Синдром

— Фрэнк, — проговорил директор, — ты ведь помнишь Джеффа Дюрана?

— Конечно, — ответил Морган.

— Нет необходимости обмениваться рукопожатиями, — сострил Опдаал. — Я как раз говорил Джеффу, что ты будешь его оперировать. Сегодня вечером.

— Правда?

— Да. Ты никак не мог дождаться, когда тебе представится случай реплицировать «Х.М.». Теперь Господь послал тебе Джеффа. Джефф, ты ведь у нас неизлечимый больной, верно?

Морган состроил сочувственную гримасу.

— Итак, что скажешь? — спросил Опдаал, будто только что подарил молодому сотруднику новую куклу. — Нравится?

— Нравится?! — воскликнул Морган. — Нравится?! — Подойдя сбоку к Макбрайду, он коснулся его кожи чуть ниже кромки волос. — Вскрою вот здесь… — начал он.

Льюис въехал головой в подбородок Моргана, затем сорвал с себя смирительную рубашку и бросился на потрясенного Гуннара Опдаала. Тот хлопнул по кнопке на краю стола, запустив немую тревогу, и, оттолкнувшись, откатился во вращающемся кресле к окну.

Секунда — и Макбрайд ринулся за ним, вскарабкался по столу и схватил противника за горло. Подняв со стула могучего норвежца, он швырнул его о стену, рванул на себя и разбил головой Опдаала окно, надеясь обломками стекла перерезать тому глотку. Однако вмешался Морган — он напал сзади и сбил Льюиса с ног, а затем приемом карате уложил на пол. Пока Макбрайд полз по полу, извиваясь под пинками Моргана, Опдаал на заплетающихся ногах отошел от окна и начал звать на помощь.

Послышался топот. По коридору бежали люди, оглашая здание криками на английском и немецком языках. В этот же миг, когда Морган попытался еще раз ударить Макбрайда ногой, тот схватил противника за пятку и, резко развернув ее, опрокинул соперника. С грохотом повалилась лампа, и на Моргана посыпалось битое стекло. Рывком вскочив на колени, Макбрайд двинул кулаком по затылку молодого хирурга, и тот распластался на полу. Лью нырнул к коробке на диване — разрывая картон, он пытался добраться до курка. Это ему удалось в тот самый момент, когда дверь с грохотом распахнулась и в комнату вбежали взбешенные Рутгер и Хайнц.

— Ergreifen sie ihm![62] — закричал Опдаал, пытаясь нащупать в ящике стола пистолет «зиг-зауэр», который держал там на всякий случай.

Охранники стремительно ринулись на отступавшего с коробкой в руках американца. Но едва Рутгер двинулся, чтобы отбить ее в сторону, картон взорвался струей огня. Фонтан крови и куски плоти впечатались в стену. Толстый телохранитель, Хайнц, замер на месте, выпучив глаза и вскинув руки. Макбрайд тем временем описал стволом дугу, и Опдаал начал палить из пистолета, расстреляв в комнате все, но ни разу не попав в цель. Макбрайд передернул затвор с вновь обретенной собранностью; левая рука гладко скользила вперед и назад по стволу: передернул — выстрелил, еще и еще. Морган дернулся к двери, и Льюис одним залпом перебил ему ноги. Затем Макбрайд развернулся к Опдаалу, чей рот успел издать коротенькое «О!…» ужаса в ту долю секунды, которая осталась ему на осмысление происходящего. В следующий миг куски его лба ударили по звукопоглощающей плитке на потолке.

Наступила относительная тишина.

Хайнц трясся, зажмурившись и подняв вверх руки. Морган скулил в луже крови с перебитыми ногами — он был в шоке. Дым и запах пороха. Впервые за долгую минуту Макбрайд выдохнул: воздух с силой вырвался из легких. Затем раздался глухой шлепок — куски мозга Опдаала упали с потолка на письменный стол, точно брызги птичьего помета. Прямо на финансовые страницы «Neue Zuricher Zeitung».[63]

Макбрайд повернулся к охраннику:

— Стоять!

Льюис подошел к письменному столу, поднял телефонную трубку и попросил девушку на коммутаторе соединить его с отелем «Бельведер». Мгновение спустя отозвалась Эйдриен.

— Что происходит? — требовательно спросила она. — Я слышала…

— Подгоняй машину! — выпалил Макбрайд.

— Но…

— Быстрее! — Затем он положил трубку и повернулся к охраннику. — Пошли! — скомандовал Лью, взяв пленника за шиворот и прижав дуло к его щеке.

Макбрайд вывел толстяка в коридор, где при виде их целая стайка птицеподобных пациентов порхнула в стороны. Льюис вывел заложника из кабинета и, двигаясь с неторопливой решимостью, повел его мимо потрясенных санитаров, сиделок и докторов к входной двери, которая открылась с тихим «фш-ш-ш».

Льюис стоял на лестнице при входе в больницу, прижимая к челюсти охранника дробовик, и рассматривал варианты дальнейших событий. Их оказалось не так уж много: либо Эйдриен сейчас приедет, либо — нет. И если случится второе, тогда ему конец. Потому что полиция уже в пути или скоро будет в пути, и тогда…

Внезапно Эйдриен появилась: во двор въехал «БМВ» с включенными фарами и разметающими снег с лобового стекла щетками. Дверь со стороны пассажира резко распахнулась, Эйдриен перегнулась через сиденье и скомандовала:

— Прыгай!

Глава 41

В Давосе царило настоящее столпотворение.

Он оказался не той уютной альпийской деревушкой, какую нарисовала в своем воображении Эйдриен, а длинной шумной полосой пульсирующих огнями дискотек, баров, ресторанов и магазинов для лыжников. На фоне окружающих город горных пиков высились цементные многоэтажки, а по склонам небрежно рассыпались светящиеся окна швейцарских домиков в сельском стиле — шале. Увидев Давос впервые, Эйдриен подумала, что кто-то — не иначе как сам Сатана — решил воссоздать самое большое американское шоссе в раю. Трасса устремлялась в бесконечную даль, уходя по долине к Давос-Дорп и Давос-плац[64].

Несмотря на предприимчивость местного населения, остановиться оказалось негде. Помимо обычных отдыхающих и любителей горнолыжного туризма, город наводнили сотни людей, обеспечивающих деятельность Международного экономического форума, журналисты и толпы демонстрантов, протестующих против всего — от генетически модифицированных продуктов до клонирования. Макбрайд и Эйдриен обошли с полдюжины отелей, и ни в одном не нашлось свободного номера — включая отель-люкс «Фрибур», который организаторы форума выбрали в качестве штаб-квартиры.

Построенный на холме, «Фрибур» возвышался над городом, напоминая гигантский свадебный торт. Каждый из его двухсот номеров мог похвастаться огромным балконом с белыми колоннами. Не пришлось даже приближаться к отелю, чтобы понять — проход и проезд на его территорию строго ограниченны: все пути были перекрыты кордонами, а вдоль шоссе стояли контрольно-пропускные пункты со швейцарскими солдатами. Толпившиеся вдоль главной дороги демонстранты как один вытягивали шеи, когда поднимался шлагбаум, пропуская внутрь очередной лимузин. Сдержанные крики провожали автомобиль, который медленно полз вверх по склону. За тонированными стеклами «мерседеса» невозможно было различить пассажиров. В пространстве между протестующими и отелем стояло скопление грузовиков и фургонов, которые обслуживали Си-эн-эн, Би-би-си и с десяток других служб телерадиовещания. По снегу змеились кабели, питающие батареи прожекторов и микрофонов, камер и спутниковых тарелок. Тут и там в конусе белого света стояли одинокие фигурки, вещавшие со сцены событий миллионам невидимых зрителей.

Где находился де Гроот, оставалось только гадать. Если голландец поселился на временной квартире — как в Вашингтоне, — тогда он мог оказаться где угодно: в Давосе, Клостерсе или даже в одном из городов-спутников — Визене или Лангайзе.

А потому Макбрайду с Эйдриен не оставалось ничего другого, как ходить и искать. Открывать дверь за дверью, осматривать отель за отелем, заглядывать в бары и рестораны в тщетной надежде напасть на след высокого голландца с густой шапочкой коротко остриженных светлых волос. Затея казалась безнадежной, пока Макбрайда не осенило.

— Музыка… — пробормотал он.

— Что? — Эйдриен потерла глаза: было почти два часа утра.

— Де Гроот помешан на «трансе». Он даже предлагал мне сходить с ним в клуб за компанию. Пришлось признаться, что я не любитель шумных мероприятий.

Эйдриен удивилась:

— Что такое «транс»?

— Ну, знаешь, широкие штаны, диджеи и рейверы… Они еще обожают светящиеся полоски на одежде. В Европе это сейчас очень популярно.

— Да?

Дюран улыбнулся:

— Похоже, молоденьким юристочкам не хватает времени на танцы?

— Наверное. Только вот мне интересно — откуда ты так много знаешь?

Дюран смутился:

— Эм-ти-ви часто смотрю.

С каждым часом громкая монотонная музыка и дергающиеся тела дискотечных завсегдатаев утомляли Эйдриен все больше. Они с Льюисом слонялись по городу и заглядывали в танцевальные клубы, успев наведаться в «Сода», «Тракс», «Румпльштильтскин» и «Кит-Кат». Знание немецкого языка здорово помогло Макбрайду, когда приходилось обращаться к барменам, вышибалам, диджеям или случайным, отделившимся от шумной толпы посетителям. Переходя из клуба в клуб, он отточил свою реплику так, что теперь проговаривал ее без единой запинки. К тому времени когда они нагрянули в «Кит-Кат», Лью выражал свои мысли легко и непринужденно: они ищут голландца, крупного парня из Роттердама, с короткой стрижкой и соломенного цвета волосами; хорош собой, заядлый курильщик — на глаза не попадался?

«Нет, нет и нет». Наверное, половина из тех, к кому они обращались, слишком одурманили себя наркотиками, чтобы хоть что-нибудь помнить. Зато очень помог диджей из «Румпльштильтскин», составивший список дискотек, где крутят «транс» или в крайнем случае его близкого родственника «хаус». Впрочем, куда бы ни заглядывали «сыщики», никто не знал де Гроота ни по имени, ни в лицо.

— Переночуем на вокзале, — предложила Эйдриен, — или в машине. Я вконец измоталась.

Макбрайд кивнул:

— Еще пара клубов — и закругляемся.

К тому времени как из списка диджея удалось вычеркнуть еще три заведения, начал приближаться рассвет. Дискотеки закрывались, извергая из своих недр шумные компании, чей смех пронзал холодный утренний воздух. Макбрайд уже собрался прекратить поиски. С этим полностью согласилась и Эйдриен, которая хоть и не жаловалась на переутомление, тем не менее устала до полубессознательного состояния. Настолько, что порой забывала поднять при ходьбе ногу и спотыкалась, чуть не падая.

— Еще один клуб, — решил Льюис, — и выпьем по чашечке кофе.

Тогда они и увидели надпись:

«ТРАНС КЛУБ»

А под этими словами круглая вывеска выдавала головокружительный бег серебристых и черных концентрических кругов, в центре которых открывался и закрывался неоновый глаз. По контуру моргали огни, и Макбрайд так долго не мог отвести от них взгляда, что когда электрический глаз исчезал, его остаточное изображение плыло на внутренней стороне века.

— Ну-ка, ну-ка, — сказал Лью и потрусил к вывеске, потянув за собой Эйдриен.

— Что? — спросила она.

— Он здесь бывал.

— С чего ты взял?

— Спичечный коробок — ну, знаешь, европейский: картонная книжка с бумажными спичками. Однажды де Гроот оставил у меня ментоловые сигареты и коробок с таким рисунком.

В заведении у стойки сидели официантки и бармены, подсчитывая выручку. «Geshloten»[65], — сказал бармен с серебряной гантелькой на кончике языка, обведя рукой тускло освещенный зал. Смуглый мужчина средних лет водил огромным пылесосом по грязному, черному полу, где серебряные звезды отбрасывали в стороны трассирующие лучи.

— Я ищу одного человека, — сказал Макбрайд.

Официантка с остроконечной прической и серебряной помадой на губах уже открыла рот, но Лью оборвал ее на полуслове:

— Кроме шуток. Он голландец. Высокий, крупный человек со светлыми волосами, зовут Хенрик.

— Ну да, — сказала та. — Я знаю Хенрика. Он здесь часто околачивается — когда не в отъезде.

— А сегодня?

— Заходил, только ушел час назад. — Официантка нахмурилась. — А он вам кто — приятель?

— Он мой пациент. Я — психиатр, — ответил Лью.

Собеседница кивнула с понимающим видом.

— Да, вы правильно сделали, что пришли, — у Хенрика явно нелады с головой.

— Вы знаете, где он остановился? — спросила Эйдриен.

Девица смерила парочку взглядом:

— Может быть. А что, у него неприятности?

Макбрайд беспомощно отмахнулся:

— Я бы не появился здесь в семь утра, если бы…

— Он снимает квартиру в «Альпенрёсли» — это в сторону Клостерса.

Бармен с гантелей в языке, похоже, немало удивился и хмуро спросил:

— А ты откуда знаешь?

— Оттуда! — отрезала официантка.

Здание «Альпенрёсли» представляло собой бревенчато-каменный дом, расположившийся на холме при самом въезде в город. В строении размещалось четыре отдельные квартиры, которые сдавались с понедельной или помесячной оплатой, да плюс квартирка смотрительницы на первом этаже.

— Свободных нет, — без долгих предисловий сообщила седая женщина из самой нижней квартиры.

— Мы разыскиваем мистера де Гроота, — сказал ей Макбрайд.

Женщина пожала плечами:

— Тогда вы по адресу. Он снимает номер «4» — только жилец еще не вернулся. Всю ночь танцует, потом скорее всего идет на работу.

— Вы, случайно, не знаете — куда?

Собеседница покачала головой:

— Меня не интересует.

Таким образом, не оставалось ничего другого, как встать на парковочной стоянке у «Альпенрёсли» и ждать появления голландца. Когда холод становился невыносимым или окна запотевали, включали печку. Поскольку заняться было нечем, по очереди дремали. В обед Эйдриен сходила за сандвичами и обошла пешком половину города, попутно любуясь достопримечательностями. К двум часам дня небо окрасилось в свинцово-серый цвет, а де Гроот по-прежнему не объявлялся. Час спустя в горах раздались громовые раскаты, и повалил легкий пушистый снежок.

— Не пора ли перейти к плану «Б»? — предложил Макбрайд.

— И в чем же состоит этот план? — поинтересовалась Эйдриен.

Лью покачал головой:

— Не знаю. Я думал, ты что-нибудь подскажешь.

По правде говоря, план «Б» заключался в том, чтобы обратиться в полицию, — единственное, что оставалось при сложившихся обстоятельствах. Однако после всего, что случилось в клинике, никто бы и слушать не стал беглецов. Теперь они почти наверняка являлись объектом массированной облавы. И если их арестуют, то неизбежно последует допрос с пристрастием о бойне в больнице. Каждый полицейский будет заваливать их своими догадками, прежде чем удастся вставить хотя бы слово о проекте «Иерихон». А к тому времени когда «преступников» наконец выслушают, будет слишком поздно что-либо предпринимать.

Небо прояснилось к четырем часам дня. У Макбрайда уже ломило колени от постоянной неподвижности, голова отяжелела, и в затылке гулко стучало из-за духоты — как вдруг, совершенно неожиданно, появился де Гроот. Понуро склонив голову, голландец брел по улице. Он был в джинсах, ботинках и дубленой куртке, а в руках нес полиэтиленовые сумки с продуктами.

— Вот он, — проговорил Лью и резко распрямился за рулем.

Они вглядывались сквозь пелену падающего за окном снега, пытаясь не упустить голландца из вида: он толкнул ворота «Альпенрёсли» и, громко топая, поднялся по внешней лестнице, а затем исчез где-то в торце здания, предположительно в квартире номер «4».

— Жди здесь, — скомандовал Макбрайд и нажал кнопку, открывавшую багажник. Распахнув водительскую дверь, он собрался выйти, когда Эйдриен решительно возразила:

— Ты что, свихнулся? Я не собираюсь здесь торчать!

Льюис склонился и нежно коснулся ее губ.

— Прикрой меня.

Не дожидаясь ответа, он вылез из машины, достал из багажника дробовик и направился по отпечатавшимся в снегу следам де Гроота. Подошел к внешней лестнице, поднялся наверх и выдержал паузу у двери в четвертый номер. Глубоко втянув носом воздух, Макбрайд тихо постучал, отступил назад и замер с дробовиком в руках, направив ствол к полу. Однако ничего не произошло. Лью повторил попытку — и снова никакого ответа. Тогда он разозлился и что есть мочи забарабанил в дверь — та распахнулась сама собой.

Крепко сжимая в руках винтовку, Льюис шагнул в прихожую, бросил взгляд вправо-влево и прислушался. В квартире царила полная тишина — если здесь и находился живой человек, он не выдавал свое присутствие даже дыханием. Макбрайд вошел в гостиную и заметил стол, на котором валялось с полдюжины очень маленьких лампочек — и все как одна разбиты. Рядом лежала электродрель. «Что за черт?» — недоумевал Льюис.

Несколько шагов — и он в укороченном холле: одна дверь налево, другая — направо. Открыв левую дверь, Макбрайд оказался в спальне, которая, похоже, предназначалась не только для сна. Здесь была организована настоящая расистская диорама с расклеенными по стенам самодельными коллажами: порнографические снимки чернокожих мужчин и юных светловолосых дев; голова Десмонда Туту на теле шимпанзе; несколько фотографий НЛО и плакат с изображением Нельсона Манделы. Лицо африканского лидера обвели ярким маркером и перечеркнули красной линией. Рядом — еще один коллаж: южноафриканский президент Мбеки, на улыбающейся физиономии которого копошились нарисованные личинки мух, а на голове извивались языками пламени дождевые черви. На полу возле кровати лежала кипа журналов: «Одинист», «Контре ле Бу», «Дер Бродербауд репорт», а на дальней стене висели, обратив лики к изуродованным портретам африканцев, грубо исполненные изображения Адольфа Гитлера и швейцарского уфолога Вилли Майера.

«Вот и декорации, — подумал Макбрайд. — Достаточное доказательство того, что жилец — маньяк-одиночка». Впрочем, в своих выдумках де Гроот оказался не оригинален. Как и память-ширма голландца, представшая взору сцена поражала своей тривиальностью. Все вокруг напоминало дешевое телешоу, воплощенную идею второсортного продюсера о святилище расиста. Макбрайд решил, что, если тут покопаться получше, обязательно найдется дневник, заполненный невзначай оброненными мыслями из Фрейда и псевдополитическим трепом фанатиков-идолопоклонников. А может, и пара фотографий голландца с ружьем в руках.

Но где же актер? Где звезда программы? Удары сердца гулко отдавались в висках. Макбрайд вернулся в коридор и с ружьем наперевес пнул дверь в соседнее помещение. Ванна.

— Хенрик?

Крепко сжимая в руках винтовку, Лью отвел стволом полиэтиленовую занавеску — никого.

Совсем растерявшись, он вернулся в гостиную, и тут его взору предстал хозяин квартиры собственной персоной. Голландец стоял за спиной Эйдриен и прижимал к ее виску дуло пистолета.

— Доктор Дюран, какая встреча! — с улыбкой проговорил он.

— Послушай, Хенрик, не делай глупостей.

— Добро пожаловать в Давос! Воистину чудесное местечко! Не соизволите ли опустить оружие, доктор? Мне бы не хотелось кого-нибудь поранить.

Макбрайд, не спуская взгляда с голландца, положил дробовик на пол.

— Отпусти ее. Она здесь ни при чем.

— Тсс, — шепнул тот, приложив палец к губам. — Червь услышит. — Кивнув в сторону дивана, он приказал садиться и подтолкнул Эйдриен, к которой тут же присоединился Макбрайд. Де Гроот нагнулся, поднял с пола дробовик и, вынув магазин, бросил ружье в угол. Затем избавился от остававшегося в винтовке патрона и швырнул бесполезное теперь оружие в ближайшее кресло. Направился зачем-то на кухню и мгновением позже вернулся с катушкой липкой ленты в руке. Швырнув ее Макбрайду, приказал заклеить его спутнице рот, чтобы не болтала зря, а затем связать руки и ноги. Заметив, что пленник исполняет распоряжение без особого рвения, голландец подошел к дивану и изо всех сил саданул психотерапевта тупым концом револьвера по губам.

Отступив назад, де Гроот удовлетворенно наблюдал, как доктор Дюран делает, что велено: отрывает полоски липкой ленты и наклеивает их поперек рта насмерть перепуганной молодой женщины.

— Теперь твоя очередь, — проговорил голландец, снимая куртку-дубленку и вешая ее на спинку стула: на его шее, на витой цепи, красовался заламинированный пластиковый бэйдж.

— Послушай, Хенрик…

Де Гроот хмуро оборвал врача на полуслове:

— Без разговоров.

В этот миг стекла сотряслись от неожиданно мощного порыва ветра, мигнула лампочка на потолке, грохнула железная калитка за домом. Де Гроот отвлекся на звук и подошел к окну.

— Буря.

— Хенрик, тебе обязательно надо меня выслушать.

— Нет, Док, прости. Я не могу слушать вас обоих.

— Ты о чем это?

— Вы с Червем так и норовите указать мне, что делать, — объяснил измученный недугом голландец.

— Хенрик, я знаю, что ты задумал, и это очень нехорошая мысль.

— Ах вот как?! И что же я, по-вашему, намерен сделать, Док?

— Ты зачем-то решил застрелить Манделу и остальных.

Тот покачал головой.

— Обматывай ноги шесть раз. Крепче! — Голландец некоторое время молчал и вскоре продолжил: — Я ни в кого не буду стрелять.

— Разве? — Лью пришел в замешательство.

— Да. Стопы, доктор Дюран, и лодыжки тоже. Шесть оборотов.

Макбрайд наклонился и исполнил то, что приказал Хенрик. Отрывая куски липкой ленты, он собственноручно лишал себя свободы.

— Я не собираюсь применять оружие, — проинформировал де Гроот, и фыркающий смешок сорвался с его губ. — Вполне хватит огня.

Пленник закончил обматывать ноги лентой и поднял на голландца глаза.

— О чем ты?

Тот проигнорировал вопрос и приказал:

— А теперь руки за спину.

Де Гроот схватил скотч и сам стал обматывать запястья американца.

Лью шарил глазами по комнате в поисках сподручного предмета, которым можно было бы вывести маньяка из игры. Однако в поле зрения попали только Эйдриен, которая, судя по ее виду, готова была упасть в обморок, и стол с лампочками.

— Зачем тебе понадобились лампочки?

Закончив связывать пленника, де Гроот обошел диван и встал перед беспомощной парочкой. Взглянул на часы, зябко поежился и сел в мягкое кожаное кресло.

— Червь умен. Он знает, что с оружием к ним не подобраться — даже с моим удостоверением. Никак.

— Куда подобраться? К кому?

— Во «Фрибур». Я занимаюсь обновлением противопожарной системы.

Макбрайд терялся в догадках, он не понимал, что происходит.

— И что? При чем здесь лампочки?

— Это — мое маленькое усовершенствование. Я их много изготовил — уйму времени потратил.

— На что?

— Мы заменяем газ в спринклерной системе пожаротушения — в той, что вмонтирована в потолок. — Голландец поднял вверх руку и пошевелил в воздухе пальцами.

— Просто прекрасно, Хенрик. Только я не совсем тебя понимаю.

— Теперь там будет не газ, а жидкость. Интересная жидкость.

— Что?

— Керосин, — ответил де Гроот. — Я заменил газ керосином, поэтому, когда начнется пожар…

— Какой пожар? Когда?

Голландец взглянул на часы.

— Через тридцать минут, если вовремя уложатся с банкетом. Не волнуйся, ты отсюда все увидишь: взлетит как ракета.

— Что взлетит?

— Я же сказал! «Фрибур»! Там затеяли празднество в честь южноафриканской делегации. Банкет. Большой банкет для ниггеров.

Макбрайд покачал головой: он по-прежнему не улавливал сути.

— Так при чем здесь лампочки? Зачем тебе эти чертовы лампочки?!

Голландец хихикнул, и Макбрайд понял, что тот находится под кайфом.

— Ах да… Видишь, вон те, что поменьше, они для подиума. Вернее, одна из них. Когда выступающий выйдет на сцену, он включит лампочки за трибуной, чтобы рассмотреть свои записи. Ведь в бальном зале темно — романтика и все такое.

— И что? — не понял Льюис.

— Штук десять испортил, пока не получилось.

— Пока что не получилось?

— Просверлить отверстие в стекле, — объяснил де Гроот, — не повредив лампочку.

— А зачем?

— Ты не представляешь, какая это чертовски трудная работа: стекло такое тонкое — нужно особое сверло, иначе треснет. А еще так: вроде просверлил, стекло цело — так нить накаливания рвется. Хрупкая. — Голландец вздохнул. — Все-таки сделал.

— Я не понял, — сказал Макбрайд, — зачем тебе понадобилось их сверлить?

— Чтобы устроить очаг возгорания, — пояснил тот. — Наполняешь лампочку смесью фосфора и керосина, оратор включает свет, происходит замыкание, и смесь воспламеняется. Только это не главное — так, небольшой костерок. Может, у черномазого загорится рубашка или волосы — особенно если он напомадится перед выступлением…

— А потом?

— Потом? С каждой стороны помоста стоит по огнетушителю. Какой-нибудь охранник непременно схватит один из них и начнет поливать помост — будто сумеет так что-нибудь потушить, хе-хе.

— Что ты задумал, Хенрик?

— Я не такой простак, теми огнетушителями можно море поджечь.

— О чем ты? — недоумевал американец.

— Внутри бутан.

Лью чуть не упал с дивана.

— Значит, когда кто-то попытается затушить огонь…

— Пожар только усилится. А потом в действие вступят спринклеры!»Автоматическое пожаротушение». И отель… Ну, увидишь.

— Хенрик…

Де Гроот оторвал полоску липкой ленты и нагнулся над Макбрайдом, собираясь заклеить ему рот. Льюис увернулся, отпрянул назад и торопливо заговорил:

— Хенрик, внимательно выслушай меня. Я хочу рассказать тебе кое-что о Черве.

— Нет. Мы и так слишком разговорились. — Приблизившись к дивану, голландец подсел к пленнику, сжимая в руке катушку липкой ленты. Вдруг свет неожиданно моргнул, и лампы на потолке засветились так ярко, что Макбрайд испугался, как бы они не лопнули. «Скачок напряжения», — успокоил он себя. Но тут же за вспышкой света последовали громовые раскаты — треск до того громкий, что даже де Гроот вздрогнул от неожиданности.

Опять сверкнула молния, и еще раз. Лью чувствовал, как все вокруг насыщается электричеством: тонкие волоски на шее встали дыбом, а воздух так и дрожал от ярких вспышек. Льюис, кажется, впервые видел грозу во время снежной бури: окна залепило снегом, и молнии вспыхивали почти нескончаемой чередой — необыкновенное впечатление.

Де Гроот замер на диване с куском липкой ленты в руках, которой всего секунду назад собирался заклеить рот слишком уж разговорившегося пленника. Теперь голландец неподвижно сидел и подслеповато щурился.

«Он отключился, — понял Макбрайд. — де Гроот настроен на световые вспышки, которые вводят его в транс». Повинуясь мимолетному импульсу, Лью еле слышно заговорил, стараясь изобразить доверительный тон, каким обычно пользовался на сеансах. Он пытался загипнотизировать пациента.

— Слушай меня, Хенрик. Сейчас я попрошу тебя представить, будто ты ждешь лифта, который отвезет тебя в тихий уголок глубоко под землю.

Очередной раскат грома сотряс стены, и Макбрайд увидел отражение молнии в остекленевших глазах де Гроота.

— Двери открываются, ты заходишь внутрь, лифт закрылся. А теперь мы спускаемся ниже и ниже, в наш укромный уголок. — Комната осветилась серией огненных разрядов. — Сюда не проникнет Червь, тебе здесь спокойно, Хенрик.

Голландец сидел с полуопущенными веками, взгляд его стал бессмысленным.

— А сейчас мы с тобой на скале, дальше, чем когда-либо забирались, — поведал психотерапевт, прилагая огромные усилия, чтобы заставить свой голос звучать непринужденно. — В маленькой гавани, которую никто, кроме нас, не видит. Только ты и я, волны и птицы. И легкий ветерок, который пахнет морем. Ты чувствуешь запах моря, Хенрик?

— Да.

— Мы в удивительном месте, только мои руки связаны. Ты мог бы освободить меня?

Голландец не ответил и на некоторое время оставался неподвижным в мерцающем свете, глядя в пустоту из-под полуопущенных век. Хотя лицо де Гроота выглядело бесстрастным, Макбрайд знал, что где-то внутри, в самой глубине его подсознания, разразилась настоящая битва.

Затем оцепенение прошло, и загипнотизированный здоровяк поднялся на ноги. Прошел в кухню и вернулся с разделочным ножом в руке. Он высился над беспомощным американцем, сидевшим на диване, ожидая его действий, и на лице голландца застыло выражение безысходности и крайнего сожаления. Бормоча что-то себе под нос, де Гроот склонился над пленником и перерезал скотч на его запястьях.

Эйдриен подалась вперед, пытаясь встать, заерзала на месте, но Льюис протянул к ней руку в упреждающем жесте: пока рано. Когда де Гроот сел на диван, доктор ненавязчиво напомнил, что пора бы и поспать. Голландец начал позевывать. Наверное, он довел себя до полного изнеможения. «Не спал всю ночь», — подумал Лью и предложил здоровяку закрыть глаза и попытаться уснуть. Утром же, когда он проснется, то позвонит в полицию и расскажет им все, что знает про Червя, — и тогда ему станет очень легко. Вскоре голландец лежал на диване, запрокинув голову и открыв рот. Он мирно посапывал.

Лью срезал путы со своей спутницы, осторожно снял с де Гроота удостоверение и повесил себе на шею.

— Не выйдет, — скептично заметила Эйдриен. — Вы совсем не похожи.

— Выбирать не приходится.

— Все-таки рискнешь?

— Позвони в отель, — скомандовал Льюис. — Линии сейчас наверняка заняты, но попытайся пробиться. Сообщи, что возможен теракт, что огнетушители заминированы, — торопливо договаривал он уже в дверях. — И найди мне адвоката.

— Подожди, а как же…

Макбрайд выскочил за дверь, и по деревянным ступеням гулко застучали его тяжелые ботинки.

От квартиры де Гроота до Давос-Дорп было каких-то три мили, но Макбрайду потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы покрыть это расстояние. Приходилось тащиться в сплошном потоке транспорта до самого города. Щетки стеклоочистителей отчаянно работали, сгребая снег с лобового стекла. К «Фрибуру» оказалось невозможно подобраться вообще, а потому Лью оставил машину на обочине и пустился бегом.

Удостоверение подпрыгивало на груди, а американец что есть мочи несся вверх по склону. Макбрайд шлепал ногами по слякоти, не обращая внимания на снег, что попадал в глаза и хлестал по щекам. У пропускного пункта его остановил озябший солдат. Помахивая удостоверением начальника службы пожарной безопасности, Макбрайд проклинал холод, громко жалуясь по-немецки на то, что вынужден пропустить матч «Вольфсбург — Кайзерслёйтерн» только потому, что кто-то сообщил, будто могут возникнуть проблемы с огнетушителями.