Дэверри (№1) - Заклятье клинка

Наконец после недели такого установившегося распорядка, однажды вечером к столу, за которым ужинали бойцы отряда, торопливо подошел Брэйс, его светлые глаза блестели, выдавая возбуждение. У него были новости: один из воинов его отряда был в деревне и слышал сплетни о том, что намерен предпринять Инис.

– Безродный гнойник! – воскликнул Брэйс. – Он сказал, что собирается приставить к своим свиньям вооруженную охрану!

За исключением Куллина весь отряд начал возмущаться, ругаясь и ставя кружки на стол.

– А я говорю, что ни одна свинья не ступит шага по моему лесу, – продолжал Брэйс. – И с этой минуты весь отряд поедет его охранять.

– Ваша светлость? – сказал Куллин, – можно мне сказать?

– Ну конечно, – ответил Брэйс. – Я высоко ценю твой опыт в этих делах.

– Спасибо, ваша светлость. Раньше мы охраняли лес одним патрулем и он мог быть в одном конце леса, а в это время отряд Иниса делал вылазку в другой конец. Будет лучше, если мы разобьемся на два патруля и будем ездить по пересекающимся маршрутам. Мы сможем использовать пажей и прислугу для того, чтобы посылать сообщения и тому подобное.

– Правильно сказано, – заметил Брэйс, – мы сейчас так и сделаем. Возьмем Абрина вместе с собой.

– А мне можно будет поехать? – спросила Джилл, – на моем пони.

– Джилл, не вмешивайся, – рассердился Куллин.

– Чувствуется отцовская выучка, – сказал Брэйс, – действительно, ты можешь поехать.

Так как Брэйс был верховным лордом, а Куллин – всего лишь серебряным клинком, он не мог ничего возразить, но позже, когда они остались одни, он хорошенько отшлепал ее. После двух дней патрулирования вместе с отрядом, Джилл уже жалела о том, что настояла на своем, потому что ей наскучило это занятие. С Куллином и еще двумя всадниками они скакали рысью в один конец леса, затем поворачивали и неслись в другой конец навстречу Брэйсу, а остальная часть отряда назад и вперед – и так до самых сумерек. Единственным утешением Джилл было то, что ей дали возить серебряный красивый горн, который она повесила на плечо на кожаном ремешке. Наконец, на третий день, примерно через час от начала дозора, Джилл услышала странный звук, доносившийся с опушки леса. Она приостановила своего пони и снова прислушалась: стук и хрюканье раздавались в лесу.

– Папа! – крикнула Джилл, – я слышу хрюканье свиней и топот копыт.

Все трое развернули коней и поскакали назад.

– Вот они. – Куллин выхватил свой меч. – Скачи к лорду! Мы их задержим!

Переходя на галоп, Джилл дунула несколько раз в горн. Наконец она услышала сигнал Абрина. Верховный лорд Брэйс выехал из-за деревьев ей навстречу.

– Ваша светлость! – крикнула Джилл, – они здесь!

Затем она ловко развернула своего пони, быстро поскакала назад впереди всех – она не хотела ничего пропустить. Когда она пробиралась через лесные заросли, до нее явно доносилось свиное хрюканье. Впереди виднелась тропинка, пересекающая луг, и Куллин вместе с другими всадниками перегородили ее, сидя верхом на лошадях. Вниз по лугу продвигалась странная процессия. Возглавлял ее лорд Инис, державший зеленый щит, украшенный золотым гербом. За ним ехали семеро всадников, также вооруженных и готовых к бою. В тылу находилось стадо из десяти свиней и два перепуганных крестьянина, которые погоняли животных палками, заставляя их двигаться вперед. Брэйс и его люди подъехали к позиции, занятой Куллином и остальными. Когда Брэйс вынул свой меч, остальные сделали то же самое, выкрикивая оскорбления в адрес лорда Иниса, люди которого отвечали тем же. Куллин крикнул Джилл и Абрину, чтобы они оставались на дороге, затем спокойно сел на своего коня, положив обнаженный меч поверх седла.

– Лорд Инис сам свинья, – проговорил Абрин, – привел всех своих людей только для того, чтобы их было больше, чем нас.

– Да, свинья, – поддержала его Джилл, – но на самом деле их не больше, потому что мой папа заменит троих.

Процессия медленно приближалась. Свиньи держались неровными рядами, хрюкая и выражая свое недовольство вооруженным людям, окружавшим их. Наконец лорд Инис остановил своего коня в десяти шагах от Брэйса. Пока оба лорда пристально смотрели друг на друга, свиньи разбрелись вокруг. Даже издали Джилл смогла разглядеть большого серого борова с клочьями темной шерсти на боках.

– Так, – прокричал Инис, – вы еще долго собираетесь ущемлять меня в моих законных правах, Брэйс?

– Этих прав ты не получал, – ответил Брэйс.

– Никто не имеет права перегораживать мне дорогу и оскорблять меня.

Свиньи захрюкали так громко, как будто одобряли своего хозяина. Куллин стегнул своего коня, подъехал ближе и поклонился, сидя в седле обоим лордам.

– Ваша светлость, милорд, вы оба, – сказал Куллин, обращаясь к ним, – как жаль, что вы не видите, какую чудесную картину вы представляете вместе со свиньями, следящими за вашим турниром.

– Заткнись, серебряный клинок, – свирепо прорычал Инис, – я не потерплю насмешек от человека, опозорившего себя.

– Я не насмехаюсь, господин. Выслушайте меня и решите, имеете ли вы сами право въезжать в лес?

Брэйс самодовольно заулыбался, Инис угрюмо молчал.

– Скажите мне, господин, – продолжал Куллин, – если ваши свиньи были бы не в загоне, а в лесу, вы нарушили бы решение короля об этих лесах?

– Я никогда не оскорблю его величества, – ответил Инис, – но мои свиньи…

С гиканьем Куллин пустил своего коня в галоп и, объехав вокруг Иниса и его людей, поскакал прямо на стадо свиней. Воинственно крича, он размахивал мечом. Свиньи вместе со своими пастухами пришли в ужас. Они бежали все вместе, хрюкая и крича, наперегонки через луг, по направлению к дому. Оба отряда хохотали при виде этого зрелища. Только Инис в бешенстве кричал своим людям, требуя прекратить смеяться и что-нибудь предпринять. Наконец Куллин оставил погоню и медленно поехал назад.

– Ну как, господин? – прокричал Куллин. – Ваши свиньи не желают больше здесь прогуливаться.

Инис пришпорил своего коня и сделал выпад в сторону Куллина. Тот отразил удар лезвием своего меча и слегка отклонился в сторону. Инис упал со своего седла на землю. В его отряде послышались крики. Погоня за свиньями – одно дело, оскорбление их лорда – совсем другое. Все семеро всадников развернули своих лошадей и направились прямо на Куллина и людей Брэйса. Джилл ухватилась руками за седло и пронзительно закричала. Отец был среди них совершенно один. Она увидела, что Инис вскарабкался на свою лошадь как раз в то время, когда отряды сблизились. Кони бросались вперед и брыкались, люди махали руками и ругались. Густая, как туман, пыль поднималась вверх. Все вокруг кричали, отбиваясь. Джилл казалось, что никто из них раньше не участвовал в сражениях. Сверкание лезвий меча, встающие на дыбы кони, кричащие и размахивающие руками люди – все перемешалось и стало похожим на ужасную пляску. Наконец Джилл увидела Куллина, ведущего своего коня вокруг этой свалки. Куллин шел молча, его лицо было совершенно спокойным, как будто ему наскучила эта возня. Потом он начал наносить удары. Но он не увертывался, как другие. Так, нанося тяжелые удары, он прокладывал себе путь сквозь толпу, рубя сплеча вокруг снова и снова, пробираясь к лорду Инису. Воины отряда Иниса отступали перед ним. Один всадник шатался в седле с окровавленным лицом. Куллин продвигался, размахивая мечом во главе клина из людей Брэйса. Он был уже почти возле Иниса, когда один из всадников отрезал его от остальных, преградив им путь своей лошадью. Куллин вскинул голову, но его лицо ничего не выражало. Через мгновение мечи сверкнули и скрестились, затем всадник вскрикнул и полетел через голову своего коня в толпу. Цепь из людей лорда Иниса была разорвана. С криком о капитуляции Инис развернул своего коня и обратился в бегство, его отряд последовал за ним. Брэйс и его люди преследовали их до края луга. Куллин, оставшийся позади, спешился, встал на колени, наклонился над телом лежавшего на земле всадника.

Не раздумывая, Джилл тоже спешилась и поспешила к нему.

– Уходи прочь. – Куллин встал и ударил ее по щеке. – Уйди отсюда, Джилл.

И хотя она сразу же бросилась назад, все равно было уже поздно. Она уже увидела то, от чего Куллин хотел оградить ее: всадник лежал вниз лицом в луже крови, текущей из его горла и струящейся сквозь его белокурые волосы. Кровь была теплой, липкой и с сильным запахом.

– Ты видела! – спросил ее подбежавший к ней Абрин, лицо его стало мертвенно бледным.

Джилл упала на колени и ее вырвало и так тошнило до тех пор, пока не заболел живот. Абрин тронул ее за плечо и помог подняться. Ее так знобило, как будто на улице была холодная зима. Они вернулись назад к своим пони, сели на них и наблюдали, как отряд возвращался назад, смеясь и радуясь победе. Джилл так устала, что глаза ее закрывались сами собой, и вновь перед ней возникал образ мертвого человека и кровь струилась, растекаясь вокруг него. Она с усилием открыла их снова. Куллин оставил отряд и приблизился к ней.

– Я же говорил тебе оставаться там, – сказал он.

– Я забыла. Я не соображала.

– Я думаю, что это не так. А что это с твоим ртом?

Джилл вытерла лицо рукавом. Он все еще оставался ее отцом, ее красивым удивительным папой, хотя она только что видела: он убил человека. Когда он положил руку ей на плечо, она вздрогнула.

– Я не хотел тебя ударить, – сказал Куллин, – меня тоже тошнило первое время, когда я увидел убитого человека. Черт возьми, второй человек погиб из-за свинячьей еды. Я надеюсь, этот дурак на этом остановится.

– Вы имеете в виду Иниса? – спросил Абрин.

– И его тоже, – ответил Куллин.

Отряд забрал тела убитых в крепость верховного лорда. Абрин сел на своего пони и поскакал вслед за Куллином. Когда Джилл увидела, как тело убитого, привязанное к седлу, безжизненно обвисло, оно напомнило ей любимую тряпичную куклу. Джилл снова почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Когда отряд подъезжал к крепости, Глин и слуги выбежали им навстречу. Джилл незаметно ускользнула, обежав вокруг башни в поисках тихого убежища, где можно было бы посидеть в тени разрушенной стены. Она знала, что Абрин побежит к своей матери и горько ему завидовала. Джилл пробыла там до тех пор, пока Куллин не разыскал ее. Он сел рядом с ней на землю. Она в упор смотрела на него.

– Герольды сейчас приехали, чтобы забрать бедных парней домой, – сказал Куллин. – Их смерть положит конец вражде. Честь отряда Брэйса отомщена, а сплетни о бегстве Иниса расползутся во все стороны.

Джилл посмотрела на руки Куллина, устало опущенные на колени.

Без латунных рукавиц, они снова были его руками – теми, которые давали ей еду, гладили по волосам, обнимали ее за плечи. Она удивилась тому, что подумала, будто теперь они должны стать другими.

«Он убил много людей, – подумала Джилл. – Вот почему он так знаменит».

– Все еще чувствуешь тошноту? – спросил он.

– Нет. Я не думала, что кровь так пахнет.

– Да, так пахнет. Ты думаешь, почему я не хотел, чтобы ты ехала с нами?

– Ты знал, что кто-нибудь будет убит?

– Я надеялся, что смогу остановить их, но был готов и к этому. Такое всегда случается там, где мне приходится бывать. Ты знаешь, я думал, что эти парни разбегутся быстрее, но попался один волк в стае зайцев. Бедняга. Вот что он получил за свою честность.

– Папа? Тебе жаль его?

– Да. Я скажу тебе кое-что такое, моя дорогая, чего ни один человек во всем Дэвери не позволит себе: я виноват перед каждым человеком, которого я когда-либо убил, и эта мысль не дает мне покоя. Но это была его судьба, и ни один человек не в силах изменить ее. Когда-нибудь однажды моя собственная судьба возьмет меня, и я не сомневаюсь, что это будет точно также, как я делал со многими другими. Это напоминает торг с богами. С каждым солдатом бывает так. Ты понимаешь?

– Как будто твоя жизнь – за их жизни. Так?

– Точно так. Но невозможно отнять у человека больше, чем его жизнь.

Джилл почувствовала себя лучше. Мысль об этом как о действии Судьбы была ей понятна.

– Мне осталось только заплатить по векселю в моей сделке с Судьбой, – продолжал Куллин. – Я тебе уже говорил однажды и готов повторить еще хоть тысячу раз: не предавай себя. Если перед тобой будет соблазн совершить бесчестный поступок, вспомни своего отца и то, что бесчестье принесло ему: «длинную дорогу» и презрение в глазах каждого честного человека.

– А это было твоей судьбой – стать клинком?

– Нет, – Куллин позволил себе едва заметную улыбку, – человек не может сделать свою судьбу лучше, но сделать ее хуже в его силах.

– Папа? – спросила Джилл. – Боги делают Судьбы людей?

– Нет. Судьба правит богами. Они не могут изменить человеческую судьбу и не имеет значения, как много он молится и заигрывает с ними. Помнишь сказание о Гвиндике, жившем во времена Рассвета? Богиня Эпона пыталась сохранить ему жизнь, но его Судьба была против этого. Она направила в него дротик как раз в тот момент, когда он обернулся.

– Да, но он принял смерть молча. А этот парень, которого ты убил, кричал.

– Я слышал, – лицо Куллина опять стало мертвенно спокойным, таким, каким оно было во время сражения, – но я не мог уже удержаться. Я не мог.

Джилл задумалась на мгновение, затем прислонилась к его плечу. Куллин обнял ее и крепко прижал к себе. Он все-таки был ее отцом, всем, что у нее осталось в этом мире. К сумеркам вернулся герольд. После переговоров герольда с верховным лордом, советник Глин разыскал Куллина.

– Лорд Инис будет просить о мире завтра утром, – сказал ему Глин, – и верховный лорд Брэйс даст согласие.

– Благодарение всем богам, – проговорил Куллин, – тогда мы с Джилл завтра утром уедем.

Этой ночью Джилл спала на одной кровати с Куллином. Она прижалась к его широкой спине и старалась не думать о сражении, но оно приснилось ей. Во сне она снова подбежала к Куллину и увидела рядом с ним мертвого всадника, но когда она всмотрелась внимательнее, то оказалось, что вместо Куллина стояла Айва – такая, какой Джилл всегда представляла ее: высокая и стройная, с золотым нимбом вокруг головы и длинным копьем в руке. В другой руке она держала щит с изображением луны в ее темной фазе. Джилл знала, что она не может видеть луну, если она темная, но во сне она видела. Чтобы не показать Айве, что она испугалась, Джилл заставила себя смотреть на убитого всадника. На ее глазах тело исчезло, просачиваясь в землю до тех пор, пока на том месте, где оно лежало не осталось ничего кроме вдруг выросшей травы, густой и зеленой. Когда она посмотрела на Айву, та улыбалась ей, а на ее щите появилось изображение полной луны. Джилл проснулась и услышала ровное дыхание спящего рядом Куллина. Она подумала, что ей надо не забыть этот сон. И хотя она и сама не знала, почему, но была уверена, что это очень важно.

I

Семь долгих лет после того, как однажды на побережье Элдифа жаворонок стал знаком предзнаменования для Невина, он бродил по королевству в поисках младенца, в душе которого была заключена его Судьба. Несмотря на то, что его предвидение обладало такой силой, его возможности не были безграничными. В видении ему никогда не являлся человек, которого он хотя бы однажды не видел во плоти. Полагая, что Судьба – это нечто большее, чем судьба, он взял свою верховую лошадь и мула, нагруженного травами и лекарствами, и отправился в дорогу с намерением лечить бедный люд, постоянно переезжая с места на место. Сейчас, когда второе лето было на исходе, он ехал по дороге, ведущей в Кантрэй, город, расположенный в северо-восточной части королевства. Невин ехал следом за табуном лошадей, перегоняемым пастухами по провинции с места на место. У него был хороший друг в городе, аптекарь Лиден, у которого он мог остановиться на зиму. Дорога бежала среди бесконечных холмов, поросших травой, кое-где в небольших долинах виднелись белые березки. В этот обычный будний день он ехал медленно, позволяя своему коню щипать траву, ожидая ехавшего сзади с грузом мула. Он был погружен в размышления, находясь в состоянии, близком к трансу. Невин думал о женщине, которую он всегда будет именовать Брангвен, хотя он и знал, что в настоящий момент она была ребенком с другим именем.

Неожиданно его размышления были прерваны топотом копыт и шумом отряда всадников, быстрой рысью спускавшихся с холма и направившихся в его сторону. Их было около двадцати человек. Их щиты, висевшие на ремнях по обе стороны седла, были украшены гербами с изображением серебряного дракона. Капитаном отряда был молодой паренек. Один из всадников крикнул Невину, чтобы он посторонился и освободил им дорогу. Невин поспешно развернул своего коня, отъезжая вправо, но командир отряда поднялся в стременах и дал приказ отряду остановиться. Нехотя, под стук копыт и лязг металла, всадники выполнили приказ.

Их командиру было всего около десяти лет. Он был одет в голубой и серебряный с зеленым плащ Абервинов и был ребенком такой необычайной красоты, каких Невину никогда не приходилось встречать прежде. У него были иссиня-черные вьющиеся волосы, большие голубые глаза, его рот был такой нежной и красивой формы, что напоминал скорее девичий. Невин остановил своего коня недалеко от него и поклонился.

– Смиренно благодарю, господин, – сказал Невин, – вы оказываете мне большую честь.

– Любой человек с такими белыми волосами, как ваши, дорогой сэр, заслуживает подобного обращения, – молодой лорд оглянулся назад, надменно посмотрев на отряд. – Нам ведь легче управлять своими лошадьми, чем вам.

– Да, правильно сказано, – проговорил Невин. – Не назовет ли его величество своего имени?

– Лорд Родри Мэйлвейд Абервин, – мальчик очаровательно улыбнулся, – и я держу пари, что вы удивились тому, что увидели здесь людей из Элдифа.

– Да, действительно, это так.

– Знаете, я был пажом у моего дяди лорда Ивмура Кантрэя, но мой отец прислал за мной часть своего отряда, чтобы забрать меня домой. Моего брата только что убили.

– Сочувствую вам, господин.

– Мне тоже очень грустно, – лорд Родри посмотрел на поводья в своих руках и часто заморгал, чтобы не расплакаться. – Я любил его, потому что он не был таким, как мой старший брат Риис, – он поднял глаза, застенчиво улыбаясь, – мне не следовало бы рассказывать обо всем этом незнакомцу.

– Да, действительно, вам не следовало бы, господин.

Когда Невин заглянул в темно-голубые глаза мальчика, то чуть было не вскрикнул. На мгновение он увидел другую пару глаз, заглянув через них в душу человека, чья Судьба была тесно переплетена с Судьбами Брангвен и его собственной. Затем видение покинуло его.

– Его светлость потом останется при дворе Абервинов? – спросил Невин.

– Может быть. – Роди тяжело вздохнул. – Я думаю, что отец захотел, чтобы я был дома, потому что я теперь второй наследник.

– Он, конечно, поступил мудро, господин. Может быть, мы еще увидимся с его светлостью в Абервине. Я часто езжу по Элдифу в поисках трав.

Невин поклонился снова, на что Роди ответил надменным взмахом руки, а затем стегнул свою лошадь и поскакал. На вершине холма он обернулся, сидя в седле, наблюдая, как отряд скачет рысью, поднимая облако пыли.

– Удача, и дважды удача! – говорил себе Невин. – Благодаря лордам Судьбы!

На ночь Невин остановился на грязном постоялом дворе, стоящем прямо возле дороги. Он сидел на табурете возле камина. У него был вид старого уставшего человека, дремлющего над кружкой эля и пристально смотрящего на огонь. Ни один из посетителей не говорил ему ни слова, никто, даже шумные всадники из отрядов местных лордов. Он не отвлекался от своих мыслей, и весь был поглощен своим ясновидением.

В очаге языки пламени играли над пылающими дровами. Когда мысли Невина вернулись к молодому лорду Родри, перед его взором возник отчетливый образ мальчика в клетчатом плаще, сидевшего возле бивачного костра и жующего хлеб. Его люди из отряда сидели здесь же. Невин улыбнулся мальчику, затем прогнал видение. Наконец у него появился реальный ключ к разгадке. Прежде всего, во всех их других жизнях их пути не пересекались. Они всегда были врозь. Но раньше или позже, пусть он и не нашел ее сначала, она была связана с Родри, и теперь Невин знал, что Родри он уже нашел. А каким же было его имя тогда? Так спрашивал себя Невин.

– Да, точно, Блейн, – вот как его звали, – решил он.

А вокруг в таверне был слышен смех, люди пили эль, делали ставки, играя в кости. Невин чувствовал себя совершенно оторванным от них, от этой обычной жизни. Он чувствовал себя очень утомленным этой ночью и воспоминания всплывали перед ним непрошенно такие же горькие, как всегда. Единственное, чего ему сейчас хотелось – это забыть все и умереть, но смерть не приходила за ним, она страшилась его.

– Много лет прошло, – продумал он, – но это было только началом всего.

Дэвери, 643

Если вы пишите прутиком на песке, то волны и ветер сотрут слова. Вот в чем ошибки обычных людей. Если вы высечете слова в камне, они останутся навечно. Человек, претендующий на знание Двуумера, становится резчиком. Все его ошибки хоронят себя в очень глубоких пластах Времени.

«Тайная книга Кадваллона Друида»

Гроза началась на закате. Проливной дождь с южным ветром обрушился на лес, вздохнувший трепетом весенних молодых листьев. К рассвету сквозь крышу хижины потекли тонкие ручейки воды, скапливаясь на земле в углу. Вода прорыла себе неглубокую канавку в земляном полу, исчезая затем в трещине под стеной. Ригор стоял, подбоченясь и наблюдал за тем, как идет дождь.

– Тебе предстоит тяжелая дорога, – сказал он.

– Я знаю, – ответил принц, – но мне надо вернуться сюда до праздника. Я поклялся.

Ригор улыбнулся, в его лице было сомнение. Он выбрал две больших ветки из поленицы в углу хижины и положил их в небольшой каменный очаг. Когда он взмахнул рукой над ветками, они загорелись и пламя подпрыгнуло так, что лизнуло его ладонь. Принц негромко свистнул, у него перехватило дыхание.

– Тебе надо преодолеть увлечение этими фокусами, все это мелочи, – проговорил Ригор, – настоящий знаток Двуумера действует глубже этого.

– Хоть ты так и говоришь, но я не могу тебя обманывать и сказать, что это меня больше не захватывает.

– Ладно. Ты хороший мальчик и правильно поступаешь, Галрион.

Ригор потянулся, изогнув спину, словно кот, и посмотрел на принца проницательным взглядом. Внешне Ригор был похож на старого крестьянина. Низкого роста. Его грудная клетка напоминала бочонок. Он был одет в грязные коричневые брюки и простую рубаху, подпоясанную куском веревки вместо нормального ремня. Его седые волосы были коротко острижены и неопрятны, а серые усы неплохо бы подстричь и подравнять.

Иногда, отдыхая от мыслей, принц Галрион удивлялся, что этот человек имеет на него такое большое влияние и что он беспрекословно подчиняется его приказам. «Это – колдовство» – думал про себя принц. – Кому нужно богатство, если можно стать колдуном?

– Вы уже думали о вашей помолвке? – спросил Ригор.

– Да, – ответил Галрион. – Я сделаю все так, как ты сказал.

– Вы должны сделать это потому, что понимаете причины, а не потому, что просто исполняете мои команды, словно охотничья собака.

– Конечно. Но у тебя есть уверенность? – ответил принц. – Я могу привезти ее с собой?

– Если она поедет. Сначала женись на ней. А потом привози ее с собой. – Ригор обвел взглядом покосившиеся стены хижины. – Это не дворец, но к зиме мы построим для нее дом получше.

– А что, если она не захочет ехать?

– Если она выбирала добровольно, тогда отпусти ее. – Ригор сделал паузу для эффекта. – Добровольно, понимаете?

– Но если у нее… у нас будет ребенок?

– Ну и что из этого? – Ригор перехватил его хмурый взгляд и затем начал пристально смотреть вниз. – Клятва есть клятва, мальчик, и ты ее дал ей сам. Если бы это была обычная женитьба. Но ты ведь сам разыскал ее и поклялся. Человек, который не умеет держать своего слова, не годится для пророчества – он никто.

– Ну хорошо, тогда я съезжу сначала к Брангвен, а потом попрошу благословения у моего отца.

– Хорошо. Он заслуживает того, чтобы узнать об этом первым.

Закутавшись в красивый шерстяной плащ в красную и белую клетку, Галрион вскочил на своего чистокровного вороного коня и поскакал по бескрайнему древнему дубовому лесу. Пройдет совсем немного времени и он вернется сюда бедным изгнанником для того, чтобы изучать Двуумер, если он сможет победить себя, освободившись от старой жизни.

Галрион был третьим из четырех сыновей Адорика, верховного короля всего Дэвери. Он был безвольным юношей, избалованным, любящим лошадей и охоту. Старше него было два наследника на престол и один младше, но Галрион не жаждал власти и не представлял угрозы для братьев в их борьбе за престол. И он не видел причины, которая мешала бы ему покинуть двор, чтобы больше не жить за счет королевской казны. Однако он сомневался, что отец будет смотреть на это так же просто, как он. Адорик Второй, правитель последней и умирающей династии, редко смотрел на вещи просто. И еще дело осложнялось тем, что у Брангвен, хоть она и была дочерью лорда, было много других поклонников. Совсем недавно, всего несколько месяцев назад, Галрион влюбился в нее так сильно, что ждать, когда закончится положенное время со дня их помолвки, было для него нестерпимым мучением. Ригор считал, что Галрион достигнет больших успехов в своей учебе, если у него будут жена и дети.

– Для того чтобы мужчина полностью реализовал себя, он должен иметь жену и детей, – говорил ему всегда Ригор, но после того как каждая королевская прихоть Галриона удовлетворялась все двадцать два года его жизни, он не очень-то был настроен слушать об обязанностях. Галрион привык сразу получать все, что ему хотелось, и он никогда ничего не желал так сильно, как познать Двуумер. Ради этого он готов был отказаться от питья и пищи. Так он думал, пока ехал по первозданному лесу и желание стать ясновидцем было таким сильным, что обжигало его изнутри. Сначала он подумал о том, что страстно желает Брангвен, но сейчас новая страсть вытеснила это желание. Углубиться в секреты знания, изучить и подчинить себе законы движения вселенной, контролировать силы и энергии, о которых знают всего несколько человек – все это казалось по сравнению с простой любовью драгоценным горным хрусталем, лежащим в обычной грязи. Одной из немногих вещей, смущавших Галриона в эти дни было то, какой путь выбрал Ригор, чтобы обосновать необходимость сближения кланов Сокола Брангвен. Ему пришла в голову мысль о том, что его любовь к Брангвен была, возможно, только орудием в руках его судьбы, врученным ему Ригором. Он сам, конечно, уже намекнул о том, что были другие, более важные причины, по которым Галрион влюбился в Брангвен, но сердце Галриона начинало ныть, как только он вспоминал об этих намеках.

Мелкий моросящий дождь затих, перейдя в туманный серый полдень, когда Галрион выехал их леса на убранное поле и увидел крепость Сокол, стоящую на вершине обсыпного холма, сооруженного для целей обороны в этой равнинной местности. Вдоль основания холма было возведено земляное укрепление и окружено рвом. В верхней части возвышался деревянный забор с укрепленными железными воротами. Внутри стояла невысокая каменная башня и несколько круглых деревянных навесов и хижины для слуг. Галрион ввел своего коня, грязный двор наполнился слугами – конюх бежал взять у него лошадь, паж – снять его багаж, камергер встретил его и учтиво провел в здание. Пока пожилой камергер открывал тяжелую дверь, принц посмотрел вверх. Над перемычкой двери был прикреплен череп, почерневший, сморщенный, с дождевыми подтеками. Отец Брангвен, Двин, был одним из последних оставшихся воинов старой закалки.

И несмотря на то, что священники укоряли его, несмотря на то, что дочь умоляла его снять, Двин упорно продолжал держать наверху голову его врага по длительной кровной вражде, храня ее как свой боевой трофей.

Большой зал был освещен огнями, горевшими с обеих сторон. В нем было тепло и дымно. Перед большим камином сидели Двин и Гиррейнт и пили эль, свора охотничьих собак спала на грязной соломе у их ног. Гиррейнт поднялся навстречу Галриону, Двин же продолжал сидеть. Его отекшее лицо было вспотевшим, слезящиеся глаза смотрели из складок кожи. Трудно было поверить, что в юности он был, как и его сын сейчас, высоким, светловолосым и широкоплечим стройным воином с гордо откинутой головой.

– Добрый день, мой повелитель, – сказал Гиррейнт, – сестра у себя в комнате. Я сейчас пошлю за ней пажа.

– Спасибо, – Галрион поклонился Двину, – господин.

– Садитесь, юноша, выпейте немного эля. – Двин сопел, говоря это, затем сильно закашлялся, почти задыхаясь. Галрион почувствовал холодную дрожь, поднявшую дыбом волосы на его затылке, как будто он находился на сквозняке. И хотя Двин был болен уже давно и всегда имел болезненный вид, Галриону проницательность предвидения подсказала, что он скоро умрет. Паж принес Галриону, еще не оправившемуся от видения, кружку эля и когда он поднял ее с дружеским приветствием в адрес Гиррейнта, тот выдавил из себя улыбку, которая свела его рот судорогой. И не надо было обладать даром пророчества, чтобы узнать, как он ненавидел Галриона. Галрион только удивлялся, почему.

Дверь, ведущая в большой зал, открылась и вошла Брангвен в сопровождении служанки. Девушка была высокой, стройной и гибкой, в темно-зеленом платье. Длинные светлые волосы скрепляла сзади простая заколка, какие носили незамужние женщины. Ее глаза были такими глубокими и голубыми, как зимняя река. Люди называли ее самой красивой девушкой в Дэвери, говоря, что такой красоты лицо лучше всякого приданого.

Галрион бросился ей навстречу, движимый любовью, и взял обе ее руки в свои.

– Я не думала, что увижу вас так скоро, мой принц, – проговорила Брангвен. – Я рада видеть вас.

– И я рад, госпожа!

Галрион усадил ее на свой стул, взял у служанки подставку для ног, поставил около ее ног и поднял ноги Брангвен с сырого пола, покрытого соломой. Он присел на краешек подставки и улыбнулся ей, на что она ответила смехом, веселым и звонким, так что казалось, будто солнечный луч осветил темную комнату.