Граф из Техаса

— Я знаю, но именно в этом состоит проблема. У человека, подобного ему, не должно быть никаких прав вообще.

— Если Вашей светлости удастся уговорить его на это…

— Да, я поговорю с ним, — сказал Прескотт, решительно кивнув головой. Он без особых раздумий мог найти как минимум дюжину способов, чтобы заставить Эмерсона законно отдать ему на воспитание девочек.

Сначала он попытается предложить деньги, хотя их было не слишком много. Ну а если это не поможет, тогда он пустит в дело кулаки. Он сделает все, что в его силах. И чем скорее девочек отдадут ему, тем лучше для них, тем защищеннее они будут от Эмерсона.

— Ну, а если я все-таки стану их опекуном?

— Тогда мистер Эмерсон не сможет и близко. подойти к ним без разрешения Вашей светлости. Фактически он прекратит свою существование отец этих детей.

— Хорошо, именно это я и хотел услышать.

Предположив, что их разговор исчерпал себя, Прескотт подошел к судье, чтобы пожать ему руку.

— Я рад, что вы заехали ко мне.

«Даже несмотря на то, что вам, черт возьми, понадобился почти целый месяц, чтобы добраться сюда», — добавил он про себя.

— У меня в замке сейчас гостят родственники, и я буду очень польщен, если вы соизволите остаться и поужинаете с нами. Мне кажется, вы непременно должны согласиться, учитывая, какой длинный путь вам пришлось преодолеть, чтобы добраться сюда.

— Пожалуй, я приму ваше предложение и останусь на ужин, — сказал Ченоуэф, — после того, как мы разберемся с самым неприятным делом.

— Я думал, что мы уже это сделали.

— Нет, милорд. Мы только начали. Нам еще предстоит обсудить вопрос незаконного заключения вами в темницу мистера Эмерсона.

— Незаконного?

— Да, милорд, незаконного. У вас не было ни прав, ни полномочий самовольно лишать свободы кого бы то ни было.

— Но ведь у Пенхалигана нет тюрьмы, в которую можно было бы поместить жалкий зад Эмерсона.

— Да, это мне сказали, — Ченоуэф одарил шерифа еще одним недоброжелательным взглядом, и Пенхалиган опустил голову, уставившись в пол от смущения. — И все же факт остается фактом. Милорд, вы устроили самосуд, а Корона с большим осуждением относится к подобным действиям.

— Но послушайте, я не стал бы устраивать самосуд, будь уверен, что Пенхалиган не позволит Эмерсону улизнуть из города до суда. Но и позволить, чтобы он посадил его под домашний арест, я не мог. Вам следует увидеть дом Эмерсона, ваша честь. Это самый большой и прекрасный дом во всей деревне. Даже Рейвенс Лэйер в подметки ему не годится. Но это вовсе не удивительно, учитывая, что все в нем было куплено на деньги, прикарманенные Эмерсоном в Рейвенс Лэйере, либо украдено прямо из замка.

— Вы можете представить какие-нибудь доказательства своим обвинениям?

— Конечно могу. Дайте мне несколько минут на то, чтобы я смог собрать все книги, записи в которых подделал Эмерсон. Там вы найдете все доказательства.

— Шериф, вы видели те документы, на которые ссылается его светлость?

— Э-э…

— Неважно, — сказал Ченоуэф, нетерпеливо вздохнув. — Если бы местная полиция оказывала большую помощь в ситуациях, подобных этой, моя работа требовала бы от меня гораздо меньших усилий. Но так как дела обстоят иначе, мне понадобится некоторое время, чтобы просмотреть ваши документы и вынести решение по вашим обвинениям.

— Работайте так долго, как считаете нужным. Меня вовсе не обременит подержать этого прохвоста у себя в темнице еще немного.

— Вы очень великодушны, милорд. Я признателен за ваше приглашение, которое покорно принимаю.

Прескотт удивленно посмотрел на судью.

— Приглашение?

— Поселиться здесь, в вашем замке, пока я не вынесу свое окончательное решение.

— Поселиться? — Прескотт никак не мог припомнить того, чтобы он предлагал Ченоуэфу действительно поселиться в Рейвенс Лзйере. Но так как судья был единственным человеком, который. обладал необходимыми полномочиями и мог посадить Эмерсона за решетку на долгое время, и раз уж ему так понравился замок, как Прескотт мог отказать?

— Конечно, — сказал Прескотт. — Позвольте мне только сходить и отдать распоряжения моей экономке приготовить комнату для вас. Ведь, я так понимаю, вам понадобится комната?

— Естественно. Если, конечно, это не доставит вам излишних беспокойств.

— О, нет. Это мне ничего не стоит. С вашего позволения я отлучусь на минуту.

Прескотт вышел из библиотеки и пошел по холлу, направляясь к кухне и размышляя, где, черт побери, можно будет поселить этого дородного судью? Каждая спальня в доме была уже занята Кандервудами. Он никак не мог поселить его в детской, а то девочки, возможно, примут его за новую игрушку или что-то в этом роде. Чердачные комнаты тоже не подойдут, даже несмотря на то, что там было достаточно места, чтобы поселить добрый десяток людей. А уж о комнатах для прислуги не могло быть и речи. Может так случиться, что Эсмеральда, совершая одну из своих ночных прогулок, наткнется на него, закричит, что ее насилуют, и напугает до смерти. А Прескот-ту в настоящее время нужен был живой судья, а не мертвый.

— Прямо хоть в темницу вместе с Эмерсоном! — тихо сказал он.

— Прошу прощения, милорд?

Он резко повернулся и увидел Харгривса, закрывающего подвальную дверь позади себя. Пре-скотту показалось странным, что лицо камердинера покраснело.

— О, я просто подумал вслух, вот и все.

— О госте Вашей светлости в темнице?

— Да. Как он там поживает?

— Злодей настолько здоров, насколько можно ожидать при подобных условиях содержания и питания.

— Подлый негодяй, не так ли?

— Э-э, Ваша светлость обладает даром всегда находить самые точные определения.

— А?

— Да, он действительно подлый негодяй.

— Я всегда знал это. Ему еще не удалось вырвать цепи из стен?

— Он все еще пытается, милорд, но мы счастливы вам сообщить, что пока безуспешно.

— Хорошо. К тому времени, когда мы с судьей закончим разбираться с его делом, Эмерсон сильно пожалеет о каждом никеле, принадлежащем Рейвенс Лэйеру, который он прикарманил, а еще больше о том, что поднял руку на свою бедную жену, теперь уже покойную.

— С судьей, милорд?

— Да, с судьей Ченоуэфом.

Харгривс кашлянул.

— Так у нас в замке будет гостить представитель Короны?

— Знаешь, он напросился пожить у нас некоторое время.

— Мы понимаем.

— Черт, хотел бы и я, чтобы мне было все так же ясно, как тебе. Хочешь знать, что в этом самое смешное, Эд? У меня нет комнаты для этого судьи. Замок забит до отказа. Я думаю, что в крайнем случае нам придется постелить ему по-таборному здесь внизу, в библиотеке.

— По-таборному, милорд?

— Так называют это у меня дома в Техасе. Когда приезжает много родственников к тебе в гости на некоторое время, и у тебя не хватает на всех кроватей, ты просто расстилаешь для них пару одеял на полу и кладешь одну-две подушки.

— Милорд, при всем должном уважении к вам, вам кажется, что постель по-таборному будет не совсем подходящей для представителя Короны.

— Слишком неуважительно к его положению, так?

— Бесспорно, милорд.

— Черт, но куда же еще я могу поместить его?

— Мы прекрасно понимаем проблему, стоящую перед Вашей светлостью, но можем ли мы себе позволить внести маленькое предложение?

— Конечно, быстрее выкладывай!

— Милорд, до нашего внимания дошло, что э-э… что Ваша светлость проводит больше времени по ночам в апартаментах мисс Люсинды, чем в своих собственных.

— Черт побери! Мы старались быть так осторожны.

— Мы полагаем, что Бог наградил, а может, наоборот, наказал нас острым слухом.

— Ты слышал мои шаги по холлу, когда я входил и выходил из ее комнаты?

— Не совсем, милорд. Кажется, что спинка кровати мисс Люсинды издает глухие звуки ударов о стену ее комнаты, когда э-э… м-м-м… скажем, на ней происходит различного рода физическая деятельность. А так как моя комната находится прямо под комнатой мисс Люсинды…

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Спасибо, милорд. Мы надеялись, что нам не придется слишком долго объяснять. Но возвращаясь к вопросу о размещении судьи Ченоуэфа на время его проживания в замке, что вы думаете о том, чтобы поселить его в комнатах мисс Люсинды? По моему мнению, это единственно возможный и к тому же разумный выход из создавшегося положения. Она, конечно же, будет спать с… я имею в виду, спать в апартаментах Вашей светлости.

Прескотт на мгновение задумался над этим предложением.

— Это вызовет много сплетен. Ты ведь это знаешь, не так ли?

— Ваша светлость, вы очевидно забыли, что имеете право вести себя так, как считает нужным, не боясь осуждений и преследований со стороны людей, которые без всякого сомнения по рангу стоят много ниже вас.

— Черт, так значит, я могу делать все, что пожелаю, если у меня есть на то причина. Ведь ты мне это пытаешься внушить?

— Совершенно верно, милорд.

— Спасибо, Эд. Мы поместим судью в комнату Люсинды, а она сможет перебраться в мою.

— Очень хорошо, милорд. Но мое имя Харгривс, а не Эд.

— Да, я знаю. Ты скажешь миссис Свит о том, что мы решили сделать?

— Я постараюсь сделать это как можно скорее, милорд.

Прескотт уже собирался развернуться и уйти, но что-то остановило его.

— Еще одно, Эд.

— Да, милорд?

— Что ты делал в подвале?

— Э-э, проверял запасы вин Вашей светлости, конечно же.

— Понятно. Ты думаешь, нам будет достаточно того, что у нас есть?

— Если родственники Вашей светлости будут гостить в замке только две недели, то должно хватить. Однако если их пребывание затянется на более долгий срок, мы боимся, что Вашей светлости придется пополнить запасы вина, причем в больших количествах.

— Да, действительно похоже на то, что они пьют очень много, не так ли?

— Мне кажется, в таких случаях говорят, что в них все уходит, как в бездонную бочку.

— Верно. Так ты поговори с миссис Свит. А я пойду обсужу это дело с Люсиндой.

— Спать в твоих комнатах? — Люсинда выглядела потрясенной. — Ты что, с ума сошел, Прескотт?

— Дорогая, это единственный выход из сложившегося положения, который мы могли придумать.

— Мы?

— Да, я разговаривал с Эдом, и он согласился. Видишь ли, по правде говоря, он-то как раз первый и предложил это.

— Харгривс? Ты разговаривал со своим, лакеем, прежде чем спросить совета у меня, и он предложил, чтобы мы?.. О Боже, мы погибли. Это настоящая трагедия.

— Нет, не принимай это так близко к сердцу. Он уже догадался, что мы навещаем друг друга по ночам.

— Ты навещал меня, Прескотт. Я никогда не приходила к тебе.

— Ну, теперь нам вообще не придется ходить куда-либо! — они были наедине в ее спальне, и он, прижав Люсинду к себе, заключил в свои объятия. — Ты только подумай, это сэкономит нам так много времени ночью. Времени, которое мы сможем использовать для других целей.

— Да, я это прекрасно понимаю.

Быстро поцеловав ее в щеку и шутливо шлепнув сзади по юбкам, он отошел от нее.

— А сейчас поторопись. Нам нужно перенести все твои вещи отсюда прежде, чем миссис Свит приведет сюда судью.

— Я никогда больше не смогу предстать перед твоей семьей, понимаешь ты это или нет?

— Ты даже не представляешь, как тебе повезет!

— Не будь таким бесцеремонным, Прескотт. То, что думает твоя семья, возможно, не имеет большого значения для тебя, однако мне это важно.

— Ну и зря.

— И все же факт остается фактом. Нет, должно быть другое решение той проблемы, перед которой ты так опрометчиво поставил нас обоих.

— Дорогая, я уже обдуман все, что можно, поверь мне. И это единственное, что наверняка подойдет.

— Нет, не единственное.

— Хорошо, если у тебя появилась какая-то лучшая идея, я весь внимание.

— Детская, — просто сказала Люсинда.

— Что детская?

— Я буду спать в детской с девочками, пока судья Ченоуэф будет гостить у нас.

— Нет. Это абсолютно невозможно. Я даже и слышать об этом не желаю.

— Почему?

— Потому что это… это просто не пойдет, вот и все. Ты будешь с ними наверху, а я здесь, внизу, в полном одиночестве.

— Но это только на несколько дней, Прескотт. Я уверена, что ты сможешь… сдержать себя на несколько дней.

— Сдержать себя? — Прескотт почувствовал на себе теплоту взгляда ее бездонных серых глаз и ощутил, как волна безумной страсти побежала по всему его телу. Сдерживать себя для него было равносильно тому, чтобы решиться перерезать себе горло, а остаться без нее на долгий срок было равносильно этому действию.

И все же он понимал, что ему следует подчиниться ее предложению, чтобы ее доброе имя осталось незапятнанным.

— Хорошо, — согласился он, — тогда мы сделаем по-твоему.

Она прильнула к нему и поцеловала в щеку.

— Спасибо, Прескотт.

— Но как только судья Ченоуэф уедет, мы перенесем вещи обратно в твою комнату. А как, только уедет моя семья, ты перейдешь жить ко мне! Понятно?

— Мы поговорим об этом, когда придет время, — сказала она с улыбкой и вышла из комнаты.

Глава 20

Четвертое июля с самого рассвета было облачным и холодным. Моросил мелкий дождик, и туман обволакивал крошечный полуостровок Сент Кеверна. Уставившись из окна библиотеки на печальный пейзаж перед замком, Прескотт все более склонялся к мысли, что его тщательно разработанный план из-за дождя полностью провалится. Земля будет мокрой, а это означает, что нельзя будет развести костер на улице в яме, которая специально была вырыта для сегодняшнего дня. А если не будет огня в яме, то не будет и барбекю. А он-то сегодня уж было настроился отведать вкусного, жареного на углях, мяса.

— Возможно у нас все равно не будет для него нужного соуса, — бубнил он. — А барбекю никогда не получится хорошим, если к нему нет хорошего соуса.

— Это рецепт твоей тетушки Эмми? — спросила Люсинда.

— В большей или меньшей степени, да. Это то, что я из него мог вспомнить. Конечно, миссис Свит придется сделать некоторые замены, потому что у нас здесь нет всех нужных компонентов.

— На твоем месте я не стала бы беспокоиться. Твое барбекю будет пользоваться грандиозным успехом. Я жду не дождусь, когда смогу попробовать, — ты ведь столько мне о нем рассказывал!

Он отвернулся от окна, чтобы посмотреть на нее.

— Действительно?

— Да, конечно.

— И ты говоришь это не для того, чтобы просто меня успокоить?

— Нет, мне правда хочется попробовать кусочек мяса, поджаренного на углях по-техасски. Должно быть, это очень пикантная еда.

— О, это действительно так! Один кусочек этого мяса с соусом тетушки Эмми — и можно гарантировать, что волосы появятся у тебя на гр… Ну, в общем не у тебя. Но ты знаешь, что я имею в виду.

— Да, боюсь, что догадываюсь. Но я как-нибудь обойдусь без волос, спасибо.

Прескотт взглянул на выпуклость под ее строгой белой блузкой и усмехнулся. Ему нравилась грудь Люсинды такой, какой она была — без волос. Гладкая, белоснежная, упругая и все же необыкновенно мягкая при прикосновении, с сосками, которые доставляли ему минуты высшего блаженства, когда его рот… Он попытался изменить ход своих мыслей, зная, что сейчас не время предаваться мечтаниям о груди Люсинды и о том наслаждении, которое он получал. Это могло привести только к тому, что ему захочется гораздо большего, а для этого сейчас совершенно не было времени.

— А что сейчас делают девочки? — спросил он.

— Они в детской. Ровена что-то читает им.

— Так вот, как только прекратится этот дождь, мы… Ведь он когда-нибудь прекратится, правда? Не может быть, чтобы погода была такой мерзкой Целый день.

— Послушай, Прескотт, иногда ты беспокоишься без всяких оснований по самым пустяковым вещам.

Она пересекла комнату и стала рядом с ним, выглянув в окно.

— Я надеюсь, что этот дождь прекратится уже через час или и того меньше.

— Ты так думаешь?

— Да. Посмотри вон туда. Видишь, небо у берега уже проясняется.

— Да, похоже на правду.

— Скоро выглянет солнце, и через час или два оно подсушит землю, так что ты сможешь начать готовить свое барбекю. По-моему, ты больше всего этим сейчас озабочен, так?

— Да, это одна из моих сегодняшних забот.

Он опять обратил свое внимание на дождь за окном, а Люсинда начала задумчиво рассматривать его лицо в профиль.

«Насколько он сложный, — подумала Люсинда. — Сразу он показался таким простоватым, но потом проявился удивительно многогранный характер».

Этот человек с красивым мальчишеским лицом доказал, что обладает уникальным чувством справедливости, умом и сильным мужским характером, и главное — нежной и романтической душой. Он, возможно, много ругался и жаловался на свою семью, но она подозревала, что в тайниках своей души хотел заработать их одобрение. А если не одобрение, то, по крайней мере, уважение.

Прескотт отвернулся от окна и, посмотрев на нее, увидел, что она пристально его рассматривает.

— Что случилось?

— Ничего. Я просто рассматривала тебя.

— Увидела что-нибудь интересное?

— О, очень много разных вещей.

— Так, например, что?

— Прежде всего то, что у тебя есть совесть.

— Она есть у всех, дорогая. По крайней мере, почти у всех, — добавил Прескотт, подумав об Эмерсоне.

— Но не такая, как твоя. И если я не ошибаюсь, она тебя чем-то беспокоит.

— Нет.

— По твоему виду я могу сказать, что ты о чем-то волнуешься, Прескотт.

— О чем мне волноваться?

— Возможно о том, как пройдет сегодняшний праздник?

— Но ведь ты только что сказала мне, что дождь скоро прекратится, так что это не подходит.

Она опять посмотрела на него, заглянув прямо в глубины его зеленых глаз.

— Ты что-то задумал, не так ли? О чем никто не должен догадаться?

Он повернулся, собираясь отойти от окна, но Люсинда все же успела заметить как краска залила его лицо.

— Ну, теперь ты уже вытащила кота из мешка.

— Так что это?

Он усмехнулся и сел на край письменного стола, согнув одну ногу, а другой упершись в пол.

— Я просто приготовил маленький сюрприз для своих родственников — вот и все.

— Какого рода сюрприз?

— Нет, я не могу сказать тебе. Это все испортит.

Она подошла к нему и стала напротив.

— Прескотт.

— Просто оповести всех, что сегодня вечером они должны одеться в карнавальные костюмы.

— Костюмы?

Он обнял ее за талию и притянул к себе. Опустив голову ей на плечо, он вдохнул тонкий аромат мыла и туалетной воды.

У Люсинды бешено забилось сердце, когда она почувствовала его теплое дыхание на своей шее.

— Прескотт, я очень сомневаюсь, что твоя семья подумала о том, чтобы привезти с собой маскарадные костюмы. Они, по-моему, привезли все, что угодно, но только не костюмы.

— Тогда им придется обойтись тем, что они смогут найти у нас на чердаке.

— По-видимому так.

— Посмотри и найди что-нибудь красивое и для себя.

Люсинда смутно припомнила, что она видела прелестное старое платье в одном из сундуков на чердаке. Газовое, кремового цвета платье с высокой талией и глубоким, но не скандальным декольте. И все же, если она почувствует, что выглядит в нем недостаточно скромно, то кружевной платок решит эту проблему. Однако ей следовало поторопиться и поскорее найти это платье, пока другие не начали копаться в сундуках, выбирая себе костюмы из этих многовековых одежд. И туфли… ей нужно будет найти приличные…

Но тут все мысли выветрились у нее из головы, потому что Прескотт начал нежно целовать ее в шею.

— Ты не должен этого делать, — сказала она.

— Почему нет?

— Нам еще надо обсудить вопрос о бале с масками и костюмами.

Он отодвинулся.

— С масками? Я как-то не додумался. Теперь же, когда ты упомянула об этом, мне кажется, что это неплохая идея. Мы даже будем давать призы за лучшую маску.

Усмехнувшись, он вернулся к удовольствию, которое получал, целуя длинную шею Люсинды и чувствительные места у нее за ухом, при прикосновении к которым она издала легкий стон наслаждения.

— А потом? — спросила она, тяжело дыша.

— Потом?

— Да, позже. После бала.

— Мы пойдем спать. Вместе.

— А что это за ящики, которые ты получил несколько дней назад?

— Какие ящики?

— Без всяких меток. Те, которые ты хранишь на улице возле конюшни.

— А, те ящики…

— Разве они не для сегодняшнего праздника.

— Нет, не беспокойся о них. Лучше подумай о постели, о том, как мы с тобой вдвоем заберемся под теплое мягкое одеяло.

— Ты наверно, забыл, что я сплю в детской? Как я могу забраться в твою кровать, когда я буду спать наверху в своей собственной?

— Оставь это мне, — сказал он. — Я найду способ.

Люсинда сдалась в битве со своим самообладанием и позволила взять верх своему желанию. Она взяла в ладони голову Прескотта, пробежав пальцами по его густым волосам, и овладела его губами. Взяв на себя более агрессивную роль, чем когда-либо раньше, она стала делать с ним то, что уже давно хотела сделать, но до сих пор не находила в себе для этого достаточно смелости. Ее язык проник в глубину его рта, слегка коснувшись неровной поверхности его зубов, и, наконец, встретился с его языком. Боже, это было такое блаженство!

Слегка удивленный энергией ее неожиданного натиска, Прескотт не протестовал. Он расслабился и позволил ей на этот раз делать все по-своему. Когда она с силой прижалась к нему, он лег на спину на крышке стола, крепко держа ее в своих руках. Какой-то острый предмет вонзился ему в спину, и он на мгновение изогнулся, чтобы рукой смахнуть его с поверхности стола.

Люсинда взобралась на него сверху и своими ногами обвила его бедра. Она так приятно покусывала зубами мочку его уха, что у него в жилах взыграла кровь, и все тело напряглось от страсти. Не в силах больше сдерживать себя, она уже собиралась начать расстегивать пуговицы его брюк, и Прескотт был готов помочь ей в этом, когда дверь в библиотеку неожиданно растворилась и кто-то кашлянул. Они оба словно окаменели. Прескотт, прижав голову Люсинды к своей груди, повернулся, чтобы посмотреть, кто поймал их.

— Прошу прощения, милорд.

— Черт побери, что тебе нужно, Эд? Разве ты не видишь, что мы заняты?

— Э-э, да, милорд, мы просто подумали, что Ваша светлость пожелает узнать, что приехал итальянец.

— Итальянец?

— Да, милорд. Сеньор Луиджи Манетти. Нам кажется, что он так назвал свое имя.

— Манетти, Манетти. Да! Э-э… э-э… пусть он подождет минуточку.

— Очень хорошо, милорд.

Дверь закрылась, и Люсинда вскочила на ноги. Ее лицо заливал густой румянец смущения.

— Я так и знала, что кто-нибудь обязательно поймает нас. Разве я не говорила тебе, если мы будем продолжать в том же духе, то это обязательно случится?

— Да, но это был только Эд.

— О Боже, Прескотт.

— По крайней мере все могло быть и хуже.

— Куда уж хуже?!

— Например, Эсмеральда могла войти сейчас, увидеть нас в таком положении, и ее бы хватил удар.

— Больше никогда, — сказала Люсинда, поправляя свою одежду. — Ты слышишь меня? Пока все гости и посетители не покинут этот дом, ты никогда больше не будешь делать ничего подобного.

— Я? Но ведь это ты начала все, дорогая, а не я.

Выпрямив спину и высоко подняв подбородок Люсинда гордо направилась к двери.

— Ты это все выдумываешь.

— Черт, ничего подобного. Еще пару минут, и ты бы наверняка изнасиловала меня.

Она бросила на него удивленный взгляд и затем рассмеялась.

— Изнасиловала тебя?

— Ну, ты знаешь, что я имел в виду.

— Да, я знаю, и я, возможно, сделала бы это… Хотя там было бы видно, ведь так?

— Хочешь попробовать снова?

— Может быть.

— Для меня «может быть» не пойдет.

— Хорошо. Позже.

— Обещаешь?

— Даю тебе слово.

И взгляд, которым она одарила его на прощание, еще раз заверил его, что она была женщиной, которая не бросала слов на ветер. Как ему повезло!

Глава 21

— Что? — прошептал кузен Гарольд кузине Крессиде.

— Я думаю, он сказал — барбекю.

— О Боже, я надеюсь, это не один из ритуальных обрядов краснокожих индейцев. Знаешь ли, я слышал о них. Они привязывают людей на жернова и зажаривают живьем, и затем…

— Ты отвратителен. Кузен Прескотт вовсе не собирается никого зажаривать. Но даже если бы это было и так, я бы поставила твое имя первым в списке кандидатов!

— Довольно вам, — тетя Чарити наклонила зонтик от солнца так, чтобы солнечный свет не попадал ей в лицо, молясь Богу о том, чтобы эта натянутая ткань могла защитить ее тонкий нюх от этого ужасного запаха горящего дерева. — Раз уж кузен был настолько великодушен, что позволил погостить у него, вам следует безропотно принять его довольно странную форму гостеприимства.

За исключением одного или двух человек все Кандервуды сидели на травяном склоне перед замком, наблюдая за тем, как Прескотт занимался разведением костра в яме.

— Но мы никогда не слышали о барбекю, тетушка, — сказала Крессида. — Во всяком случае, не о таком, как у кузена Прескотта.

— Тогда, возможно, вы узнаете кое-что о его происхождении, — сказала старая леди. — Если только раскроете пошире глаза, а свои неугомонные рты хотя бы на некоторое время закроете.

— Но он не мог услышать нас, — сказал Гарольд. — А впрочем, если и слышал, я сомневаюсь, чтобы он стал что-то делать по этому поводу. Мне он кажется не настолько умным.

— Au contraire![10] — Крессида взглянула как играют мускулы загорелых предплечий Прескотта и на движение его широких плеч под рубашкой. — Наш графствующий кузен с одной стороны может показаться полуцивилизованным дикарем, но с другой стороны, мне кажется, ты мог и поучиться некоторым его американским манерам.

И кроме того, она подумала, что этот американец, похоже, знает, как удовлетворить женщину в постели, но вовсе не собиралась говорить об этом глупому щепетильному Гарольду. Это могло его шокировать.

— Ты права в том, что он — полуцивилизованный дикарь, но говорить о его манерах? У этого неотесанного американца нет вообще никаких манер, насколько я могу судить.

Люсинда, которая шла к Прескотту, неся большой кувшин лимонада, уловила краем уха только маленькую часть произносимого шепотом разговора, но уже этого было достаточно, чтобы поднять в ее душе бурю негодования.

— Он гораздо лучше всех вас вместе взятых, — тихо сказала Люсинда, быстро пройдя мимо этого трио.

— Что она сказала? — спросила тетушка Чарити.

— Я не знаю. Я не совсем поняла, — ответила Крессида.

— Интересно, наверное, считает себя чрезвычайно воспитанной леди, — сказал Гарольд. — Она и ведет себя соответствующе.

— Она может вести себя как угодно, но все равно никогда не станет ею, — сказала Крессида. — Она просто одна из бедных родственниц кузена Прескотта. Незаконнорожденная, насколько я поняла.

— Однако очень привлекательная, — сказал Гарольд.

— Ведь ты не станешь без памяти влюбляться в нее, не так ли, кузен Гарольд?

— Очень даже может быть.

Крессида запрокинула голову назад и рассмеялась.

— Она совершенно тебе не подходит, Гарольд.

— Вот-вот, — согласилась тетя Чарити.

— Почему же это не подходит?

— По одной причине — ей не хватает высокого происхождения.

— Дорогая кузина, любой человек, рожденный в семье Трефаро, имеет достаточно высокое происхождение.

— Хорошо, тогда она просто не подходящего для тебя пола.

— Ты опять за свое? Ты, лицемерное животное, порочишь мою мужественность?

— Какую мужественность?

— О, с меня довольно, — сказала тетушка Чарити, поднимаясь. — Вы вдвоем своими спорами вызвали у меня страшнейшую головную боль. Теперь мне понадобится по крайней мере три часа отдыха, прежде чем я смогу с кем-то опять приятно общаться.

— Три часа? — повторил Гарольд, когда старуха отошла на порядочное расстояние и не могла уже его услышать. — Она не сможет ни для кого стать приятной и через три года.

— И об этом говоришь ты!

Стоя у края ямы для костра в ожидании, когда языки пламени превратят дубовые поленья в единую массу пышущих жаром углей, Прескотт выпил лимонад, который налила для него Люсинда. Он взглянул на вершину холма и увидел своих кузенов, которые с трудом тащились назад к замку, при этом опять о чем-то споря по дороге.

— Я и не думал, что их хватит надолго, — сказал он. — Они выглядят так, как будто ни один из них не видел за всю свою жизнь и луча солнечного света. Им похоже стало слишком жарко.

— Жарко или скучно, — сказала Люсинда.

— Если ты права, то я, к черту, отменю сегодняшнее маленькое торжество и предоставлю им самим развлекать друг друга. Не сомневаюсь, что они в скором времени перегрызут друг другу глотки. Таким образом мы очень быстро избавимся от них.

— Тогда ты возьмешь на себя грех двойного убийства! Твоя кузина Крессида, кажется, недолюбливает твоего кузена Гарольда.

— И я тоже, но не думаю, что мог бы прибегнуть к убийству, чтобы избавиться от него.

— Тогда, возможно, ты убьешь ее?

— А вот это неплохая идея, — Прескотт подсмотрел на костер и очень обрадовался тому, что увидел. — Теперь уже совсем недолго. Еще несколько минут, и мы сможем начать готовить мясо. Как идут дела на кухне?

— Я думаю, у них все идет наилучшим образом. Миссис Свит приготовила соус в точном соответствии с твоим рецептом, но она отказалась попробовать его.

— Почему?

— Сказала, что выглядит, как отрава.

Прескотт засмеялся.

— Нет, им нельзя отравиться. В худшем случае он может вызвать у тебя переворот в желудке где-то ближе к полуночи, но никак не убьет тебя.

«Переворот в желудке», — повторила про себя Люсинда, улыбнувшись. В речи Прескотта встречались порою такие интересные и забавные выражения.

— Тебе удалось найти тот костюм, который ты хотела, прежде, чем мои родственнички вычистили наш чердак? — спросил он.