Пять Ватсонов (№5) - Не прячьте ваши денежки

— М-да, Марк, это ты перемудрил, — вынес заключение Прошка, дожевывая бутерброд. — Я согласен с Варькой: убийца не станет так светиться.

— Может, это не убийца? — предположил Леша.

— Что — не убийца? Убил не убийца?

Леша попросту не заметил Прошкиной шутки.

— Настроил Веронику против Варьки. Кто-то убил, а кто-то воспользовался этим в своих корыстных целях.

— Нужно быть на редкость хладнокровной бестией, чтобы, завидев свеженький труп, тут же радостно сплести интрижку с целью поправить свое финансовое положение, — хмыкнула я.

— Но тогда почему Вероника до сих пор тебе не позвонила?

— Вот заладил: почему да почему! Откуда я знаю? Может, потрясение оказалось слишком сильным, может, воспитание не позволяет ей звонить после одиннадцати вечера, может, неполадки на телефонной линии… Черт!

От моего вопля Прошка подпрыгнул и поперхнулся чаем.

— В чем… кха-кха… дело? — гневно поинтересовался он сквозь кашель.

— Телефон! Мне же должен был позвонить Полевичек!

— Какой еще Полевичек? — спросил Марк, от души треснув кашляющего Прошку по спине, и тем самым переключив негодование пострадавшего на себя.

— Оперативник! Я не успела вам рассказать… По моей просьбе он вызвался проверить, нет ли Вероники у кого-нибудь из этой шайки… — Что ты несешь? Какая шайка?

— Вся та же! Тамара с Сашей, Сурен, Рома и Евгений. Я предположила, что Вероника, остынув после длительной прогулки, могла поехать к кому-нибудь из них. Полевичек связался с милицейскими участками соответствующих районов и попросил выслать наряды по адресам этих голубчиков. Вероники ни в одной из интересующих нас квартир не оказалось. Однако ни Романа, ни Евгения милиция дома не застала. Полевичек обещал позвонить мне, когда они вернутся домой, вдруг Вероника у кого-нибудь из них. И не позвонил. Стало быть, не исключено, что у меня неполадки с телефоном… Подождите, я сейчас!

Выбравшись из кресла, я протиснулась между Прошкой и холодильником и ринулась в спальню, где стоял телефонный аппарат. Полевичек немедленно узнал меня по голосу, не успела я себя назвать.

— Извините, Варвара Андреевна, я уезжал по вызову, а потом не решился вас беспокоить.

— Значит, вы не звонили? — Я даже не пыталась скрыть разочарования. — А я-то надеялась, что виноват телефон и Вероника просто не дозвонилась… Ну как, ваши коллеги дождались прибытия Романа и Евгения? Никто не пустился в бега?

Полевичек вздохнул.

— Это слишком упростило бы нашу задачу. Нет, кроме вашей кузины, все на месте.

— Только, ради бога, не делайте поспешных выводов, — заволновалась я. Вероника из тех барышень, что бледнеют до синевы при одном упоминании о насилии. Я не поверю, что она убийца, даже если вы представите железные доказательства невиновности остальных. Легче допустить, что Людмила сама себя задушила… Полевичек хмыкнул.

— Вам не кажется, что речь защиты несколько преждевременна? Обвинения Веронике Шеповаловой никто пока не предъявлял. Хотя найти ее, конечно, не мешало бы. Кстати, кроме вас, у нее в Москве нет родственников?

— Есть. Тетка с материнской стороны и двоюродные братья, теткины сыновья. Но последний раз Вероника виделась с ними еще ребенком. Она не помнит ни их адреса, ни фамилии тетки по мужу.

— Вот как? А нет ли у нее знакомых, которые могли бы ей напомнить о родственниках? Знаете — друзья детства, одноклассники… — Нет. Вероника выросла в глубинке, там же пошла в школу, так что одноклассники с ее теткой точно не знакомы. Но если вам нужна эта дама, я попробую созвониться с отцом. Они когда-то давно общались, и, возможно, он помнит ее фамилию. Или хотя бы имя-отчество. Вы сумеете отыскать ее, зная имя, отчество и девичью фамилию?

Полевичек снова вздохнул.

— Наверное. Но лучше бы все-таки не девичью. А еще лучше — адрес, хотя бы старый. В общем, попробуйте узнать, что можно. В котором часу мы с вами сегодня встретимся? И где?

— Наверное, вечером. Часов в шесть устроит? Вам же нужно отоспаться после дежурства. Лучше всего встретиться у меня: тогда я не буду дергаться, думая, что Вероника придет ко мне в мое отсутствие.

— Хорошо. Адрес у меня есть, назовите только номер подъезда, этаж и код.

— Подъезд последний,третий. Этаж четвертый. Кодовый замок давно сломан. Буду ждать вас. До встречи.

Закончив разговор с оперативником, я позвонила в Канаду. Услышав мой вопрос, папа слегка удивился.

— Сколько сейчас в Москве — пять утра? И ты звонишь в такой час, чтобы поговорить о Вероникиной тетке? Что за срочность?

— Я всю ночь проработала и теперь, наверное, просплю до полудня. Ты же не хочешь, чтобы я подняла тебя звонком среди вашей ночи?

— Да уж, не жажду. Но ты могла бы отложить разговор на денек-другой.

— Не могу. Через неделю я уезжаю в отпуск, а дел, как всегда, выше крыши. Закручусь и забуду. А Вероника давно хотела навестить тетку. Я все обещала с тобой созвониться, да руки не доходили.

— Ой, Варвара, темнишь ты что-то! Ну да ладно. Тетку зовут Валерия Павловна. Фамилия… погоди… смешная такая фамилия… Ах да, Пищик! Точный адрес я не помню, но хорошо помню дом зрительно. Поселок «Сокол» знаешь?

— Да.

— Если идти по улице Алабяна, то сразу за поселком стоит серый дом сталинской постройки. Войдешь в ближайшую арку, первый подъезд налево. Этаж, если не ошибаюсь, одиннадцатый. Квартира в правом углу площадки. Записала?

— Да. Спасибо, папа. Ладно, пойду-ка я спать — глаза закрываются.

— Знаешь, что сказала бы тебе на это мама?

— Угу. Ужасный режим. Подорванное здоровье. Загубленная жизнь. Ни семьи, ни детей. Ни кола ни двора. Отвратительный характер.

Папа засмеялся.

— Вот-вот! Поразмысли об этом на досуге. Счастливо!

— И тебе тоже.

Я повесила трубку, вернулась на кухню и мрачно объявила:

— Телефон работает.

— Да ну? — удивился Прошка. — А мы-то ломаем голову, с кем это ты там разговариваешь!

— С вас станется, — буркнула я. — Лучше бы ломали голову над загадкой местопребывания Вероники.

Прошка широко зевнул.

— Какой смысл? Если ее нет ни у кого из знакомых, мы все равно ничего толкового не придумаем. Разойдемся-ка лучше спать.

— Я не могу. Если с Вероникой что-нибудь случилось… — Брось, Варвара! Черные мысли притягивают беду. Думай, что твоя подопечная нашла приют у какой-нибудь добросердечной старушенции. А завтра позвонит, и все разъяснится. От того, что ты всю ночь простоишь на ушах, никому лучше не станет.

Я попыталась спорить, но Леша и Марк его поддержали. И уже через десять минут я, вопреки своим опасениям, спала как убитая.

Глава 8

Вероника не позвонила ни утром, ни днем. Мы вчетвером слонялись по квартире, вяло грызлись и строили догадки. Когда Леша предположил, что Вероника прячется дома у покойной Людмилы, я не выдержала:

— Все! Хватит! Прекратите действовать мне на нервы и займитесь чем-нибудь полезным.

— Чем это? — подозрительно поинтересовался Прошка, очевидно, испугавшись, что я хочу использовать его в качестве домработницы.

— Не знаю. Чем-нибудь. Поезжайте на курсы, поговорите с коллегами Вероники. Может, она с кем-нибудь из них созвонилась.

— Какие курсы в воскресенье?

— Какие угодно. В наш коммерческий век с религиозными предрассудками никто не считается.

— Ты знаешь адрес? — спросил Марк.

— Нет, но могу позвонить и узнать.

— Действуй, — разрешил он.

Я позвонила на курсы, поговорила с секретаршей и узнала, что никаких сведений о Веронике к ней сегодня не поступало, что по воскресеньям во второй половине дня занимается аж шесть групп, записала адрес и вручила его Марку.

— Если вы хотите кого-нибудь там застать, отправляйтесь немедленно. По ночам они наверняка не преподают, даже в наш коммерческий век.

— Да, давайте-давайте, поторапливайтесь, — поддакнул Прошка.

— Что значит — поторапливайтесь? — осведомился Марк. — Ты едешь с нами.

— А вот и нет! Я остаюсь присматривать за Варварой. Или вы забыли, что случилось в прошлый раз, когда мы на минутку оставили ее наедине с ментом? Вот увидите: мы и глазом моргнуть не успеем, как она спутается с этим… как его… Полевичеком — дай только шанс.

— А ну, выметайся из моего дома сию минуту! — разъярилась я. — И попробуй еще хоть раз заикнуться, что я путаюсь с ментами, — убью!

— Ага! — возликовал Прошка. — Видели, как она взбеленилась! Значит, я угадал, она и впрямь собралась завести шашни с этим фараоном.

Конечно, я понимала, что он злит меня нарочно, — таков его излюбленный способ снять напряжение, но сносить столь гнусные поклепы — выше моих сил. Я схватила первое, что попалось под руку (мокрую тряпку для вытирания со стола), и швырнула в его довольную рожу.

— Вон отсюда! И не смей больше переступать мой порог!

— Блаженны изгнанные правды ради! — вещал Прошка, благоразумно отступая к двери. — Марк, подтверди, я прав? Правда ведь у Варвары бзик на почве милиционеров? Стоит ей увидеть корочки со штампом МВД, и на нее нападает жуткая нимфомания… Ой-ой-ой-ой! Уберите от меня эту фурию!

Используя тряпку вместо хлыста, я выгнала подлого клеветника из квартиры и напоследок еще дала пинка. Марк и Леша удалились самостоятельно.

— Между прочим, — тихонько сказал мне Марк напоследок, — ты, действительно, будь поосторожнее с этим Полевичеком. Не забывай, ты у него в списке подозреваемых.

* * *

Полевичек пришел ровно в шесть. Раздался звонок в дверь, я посмотрела на часы и хмыкнула: часовая и минутная стрелки делили циферблат на два полукруга, а секундная как раз миновала цифру двенадцать. Лично я горжусь своей пунктуальностью, но такая точность мне и не снилась. Не иначе как мой гость дежурил на лестничной клетке с хронометром в руках.

— Здравствуйте, Михаил Ильич, спасибо, что пришли, — приветствовала я оперативника. — Не возражаете, если мы с вами побеседуем на кухне? Стены, точнее, одна из стен моей гостиной имеет уши.

Проводив гостя на кухню, я предложила ему чаю и начала накрывать на стол, попутно ябедничая на соседку Софочку, которая питала к моей скромной персоне столь пламенный интерес, что целыми днями несла вахту у дверного глазка в ожидании моих посетителей и не брезговала подслушивать наши разговоры, прикладывая к стене банку, а к банке — ухо. Полевичек слушал меня с выражением сочувствия на лице, в надлежащих местах качал головой и подкреплял мимику приличествующими случаю междометиями. Когда вазочка с вареньем и тарелка с баранками были выставлены на стол, а чай разлит по кружкам, он позволил себе заговорить о деле, ради которого приехал.

— Вы так и не получили весточки от кузины, Варвара Андреевна?

Я покачала головой. Должно быть, моя физиономия в точности отразила мои чувства, потому что Полевичек сразу оставил официальный тон.

— Ну-ну, не стоит падать духом. В Москве ежедневно пропадают десятки людей — и большинство из них благополучно возвращается. Расскажите мне, что заставляет вас думать, будто она попала в беду.

У меня было достаточно времени до прихода оперативника, чтобы решить, какую часть правды ему следует знать. С одной стороны, рассказ мой должен быть достаточно полным, иначе он не проникнется серьезностью положения. С другой стороны, болтать о швейцарских миллионах нельзя ни в коем случае. Стражи закона любят деньги ничуть не меньше остальных российских граждан, а возможностей добраться до швейцарского сейфа у них, пожалуй, побольше. Поэтому в истории, которую я изложила Полевичеку, имелась одна маленькая неточность: по моим словам, Вероника, съездив в Цюрих, забрала оттуда все деньги. Зато в остальных отношениях моя откровенность заслуживала похвалы. Я рассказала даже о своем вынужденном падении с лестницы и поруганном «запорожце», хотя сначала собиралась опустить эти подробности, поскольку не хотела переключать внимание милиции на себя.

Михаил Ильич, в отличие от Дуболома, слушал меня внимательно, на полуслове не обрывал, недоверия не демонстрировал. На протяжении всего моего монолога он не подал ни единой реплики и, когда я закончила, заговорил не сразу.

— Мне и в голову не приходило, что Вероника Шеповалова — гражданка Соединенных Штатов, — сказал он задумчиво. — Почему же никто из вас об этом не упомянул?

— Потому что нас об этом не спрашивали, надо полагать. — Я собиралась присовокупить к этому едкое замечание в адрес Дуболома, но тут до меня дошло, что еще означают слова Полевичека:

— Вы хотите сказать, что не нашли ее документы?

— Кое-какие нашли. Свидетельство о рождении, аттестат зрелости… Все наше, советское. И ничего, что указывало бы на американское гражданство.

На меня напала противная слабость. До сих пор я надеялась, что исчезновение Вероники — случайность. Девушка, не в силах вынести ужасную картину, побежала куда глаза глядят, а потом произошло нечто, помешавшее ей вернуться. Но девушка, перепуганная насмерть, вряд ли предусмотрительно захватит с собой документы. Теперь милиция наверняка воспримет ее бегство, как признание вины, ведь именно Вероника обнаружила тело, а значит, имела прекрасную возможность сначала задушить Людмилу, а потом поднять тревогу. Но это еще не самое страшное. Милиция подозревала бы Веронику в любом случае убеги она хоть в чем мать родила. Для меня же исчезновение документов имело куда более зловещий смысл. Я помнила, какое лицо было у кузины, когда я видела ее в последний раз, и ничто бы не заставило меня поверить, будто через две минуты она деловито укладывала в сумочку паспорт. Нет, кто-то другой позаботился о том, чтобы она взяла документы. Этот некто руководил ее бегством и, возможно, направил ее туда, где она находится до сих пор.

И до сих пор со мной не связалась… Неужели Лешина догадка верна, и кто-то действительно оговорил меня перед Вероникой? Но когда? С того мгновения, как я увидела кузину у окна в спальне, и до того, как ее хватились, прошло не больше пяти минут. И за это время зловещий некто незаметно вывел Веронику комнаты, полной людей, оклеветал меня, убедил ее скрыться, дал инструкции, сунул в руки сумочку с документами, проводил до двери и незаметно же вернулся в спальню? Невероятно! Но еще более невероятно, что Вероника в течение пяти минут пришла в себя без посторонней помощи и приняла решение скрыться настолько хладнокровно, что прихватила с собой документы.

Я очнулась от прикосновения Полевичека. Видимо, он уже давно пытался привлечь мое внимание и, потеряв терпение, легонько тряхнул меня за плечо.

— Варвара Андреевна, вы слышите? Что с вами? Вам нехорошо?

— Нет, все в порядке. — Я потерла ладонью лоб и подняла глаза на оперативника. — Михаил Ильич, вы должны меня выслушать и, главное, должны поверить. Я была бы круглой идиоткой, если бы не понимала, что Вероника — ваша главная подозреваемая. Поэтому в первую очередь вы наверняка будете проверять вокзалы, аэропорты и… что там еще проверяют, когда ищут беглых преступников. Я не прошу вас отказаться от этих поисков, хотя знаю наверняка, что они не принесут результата. Но умоляю: проверьте параллельно Тамару и Александра Седых и Романа Цыганкова. Опросите всех их родственников, друзей, знакомых. Кто-то из них наверняка прячет бедную девочку. Хотя, возможно, для нее сняли квартиру… Полевичек убрал руку с моего плеча и снова сел на табурет.

— И почему вы именно сейчас пришли к такому выводу? — чуть ли не по слогам спросил он, впившись в меня взглядом.

— Пропавшие документы. Сейчас я все объясню. Если вы помните мои показания, я вбежала в спальню, услышав дикий женский крик. Увидела на полу тело в платье Вероники и упала на колени. В следующую минуту в комнату ворвались люди. Они заслонили тело, я подняла голову и увидела Веронику. Но я была уверена, что секунду назад видела ее на полу, и, не поверив своим глазам, протолкалась вперед. Сурен и Евгений уже перевернули девушку, и я поняла, что это Людмила. Но главное не это. Главное, что Сурен и Евгений были у меня на глазах, тогда как Вероника, Тамара, Александр и Роман стояли за спиной. Теперь я снова вернусь к Веронике. Она — блондинка со светлой кожей. Люди с такой кожей легко краснеют, зато очень редко бледнеют. А Вероника была не просто бледной, а бледной до синевы. Глаза у нее ярко голубые, но в тот момент казались совершенно черными — настолько были расширены зрачки. А взгляд… нет, не могу описать. Но если вы когда-нибудь видели человека в шоке, вы представляете, о чем я говорю. До сих пор я считала, что Вероника убежала из квартиры, не сознавая, что делает. Но тогда пропажа документов совершенно необъяснима. Вероника не могла в ту минуту думать о паспорте, потому что вообще ни о чем не могла думать. Сейчас мне вообще представляется сомнительным, что она могла покинуть квартиру сама. А вот если бы кто-то взял ее за руку и повел за собой, то она бы пошла безропотно, как сомнамбула, сжимая в руке сумочку с документами, которую вручил ей поводырь.

— А поводырем мог быть только кто-то из названной вами троицы, закончил за меня Полевичек. — Но ведь он не мог увести вашу кузину далеко — ему нужно было вернуться в спальню, пока никто не заметил его отсутствия.

— Да, меня это тоже ставит в тупик, — призналась я. — У него не было времени привести Веронику в чувство, снабдить инструкциями и убедить, чтобы она им следовала. Потому-то я и прошу проверить друзей и знакомых. Похоже, ее просто передали с рук на руки.

— Вы хотите сказать, что за дверью квартиры ждал сообщник? Но тогда выходит, что человек, спрятавший вашу сестру, знал об убийстве заранее? Не слишком ли фантастическая версия?

— Я знала, что вы мне не поверите, — сказала я, подавив вздох. Конечно, вам гораздо легче допустить, что робкая девушка задушила близкую подругу, хладнокровно собрала вещички и смылась. И хлопот меньше. Объявить в розыск — и все тут. Только если Вероника погибнет, эта смерть будет на вашей совести. Я вас предупредила.

Полевичек смотрел на меня в упор. Его каменная физиономия запросто могла бы украсить мемориальную доску в память милиционера, вышедшего с голыми руками на вооруженного до зубов бандита.

— Почему вы думаете, что она непременно погибнет?

— А по-вашему, этот мерзавец затеял столь сложную комбинацию, включающую убийство, чтобы уединиться с девушкой для любовных утех? — спросила я сердито. — Ему нужны деньги. Вероника с моей подачи сказала своим приятелям, что доллары, привезенные из Швейцарии, отдала мне, а я положила их в банк. Если вытянуть деньги из моей кузины проще простого — достаточно сплести какую-нибудь душещипательную историю, — то со мной этот номер не пройдет. Но когда мне поставят ультиматум: или расставайся с баксами, или хорони кузину, выхода у меня не будет. Хотя я прекрасно понимаю, что Веронику убьют в любом случае, не отпустят же они свидетеля, который их разоблачит. Но пока ее можно еще спасти! — Я умоляюще посмотрела на оперативника. — Они не убьют ее сразу: побоятся, что я откажусь платить, не получив доказательств, что она жива. Пожалуйста, найдите ее, пока не поздно!

Моя мольба Полевичека не смягчила. Не пожелал он сменить непробиваемую милицейскую шкуру на рыцарские доспехи.

— У вас слишком буйное воображение, Варвара Андреевна. Вы нагромоздили в одну кучу столько бездоказательных утверждений, что эта конструкция просто обязана рухнуть от одного пристального взгляда. Тем более, что в ее основе лежит весьма сомнительная посылка, будто бы ваша кузина не могла самостоятельно уйти из дома, захватив с собой паспорт. Я работаю в милиции не первый год и пришел к твердому убеждению: ни один человек не способен с достоверностью предсказать поведение другого, в том числе и самого близкого, в критических обстоятельствах. А вы с кузиной знакомы всего три месяца. Но допустим, вы правильно оценили ее состояние, допустим, она не соображала, что делала. Что отсюда следует? Испуганный до потери рассудка человек бежит — это естественно. Столь же естественно для женщины, убегая из дома, прихватить с собой сумочку. Она сделала это чисто машинально, понимаете?

Я открыла и снова закрыла рот. Такой вариант мне в голову не приходил. Да, если Вероника привыкла класть сумку на одно и то же место — где-нибудь в холле или прихожей — и брать ее, выходя из дома, то могла бездумно схватить ее, будучи в любом состоянии. А ключи не взяла, потому что, открывая дверь, вынула их из сумки и положила на полочку перед зеркалом. Вполне логично. Неужели моя стройная версия — всего лишь порождение буйной фантазии, как утверждает Полевичек?

Словно подслушав мои мысли, он заговорил снова:

— Тем не менее рациональное зерно в ваших умопостроениях есть. Покушение на вас и убийство Прокофьевой, притом что и вы, и она — близкие подруги Шеповаловой, почти определенно связаны между собой. Вы уверены, что, помимо Вероники, вас с Прокофьевой ничто не объединяло?

— Уверена. Вчера я видела Людмилу третий раз в жизни. До этого мы встречались у Вероники на новоселье и еще раз случайно столкнулись у Вероники же дома. Общих дел у нас не было.

— М-да… Значит, вся эта каша заварилась вокруг вашей кузины — в этом вы, похоже, не ошиблись. — Полевичек стряхнул с себя задумчивость и заговорил официальным милицейским тоном:

— В какой квартире живет сосед, помявший вашу машину?

— В тридцать девятой. Только, ради бога, скажите ему сразу, что к его водительскому искусству претензий не имеете, не то он от страха откажется давать показания.

— Не беспокойтесь, я справлюсь. А где «запорожец» сейчас?

— Не знаю. Одно из двух: либо на свалке, либо в гараже соседского приятеля. Меня судьба этого драндулета больше не интересует, он свое давно откатал. Я уже лет пять собиралась его заменить, да все руки не доходили.

Тут в замке наружной двери заскрежетал ключ. Полевичек перехватил мой настороженный взгляд в сторону прихожей и мгновенно подобрался.

— Неприятный визит? — спросил он вполголоса.

— Да нет, ничего страшного. Это мои друзья, — объяснила я, наблюдая за возней в прихожей. — Вполне приличные люди, но один из них не без странностей. Например, он почему-то совершенно не переносит милицию. Прямо фобия какая-то! Увидит человека в форме — и как с цепи срывается… Да что там в форме! Милиционера он чует за версту — хоть в форме, хоть во фраке, хоть в кальсонах.

В отличие от Михаила Ильича, я говорила, не понижая голоса, и потому нисколько не удивилась, увидев в дверях кухни злобную красную Прошкину физиономию.

— Простите, не знаю вашего звания… — начал он агрессивно.

— Старший лейтенант, — подсказал Полевичек, поглядывая на моего друга с опасливым любопытством.

Прошка раздувался на глазах, набирая в легкие побольше воздуха для обличительной речи, но в этот миг на плечо скандалиста опустилась тяжелая рука Марка и увлекла его вглубь квартиры.

— Пусти! — вырывался Прошка. — Я должен открыть ему глаза… Из коридора еще несколько секунд доносились звуки возни, потом все стихло.

— Вот видите! — Я вздохнула. — И как он догадался, что вы из милиции? Просто мистика!

Полевичек явно почувствовал какой-то подвох и на всякий случай решил у меня не задерживаться.

— Мне пора, — объявил он, вставая. — Вероятно, мы с вами скоро увидимся, если дело не передадут в городскую прокуратуру и, соответственно, в МУР. Такое вполне может случиться, раз замешана гражданка США. Но пока они будут решать этот вопрос, я приложу все силы, чтобы разыскать вашу кузину.

— Вы проверите чету Седых и Цыганкова? — спросила я с надеждой.

— Я проверю всех. Вы не узнали фамилию Вероникиной тетки?

— Узнала. Пищик. Зовут Валерией Павловной. Подождите минутку, у меня записано, где она жила раньше. — Я сбегала в спальню и принесла блокнот. — Вот. Почерк разберете, или переписать аккуратнее?

— Разберу. Первый дом по Алабяна сразу за поселком «Сокол», правильно?

— Правильно. — Я вырвала листок и отдала оперативнику. — А вы обещали мне адреса этой компании.

Полевичек нахмурился.

— Послушайте, Варвара Андреевна, не стоит вам лезть на рожон. На вас и так уже покушались.

— Я буду осторожна.

— Нет, я не могу позволить, чтобы вы подвергали себя такому риску. Случись что, меня потом совесть замучит.

— Но вы же обещали!

— Это было очень опрометчиво с моей стороны. И тогда я еще не знал об испорченных тормозах и о падении с лестницы. И вообще, оперативная работа самое неподходящее занятие для дилетантов. Всего наилучшего.

Он вышел в прихожую, подозрительно покосился в сторону гостиной и ушел. Хлопок входной двери послужил для Марка, Прошки и Леши стартовым сигналом. Через несколько секунд они финишировали на кухне.

— Не можешь без балагана, да, Варвара? — спросил Марк с суровым неодобрением.

— Зачем ты меня увел? — возмущался Прошка. — Я бы сорвал маску с этой двуличной соблазнительницы милиционеров. Больше сюда ни один бы не сунулся!

Леша, как всегда, не стал отвлекаться на несущественное.

— У тебя есть какие-нибудь новости, Варька?

— Да. Похоже, я знаю, что произошло с Вероникой. — И в полной тишине, воцарившейся на кухне, рассказала об исчезнувшей сумочке с документами и о выводах, которые сделала из этого исчезновения. — Правда, Полевичек со мной не согласился, — призналась я, заканчивая речь. — По его мнению, Вероника ушла сама, а сумочку взяла без умысла, по инерции. Но покушения убедили его в том, что вся эта афера закручена вокруг денег Вероники.

— Стоп, я не совсем понял, — сказал Леша. — Давай еще раз. Значит, по-твоему, все было запланировано заранее. Преступник знал, что убьет Людмилу, под шумок выведет Веронику из квартиры и передаст сообщнику, который будет поджидать за дверью, так?

— Ну, в общих чертах.

— Но ведь он не мог предвидеть ни того, что именно Вероника обнаружит тело, ни того, что она впадет в прострацию, ни того, что она окажется вне поля зрения гостей.

— Как ты не понимаешь: Вероника, и никто другой, должна была обнаружить тело! Ведь эта комната была их с Людмилой театральной уборной.

— Тамара тоже там переодевалась.

— Тамара — одна из трех подозреваемых. И, кстати, наиболее перспективная. Она шныряла туда-сюда по квартире с тарелками, и ей ничего не стоило мимоходом заскочить в спальню и расправиться с Людмилой. Когда Сурен позвал актеров переодеваться, она задержалась на кухне — хотела якобы вытереть посуду. Очень странный предлог, вам не кажется? Никакой срочности в этой возне с посудой не было, кроме того, эту работу можно было поручить мне, я-то в их спектакле не была занята. Тамара могла медлить нарочно, чтобы Вероника совершила свое ошеломляющее открытие в одиночку. А реакция моей впечатлительной кузины была вполне предсказуема. Любой, кто хоть однажды общался с этим эфирным созданием, догадался бы, как она воспримет подобный сюрприз.

— А вдруг она упала бы в обморок, забилась в истерике? Тогда бы ее не оставили без присмотра.

— Леша, ты зануда, — констатировал Марк. — Если бы Вероника упала в обморок и забилась в истерике, убийца сунул бы ей под нос нашатыря и вывел погулять на свежий воздух. Устраивает тебя такой ответ? Все, принимаем за рабочую гипотезу: Веронику умыкнули супруги Седых или альфонс Рома. Кем займемся в первую очередь?

— Я бы начала с супругов, точнее, с супруги. По трем причинам. Во-первых, помнится, у всех, кроме Вероники, меня и Тамары, на момент убийства имеется какое-никакое алиби. Во-вторых, Тамара давно и близко знала Людмилу, у нее могли быть свои причины избавиться от подруги, не связанные с Вероникой. А Вероника и деньги — на десерт. И в-третьих, Тамара — отличная актриса. В труппе Сурена она единственная играла, как профессионалка. У нее есть все данные, чтобы обвести вокруг пальца кого угодно.

— Ладно, — согласился Марк. — Начнем с нее. Ты взяла у своего милиционера адреса и телефоны?

— Нет. Он, гад, меня обманул. Посулил, а сам передумал.

— Вот-вот, набирайся ума! — наставительно сказал Прошка. — Милиционеры, они такие. Поманят и бросят.

— Отвяжись от меня, маньяк! Что будем делать, Марк? Попробуем узнать по справочной? Но мне неизвестны ее отчество и год рождения.

— Лучше через Сурена. Раз Тамара играла в его театре, у него должен быть ее номер.

— А где мы возьмем номер самого Сурена?

— Мы переписали у секретарши координаты всех преподавателей курсов. Я сейчас. — Марк ушел звонить и через минуту вернулся. — Ничего не вышло. Он на даче, вернется завтра к вечеру. Ладно, Тамара подождет. А пока можно обзвонить коллег Вероники. Вдруг она у кого-то из них?

Глава 9

Как вы, наверное, уже догадались, моя жизнь полна сюрпризов, главным образом, неприятных. Они подстерегают меня на каждом шагу, так и норовя вышибить из седла. В конечном счете многолетняя закалка пошла мне на пользу: я научилась держаться на коне при любых обстоятельствах. И тем не менее до сих пор не могу понять, как мне удалось пережить тот понедельник и остаться в здравом рассудке.

Утром я выпроводила Лешу с Марком и Прошкой по домам. До возвращения Сурена с дачи мы все равно не могли ничего предпринять, а неотложных дел у каждого хватало. Мы еще надеялись, что Вероника найдется до пятницы и нам удастся вырваться в вожделенную Черногорию.

Чтобы не сходить с ума в ожидании вестей от Вероники или ее похитителей, я заставила себя заняться компьютерной программой, которую не закончила в субботу. Около двух в дверь позвонили. Я оказалась в прихожей, когда еще не стихли последние отголоски трели. На пороге стоял незнакомый молодой человек неприятной внешности. Впрочем, возможно, его внешность только показалась мне неприятной, поскольку я решила, что он посланник похитителей. Впечатление усилилось, когда он молча полез в папку и извлек оттуда четвертушку листа бумаги.

— Вы — Клюева? Варвара Андреевна? Распишитесь в получении.

Во мне зародились некоторые сомнения. Зачем посланцу похитителей моя расписка? Или они настолько уверены в своей безнаказанности, что не побоялись прислать заказное письмо с уведомлением о вручении? Продолжая недоумевать, я взяла протянутую мне ручку, черкнула в указанном месте свою фамилию и получила взамен бумагу.