Последнее прощение

Что помогает мыслям благородным?

Она никогда не видела моря, никогда не подходила к нему ближе, чем в тот день, когда встретила миссис Свон на постоялом дворе в Саутгемптоне, но ей представлялось, будто там полно поющих русалок. И будто она вместе с Тоби слушает их голоса в безмятежном покое.

В иные минуты она находилась на грани срыва. Она вспоминала недельное путешествие из замка Лэзен, во время которого Гудвайф изливала на нее непрерывный поток брани, перечисляя все ее мельчайшие проступки, все случаи неповиновения. В камере, где один день был неотличим от другого, Кэмпион держалась мужественно, но иногда накатывали приступы безысходности. И тогда все казалось бессмысленным. Когда вода текла по стенам камеры, когда во рту и в горле саднило от запаха мочи, когда крысы будили ее в темноте, когда ее неудержимо трясло от холода и ей не хотелось даже сбросить, вшей, которых она замечала у себя на коже, тогда ей хотелось умереть. В такие моменты она не сомневалась, что Тоби больше нет, и хотела только одного — быть рядом с ним. Может быть, думала она, русалки поют только мертвым.

— Чудесно! Чудесно! Ваши люди расчистят сад?

Сказано это было в форме вопроса, но полковник Фуллер прекрасно знал, что воспринимать слова следует только как приказ.

— Конечно, сэр Гренвилл.

— Поторопитесь, полковник, поторопитесь. О! Крытая галерея! Жаль, что ее повредили пушки. Посмотрите, не найдется ли у вас каменотесов.

— Слушаюсь, сэр Гренвилл.

Сэр Гренвилл преодолел единственную ступеньку, ведущую в тенистую галерею. Он осмотрел виноградную лозу, болтавшуюся там, где ядро раздробило опору.

— Так вы говорите, полковник, что серебра так и не нашли?

— Не нашли, сэр Гренвилл. Думаю, его продали, чтобы помочь врагу.

— Наверняка, наверняка. Или переплавили. Жаль, жаль.

Но он не казался расстроенным, да, по его мнению, и причин не было. Чаша сэра Гренвилла переполнялась от успехов. Да, действительно, замок пал раньше, чем он полагал, но Эбенизер Слайз не сделал глупости и не сбежал с печатью. Ее передали сэру Гренвиллу в Винчестере, где, он повстречал Эбенизера, направлявшегося с сестрой в Лондон. Теперь у сэра Гренвилла были две печати. Никто, ну просто никто, кроме него, теперь не смог бы собрать три из четырех. Договор был в безопасности.

Доркас Слайз конечно же обречена. В Винчестере, в таверне на Джюри-стрит, где сэр Гренвилл беседовал с Эбенизером, он передал молодому человеку ордер, в котором она обвинялась в колдовстве и убийстве. Довольный собой Эбенизер прочитал его.

— Можно было бы добавить ересь.

— Ересь, дорогой мой мальчик? А вам не кажется, что в пироге и так уже достаточно слив?

Эбенизер улыбнулся своей многозначительной, неторопливой улыбкой:

— Внутри печати — распятие.

— Правда?

Эбенизер показал сэру Гренвиллу маленькую серебристую фигурку.

— Думаю, парламенту это не понравится.

— Уверен, что не понравится. — Сэр Гренвилл подлил себе вина. — Но мне еще меньше понравится, Эбенизер, если мы привлечем внимание к печатям. Нет, дорогой мальчик. Однако обязательно пустите слух, что Доркас католичка. Это настроит Лондон против нее. — Он сунул в карман печать святого Матфея. — Вы знаете, что нужно делать?

Эбенизер кивнул.

— Сначала заявление присяжных, потом большое жюри присяжных.

— Совершенно верно. — Сэр Гренвилл через стол подвинул ему лист бумаги. — Повидайтесь с человеком по имени Кэлеб Хигбед. Это хороший адвокат, он все сделает. И все сделает отлично!

Настроение у сэра Гренвилла было превосходным. Победа уже в руках, и замок Лэзен взят. За последний год он приобрел немало земель, но с этими угодьями ничто не шло в сравнение. Пушки нанесли больший урон, чем ему бы хотелось, но великолепный Новый дом не пострадал. Вскоре, думал он, может возникнуть желание удалиться от дел, и он с трудом мог придумать для себя более подходящее обиталище, чем этот дом.

Уход на покой не исключался, но только после полной победы. А победа внезапно стала значительно ближе. С севера Англии пришли вести о крупном успехе парламентских и шотландских войск. Если ветер теперь начинал дуть против короля, то сильнее всего на безотрадном Марстон-Муре. Грандиозная победа, очистившая север от войск короля, вскоре, как понимал сэр Гренвилл, приведет к падению Йорка, а это означало, что владения Карла стремительно съеживались.

Победа, отдых, а потом Договор, чтобы обеспечить себе безбедную старость. Сэр Гренвилл улыбался, входя в дом и с удовлетворением оглядывая огромную мраморную лестницу. Теперь он был богачом, как, впрочем, и всегда с момента основания Договора. И все же ему по-прежнему нужны были деньги Договора. Доход был таким большим, таким невообразимо громадным, что никакое количество английской земли не могло бы обеспечить сравнимой с ним ренты. Благодаря двум печатям Договор теперь попадал в его руки и, хотя ему придется делиться с Эбенизером, он, как обычно, позаботится о том, чтобы Эбенизер никогда не узнал истинную сумму. Он взглянул на полковника Фуллера:

— Семья уехала?

— Нет, сэр Гренвилл. Думаю, они вас так скоро не ждали. Сэр Гренвилл прищелкнул языком. Он навалился на мраморные перила, втаскивая свое громоздкое тело вверх по лестнице. Его кудрявые, как у херувима, седые волосы были откинуты назад, чтобы не мешать осмотру лепных украшений.

— Итальянцы, полковник!

— Что, сэр Гренвилл?

— Итальянская работа, лепнина. Очень хорошо. Очень!

— Да, сэр.

Полковник Фуллер с радостью разрешил бы своим солдатам расколотить все эти украшения выстрелами из пистолетов, но сэр Гренвилл дал ему на этот счет четкие распоряжения.

Сэр Гренвилл Кони задержался на площадке посередине лестницы, пребывая в отличном настроении. Он глянул вниз на следовавших за ним секретаря и телохранителя и шутливо заметил:

— Мне придется жениться, Джон! Замку Лэзен нужна хозяйка, правда?

Джон Морз, которому лучше других были известны взгляды хозяина в отношении женщин, в изумлении остановился:

— Жениться?

— Это тебя беспокоит, а? — Сэр Гренвилл смеялся. — В доме ведь есть незамужняя дочь, верно, полковник?

— Да, сэр. Кэролайн.

— Как вы думаете, пошла бы она за меня? — Сэр Гренвилл содрогался от хохота. Его люди никогда не видели его в столь прекрасном расположении духа. — Ладно! Неважно! Кому нужна жена без гроша?

Люди на лестнице засмеялись.

Сэр Гренвилл взмахнул рукой. «Вперед, вперед! Veni, vidi, vici!»

Полковник Фуллер, о котором можно было с большим основанием, чем о сэре Гренвилле, сказать, что он пришел, увидел и захватил замок Лэзен, опередил своего патрона и открыл дверь в длинную галерею.

— Пожалуйста, сэр Гренвилл.

— А, галерея. Я столько о ней слышал. — Он вошел. — Кто вы?

Леди Маргарет, которая шила у окна, нахмурилась, потому что ее обеспокоили.

— Кони?

Сэр Гренвилл прищелкнул языком:

— Вы меня узнали. Вот какова цена славы. Полагаю, вы леди Маргарет Лэзендер? Разве не принято вставать, когда в комнату входит хозяин дома?

Леди Маргарет, которая видела в саду лягушкоподобное лицо сэра Гренвилла и заставила себя спокойно сидеть у окна с работой, не ответила. Она добавила еще один аккуратный стежок к лавровому венку вокруг короны, украшавшей занавеску, над которой она трудилась.

— Сэр Гренвилл.

Вперед вышел граф Флит, который ждал в глубине комнаты.

— Милорд! Я удивлен, что вижу вас здесь.

— В этом доме прошло детство моей жены, сэр Гренвилл.

— Конечно! Конечно! — Сэр Гренвилл пристально рассматривал лепные украшения. — О, очень хорошо! Отлично.

Внезапно он снова повернулся к Флиту.

— Милорд! Вы, должно быть, чрезвычайно рады поступившим с севера новостям? Замечательное веление Господа?

Леди Маргарет хмыкнула. Граф Флит кивнул.

— Да, действительно, сэр.

Сэр Гренвилл прошествовал в комнату, разглядывая украшения.

— Бог действительно благословляет наше дело, милорд. Щедро благословляет!

Он остановился перед камином и повернулся, чтобы окинуть взором комнату.

— Я немного задержался. Мне показалось целесообразным заехать к Эссексу. Он скучает без вас, милорд.

Граф Флит был вынужден посторониться, когда Кони проходил мимо него.

— Я вскоре вернусь к своим обязанностям, сэр Гренвилл.

— Никогда в этом не сомневался, милорд, никогда не сомневался. Можно поинтересоваться, какому счастливому случаю я обязан вашим пребыванием в моем доме?

Граф Флит подавил обиду. Он был едва знаком с сэром Гренвиллом Кони, хотя имя и было ему известно. Он знал, что сэр Гренвилл теперь член комитета обоих королевств — комитета, состоявшего из англичан и шотландцев, который фактически и правил там, где не управлял король. Граф до некоторой степени испытывал благоговейный страх перед этим маленьким толстяком. Сэр Гренвилл олицетворял силу, которая завоевывала земли.

— Я, сэр, приехал за своей тещей.

— Вы приехали за ней? А почему она все еще здесь? Леди Маргарет продолжала сидеть спиной к Кони. Граф снова помрачнел:

— Ее сын болен, сэр Гренвилл.

— Болен?

— Он ранен.

— А! Вы имеете в виду, что щенок сражался против нас, милорд! — Сэр Гренвилл покачал головой. — Насколько я понимаю, он пленный?

Заговорил стоявший у двери полковник Фуллер:

— Он слишком плох, чтобы находиться в плену.

Сэр Гренвилл Кони улыбнулся. Он долго ждал этого момента. Несколько дней он оттягивал его, отправившись сначала навестить графа Эссекса, который командовал войсками, пытавшимися очистить запад от роялистов. Теперь, выполнив эту задачу, сэр Гренвилл решил поразвлечься. Неделя в Лэзене обещала стать приятным времяпрепровождением. Можно будет взвинтить ренту и подсчитать стоимость своих новых владений. Его широко открытые лягушачьи глаза недоумевающе смотрели на графа Флита.

— Это что, богадельня, милорд? Я что, обязан раздавать милостыню врагам?

Граф был поражен.

— Раньше это был его дом, сэр Гренвилл. Нельзя перевозить раненого.

— Нельзя? Нельзя? Кое-кто говорил, что нельзя свергнуть тиранию короля, но они ошибались. — Он безразлично махнул рукой. — Увезите его! Сегодня же. Сейчас! Я хочу, чтобы вся семейка убралась, понятно? Вон!

Наконец леди Маргарет пошевельнулась. Она отложила вышивание, встала и спокойно пошла к сэру Гренвиллу. Она остановилась напротив, заставив его поднять голову.

— Мой сын, сэр Гренвилл, умрет, если его перевезти. Таково мнение врача.

Он отмахнулся.

— По моему опыту, в таких делах на врачей полагаться нельзя.

— Мой сын умрет.

— Это научит его не сражаться против парламента. — Он усмехнулся. — Насколько мне известно, в Лондоне его разыскивали за предательство. Его смерть, леди Маргарет, лишь облегчит работу палачу.

— Вы не можете насильно заставить нас уехать. Мой сын умрет.

— Я не могу! Не могу! — смеялся сэр Гренвилл. — Леди Маргарет, теперь это не ваш дом, а мой. Вы можете остаться в качестве судомойки или швеи, но вашего сына здесь не будет. И он уберется отсюда сейчас же.

— Он умрет.

— Пусть умирает.

Она дала ему пощечину. Звонко ударила его всей ладонью, и звук, словно от пистолетного выстрела, разнесся по всей длинной галерее. Сэр Гренвилл с искаженным от ярости лицом сам занес руку, но граф Флит сделал шаг вперед, наполовину выхватив шпагу из ножен.

— Сэр Гренвилл!

Телохранитель Кони, которого все это застало врасплох, в изумлении наблюдал за происходящим. Сэр Гренвилл медленно опустил руку.

— Вы и ваше семейство, леди Маргарет, уберетесь из этого дома и не возьмете с собой ничего, слышите? Ничего, кроме одежды. Ничего! — Он повернулся к Фуллеру. — У них есть час времени!

— Слушаюсь, сэр.

Сэр Гренвилл развернулся. Ставшие злобными глаза сверлили графа Флита.

— И вы, милорд, в этом вражеском доме. Я слышал, вы интересовались судьбой Доркас Слайз?

Граф Флит, удивившись, что об этом так широко известно, кивнул.

Сэр Гренвилл рассмеялся:

— Она скоро умрет, если только уже не умерла. Ее либо повесят как ведьму, либо сожгут как убийцу мужа, — он торжествовал. — Она принадлежала к числу моих врагов, милорд, как, думаю, и вы теперь. Убирайтесь.

Леди Маргарет не оглянулась. Она, Кэролайн и Анна вместе с Тоби ехали в дорожном экипаже графа Флита. Тоби стонал, лежа на сиденье. Полковник Вашингтон со все еще завязанными глазами устроился снаружи на месте кучера. Слуги, которых леди Маргарет попросила отправиться с ними, шли позади. Они обогнули руины бывшего караульного помещения и забрались в горбатые северные холмы, где паслись овцы сэра Гренвилла.

Леди Маргарет держала руку сына и с болью в сердце чувствовала, что враги одолевают. Она лишилась всего. Мужа, дома. Жизнь сына угасала; дочери молча сидели рядом. Преподобный Перилли нагнал экипаж на своей старой кляче. Леди Маргарет помахала ему из окна, зная, что ему, как и ей, некуда идти.

Кэролайн шмыгнула носом. Леди Маргарет строго посмотрела на нее:

— Тихо, детка! Нечего плакать.

— Но, мама…

— Нечего говорить мне «мама, мама». — Леди Маргарет услышала, как Джеймс Райт понукает лошадей, погоняя их вверх по склону, поднимавшемуся от поросшего ольхой ручья. — Мы вернемся, Кэролайн. Можешь не сомневаться. Мы вернемся.

Она сжала руку сына, будто желая влить в него всю свою силу.

— Мы еще попляшем на могиле того человека. Мы еще вернемся.

Глава 20

Солнце ослепило Кэмпион. Она вскрикнула, ничего не видя от яркого света, споткнулась: один из двоих солдат, что вывели ее, размахнулся и ударил ее. «Встань! Пошли!»

Они провели ее в маленькую каменную комнатку. Июльское солнце прогревало эти комнаты, но она все еще дрожала. Волосы были грязные, спутанные, кое-где еще виднелась запекшаяся кровь Скэммелла. Она была очень худа. Кожа покрыта струпьями, а все тело кишело вшами и блохами.

Солдаты пришли за ней, но ничего не объяснили. Она прислонилась к каменной стене и заметила кольца вонючей грязи на запястьях. Она попробовала стереть грязь, поплевав на нее, и заплакала от безнадежности затеи. Солдат зарычал на нее: «Тихо ты, женщина».

До нее доносились голоса, гул множества голосов, как в церкви перед службой. Солдаты тихо переговаривались между собой. У одного в руке была веревка с петлей.

Открылась дверь, солдаты замерли, и раздался чей-то голос. Кэмпион взяли за локоть, подтолкнули вперед, и она увидела забитую людьми комнату. При ее появлении все ахнули.

Ее провели к стоявшему посередине комнаты стулу, заставили сесть, и один из солдат заломил ей руки назад. Она сопротивлялась, но ничего не смогла сделать, и ее руки привязали сзади к спинке стула. После рыданий дышала она неровно.

— Доркас Скэммелл?

Глаза у нее были закрыты. Она попыталась успокоить дыхание. Толпа позади возбужденно жужжала.

— Тише!

Шум смолк.

— Доркас Скэммелл?

Голос заставил ее поднять голову. Перед ней за длинным, покрытым зеленой материей столом сидело пятеро мужчин. На их лица падала тень из-за того, что свет лился из окна за их спинами. Она заморгала.

Сидевший посередине снова заговорил. Голос звучал мягко.

— Вас зовут Доркас Скэммелл? По-моему, так. Это был человек средних лет с приятным лицом. Она не ответила. Человек посмотрел направо от Кэмпион:

— Это Доркас Скэммелл?

— Да, сэр. — Преподобный Верный До Гроба, устроившийся за столом вместе с другими священниками, привстал, отвечая на вопрос.

Человек за длинным столом смотрел в противоположную сторону.

— Запишите, что она ответила «да».

Два клерка с перепачканными чернилами пальцами расположились слева от Кэмпион. Они усердно заскрипели перьями.

Человек снова посмотрел на Кэмпион:

— Я должен объяснить вам суть происходящего. Меня зовут Кэлеб Хигбед. Я адвокат. Мои товарищи тоже адвокаты. — Он указал на тех, кто был с ним за длинным столом. — Это не суд над вами, миссис Скэммелл, на самом деле суда вообще может не быть! — Он произнес это так, будто предлагал малышу кусочек засахаренного фрукта. — Сегодня, миссис Скэммелл, мы будем задавать вам вопросы. Мы представляем собой трибунал, и наша цель — сформулировать заявление присяжных для Большого жюри, и именно оно будет решать, предстанете ли вы перед судом. Вам понятно?

Он сказал это с такой добротой в голосе, участливо наклонившись вперед, что Кэмпион кивнула. Хигбед откинулся назад, продолжая улыбаться.

— Хорошо! Хорошо! Как я вижу, вас обвиняют в колдовстве, поэтому вопросы вам будут задавать священники. Так мы всегда поступаем, когда дело касается колдовства, — он снова развел руками, будто извиняясь. — Поэтому-то мы и связали вам руки. Нам бы не хотелось, чтобы вы умчались отсюда на помеле!

Он игриво поднял брови.

— Хорошо! Хорошо! Я знаю, все мы люди занятые, действительно занятые, так что не будем тратить время на пустяки.

Он придвинул к себе бумаги.

— Мы пришли к соглашению рассматривать оба обвинения вместе? Колдовство и убийство? Похоже, они связаны?

Адвокаты закивали. Двое водрузили на нос очки, чтобы изучить документы. Толпа за спиной у Кэмпион загудела.

Кэлеб Хигбед снова посмотрел на нее и улыбнулся своей доброй улыбкой.

— Начнем, миссис Скэммелл. Вы меня хорошо слышите? Она подтвердила.

— Вы будете говорить, миссис Скэммелл? Важно, чтобы клерки вас услышали.

Он сказал это так, будто извинялся перед Кэмпион за то, что беспокоит ее по таким пустякам.

— Да, — раздался какой-то хрип. Кэмпион прокашлялась, сглотнула и попробовала еще раз: — Я вас слышу.

— Хорошо! Хорошо! — Кэлеб Хигбед посмотрел на священников. — Мистер Пейлли? По-моему, вы собирались начать. Прошу вас. И, пожалуйста, погромче!

Преподобный Пейлли, хмурый лысый человек, поднялся и прошел на свободное место перед Кэмпион. Руки были сцеплены вместе. Голос у него, когда он заговорил, оказался глубоким и сильным.

— Станем ли мы просить помощи у Господа?

Пейлли взывал к Богу в течение десяти минут, молился, чтобы правда вышла наружу, а зло было побеждено, и трибунал вторил словами благодарности и возгласами «аминь». Закончив, Пейлли сам проревел «аминь», а потом, не переводя дыхания, обратил свой тяжелый взор на Кэмпион и возопил:

— Когда ты впервые занялась колдовством?

Она уставилась на него со страхом и изумлением. Она чувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Ей выкрикнули вопрос, Пейлли весь подался вперед с искаженным от ярости лицом. Брызнувшая изо рта слюна попала ей на лицо. Он выждал секунд десять, потом махнул рукой в сторону клерков:

— Запишите, что ведьма отказалась отвечать.

Он в упор смотрел на нее, сложив на груди руки и раскачиваясь взад-вперед в своих больших черных башмаках.

— Женщина! — Голос его долетал будто из недр земли. — Будет лучше, если ты признаешься сейчас! Слышишь, сейчас! Ты ведьма?

— Нет! — с вызовом крикнула она. — Нет!

— Ха! — Он с победоносным видом круто развернулся лицом к адвокатам. — Дьявол всегда защищает свое отродье, джентльмены! Видите! Она отрицает, а это значит, что ее устами говорит дьявол!

В ответ на это неопровержимое логическое построение толпа за спиной Кэмпион одобрительно зашумела. Клерки заскрипели перьями по свернутой в рулон бумаге.

По-видимому, задачей преподобного Пейлли было вырвать признание, которое избавило бы трибунал от более продолжительного слушания. Он угрожал ей камерой пыток, проповедовал, запугивал, но она повторяла короткий отрицательный ответ. Каждое отрицание — Пейлли не забывал это подчеркивать — лишний раз подтверждало ее вину. Хотя Кэлеб Хигбед вроде бы и разделял такую точку зрения, он, тем не менее, считал целесообразным представить дальнейшие доказательства. Потерпев поражение, преподобный Пейлли возвратился к столу, за которым уселся вместе с молчаливым, настороженным Верным До Гроба Херви.

Кэлеб Хигбед сокрушенно промолвил:

— Мы ведь не можем принять простое отрицание, не так ли?

Адвокаты согласились, что так, и Хигбед продолжал:

— Мы надеемся выяснить всю правду, миссис Скэммелл, вы понимаете? Иначе нам придется докапываться до правды, причиняя вам боль. Надеюсь, в этом не будет необходимости. Даже уверен, что не будет. А теперь, — он вернулся к своим бумагам, — может быть, нам удастся восстановить кое-какие факты? Думаю, да. Гудвайф Бэггерли присутствует?

Она присутствовала. Один из солдат принес стул. Поскольку саму Гудвайф в колдовстве не обвиняли, адвокаты сочли, что без всякого риска могут задавать ей вопросы. Хигбед начал первым:

— Вы многие годы знаете миссис Скэммелл, так, Гудвайф?

— Да, сэр. С тех пор, как она едва научилась ходить.

— Так долго? Так-так! Не могли бы вы рассказать нам о ней?

Злобная повесть Гудвайф, отшлифованная многократными повторениями, была поведана трибуналу. Перья скрипели. Детское непослушание Кэмпион, ее характер, мелкие проступки — во всем теперь виделась рука дьявола. Кэлеб Хигбед подсказывал ей, перья повторяли работу ангела-летописца, а потом рассказ дошел до ее свадьбы с Сэмьюэлом Скэммеллом.

— Она дала согласие на брак?

Гудвайф, чье лицо было почти полностью скрыто новым чепцом, взглянула на Кэмпион, потом снова на адвокатов:

— О да, сэр. Ей повезло. Хороший это был человек, лучше, чем она заслуживала. Она сказала, что согласна, но не согласилась. О нет!

— Что же произошло?

— Она сбежала, сэр! Сбежала! Одетая как потаскуха, сэр! В Лондон. И это в то время, когда ей бы следовало носить траур по своему бедному отцу, сэр, упокой Господь его душу.

Но все это было лишь вступлением к главной теме Гудвайф — теме, которую она искусно расцветила, рассказывая о самой свадьбе. Ее хорошо подготовили, и она сказала, что свадьба состоялась в установленный законом срок между восходом солнца и полуднем, а в своем доме на Темзе Скэммелл устроил праздничную службу.

— Она верещала и кричала, сэр, призывая дьявола! Она призывала дьявола, и это так же точно, как то, что меня зовут Гудвайф! И он явился, сэр! Явился! — Она сделала паузу, чтобы дать возможность осознать весь ужас происшедшего. — Огненная голова, сэр, кругом пламя, сэр, и в руке меч. И он ее увел, сэр, прямо сквозь огонь, а она осталась невредима. Невредима!

Кэлеб Хигбед в изумлении покачал головой:

— Так вы говорите, дом был заперт?

— Накрепко, сэр. Но он явился! И запах, сэр! О, этот запах. До конца дней своих не забуду его. Сера, настоящая сера, прямо как сказано в Писании, а в следующий миг князь тьмы уже был в комнате, сэр, прямо в комнате! Убивал, сэр, сжигал, а она смеялась. — Палец указующе поднялся в сторону Кэмпион. — Смеялась. А бедный преподобный Булсби, сэр, надо было видеть старика, сэр…

Кэлеб Хигбед поднял руку. Он догадался, что «Булсби» на самом деле «Трезвенник Боллсби», а это имя не сделает чести обвинению.

— Для вас, Гудвайф, это, наверное, было ужасно, просто ужасно. Стакан воды?

— Да, сэр, пожалуйста.

В комнате зашептались, пока Гудвайф подавали воду. Кто-то из адвокатов снял очки и осуждающе смотрел на Кэмпион, медленно качая головой.

Допрос перешел к событиям, разыгравшимся в день смерти Скэммелла. Гудвайф рассказала о залитом кровью теле, о том, что Кэмпион была там одна, и горестно вздохнула:

— Крупный был человек, сэр, а уж какой добрый! — Она всхлипнула. — Божий был человек, сэр. В тот день утром он еще молился вместе с нами, да, сэр! Он облачился в доспехи, сэр, и отправился сражаться. И в миг победы, сэр, он был сражен! Сражен! Я нашла их, сэр, его и ее, я посмотрела на нее и подумала, какая она тощая, я не могла вообразить, как такая тощая девушка может убить солдата Господа, сэр, да еще в доспехах, если только в нее, сэр, не вселилась огромная сила. Я подумала об этом, сэр, а потом вспомнила, как за ней приходил дьявол с огненной головой, и все поняла! Все! Я вспомнила испорченную ветчину и свернувшееся молоко, вспомнила, как умерла ее бедная, милая мама, вспомнила внезапную кончину отца, подумала про изувеченную ногу ее бедного, милого брата, и я поняла, сэр! Я прямо там упала на колени, да, да, и возблагодарила Господа за то, что он спас меня. Она ведьма!

Толпа загудела. Адвокаты на миг примолкли. Лишь перья поскрипывали.

— Вы видели ведьмину отметину?

— О да, сэр. Так же ясно, как нос у нее на лице! Я ее видела, сэр. Бог мне свидетель.

Не было нужды призывать Господа, раз преподобный Верный До Гроба Херви был под рукой. Настал его час. Гудвайф помогли занять свое место среди зрителей, а Хигбед молча подал Херви знак встать. Собравшиеся попритихли, потрясенные услышанным, и в этой тишине Верный До Гроба Херви выскользнул из-за стола и медленно зашагал перед адвокатами взад-вперед. Несколько секунд казалось, что он так и не заговорит, но он рывком поднял лицо, остановился и поверх головы Кэмпион посмотрел на зрителей.

— Нам грустно, очень и очень грустно, что девушка, которую я считал одной из своей паствы, оказалась орудием врага. И не земного врага! Нет! Она — отродье дьявола! Да-да! Он среди нас в облике бешеного льва! Дьявол! Люцифер! Аполлион! Вельзевул! Сатана! — Он остановился, сверкая глазами на зрителей. Потом заговорил тише, почти доверительно. Два клерка перестали строчить. — Он обитал в небесном саду, братья и сестры, и, когда мы здесь в этой стране попытались посадить новый сад, основать царство Господа, он вернулся! Да! Дьявол!

Он театрально указал на Кэмпион пальцем:

— Доркас. У тебя был пособник?

Она промолчала. Кадык скользнул вниз по горлу Верного До Гроба, когда он качал головой:

— Она вынуждена молчать, братья, потому что в ней нет правды.

Он снова грустно мотнул головой, сделал шага два по комнате и остановился.

— В комнате, где мы нашли тело ее мужа, в той комнате, братья, находилась кошка. Дохлая кошка. И я считаю, что, если только всемогущий Господь не вырвет у этой несчастной признание своей вины, считаю, что дохлая кошка могла быть только пособником Доркас Скэммелл.

Он испустил вздох.

— Вы слышали! Слышали! — Он обвел пальцем адвокатов за столом. — Вы слышали, Гудвайф недоумевала, как худенькой, слабой девушке удалось одолеть вооруженного мужчину в расцвете сил. Она и не одолела, братья, нет! — Он наклонился к зрителям, дав волю своему красноречию. — Это сделал дьявол! Дьявол! Ведь он предоставил в ее распоряжение пособника! И я считаю, я искренне убежден, что именно кошка по ее команде, разодрала глотку нашему дорогому покойному брату. О, братья мои! Пути зла прихотливы! Наш брат, воззвав к Богу, убил напавшего и лишил ведьму ее поддержки, но, выиграв сражение с кошкой, он и сам расстался с жизнью.

Он сделал паузу, чтобы произвести большее впечатление, а Кэлеб Хигбед тем временем прокашлялся и заговорил своим мягким, дружелюбным голосом:

— Преподобный Херви, мы должны составить исчерпывающее заявление для Большого жюри присяжных, людей, не столь сведущих в демонологии, как вы. Не соблаговолите ли вы объяснить, что такое «пособник»?

Верный До Гроба снова зашагал и нахмурился, желая придать лекции академический вес:

— Ведьма, джентльмены, служит дьяволу, но дьявол не в состоянии всегда находиться рядом со всеми своими слугами. Он не вездесущ. Вместо себя он предоставляет каждой ведьме пособника. По традиции, это либо кошка, либо жаба. — Дойдя до конца комнаты, он повернул обратно. — Пособник, джентльмены, нашептывает на ухо ведьме указания дьявола, своего хозяина. Он может и действовать вместо нее, как в нашем случае. Но и это еще не все! — он снова развернулся. — Пособник, хотя и притворяется земным существом, не переносит земной пищи, ведь все благое от Бога. Так, к примеру, кот-пособник, съев земную мышь, будет испытывать тошноту.

Он остановился и посмотрел на присутствующих.

— Вместо этого, братья, ведьма сама обеспечивает его пищей. Дьявол наделяет ее третьей грудью, замаскированной под родинку на коже, и из этой груди она кормит пособника сокрытым в ней злым продуктом. Вот, джентльмены, — тут он резко развернулся к адвокатам, — настоящая проверка, является ли женщина ведьмой или нет. Третья грудь!

Один из соратников Хигбеда, до сих пор хранивший молчание, спросил:

— Вы специалист, брат Херви?

— Увы, сэр, да. Безрадостная область для изучения, кругом колючки, змеи, постоянно угрожает нечистая сила, но есть среди нас несколько человек — их не много, — которые трудятся в этом мерзком винограднике, чтобы надежнее защитить верующих.

Адвокат снял очки.

— Вы видели эту колдовскую отметину?

— Видел, сэр! Адвокат улыбнулся:

— А как вы, брат, отличите обычную родинку от колдовской отметины?

Херви воодушевился.

— Господь предоставил доказательство, сэр, и я вам его покажу.

Кадык у него на шее ходил вверх-вниз. Он развернулся лицом к собравшимся и двинулся к ним мимо Кэмпион.

— Третья грудь, братья, выдается над поверхностью, как вы, наверное, и сами догадались, иначе как же пособнику ухватить ее? — Его голос теперь раздавался где-то совсем близко у нее за спиной. Он сделал паузу. — Помогите мне, солдат.

Она взвизгнула, попыталась сопротивляться, но сил не было. Ногой солдат прижал ей ступню, а руками держал правое плечо. Верный До Гроба наклонился и разорвал ее вонючее платье. Во время поездки в Лондон его зашили, но теперь он вновь вспорол его, помогая себе маленьким заточенным клинком.

Верный До Гроба чувствовал, как в нем растет вожделение. Он хотел эту девушку, но считал ее недоступной. Внезапно, будто озарение, ему пришло в голову, что изучение колдовства откроет ему доступ к телам многих женщин. Сейчас эта девушка была грязной, заляпанной нечистотами, от нее дурно пахло, ребра торчали, но все равно его действия возбуждали его. Он раздвинул в стороны разорванные края.

— Вот!

Адвокаты уставились на Кэмпион.

Она дергалась, извивалась, слыша над ухом сопение солдата, который наклонился над ней, чтобы получше рассмотреть ее грудь. Не глядел лишь преподобный Пейлли, устремив взор на сложенные на столе руки.

— Вот! — Преподобный Верный До Гроба Херви провел левой рукой по коже и задержал указательный палец возле родинки над пупком.