самый Голливуд, к которому с таким благоговением относились кинозрители и о котором так много писали журналы, таинственный мир, который привлекал всякого, кто был связан с миром кино. Ей придется полюбить его, закрыть глаза на ужасную вульгарность, с которой она столкнулась сегодня вечером на банкете. Но она знала, что сможет полюбить все что угодно, если рядом с ней будет Джулиан. Главное стать миссис Брукс. Долго ли еще ей ждать? О Боже, сколько еще ей ждать окончательного решения о разводе, которое развяжет им руки?

В это время другой новичок Голливуда, сидя за столом для менее почетных гостей, смотрел на море человеческих лиц с нескрываемым восхищением. Умберто Скрофо провел рукой по шраму, на который давил тугой воротник рубашки. Как всегда, когда он волновался или чувствовал себя неловко, шрам начинал чесаться и гореть. Он изо всех сил пытался подавить дикое желание разорвать воротник и почесаться. Сегодня вечером он должен вести себя как настоящий джентльмен, хотя ему неуютно среди этих людей. Он чувствовал себя деревенским олухом, когда его представляли Грейс Келли, Мерилин Монро и другим звездам. Его переполняли чувства, и он с трудом подбирал слова в разговоре, чувствуя, что превращается в «лишнюю фигуру». Он злился на Рамону Арман, которая как будто избегала его с того самого момента, как они приехали сюда. Она порхала от одной группы к другой, смеясь жеманным смехом и останавливаясь возле брата, чтобы изобразить нежную семейную сцепу. Было известно, что эта парочка не разлучалась, когда Дидье приезжал в Америку, и они даже получили кличку «венгерская мафия». Он со злостью отметил, что Дидье усадили на самое почетное место, рядом с Джулианом, а Рамона сидела за соседним столом, очень далеко от Умберто. Проклятая сучка.

Однажды я буду сидеть вместе с ними, за главным столом, думал Умберто, откусывая бутерброд с черной икрой. Когда эти киношники увидят мой последний шедевр, они будут восхищаться мной так же, как Джулианом Бруксом и его спутницей, хотя она даже не его жена.

Он еще раз мельком взглянул на профиль Инес, на ее темные волосы, свободно лежащие на плечах, на улыбку. В ней было что-то очень знакомое, такое, что болезненно отозвалось у него в мозгу. Он хотел бы рассмотреть ее поближе, но, к сожалению, они сидели в окружении Гарри Купера, Эррола Флинна и Кларка Гейбла, весело смеясь и рассказывая друг другу истории, которые красавцы-мужчины, кажется, всегда рассказывают друг другу, и он не мог к ним приблизиться.

Умберто перебросился несколькими фразами с сидящим напротив него Ирвингом Франковичем, который написал такой великолепный сценарий для «Потерянного города», а потом обратил внимание на сидевшую рядом с ним женщину, полную, похожую на чудовище в своем лиловом платье с блестками. Он явно пыталась выглядеть красивой и нарядной и наверняка приложила для этого немало усилий, но результат был просто ужасающий. Пудра какого-то непонятного оранжевого цвета забила поры на лице, седые волосы были завиты и уложены в старомодную прическу, да еще она залила их лаком. Но его опытный глаз ювелира сразу же оценил ее редкие украшения с бриллиантами и сапфирами необыкновенной красоты. Значит, она богата и с ней надо считаться. Да здесь, наверное, каждый что-то из себя представляет.

Ему надоела ее болтовня, к тому же он терпеть не мог уродливых женщин, но, когда Ирвинг Франкович заговорил с ней, Скрофо понял, что это его жена. Пока Ирвинг писал в Риме сценарий, Шерли жила в Нью-Йорке, поэтому Умберто никогда с ней не встречался. Теперь он понял, что это к лучшему. Шерли Франкович была той силой, которую можно было использовать в своих интересах. В этом городе она считалась прекрасной писательницей и знаменитой женщиной. Умберто решил, что ему стоит поддерживать с ней знакомство. Она могла помочь ему взобраться на вершину славы.

Шерли усиленно напивалась. Четыре бокала «Крага» перед обедом и три рюмки «Столичной» она опрокинула быстрее, чем моряк во время увольнения на берег. Она подозвала официанта, довольно мило выглядевшего в костюме эльфа, и велела наполнить бокал. К тому времени, когда Спирос начал приветственную речь, она была уже хороша. Ирвинг попытался остановить ее, но она грубо его оборвала. Она себя прекрасно чувствует, ей всегда нравилось напиваться до чертиков, это была ее стихия.

В юности Шерли так много не пила, но с возрастом это стало ее второй натурой. У нее были тяжелые воспоминания о годах, прожитых в Нью-Йорке, когда она была еще начинающей писательницей. Она пила каждую ночь и всегда в компании мужчин, ни один из которых ни разу даже не посмотрел на нее. Тогда Шерли была такой робкой и застенчивой, такой запуганной, что сознательно пряталась в тех романтических грезах, которые сама придумывала и потом излагала на бумаге. Протрезвев, она повсюду встречала отказ. Ей отказывали издатели и мужчины. Только ежедневная порция розового ликера, сухой мартини или коктейль с шампанским могли вселить в нее уверенность, что она хоть что-то значит. Иногда ей удавалось закончить вечер в постели кого-нибудь из своих собутыльников. Утром она всегда просыпалась с дикой головной болью. Мучило похмелье. Порой она обнаруживала, что лежит поперек кровати на скомканных белоснежных простынях где-то на верхнем этаже манхэттенского небоскреба, но чаще всего Шерли видела загаженный мухами потолок с осыпающейся штукатуркой в какой-нибудь захудалой квартирке среднего уровня. Объект ее ночного внимания, типичная скотина с пьяными глазами и прокуренными зубами, даже не смотрел на нее. Это было просто невыносимо.

Было бы большим преувеличением назвать Шерли даже симпатичной, но ей тоже хотелось получать удовольствие, быть любимой и соблазнять мужчин длинными стройными ногами и большой грудью. Иногда поздно вечером пьяные мужчины теряли чувство реальности и удовлетворяли свое желание с Шерли. Она прекрасно понимала, что ей никогда не сыграть ни главную, ни даже второстепенную роль в сердце своих так называемых любовников, но старалась не сильно горевать по этому поводу. Вместо этого, оказавшись на вечеринке, в клубе или баре, она старалась стать душой компании и центром всеобщего внимания. Она накачивала себя коктейлями, и ее юбка задиралась все выше, открывая подвязки и белые чулки, которыми она надеялась кого-нибудь соблазнить.

Случалось, что какой-нибудь парень оставался с ней неделю или даже месяц, но никогда дольше. Красивых ног, пышной груди и непристойного юмора было мало, чтобы пользоваться постоянным вниманием.

К тому времени, как Шерли Горович встретилась с Ирвингом Франковичем, она была толстой тридцатипятилетней женщиной, озлобленной на жизнь, которая обошла ее стороной. Ирвинг, скромный и непривлекательный, но очень талантливый писатель из Хобокена, безумно в нее влюбился. Шерли казалась ему самой остроумной, самой веселой и самой сексуальной женщиной в мире. Опыт его общения с женщинами был очень мал, в основном из-за скромности и непривлекательной внешности, но Шерли это совсем не волновало. Наконец-то она подцепила мужика.

Их родители в Бруклине и Хобокене с облегчением вздохнули, когда дети поженились. На типично еврейской свадьбе гостей кормили вяленым лососем и осетриной, вареной и жареной картошкой, пирогами и поили дорогим красным вином и французским шампанским. Шерли напилась в стельку. Когда Ирвинг кончил говорить свадебный тост, она встала, поправила криво сидящую на волосах фату, все время цепляясь за украшавший ее флердоранж, и, нарочито растягивая слова, обратилась к собравшимся:

– Вы все, наверное, думаете, что Ирвинг выглядит не очень-то классно, но зато он теперь принадлежит только мне! Так что руки прочь, девочки, здесь я командую.

Некоторые ее подружки захихикали, а старые Франковичи неодобрительно заворчали. Мать Шерли предупреждающе подняла брови. Но невеста, сделав несколько больших глотков шампанского, уже не могла остановиться. Казалось, что ее массивная грудь, сжатая тесным бюстгальтером, вот-вот выпадет из платья. Она несколько раз громко икнула и сказала:

– Да, я знаю, что у него тело, как у сморщенного карлика, но в постели он настоящий зверь… такой знойный мужчина.

Молодые представители обеих семей громко расхохотались, а родители, дядюшки, тетушки, пожилые кузены и кузины сидели молча, с явным неодобрением на лицах. Ирвинг смущенно потупился, его обычно болезненно бледное лицо залила яркая краска стыда. Держа мужа за руку и чувствуя поддержку смеющихся гостей, Шерли уже не могла остановиться. Ее понесло. Схватив бокал Ирвинга, она одним глотком опрокинула его и взвизгнула.

– Вы все тут, наверное, думаете, что у него лицо, как у большого кролика с длинными ушами, которого можно подергать за смешной красный нос… но я вам скажу, ребята, – ее голос перешел в таинственный шепот, – я им просто восхищаюсь, потому что он и трахается, как этот кролик!

Шерли завизжала от восторга и выпила еще один бокал вина. Все, кроме родителей Ирвинга, покатывались от хохота. Новобрачная чувствовала, как на нее накатываются волны их любви. Эти хохочущие лица смотрели на нее с восхищением. Она упивалась этим чувством. Не обращая внимания на дурацкое положение, в которое по ее милости попал Ирвинг, игнорируя разъяренные взгляды его родителей, Шерли выложила изнемогающим гостям последнюю пикантную деталь:

– Скажу вам по секрету… – Она оперлась руками о стол и зашептала таким тихим голосом, что многим гостям пришлось, наклониться вперед или встать, чтобы расслышать каждое ее слово. – Между нами, девочками, говоря, он самая разрушительная сексуальная машина, какую я когда-либо видела, а я, поверьте мне, немало повидала мужиков… Он может работать всю ночь и все утро, и, хотя его маленькому попрыгунчику не хватает нескольких дюймов, чтобы подробно все исследовать там, он с лихвой компенсирует недостаток длины напористостью и энергией… О, он может пыхтеть всю ночь напролет, а потом и весь день…

Она совершенно покорила аудиторию. Шерли еще никогда не было так хорошо. Не обращая внимания на неодобрительно насупившихся тетушек, призванных наблюдать за юными членами семей на этой свадьбе, прямо на виду у гогочущих официантов (некоторые прибежали из других залов, чтобы послушать ее), Шерли повернулась к своему раскрасневшемуся, сконфуженному супругу и жадно поцеловала его взасос.

– Этот маленький поц самый великий сексуальный инструмент в моей жизни, а я их повидала черт знает сколько!

Весь зал разразился аплодисментами, за исключением отца Ирвинга, который обмахивал платком находившуюся в глубоком шоке жену. Они не могли понять, почему их единственный драгоценный сын выбрал себе в жены эту пьяную вульгарную проститутку. В конце стола хохотали племянницы и племянники, которые, даже не понимая, что сказала тетушка Шерли, по реакции взрослых видели, что это было что-то очень и очень смешное.

Вечером, когда они остались одни в шикарном люксе, где начался их медовый месяц, Ирвинг дал волю своему гневу и начал супружескую жизнь с ссоры.

– Ты вела себя как дешевая шлюха, Шерли, – выговаривал он ей. Его лицо было спокойным, единственным признаком ярости и стыда была пульсирующая жилка на шее. – Хуже, чем бездомная бродяжка. Я знаю, что это не твой настоящий облик, и поэтому прощаю тебя, но я прошу тебя только об одном, ты должна бросить пить. Это тебе не к лицу, Шерли, это недостойно женщины.

– Почему это я должна? – фыркнула Шерли, сбросив на пол украшенную цветами фату и с облегчением освобождаясь от тесных туфель, которые весь вечер жали ей ноги. Ирвинг портил ей все удовольствие. Он заставлял ее спускаться с небес выдуманного блаженства на землю. Зачем ему надо разрушать ее мир иллюзий именно теперь, когда все ее так любят?

– Это унизительно, – мягко сказал он. – Ты по-дурацки выглядишь, Шерли.

– По-дурацки, не по-дурацки, черт возьми, кого это волнует? Они меня просто обожали… все эти люди, наши родственники, друзья и даже папочка с мамочкой. Они обо мне никогда раньше плохо не отзывались, у них даже головы от смеха тряслись, ты видел, Ирвинг? Видел?

– Да, я видел, Шерли, – терпеливо сказал Ирвинг, видя, что она понемногу успокаивается и приходит в себя, видимо, алкоголь постепенно прекращал действовать. – Я действительно видел, как они смеялись, но они смеялись над тобой, а не вместе с тобой, дорогая. Есть все-таки какая-то разница, ты не находишь, Шерли?

– Нет, не нахожу. Я прекрасно провела время, а ты портишь мне настроение, Ирв.

С глазами, полными слез, Шерли бросилась в ванную и хлопнула дверью. Ирвинг услышал, как ее вывернуло, и пожал плечами. Он был терпеливым человеком и любил эту женщину, свою новую жену, понимая причину ее страха и сомнений. Но воинственность, в которую она впадала в пьяном состоянии, пугала его. Он уже думал о том, что хорошо бы ей было бросить пить, но был уверен, что после свадьбы он сможет справиться с этой проблемой.

Когда Спирос начал речь, Ирвинг взглянул на Шерли. Никаких сомнений, она снова нажралась. Судя по тому, как она смотрела на окружающих, он понимал, что она вот-вот взорвется. Он уже мысленно пристегнул ремень безопасности – сейчас начнутся «ухабы» – и вздохнул.

После обеда Спирос представил Джулиана, который встал и скромным поклоном поприветствовал аплодирующих ему гостей. О, в Голливуде очень любили настоящих драматических актеров из Англии. Самые популярные актеры кино всегда проигрывали тем, кто играл классические роли в театре. У киноактеров есть слава, красота и богатство, но многие звезды сомневаются в своих театральных способностях, завидуя Джулиану и его безупречной театральной репутации.

Многим понравилось то, как решительно он обошелся с Фиби. Немногие смогли бы отказаться пожизненно от части своих доходов, дома и всего имущества из-за любви к женщине. Об Инес ходили самые невероятные предположения и слухи, большинство из которых рассеялось, как только голливудская элита выставила ей высший балл. Она была красива, прекрасно одета, безупречно воспитана – ее приняли бы в любом обществе. Это была женщина экстра-класса. Все находили ее очаровательной, остроумной и воспитанной. Придраться было не к чему.

Джулиан встал и обратился к присутствующим. Гости были в восторге от его мелодичного баритона и забавных шуток. Многие смехом выражали свое одобрение. Инес молча смотрела на него, упиваясь бархатным голосом и красотой.

Шерли обвела зал раздраженным взглядом. Все взоры, казалось, были прикованы к Джулиану и сидевшей рядом с ним женщине. На нее никто не смотрел. Это почему же? Она тоже была звездой! Звездой-писательницей, звездой-новеллисткой. Это она написала сценарий, который привел Джулиана в Америку. Это она поддерживала на плаву «Коламбиа пикчерз» в трудное для компании послевоенное время, когда публика сама не знала, что бы она хотела видеть на экране. Но все они любили фильмы, снятые по ее сценариям, разве не так? Особенно серии «Валентины». Если бы не было сценаристов, то не было бы и Голливуда. Но, судя по всему, никто здесь не мог по достоинству оценить, какую важную роль они играют в создании фильмов… никто.

– Да, ему повезло, что у него такая женщина, – с восхищением сказал Ирвинг.

– Ну и что в ней такого выдающегося? – заикаясь от возмущения, спросила Шерли. Вид у нее был воинственный. – По мне так она похожа на мороженую рыбу.

Ирвинг не обратил на ее слова внимания, потому что в этот момент Джулиан отпустил еще какую-то шутку и гости весело рассмеялись.

Да пропадите вы все пропадом! Неожиданно Шерли в ярости поняла, что она сидит даже не в начале этого стола. Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Какие свиньи! Так, значит, ее посадили с Занеком и Орсоном Уэллсом! И хотя они оба были известными личностями в кино, она восприняла это как персональное оскорбление. Она столько вкалывала на Спироса, и вот как он ее отблагодарил! В ней боролись два существа: каждое выдвигало яростные аргументы, доказывая свою правоту. Хорошая девочка Шерли отчитывала плохую маленькую Шерли, но плохая, кажется, побеждала. Шерли чувствовала, что теряет контроль над собой. Голова была как будто набита ватой, рот пересох. Она быстро опрокинула еще один бокал шампанского и обвела зал вызывающим взглядом.

Ирвинг глаз не сводит с Джулиана… или это он пялится на его французскую шлюху? Шерли попыталась определить, кто же так заворожил мужа. Да, ты была права, торжествующе сказала «плохая» Шерли. Он таращится на эту самодовольную француженку, у которой такой вид, как будто у нее во рту никак не растает кусок масла. Ирвинг должен смотреть только на нее, да, только на нее!!! Он все-таки се муж, черт бы его побрал! Если он ее любит, то должен обращать внимание только на нее.

Разозленная Шерли схватила сигарету «Лаки страйк» и повернулась к Ирвингу, чтобы тот дал ей прикурить. Он не обращал на нее внимания. Он тебя игнорирует, Шерли, сказал гадкий внутренний голос. Как будто ты никто и ничто. Ох уж это проклятый англичанин!

– Дай мне прикурить, Ирвинг, – сказала она так громко, что Джулиан тут же замолчал и посмотрел на нее.

Ирвинг жестом показал, что у него нет спичек, и снова повернулся к Джулиану. В поисках спичек Шерли стала яростно рыться в роге изобилия, который стоял как раз напротив нее. Некоторые из гостей зашикали на нее. В новогодней коробочке Санта-Клауса спичек не оказалось, а за столом Шерли никто не курил.

– Ах, вашу мать! Где же эти треклятые спички?! – закричала она.

Джулиан опять замолчал, и все головы повернулись в ее направлении. Весь Голливуд выражал свое молчаливое неодобрение этой женщине с осоловевшим взглядом. В одной руке она держала пустой стакан, в мокрых губах зажата незажженная сигарета – она окончательно и бесповоротно испортила свою репутацию.

Джулиан снова заговорил, а очаровательный эльф-официант Шерли незаметно принес ей спички. Глубоко затянувшись, она туманным взором обвела лица этих льстецов, которые все как один внимательно слушали выступление английской знаменитости. Какое они все дерьмо, думала она. Все они набиты дерьмом, все до единого, все они ублюдки…

Не обращая внимания на то, что о ней подумают, Шерли неожиданно встала и произнесла язвительным скрипучим голосом:

– Все, что вы тут несете, полная чушь, ваша светлость. В этом зале все сделаны из дерьма. Любой в Голливуде – всего лишь кусок дерьма! – Она громко рыгнула и покачнулась. Ирвинг схватил ее за руку и усадил на место.

– Что ты вытворяешь? – яростно прошептал он. – Ради Бога, Шерли, возьми себя в руки. Ты ведешь себя неприлично и снова выставляешь себя на посмешище.

Теперь уже на нее смотрели все, некоторые даже встали, чтобы получше рассмотреть. Все сидевшие под этим проклятым тентом – пять сотен пар любопытных глаз – в шоке смотрели на нее, испытывая при этом в глубине души тайное удовольствие от того, что завтра им всем будет о чем посплетничать.

Все так и должно быть, думала Шерли, довольная своим поведением. Она с жадностью осушила еще один бокал шампанского. Они должны говорить о ней! Внезапно ее передернуло от такой сильной отрыжки, что шампанское из бокала пролилось на платье. Когда вежливый официант бросился к ней, чтобы хоть как-то помочь, то случайно зацепился за край высокого зеленого ковра и под смех гостей плюхнулся лицом в глубокий вырез декольте Шерли. Затем, к огромному смущению Ирвинга и к неописуемому восторгу гостей, Шерли еще раз унизили. Два официанта взяли ее под мышки и потащили, как мертвую, по полу прямо к двери, причем один из них был такого маленького роста, что почти скрылся под складками ее платья.

Голливуд, естественно, замял эту историю, впрочем, здесь всегда старались улаживать скандалы и мелкие шалости своих обитателей, чтобы это не выплыло наружу. Пресса промолчала. Но уже на следующий день все телефонные линии на Хиллз-оф-Хомби и Беверли-Хиллз раскалились добела: их хозяева чесали языками, рассказывая пикантные новости о скандальном поведении Шерли тем друзьям и знакомым, которым не повезло быть в числе приглашенных на главный банкет сезона.

Историю приукрашивали и дополняли. К концу недели ее раздули неимоверно. «Шерли Франкович не просто напилась до беспамятства, но еще и скинула с себя платье и стала полуголой танцевать на столе. Потом она затащила под стол официанта и попыталась заставить его работать сверхурочно». «Олимпия Макополис была в истерике, и доктору Золотосу пришлось дать ей успокоительное». «Спирос пригрозил Шерли, что больше никогда не прибегнет к ее помощи и отстранит ее вместе с Ирвингом от съемок «Легенды Кортеса». Сплетни и скандалы. Как этот город любил их, он ими просто упивался! Слухи, власть и кинобизнес – вот три кита, на которых держалась жизнь этого города и благосостояние его жителей.

По пути домой Инес не переставала болтать и смеяться над этим банкетом, над тем, какие они все вульгарные.

– Не волнуйся, дорогая, – улыбнулся Джулиан, – не все так плохо. У многих здесь великолепный вкус. В Голливуде живут многие знаменитые коллекционеры Америки. Хочешь верь, а хочешь нет, но многие из них даже снимаются в кино.

– Кто они? – удивилась Инес. – Джулиан, мне очень хочется с ними познакомиться. Некоторые картины, которые я видела у Макополиса, самая настоящая подделка. И никто этого не замечает. Оригинал картины, которая висит у него над камином в библиотеке, хранится в Лувре! Это Ренуар. Как мистер Макополис может быть таким легковерным?