Вампиры: Братство Крови - Будь моим этой ночью

– Наверное, они считают, что ваши поиски действительно могут привести к каким-нибудь открытиям.

Как ни странно, слова Шапеля отчасти успокоили Прю.

Они продолжили прогулку в тишине. Теплый, мягкий ветерок играл ее волосами и заставлял ночную рубашку шелестеть вокруг лодыжек. Тонкая батистовая рубашка Шапеля прилипла к груди и предплечьям. Белая ткань в ледяном сиянии приобрела зловещий синеватый оттенок, а мускулы под нею были крупнее и рельефнее, чем Прю ожидала увидеть у человека с учеными наклонностями.

Впрочем, Маркус тоже отличался атлетическим сложением… однако Шапель привлекал ее так, как никогда не привлекал Маркус. Но сейчас об этом лучше не думать.

– Что вам известно о Святом Граале?

Вопрос, похоже, удивил Шапеля. На короткое мгновение, равное одному удару сердца, его шаги замерли.

– Во время Распятия некий римский центурион по имени Лонгин пронзил копьем бок Христа. Иосиф Аримафейский собрал кровь из раны в чашу – Святой Грааль.

Разумеется, он знал о происхождении чаши, как и любой другой человек.

– Полагаю, ваша осведомленность простирается намного дальше.

Прю пыталась придать своему голосу беззаботный тон, однако в душу вкралась досада. Она обещала поделиться своими находками с церковью – так неужели они не могли по крайней мере ответить ей той же любезностью?

Шапель бросил на нее обиженный взгляд и остановился рядом. Они находились в самом центре сада, на открытом месте, но в полном уединении. Его волосы в свете садовых ламп казались золотистыми, а глаза сияющими и бездонными. «Люцифер перед самым падением», – невольно подумала Прю. Такой человек не мог быть покорным слугой церкви, и теперь она это понимала.

– Иосиф привез Святой Грааль с собой в Англию, где впоследствии основал первую христианскую церковь в Гластонбери. Считается, что вскоре после его смерти Грааль был утрачен, и лишь спустя почти пять столетий снова обнаружен королем Артуром. Очевидно, это та самая версия, которой следуете вы и ваш партнер.

Прю открыла было рот, чтобы вставить замечание, однако Шапель прервал ее:

– Некоторые верят, что Грааль попал во владение рыцарей-тамплиеров и что папа римский Климент V собирался присвоить чашу себе, когда в 1307 году отдал приказ об аресте тамплиеров. Король Филипп Французский был только рад услужить понтифику, послав своих солдат конфисковать у тамплиеров их сокровища. Многие тамплиеры бежали от преследований в Англию, предположительно привезя с собой Грааль. Вне зависимости от того, какой легенде вы верите, большинство ученых сходятся на том, что Грааль обрел последнее пристанище именно в Англии – если только вы не придерживаетесь мнения, что Генри Синклер забрал с собой Грааль в Новую Шотландию еще в 1398 году. Прикажете продолжать, мисс Райленд, или мне удалось произвести на вас должное впечатление?

Он явно был хорошо знаком с легендарной историей Грааля и действительно сумел произвести впечатление, однако его язвительный тон заставил подбородок Прю напрячься.

– Я вовсе не хотела проявить к вам неуважение, мистер Шапель.

У него еще хватило дерзости усмехнуться в ответ на ее подчеркнутую вежливость.

– А что вам известно о Граале?

Прю нахмурилась, пытаясь догнать Шапеля, крупными шагами продолжавшего путь.

– Мной уже проведены обширные исследования, если вы спрашиваете об этом. Маркус и я собрали сведения за целые столетия, – с гордостью сказала она. Пусть Маркус провел больше времени, чем она, занимаясь серьезными исследованиями Грааля, Прю с лихвой возместила это решимостью и целеустремленностью.

Шапель внезапно остановился. Прю уже давно не обращала внимания на направление, и теперь они оказались в самой глубине сада, далеко от дома – гораздо дальше, чем допускали любые представления о приличии. Все ее чувства обострились до предела, сосредоточившись на человеке рядом. От него исходил какой-то сладковато-теплый запах, которому Прю не могла подобрать определения, и в бледном сиянии луны он казался героем романтической легенды о рыцарях и их прекрасных дамах. Еще никогда прежде она не ощущала с такой силой присутствие мужчины – во всяком случае, не так скоро после их первого знакомства.

Прю отступила, не в силах больше противиться порыву вернуться домой. Шапель не последовал за ней, но наблюдал тем проницательным взором, который смущал еще сильнее, чем влечение к нему. Догадывался ли этот человек, что если бы он вздумал поцеловать Прю прямо здесь и сейчас, она бы ему уступила – просто потому, что ее вдруг охватило желание узнать, каковы на вкус его губы.

– Люди обычно охотятся за Граалем по двум причинам, мисс Райленд.

Очевидно, он вообще не замечал ее влечения к нему. И слава Богу!

– Либо они верят, что он принесет им богатство и власть, либо надеются получить вечную юность. – Шапель поднял голову, присматриваясь к Прю. – А что движет вами, мисс Райленд – алчность или тщеславие?

Ни в его тоне, ни в выражении лица не было ни следа осуждения или насмешки. Им и в самом деле двигало исключительно любопытство.

– Отчаяние, – призналась она откровенно хриплым от волнения голосом. Не богатство, не вечная молодость, а всего-навсего возможность дожить до преклонных лет…

– Что ж, причина ничуть не хуже большинства остальных. А как насчет вашего мистера Грея? – Шапель засунул руки в карманы обманчиво небрежным и лишенным угрозы жестом. – Какие причины побуждают его охотиться за Граалем?

– Во-первых, я не думаю, что слово «охотиться» здесь уместно. Во-вторых, причины, по которым Маркус хочет вычислить местонахождение Грааля, носят чисто научный характер. – По крайней мере так говорил он сам, и Прю верила ему. Любые другие мотивы не имели значения и, по правде говоря, совсем ее не заботили.

– И в-третьих, он не мой мистер Грей.

И в-четвертых, почему этот человек уставился на нее так, словно понимал истоки ее отчаяния, ничего при этом о ней не зная?

Шапель как-то странно посмотрел на Прю:

– Прошу прощения. Я вовсе не хотел проявить неуважение к вам.

Прю почувствовала себя глупо, хотя в его голосе не было и следа насмешки. Напротив, казалось, он сочувствовал ей.

Уж лучше бы насмехался.

– Как бы хорошо вы ни знали мистера Грея, все же советую вам соблюдать осторожность, мисс Райленд. Поиски Грааля в прошлом не раз заставляли людей поступать вопреки своим нравственным принципам. А горячее желание найти Грааль и замкнутое существование делают вас возможной целью для любителей легкой наживы.

С этими словами Шапель повернулся к ней спиной и зашагал дальше. И снова складывалось впечатление, что он говорил исходя из собственного опыта. Но к этому еще будет случай вернуться позже. Кроме того, он уж слишком напоминал Прю ее прежнюю гувернантку, выговаривавшую ей за какой-нибудь проступок.

– И часто вы бываете в обществе, мистер Шапель?

Он даже не оглянулся, а она не стала следовать за ним.

– Нет.

– Я так и думала.

Тут Шапель снова остановился, на этот раз обернувшись и пронзив Прю своим непроницаемым взглядом. Однако выражение его лица явно выглядело удрученным.

– Я вас обидел.

– Да, пожалуй. – Ее подбородок все еще надменно выдавался вперед.

– Прошу прощения. – Шапель провел рукой по волосам. – Просто я… не всегда умею обходиться с людьми.

– В самом деле? – В голосе Прю звенели резкие нотки. – Вот уж никогда бы не догадалась.

На лице Шапеля появилась робкая улыбка. Он, похоже, ничуть не был задет ни ее сарказмом, ни ее откровенностью.

– Я уже сказал, что прошу у вас прощения.

Да, верно. Приличия и вежливость требовали от Прю принять извинения – и, возможно, даже извиниться перед ним.

– Что ж, я это ценю, – ответила она вместо этого и проследовала дальше по дороге, ведущей к дому.

Когда Шапель поравнялся с Прю, руки его были засунуты в карманы. У него были красивые пальцы – сильные, но вместе с тем длинные и изящные. Загорелые запястья казались покрытыми золотистым пушком, и каждый волос отражал лунный свет, как расплавленный драгоценный металл.

– И все же я полагаю, вам следует соблюдать осторожность в своих изысканиях.

Прю стиснула зубы.

– Конечно. По-видимому, вы уделили этой вылазке гораздо больше времени и размышлений, чем я.

В ответ на ее язвительную реплику темные брови лишь слегка приподнялись, однако прежнее благодушие куда-то исчезло.

– Да. Не этой, но другой, очень на нее похожей.

Значит, она оказалась права – ему прежде уже случалось бывать в подобных экспедициях и терпеть неудачу. Затея же Прю просто не могла окончиться неудачей. Ей повезет больше. Должно повезти.

– Могу вас заверить, сэр, что я вложила в свой поиск немало труда и усилий.

– В этом я не сомневаюсь.

– Благодарю вас. – Боже мой, до чего же самодовольной она выглядела! И как только он умудрился затронуть ее так глубоко при таком коротком знакомстве? Шапель смотрел на Прю так, словно прекрасно ее понимал, хотя в действительности такого не могло быть. Это одновременно и успокаивало, и вызывало досаду.

– Но ведь вы же сами сказали, что вами движет отчаяние, а оно обычно не считается с осторожностью.

Проклятие! Этот человек явно не знал, когда следовало остановиться.

– Вы собираетесь наконец поведать мораль этой истории?

И снова Прю показалось, будто ее слова совсем его не задели – обстоятельство, которое прямо-таки выводило ее из себя, – однако выражение его лица в лунном свете стало натянутым.

– Однажды мне тоже не терпелось узнать все тайны Грааля. И в результате погиб человек.

– Ох! – Неудивительно, что он говорил с ней в таком тоне. То, что Прю поначалу приняла за снисходительность, теперь приобретало совершенно иной смысл. Какой же непроходимой дурой она оказалась!

Поколебавшись, Прю положила руку на крепкий локоть Шапеля, чуть выше подвернутой манжеты.

– Вы не хотите рассказать мне об этом?

Он поднял голову, и их глаза встретились. Странное ощущение потрясло Прю. Свечение, которое, кажется, она уже видела раньше, заставило его глаза словно вспыхнуть изнутри. Или это игра лунного света? Ибо никогда прежде она не видела глаз таких ярких и прекрасных. Казалось, его взор манил, притягивая к себе, и Прю даже почувствовала, как все ее тело подалось в его сторону. Ошеломленная, Прю тщетно пыталась набрать в легкие воздуха. Его плотно сжатые, чувственные губы чуть приоткрылись, обнажив ряд поразительно белых зубов. Не клыки ли блеснули в темноте? Но нет, этого не могло быть… просто игра ночных теней.

– Уж не хотите ли вы снова укусить меня?

Шапель так и отпрянул, вырвав руку из ее хватки, и потряс головой, словно приходя в себя.

– Что?

Прю улыбнулась, довольная, что и она – пусть на один миг – смогла застать его врасплох. И подняла руку на свет, чтобы он мог рассмотреть царапину на тыльной стороне ладони.

– Разве это сделали не вы?

Шапель прищурился:

– О чем вы? Тут ничего нет.

Прю нахмурилась и поднесла руку поближе к лицу. Шапель оказался прав. Никакой отметины не было. Она перевернула ладонь. И опять ничего.

Прю могла поклясться, что царапина была, но почему же зажила так быстро?

– Скоро рассвет. – Голос Шапеля прорезал ее мысли. Он наблюдал за бледнеющей луной с хмурой складкой на лбу. – Нам пора вернуться в дом.

Прю невольно усмехнулась в ответ на его тон.

– Все еще беспокоитесь о моей безопасности, мистер Шапель?

Шапель явно не разделял ее веселья.

– Нет, о своей.

Трудно было понять, шутит он или нет.

– Если слишком заботиться о безопасности, впоследствии можно об этом пожалеть, – усмехнулась Прю.

Он склонил голову набок:

– Как и о безрассудстве.

Для человека еще молодого он воспринимал себя, пожалуй, уж слишком серьезно. Прю улыбнулась ему.

– И часто ли вам приходилось испытывать сожаление, сэр?

У Шапеля вырвался сухой смешок.

– Порой кажется, что вся моя жизнь состоит из одних только сожалений.

Прю его прекрасно понимала.

– Ну а я отказываюсь и дальше продолжать в том же духе, – заявила она, подавив желание ткнуть пальцем в могучую стену его груди. – Единственное, о чем я надеюсь не пожалеть, когда придет мой смертный час, так это о том, что никогда по-настоящему не жила.

Губы Шапеля сжались в тонкую полоску, лицо омрачилось, словно он принял ее слова близко к сердцу.

– Я тоже надеюсь, что не пожалеете, Прюденс.

Она стояла слегка ошеломленная звуком собственного имени на его устах и серьезностью его тона. А Шапель повернулся и зашагал в сторону дома.

Он сказал это так, словно мог сыграть какую-то роль в ее печальной судьбе – что, конечно же, невозможно. А еще Прю не могла избавиться от ощущения исходящей от него опасности. Не физической, а скорее эмоциональной. Это убеждение подкреплялось ощущением утраты, которую она ощутила после его ухода, и желанием хотя бы еще раз вызвать на его губах улыбку.

– Благодарю вас за прогулку.

Бросив на нее беглый взгляд, Шапель беззвучно прикрыл дверь, и они снова очутились посреди темного безмолвия Роузкорт-Мэнор.

– Рад, что смог доставить вам удовольствие, мисс Райленд.

– В самом деле?

Что это было – простое жеманство или искреннее сомнение?

– А разве я дал повод думать иначе? Если так, приношу свои извинения.

Щеки Прю разрумянились от долгой ходьбы и ночного ветерка. Сладковатый запах ее крови обволакивал Шапеля, словно дорогие заморские духи. Хотелось спрятать лицо в изгибах ее шеи и просто вбирать ее запах в себя…

– Боюсь, я почти не оставила вам выбора, как только следовать за мной.

Он пожал плечами:

– Выбор есть всегда.

Теперь глаза Прю искрились весельем.

– Даже у джентльмена?

Он улыбнулся:

– Я не могу отвечать за джентльменов.

Ее тихий смешок согрел ему душу, вызвав у него самого желание рассмеяться.

– Значит, я вас не обидела?

– Моя дорогая леди, конечно же, нет!

Прю присмотрелась к нему, задумчиво склонив голову набок.

– Знаете, мистер Шапель, мне кажется, если бы я вас действительно обидела, вы бы прямо так и сказали.

Так мало времени прошло с момента их знакомства – и она уже начинала постигать его характер.

– Полагаю, я не отличаюсь особой обходительностью – слишком долго не случалось бывать в обществе.

Прюденс кивнула:

– Значит, в этом отношении мы с вами родственные души.

Неужели она и в самом деле думает, что между ними есть нечто общее? Она, такая светлая, воздушная, полная жизни, и он, само воплощение тьмы. И тем не менее он чувствовал, что связан с ней. Это не к добру. Совсем не к добру. Однако это делало ее еще притягательнее.

– Возможно. – Шапель улыбнулся, чтобы ненароком ее не задеть. – Ну а теперь мне пора вернуться в свою комнату. Еще раз спасибо за прогулку и занимательную беседу, мисс Райленд. Давно уже мне не выпадало удовольствие находиться в обществе женщины столь рассудительной, как вы.

От его похвалы Прю покраснела.

– Я часто ложусь спать с восходом солнца, – признался Шапель. – Наверное, мы сможем прогуляться вместе еще раз.

И это будет большой ошибкой, тут же решил он.

– Без сомнения.

Когда они вместе поднялись по лестнице – неловко из-за слишком близкого соседства, – Шапель пожелал Прю спокойной ночи и затем покинул ее, вернувшись к себе в комнату.

Солнце уже поднималось над горизонтом, когда Шапель проскользнул между прохладными простынями в постель. Внутри его святилища царила кромешная тьма, однако от смерти отделяли только плотные драпировки на окнах и балдахин кровати. Человек более достойный, чем он, просто вышел бы навстречу ослепительным солнечным лучам и встретил бы там свою судьбу, как это сделал Дре. Однако Шапель не торопился принять на себя проклятие, подстерегавшее его. Он предпочитал надеяться на возможность искупления, пусть даже ему придется ждать целую вечность. Тот Бог, в которого он верил, был жесток не настолько, чтобы оставить все усилия Шапеля без внимания.

Согласно легенде, Лилит, первая жена Адама, стала наложницей падшего ангела. Самаэль сделал свою возлюбленную царицей демонов, и она дала жизнь первым вампирам. Безусловно, в таком происхождении не было ничего хорошего, однако Шапель отказывался верить, что душа его погибла навеки. Отец Молино постоянно напоминал ему, что хотя Бог и обрек вампиров на вечное странствие в ночи, Он все же пощадил их – а это означало, что у Всевышнего имелся свой план даже в отношении Шапеля и его товарищей по несчастью.

Чаша Крови – тот самый сосуд, превративший Шапеля и его друзей в одержимых жаждой кровопийц, была пропитана сущностью Лилит в наказание за то, что та предала Самаэля. Именно через Лилит Богу стало известно, что Его самые доверенные ангелы устроили заговор против детей человеческих. За подобное двуличие Самаэль превратил Лилит в тридцать серебряных монет, чтобы передавать их от одного мужчины к другому, как она того заслуживала. Иуда Искариот был одним из тех, к кому впоследствии перешли проклятые деньги.

Вскоре после предательства Иудой Христа из серебра была отлита чаша, которой завладели тамплиеры, и многие столетия никто не знал ее местонахождение.

До тех пор, пока Шапель не испил из нее в надежде спасти свою жизнь. Друзья последовали его примеру, и всех их поразило проклятие Лилит.

Поначалу новообретенная сила казалась чудесной и такой притягательной, что Шапель даже забыл на время о Мари. Но когда Дре убил себя, не в силах выдержать вечную жизнь, все изменилось.

Когда столетия спустя пути пятерых оставшихся друзей разошлись, Темпл взял на себя задачу охранять Чашу Крови. Тинтагель – излюбленное место для охотников за Святым Граалем – стал одним из его укрытий, однако даже Шапель не знал, где именно искать друга.

Сам Шапель и Молино изучали здесь результаты экспедиции. Если удастся найти подлинный Грааль, Шапель заявит на него права от имени Священной Римской империи. Если же перед ними окажется Чаша Крови, необходимо сделать все возможное, чтобы она не попала в недостойные руки. И заодно проследить, чтобы Темпл, который после долгих лет затворничества и отсутствия крови мог превратиться в настоящего хищника, никому не навредил.

Именно кровь помогала держать демона внутри вампира в узде. Без нее демон начинал проявлять себя с каждым разом все хуже и хуже – до тех пор, пока вампир не терял над собой всякий контроль и превращался в неистового убийцу. Шапель уже наблюдал однажды подобное, когда Дре попытался подавить жажду крови и потребовалось немало усилий, чтобы укротить его. Конечно, Темпл скорее умер бы сам, чем причинил кому бы то ни было вред, но на него могли наткнуться охотники за сокровищами.

Молино убедил Шапеля поехать вместе с ним, потому что тот был единственным, кто сможет остановить Темпла. Но кто защитит людей от самого Шапеля? Если самоконтроль его подведет, кто-нибудь непременно пострадает. Не говоря уже о том, что рано или поздно кто-нибудь обратит внимание, что Шапель днем почти никогда не выходит из комнаты и избегает солнечного света как чумы.

Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз видел солнце, чувствовал на лице тепло его лучей? Наверное, достаточно, чтобы перестать тосковать по нему.

А теперь в его жизнь неожиданно вошла Прюденс Райленд, столь же полная тепла и света, как солнце в его воспоминаниях. Просто стоять рядом с ней – все равно что обратить лицо к полуденному июльскому небу, это успокаивало душу и причиняло боль – как напоминание обо всем, чего он лишился.

Шапель не утратил надежду, а лишь похоронил ее, и каким-то непостижимым образом Прюденс Райленд заставила эту старую, заброшенную могилу казаться не такой глубокой, как прежде.

Шапель сам поражался собственному желанию защитить эту девушку. Когда она протянула ему руку и спросила, не хочет ли он рассказать о смерти Дре, его охватила боль, подобной которой он никогда прежде не испытывал. Казалось, будто сердце раскололось надвое. В самом деле, почему ее так волновали страдания постороннего человека?

И тогда Шапель поклялся: он никогда не допустит, чтобы проклятие Лилит обрушилось на Прюденс.

Не все, испившие из Чаши Крови, стали такими, как Темпл, Шапель или даже Бишоп. Райн увидел в проклятии средство для осуществления собственных замыслов и амбиций. Сейнт полностью принял темную сторону своей натуры. Даже много лет спустя воспоминания о том, как их бывший друг отвернулся от них и покинул спутников, чтобы наслаждаться своим новым существованием, причиняли боль.

Сам Шапель не желал мириться с тьмой – даже когда казалось, что она взывает к нему из самых глубин его существа, побуждая следовать истинной природе. И он не хотел нести ответственность, если эта тьма овладеет и Прюденс. Шапель вообще не хотел нести ответственность ни за что, как он заявил Молино незадолго до отъезда из Франции.

– Если я кого-нибудь убью, – сказал тогда Шапель, – их кровь будет на твоих руках.

Пожилой священник мрачно покачал головой:

– Нет, мой друг. Их кровь будет на твоих губах, и даже Бог не сможет снять с тебя этот грех.

Ярость вскипела в жилах Шапеля, распаляя его голод. Клыки выступили из десен, глаза загорелись, по коже пробежали мурашки. Что было силы он ударил кулаком по стене погреба, пробив ее насквозь, и погружался все глубже и глубже в слой кирпича, глины и бетона до тех пор, пока не оказался погребенным в стене почти по самое плечо.

Молино вскочил на ноги, опрокинув при этом кресло, и в ужасе уставился на Шапеля. Вампир почти физически чувствовал его страх, и ярость стала постепенно остывать, сменяясь чувством вины. Еще никогда Молино так на него не смотрел.

Шапель умышленно неторопливым жестом вынул из стены нывшую руку.

– Прости, – произнес он, избегая взгляда священника. – Не знаю, что на меня нашло.

Уголком глаза Шапель наблюдал за тем, как Молино поправил кресло, пододвинув его к столу.

– Я знаю. Моя кровь уже не поддерживает тебя, как прежде, и ты раздосадован. Ты боролся так долго и не получил никакой награды.

– Так вот, значит, как? Ты полагаешь, мне нужна награда?

Не хотелось даже думать о том, что крови Молино для него может оказаться недостаточно.

– Возможно, ты найдешь спасение в Англии, – с надеждой в голосе предположил священник.

Пока воспоминание об этом разговоре постепенно меркло с приходом сна, на губах Шапеля играла горькая улыбка. Возможно, Молино и был прав, однако сам Шапель подозревал, что единственным, что ожидало его в Англии, было искушение слишком сильное, чтобы ему противиться.

Глава 5

– А разве мистер Шапель не собирается к нам присоединиться? – осведомилась Прю, намазывая масло и джем на теплую булочку.

Утро близилось к концу, и Прю, только что вставшая с постели, наслаждалась неспешным завтраком в обществе Кэролайн, отца и Молино. Маркус уже несколько часов был на раскопках. Прю намеревалась присоединиться к нему, как только покончит с едой.

– Боюсь, что нет, мисс Райленд, – ответил отец Молино со своим чудесным французским акцентом.

– Он на охоте вместе с другими джентльменами?

Молино вытер рот краешком салфетки.

– Нет, он в постели, мадемуазель. Мой юный друг имеет привычку спать в дневные часы.

– Стало быть, у него манеры настоящего городского денди? – добродушно спросил отец.

Священник улыбнулся:

– Напротив. У него редкое заболевание, полученное на Востоке, которое делает его чувствительным к дневному свету.

– Это серьезно, святой отец? – Прю налила себе чашку кофе, заодно наполнив до краев и чашку священника.

– Спасибо. – Отпив, он продолжал: – Состояние Шапеля и в самом деле очень серьезное. Даже обычный дневной свет, если луч солнца упадет на его кожу, может стать для него роковым.

Боже правый! Прю уставилась на священника с нескрываемым ужасом. А она еще жалела себя!

Недуг, правда, показался Прю странным. Шапель был на удивление загорелым для человека, который редко видел солнце или не видел его никогда. Но зачем священнику лгать ей? Если только это не часть плана церкви с целью отобрать у нее Святой Грааль…

Ну, это уже граничит с паранойей. Отец Молино вовсе не производил впечатления человека, втихомолку преследующего свои коварные замыслы. Вероятно, мистер Шапель просто смугл от рождения, так же как Прю – бледна.

Она нехотя откусила кусочек булочки – обычно здоровый аппетит сегодня куда-то пропал. Корсет был затянут не так туго, как прежде, но Прю все равно чувствовала себя стесненно и неловко – чудовищная опухоль давала о себе знать. Мысль об этом вызывала у Прю тошноту.

Она заставила себя откусить еще кусок.

– Наверное, внутри дома даже в дневные часы с мистером Шапелем все будет в порядке?

Отец Молино скрестил ноги, словно размышляя над этим вопросом.

– Да, возможно, но для его удобства комната должна оставаться совершенно темной. Едва ли он ожидает, что вы пойдете на такие хлопоты ради его безопасности.

– Пустяки! – Прю ответила прежде, чем ее отец успел вставить хоть слово. – Он ведь наш гость.

Она решила сразу же после завтрака пойти в библиотеку и принести мистеру Шапелю несколько книг о Тинтагеле и короле Артуре. Подобное великодушие не имело ничего общего с желанием еще раз увидеть этого необычного человека. Решительно ничего общего.

И все равно сердце Прю отчаянно колотилось, кода полчаса спустя она собрала для Шапеля стопку книг и направилась к нему в комнату. Книги оказались довольно тяжелыми, нести их было неудобно, и это бремя только усилило боль в нижней части живота. Конечно, можно позвать на помощь, однако тогда кто-нибудь из слуг непременно узнает, чем Прю занимается. Нет, уж лучше она сделает это сама, невзирая ни на какие трудности. Конечно, ничто не мешало просто оставить книги в библиотеке, однако гость заслуживал самого тщательного отбора. Шапель знал о Святом Граале вполне достаточно, чтобы с невозмутимым видом перечислить без запинки все основные факты. Поэтому Прю важно было показать, что и сама она была прекрасно осведомлена о предмете разговора.

Однако у Прю складывалось впечатление, что ее знания о Граале были не настолько обширными, как у Шапеля. Этот человек называл имена и даты с таким видом, словно знал о них не из книг, а из собственного опыта. Разумеется, это было невозможно, однако разговор с ним на эту тему немного обескураживал.

К счастью для спины и рук Прю, комната Шапеля находилась не так далеко, и ей лишь однажды пришлось остановиться, чтобы передохнуть. Комната с окнами на север и видом на внутренний дворик и утесы далеко на горизонте не подвергалась прямому воздействию солнечных лучей.

С каждым шагом боль усиливалась. Пожалуй, лучше было оставить книги внизу.

Наконец, запыхавшаяся и измученная, Прю добралась до дверей спальни Шапеля и протянула руку, чтобы постучать, удерживая стопку книг при помощи бедра. Но едва костяшки ее пальцев коснулись дерева, как сильнейший приступ боли заставил ее с криком согнуться. Книги упали на пол, страницы затрепетали в воздухе, словно крылья, пытаясь удержать их между небом и землей. Одна из них ударила Прю по ноге, однако эта боль показалась ничтожной в сравнении с острием ножа в животе. Задыхаясь, Прю опустилась на колени, руки коснулись ковра несколько мгновений спустя. На лбу и над верхней губой выступили крупные капли пота, в глазах плясали искры.

– Только… не… сейчас, – простонала Прю. – Боже, какая мука!

Тут дверь за ее спиной приоткрылась, и смущение почти вытеснило боль.

Это был Шапель – или по крайней мере нечто очень на него похожее. Взъерошенные волосы, помятая рубашка и черные брюки выглядели знакомыми, но вот лицо… это было лицо чужака, дикое и ужасное. Глаза светились золотистым пламенем, губы приоткрылись, словно в оскале.

Но тут Шапель заметил Прю, и в его глазах опять нельзя было различить ничего, кроме искренней заботы и тревоги. Боже правый, наверное, из-за болезни у нее начались галлюцинации.

– Боже мой! – Он опустился рядом с ней на колени и протянул к ней руки. – Прюденс, вам плохо?

– Я упала, – едва выговорила она, поморщившись от нового приступа боли. – Книги… они оказались слишком тяжелыми, и я… не удержалась на ногах.

Шапель нахмурился, сдвинув золотистые брови. Кто бы мог подумать, что мужчина может быть таким красивым, даже когда хмурится?

О Боже! Теперь уже боль отдавалась у нее в голове.

– Где у вас болит, дитя мое?

У него был очаровательный акцент – не столь заметный, как у отца Молино, и не совсем обычный, словно на его речь повлияла не одна, а несколько культур.

– Я не ребенок, – через силу выдавила Прю, позволив Шапелю заключить ее в теплый круг своих рук. Она всегда терпеть не могла, когда вокруг нее суетились, но все равно было приятно ощущать себя в безопасности.

Поскольку Прю не ответила на его вопрос, Шапель не стал задавать его снова. Силы небесные, ведь он был в полушаге от того, чтобы причинить ей вред… Он никак не ожидал, что кто-то будет стучаться днем в его дверь – ведь к этому времени отец Молино уже успел рассказать всем о его странном «недуге», и это должно было обеспечить ему уединение. Впрочем, следовало бы предвидеть, что женщина, прогуливавшаяся в его обществе среди ночи в одном пеньюаре, не остановится перед тем, чтобы появиться у его дверей.

Но нет, она не просто так явилась к нему. Одного беглого взгляда на разбросанные по полу книги хватило, чтобы понять остальное. Все они имели отношение к Тинтагелю и королю Артуру. И Прю специально принесла их, чтобы ему было чем себя занять. Такой глупенькой и такой доброй оказалась малышка Прю, и вид ее, корчившейся на полу от боли, разрывал ему сердце.

Когда Шапель проснулся от ее стука в дверь, демон внутри его тотчас сообразил: на дворе день и он находится в смертельной опасности. Инстинкт самосохранения, присущий диким животным, взял верх, заглушая все прочие чувства. Шапель готов был зубами и когтями бороться за свое существование. Но когда увидел Прюденс на полу, с выражением безмерного страдания на лице, демон тут же затих и смягчился, словно перепуганный ребенок.

Шапель привлек девушку к себе и помог подняться, вес ее казался таким ничтожным в сравнении с его силой. Прю выглядела смертельно бледной, лицо от боли покрылось потом. Едва ли это могло быть следствием обычного падения.