Свет и тень

Вскоре с реки пополз вечерний туман, сырость стала проникать даже сквозь одежду. Хотя Каролин и сердилась на Бонни за то, что та укутала девочку излишне тепло, но все же понимала, что от сырости ребенок может заболеть, чего никак нельзя было допускать. Она слегка потрясла крошку, та медленно раскрыла глаза. Казалось, девочка ничуть не удивилась своему пробуждению в столь странном месте. Мило улыбнувшись и спустив ноги на землю, она протянула руку Каролин; та взяла ее, и обе они зашагали к дому, иногда останавливаясь по дороге, чтобы полюбоваться попадавшимися им на глаза чудесами.

Капор Лорел сбился и болтался теперь за спиной на лентах. Волосы спутались, в них застряли обрывки листьев и цветов. Обе путешественницы выглядели дивно растрепанными, дивно беззаботными. Иногда, склонившись к траве, они смотрели, как ползла там змея.

— Синтия!

Рев лорда Браутона прервал их безмятежное наблюдение. Чувствуя себя виноватыми, и Каролин, и Лорел резко подскочили. По тропинке навстречу им торопливо шагал Джейсон. Он был без шляпы, его черные как смоль волосы зловеще блестели на солнце, сощуренные глаза превратились в щелочки, и глубокая складка прорезала весь лоб. Лицо покраснело от гнева, кулаки и не думали расправляться в ладони. Лорел в испуге посмотрела на Каролин, и та, как бы защищая девочку, обняла ее за плечи. Когда Джейсон подошел поближе, то немедленно вырвал дочь из объятий Каролин.

— Какого черта ты прогуливаешься с ней? Кажется, однажды я уже запретил тебе делать это!

— Да, но ты же знаешь, что куда более благоразумным предупреждениям и то не всегда внемлют! И кстати, будь посдержаннее, ты пугаешь Лорел.

На мгновение глаза Сомервилла вспыхнули, но он тут же приказал дочери:

— Иди домой, детка.

Лорел, ища поддержки, обратила умоляющий взгляд к Каролин. Та улыбнулась ей.

— Да, Лорел, да, иди в свою комнату. Там тебя ждет няня. Она приготовила для тебя чашечку горячего какао. Не беспокойся, чуть позже я составлю тебе компанию!

Джейсон повернулся и не без изумления посмотрел вслед удалявшейся дочери. Когда она достигла дверей дома, он резко повернулся к Каролин и выпалил:

— Черта с два ты составишь ей компанию! Я уже говорил тебе, что не позволю играть с Лорел во всякие непристойные игры!

— Я и не играю ни в какие игры, тем более непристойные. Но она не только твоя, но также и моя дочь, ведь так?

— Так, да вот только никто не хочет всерьез считать тебя матерью. Ты просто сучка! Эгоистка! Тебя никто не интересует, а Лорел для тебя раньше просто не существовала. Ты давным-давно утратила свои права на нее!

— Я ее мать, — упрямо настаивала Каролин. — Ты не можешь запретить мне видеться с ней.

— Разве?

Джейсон так низко наклонился над Каролин, что ей даже пришлось слегка отстраниться. Она могла видеть мохнатые кончики его ресниц, яркие точки зрачков. Она окунулась в его выразительный мужской запах, и ее пронзило воспоминание о Ките и об отце. Запах Джсйсона не был точным воспроизведением их ароматов, но все же содержал в себе нечто чарующее, притягательное. Сомервилл тяжело опустил свои руки на плечи Каролин, причем пальцы его стали крепко сдавливать ее.

— Если тебе так хочется стать матерью Лорел, то, быть может, ты пожелаешь также занять свое законное место в супружеской постели?

Каролин судорожно сглотнула, но глаз опускать не стала. По правде говоря, она просто не могла их отвести в сторону, будучи заворожена серебристо-зеленым взглядом Джейсона.

— А что, если я решу восстановить свои права? — продолжал хрипеть Сомервилл. — Кстати, я это непременно сделаю, если ты будешь продолжать встречаться с Лорел. Ты что, забыла уже, как ненавидела спать со мной? Как ненавидела даже вот это. — Тут Джейсон наклонил голову и прижался ртом к ее губам, пытаясь раскрыть их кончиком языка. Он прижал ее податливое тело к своему так, чтобы она могла почувствовать всю волшебную крепость его мышц. Его дыхание испепеляло ей кожу. Каролин, вдруг вспыхнув, затрепетала. Она подняла руки к его груди, как если бы собиралась оттолкнуть его, но силы в этих руках не было. Джейсон еще больше отдался поцелую и одной рукой обхватил ее грудь. Даже сквозь одежду она почувствовала всю силу его жара. Пока он пытался нащупать ее сосок, его язык упивался нектаром ее рта. Он обследовал поверхность неба и лениво ласкал язык, в то время как его свободная рука настойчиво гладила бедра Каролин.

Сама же Каролин забылась в плывущем мире безумных страстей. Где бы Джейсон ни прикасался к ней, она чувствовала в своем теле жизнь: грудь, живот, ноги, руки, рот, — все в остром желании отзывалось ему. Внезапно Сомервилл отпустил ее и почти отшвырнул прочь.

— Ага, ты этого хочешь! — Рот его презрительно кривился, а глаза сверкали. — Снова хочешь оказаться в моей постели, не так ли?

Дрожащими руками Каролин утерла губы и попыталась собраться с мыслями. Сейчас было не время разваливаться на части. Ей нужно подумать о Лорел. Важным было только это. Ей следовало сосредоточиться на Лорел и старательно воображать себя Синтией.

— Ты же прекрасно знаешь, что не хочу, — сказала она тихо.

— Рад слышать от тебя такие речи. Но всего вероятнее то, что посредством тесного общения с дочерью ты хочешь причинить мне боль. Найдешь лазейку в ее сердце, а потом будешь угрожать мне, что уйдешь из ее жизни!

— О нет! Только не это! Как тебе в голову могла прийти такая мысль! — вскрикнула Каролин.

— Дорогая моя, где речь идет о тебе, я могу ожидать чего угодно.

— Но поверь, я изменилась. Я не причиню зла Лорел. Я просто хочу, чтобы ты предоставил мне возможность видеться с ней. Я хочу быть ей матерью!

— Ты же не переваривала ее раньше! Тебя всю ломало при одном упоминании о дочери. Откуда вдруг такая перемена?

— Я… у меня был опыт… такой опыт, который заставил меня понять, что я была не права в своем отношении к ней.

Каролин разглядывала свои руки. Ей нельзя было отступаться, нельзя было совершать никаких оплошностей. О своих чувствах она подумает позже. Но сейчас ей предстояло убедить Джейсона в том, что побег Синтии изменил ее отношение к Лорел. Иначе вся ее собственная возня с малышкой будет понята абсолютно не правильно. Джейсон продолжал сомневаться в ее добрых намерениях по отношению к Лорел и, не ровен час, запретит ей видеться с девочкой. Или, что уже совсем нехорошо будет, обнаружит самозванство Каролин и вышвырнет обманщицу из дому. Она закусила губу, едва справляясь с дрожью, уже овладевавшей всем ее телом. Как можно заставить Джейсона поверить? Что же такое могло переменить нрав Синтии?

— Я видела… я видела ужасные вещи, — начала она, взор ее затуманился: припоминались виденные в Вест-Индии кошмары. — Дети, умирающие от голода. Калеки. Брошенные на произвол судьбы старики…

Джейсон продолжал смотреть на супругу молча. От изумления морщины на его рассерженном лице стали разглаживаться. Каролин подняла к нему глаза, влажные от слез. Искренняя мольба читалась в этих глазах.

— Я поняла, какой глупой была по отношению к Лорел. Я ведь гораздо лучше обеспечена материально, чем большинство матерей. Я хочу наверстать все упущенное за эти годы. Мне никогда не хотелось причинять Лорел боль. Дело в том, что я страдала почти врожденной неприязнью к людям, несколько отличным от нормальных. Теперь я вижу, как заблуждалась. Джейсон, пожалуйста, дай мне шанс. Не забирай ребенка, не лишай надежды на счастье в материнстве. Не поступай со мной так жестоко!

В глазах Сомервилла еще сохранялось настороженное выражение, но рот уже перестал презрительно кривиться.

— До чего же ты прелестна, когда молишь о снисхождении, о сострадании. Этим своим взглядом ты переворачиваешь всю душу человеку.

— Прошу тебя, Джейсон! Хочешь, я встану перед тобой на колени? Хочешь, буду ползать у тебя в ногах? Это тебя утешит?

— Трудно сказать. Я уже потерял все надежды на твое исправление. Если меня что-нибудь и волнует, так это судьба Лорел.

— Тогда позволь девочке наконец обрести мать. Она хочет, чтобы я была рядом. Она счастлива со мной!

— Она всего лишь заворожена твоей красотой, но понять, как эта красота ничтожна, бедняжка не в состоянии. Впрочем, ладно. Не буду мешать тебе видеться с ней, но обещаю, что следить начну самым жестоким образом. И если ты сделаешь что-то, что причинит зло Лорел, ты пожалеешь о том, что родилась на свет!

Глава 7

Каролин продолжала твердо стоять на своем, хотя угроза Джейсона потрясла се. Высоко подняв голову, она смотрела ему прямо в лицо и потом, в знак того, что поняла его слова, кивнула. Сомервилл гордо зашагал прочь, оставив ее в парке одну. Каролин направилась к каменной скамейке, что стояла возле клумбы с хризантемами. Яростный поцелуй Джейсона глубоко потряс девушку, но не из-за того чувства ненависти, которое скрывалось за этим поцелуем, а из-за ее собственной реакции на издевательскую ласку Джейсона. Она испытала волну страсти, безумное желание обвить его руками и ответить на поцелуй. Каролин вспомнила, как от его прикосновений воспламенилась ее кожа, как затвердели соски. До чего же унизительно было реагировать таким образом на поцелуй, которым Джейсон всего лишь хотел напомнить Синтии о том, как груб он бывал с ней в постели!

Каролин не узнавала сама себя. Она испытала страсть с Китом, но никогда не бывала увлечена так, как сам муж. Кит всегда уверял ее, что для леди ее воспитания некоторая холодность в амурной возне только естественна. Он научил ее, как доставлять удовольствие ему. Она с радостью делала все, о чем он просил, но сама едва ли испытывала нечто необычное. После смерти Кита у нее не было проблем с отваживанием своих бесчисленных поклонников. Она не имела ни малейшего желания иметь что-либо с ними. Но вот теперь она испытала вспышку страсти к мужу своей сестры, к человеку, который обращался с Синтией до последней степени скверно и от которого с первого дня их встречи в Антигуа она не видела ничего, кроме гнусного презрения и неуважения.

Каролин переполняли бурные и противоречивые эмоции. Когда она была моложе, то всегда избавлялась от подобных чувств, и самым действенным средством избавления была верховая прогулка: неистовый аллюр, дующий прямо в лицо ветер. Каролин с тоской во взоре посмотрела на конюшню. Ах, если бы сегодня ей удалось прокатиться!..

Нет, она не могла, ибо Синтия, чью роль приходилось так или иначе играть, почти никогда не ездила верхом. Посему Каролин старалась держаться подальше от лошадей, чтобы не искушать сидевших в ней бесов, то и дело нашептывавших ей про развевающиеся гривы, про свист в ушах, про неистовую скачку… Верховая езда была ее любимым времяпрепровождением до тех пор, пока состояние кошелька позволяло развлекаться подобным образом. Со вздохом Каролин поднялась и направилась к дому, но и там, в доме, не могла найти успокоение для своих расшалившихся нервов. Обстановка спальни с ее бесчисленными мелкими и довольно безвкусными украшениями душила Каролин. У нее было чувство, что жизнь Синтии загнала ее в капкан и теперь выбраться становилось все труднее. Ей нестерпимо хотелось глотнуть свежего ветра стремительной скачки!

Каролин широко распахнула дверцу шкафа и стала рыться среди платьев, пока наконец не отыскала амазонку из королевского голубого бархата. Наверняка Синтия все же по временам выезжала на лошади, иначе костюм для верховых прогулок был бы ей попросту ни к чему. Быстро, даже не удосужившись обратиться за помощью к Присцилле, Каролин стянула с себя одежду. Отбросив всю эту массу, включавшую в себя платье, нижние юбки и обручи, она облачилась в амазонку строгого покроя. Цвет был очень к лицу ей, так же как и простой военный стиль жакета. На ноги она натянула блестящие мягкие сапожки и стала искать хлыстик. Наконец хлыстик был найден в дальнем углу шкафа. К счастью, гораздо легче удалось ей отыскать кожаные краги для верховой езды и изысканную голубую шляпу под стать амазонке. Водрузив шляпу на голову, она закрепила ее длинной шляпочной булавкой и, посмотрев в зеркало, улыбнулась. Шляпа с длинным пером фазана, плавно изгибавшимся и касавшимся се щеки, была невероятно мила. Каролин вышла из спальни, взяв хлыстик и перчатки. В коридоре она несколько помедлила и огляделась, потом с быстротой молнии устремилась вниз по лестнице к задней двери, подумав, что чем меньше людей она встретит на своем пути, тем лучше, тем вероятнее, что Джейсон не узнает о ее прогулке. Выйдя из дому, Каролин пересекла парк и направилась к конюшням, располагавшимся сразу за этим парком. Вступив после яркого дневного света в полумрак стойла, она несколько помедлила и зажмурилась, чтобы попривыкнуть к темноте. К ней немедленно направился помощник конюха. Челюсть его от удивления отвисла. Сняв с головы кепи, он выдавил из себя только:

— Миледи! Я… я не ожидал вас здесь увидеть!..

— Меня внезапно охватило желание покататься верхом, — ослепительно улыбнулась в ответ Каролин. — Подготовь мне, пожалуйста, лошадь поспокойнее.

Нельзя было просить такую лошадь, которую бы она выбрала сама. Это показалось бы слишком нелепым, но Синтия, не исключено, дерзала прогуливаться верхом на какой-нибудь смирной лошаденке.

Юноша, продолжая мять в руках свою шапку, мигом скрылся и вскоре вернулся, ведя за собой раскормленную кобылу. Каролин, подавив вздох разочарования, улыбнулась юноше, а тот, казалось, был совершенно подавлен присутствием «миледи». Девушка решила воспользоваться этим своим преимуществом. Она доверительно наклонилась к нему и проговорила:

— Пожалуйста, никому об этом не рассказывай. Понимаешь, я хочу хорошо научиться ездить на лошади, чтобы приятно удивить его светлость!

— О да, миледи, ни одна душа не узнает об этом!

— Благодарю, — сказала Каролин и села в седло. Поскольку она уже давно ничего подобного не делала, то ей пришлось особенно стараться, чтобы выглядеть неуклюжей. Она вывела кобылу со двора и поехала по дорожке, ведущей в западном направлении. Сначала ею руководило желание как можно быстрее скрыться из виду, но едва она очутилась под прикрытием деревьев, то расслабилась и стала спокойно наслаждаться раскинувшимся перед ней пейзажем. Каролин вспомнила, что где-то здесь, по словам Бонни, находилась сторожевая башня — любимое место Синтии. Совсем неплохо было направиться туда. Раз Синтия часто бывала там, то Каролин следовало хотя бы знать, как то место выглядело.

Чтобы достичь развалин, Каролин не потребовалось много времени. Синтия, несомненно, ходила сюда пешком. Крепость Хемби была квадратной, из числа тех, что строились в Кенте норманнами несколько столетий назад для того, чтобы отражать возможные атаки с пролива. Она была сложена из такого же серо-коричневого камня, что и Браутон-Курт. В более поздние времена к ней пристроили два крыла. Теперь оставались только две полуразрушенные стены, все остальное, включая пристройки, лежало в руинах. Каролин спешилась и направилась к башне.

Дверь находилась на уровне второго этажа, что часто встречалось в этих старых крепостях, сооруженных специально для военных действий. Родной дом близнецов, который тоже когда-то служил сторожевой башней, был устроен аналогичным образом. Правда, позже захватчики превратили высокую дверь в окно. В крепость входили по веревочной лестнице, которую в ходе сражения поднимали, что затрудняло проникновение внутрь. Но теперь высокая дверь выглядела нелепо, потому что с двух сторон разрушенный форт оказывался открытым. Каролин, побродив кругами, вошла наконец в пролом в стене. Она посмотрела вверх, и у нее закружилась голова, так как стены казались наклоненными внутрь. Каролин поспешно опустила глаза и направилась в другое место. Там, куда она пришла, также отсутствовали крыша и часть стены. Удивляло то, что большинство внутренних перегородок уцелело. Бонни говорила, что камень сторожевой башни Хемби использовался при сооружении Браутон-Курта, что, по всей видимости, и способствовало быстрому разрушению пристроек.

В крыльях было более сумрачно, чем в самой крепости, потому что стены здесь были выше и в меньшей степени тронуты неумолимым временем и хозяйничанием провинциалов. В одной или даже двух, так сказать, кельях было совершенно темно. Каролин прошлась по всему строению, осторожно обходя валуны, щебенку. Вдруг она услышала, как камень чиркнул по камню, как будто что-то упало. Каролин огляделась, но ничего не увидела в сумраке развалин. И все-таки по спине пробежали мурашки. Если бы это был человек, он бы непременно окликнул ее. Напряглась. Прислушалась. Нет, кругом царила абсолютная тишина.

Каролин действовала так, словно бы играла некую роль в мелодраме. По-видимому, само место так повлияло на нее. Наверное, какое-то мелкое животное сдвинуло камешек с места, и тот покатился. Может, это крыса? Каролин стрелой понеслась прочь, придерживая юбки амазонки. Снаружи было приятно, тепло и солнечно. Стоял прекрасный осенний день, и Каролин мгновенно почувствовала несостоятельность и глупость всех страхов. Противоположное крыло, надо полагать, когда-то пострадало от пожара, поэтому-то изнутри там все было покрыто сажей и отовсюду торчали обугленные балки. Ей незачем было туда идти. Оглядевшись, она зашагала к лошади. Понять пристрастия Синтии к столь малопривлекательному месту Каролин не могла. Конечно, крепость имела довольно романтический вид, но в то же время была слишком грязна и зловеща.

Чтобы оседлать кобылу, Каролин пришлось подвести ее к дереву. Как только девушка вскочила в седло и удобно в нем устроилась, у нее снова возникло чувство, будто кто-то наблюдает за, ней. Она почувствовала себя беззащитной и стала нервничать. Пристально вглядывалась Каролин в деревья, росшие вдоль тропинок. Они были густыми, часто располагались группками, и гипотетический наблюдатель мог оставаться в них вполне незамеченным. Возможно, Джейсон, завидя, что супруга куда-то поехала верхом, отправился вслед, чтобы вызнать, не обманывает ли она его.

Впрочем, подобные предположения были более чем нелепы. Если бы Сомервилл и заподозрил обман, то вряд ли стал бы скрывать свои домыслы. Он использовал бы такое открытие и дразнил Каролин. Каким бы неприятным человеком он ни был, он все же не взялся за столь гадкую слежку. Его средство — это прямое нападение!..

Однако так же маловероятно, чтобы кто-нибудь еще мог следить за ней. Каролин твердо решила умерить свои интуитивные предположения и сильнее вдавила каблуки в бока кобылы.

Как только Серая Леди устремилась вперед своей причудливой иноходью, Каролин захохотала. На такой дивной кобыле она от своих преследователей, если эти преследователи действительно окажутся не просто плодами расстроенного воображения, не убежит!

Девушка остановилась во дворе, напротив стойла и, будучи в силах соскочить с лошади сама, дождалась тем не менее, когда подойдет парень, помощник конюха, и любезно стащит на землю, как сие и приличествует. Юноша повел лошадь в конюшню, а Каролин, влекомая любопытством и любовью к животным последовала за ним. В одном стойле находился замечательный белый жеребец, который при приближении женщины начал прядать ушами и настороженно коситься в ее сторону. Она уже знала, что то был конь Джейсона. Раз или два с большого расстояния она видела его на этом жеребце. Тогда Каролин решила, что конь просто великолепен. Но увидев его вблизи, она поразилась еще сильнее. В конце ряда стойл появилась изящная черная кобыла из арабских скакунов со звездочкой на лбу. Каролин прислонилась к деревянной перекладине и восхищенно посмотрела на лошадь. Лошадь явно предназначалась для женщин: небольшого размера, с ясным взором и, судя по всему, резвая.

Помощник конюха уже снял седло с Серой Леди и чистил кобыле спину. Каролин повернулась к нему и спросила:

— Послушай, любезный, как зовут вот эту красавицу со звездчатым пятном на лбу?

Брови паренька поползли вверх от изумления, но он тут же спохватился и придал лицу обычное выражение.

— Неужели забыли? Это Фелиция, миледи! Кобыла, которую вам подарили его светлость несколько лет назад.

Каролин приложила все усилия к тому, чтобы как-то спасти ситуацию:

— Между прочим, я именно так и подумала! Не правда ли, жаль, что такая красавица может внушать девушкам вроде меня столь сильный страх.

— Да, миледи.

Каролин поняла, что помощник конюха мысленно пожал плечами. Ее поведение могло показаться ему предосудительным, но это вполне соответствовало духу Синтии.

Вернувшись в свою комнату, Каролин тут же сняла костюм для верховых прогулок, и очень кстати, так как в ту же минуту явилась Присцилла и сообщила, что для госпожи уже приготовлена ванна. После долгого и приятного купания Каролин позволила служанке перед камином расчесывать себе волосы. Та свернула их узлом на хозяйкином затылке, накрутив на палец свободные и все еще влажные прядки. Каролин надела шелковое платье цвета белой лаванды и накинула на голые плечи белую кружевную накидку тонкой работы, прикрыв таким образом глубокий вырез платья. Небольшая брошь стягивала у нее на груди шарф. Каролин заметила, что золотистый цвет ее кожи стал пропадать. Теперь ее бледнеющее лицо все более соответствовало идеалу британца.

Когда она спустилась в гостиную, то нашла там Джейсона со стаканом в руке. Каролин с ужасом сознавала, что это будет их первый вечер и первый ужин без Селены. Сомервилл выпил содержимое бокала и повернулся к супруге. Глаза его блестели.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — сказал он. — Как и всегда. Шерри?

— Да, если можно.

Взгляд Джейсона выбил Каролин из колеи. Муженек, очевидно, выпил больше своего обычного стакана виски.

Сомервилл протянул ей шерри, а себе налил еще один полный стакан. Он сел напротив Каролин. Оба они, чувствуя себя довольно неуютно, напряженно смотрели друг на друга.

— Полагаю, что у вас с Селеной было приятное путешествие, — попыталась Каролин завязать беседу.

— Вполне нормальное, как обычно, — пожал плечами Джейсон.

— Она успела к обеду?

— К какому обеду?

— Она говорила мне, что была приглашена на обед какой-то своей подругой. Та вводит в общество свою невестку.

— Ах, вон оно что… — Джейсон словно пребывал в замешательстве и не знал, что делать, что говорить. — Да, мать потащила меня за собой. Чертовски скучный прием.

При этих своих словах Сомервилл изрядно отхлебнул из своего бокала.

— А ее невестка оказалась такой же ужасной, как ожидалось?

Джейсон вновь отпил.

— Да нет, вполне спокойная и даже милая девочка… Но послушай, дорогуша, тебе совершенно незачем вести со мной так называемую светскую беседу. У меня нет настроения. Кроме того, здесь нет ни единого человека, ради которого нужно было бы ломать всю эту комедию.

— Здесь есть слуги.

— Которые поголовно осведомлены о нашей с тобой взаимной неприязни!

Каролин почувствовала, как ее спина напряглась и румянец покрыл щеки.

— У меня сложилось впечатление, что ты хотел бы сохранить хотя бы внешние приличия и именно по этой причине приволок меня в Браутон-Курт.

Джейсон осушил бокал и шумно опустил его на стол.

— Сохранить приличия — это не значит притворяться, что интересуешься жизнью противного тебе человека. Зачем тебе знать о моих делах в Лондоне?

— Понимаю. Выходит, я должна держать рот на замке.

— Вот именно!

— Что ж, я запомню это. Поверь, у меня нет ни малейшего желания продолжать беседу с тобой. Нет никакой необходимости спрашивать о том, что ты делал в Лондоне, ибо, как мне кажется, я знаю ответ.

Джейсон издал некий звук, который с равным успехом мог называться и смехом, и стоном.

— Знаешь ответ? В самом деле? Умоляю, открой мне, что же такое поделывал я в столице?

— Странная просьба, — криво усмехнулась Каролин, — мне казалось, что я не должна разговаривать с тобой, а должна держать рот на запоре, как только что было условлено!

Джейсон свирепо зыркнул на свою строптивую женушку и вновь направился к буфету, чтобы налить в бокал новую порцию виски.

— Судя по всему, ты полагаешь, будто я навещал любовницу, да?

«Значит, у него есть любовница», — заключила Каролин, и внутри у нее все вскипело. Надо же, он мог преследовать Синтию за неверность, в то время как сам отнюдь не блистал добродетелями. И это нормально! Несомненно, Сомервилл был крайне сдержан на этот счет.

— В чем дело, Синтия? Ты что, пьяна? Мне казалось, что ты будешь только приветствовать мои связи на стороне. Кроме того, мерка, приложимая водному… ну и так дале…

— Поверь, мне нет никакого дела до твоей личной жизни!

— Верю!

Каролин упрямо поджала губы. Сомервилл был ужасным человеком, а сегодня еще вдобавок и как следует выпившим. Наконец дворецкий позвал к ужину. Джейсон поднялся и предложил Каролин руку. С приливом отвращения она осознала, что ей тоже придется взять его под руку, причем делать это изо дня в день. Теперь, когда Селена уехала, Джейсон будет сопровождать ее к обеду. Хотя их разделяли кружевные митенки и ткань жакета и рубашки, прикосновение для Каролин оказалось слишком интимным, и это никоим образом ее не устраивало. Она могла чувствовать тепло его тела, ей приходилось находиться слишком близко от него. Ее рука слегка вздрагивала. Каролин надеялась, что Джейсон не заметит этого подрагивания. Меньше всего ей хотелось, чтобы он догадался, как его боятся…

Они прошли в столовую и уселись за стол. Каролин гадала, сколько еще может выпить Сомервилл. В его движениях была некоторая развинченность, эмоции довольно ясно отражались на липе, что раньше случалось с ним довольно редко. Правда, походка оставалась такой же ровной и твердой, как обычно. Когда он отодвигал для нее стул, то не сделал ни одного лишнего движения. На протяжении всего ужина он продолжал вливать в себя спиртное.

— Тебе не кажется, что уже хватит прикладываться к бутылке? — вырвалось у Каролин, когда Сомервилл выплеснул себе в глотку третий бокал вина.

— Что, где и в каком количестве я буду пить, тебя никак не касается, — проскрежетал он, и глаза его от злости сузились.

Чтобы выразить свое полное равнодушие к Джейсону, Каролин сосредоточилась на созерцании собственной тарелки. До окончания ужина не было больше вымолвлено ни слова. Только один раз, почувствовав на себе тяжелый взгляд, Каролин на секунду вскинула глаза и тут же их опустила. Она предпочла бы не видеть яростного и обвиняющего выражения на лице Джсйсона. За десертом Каролин заявила:

— Прошу меня извинить!

Сомервилл слегка пожал плечами.

Как только девушка добралась до своей комнаты, то немедленно бросилась в кресло, тяжело дыша от бега по крутым лестницам. Нужно было немедленно ослабить шнуровку. Когда пришла Присцилла, Каролин с ее помощью облачилась в свою излюбленную ночную сорочку, накинув сверху бледно-розовый атласный пеньюар и подвязавшись пояском. Присцилла тщательно причесала ей золотисто-рыжие волосы, пока те не стали потрескивать от скопившегося в них электричества и не заблестели, как отполированный металл.

Связав волосы сзади простой бархатной лентой, Каролин отправилась в комнату Лорел, чтобы перед сном поговорить с малышкой. Бон ни приготовила для них по чашечке какао, что уже сделалось традицией. Затем Лорел забралась к севшей в кресло-качалку Каролин на колени, и лицо ее расплылось в блаженной улыбке, когда полилась из уст мамочки колыбельная песенка. Лорел часами могла слушать песни Каролин, на сей раз головка ее довольно быстро склонилась на бочок, и певунья быстро уложила крошку в постель, нежно поцеловав на прощание.

Возвращаясь к себе в комнату, Каролин остановилась на лестнице и прислушалась. В доме было темно и тихо, свет горел только в нескольких комнатах. Слуги, видимо, уже закончили на кухне все свои дела и разошлись спать. Никаких признаков Джейсона поблизости не обнаруживалось. Странно, но теперь Каролин думала о себе уже как о леди Браутон, супруге Сомервилла. Такие мысли несколько беспокоили ее. Ей вовсе не хотелось думать в таком ключе. Джейсон должен был оставаться для нее посторонним человеком, мужем ее сестры, который для нее, для самозванки, ничего не мог значить.

В спальне Каролин уселась поудобнее в плетеное кресло, чтобы немного почитать перед сном. В загроможденной мебелью комнате ей стало душно и тревожно. Она открыла окно, но это помогло довольно мало. Отложив книгу, Каролин забралась на кровать и устремила взгляд на оборчатый голубовато-белый балдахин. Текли минуты. Была почти половина двенадцатого. Несомненно, в доме все давно спали. Она же одна продолжала бодрствовать.

Раздавшийся внизу лестницы звук — как будто упал некий твердый предмет — расколол тишину. Каролин вскочила с постели. Не обращая внимания на босые ноги и легкость своей одежды, быть может, мало приличную для леди, она выбежала в коридор и свесилась с перил лестницы, чтобы посмотреть, что же такое случилось. Но внизу, кроме узкой полоски света, она ничего не могла различить. С громко бьющимся сердцем девушка, подобрав подол ночной рубашки, бросилась вниз по ступенькам. Осторожно проследовала она по погруженному во тьму коридору, двигаясь в направлении источника света. Дверь кабинета была слегка приотворена, и она толкнула ее, просовывая голову внутрь.

В тесно обставленном кабинете, вытянувшись в кресле, сидел Джейсон, глаза его были закрыты.

Прямо напротив его висел большой портрет Синтии, где она была изображена одетой во что-то воздушное и голубое, улыбающейся, с букетиком роз в руках. Огромное пятно, однако, закрывало часть ее милого личика, с которого тонкими струями стекала жидкость. На полу перед картинкой валялся небольшой металлический кубок с каплями вина на донце. Этим кубком Сомервилл запустил в изображение Синтии. Должно быть, таким образом он дал выход скопившейся в нем злобе.

Услышав вздох Каролин, он открыл глаза.

— Какого черта ты здесь делаешь?

Голос его прозвучал грубо и хрипло, и девушка поняла, что Сомервилл находился в сильнейшем опьянении.

— Что и говорить, спиртное не в силах изменить к лучшему твой характер. Ты даже не становишься более метким от вина!

На губах Джсйсона промелькнула тень улыбки.

— Мне повезло, что я вообще попал в эту чертову вещицу… Эх, если б я был уверен, что таким образом можно выколотить тебя из собственной глупой башки! Тогда бы я вовсе уничтожил портрет.