Акула (№1) - Акула

7. «Тервмла»

В кабинете Акулов долго не просидел.

– Знаешь, навряд ли я рожу сейчас какие-то гениальные мысли. А внедряться ты не хочешь. Пойду, поброжу по окрестностям, осмотрюсь – как никак, это моя бывшая «земля». Может, встречу кого знакомого, морду набью. Или мне набьют.

Волгин задумчиво посмотрел вслед ушедшему Андрею. В принципе он предполагал, что напарник станет играть по своему сценарию. Говорит, что отказался от мести? Может, и так; но скорее всего, просто темнит, не хочет быть до конца откровенным. Он и раньше не страдал от этого качества, а уж после отсидки оно могло только усугубиться. .

Акулов перешел Горьковскую и, не спеша, двинулся по тропинке через пустырь. В местах происшествий останавливался, прикидывая, как бы действовал сам на месте преступника… Или преступников? Что-то мешало ему поверить, что все четыре трупа – дело рук одного человека или одной группы. Было какое-то звено, выпадавшее из общей картины. Волгин, похоже, этого вообще не заметил;

Акулов смутно чувствовал, что чего-то в логической цепочке не хватает, но чего именно – сформулировать не сумел бы.

Оказавшись на Чкаловской, Андрей свернул к пресловутым ларькам. Четыре из них работали, один, стоявший в некотором отдалении, чернел обгоревшими стенами и отражал солнце осколками разбитых стекол. Позади него, на ящиках и украденной где-то парковой скамейке, устроились шестеро. Опухшие лица, затрапезная одежонка, грязь, въевшаяся во все поры тела. Взгляды покорны и обманчивы, что можно оценить, столкнувшись с такой компанией поздним вечером в укромном месте – хотя, в целом, бомжи не склонны к насильственным преступлениям, разве что в своем кругу. На всю толпу было две бутылки портвейна и пакет с гнилыми помидорами.

На Акулова поднялось три пары глаз, чуть позже еще двое повернули головы в его сторону. Он стоял, прислонившись к дереву, и внимательно их разглядывал. Возражений это не вызывало, хотя было заметно, что его внимание им неприятно. Скорее всего, опознали; нет, не опознали – почувствовали в нем мента и ждали неприятностей. Особых грехов за собой бомжи не ощущали, надеялись, что в кутузку никого из них не потащат, но привыкли к тому, что хорошее от «внутренних органов» их касте перепадает крайне редко, а потому готовы были ко всему.

Один, долговязый, неопределенного возраста, с торчащими из-под синей бейсболки засаленными лохмами песочного цвета, старательно отворачивался. Взял бутылку, стал колупать ногтем этикетку, и было видно, что руки у него сильно трясутся.

Акулов подошел ближе.

– Новицкий? – возглас вырвался непроизвольно, слишком неожиданной была встреча со своим пропавшим «терпилой» ^[5].

Наркоман вскочил с ящика, запустил в оперативника бутылкой и ломанулся через пустырь.

От бутылки Андрей легко уклонился, но портвейном обрызгало плечо и рукав новенькой куртки.

– Ну, падла…

Обновка была куплена сестрой. Акулов всегда трепетно относился к подаркам женщин, и это обошлось Новицкому в несколько лишних ударов, когда Андрей его догнал.

Сбитый подсечкой на землю, наркоман закрыл лицо ладонями и подтянул колени к животу, но это его не спасло. Закатив глаза, он изобразил потерю сознание, и Акулов, плюнув, сел рядом, на теплый травянистый холмик. Несколько раз сильно выдохнул, помассировал грудь:

– Ты что ж, мудила, так гоняешь? Я, знаешь, сколько не тренировался? По твоей, кстати, милости…

( Как ни странно, лютой ненависти к человеку, Который засадил его за решетку, Андрей не испытывал, давно понял, что наркоман – лишь оружие в чужих руках. Откажись Новицкий писать на onepa заяву – сыскали бы другого, посговорчивей. Ненависти не было, но она нужна была для дела, и, когда Новицкий приоткрыл глаза, Акулов сделал страшное лицо:

– Копай себе могилу, поганец…

Погоня закончилась в небольшой ложбинке, так что ни с дороги, ни с тропинки их никто не видел, —и Новицкий воспринял угрозу реально. . Реакция его была неожиданной. Рубаху на груди он не рвал, но ответил с неожиданной твердостью, даже приподнялся на одном локте, грудью навстречу опасности:

– Ну и х… с тобой, ментяра поганый! Думаешь, страшно? Хватит, отбоялся уже! Нечего мне теперь бояться, так что делай, Что хочешь. Убьешь? Да и убивай, один хер, это не жизнь.

– Можно подумать, раньше ты жил, – возразил Акулов, немного сбитый с толку.

– А что ты о ней знаешь? Как мог, так и крутился. Бывало, воровал, ширялся, бабу свою метелил – так Господу любая тварь нужна. Да и отсидел я за свои грехи. Не то, что последний раз…

– Экий ты стал правоверный! Бога поминаешь… А что последний раз?

– А то не знаешь!

– Слышь, урод, бычить заканчивай. Если забыл – легко напомню, как я по твоему доносу почти два года за решеткой куковал. Дверь, говоришь, выбил? Деньги требовал? Бабу твою трахнуть хотел?

–Хорошо, хоть не тебя, чмо вонючее! Если б про себя написал – больше бы поверили… Новицкий пыхтел и отводил взгляд.

– Ты почему на суд не явился? Что, совесть замучила? Достоевского, наверное, начитался!

Акулов достал «беломор» и выругался. Каким-то образом во время беготни пачка разорвалась, часть папирос высыпалась из кармана, другие оказались раздавленными. Выбрав уцелевшую, Андрей закурил и продолжил говорить, сменив тон:

– Слушай, Олег, ведь мы давно друг друга знаем. Я тебя сколько раз сажал, два? Два. В девяносто четвертом, когда ты с машины колеса украл, и в девяносто шестом за наркотики. Я тебе что, «солому» в карман подбрасывал или, может, резину ту домой принес, не зная, на кого «глухарь» повесить? Да или нет?

– Нет.

– Правильно, все у нас по-честному было. Ты за свое отвечал. И я не лютовал, и на судах тебе срока выписывали небольшие. А жену твою, Ленку, я мог приземлить? Сам знаешь, что получилось бы – да, она успела «баян» ^[6] сбросить, но ведь оформить это можно было по-всякому…

–Так что ж с тобой случилось, Олег? Понимаю, если б я прессовал тебя по-настоящему, любой ценой посадить хотел или стучать на родственников заставлял – так не было же такого! Не хуже, чем к другим, к тебе относился, но именно ты выкобениваться стал да еще и дружков своих, свидетелей липовых, к делу подтянул. Не понимаю, Олег! Я что, в тебе так ошибался? Думал, хоть ты и наркоман, и вор, но что-то человеческое в себе сохранил. Оказывается, ты просто животное? Так, да? Ведь ты сам такую заяву родить не мог, диктовали тебе. Я даже знаю, кто. Но почему? На хрена тебе это было надо? Без меня что, стало лучше? :

Акулов знал, что лучше не стало. Его место занял старший опер Александр Борисов, давно скомпрометировавший себя сомнительными связями как на стороне, так и в самом РУВД – например, с тем же Сиволаповым. Что именно объединяло старшего лейтенанта с Ванькой-вором, догадаться было не так уж сложно, если оценить, как за три с небольшим года службы Борисов упрочил материальное и служебное положения. Видеться с ушлым оперативником до своего ареста Андрею практически не доводилось, только на каких-то официальных мероприятиях, но тюремные стены тонки, вести с воли доходили регулярно, так что он был в курсе основных событий жизни родного управления.

– Так как, легче без меня оказалось? Наверное, нет, потому и продинамил суд, что захотелось прошлое вернуть.

Новицкий молчал. Не психовал, как несколько минут назад, когда хлестался бесстрашием, а словно впал в какой-то ступор, мешающий определить линию поведения. Вертелось у него на языке нечто важное, но поделиться этим он не спешил. То ли представлялось оно Новицкому последним, главным козырем, то ли компрометировало его настолько, что не расскажет и под пытками.

Андрей сорвал травинку, очистил ею крошки табака с передних зубов, посидел, задрав подбородок,подставляя лицо солнцу. Боковым зрением следил за Новицким. Нападать он, конечно, не станет, да и убежать не сумеет, но… Надо было его обыскать;вот они, последствия отсидки – одна из главных мер безопасности напрочь вылетела из головы.

– Как ты меня выследил? – улыбнулся Новицкий щербатым ртом, и Андрей понял, что диалог состоится.

* * *

– Как идет борьба с умышленными убийствами в одном, отдельно взятом районе? – Игорь Фадеев позвонил вскоре после того, как Акулов отправился «на территорию».

– Борьба с раскрытием умышленных убийств протекает успешно, – отозвался Волгин. – Можно Сказать, что уголовный розыск бьет ключом. Разводным. А как поживает управление организованной преступности?

– Ну, если в нашей стране что-то хорошо и организовано, так это преступность. Работаем помаленьку!

– Вас все проверяют?

– Слава Богу, отстали. Узнал я для тебя кое-что любопытное, так что готовь бутылку. Есть недалеко от вас некая Школа русского уличного боя. На редкость интересная контора, адреса меняет как перчатки. Чему там учат, ясно из названия. Руководит ею дядя по фамилии Савчук, именующий себя «Мастером». По некоторым данным, начинал он на Украине, там у него случились неприятности с властями, пришлось удирать. Года полтора он где-то шхерился, в девяносто восьмом объявился у нас.

В секции Савчук бывает относительно редко, от его имени всем верховодят несколько доверенных тренеров. Порядки самые строгие, дисциплина – железная, процветает культ Мастера, слово которого является не то что законом – истиной в последней инстанции. От несогласных избавляются на первом этапе, те же, кто прошел испытания, преданы Савчуку, как собаки. Мой источник клялся, что людей там чуть ли не зомбируют. Ядро секции составляют человек тридцать-сорок учеников. В соревнованиях они не участвуют, со спортивной, скажем так, общественностью, не контактируют. Вроде бы пытаются кого-то «крышевать», и я готов в это поверить, потому что у Савчука – самые тесные контакты с Дракулой. Тот всегда был помешан на единоборствах, но их интересы, я подозреваю, ограничиваются не только тренировками. По некоторым данным, Савчук подготовил для группировки Дракулы нескольких новых бойцов и лично обучает его охранников. Мой человек предполагает, что «савчуковские» могут иметь самое прямое отношение к твоим «мокрухам» – был слушок, что они сдают на прохожих нечто вроде экзаменов. Уточнить он, к сожалению, не может, вся его информация – примерно двухмесячной давности, сейчас он связи с секцией утратил. Ну как, занятно?

Волгин обдумал услышанное. Информация была, конечно, интересной, но на подвиги не вдохновляла. Черт знает, почему. Может, пугал объем работы – прав новый напарник, пора сваливать в отпуск. А может, уже тогда предчувствовал, что доведется получить в ближайшем будущем от спортсменов по голове.

– А вы сами эту тему разработать не хотите?

– Старик, у нас своих хлопот хватает. Как говорится, мы пойдем другим путем – ты же знаешь, кто занимает меня в первую очередь. Если получится, то, конечно, поможем и вам, но специально – извини…

– Да я понимаю. Диктуй адрес.

– С адресом, старик, беда, придется тебе самому его поискать. Они недавно переехали, мой источник не знает куда. Для тренировок арендуют спортзал в одной из школ твоего района. Ищи, и…

– Что?

– Будь осторожен. Не балуйся. Мне будет обидно, если в этом ШкРУБе тебе расквасят нос. Хотя твой шнобель давно уже ничем не испугаешь.

8. Разговор, который окажется важным

– Как тебя выследил? Взял и сделал. Не думай, что это было слишком трудно. Просто очень хотелось повидаться-, поговорить.

– Я ведь к этим ларькам только на минутку подошел. И сразу – ты.

– Видел я твою «минутку»! Сидел, на «чернила» облизывался.

– Это я так, для маскировки, когда тебя заметил. В моем возрасте героин со спиртом уже не мешают…

– Ладно, мы не о здоровье встретились потрепаться.

Новицкий вздохнул, последний раз что-то мысленно взвесил. Решился, заговорил медленно, подбирая слова: .

– Пришли двое, в штатском. Один – из вашей управы, второй – из главка. Как это называется? Отдел какой-то безопасности.

– Собственной.

– Ага. Но он, «безопасный» этот, больше молчал, на меня его напарник наседал. За горло сразу взял: если хочешь жить спокойно, пиши заявление. Я попытался «включить дурака», но куда там! Заставили…

– Не хотел бы – не заставили.

– Андрей Витальевич, сами посудите, ну куда мне против них трепыхаться! Тем более, они момент подгадали, когда у меня «ломки» должны были начаться. Еще чуть-чуть – и я бы что угодно подтвердил. Можно, конечно, было в окно сигануть, чтоб от них отделаться, но я сдался, накатал заяву, как требовали. Под их диктовку. Я думал, все заметили: я же таких слов и не знал никогда, тем более не мог написать на бумаге. Тот, из «безопасности», сказал, чтоб я не волновался: на вас несколько жалоб поступило, одной больше или меньше – роли не играет, все равно наказывать придется. – Наркоман называл опера на «вы» и временами прижимал руку к сердцу; речь его была убыстрена-, голос звучал виновато, но раскаянием тут и не пахло. Оказавшись в трудном положении, Новицкий пытался выкрутиться и одновременно решить какие-то свои проблемы. – Долго обрабатывали, упорно. Не хуже, чем вы меня «кололи». Вот я и не выдержал. Тем более, Андрей Витальевич, дверь-то вы мне когда-то на самом деле ломали… Они, кстати, очень хорошо об этом знали.

– Да сам и рассказал!

– Нет…

Прецедент, действительно, имел место, за месяц или два до того, как родилось «акуловское дело». В Северном РУВД о нем было известно многим. Во время очередного рейда Акулов, и правда, выбил дверь в квартиру Новицкого. Наркотиков найти не удалось, краденых шмоток тоже, то есть оперативная информация не подтвердилась, и, с точки зрения Уголовного кодекса, Андрей, незаконно проникнув в чужое жилье, допустил превышение власти. Сам Акулов преступлением это не считал.

– Как выглядел тот, который из моего управления?

– Обыкновенно.

– Не умничай.

– Ну, лет двадцать пять. Невысокий такой, плотный. Волосы очень светлые, вьющиеся, назад зачесаны. Кожа на лице какая-то красная, глаза – как у рыбы…

Описание соответствовало внешности Борисова. В уголовном деле ни одной бумаги с его подписью не было, все оформляли опера УСБ. Тем не менее получалось, что он приложил руку к посадке Акулова. Андрея это не удивляло, такие мысли возникали и раньше, вот только доказательств не хватало. Теперь они вроде бы были. Но как ими распорядиться? Оттащить Новицкого к следователю, чтобы он дал новые показания? А потом охранять, пока дело не будет «закрыто» окончательно, чтобы Борисов с компанией не наехал, не заставил взять слова обратно?

– Ты чего на суд-то не пришел?

– А мне это надо?

– Что, и не искал никто?

– Может, и искали. Да только где меня теперь отыщешь? Квартиры-то я лишился…

– А ну-ка, расскажи.

Новицкий посмотрел исподлобья, отвернулся и долго молчал. Акулов почувствовал, что в «квартирной истории» для наркомана заключено самое важное. Не потому, что тот лишился крыши над головой – было что-то еще, гораздо более существенное.

– Рассказывай, не рассказывай . – все очень просто. Вскоре после вас и меня закрыли. За воровство якобы. Подстава полная! Пришел ко мне домой один кореш, попросил рюкзак оставить, пока он героином разживется. Обещал и мне принести. Я согласился, даже не посмотрел, что в этом рюкзаке, бросил его в коридоре и пошел «баян» готовить. Через пять минут влетают опера, хату ставят на уши, меня – тоже. Что интересно – все полностью официально, понятых вперед себя запустили, санкцию на обыск показали. Находят, конечно, этот долбаный рюкзак, а в нем – зеркала автомобильные, магнитолы. Все – с крутых тачек. Да я б к таким в жизни близко не подошел! Мне, естественно, никто не верит. Говорю, подождите, сейчас хозяин всего этого барахла придет, с него спрашивайте, а они только смеются. Уволокли в отдел, попинали там с легонца, оформили. Выясняется, что на одной из тачек, которую днем раньше «опустили», мой отпечаток пальца остался. Да что я, полный дебил, не знаю, что мои пальцы в каждой картотеке есть? Короче, закрыли меня, никто оправданий слушать не стал. Ладно, думаю, тюрьма – дело привычное. Глядишь, на суде и отпустят, а я к тому времени как-нибудь «переломаюсь»: помереть не дадут, а героин там столько стоит, что мне и не снилось. Неделю отсидел спокойно, а потом такое началось! Сначала Ленка, жена моя, на свиданку пришла. Никогда такого прежде не было, я сразу насторожился, а уж когда лицо ее увидел, сразу понял, что дело неладно. Да только не добился от нее ничего, не было возможности поговорить как следует. Ленка мне только сказала, что своими подвигами я ее достал окончательно, и она со мной разводится. Сказала и ушла, а через несколько дней мне сообщают, что суд наш брак расторгнул. Такое вообще бывает? Я просто охренел! Потом меня в «прессуху» переводят. Если б «явку» по кражам выбивали, я бы понял, так нет, просто издевались. Такого натерпелся… Думал, пора с собой кончать – да как там кончишь, кругом народ, и все за мной следят. Ни в петлю влезть, ни лезвием по венам. Дней пять все это продолжалось. Спать мне вообще не давали, жрать – тем более. А через пять дней вызывают меня в следственный кабинет, а там вместо следака моего сидят два бугая, незнакомые, по рожам видно – из бандитов. Спросили, как самочувствие, другие вопросы дурацкие позадавали, а потом объясняют, что один из них – хозяин машины, которую я обокрал, и, соответственно, должен я теперь по жизни. За материальный и моральный ущерб. А поскольку ничего у меня, окромя квартиры и собственной задницы нет, то и расплачиваться придется тем или этим.

– Ты, конечно, предпочел отдать квартиру?

– А вы бы согласились на второй вариант?

– Я бы не оказался в такой ситуации.

– А я вот попал. Сколько раз себя проклинал! Если б не поддался тогда, не написал эту кляузу – ничего бы не произошло.

– Это ты зря говоришь. Как меня по большому счету посадили вовсе не из-за твоей писульки, так и ты влетел… Видишь ли, Олег, это – итог всей твоей жизни. Так же, как арест, – моей. Не надо валить на других, корни всех бед в нас самих спрятаны, только мы понимаем это слишком поздно. И хорошо, если вообще понимаем. Продолжай.

– Мне поставили простую вилку. Или отказываюсь от квартиры, или меня, для начала, «опускают». Дали сутки на размышление, на следующий день пришли снова, и я согласился. Нет, до самого страшного дело не дошло, но когда меня ночью перегнули через шконку и член к заднице подвели, я понял, что шутить никто не станет. И раньше это понимал, а в тот раз… прочувствовал до самых печенок. Хата у нас с Ленкой была в частной собственности, но прописана только она одна. Меня, когда последний раз судили, выписали – был в те времена такой закон. А как откинулся, я к своим родителям прописался, в Старославянск. Там проще это было оформить, да и возраст у них уже… Вы же помните, Андрей Витальевич, нашу квартиру? Трехкомнатка, старый фонд, она Ленке по наследству от дяди осталась, он у нее профессором был, ботанику преподавал. За нее тысяч семьдесят пять можно было сорвать.

– В таком состоянии?

– Ну, пятьдесят. Мы с Ленкой еще раньше думали от нее отказаться, на черта нам такие хоромы? Да и с милицией, на новом месте, было бы проще.

Пока узнают про нас, пока руки дойдут, чтобы нами заняться. Может, и договориться бы удалось, не все же такие, как вы! Когда я согласился, эти быки пообещали оплатить адвоката, который на суде меня вытащит, и счет нам с Ленкой в сберкассе открыть, пять тысяч на него положить. Короче, написал я доверенность, в спецчасти ее оформили, начальник тюрьмы заверил – все по закону. Естественно, ни денег, ни адвоката. Кинули по полной программе. Хорошо, хоть из «прессухи» меня в нормальную хату перевели. Освободили без всяких взяток, судья и сам разглядел, что дело тухлое. С учетом моей биографии вчистую освободить меня не решились, выписали отсиженный срок. Вышел, Ленку нашел. Ей эти бандюганы тонну баков все-таки дали, так что она какое-то время комнату снимала, а потом, когда деньги кончились, к матери подалась. Меня и видеть не хотела, считала, что это я во всем виноват.. Когда развод оформляла, девичью фамилию взяла. А если честно, Андрей Витальевич, на вас она грешила.

– Думала, что я за кляузу так отомстил? Поэтому и в ментовку не обратилась?

– Ей сразу сказали, что там никто ее и слушать не станет. Мало того, что наркоманы, так еще и опера в тюрьму посадили; кто ж за таких заступится?

– А ты, значив, в моей честности не сомневался?

Новицкий помолчал. Ответил рассудительно и как-то очень просто, как будто речь шла о грязном червонце, а не о квартире стоимостью в полтора миллиона рублей:

– Какая теперь разница, сомневался я или нет? Если вы с ними заодно, то мне уже хуже не будет. А если нет – глядишь, и поможете. Я тоже в долгу не останусь.

– Да? По-твоему, мне больше нечем заняться? Мысленно Андрей прикинул варианты. До работников СИЗО, из которых кто-то непременно должен быть связан с бандитами, добраться сложновато, но у себя в районе можно пошуровать. Вот только надо ли это делать?

Рассказу Новицкого он верил ровно наполовину. О том, что в тюрьме, иной раз, «разводят» арестантов на квартиры, доводилось слышать и раньше. Но устраивать провокации с подбрасыванием вещдоков и дактилоскопированием – зачем такие сложности, если можно было с неменьшим успехом обработать Олега на воле? Так что сел он, скорее всего, за «свою» кражу, а уж потом кто-то головастый догадался, какую пользу из этого можно извлечь. Разве что…

– Тебя кто задерживал? Часом, не тот же малый с рыбьими глазами, который и по мою душу приходил?

– Нет, с тем бы я договорился.

– Сомневаюсь…

– Поможете, Андрей Витальевич?

– Сколько времени прошло, не считал? Квартира десять раз хозяев поменяла. Тебе сейчас не опер, а волшебник нужен. Да и какой мне от тебя прок?

– После освобождения, когда Ленка меня послала, я к своим родителям хотел податься. Потом решил: они сына нашего нянчат, на кой черт я еще нужен? Остался здесь… На чердаке живу, верчусь помаленьку. Сам не ворую, но много чего интересного могу порассказать.

Акулов посмотрел на наркомана скептически:

– Какой ты честный стал! Оттащить тебя сейчас в отдел, разок заехать —по загривку – и станешь говорить без всяких условий. Тоже мне, бартерный обмен придумал! Ты мне за одну свою заяву…

Акулов осекся, не договорив: «…по жизни должен». Мысль была, по сути, верная, но абсолютно неконструктивная. Он уже придумал, как будет строить свои отношения с Новицким.

– Кстати, Олег, с чего ты решил, что информация о кражах меня интересует?

– Раз отпустили, значит, оправдали. Ведь по такой статье, как ваша, «условно» только генералам дают. А если,так, то вам одна дорога – на прежнее место. Да и взгляд у вас оперской.

– Не льсти, я только первый день работаю.

– Глаза от стажа не зависят…

– Ладно, не заговаривайся, не купишь. Посмотрю я, что можно сделать. И с Ленкой твоей перетрещать надо будет, она, я думаю, побольше знает. Как я понимаю, развод ваш те два быка организовали?

– С ней церемонились не больше, чем со мной. Настучали разок под ребра, в лес вывезли, пушку к голове приставили… Потом, пока все не оформили, не отпускали ни на шаг.

– А ребенок… – Акулов мысленно обругал себя обидными словами. Профессионал хренов! Сам не сообразил, и Маша не догадалась проверить. – Говоришь, он у твоих родителей? И когда его отправили?

Новицкий криво усмехнулся:

– Да года уж три.Мать в гости приехала, увидела, как мы с Ленкой живем, такую истерику закатила! Сказала, что не оставит его здесь, а мы и не возражали. Действительно, чего хорошего у нас он видит? Да и денег вечно нет…

– У стариков их, конечно, больше. В протоколах допросов и Олег, и Елена утверждали, что отправили сына к родственникам сразу после погрома, учиненного Андреем. Ребенок, дескать, получил психическую травму и не мог оставаться в квартире, постоянно ожидая нового прихода «злого дяди-милиционера». И следователь, и судья эту лабуду проглотили; учитывая малолетний возраст свидетеля, настаивать на получении его показаний не стали. Акулов, к своему стыду, тоже.

– Ладно, сменим тему. Конечно, кражи – вещь хорошая, но мы поговорим о них немного позже. Завелся какой-то ухарь, который здесь,? на пустыре, народ убивает. Не слыхал ничего про это?

– Как не слышать? Слышал. Все об этом говорят. Мужики по вечерам здесь ходить уже побаиваются. Особенно те, кто там живут. – Новицкий показал рукой на недостроенный вендиспансер. – Трое в другое место перебрались, а те, которые еще остались, стараются вместе держаться, как только стемнеет, даже к ларьку поодиночке не ходят.

– Кто этим может заниматься? Он ведь не из другого города приезжает. Свой, местный, беспредельничает.

– Есть тут лихие ребята…

9. Акулов до и после ареста.

Возвращаясь в управление, Андрей повстречал очередного знакомого. Мужчина вышел из машины, пересек тротуар и уже взялся за ручку стеклянной двери магазина элитных продуктов, как что-то заставило его остановиться и приглядеться к толпе. Узнав оперативника, он помешкал, но шагнул навстречу, хотя многие на его месте предпочли бы отвернуться.

Некогда хозяин респектабельного магазина держал скромную лавочку по торговле мясопродуктами. В бизнес он пришел из армии, где его сократили с должности начальника штаба полка, в майорском звании. Будучи человеком старой закалки, платить бандитам он отказывался по принципиальным соображениям. Поначалу удавалось кое-как отбиваться. Помогали бывшие сослуживцы, да и самого Бог силой не обидел, тем более что и «спортсмены» наезжали не шибко: было ясно, что с лавчонки много не поиметь, а вокруг имелись другие, более перспективные и тоже не окученные объекты. Бывший Майор оказался неплохим коммерсантом. Дело стало развиваться, обороты расти. Настало время, и за него взялись всерьез. После того как спалили машину и предприняли попытку украсть дочку-шестиклассницу, он обратился в милицию. Связей в органах у него не было – он просто пришел в отделение, на территории которого располагался магазин, и попросил помощи. Заявление принял Акулов, он же и разбирался во всей этой истории. Тремя годами позже Андрей мог бы просто позвонить бригадиру соответствующей группировки и порекомендовать оставить точку в покое, не сомневаясь, что пожелание будет выполнено. Тогда таких возможностей еще не имелось; стали оформлять материал, как положено, не очень-то рассчитывая, что уголовное дело удастся возбудить. РУОП не привлекали, справились сами, благо технология была наработана. В первой половине девяностых каждый опер из любого отделения милиции один-два раза в неделю выскакивал на разного рода «стрелки». В подавляющем большинстве случаев всех бандитов задерживали, но судили потом единицы. Виноваты в том были и несовершенные законы, и слабое техническое оснащение подразделений, и сами потерпевшие, которые зачастую отступали от предписанного оперативниками сценария и портили своей самодеятельностью всю игру. С бывшим майором обернулось удачно. Всех пятерых вымогателей повязали, с помощью подручных предметов разъяснили необоснованность требований, двух основных упаковали за решетку на приличный срок. Вопреки распространенному заблуждению, родственники и кореша вляпавшихся бандитов, как правило, не стремятся во что бы то ни стало отомстить заявителю. Может обойтись себе дороже, ведь сотвори они что серьезное, сразу будет ясно с кого спросить, а в большом стаде, каким является преступная организация, всегда отыщется паршивая овца, трясущаяся за свою шкуру настолько, что разговорить ее ментам не представится сложным. Поэтому, в основном, потерпевшим предлагают деньги за изменение показаний или неявку на суд, могут попытаться дать взятку следователю или тому же судье. В крайнем случае – организовать ночной телефонный звонок с дурацкими угрозами или запустить кирпичом в витрину магазина, что, конечно, крайне неприятно, но не смертельно. От бывшего майора отвязались без проблем, но через полгода объявились новые претенденты на роль его «крыши», и он опять пришел к Андрею.

Эти, новые, действовали более тонко. С юридической точки зрения претензий к ним быть не могло. Для получения доказательств с целью привлечения бандитов к суду можно было разве что сотворить провокацию, которая запрещена законом.

Вопрос удалось решить мирно. Никого не арестовали, но и от мясного магазина отскочили без претензий, а вскоре по району прошел слух, что точка является «красной». Бывший майор поздравил с Днем милиции, презентовав пару корзин с выпивкой и закуской, а потом Акулов принял от него и конверт, в котором лежало несколько купюр американского производства. Обоим было неудобно, хотя назвать это взяткой можно было только с точки зрения нашего Уголовного кодекса, не всегда развернутого к действительности лицом. Со временем подношения стали регулярными, и, пересчитывая деньги, Андрей все реже терзался угрызениями совести.

Плохо, конечно, офицер милиции должен жить на зарплату. Но что делать, если ее не только регулярно задерживают, но и забывают повышать, более того, порой, «в связи со значительным удешевлением сельскохозяйственных продуктов», снижают размер «пайковых», и без того смехотворный. Холостому Акулову жилось еще более-менее сносно, но он не понимал, как дотягивает до получки коллега, обремененный неработающей супругой и двойней, при этом, Андрею было известно совершенно точно, не принимающий взяток.

Впоследствии Акулов «крышевал» несколько магазинов. Не зарывался, довольствовался малым, понимая, что помочь людям может только в решении проблем с примитивными, лобовыми наездами, которых становилось все меньше, и не способен разобраться с экономическими вопросами, все чаще выступающими на первый план. Став заместителем начальника отдела, часть денег он пускал «на работу»: приобретение бензина для служебного транспорта, спецтехники, оплату труда информаторов, часть распределял среди своих оперативников, которым доверял и меньше половины оставлял себе.

С арестом эти связи, конечно же, оборвались…

– Здравствуй, Андрей. Не знал, что ты на свободе.

– Коллеги мне устроили побег. Я теперь на нелегальном положении.

Бывший майор натянуто рассмеялся.

– Ты не торопишься? – Он распахнул стеклянную дверь. – Пошли, посмотришь мое хозяйство.