Граф из Техаса

— Если у женщины начались роды, миссис Свит, нужно вызывать доктора, сходите за ним.

— Она не может, — сказала Люсинда.

— Почему? О, неважно. Миссис Свит, пошлите Тома за доктором.

— Как вы не поймете, Прескотт. Доктора Гудэйкера сегодня нет в деревне.

— Нет в де… Дьявол! А где же он есть?

— В Труро, милорд, — ответила миссис Свит. — Поехал на поезде навестить свою овдовевшую сестру.

— Мне надо было спросить об этом раньше, — пробурчал он себе под нос. — Так чего же вы хотите от меня, миссис Свит? Я не доктор. Я не могу ничем помочь миссис Эмерсон.

— Вы не можете, но я могу, — сказала Люсинда, решительно направляясь к двери.

— Вы?

— Да, я. Я помогала доктору Гудэйкеру принимать роды и раньше. Миссис Свит, мне понадобится несколько чистых простыней, чем больше тем лучше, и кусок мыла, желательно хозяйственного. И передайте Тому, чтобы он запряг для меня повозку гувернантки и подогнал ее к центральному входу.

— Да, мисс, — экономка сделала быстрый реверанс и поспешила из библиотеки.

— Вы акушерка?

Люсинда остановилась в двери и оглянулась на него.

— В непредвиденных обстоятельствах — да. А это, мне кажется, как раз один из таких случаев. А теперь извините меня, я должна спешить.

— Подождите. Я поеду с вами.

— О, поверьте мне, Прескотт, вы будете там только мешать. Лучше оставайтесь здесь, — внезапно она остановилась. — Хотя поедемте, вы, возможно, пригодитесь.

— Так вы хотите, чтобы я помог?

— Да.

— Хорошо. Но, пожалуй, лучше сразу сказать, что я раньше никогда не принимал роды. Бывало, конечно, с телятами и жеребятами, и не один раз, но никогда не имел дела с человеческим младенцем.

— Не беспокойтесь о младенце — я приму его. Вы просто позаботитесь о других детях.

— Эй, перед вами человек, который просто обожает детей.

Глава 11

— Интересно, где сейчас этот сукин сын Эмерсон? — произнес Прескотт, направляя свою лошадь по дороге к дому управляющего.

— Даже не знаю, — сидя в маленькой повозке, Люсинда стегнула поводьями по спинам пони, заставляя их идти быстрее. — Однако на ум все же приходит одна мысль…

— Да, та же самая, что вертится в голове и у меня, — он подозревал, что Эмерсон наслаждался сейчас в обществе своей любовницы в Сент Кеверне вместо того, чтобы находиться со своей женой, как в данный момент требовали обстоятельства. — Если это действительно так, то этот человек заслуживает быть высеченным конским кнутом.

— Выпороть Гарика Эмерсона? Это было бы для него слишком мягким наказанием.

— Я знаю, дорогая, но и это неплохо для начала.

Они не увидели ни души, когда подъехали к дому Эмерсона. Люсинда вылезла из повозки и подала свои вещи Прескотту.

— Пока не войду и не взгляну на нее, — сказала она, — я не смогу дать вам точного ответа, как давно у миссис Эмерсон начались схватки. Если эти роды будут протекать так же, как и предыдущие, то подозреваю, что это будет продолжаться порядочное время.

— Порядочное время — это сколько?

— Часы, может быть, даже дни — я не могу сказать точно.

— Дни? О Боже!

— Она очень тонкокостная женщина, Прескотт. Мне надо объяснять дальше?

— Нет, не беспокойтесь, я понимаю.

Женщины и их проблемы всегда были для него тайной и, если бы это зависело от него, они могли остаться тайной навсегда. У него, как у любого другого мужчины, было достаточно своих трудностей.

Как и в прошлый раз, на стук Прескотта дверь открыла маленькая Виктория. При виде взволнованного испуганного выражения на ее лице у Прескотта сжалось от жалости сердце.

— Ты Виктория, не так ли? — спросила Люсинда, когда они вошли в дом. Увидев, как девочка кивнула, она добавила:

— Лорд Прескотт и я пришли навестить твою маму. Мы узнали, что она себя плохо чувствует, и пришли попробовать ей помочь. Она в своей спальне?

Ребенок опять кивнул и указал на закрытую дверь.

— Твои сестры тоже там?

— У-гу.

Из соседней комнаты послышался громкий болезненный крик, при звуке которого у Прескотта похолодело внутри. Боже, он никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Если бы это была корова или кобыла, у которой начались роды, то он еще знал, что делать. Но не в данном случае, не с женщиной, испытывающей страшные родовые муки.

Чувствуя, что он должен что-то сделать, Прескотт направился к двери, но Люсинда, протянув руку, остановила его.

— Нет, вы оставайтесь здесь.

— Я просто подумал…

— Да, я знаю. Я тоже хочу помочь ей. Но вы окажете ей гораздо большую помощь, если останетесь здесь с детьми. Я через минуту пришлю к вам двух других, как только все приготовлю.

— Хорошо, — сказал он. Его устраивала такая расстановка вещей. — Вы хотите, чтобы я вскипятил воду или сделал что-нибудь еще?

— Да, это было бы неплохо, — она поставила свою корзинку на кухонный стол и начала распаковывать ее. — Вскипятите воду и приготовьте чай для себя и для девочек.

— Чай?

— M-м, и бутерброды, если в доме найдется что-нибудь съедобное. Судя по Виктории, ни у одной из них не было и крошки во рту с тех пор, как начались все эти суровые испытания.

— Не беспокойтесь, я сумею накормить их. Вы лучше хорошенько позаботьтесь о матери.

С охапкой чистых льняных простыней в руках и большим куском хозяйственного мыла Люсинда направилась в спальню. От ее прикосновения к двери, та широко распахнулась, и Прескотт, заглянув туда, мельком увидел женщину, лежащую в груде смятых простыней на кровати. При виде ее опухшего и покрытого синяками лица им овладело бешеное чувство ярости.

— Негодяй, — тихо сказал он, понимая, что это мог сделать только Эмерсон.

— Давайте-ка пойдем в другую комнату и посмотрим, что там делает лорд Прескотт, хорошо? — смертельно побледневшая Люсинда вышла из спальни, одной рукой ведя за собой Александру, а другой придерживая на бедре Элизабет. — О, посмотрите! Я думаю, он собирается приготовить вам что-нибудь поесть, как это делал в прошлый раз, когда был здесь. Ведь именно этим вы и занимаетесь, лорд Прескотт, не так ли?

— Э-э, — испытывая чувство отвращения и ярости и все же отчаянно стараясь оставаться спокойным, Прескотт не мог найти нужных слов.

Люсинде не нужно было обладать способностью читать чужие мысли, чтобы догадаться, о чем он сейчас думал. Она сама пришла к такому же выводу, когда увидела, в каком состоянии находилась бедная миссис Эмерсон. Гарик, безжалостно избив свою жену, ушел, совершенно не заботясь о том, что его побои явились причиной начавшихся у нее преждевременных родов. На глазах у девочек произошло уже достаточно жестокостей, и им, безусловно, не нужно было видеть этого больше.

— Лорд Прескотт! Вы ведь готовите чай детям, не правда ли?

Прескотт смог наконец справиться со своими горькими мыслями и, подавив в себе чувство злобы, отрешенно посмотрел на Люсинду.

— Что?

— Я сказала, разве вы не готовите им чай?

— Э-э, да чай — я уже собираюсь приняться за это дело.

В его теперешнем состоянии он вряд ли смог вскипятить чайник воды, не говоря уже о том, чтобы приготовить приличный чай для детей.

— А вообще-то, — сказала она, — у меня появилась идея получше. Почему бы вам не взять девочек и не выйти с ними на прогулку на некоторое время.

— На прогулку? Куда?

Она опустила на пол Элизабет и пододвинулась ближе к нему.

— Возьмите себя в руки, Прескотт, — прошептала она ему на ухо. — Вы должны сохранять спокойствие. Вы должны.

— А вы думаете, я не стараюсь? — сказал он сквозь крепко сжатые зубы. — Но все это не так просто. Черт побери, я видел, что этот негодяй сделал с ней.

— Я знаю. Это ужасно, и она страдает из-за этого, но не добавляйте к ее мукам еще и ваше совсем не своевременное выражение ярости. Подумайте о ней и о детях. В данный момент вы должны думать только о них. Вы понимаете? Одному Богу известно, что им пришлось увидеть.

Осознавая, что она была права, Прескотт попытался заглушить в себе чувство ярости. Придет время, когда он лично отомстит за ту боль, от которой сейчас страдала миссис Эмерсон. Рано или поздно Эмерсон заплатит сполна за все, что он сделал со своей женой.

Взглянув на три поднятых кверху личика, с ожиданием смотревших на него, Прескотт, сделав над собой усилие, усмехнулся.

— Так что вы, молодые леди, хотели сегодня делать, а?

— Мы не должны оставлять мамочку одну, — сказала Александра.

— Мисс Люсинда позаботится о ней, — ответил он, — не правда ли, мисс Люсинда?

— Конечно.

— Так что вы скажете, если мы вчетвером…

— Нет! — закричала Александра. — Мы ей нужны.

В отчаянии Прескотт посмотрел на Люсинду, ища помощи.

— И что же мне делать теперь?

— О, ради Бога, Прескотт, подключите свое воображение. Сводите их на прогулку, может быть, на пляж, или почитайте им сказку. Все, что угодно, лишь бы чем-то отвлечь. Они не должны видеть свою мать страдающей в страшных родовых муках. Посмотрите, бедняжки и без того напуганы до смерти.

Крик, донесшийся из спальни, прозвучал еще жалобнее, чем прежний. Прескотт ломал себе голову, стараясь придумать, чем заняться. Он достаточно любил детей, но находился в их окружении очень редко и совсем не знал, что с ними делать.

«О Боже, — подумал он, — что может сделать взрослый мужчина для того, чтобы развлечь трех маленьких девочек?»

Но тут вспомнил о повозке, с запряженными в нее пони, стоявшей перед домом, и его внезапно осенило.

— Не беспокойтесь, мисс Люсинда. Я знаю подходящее занятие. Мы вчетвером поедем в замок и устроим чаепитие.

— О, это великолепная идея, лорд Прескотт! — никогда еще Люсинда не чувствовала такого облегчения, как при мысли о том, что к Прескотту наконец вернулось самообладание. — Разве это не кажется вам восхитительным, леди? Чаепитие!

— В замке? — спросила Александра, и выражение страха в ее глазах медленно сменилось на радостное возбуждение.

— Конечно, — сказал Прескотт. — Для таких очаровательных леди, как вы, ничего не жалко. Мы все устроим наилучшим образом. Чаепитие с… с… — он посмотрел на Люсинду, всем своим видом моля о помощи.

— Кексами с вареньем и бутербродами с ветчиной, — сказала она. — Мне даже кажется, что я сегодня утром видела, как миссис Свит пекла свои любимые маленькие глазированные пирожные. Могу поспорить, что они наверняка придутся вам по вкусу.

— Тогда решено, — сказал Прескотт. — Вы, девочки, бегите и собирайте свои вещи. Возьмите своих кукол и все, что только пожелаете взять на наше чаепитие.

— Но у нас нет кукол, — сказала Александра. — Папочка никогда не дарил…

— Это неважно, — прервала ее Люсинда, погладив Александру по светловолосой головке. — У нас есть сотни кукол в детской замка.

— Сотни? — глазки Александры засверкали от радости.

— Да, и вы можете играть со всеми, если только захотите.

— Ты слышала это Виктория? У них есть куклы а замке!

У Люсинды сжалось от боли сердце, когда она смотрела, как Александра помогала своим маленьким сестрам собрать немногочисленные игрушки, которые были единственной радостью в их жизни. И хотя многие годы отделяли ее от этих девочек, у них с ней было очень много общего. У них был отец, который думал только о собственном комфорте и удовлетворении своих прихотей, даже не удосуживаясь позаботиться о том, чтобы у его детей было хотя бы самое необходимое. Ее же отец даже не подозревал о ее существовании. Он просто насладился ночью любви, проведенной с племянницей графа, а затем оставил ее с разбитым сердцем умирать в позоре. Но, по крайней мере, у этих маленьких девочек была мать, которая безумно любила их, а она потеряла свою сразу же после рождения.

— Готовы ехать? — спросил Прескотт.

Полные нетерпеливого желания поскорее отправиться, Александра и Виктория сияли от радости, тихо болтая друг с другом о чаепитии, глазированных пирожных и куклах. Малышка Элизабет, сидящая на руках у Люсинды, выглядела очень растерянной, не совсем понимая, что же все-таки происходит.

— Пожалуй, нам следует взять повозку гувернантки, не правда ли? — спросил Прескотт.

— В сложившейся ситуации, я думаю, это будет гораздо удобнее, нежели пытаться усадить всех вас четверых на спину одной лошади, — ответила Люсинда.

— Это уж точно. Так что, поехали. Иди-ка ко мне, земляной орешек. Ты будешь сидеть у меня на коленях и помогать мне управлять лошадьми.

Он протянул руки, чтобы взять малышку, но она крепко обхватила своими маленькими ручонками Люсинду за шею и спрятала личико.

— Ее зовут Элизабет, лорд Прескотт, а не земляной орешек, — сказала Александра, точно не зная, что это такое.

— По мне так она очень похожа на земляной орешек. И еще похоже, что она очень испугана.

— Иногда она может быть просто невозможной, — сказала Александра с рассудительностью взрослого человека. — Ну, пошли же, Элизабет. Нам нужно спешить.

Крик, еще громче и сильнее прежнего, раздался из спальни. Зная, что нельзя больше терять ни минуты, Люсинда отдала Прескотту Элизабет и подтолкнула его к двери.

— Позаботьтесь об их маме, — сказал он. И, как будто эта мысль внезапно пришла ему в голову, наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Дайте мне знать, как все обойдется.

— Обязательно.

Выйдя из дома, Прескотт устроил маленьких девочек на одном сиденьи крошечной повозки, посадив Элизабет на колени Александры, а сам сел на другое — напротив.

«Что за черт, — подумал Прескотт, когда он хорошенько стегнул поводьями по спинам пони, и те, пошатываясь, медленно тронулись с места. — Взрослый мужчина, а должен ехать на дамском сидении в этой крошечной повозке, да еще в сопровождении трех маленьких детей». Он только надеялся, что с пони не случится никаких неприятностей по дороге, и они в скором времени благополучно доставят их к замку. Ну а если произойдет, то ему, пожалуй, придется слезать с повозки и идти пешком. Но больше всего он молился, чтобы никто не увидел его в этом неловком положении.

Медленно и равномерно продвигаясь вперед, они наконец достигли замка, и пони, к счастью, остановились только один раз в том месте у вершины холма, где узкая тропинка круто шла вверх.

— Хоть и маленькие, а сильные создания, — сказал он.

— Они прекрасны, — отозвалась Александра.

Услышав, какая задумчивость и скрытая печаль звучали в голосе девочки, Прескотт улыбнулся. У него было такое чувство, что он обнаружил что-то общее между собой и этой малышкой.

— Ты любишь лошадей?

Она кивнула.

— Мамочка обещала научить меня ездить верхом, когда я подрасту.

— У меня дома, в Техасе, ты бы считалась уже достаточно взрослой для этого дела. Но, пожалуй, здесь, в Англии, все немного по-другому. А сколько лет тебе должно быть, чтобы ты могла сесть на лошадь?

— Мамочка сказала, когда мне исполнится пять, — ответила она.

— Это неплохой возраст, чтобы учиться ездить верхом. Однако четыре даже лучше, правда?

Александра кивнула.

— Это было бы замечательно, лорд Прескотт, но я еще слишком маленькая. И к тому же у папочки нет денег, чтобы купить нам пони.

То, что эта маленькая девочка защищала своего отца, возбудило у Прескотта еще большую ярость к этому человеку. Эмерсон украл денег больше, чем нужно для того, чтобы купить своим дочерям одного маленького пони, однако вместо этого он предпочел расточать краденое на свою шлюху и второй дом.

— А сколько тебе лет сейчас? — спросил он.

— Четыре. Но мне исполнится пять в июле.

— Так это будет уже через несколько месяцев. Как ты думаешь, твоя мама очень разозлится, если ты начнешь учиться ездить верхом уже сейчас?

Ее голубые глазенки расширились от удивления.

— Сейчас, лорд Прескотт?

— Конечно, почему бы и нет? У нас как раз уже есть пони. Они, конечно, выглядят немного толстоватыми, но если ты будешь ездить на них каждый день, это будет для них прекрасной тренировкой, и они быстро войдут в форму.

— О, неужели мне можно?

— Все, что пожелаешь, дорогая. И вообще, если ты и твои сестры чего-нибудь захотите, придите и попросите об этом вашего старого дядю Прескотта.

— Дядю Прескотта? — спросила Александра.

— Мне хотелось, чтобы вы обращались ко мне «дядя Прескотт» вместо того, чтобы звать меня «лорд Прескотт». Честно говоря, мне это больше по душе. Это звучит, как-то дружелюбнее.

Но спустя несколько часов Прескотт уже начал раскаиваться, что дал детям столь необдуманное обещание. С той минуты, когда они приехали в замок и он попытался отдать их на попечение Миранде, Александра пристала к нему, словно маленькая тень. Виктория следовала за своей старшей сестрой по пятам, и обе они сполна давали выход своему любопытству, без устали расспрашивая его о Рейвенс Лэйере, детских комнатах и игрушках в них. А малышка Элизабет, которая сначала так боялась его, теперь отказывалась позволить кому-либо другому, кроме Прескотта, держать ее, кормить или менять ей пеленки, когда приходил этот злополучный момент, который по мнению Прескотта наведывался слишком часто.

Единственной вещью, которая хоть на некоторое время утихомирила их, был новорожденный ягненок, которого они обнаружили в большой корзинке в углу его спальни. Прескотт совершенно не подозревал, каким образом животное попало туда, но склонялся к мысли, что за его выдворение из кухонь ответственна миссис Свит.

— Дядя Прескотт, а почему он не бегает на лугу и не играет со всеми другими маленькими ягнятами? — спросила Александра.

С детской бутылочкой молока в руке Прескотт опустился на колени на пол рядом с маленькими девочками, которые ползали вокруг корзинки, гладя барашка.

— Это она, дорогая, а не он.

— А откуда вы знаете?

— О, это очень просто. Просто нужно посмотреть… — он остановился, осознав, что не может поведать впечатлительному четырехлетнему ребенку, как по виду определяют пол животных. — Э-э, это то, что мы, овцеводы, просто знаем. И я знаю, что это девочка.

— Хорошо, так почему она не на улице? — настаивала на своем Александра.

— Конечно, ей место именно там. Когда она немножко подрастет, мы обязательно отпустим ее на пастбище играть со своими маленькими друзьями. Но сейчас ей лучше побыть здесь. Хочешь покормить ее?

— Да, очень хочу, — Александра взяла у него бутылочку и вложила соску в рот ягненка, уже открытый в ожидании.

— А как ее зовут?

— Зовут? — мысли Прескотта лихорадочно забегали — а вдруг англичане дают имена всем своим овцам? Но он тут же облегченно вздохнул — этих созданий здесь так много, что этого просто не может быть — и рискнул ответить:

— Э-э… еще не думал об этом. Честно говоря, у меня просто не было на это времени. Я нашел овечку только сегодня утром.

— Но у нее должно быть имя, дядя Прескотт, — сказала Александра. — Мамочка говорила, что у всех божьих созданий должны быть имена.

— Твоя мама права. Хочешь сама дать ей имя?

— А можно?

— Конечно, не сомневайся.

Александра на мгновение задумалась, а потом улыбнулась.

— Принцесса. Я назову ее Принцессой.

— По-моему, это неплохое имя, — почувствовав чей-то пристальный взгляд на своей спине, Прескотт обернулся и увидел Харгривса, стоящего в двери. — Э, привет Эд.

Харгривс слегка нахмурился в ответ на настойчивое употребление графом его имени вместо фамилии.

— Милорд?

— Девочки, это мистер Харгривс. Он работает здесь в замке. Эд, это Александра, Виктория, а вон та малышка, делающая лужу на моем ковре, — Элизабет.

Безукоризненный слуга взглянул на детей со смешанным выражением пренебрежения и изумления на лице.

— Леди…

— Мы только что дали имя ягненку дяди Прескотта, — сообщила Александра.

— Это действительно стоящее дело, мисс. Прошу прощения, милорд, но не можете ли вы уделить мне минутку времени?

— Конечно. Девочки, как насчет того, чтобы докормить Принцессу, а потом отправиться в детскую? Но только не взбирайтесь по лестнице, пока мисс Миранда или мисс Ровена не придут за вами. Мне не хотелось, чтобы вы упали и ушиблись или что-то в этом роде.

— О, мы не будем, дядя Прескотт.

— Хорошо. А пока я пойду и посмотрю, смогу ли найти еще несколько пеленок для Элизабет.

Оставив детей в комнате, он вышел с Харгривсом в холл.

— Я думаю, нам понадобится няня, Эд. И чем скорее мы найдем ее, тем лучше. Менять пеленки, знаешь ли, не совсем мое занятие.

— Это будет постоянное место, милорд?

— Я не знаю, но они побудут здесь некоторое время.

— А как долго «некоторое время», милорд?

— Это зависит… Видишь ли, у их матери должен родиться еще один ребенок, и, как мне сказали, это может случиться не так скоро.

— Мы понимаем, милорд.

— А по какому поводу ты хотел меня видеть?

— Миссис Свит послала меня спросить у вас, будут ли дети пить чай в детской пораньше, в соответствии с обычной традицией, или же они будут ужинать по-семейному за одним столом с Вашей светлостью, но в более поздний час.

— О, черт побери, Эд, я не могу позволить, чтобы эти три маленькие девочки ели в одиночестве. К тому же Элизабет еще слишком мала, чтобы самой справиться с ложкой. Я считаю, будет лучше, если они поужинают со мной.

— Конечно, как пожелает Ваша светлость. Но могу ли я сделать маленькое замечание?

— Безусловно, давай выкладывай.

— Ужинать с детьми такого возраста в столь поздний час, возможно, не совсем мудрое решение.

— Да, ты прав. Я забыл, что детям надо рано ложиться спать.

— Вот именно, милорд. И ужин в соответствии с традициями в столовой может стать трагедией, особенно что касается малышки Элизабет. Бархатные подушки на стульях уже довольно стары, и я сомневаюсь, что они выдержат, м-м-м, скажем, излишнюю сырость, которую она, почти наверняка, принесет им. Не говоря уже о всей той еде, которую они, вероятнее всего прольют.

Прескотт почесал затылок, напряженно думая о том, как ему найти выход из сложившейся ситуации.

— Похоже на то, что ты кое-что знаешь о детях, Эд.

Харгривс вытянулся в струнку и с беспристрастным выражением лица кашлем прочистил себе горло.

— Мы состояли на службе в других домах, где присутствовали дети.

— Такие же малыши их возраста? — спросил Прескотт, кивнув головой на дверь спальни.

— Дети всех возрастов, милорд.

— Тогда, раз у тебя гораздо больше опыта с ними, чем у меня, посоветуй мне, что я должен делать?

— Это очень просто, милорд, вам следует ужинать вместе с ними в детской.

— Да, теперь, когда ты упомянул это, я удивляюсь, как такая прекрасная идея — есть с ними в детской — не пришла мне в голову. И даже если они прольют что-нибудь, это не будет иметь никакого значения, — Прескотт сердечно хлопнул слугу по спине. — Ты молодец, Эд. Сначала ты показался мне очень напыщенным, но теперь я вижу, что у тебя есть голова на плечах.

— Спасибо, милорд.

— Не нужно благодарностей. И, пожалуйста, передай мои распоряжения миссис Свит.

— Конечно, милорд.

Когда Прескотт развернулся и вошел в спальню, плотно закрыв за собой дверь, камердинер тихо сказал:

— И меня зовут Харгривс, милорд. Не Эд. Харгривс.

Глава 12

Легкий шум пробудил Прескотта ото сна. В этот же момент он почувствовал теплую влажность, распространяющуюся в кровати рядом с ним. «Элизабет, — подумал он, — опять намочила пеленки».

Он очень осторожно освободил себя из сплетения маленьких рук и ног и тихо слез с кровати, не желая беспокоить детей, которые мирно продолжали спать. Он на цыпочках пересек покрытый ковром пол, снял свой махровый халат со спинки стула и, натянув его на себя, открыл дверь. Тот легкий шум, который он слышал, произвела Люсинда, входя в его гостиную.

— О, извините, — сказала она, держа в руке высоко перед собой лампу. — Я не хотела будить вас.

— Вы не разбудили меня. Все равно я не спал.

Несмотря на тусклый свет от лампы, он заметил печаль и усталость на ее прекрасном лице. Что-то подсказало ему, что она пришла к нему в столь поздний час с недобрыми вестями.

— С девочками все в порядке?

— У них все прекрасно, — сказал он. — Мы почти весь день играли с куклами и с ягненком, а потом они поели так, как будто их не кормили неделю, и уснули в моей кровати.

— В вашей кровати?

— Да, в моей кровати.

— Но им следует спать наверху в детской.

— Я старался уложить их в кровать там, но из этого ничего не вышло. Они хотели, чтобы я рассказал им сказку. Но дело в том, что я поведал им все истории, какие только мог вспомнить, а они хотели еще. Так что пришлось привести их вниз и читать сказки до тех пор, пока они не уснули.

Почувствовав холодок под халатом, он оттянул махровую ткань от мокрого места на ноге.

— Элизабет опять намочила пеленки.

Люсинда взглянула в чуть приоткрытую дверь за его спиной, и выражение страшной душевной боли исказило ее черты.

— Бедняжки.

— А как их мама?

— Анна… — Люсинда прервалась. Ее охватила дрожь. Последние силы разом покинули ее.

— О Боже, дорогая.

Прескотт подошел, взял лампу из ее пальцев и заключил в свои объятия, прижав крепко к себе, когда она разразилась неудержимыми рыданиями.

«Боже, спаси и помоги невинным в этом мире, — думал он. — Особенно трем маленьким, лишенным матери ангелочкам, спящим сейчас в его кровати».

Спустя некоторое время, когда плач ее стал понемногу утихать, Люсинда снова набралась сил заговорить.

— Анна была настоящая леди. Такая изысканная, такая утонченная и такая прекрасная мать. У нее не было шансов, Прескотт. Ни малейших шансов.

— Ну-ну, не корите теперь себя. Вы сделали все, что могли, чтобы помочь ей.

— Я знаю, я знаю. Доктор Гудэйкер сказал мне то же самое, но это ничуть не уменьшает страшную пустоту в моей душе.

— И доктор был там?

— Он подъехал к дому за несколько мгновений до того, как Анна, наконец, родила. Доктор сделал все, что было в его силах, но даже он не смог спасти ее. Гарик избил ее настолько жестоко на этот раз, что у нее просто не осталось сил, чтобы выжить. Смерть, возможно, явилась для нее самым большим облегчением в жизни.

— Так сказал доктор?

— О, ему ничего не надо было говорить. В тот момент, когда я увидела синяки у Анны на животе, ее тяжелое состояние стало очевидным для меня.

— А младенец?

Люсинда покачала головой.

— Как сказал доктор Гудэйкер, он, должно быть, умер еще во время избиения.

Невыносимая ярость захлестнула душу Прескотта. Он не мог понять, как человек мог быть настолько жестоким, чтобы избить ногами свою беременную жену и ребенка в ее чреве, убив их обоих. Значит, Эмерсон не был человеком, по крайней мере, в истинном смысле этого слова. Он был подлецом и должен так или иначе ответить за свои преступления.

— Ты будешь в порядке? — спросил он.

— У меня все будет нормально.

Но Люсинда знала, что пройдут дни, недели, а может даже месяцы, прежде чем яркие картины страданий Анны Эмерсон и ее мученические крики поблекнут в памяти. Эти пытки будут продолжаться еще долго.

Не в силах стоять на месте и чувствуя потребность сделать что-то немедленно, Прескотт высвободился из объятий Люсинды, отступил назад и направился к спальне.

— Вы не могли бы остаться с девочками на некоторое время?

— Конечно. Но куда вы идете?

— Мне нужно выйти.

— Выйти? В такой час?

— Да. У меня плохой привкус во рту. Может быть, свежий воздух поможет мне избавиться от него.

— Но на улице кромешная тьма. И начинается дождь. Вы потеряетесь и схватите простуду.

— Не беспокойтесь, я буду в порядке. Я не собираюсь идти туда, где не был раньше.

Видя его непреклонный решительный вид, Люсинда больше не сомневалась насчет того, куда он идет и каковы его намерения.

— О, ради Бога, Прескотт, вы не можете сейчас помышлять о том, чтобы сделать этот необдуманный поступок.

— Нет, это не необдуманный поступок. Я должен был сделать это уже давно.

— Вы имеете в виду — вершить правосудие собственными руками, не так ли?

— Как только я приехал сюда, и вы, и все остальные твердили мне, что владельцу этих мест принадлежит вся власть. Настало время воспользоваться своим правом. Вам так не кажется?

Он тихо проскользнул в свою затемненную спальню, где тусклый свет, пробивавшийся от лампы Люсинды из гостиной, едва освещал три крошечные фигурки, лежащие посередине его кровати. Но и этого взгляда было достаточно, чтобы болезненно сжалось его сердце, и он вспомнил о своем детстве. Он знал, что значит расти без матери, все время думать, как она выглядит, и постоянно мечтать о том, чтобы хоть раз услышать ее голос и смех. Тетушка Эмми прекрасно заменяла ему мать. Она была любящей, доброй, а при необходимости строгой. Но факт оставался фактом: она была только его тетей, а не настоящей матерью.

Он остановился у кровати, чтобы накрыть детей одеялами, которые они скинули с себя во сне, а затем направился в гардеробную. Но собираясь закрыть дверь, он обнаружил Люсинду, стоящую у него за спиной.

— Это безумство, Прескотт. То, что вы задумали сделать, — совершеннейшее безумство.

— Эмерсон забил ногами свою жену и ребенка до смерти. Он заслужил дозу своего собственного лекарства, Люсинда. И мы оба знаем об этом.

— Вы хотите сказать — око за око, не так ли?

— Да, пожалуй, это так, — он стянул с себя халат и начал было расстегивать ширинку брюк, но Люсинда смотрела на него. — Вы не могли бы отвернуться? Мне надо вылезти из этих мокрых штанов.

— Нет, я не отвернусь. Я не позволю вам переодеться. Может, хотя бы это остановит вас от совершения необдуманного поступка.

— Ну и прекрасно. Пусть будет по-вашему.

Он расстегнул две верхние пуговицы и был уже готов сделать то же самое с третьей, когда Люсинда глубоко вздохнула и быстро повернулась к нему спиной.

— Это несерьезно. Вы не можете устроить разбирательство с Гариком сегодня ночью.

— И могу, и сделаю. Выбить дух из этого подлеца будет достойным для него наказанием. На этот раз ему придется иметь дело с таким же мужчиной, как и он сам, а не с хрупкой болезненной женщиной.