С тех пор, как уснула моя красавица

Губы Рут помертвели. «Я это узнала только вчера ночью».

Лэйн пожал плечами. «Ваш муж не выдержит серъезного допроса. Мой вам совет — пусть он лучше признается в малом и расскажет то, что рассказал мне. Ведь вы полагаете, что это он убил, не так ли?»

«Да».

Лэйн поднялся. «Я уже говорил, что это не моя сфера, но я порасспрашиваю и найду вам кого-нибудь. Прошу прощения».

В полном отчаянии Рут несколько часов просидела, не шевелясь. В десять она посмотрела новости и услышала, что бывший муж Этель Ламбстон подвергся допросу в связи с ее смертью. Рут поспешла выключить телевизор.

События последней недели снова и снова проносились у нее в голове, как видеопленка, работающая в режиме «повтор». Десять дней назад душераздирающий звонок от Дженни: "Мама, какое унижение! На счету нет денег и чек вернулся. Меня вызывали в бухгалтерию. " С этого все и началось. Рут вспомнила, как она кричала на Симуса, стараясь оскорбить его побольнее. "Это я подтолкнула его к тому, что он потерял рассудок, " — подумала она.

Частичное признание. Что это означает? Непредумышленное убийство? Сколько за это могут дать? Пятнадцать лет? Двадцать? Но он спрятал ее тело. В какую же историю он влип, скрыв преступление! И как он мог оставаться таким спокойным?

Спокойным? Симус? Тот нож в его руке, которым он перерезал женщине горло... Невероятно.

На память Рут пришел эпизод, породивший потом в их семье ходовую шутку в те дни, когда они еще могли смеяться. Симус зашел в родзал, когда родилась Марси и — потерял сознание. Он не вынес вида крови. "Они больше волновались за твоего отца, чем за нас с тобой, " — говорила потом Рут дочери. «Это был первый и последний раз, когда я позволила пустить папу в родзал. Лучше пусть сидит в баре, чем путаться под ногами у врача».

Симус, который смотрит, как кровь хлещет из горла Этель, который запихивает ее тело в пластиковый мешок, вытаскивая его из квартиры. Рут вспомнила, как в новостях рассказывали, что с одежды Этель были срезаны все бирки. И у Симуса хватило хладнокровия проделать все это, а потом увезти тело и спрятать его в парке? "Нет, этого просто быть не может, " — решила Рут.

Но если он не убивал Этель, если он оставил ее так, как он уверяет, тогда моя и начищая нож, она уничтожила следы, которые могли бы навести на кого-то другого...

Все это подействовало на Рут так ошеломляюще, что она уже не была в состоянии продолжать свои размышления. Она устало поднялась и направилась в спальню. Дыхание Симуса было ровным, но вот он зашевелился. «Рут, побудь со мной». Когда она легла рядом, он обнял ее и снова уснул, положив голову ей на плечо.

Уже было три часа ночи, а Рут все еще размышляла, пытаясь найти какой-то выход. И словно бы в ответ на невысказанные мольбы, ей вдруг пришло на память, что последнее время она очень часто сталкивается в супермаркете с бывшим комиссаром полиции Керни. Он всегда так открыто улыбается и говорит: «Доброе утро». А однажды, когда у нее разорвался пакет с покупками, он остановился и принялся ей помогать. Комиссар нравился ей, несмотря на то, что глядя на него, она всегда думала о тех деньгах, которые вырвав у Симуса и его детей, Этель тратила на тряпки в магазине его дочери.

Керни жили в Шваб-Хаус на 74-ой улице. Завтра она и Симус пойдут туда и добьются встречи с Комиссаром. Он должен знать, как им поступить. Она может ему открыться. В конце концов Рут заснула с мыслью, что ей просто необходимо кому-то довериться.

* * *

Впервые за последние годы она проспала все утро в воскресение. Она оперлась на руку и посмотрела на будильник, было уже четверть двенадцатого. Яркий солнечный свет проникал в комнату сквозь неплотно прилегающие шторы. Рут посмотрела на Симуса. Во сне с его лица исчезло выражение тревоги и страха, которое так действовало ей на нервы, сейчас проступили черты того привлекательного мужчины, которым он когда-то был. Девочки похожи на отца, у них его чувство юмора. Ведь он был когда-то и остроумным, и уверенным в себе. А потом все покатилось. Непомерно подскочила стоимость ренты за бар, начали жаловаться соседи, постоянные клиенты уходили один за другим. И еще эти алименты — каждый месяц!

Рут осторожно вылезла из кровати и подошла к бюро. При безжалостном свете стало заметнее, какое оно пошарпанное. Она старалась как можно тише открыть крышку, но она скрипела, не поддаваясь. Симус заворочался.

«Рут». Он еще не проснулся окончательно.

«Лежи, — сказала она мягко. — Я позову тебя, когда завтрак будет готов».

Как раз, когда она снимала с огня бекон, раздался телефонный звонок, это были девочки. Они слышали об Этель. Марси, старшая, сказала: «Мам, нам, конечно, жаль ее, но ведь это означает, что мы больше ничего не должны, правда?»

Рут постаралась придать своему голосу веселость. «Да, похоже, так. Мы как-то еще не привыкли к этой мысли». Она позвала Симуса к телефону.

Рут представляла, каких усилий мужу стоило сказать: «Конечно, это ужасно радоваться чьей-то смерти, но мы радуемся лишь освобождению от нашего бремени. А сейчас расскажи мне, как поживают наши куколки-сестрички? Мальчики не пристают, я надеюсь?»

Рут приготовила бекон, жареные яйца, тосты, кофе, выдавила свежий апельсиновый сок. Она подождала, пока Симус поест, и подлила ему еще кофе. Потом уселась напротив него за старый дубовый стол, который им когда-то пришлось принять в подарок от его тетушки, старой девы, и сказала: «Нам надо поговорить».

Положив локти на стол и опершись подбородком на руки, она смотрела на свое отражение в покрытом пятнами зеркале буфета, мимолетно отмечая про себя, что она выглядит маловпечатляюще. Полинявший халат, некогда прекрасные светло-русые волосы поредели и стали серыми, круглые очки на маленьком лице придают ему измученный вид. Она отогнала от себя эти не относящиеся к делу мысли и продолжила: «Когда ты рассказывал мне, как оттолкнул Этель, как она порезалась ножом, как ты заплатил кому-то, чтобы ей угрожали, я решила тогда, что ты сделал и следующий шаг. Я решила, что это ты убил ее».

Симус не отрываясь смотрел в чашку с кофе. "Будто там ответы на все вопросы, " — подумала Рут. Потом он выпрямился и посмотрел прямо в глаза жене. Долгий сон, хороший завтрак и разговор с девочками как будто придали ему силы. "Я не убивал Этель, — сказал он. — Я просто пугал ее. Черт побери, я и сам был испуган. Я никогда не предполагал, что толкну ее, но это было бессознательно. Она порезалась, потому что схватила нож, а я вырвал его и снова бросил на стол. Она сильно испугалась, именно в эту минуту она и сказала: «Ладно, ладно. Ты можешь оставить алименты».

"И это было в четверг днем, " — сказала Рут.

«В четверг около двух часов, там очень тихо в это время. Ты же знаешь, в каком положении мы очутились из-за этого возвращенного чека. Я ушел из бара в половине второго, Дэн остался за меня. Он подтвердит».

«Ты вернулся в бар?»

Симус допил кофе и опустил чашку на блюдце. «Да, я должен был вернуться. А потом я пошел домой и напился. И пил все выходные».

«Кто-нибудь тебя видел? Ты выходил за газетами?»

Симус улыбнулся — грустная, вымученная улыбка. «Я был не в состоянии читать». Он подождал ее реакции, потом на его лице промелькнула надежда. "Ты мне веришь, " — сказал он неуверенно и удивленно.

«В пятницу и еще вчера я тебе не верила, — ответила Рут. — А теперь верю. Я точно знаю, что у тебя ни за что не хватит духу так запросто схватить нож и перерезать кому-то горло».

"Что и говорить, ты отхватила подарок в моем лице, " — тихо сказал Симус.

Рут оживилась. «Могло быть и хуже. Теперь перейдем к делу. Мне не понравился этот адвокат, да он и сам признался, что тебе нужен кто-нибудь другой. Я хочу попытаться кое-что предпринять. В последний раз поклянись, что ты не убивал Этель».

«Клянусь жизнью. — Симус растерялся. — Девочками клянусь».

«Нам нужна помощь. Настоящая квалифицированная помощь. Я вчера вечером смотрела новости, там говорили о тебе. О том, что ты подвергся допросу. Сейчас им нужны доказательства. Нам необходимо рассказать кому-то всю правду, чтобы нам дали грамотный совет или порекомендовали опытного адвоката».

* * *

Весь день Рут уговаривала, доказывала, приводила аргументы, склоняя Симуса согласиться. В половине четвертого они оделись в свои «семисезонные» пальто, Рут — прочное и аккуратное, Симус — застегнутое лишь на одну среднюю пуговицу, и отправились в Шваб-Хаус через три квартала от их дома. По дороге они почти не разговаривали. День был не по сезону ярким, и люди явно наслаждались солнечным теплом. Глядя на детишек, спешащих за своими радостно возбужденными родителями с шариками в руках, Симус улыбался. «Помнишь, мы как-то в воскресенье повели девочек в зоопарк? Как хорошо, что его снова открыли».

Швейцар в Шваб-Хаус сообщил, что ни комиссара Керни, ни мисс Керни нет дома. Растерянная, Рут попросила позволить им подождать. С полчаса они сидели рядышком на диване в холле, и Рут начала уже сомневаться, надо ли было вообще сюда приходить. Она только открыла рот, чтобы предложить Симусу уйти, как дверь отворилась и в холл вошло четыре человека — отец и дочь Керни и с ними еще двое людей.

Пока решительность не покинула ее окончательно, Рут поспешила им навстречу.

* * *

«Майлс, я хотела, чтобы ты все-таки дал им возможность все рассказать». Они были на кухне. Джек резал салат, Нив размораживала макароны с соусом, оставшиеся с обеда в четверг.

Майлс готовил сухое мартини для себя и Джека. «Нив, ни в коем случае я не позволю, чтобы мне морочили голову. Ты проходишь свидетелем по этому делу. Как это я дам ему возможность рассказать, как он случайно в потасовке убил Этель, и не заявлю об этом?! Да я считаю это своим долгом».

«Я совершенно уверена, что он хотел рассказать тебе что-то другое».

«Все будет так, как положено тому быть. Я тебе обещаю, что Симус Ламбстон и его жена будут подвергнуты самому тщательному допросу. Не забывай, что если этот скользкий племянничек говорил правду, то Рут Ламбстон стащила нож, как я понимаю, не в качестве сувенира на память. Я сделал все, что мог. Я позвонил Питу Кеннеди. Он чертовски хороший криминальный адвокат, и они встретятся завтра утром».

«И чем они будут платить твоему чертовски хорошему адвокату?»

"Если Симус Ламбстон чист, он укажет нашим парням, что они лают не на то дерево. Если виновен — Пит сможет сделать так, чтобы ему было предъявлено обвинение не в убийстве второй степени, а в непредумышленном убийстве с отягчающими обстоятельствами.

За обедом Нив показалось, что Джек уводит беседу в сторону нарочно, чтобы разговор не перескочил на Этель. Он пропросил Майлса рассказать о некоторых нашумевших в свое время процессах, а на эту тему Майлс мог говорить бесконечно. Когда только они убирали со стола, Нив сообразила, что Джек знал об этих процессах очень много, а ведь материалы о них не публиковались на Среднем Западе. "Ты специально искал материалы о Майлсе в старых газетах, " — обвинила она.

Он совершенно не смутился. «Да, я искал. Эй, оставь эту кастрюлю в раковине, я вымою. Ты сломаешь себе ногти».

«Это невероятно, — думала Нив. — Столько всего за одну неделю!» Казалось, что Джек всегда был рядом. Что произошло?

Она знала, что произошло. А потом знобящий холод пронизал все ее тело. Моисей только мельком взглянул на Землю Обетованную, зная, что никогда не войдет туда. Почему она вспомнила это? Почему она чувствовала себя так, как будто что-то главное ускользает от нее? Почему, глядя на траурную фотографию Этель, она видела там еще что-то, глубоко скрытое, как будто Этель говорила: «Погоди, ты увидишь, что это».

Что ЭТО? Нив задумалась.

Смерть.

Вечерний выпуск новостей был полон рассказами об Этель. Сделали видеомонтаж ее яркого прошлого. Журналистам явно не хватало захватывающих, броских новостей, и Этель помогла заполнить этот пробел.

Только закончилась программа, как зазвонил телефон. Это была Китти Конвей. Ее чистый мелодичный голос звучал торопливо. «Нив, прошу прощения за беспокойство, но я только что пришла домой. Когда я вешала пальто, я увидела, что ваш отец забыл свою шляпу в шкафу. Завтра в конце дня я буду в городе, так что я могу завезти вам ее».

Нив удивилась. «Подождите минуточку, я его позову». Поднеся телефон к Майлсу, она прошептала: «Ты ведь никогда ничего не забываешь, что же случилось?»

«О, очаровательная Китти Конвей! — радостно приветствовал ее Майлс. — Я вообще удивлен, что вы нашли эту чертову шляпу». Положив трубку, Майлс взглянул на Нив. Вид у него был глуповатый. «Она подъедет завтра к шести часам. А потом я пригласил ее на обед. Хочешь пойти тоже?»

«Естественно, нет. Если только тебе не нужна дуэнья. В любом случае я должна подойти на 7 Авеню».

Стоя в дверях, Джек спросил: «Скажи мне, если я становлюсь надоедливым, но если нет, давай пообедаем завтра вместе».

«Ты и сам хорошо знаешь, что ты не надоел. И идея вместе пообедать — замечательная, но тебе придется подождать моего звонка. Я не могу сказать, когда это точно будет. Я позвоню тебе от дяди Сала, обычно я захожу к нему напоследок».

«Мне все равно. Только хочу тебе сказать одну вещь — будь осторожна. Ты важный свидетель в деле Этель и, глядя сегодня на этих людей — Симуса Ламбстона и его жену, мне стало неспокойно. Эти люди доведены до крайней точки. Виновны или нет, они заинтересованы, чтобы расследование прекратилось. Их желание раскрыть свои карты твоему отцу могло быть спонтанным, а могло быть и тщательно продуманным. Я хочу сказать, что убийцы не останавливаются перед новым преступлением, если кто-то мешает им».

11

В понедельник у Денни был выходной, так что его отсутствие в кафе ни у кого не могло вызвать подозрений. Но ему требовалось еще алиби на этот день. Необходимо, чтобы кто-то подтвердил, что вся время он провел в постели. "Боюсь, я подхватил грипп, " — пожаловался он, встретив в холле уборщика, хотя того это совершенно не интересовало. Вчера Большой Чарли звонил ему сюда: «Или кончай с ней, или мы подыщем кого-нибудь, кто сможет это сделать».

Денни прекрасно знал, что это может означать. Его не оставят просто так, он уже достаточно знает, чтобы быть нежелательным. Кроме всего прочего, ему хотелось получить вторую половину денег.

План был продуман им тщательно. Он сходил на угол в аптеку и, сопровождая каждое свое слово кашлем, попросил фармацевта посоветовать ему на этот случай лекарство, которое он может приобрести без рецепта. Вернувшись домой, он завел об этом разговор с глупой старой шлюхой, которая жила через две двери от него и постоянно набивалась в подруги. Через пять минут он вышел от нее с чашкой вонючего чая в треснутой кружке.

«Это вылечит все, что угодно, — говорила она Денни. — Я загляну к тебе попозже».

«Попозже сделай мне, пожалуйста, еще чаю», — жалобно попросил он.

Денни сходил в душ, которым пользовались жильцы со второго и третьего этажа, по дороге пожаловавшись на судороги старому пьянчужке, который терпеливо ждал, пока освободится кабинка. Пропустить Денни без очереди тот отказался.

В своей комнате Денни тщательно упаковал всю одежду, которой пользовался, выслеживая Нив. Кто знает, вдруг какой-нибудь из швейцаров окажется очень наблюдательным и сможет описать, что за тип околачивался вокруг Шваб-Хаус. Или хотя бы та назойливая старуха со своей собачонкой, у нее было время его рассмотреть. Когда будет убита дочь бывшего Комиссара, копы пустят в ход все возможное и невозможное, на этот счет у Денни не было никаких сомнений.

С одеждой все просто — он бросит ее в ближайший мусорник. Сложнее всего не упустить из виду Нив, когда она будет выходить из своего магазина на 7 Авеню. Но он решит, что делать по ходу действия. У Денни был серый спортивный костюм, совершенно новый. Никто еще не видел его в этом костюме. В парике с прической панка и больших очках он будет похож на рассыльного, которых множество гоняет по всему городу на велосипедах, сбивая с ног прохожих. Он возьмет в руки большой конверт и будет поджидать, пока Нив выйдет. Скорее всего, она возьмет такси. Тогда он тоже сядет в другое такси и наплетет водителю историю о том, что у него украли велосипед, а ему срочно надо доставить бумаги этой даме.

Денни слышал собственными ушами, как Нив Керни говорила одной из тех богатых старых дур, которые могут выбрасывать такие огромные бабки на одежду, что у нее встреча в половине второго.

Но всегда надо иметь время в запасе — он встанет напротив ее магазина раньше.

Поскольку он будет выглядеть как панк, то даже неважно, если после смерти Керни водитель такси сообразит что к чему.

Составив план, Денни затолкал узел со старыми тряпками под продавленную кровать. "Ну и дыра, " — думал он, окидывая взглядом убогую комнатенку. Тараканы, вонь. А этот письменный стол — просто старая, выкрашенная в желтый цвет, развалюха. Но когда он сделает свою работу и получит вторые десять тысяч, останется только дождаться окончания условного срока. И уж тогда он быстро свалит отсюда. Господи, неужели он когда-нибудь отсюда уедет!

Все утро Денни бегал в туалет и жаловался на боли всем, кто только его слушал. В полдень эта карга — соседка постучалась в дверь и протянула ему еще одну чашку чаю и полузасохший рогалик. Денни сделал еще несколько вылазок в уборную. Стараясь не вдыхать резкую вонь, он стоял за запертой дверью кабинки, до тех пор, пока в очереди люди не начинали возмущаться.

В четверть первого он подошел, еле волоча ноги, к пьянчужке: «По-моему, мне легче. Пойду немного посплю». Его комната находилась на втором этаже, и из окна, выходящего в переулок между домами, можно было достать до выступа крутой крыши, которая выдавалась над нижним этажом. За несколько минут он надел спортивный костюм, нахлобучил парик, очки, выбросил сверток с лохмотьями в переулок и спустился вниз.

Сверток он оставил в глубоком кишащем крысами мусорнике позади дома на углу 100 — и 8-ой улиц и вошел в электричку, следующую до пересечения Лексингтон и 86-ой улицы. По дороге он не забыл купить конверт и карандаш, написал большими буквами на конверте «Срочно» и занял свой наблюдательный пост напротив «Нив Плейс».

* * *

В понедельник в десять часов утра корейский грузовой самолет, вылетевший рейсом 771 получил разрешение на посадку в аэропорту Кеннеди. Грузовики из «Гордон Стюбер Текстайлс» ожидали, чтобы забрать ящики с костюмами и спортивной одеждой и перевезти на склады в Лонг Айленд Сити — склады, которые никогда не фигурировали в документах компании.

Еще кое-кто ожидал этот груз: полиция и ФБР были готовы произвести самый большой за последние десять лет арест в связи с перевозкой наркотиков. "Потрясающая идея, " — заметил один из сотрудников полиции другому. Переодетые в униформу летных механиков, они стояли перед ангаром в ожидании самолета. «Я видал, как наркотики прятали в мебель, в кукол, в собачьи ошейники, даже в детские подгузники, но чтобы в туалеты от дизайнеров...»

Самолет сделал круг, приземлился и остановился перед ангаром. В одно мгновение посадочная полоса была наводнена людьми из ФБР.

Через десять минут вскрыли первый ящик. Разрезали швы великолепно сшитого льняного пиджака. Чистый, без примесей, героин посыпался в пластиковый пакет, подставленный шефом оперативников. «Боже милостивый! — воскликнул тот в ужасе, — Только в этом ящике запрятано не меньше, чем на пару миллионов. Скажите, чтобы везли сюда Стюбера».

В девять сорок утра сотрудники ФБР ворвались в офис Гордона Стюбера. Его секретарша попыталась загородить им дорогу, но ее решительно отстранили. Без всякого выражения на лице Стюбер выслушал предупреждение о даче ложных показаний. Так же бесстрастно он позволил надеть на себя наручники. Но внутренне он весь кипел, в нем клокотала смертельная ярость, и направлена она была на Нив.

Когда его выводили, он задержался и сказал плачущей секретарше: «Мэй, ты должна отменить все мои встречи. Смотри, не забудь».

По ее глазам он понял, что секретарша догадалась, что он имел в виду. Она не будет упоминать о том, что в среду вечером Этель Ламбстон атаковала Гордона в его же офисе и сообщила, что она в курсе всех его делишек.

* * *

Всю ночь в воскресенье Дуглас Браун метался на тонких перкалевых простынях Этель. Она снилась ему. То ему виделось, как Этель машет бокалом «Дом Периньон» в Сан Доменико со словами: «За тряпку Симуса». То как Этель с презрением говорит ему: «Ну, сколько ты прихватил на этот раз?» Потом приснилось, что полиция пришла, чтобы забрать его.

В десять часов утра в понедельник позвонили из судмедэкспертизы. Как бы в продолжение ночного кошмара от Дугласа требовали уточнить, как он планирует поступить с останками Этель. Дугу пришлось приложить усилие, чтобы его голос не звучал равнодушно. «Тетушка выражала желание быть кремированной после смерти. Не могли бы вы подсказать, что я должен в таком случае делать?»

Этель на самом деле как-то говорила, что хочет лежать рядом со своими родителями в Огайо, но послать урну, решил он, будет намного дешевле, чем транспортировать гроб.

Ему дали номер телефона крематория. В голосе женщины, с которой он говорил, чувствовалась забота и желание ободрить. Она справилась о его финансовых возможностях. Дуг пообещал, что перезвонит и набрал номер бухгалтера Этель. Но тот уезжал на выходные и только сейчас узнал ужасную новость.

«У меня имеется копия завещания мисс Ламбстон, я заверял его, — сказал он. — Она была к вам очень привязана».

«Я тоже любил ее всей душой». Дуг повесил трубку. Ему теперь потребуется время, чтобы привыкнуть к тому, что он богат. Во всяком случае, в его представлении.

Если только все пройдет гладко.

Ему казалось, что он готов к приходу копов, но быстрый негромкий стук в дверь и затем предложение проехать с ними для допроса вывели его из состояния равновесия. Он насмерть перепугался, когда в полицейском участке ему зачитали предупреждение о даче ложных показаний. «Вы, должно быть, шутите».

«Мы действуем в ваших интересах, — мягко заметил детектив Гомес. — Помните, Дуг, что вы имеете право не отвечать на вопросы, вы можете позвонить адвокату, и в любое время вы можете остановить допрос».

Дуг подумал о квартире Этель; о ее деньгах; о той цыпочке с работы, которая удивленно на него таращилась; о том, что он может бросить работу и высказать наконец все тому подонку, который был его непосредственным начальником. Он выбрал позу человека, изо всех сил стремящегося помочь следствию: «Я готов ответить на любые вопросы».

Но первый же, заданный детективом О'Брайеном, поставил Дуга в тупик: «В прошлый четверг вы пошли в банк и сняли со своего счета четыреста долларов, которые получили стодолларовыми банкнотами. Не стоит это отрицать, мы все проверили. Это те самые деньги, которые мы нашли в квартире, не так ли, Дуг? Так зачем же вам надо было класть туда деньги, если вы говорили, что тетушка зря вас обвиняла?»

* * *

Майлс уснул в полночь, а проснулся в половине шестого, зная, что раз проснулся, то уснуть снова не удастся. Нет ничего более отвратительного, чем лежать в постели безо всякой надежды снова раствориться в объятиях Морфея. Он встал, накинул халат и вышел в кухню.

Сварив себе чашку свежего кофе без кофеина, он шаг за шагом обдумывал события этой недели. Возникшее поначалу успокоение, вызванное смертью Никки Сепетти, потускнело. Почему?

Он окинул взглядом кухню. Прошлым вечером он отметил про себя то, что Джек помогал Нив убирать после ужина. Джек привычно чувствует себя на кухне. Майлс слегка улыбнулся, вспомнив собственного отца. Замечательный человек. Сам, называла его мать, когда говорила о нем. Но, Бог свидетель, папа никогда тарелку не отнес в раковину, не сидел с ребенком, пылесос даже в руки не брал. Теперешние молодые мужья не такие. Лучше.

А каким мужем для Ренаты был он сам? Неплохим, по мнению людей. «Я любил ее, — Майлс произнес это вслух почти шепотом. — Я гордился ею. Нам было хорошо вместе. Но вряд ли я до конца ее понимал. В какой же степени я был сыном своего отца? Воспринимал ли я всеръез все, что она делала, не считая роли матери и жены?»

Вчера или позавчера вечером он рассказывал Джеку Кэмпбэлу, что Рената научила его разбираться в винах. «Я тогда старался изо всех сил наверстать пробелы в своем образовании, — думал Майлс, вспоминая, как он до встречи с Ренатой составлял сам себе культурную программу. — Билеты в Карнеги Холл. Билеты в оперу. Обязательные, как работа, посещения Музея изящных икусств».

Рената превратила эти утомительные посещения в восхитительные походы, полные открытий. А вернувшись с оперы домой, Рената напевала услышанные мелодии своим сильным чистым сопрано. "Мило, caro, ты, наверное, единственный ирландец, которому медведь наступил на ухо, " — поддразнивала она его.

«После прекрасных одиннадцати лет, проведенных вместе, мы только начинали познавать друг друга».

Майлс поднялся и налил себе вторую чашку кофе. Но почему так тревожно? Что-то он силится понять и это что-то ускользает от него. Что же это? Что? «О, Рената, — умолял он. — Я не знаю, почему так беспокоюсь за Нив. За эти семнадцать лет я сделал все, что было в моих силах. Но она и твоя дочь. Что ей угрожает?»

Вторая чашка кофе подняла его настроение и он подумал, что все его страхи — нелепость. Когда, позевывая, в кухне появилась Нив, он довольно бодро сказал: «А этот твой издатель здорово управляется с кастрюлями».

Нив усмехнулась, наклонилась чмокнуть Майлса в макушку и ответила: «Итак, „очаровательная Китти Конвей“. Я одобряю, Комиссар. Уже пора взглянуть на женщин. В конце концов, ты не молодеешь». И она ловко увернулась от шлепка, зная, что он непременно последует.

* * *

Собираясь на работу, Нив одела бледно-розовый с серым костюм от Шанель, украшенный золотыми пуговицами, серые кожаные туфли и в тон к ним сумку на длинном ремне. Волосы она гладко зачесала в пучок.

Майлс одобрительно кивнул. «Мне нравится этот наряд. Лучше, чем та шахматная доска, которую ты натянула в субботу. Должен сказать, что у тебя мамин вкус к одежде».

«Похвала от сэра Хьюберта — высшая похвала». Уже стоя в дверях, Нив оглянулась: «Комиссар, не можешь ли ты потакнуть мне и запросить медэкспертизу проверить, не была ли Этель одета уже после смерти?»

«Я не думал об этом».

«Пожалуйста, подумай. И даже если ты не согласен, сделай это для меня. И еще: как ты думаешь, Симус Ламбстон и его жена пытались просто обвести нас вокруг пальца?»

«Не исключено».

«У них это неплохо получилось. Но, Майлс, послушай меня и не перебивай. Последним, кто видел Этель живой был ее бывший муж Симус. Мы знаем, что это было в четверг во второй половине дня. Пусть кто-нибудь спросит его, в чем она была одета? Могу поспорить, что это был легкий шерстяной цветной халат, который она практически не снимает, когда сидит дома. Этого халата нет в шкафу. В поездки Этель никогда его не берет. Майлс, не смотри на меня так. Я знаю, что я говорю. Получается, что Симус — или кто-то другой — убил Этель, когда она была в халате, а потом переодел ее».

Нив открыла дверь. Майлс подумал, что она ждет от него какой-нибудь реакции или, как обычно, ироничного тона. Он только спросил безразличным голосом: «Смысл?»

«Смысл в том, что если Этель была после смерти переодета, то ее бывший муж не имеет к этому никакого отношения. Ты же видел, как одета его жена и он сам. Они имеют такое же представление о моде, как я о полетах в космос. А вот тот скользкий тип по имени Гордон Стюбер мог бы подсознательно выбрать что-нибудь из своей одежды и одеть Этель в костюм в том виде, как он продавался».

Уже закрывая за собой дверь, Нив добавила: «Убийца всегда оставляет свою визитную карточку, ты сам всегда говорил, Комиссар».

* * *

Адвоката Питера Кеннеди часто спрашивали, не имеет ли он отношения к тем Кеннеди. Он и в самом деле обладал несомненным сходством с бывшим Президентом. Этому мужчине с квадратным волевым лицом, сильным телом было едва за пятьдесят, в рыжеватых волосах мелькало совсем немного седины. Он начинал свою карьеру в качестве помощника генерального прокурора и с тех самых пор прочно сдружился с Майлсом Керни. После такого срочного звонка Майлса, Пит отменил деловую встречу в одиннадцать часов и согласился увидеться с Симусом и Рут Ламбстон в своем офисе, расположенном в центре города.

Сейчас он слушал, скептически разглядывая измученные лица супругов. Время от времени адвокат прерывал их рассказ вопросами. «Значит, вы утверждаете, мистер Ламбстон, что толкнули вашу бывшую жену так сильно, что она упала навзничь, потом вскочила, схватила нож, который использовала для разрезания конвертов, и вы в драке, пытаясь забрать у нее нож, порезали ей щеку».

Симус кивнул. «Этель видела, я был готов убить ее».

«И убили?»

«Нет. — Ответил он смущенно. — Я имел в виду, что если бы в тот момент, когда я толкнул ее, она умерла, я был бы доволен. Она превратила мою жизнь в ад, и это длилось двадцать лет. Когда она поднялась, я вдруг осознал, что могло случиться. Но Этель здорово испугалась. Она сказала, что я могу забыть про алименты».

«А потом...»

«Я ушел. Пошел в бар, потом домой и напился. Я хорошо знал Этель, было бы в ее духе привлечь меня за физическое насилие. Она уже как-то пыталась подать на меня в суд за то, что я опаздывал с алиментами. — Он невесело рассмеялся. — Один раз это случилось, когда родилась Дженни».

Пит продолжал задавать вопросы и вырисовывалась следующая картина: Симус боялся, чтобы Этель не подала жалобу, потому что спустя какое-то время, поразмыслив, она, естественно, начала бы требовать алименты; то, что Этель согласилась отказаться от денег, он выложил Рут, что само по себе было глупо с его стороны. А Рут начала давить на Симуса, чтобы Этель подтвердила сказанное письменно, что привело этого недотепу в неописуемый ужас.

«И затем вы опустили в ящик и чек, и письмо и вернулись потом в надежде забрать их?»