Ночные свидания

– Только не останавливайся, – молила она его, сама не понимая, о чем просит. Отпив столько, сколько было необходимо, он отстранился от ее обмякшего тела. Повернув к себе ее голову, Джейкоб взглянул ей в глаза. Сконцентрировавшись, он создал между собой и ею канал по передаче мыслей, который должен был сделать ее восприимчивой к внушению.

– Завтра утром ты проснешься и будешь помнить только то, что была в баре «Морская вахта» и крепко там выпила. Ты не помнишь, как добралась домой.

В отличие от Санни Сьюзен легко поддалась внушению. Она медленно кивнула, тупо смотря перед собой, затем ее глаза закрылись, и она заснула, прикорнув в углу сиденья. Он повез ее по совершенно безлюдным улицам домой.

Неловкость овладела Санни, как только затихли последние спазмы оргазма. Она вынула руку Алекса, устроившуюся у нее между ног, и положила так, чтобы он мог прижаться к ней всем телом.

– Это было восхитительно, – прошептал он ей в волосы.

Ляпнуть же такое? Санни, внутренне рассмеявшись, закрыла глаза. Открыв их через миг, она обнаружила его в прежнем положении. Мягко освободившись от его объятий, она встала с кровати.

– Да, все было замечательно, – прошептала она. – Но теперь мне надо сходить в гальюн.

– Куда-куда?

– Ну, так на море обычно называют отхожее место.

Санни закрыла за собой двери и взглянула на свое отражение в зеркале. Губная помада смазана, тушь для ресниц расплылась темными кругами. Она сполоснула лицо, причесалась и уселась на туалет, не приподнимая крышки.

– Глупо, глупо, как все глупо, – бормотала она себе под нос, обгрызая заусенец на пальце.

Она сердилась вовсе не на случай, сведший ее с Алексом Петри. Эка невидаль. Ее мучило другое. С того часа, когда она ушла со свадьбы, в ее голове неотступно вертелась одна и та же мысль… Джейкоб Эддингтон. До сих пор она не признавалась ни Изабель, ни кому-нибудь еще, даже самой себе, что вот уже более двух лет мечтает о Джейкобе, изнывает от любви к нему, рисует его образ в воображении. И все это после той роковой встречи, когда он спас ее от грабителя.

В тот день она допоздна засиделась на работе, тщательно просматривая резюме на портале «Крейглист», с целью подыскать новую секретаршу. Прежнюю она уволила сегодня утром. Придя к себе в галерею к десяти часам, Санни с ужасом увидела незапертые двери, отключенную сигнализацию и пустое кресло секретарши. Когда через пятнадцать минут Линда вернулась – ей захотелось попить кофе, – то обнаружила, что все ее личные вещи упакованы в коробку, а начальница уже напечатала уведомление об увольнении. Когда Линда начала жаловаться и даже плакать, Санни схватила ее за руку и подвела к стене, на которой висела совсем крошечная картинка размером два на три дюйма.

– Ты видишь это? – прокричала, гневаясь, Санни. – Вот эта штучка стоит семьдесят тысяч долларов. Спрятать ее в карман и унести не составляет никакого труда.

Извинения и мольбы не разжалобили Санни. Выгнав Линду, она разместила в Интернете объявление о вакансии, и к девяти вечера в ее почтовом ящике уже скопилось около сорока резюме. Она выбрала тех, кто ей больше понравился, поговорила с теми, до кого смогла дозвониться, и назначила на завтра несколько собеседований. В десять вечера до Санни вдруг дошло, что сегодня она еще не обедала. Закрыв галерею, купила пиццу в «Блонди» – кафе возле конечной станции фуникулера. Она шла, сжимая в руках пиццу, деловые бумаги и сумочку, и заметила грабителя лишь тогда, когда он возник перед ней словно из-под земли. Дуло его пистолета было направлено прямо ей в грудь.

– Отдай сумочку, – приказал он.

В таких случаях, и Санни знала об этом, лучше всего было делать то, что тебе велят. Она попыталась протянуть сумочку, но слегка замешкалась, так как ее руки были заняты. Налетчик ударил ее. Пицца полетела в воздух и упала на тротуар, а вслед за пиццей упала и Санни. Грабитель нагнулся и рванул на себя ремешок сумочки.

И вот тут появился Джейкоб Эддингтон. Все происходило словно во сне. Джейкоб возник из воздуха, словно свалился с неба, как супермен, помогающий тем, кто попал в беду. Одним ударом он отправил грабителя на землю, и тот покатился, словно сбитая кегля в боулинге. Джейкоб ласково поднял Санни, вытер прилипший к ее лицу сыр и пригладил волосы.

Как это ни странно, но Санни даже обрадовалась тому, что на нее напал грабитель. В противном случае в ее жизни не появился бы такой мужчина. Его глаза поражали своей прозрачной глубиной и задушевностью. В них хотелось глядеть не отрываясь. Когда его пальцы нежно коснулись ее щеки, Санни охватило такое острое ощущение счастья, что слезы побежали из глаз.

– Не плачь, – шепнул он. – Все уже позади.

Джейкоб помог ей подняться, подал сумочку и упавшие бумаги. Они стояли и смотрели друг на друга в неловком молчании. Лицо ее спасителя показалось Санни как будто знакомым. Ее охватило ощущение дежа-вю.

– Я вас знаю? – спросила она.

Он отрицательно помотал головой. Высокий, с темными до плеч волосами Джейкоб производил сильное впечатление. Санни понимала, надо что-то сказать, – говорить все, что угодно, – лишь бы задержать его, но потрясенное сознание не слушалось.

– Ну что ж, если вы в порядке, то я пойду, – обронил он.

– Пожалуйста, не уходите. – Дар речи наконец-то вернулся к ней.

Он улыбнулся, и Санни вдруг поняла, почему сердце издавна принято считать органом любви. Ее грудь сдавила такая невыносимо сладкая мука, какую она прежде никогда не ощущала. Но тут он исчез.

Потом она долгое время, идя домой, специально проходила мимо пиццерии, оглядываясь по сторонам и высматривая Джейкоба в смутной надежде, что он где-то поблизости. И увидела. В первый раз это случилось через несколько недель. Во время ленча она переходила через Юнион-сквер, слегка размахивая сумкой с логотипом крупнейшего универсама «Блумингдейл», как вдруг увидела его на перекрестке, он собирался перейти через Гиэри-стрит. Она тут же изменила курс и бросилась к нему, но потеряла его из виду в толпе пешеходов, переходивших улицу на зеленый свет.

Потом Джейкоб не раз попадался ей мельком на глаза, но всегда на расстоянии, и когда она доходила до того места, где его видела, он всегда исчезал, словно проваливался сквозь землю. Она рассказала обо всем Изабель, и они пришли к выводу, что во всех этих случаях мужчина, должно быть, не замечал Санни. Но вот он увидел ее, более того, подошел и представился. Отношения между ними, которые должны были по идее завязаться еще с момента неудавшегося ограбления, наконец-то слегка окрепли. Вплоть до сегодняшнего дня Санни лелеяла свои фантазии, но после встречи с таинственным незнакомцем на свадьбе все пошло как-то вкривь и вкось, совсем не так, как того хотелось.

Санни вышла из туалета и направилась по тихо поскрипывавшему судну в каюту. Алекс, лежа на спине с открытым ртом, похрапывал. Она потрясла его за плечо. Когда он открыл глаза, Санни, сконфуженно улыбнувшись, сказала:

– Неприятный звонок. Мне надо срочно идти.

– О нет. – Алекс присел на кровати, протирая глаза. – Может, тебе нужна моя помощь?

– Нет-нет, ничего страшного, – с виноватым видом ответила Санни. – Но нам надо поспешить.

Глава 4

Проходя по тихому и безлюдному вестибюлю отеля «Восточный мандарин», Ричард на минуту задержался в атриуме, чтобы полюбоваться на собрание редких видов орхидей. В два часа ночи жизнь в отеле едва теплилась. В холле стоял полусонный посыльный, а за стойкой перед компьютером сидел администратор, видимо, блуждая по бескрайним просторам Интернета. Ни тот ни другой даже не приподняли головы, чтобы взглянуть на Ричарда, устремившегося к выходу. Он приблизился к вращавшимся четырехсторонним дверям и вошел внутрь двигающейся стеклянной клетки. На мгновение его охватил страх, он был словно в ловушке, но сделав два-три шага, он с облегченным вздохом выбрался на улицу.

Подняв воротник куртки и натянув лайковые перчатки, Ричард зашагал по Пауэлл-стрит. В столь поздний час все рестораны были уже закрыты, и в воздухе яснее ощущался соленый запах моря. Ричард недовольно поморщился. Много-много лет назад, в самом начале его вампирской жизни, ему пришлось провести на борту корабля несколько недель. После шторма судно потеряло мачты, и они оказались в ловушке. К счастью, судно перевозило живой товар – рабов, и Ричард не страдал от голода в отличие от других членов экипажа. Однако опыт оказался ужасным, и при одном воспоминании об этом ему становилось не по себе.

Повернув за угол, он миновал галерею Санни Маркетт. Ее имя было выгравировано на витрине магазина. Ричард смахнул грязное пятнышко со стекла витрины и, заглянув внутрь, прошептал про себя имена художников-импрессионистов, чьи полотна были вывешены внутри: Джакометти, Матис, Пикассо, Ренуар. Его ноздри затрепетали, он ощутил запах, который обожал больше всего после крови, – запах денег. Внутренность галереи, казалось, источала этот запах, Ричард даже растерялся – откуда такая прорва денег? Но что ж, если он правильно разыграет карты, то, по всей вероятности, вместе с женщиной получит деньги. Это будет чудесный подарок, маленький бонус, или лэньяп, как его называют жители Нового Орлеана.

Он был очень доволен собой. От приятного возбуждения у него даже проснулся аппетит. Ричард задумчиво оглядел один конец улицы, затем другой, еще не решив, куда податься. Бар, ночной клуб, даже бордель – для него годилось все. Проще всего было дойти до парка, темневшего поодаль на противоположной стороне улицы, и поискать там какого-нибудь прохожего. Сблизиться с ним, предлагая наркотики или секс, или просто напасть на него. Получить от него то, что ему нужно, а затем бросить бездыханное тело.

Его взгляд привлекла яркая неоновая реклама – «Изумрудный город». Подойдя, Ричард окинул оценивающим взглядом внушительную фигуру швейцара и длинную очередь юношей и девушек в провоцирующей одежде, ожидавших, когда их пропустят. Он сразу понял: клуб не совсем то, что ему хочется, но решил все-таки попробовать, а вдруг там найдется что-то интересное. Ричард быстро перешел улицу, обогнул очередь и направился прямо к швейцару. Кое-кто из молодых людей недовольно заворчал, нарываясь на неприятности. Но Ричард оглянулся с таким видом, что недовольные сразу присмирели.

– Извините, но клуб полон, – буркнул швейцар. – Вам придется подождать, пока кто-нибудь не выйдет.

Ричард пригвоздил его к стене таким взглядом, что лицо швейцара посерело от страха.

– Вы хотите пригласить меня зайти внутрь, не так ли?

– Да-да, пожалуйста, проходите, – залебезил швейцар, откидывая занавес и пропуская гостя. Ричард снял перчатки и отдал куртку гардеробщице. Люди с их неразвитым зрением не могли видеть, что стены «Изумрудного города» представляли собой простой бетон, прикрытый шелковыми занавесками. В зале играла музыка. Благодаря очень хорошей стереосистеме мелодия словно парила по воздуху. Ричард задержался у входа. Выбирая наиболее удобное для себя место, он увидел один стул возле короткого плеча стойки бара, своей формой напоминавшего букву «L». Стул можно было легко продвинуть в уголок между стеной и баром. К сожалению, на стуле сидел мужчина, возле него стояло два приятеля – на вид компания учащихся колледжа. Ричард незаметно проскользнул мимо и замер позади них, пристально глядя на сидевшего на стуле. Через несколько секунд мужчина привстал и обратился к друзьям:

– Парни, а не познакомиться ли нам вон с теми цыпочками на танцполе. Их тоже трое, и они танцуют друг с другом.

Один из друзей, с наслаждением потягивавший пиво, проворчал:

– Пустая затея. Спорим, они лесбиянки.

Но того, кто раньше сидел на стуле, уже невозможно было удержать.

– Вряд ли, уж больно они горячи. Давайте захомутаем их, пока нас не опередили другие.

Троица дружно допила пиво и направилась на танцевальную площадку. Как только Ричард занял освободившийся стул, перед ним сразу возник бармен и низко нагнулся, чтобы принять заказ.

– Пожалуйста, мартини «Столи» с двумя маслинами.

Бармен ловко смешал напиток, эффектно крутанув в воздухе бутылкой, затем пустил по стойке бокал в сторону Ричарда. Вежливо кивнув, он взял бокал и начал оглядываться по сторонам. В клубе было душно. Здесь, в Америке, как в никакой другой стране, люди особенно часто мылись или принимали душ, однако, несмотря на это, их тела источали самые невозможные запахи. Особенно в таких местах, как этот клуб, где воздух был буквально пропитан запахом взаимного вожделения. Сигаретный дым, пот, дезодорант, горячее дыхание, духи, одеколон, сальные волосы, кишечные газы и кровь – какая омерзительная вонь. Этот клуб напомнил ему злачный Бангкок, куда судьба забрасывала его дважды – в 1860-х и 1970-х годах. В Бангкоке люди живут в зловонии, прямо на улицах, где готовят себе еду, моются, испражняются и молятся. Клуб в Сан-Франциско отличался от азиатского Бангкока лишь отсутствием запаха жареной рыбы и благовоний.

Он начал принюхиваться, словно к ароматному супу, к запахам, исходившим от разгоряченных человеческих тел. И вскоре обнаружил то, что искал. На другой стороне зала, в углу недалеко от танцпола, он приметил двух одиноких женщин. Обеим далеко за двадцать, а может, даже уже за тридцать. То есть слишком стары для такого молодежного заведения, как «Изумрудный город». Их позы, выражения их лиц рассказали ему все, что ему хотелось узнать. Они стояли лицом к залу, соприкасаясь плечами, как бы оберегая и ободряя друг друга и одновременно показывая, что они не против того, чтобы за ними поухаживали. Та, которая находилась справа, часто приходила сюда. В таких малоподходящих местах, как ночные клубы, она искала себе идеального мужчину – призрачно-наивные мечты. Ричард переключился на вторую подругу, более тихую и молчаливую, почти разуверившуюся в том, что на ее долю в жизни выпадет счастье. Сюда ее затащила подруга, она же подговорила надеть красное сексуальное платье на тонких, как спагетти, бретельках, сделать броский макияж и такую же прическу. Ричард видел, что женщину в красном смущал ее новый облик. Она выглядела неловкой, но в то же время очень привлекательной. Особенно поражали ее огромные блестящие карие глаза, а также вьющиеся от природы волосы, которые стремились вырваться из тисков непривычной прически. На ее обнаженных плечах мерцал розоватый свет. Кожа удивляла своей нежностью и бархатистостью.

Ричард пригубил мартини. Язык приятно защипал аромат соленой маслины, пропитанной солнечным светом Италии, а затем резкий вкус водки. Итальянцы берут несъедобную, соленую маслину и делают из нее восхитительную приправу, тогда как жители России без всяких изысков просто льют себе в горло охлажденную водку. Сколько культур – столько стилей жизни.

Ричард опять сосредоточился на женщине в красном, мысленно прокручивая сценарий их знакомства. Когда он подойдет, она будет приятно удивлена, даже польщена тем, что такой красивый мужчина обратил на нее внимание. Впрочем, следует соблюдать осторожность. Видимо, придется угостить ее напитком, пригласить на медленный танец. Ричард положит ладони на полуобнаженную спину, и ее тело затрепещет от его прикосновений. Чуткими пальцами он будет ощупывать каждое ее уязвимое место. А у такой нежной женщины, как она, их немало. Выступающие отростки позвонков, скрепленных сухожилиями, которые так легко сломать. Ручейки крови, бегущие от сердца и к сердцу, кровяные струйки по всему телу, затекающие во все части тела, изнывающего от томления, особенно руки, глаза, нос и губы. Он наклонится над ее плечом и, едва касаясь губами волос, станет нашептывать ей на ухо любезности, и она замрет на месте, охваченная силой своих тайных желаний. Забудет все на свете, прошлое и будущее перестанут существовать для нее. Она доверится ему, у нее не должно быть причин для сомнений и недоверия. Таковы все женщины, такова их природа.

За одним исключением – Санни Маркетт.

Продолжая наблюдать за женщиной в красном, он одновременно думал о Санни. Когда он ее впервые увидел, то сразу понял – она не такая, как все. Она особенная. Это было заметно по ямочке на ее подбородке, по ее гордо посаженной голове, по смелому и открытому взгляду. Несмотря на столь независимый вид, она не выглядела недоступной или недосягаемой. Как бы там ни было, но ей придется уступить ему, у нее нет иного выхода. Вполне возможно, что другой выход все-таки есть, но она не сумеет им воспользоваться. В ее глазах мерцал таинственный неугасимый свет, о существовании которого она, пожалуй, даже не догадывалась.

Этот блеск манил Ричарда, словно бабочку огонь свечи. Он, как мотылек, летел на свет ее глаз, который мог уберечь его или, напротив, погубить. Санни могла спасти его, согрев его ледяное сердце, или погубить, вытащив его, как порождение мрака, на дневной свет, и, опаленный им, он бы погиб.

Однако предаваться столь мрачным мыслям было не в его привычках. Для того чтобы избавиться от них, Ричард взял и ущипнул себя сам за кожу в промежутке между большим и указательным пальцами. Ну что ж, возможно, Санни Маркетт опасна для других вампиров, менее опытных и искушенных, но не для него – Ричарда Лазаруса. Он взглянул на леди в красном. Он видел ее бьющееся сердце и как по груди пробегает еле заметная дрожь от сердечных сокращений. Она улыбнулась ему. Его клыки выскользнули на миг и с легким щелчком опять скрылись внутри, как нож с выдвигающимся лезвием. Оружие для убийства было наготове.

Ричард оставил тело леди в красном в одной из кабинок туалета, в то время как подруга тщетно разыскивала ее в зале и на танцполе. Забрав куртку и перчатки у симпатичной гардеробщицы и вручив ей чаевые, он направился к отелю. Он уже почти дошел до входа, как вдруг краем глаза заметил выскользнувший из темноты черный лимузин. Точно такой же стоял напротив отеля, когда он выходил из него. Ричард чертыхнулся – почему он не просканировал салон машины раньше! Недопустимая небрежность. Коротко скрипнули тормоза, и лимузин остановился прямо перед ним. Из него выскочили двое громил в темных костюмах. Верзилы внутри костюмов выглядели не менее внушительно, чем сами костюмы, более того, они были вампирами.

Узнав одного из них, Ричард кивнул ему. Это был тридцатилетний симпатичный итальянец с вьющимися густыми волосами, питавший слабость к модной одежде. Сегодня из-под костюма выглядывала ярко-розовая рубашка и изумрудно-зеленый галстук, поверх которого висел золотой крестик.

– Привет, Энцо, – воскликнул Ричард и повернулся к другому вампиру: – Ты, должно быть, новенький? Как тебя зовут?

Напарник Энцо казался еще совсем юным, ему никак нельзя было дать больше двадцати. Светлые волосы обрамляли красивое, почти нежное лицо, но бицепсы были размером с хороший рождественский окорок. Он молча взглянул на Энцо, прося указания.

– Чего ты мнешься? – рассердился Ричард. – Прояви характер, ты же, черт возьми, вампир. Так как тебя зовут?

– Патрик.

– Чудесное имя. Ну как, Патрик, не хочешь ли ты поработать на меня, а не на Совет? Обещаю платить намного больше. Кроме того, можешь убивать столько людей, сколько захочешь. Ну, так что скажешь?

Патрик опять взглянул на товарища. Энцо недовольно поморщился и, махнув рукой на машину, с сильным итальянским акцентом сказал:

– С тобой хочет поговорить Сципио.

Ричард коротко рассмеялся, точнее пролаял.

– Ха-ха, Сципио здесь и хочет меня видеть? Какая честь! Наверное, вы следите за мной еще с Европы?

– Ты сядешь в машину? – Предложение Энцо прозвучало не очень-то любезно.

– А если нет? – Ричард сделал шаг ему навстречу.

Патрик, к его чести, не испугался и не отступил, скорее всего оттого, что не был наслышан о репутации Ричарда. Энцо же, напротив, хорошо знавший Ричарда, изменился в лице так, что его бледность была хорошо заметна на фоне черной дверцы лимузина.

– Ради всего святого, прекратите этот дурацкий спор, вы же не мальчишки. А ты залезай в машину. – Бледное лицо, похожее на лицо римского патриция, показалось из окна лимузина.

– Сципио! – воскликнул Ричард. – Если бы я знал, что это действительно ты, то не стал бы препираться.

Ричард протянул Сципио руку в перчатке. Тот, немного поколебавшись, пожал ее так, как это делали древние римляне.

– Как обычно, стойкий приверженец традиций? Как это мило!

Ричард удобно уселся на кожаном сиденье рядом со своим заклятым врагом. Оба громилы сели напротив, их похожие на бревна ноги заняли почти весь проход. Ради чего Сципио нанимает такие горы мяса для своей охраны? Разве он не знает, что для того, кто стал вампиром, мышцы уже не имеют никакого значения? Между вампиром и мускулистым вампиром разницы не больше, чем между правшой и левшой.

Ричард взглянул на древнего римлянина и тут же отвернулся. Он терпеть не мог смотреть на человека, глаза которого покрывала пленка. Это выводило его из себя. Что за изменения произошли со Сципио при его превращении в вампира, раз ему достался такой дефект глаз? Ричард задумался, стал бы он вампиром, если бы не Сципио. После того дня, когда Ричард родился как вампир, прошло больше двух столетий, но Сципио нисколько не изменился.

– Каким ветром тебя занесло в эти края, Ричард?

– У меня здесь кое-какие дела. А ты как оказался здесь?

– Совет велел тебе далеко не уезжать.

Ричард сердито фыркнул:

– Я не подчиняюсь Совету и не признаю над собой его власти.

– Но это вовсе не означает, что ее нет.

Голос Сципио стал жестким и суровым. В тот же миг Энцо и Патрик наклонились вперед, упираясь руками о колени. Тем временем водитель, не получивший никаких указаний, просто колесил вокруг Юнион-сквера.

– Неужели ты меня задержишь, Сципио?

– Нет, если только ты не совершишь нечто такое, что вынудит меня это сделать.

– В таком случае наш разговор окончен.

Лимузин уже во второй раз проехал мимо отеля «Восточный мандарин».

– Высадите меня прямо здесь. – Ричард постучал в стекло, отделявшее салон от кабины водителя, и машина сразу затормозила у тротуара.

– Всего наилучшего, джентльмены. Надеюсь, пребывание в Сан-Франциско будет для вас столь же приятным, как и для меня.

Ричард вышел и легко захлопнул за собой дверь лимузина.

Светало. Нижний край неба озаряло бледно-желтое сияние, но еще виднелся тусклый серп месяца, который не торопился уходить с небосклона. Джейкоб потянулся и зевнул, хотя он почти не спал. Когда он узнал, что молодым вампирам, чувствительным к влиянию солнца, приходится отлеживаться днем, то счел настоящей удачей свою способность бодрствовать двадцать четыре часа в сутки, без устали вертясь в житейском круговороте и днем и ночью, словно водяная мельница. Но со временем это стало его тяготить. Нет, Джейкоб не считал свою способность не спать проклятием, он просто нес ее как тяжкую ношу. Заснуть ему удавалось очень редко. Теперь, когда ему стукнуло двести пятьдесят лет, он засыпал не от усталости, а от перевозбуждения.

С раскрытой книгой в руках Джейкоб лежал на диване в своей квартире и ждал того часа, когда Санни проснется и пойдет на работу. Со своим дружком она провела часа два, не больше, что обрадовало Джейкоба настолько, что ему даже стало неловко. Хотя он купил самый длинный диван, который смог найти, его ноги чуть свешивались с ручки дивана. Да и сама квартира, как казалось Джейкобу, больше походила на аквариум, по которому он все время плавал, тщетно выискивая укромное темное местечко для отдыха. Он даже хранил в туалете матрас на случай, когда становилось совершенно невмоготу. Отвратительная квартира, если бы не одно «но». Отсюда открывался прекрасный вид на апартаменты Санни, располагавшиеся на пятнадцатом этаже в доме напротив. Его жилище представляло собой настоящий муравейник, что позволяло Джейкобу приходить и уходить отсюда в любое время, не вызывая подозрений.

Когда-нибудь он, по всей видимости, вернется к себе на уютную ферму близ Провиденса, но только тогда, когда Санни перестанет грозить опасность. И судя по всему, на ферму он попадет только после ее смерти, и лучше всего естественной. Сколько могла длиться такая неопределенность – не знал ни один из членов Совета. Таких созданий, как Санни, насчитывались единицы, поэтому продолжительность их жизни пока еще не была точно известна. Вампир, рожденный в Темные Века раннего Средневековья, помнил одного дхампира, который прожил четыреста лет. Другой знавал принцессу во Франции семнадцатого века, которая жила двести лет. Возможно, она протянула бы и дольше, если бы не трагедия – ей отрубили голову, поэтому для статистики она не годилась.

Джейкоб задумчиво разглядывал месяц: его нижний рог заслоняло пушистое облачко. Интересно, сегодня кто-нибудь смотрит на небо для того, чтобы увидеть на нем месяц? Джейкоб долго прожил на ферме в одиночестве. Он вспомнил то время, когда вместе с ним на ферме жил его сынишка. С каким удовольствием он помогал Джейкобу, считая работу на ферме забавной игрой, которую придумал отец для того, чтобы не скучать. Джейкоб тяжело вздохнул и бросил книгу на журнальный столик. В таких воспоминаниях было слишком много печали. Настроение испортилось. Увы, в последнее время он часто страдал от меланхолии, хотя никто об этом даже не догадывался. Грусть и тоска стали его спутницами, нежеланными, незваными. Но избавиться от них он никак не мог.

Джейкоб вошел в пустую прихожую, где на столике стояла ваза с желтыми лилиями, придававшими квартире жилой вид и даже уют. Раз в неделю, хоть это и доставляло ему огорчение, он приносил их домой. Цветы напоминали Джейкобу об умершей жене, но в последнее время образ супруги все чаще заслоняли мысли о Санни, которая тоже, как выяснилось, обожала цветы. Она украшала букетами не только свою квартиру, но и художественную галерею. Воспоминания о жене бередили старую зарубцевавшуюся рану, зато мысли о Санни носили совсем иной характер.

– Прости, Джейн, – прошептал Джейкоб. Он взял завядший букет и, выйдя в холл на этаже, выбросил его в мусоропровод.

Вдруг Джейкоб услышал чьи-то шаги, направлявшиеся в сторону его квартиры. Он бесшумно спрятался в дверной нише соседней квартиры и растворился в темноте, как это умеют делать вампиры, становясь невидимыми для человека. Джейкоб прислушался. Звук шагов приближался.

Сбросив маскировку, Джейкоб выступил из темной ниши. Посетитель оказался вампиром, поэтому играть с ним в прятки было бесполезно. Гость стоял перед его дверьми, низкорослый и широкогрудый. Его курчавые седые волосы были подстрижены тупыми углами, такие прически носили тысячу лет назад.

– Сципио? – удивленно спросил Джейкоб. – Что ты здесь делаешь? Ты же никогда не оставляешь берегов Италии.

Сципио усмехнулся, как только умеет улыбаться умудренный жизнью человек, повидавший немало жизненных коллизий, смешных и печальных.

– Рад тебя видеть. Как поживешь, центурион?

Они обнялись.

– Прекрасно, Сципио. Но я никогда не сражался в армии Цезаря, разве ты забыл? – Джейкоб обрадовался нежданной встрече со старым приятелем. Он уже давно не беседовал по-дружески с кем-нибудь из вампиров.

– Я все помню. Ты родился в 1750 году в городе Провиденс, штат Род-Айленд, за тысячу лет и миль от Древнего Рима. – Сципио, прищурившись, взглянул на друга. Его глаза была бледно-голубого небесного цвета. Хотя роговицы его глаз казались подернутыми пленкой, словно старыми потрепанными занавесками, видел Сципио отлично. Глаза он повредил, будучи человеком, и эти повреждения сохранились как память о прошлом. – Увы, я ничего не забываю, хотя кое-что следовало бы. Обычно так я называю любого командира или старшего по должности. Извини, с годами становится все труднее держать в подчинении нашу разношерстную команду.

– Проходи и чувствуй себя как дома. Ты один? – Джейкоб оглянулся назад.

– Один.

Джейкоб провел гостя к себе в квартиру и усадил на удобном диване. Римлянин отказался от предложенных напитков, предпочтя всем им стакан холодной воды. Джейкоб сел рядом, перебросив ноги через ручку дивана.

– Каким ветром тебя занесло ко мне, Сципио?

Римлянин молча вертел в руках бокал с водой, восхищаясь ее прозрачностью и чистотой.

– Хотелось бы, благоприятным. Увы, новости не очень хорошие. Меня направил Совет.

– Я в чем-то провинился? – осторожно спросил Джейкоб. Уже несколько лет он опасался, что Совет может отстранить его от выполняемого задания, решив, что он «слишком неравнодушен» к объекту. Совет мог поручить ему какое-нибудь иное, более скучное задание, вроде охраны банка крови. Неужели наверху уже прослышали о его оплошности на недавней свадьбе?

– Нет, я здесь не из-за тебя. Сюда меня привел Ричард Лазарус.

Холодный пот прошиб Джейкоба. Новость оказалась намного хуже, чем он предполагал. По старой привычке, за которую его ругала умершая жена, он хотел было подергать себя за бороду. Однако бороды он уже давно не носил, так что его пальцы коснулись гладко выбритого подбородка. Сколько лет минуло с тех пор, как он сумел убедить себя, что все в прошлом. Но то, чего он больше всего боялся, кажется, грозило повториться опять.

– Лазарус в Сан-Франциско? Что ему здесь понадобилось?

– Не знаю. Нам известно лишь то, что за это время он убил двух женщин и что он живет в отеле «Восточный мандарин».

Джейкоб сглотнул застрявший в горле комок и посмотрел в окно на море светящихся огоньков, каждый из которых представлял собой бьющееся человеческое сердце. Их было много, но его волновала судьба лишь одного.

– Лазарусу известно о моем задании? Не поэтому ли он приехал сюда?

– Пока ничего не известно. – Сципио расстегнул воротник рубашки, который словно душил его. Мода изменчива, большинству вампиров так и не удалось привыкнуть к ее часто меняющимся веяниям. Каждый вампир в глубине души питал слабость к той одежде, которую носил, будучи человеком, как бы давно это ни происходило. Тем, кто родился во времена корсетов и напудренных париков, не было ничего милее этих частей туалета. Если бы Сципио был волен в своих вкусах, он предпочел бы римскую тогу.

– Ни в коем случае нельзя позволить, чтобы он добрался до нее, Джейкоб.