Тринадцатое колено. Крушение империи хазар и ее наследие

Итак, изложив во всех подробностях историю написания своего письма и попыток его отправить, Хасдай задает ряд прямых вопросов, отражающих его жадный интерес к сведениям обо всем, что касается Хазарии, начиная с ее географии и кончая соблюдением Субботы. Заключительный пассаж письма Хасдая звучит уже совсем не так, как начало:

«Испытующий сердца и исследующий помыслы знает, что я сделал это не ради славы, а чтобы [только] разыскать и узнать истину, [а именно] существует ли [где-либо] место, где имеется светоч и царство у израильской диаспоры, и где не господствуют над ними и не управляют ими. Если бы я узнал, что то, что я слышал, верно, я бы пренебрег своим почетом и отказался бы от своего сана, оставил бы свою семью и пустился бы странствовать по горам и холмам, по морю и суше, пока не пришел бы к месту, где находится господин мой, царь, чтобы повидать его величие, его славу и высокое положение. […] Еще одна удивительная просьба есть у меня к моему господину: чтобы он сообщил своему рабу, есть ли у нас указание касательно подсчета [времени] „конца чудес“ (т.е. времени окончательного избавления еврейского народа), которого мы ждем вот уже столько лет, переходя от пленения к пленению и от изгнания к изгнанию. Какая может быть [еще] надежда у ожидающего, чтобы сдерживаться в таком состоянии, и как я могу успокоиться [и не думать] о разрушении нашего великолепного храма, об уцелевших от меча, которые попали в огонь и воду, [не думать] о нас, которые остались в малом числе из множества, сошли с высоты славы и пребываем в изгнании и не имеем сил [слушать], когда нам говорят каждый день: „у каждого народа есть [свое] царство, а о вас не вспоминают на земле“».

Начинается письмо с прославления благоденствия евреев в Испании, но конец его дышит горечью изгнания, религиозным рвением и мессианской надеждой. Однако эти противоположные чаяния всегда, на протяжении всей истории сосуществовали в разбитом еврейском сердце. Противоречивость письма Хасдая придает ему дополнительную достоверность. Другой вопрос, насколько серьезно было его предложение поступить на службу к хазарскому царю. На этот вопрос у нас нет ответа. Возможно, не было его и у самого Хасдая.

5

Ответ царя Иосифа не так искусен и трогателен, как письмо Хасдая. И неудивительно: как замечает Кассель, «ученость и культура царили не среди иудеев на Волге, а на реках Испании». Квинтэссенция «Ответа» — уже изложенная выше история обращения. Иосиф, несомненно, тоже прибег к помощи писца, возможно, грамотного беглеца из Византии. И все же «Ответ» звучит ветхозаветно, тогда как Хасдай предстает, скорее, блестящим государственным деятелем образца десятого столетия.

«Ответ» начинается с громких приветствий, повтора содержания письма Хасдая и гордого утверждения, что Хазарское царство есть опровержение лжи, будто «скипетр Иуды навеки выпал из еврейских рук» и «что нет больше в мире места для их собственного царства». Далее следует не совсем понятное замечание насчет того, что «давно до нас доходили и давно между нашими предками писались письма с счастливыми пожеланиями. Это было сохранено в наших книгах, известно всем старейшинам нашей страны на всем востоке, как ты и упоминаешь» [93].

Далее Иосиф излагает генеалогию своего народа. Даже будучи ярым сионистом, гордым тем, что сжимает «скипетр Иуды», он не может утверждать и не утверждает, что властвует над людьми семитского происхождения. Он прослеживает их предков не до Сима, а до третьего сына Ноя, Яфета, точнее, до внука Яфета Тогармы, предка всех тюркских племен. «Мы нашли в родословных книгах наших предков, что у Тогармы было десять сыновей, и вот их имена: первый — Агийор, [затем] Тирас, Авар, Угин, Биз-л, Т-р-на, Хазар, 3-нур, Б-л-г-д, Савир. Мы происходим от сыновей Хазара; это седьмой [из сыновей]».

Не очень понятно, что означают некоторые из этих названий племен, записанные еврейскими буквами, но это несущественно; самое характерное в этом упражнении по генеалогии — смешение Книги Бытия с тюркской племенной традицией [94].

Покончив с генеалогией, Иосиф кратко упоминает военные захваты своих предков, дошедших с мечом до Дуная; далее следует пространный рассказ об обращении Булана. «С этого самого дня и впредь, — продолжает Иосиф, — помогал ему всемогущий Бог и укрепил его силу. Он сам и его рабы совершили над собою обрезание, и [затем] он послал [посланцев] и доставил [к себе] некоторых из мудрецов израильских, и те объяснили ему Закон [Моисея] и изложили ему в порядке все заповеди». После очередных хвастливых заявлений о военных победах, покоренных народах и т.д. идет немаловажный текст:

«После этих событий воцарился из сыновей его сыновей царь, по имени Обадья. Он был человек праведный и справедливый. Он обновил царство и укрепил веру согласно закону и правилу. Он выстроил дома собрания (синагоги) и дома учения (школы) и собрал множество мудрецов израильских, дал им много серебра и золота, и они объяснили ему 24 книги [Священного Писания], Мишну, Талмуд и весь порядок молитв» [95].

Получается, что примерно через два поколения после Булана имело место религиозное возрождение или реформация (возможно, сопровождавшаяся государственным переворотом, как предполагает Артамонов). Действительно, иудизация хазар произошла, скорее всего, в несколько этапов [96]. Мы помним об изгнании Буланом «гадателей и идолопоклонников», произошедшем еще до явления ему ангела, и о Завете «Истинного Бога» еще до того, как стало ясно, что это за Бог — еврейский, христианский или мусульманский. Весьма вероятно, что обращение царя Булана и его последователей тоже было всего лишь промежуточным шагом, что иудаизм, в который они перешли, был примитивен или рудиментарен, опирался только на Библию и не знал Талмуда, писаний раввинов и вытекающих из всего этого ритуалов. В этом отношении они походили на караимов — фундаменталистскую секту, зародившуюся в VIII в. в Персии и распространившуюся по всему миру, особенно в «Новой Хазарии», то есть Крыму. Данлоп и некоторые другие авторитетные исследователи предположили, что в промежутке между правлением Булана и Обадии (т.е. примерно между 740 и 800 гг.) в стране доминировала некая форма караимского иудаизма и что ортодоксальный «раввинский» иудаизм был внедрен только в ходе религиозной реформы Обадии. Это важное обстоятельство, так как караимская вера, скорее всего, просуществовала в Хазарии до самого конца последней, а деревни тюркоязычных евреев-караимов, безусловно, хазарского происхождения, сохранились до наших дней (см. ниже, глава V, 4).

Итак, иудизация хазар представляла собой постепенный процесс, который, начавшись по политической необходимости, медленно завладел их сознанием и в конце концов, в период заката, вызвал к жизни мессианство. Их религиозные убеждения пережили крушение государства и сохранились, как мы дальше увидим, в хазарско-еврейских местечках России и Польши.

6

Обмолвившись о религиозных реформах Обадии, Иосиф приводит список его наследников:

«После него воцарился его сын Езекия, после него его сын Манассия; после него воцарился Ханукка, брат Обадьи, его сын Исаак, его сын Завулон, его сын Манассия, его сын Нисси, его сын Менахем, его сын Вениамин, его сын Аарон и я, Иосиф, сын упомянутого Аарона. Все мы — царь, сын царя. Чужой не сидит на престоле наших предков, но [только] сын садится на престол своего отца. Таков наш обычай и обычай наших предков».

Далее Иосиф пытается ответить на вопрос Хасдая о размерах и топографии его страны. Однако при дворе у него не нашлось, видимо, осведомленного человека, равного по знаниям арабским географам, так что его туманные замечания о других странах и народах мало что добавляют к тому, что мы знаем от Ибн Хаукаля, ал-Масуди и из других арабских и персидских источников. Он утверждает, будто собирает дань с тридцати семи народов, что выглядит преувеличением; Данлоп предполагает, правда, что девять из них — племена, жившие в самом сердце Хазарии, а остальные двадцать восемь хорошо согласуются с упоминаемыми Ибн Фадланом двадцатью пятью женами, каждая из которых была дочерью вассального царя (а также согласуются с сомнительными рассказами Эльдада hа Дани). Следует также иметь в виду большое количество славянских племен, обитавших в верхних притоках Днепра, которые, как мы увидим, действительно платили дань хазарам.

Как бы то ни было, в письме Иосифа нет упоминания о царском гареме: в нем говорится только об одной царице и ее «служанках и евнухах». Все они жили в одном из трех районов, составлявших Итиль, столицу Иосифа. "Живут в нем иудеи, исмаильтяне и христиане; проживают в нем также и другие народы из других племен. Второй город со своими пригородами занимает в длину и ширину 8 на 8 фарсахов. В третьем городе живу я со своими князьями, рабами и всеми приближенными служителями [97]. «0н невелик и занимает в длину и ширину 3 на 3 фарсаха. Между стенами его тянется [в ту и другую сторону] река.» Мы живем всю зиму в городе, а в месяце Нисане выходим из города и идем каждый к своему полю и саду и к своей [полевой] работе. Каждый из [наших] родов имеет еще известное [наследственное] владение, [полученное им] от своих предков. Они отправляются [туда] и располагаются в его пределах в радости и с песнями; никто не слышит голоса притеснителя, нет противника и нет дурных случайностей. «А я, мои князья и слуги, отправляемся и идем на протяжении 20 фарсахов пути, пока не доходим до большой реки, называемой В-р-шан (?), и оттуда идем вокруг [нашей страны], пока не приходим к концу [нашего] города. Таковы размеры нашей страны и место нашего отдыха.» Страна [наша] не получает много дождей. В ней имеется много рек, в которых выращивается много рыбы. Есть [также] в ней у нас много источников. Страна плодородна и тучна, состоит из полей, виноградников, садов и парков. Все они орошаются из рек. У нас есть очень много всяких фруктовых деревьев. […] С помощью всемогущего я живу спокойно".

Следующий отрывок посвящен срокам «конца чудес»:

«Наши глаза устремлены к Господу, нашему Богу, и к мудрецам израильским, к академии, которая находится в Иерусалиме, и к академии, которая в Вавилонии. Мы далеки от Сиона, но до нас дошел слух, что по множеству наших грехов спутались подсчеты, так что мы ничего не знаем. Но да будет угодно богу сделать [это] ради своего великолепного имени; да не будет ничтожно в его глазах разрушение его храма, упразднение служения ему [в нем] и все беды, которые нас постигли, и да осуществит он в отношении нас слова [Писания]: и вдруг войдет в храм свой. У нас же в руках только пророчество Даниила. Да ускорит Бог, Бог Израиля, спасение и да соберет наших изгнанников и наших рассеяных [единоплеменников], при жизни нашей и твоей».

Последний абзац в письме Иосифа — это ответ на прозрачное предложение Хасдая поступить на службу к царю хазар:

«Ты упомянул [также] в своем письме, что желаешь видеть меня. И я очень стремлюсь и хочу видеть твое приятное (для меня] лицо, твою [всеми] почитаемую мудрость и твое величие. О, если бы случилось [так], как ты говоришь, и я удостоился бы иметь общение с тобой и видеть твое почтенное и вожделенное лицо. Ты был бы для меня отцом, а я был бы тебе сыном, твоим устам повиновался бы весь мой народ и согласно твоему слову и правильному решению я бы [сам] выходил и входил (т.е. действовал, распоряжался)».

Есть в письме Иосифа место, где говорится о текущей политике, но в туманных выражениях:

«Я живу у входа в реку [Итиль — Волгу] и не пускаю русов, прибывающих на кораблях, проникать к ним [т.е. в земли арабов на побережье Каспия]. „Точно так же я не пускаю всех врагов их, приходящих сухим путем, проникать в их страну.“ Я веду с ними упорную войну. Если бы я их оставил [в покое], они уничтожили бы всю страну исмаильтян до Багдада» [98].

Здесь Иосиф изображает себя защитником Багдадского халифата от набегов скандинавов-русов (см. главу III). Это может показаться бестактностью, если вспомнить о вражде между омейядским Кордовским халифатом, которому служит Хасдай, и абассидским Багдадским халифатом. С другой стороны, причуды византийской политики по отношению к Хазарии диктовали Иосифу необходимость выступать в роли защитника ислама, невзирая на распри двух халифатов. Во всяком случае, он мог надеяться, что Хасдай, изощренный дипломат, поймет его намек.

Встреча между корреспондентами этой переписки — если даже они серьезно относились к ее возможности — так и не состоялась. Больше ни одного их письма — если таковые посылались — не сохранилось. Факты, содержащиеся в «Хазарской переписке», немногочисленны и мало что добавляют к тому, что нам известно из других источников. Но очаровывают причудливые фрагментарные картины, встающие перед мысленным взором при чтении, образы, словно выхватываемые прожектором из густого тумана, окутывающего глубокую старину.

7

Среди других еврейских источников выделяется «кембриджский документ» (названный по его теперешнему местонахождению — библиотеке Кембриджского университета). Обнаружен он был в конце XIX века вместе с другими бесценными документами в «Каирской Генизе» — хранилище древней синагоги — ученым из Кембриджа Соломоном Шехтером [99]. Документ очень плохо сохранился: это письмо (или копия письма) примерно в сто строк на древнееврейском языке; начало и конец отсутствуют, так что невозможно понять, кто его написал и кому. Каган Иосиф упоминается в нем как современник и величается «моим господином», Хазария фигурирует как «моя страна», так что появляется повод предположить, что письмо написано хазарским евреем — придворным кагана Иосифа при жизни последнего, то есть практически в то самое время, когда велась «Хазарская переписка». Некоторые авторитетные исследователи предполагают даже, что оно адресовалось Хасдаю ибн Шафруту и было передано в Константинополе неудачливому посланцу Хасдая Исааку бар Натану, который вернулся с ним в Кордову (в Каир оно попало после изгнания евреев из Испании). В любом случае, в самом документе содержатся доказательства того, что он был создан не позднее XI века, а скорее всего, еще при жизни Иосифа, в Х веке.

В нем приводится очередная легенда об обращении, но главное его значение политическое. Автор говорит о нападении на Хазарию алан, подстрекаемых византийцами, при отце Иосифа, Аароне Благословенном. Ни один другой греческий либо арабский источник эту кампанию, кажется, не упоминает. Правда, в сочинении Константина Багрянородного «Об управлении империей», написанном в 947-950 гг., есть примечательное место, придающее достоверность сообщению неизвестного автора письма:

«О Хазарии, как нужно и чьими силами воевать [с ними]. [Знай], что узы (гуззы) способны воевать с хазарами, поскольку находятся с ними в соседстве, подобно тому как и правитель Алании. [Знай], что девять Климатов Хазарии прилегают к Алании и может алан, если, конечно, хочет, грабить их отселе и причинять великий ущерб и бедствия хазарам, поскольку из этих девяти Климатов являлись вся жизнь и изобилие Хазарии» [100].

Если судить по «Письму Иосифа», правитель алан платил ему дань. Неважно, соответствовало это реальности или нет, но отношение правителя алан к кагану, вероятно, было таким же неприязненным, как и у царя булгар. Пассаж из сочинения Константина, раскрывающий механизмы внешней политики византийцев, когда с помощью алан можно было причинить ущерб хазарам, иронически перекликается с целями миссии Ибн Фадлана, имевшего ту же самую задачу. Видимо, во времена Иосифа византийско-хазарское сближение осталось в далеком прошлом. Но речь об этом впереди, в главе III.

8

Спустя примерно столетие после «Хазарской переписки» и предполагаемого времени составления «кембриджского документа» Иегуда Галеви написал свою знаменитую некогда книгу «Хазары» [101]. Галеви (1085-1141) считается величайшим еврейским поэтом Испании; книга его была, тем не менее, написана по-арабски и лишь позднее переведена на древнееврейский; она имеет подзаголовок: «Книга аргументов и доказательств в защиту презираемой веры».

Галеви был сионистом и умер во время паломничества в Иерусалим; «Хазары», написанные им за год до смерти, — это философский трактат, главная мысль которого в том, что еврейский народ выступает единственным посредником между Богом и остальным человечеством. В конце истории все народы будут обращены в иудаизм; обращение хазар он расценивает как символ или знамение этого предопределенного итога.

Несмотря на название, в трактате мало говорится о самой стране хазар, которая служит лишь фоном для очередной легенды об обращении с участием царя, ангела, еврейского мудреца и др. и для философски-теологических диалогов царя с представителями трех религий.

Тем не менее, несколько фактических ссылок свидетельствуют о том, что Галеви либо читал переписку Хасдая и Иосифа, либо располагал иными источниками информации о Хазарии. Так, там сообщается, что после явления ангела царь хазар «открыл тайну сна полководцу своей армии»; «полководец» этот присутствует на сцене и дальше, что служит еще одним свидетельством разделения ролей между каганом и беком. Галеви упоминает также «истории» и «книги хазар», и связи с чем на память приходят «наши книги» из «Ответа Иосифа», в которых содержались государственные документы. Наконец, в двух местах своей книги Галеви говорит о времени обращения: «400 лет назад» и «в 4500 году» (по еврейскому летоисчислению). То и другое указывает на 740 г. как наиболее вероятный. Но все это, конечно, очень бедный фактический улов из книги, пользовавшейся огромной популярностью у евреев Средневековья. С другой стороны, человека Средневековья влекли не столько факты, сколько предания, а евреев больше интересовали сроки пришествия Мессии, нежели географические сведения. Арабские географы и хронисты тоже бесцеремонно относились к расстояниям, датам и границам между фактами и вымыслом.

То же самое приходится сказать об известном еврейском путешественнике раввине Петахии из немецкого города Регенсбурга, побывавшем в 1170-1185 гг. в Восточной Европе и Западной Азии. Описание его путешествия «Сибуб Ха'олам» («Путешествие по свету») было составлено кем-то из учеников на основе его записей или под диктовку. Там говорится об изумлении праведного рабби, наблюдавшего нехитрые обычаи хазар-иудеев к северу от Крыма, которые он объяснял их приверженностью караимской ереси:

«„Настоящих евреев нет в земле кедаров [т.е. кочевников], а живут там только минеи.“ Когда рабби Петахия спросил их, почему они не веруют словам и преданиям мудрецов, они отвечали: „потому что этому предки нас не учили“. Накануне субботы, они нарезывают весь хлеб, который едят в субботу; едят его впотьмах и сидят весь день на одном месте. Молитва их в этот день состоит только из чтения псалмов, „и когда рабби Петахия прочел им наши молитвы и молитву после пищи, [установленные Талмудом], то это им очень понравилось; причем они сказали, что отроду не слыхали и не знают, что такое Талмуд“» (12; III; 201f) [102].

Раввин был так рассержен, что когда прошел землю хазарскую, на что у него ушло восемь дней, он, рассказывая об этом, обмолвился лишь о печальных песнях женщин, оплакивающих умерших некогда родителей, и вое собак, вторящем им. (37; 220).

Тем не менее, он говорит, что видел в Багдаде посланцев хазарского царства, искавших бедствующих ученых мужей из Месопотамии и даже из Египта, чтобы те «обучили их детей Торе и Талмуду».

Немногочисленные еврейские путешественники с Запада, отваживавшиеся на опасное путешествие на Волгу, сообщали о встречах с иудеями-хазарами во всех главных центрах цивилизованного мира. Раввин Петахия встречал их в Багдаде, Вениамин Тудельский, другой знаменитый путешественник XII века, посещал знатных хазар в Константинополе и Александрии; Ибрагим бен Джауд, современник Иегуды Галеви, сообщает, что видел в Толедо «некоторых их потомков, изучавших премудрость» (12; III; 203). По традиции их считают хазарскими принцами — невольно вспоминаются индийские князьки, заканчивавшие Кембридж…

Тем не менее отношение к хазарам лидеров ортодоксального еврейства на Востоке, сосредоточенных в талмудической академии Багдада, отмечено заметной двойственностью. «Гаон» («превосходительство» по-еврейски), возглавлявший академию, был духовным предводителем еврейских общин, разбросанных по всему Ближнему и Среднему Востоку, тогда как «Экзиларх», или «князь пленения» олицетворял мирскую власть над этими более-менее автономными сообществами. Гаон Саадия (882-942), самый известный среди духовных «превосходительств», оставивший огромное письменное наследие, неоднократно упоминал хазар. Так, он говорит об одном месопотамском еврее, отправившемся в Хазарию на поселение, словно такое случалось чуть ли не ежедневно. Он же туманно пишет о хазарском дворе, а в другом месте объясняет, что в библейском выражении «Хирам из Тира» Хирам — не имя собственное, а царский титул, «подобно правителю-халифу у арабов и царю-кагану у хазар».

Итак, Хазария пользовалась известностью и в буквальном, и в метафорическом смысле среди вождей религиозной иерархии восточного еврейства; но в то же время на хазар поглядывали с опаской — как по этническим причинам, а также из-за того, что подозревала их в склонности к караимской ереси. Еврейский автор XI века Яфет ибн Али, сам караим, объясняет слово «мамзер» («побочный ребенок»), приводя в пример хазар, ставших иудеями, не принадлежа к еврейскому народу. Его современник, Якоб бен Рубен, выражает противоположное настроение, говоря о хазарах как о «единственном народе, не влачащем ярмо изгнания, великих воинах, не платящих дани неевреям».

Обобщая дошедшие до нас еврейские источники о хазарах, чувствуешь, что их современниками владели смешанные чувства: энтузиазм, скепсис и, главное, недоумение. Воинственные тюрки-иудеи казались, наверное, раввинам невидалью, вроде единорога, подвергнутого обрезанию. За тысячу лет существования Диаспоры евреи забыли, что значит иметь царя и страну; мессия был для них реальнее кагана.

В качестве постскриптума к арабским и еврейским источникам, относящимся к Обращению, следует отметить, что всем им предшествует первый из христианских источников. В неустановленное время, но, очевидно, до 864 г. вестфальский монах Христиан Друтмар из Аквитании написал на латыни трактат «Пояснения к Евангелию от Матфея», в котором обмолвился, что «существует народ под небом там, где не найти ни одного христианина, зовущийся Гог и Магог, и народ этот гунны; одно его племя, под именем газары, обрезано и исповедует во всей полноте иудаизм». Это — примечание к словам из Евангелия от Матфея [103], как будто не имеющее к нему ни малейшего отношения; более эта тема в трактате не поднимается.

9

Примерно тогда же, когда Друтмар записал то, то что знал понаслышке об иудеях-хазарах, один знаменитый христианский миссионер пытался по поручению византийского императора обратить их в христианство. Это был сам святой Кирилл, «апостол славян», которому приписывают изобретение славянского алфавита — кириллицы. Ему и его старшему брату святому Мефодию император Михаил III доверил по совету патриарха Фотия (видимо, человека хазарского происхождения, ибо известно, что однажды император обозвал его в гневе «хазарской мордой») эту и другие прозелитские миссии.

Миссионерские усилия Кирилла, увенчавшиеся успехом среди славянских народов Восточной Европы, у хазар пропали даром. Он достиг их земель через крымский Херсон, где, как считается, провел полгода, изучая еврейский язык, готовясь к миссии; затем добрался «хазарским путем» — через волок между Доном и Волгой — до Итиля, а оттуда отправился по берегу Каспийского моря (точно не говорится, куда именно) на встречу с каганом. Последовали обычные теологические диспуты, мало подействовавшие на хазарских иудеев [104]. Даже льстивое «Житие Константина» (в крещении Кирилла) признает всего лишь, что Кирилл произвел на кагана хорошее впечатление, добился крещения нескольких человек и освобождения двухсот пленных христиан, отпущенных каганом в качестве жеста доброй воли. Это было наименьшее, что тот мог сделать для императорского посланца, добиравшегося до него с такими трудами.

Дополнительный свет проливают на эти события знатоки славянской филологии. Традиция приписывает Кириллу изобретение не только кириллицы, но и глаголического алфавита, который, по утверждению Барона, «использовался до XVII в. в Хорватии. Из еврейского алфавита он заимствовал не менее одиннадцати букв, отчасти представляющих славянские звуки, что давно признано» (Это буквы А Б В Г Е К П Р С Ш Т) [105]. Так получает еще одно подтверждение гипотеза о влиянии еврейского алфавита на распространение грамотности среди соседей хазар.

III. Упадок

1

Как пишет Д.Синор (110), «во второй половине VIII в. хазарская империя достигла зенита славы». Речь идет о промежутке времени между обращением Булана в иудаизм и религиозной реформой при Обадии. Из этого не следует, что хазары были обязаны своим успехом иудейской религии. Дело обстояло, скорее, наоборот: они могли позволить себе стать иудеями, потому что были сильны в экономическом и в военном отношении.

Живым символом их могущества был император Лев Хазар, правивший в Византии в 775-780 гг., прозванный так по матери, хазарской принцессе Чичак, создательнице новой придворной моды. Как мы помним, ее замужество состоялось вскоре после крупной победы хазар над мусульманами в битве при Ардебиле, упомянутой в письме Иосифа и в других источниках. Как замечает Данлоп, «эти два события, скорее всего, не связаны одно с другим» (37; 177).

Однако в обстановке шпионажа и интриг, свойственных тому периоду, династические браки и помолвки могли представлять опасность. Они то и дело оказывались причинами или предлогами для войн. Начало этой тенденции положил еще Аттила, прежний владыка хазар. По преданию в 450 г. Аттила получил послание, а также обручальное кольцо от Гонории, сестры западно-римского императора Валентиниана III. Сия романтичная и одновременно властолюбивая особа умоляла вождя гуннов спасти ее от судьбы, лучше которой даже смерть, — насильственного брака с престарелым сенатором — и в подтверждение мольбы прислала кольцо. Аттила не замедлил объявить ее своей невестой и потребовать в качестве приданого половину Империи; Валентиниан отказался, и тогда Аттила вторгся в Галлию.

В хазарской истории отмечено несколько вариаций этой квазиархитипической истории. Мы помним, как разгневан был царь булгар насильственным увозом его дочери и что именно этот инцидент вынудил его обратиться к халифу с просьбой построить ему крепость — форпост для противостояния хазарам. Если верить арабским источникам, похожие инциденты (хоть и с другими подробностями) привели в конце VIII века, после продолжительного периода мира, к возникновению новых хазарско-мусульманских войн.

Ат-Табари пишет, что в 798 г. [106]халиф приказал наместнику Армении укрепить границу с хазарами женитьбой на дочери кагана. Наместник этот происходил из могущественного рода Бармесидов (в памяти возникает принц из «Тысячи и одной ночи», пригласивший нищего на пир, где на столе красовались одни богатые крышки, а под ними было пусто…). Бармесид согласился, и к нему доставили хазарскую принцессу вместе со свитой и роскошной кавалькадой (см. I, 10). Однако она умерла при родах, новорожденный тоже не выжил; ее придворные, вернувшись в Хазарию, нашептали кагану, что ее отравили. Каган тут же вторгся в Армению и захватил (согласно двум арабским источникам) (37; 181) 50 тысяч пленных. Халифу пришлось выпустить из тюрем тысячи преступников и вооружить их, чтобы противостоять хазарскому нападению.

В арабских источниках можно прочесть по крайней мере еще об одном случае неудавшегося династического брака, за которым последовало вторжение хазар; вдобавок «Грузинская хроника» содержит мрачную историю, тоже достойную того, чтобы фигурировать в этом списке: о принцессе из царского рода, избежавшей яда, но все равно покончившей с собой, чтобы не оказаться на ложе у кагана. Подробности и даты здесь, как всегда, сомнительны ((80; 5; 416) (37; 42 прим.) (21; 408)), как и истинные причины военных кампаний. Однако настойчивое повторение в хрониках сюжета о принцессах в роли обменного товара и отравленных царицах свидетельствует, что эта тема сильно повлияла как на народное воображение, так и на политические события.

2

С начала IX века о хазарско-арабских войнах больше ничего не слышно. Видимо, несколько десятилетий хазары наслаждались миром — во всяком случае, хроники о них почти не упоминают, а в истории отсутствие новостей — очень отрадная новость. На южных границах страны установился мир, отношения с халифатом регулировались негласным пактом о ненападении, не говоря об отношениях с Византией — определенно дружественных.

Тем не менее, в середине этого относительно идиллического периода произошел зловещий эпизод, ставший предзнаменованием новых опасностей. Примерно в 833 г. хазарский каган и бек направили к императору Восточной Римской Империи Феофилу посольство с просьбой прислать опытных архитекторов и мастеров для строительства крепости в излучине Дона. Император с готовностью откликнулся на просьбу и направил в Черное море флот, который, миновав Азовское море, достиг устья Дона и той стратегической точки, где предстояло вырасти крепости. Так родился Саркел — знаменитая крепость и район бесценных археологических находок, давших ключи к хазарской истории (пока место раскопок не затопило Цимлянское водохранилище, связанное с каналом Волга-Дон).