Влюбленный дьявол

      Меня привёл в сознание голос моего возницы.
      - Сударь, мы должны были встретиться с госпожой в этой деревне.
      Я ничего не ответил. Мы проехали через маленькое местечко. Он справлялся в каждом доме, не проезжала ли тут молодая дама в таком-то экипаже. Ему отвечали, что она проехала, не останавливаясь. Он повернулся ко мне, как бы ожидая прочесть на моём лице беспокойство по этому поводу, и я должен был показаться ему порядком встревоженным, если только он не успел уже смекнуть всё не хуже меня самого.
      Мы выехали из деревни, и я было начал льстить себя надеждой, что подлинный виновник моих страхов покинул меня, по крайней мере на время. "О, если я доберусь домой, упаду к ногам доньи Менсии,- говорил я себе,- если я вновь смогу отдаться под защиту моей достойной матери, неужели вы и тогда осмелитесь посягнуть на это священное убежище, призраки и чудища, ополчившиеся против меня? Там я вновь обрету, вместе с естественными привязанностями, спасительные принципы, от которых я отступил, они защитят меня от вас. Но если скорбь, причинённая моей беспутной жизнью, лишила меня этого ангела-хранителя... О, тогда я останусь жить лишь для того, чтобы отомстить за неё себе самому. Я уйду в монастырь... Но кто избавит меня от видений, завладевших моим мозгом? Я приму духовный сан. Я отрекусь от тебя, прекрасный пол, дьявольская личина украсила себя всеми прелестями, которым я когда-то поклонялся. Всё самое трогательное в вас будет напоминать мне..."
      Пока я был погружён в эти размышления, карета въехала в широкий двор замка. Я услышал чей-то возглас: "Это Альвар! Это мой сын!" Я поднял глаза и узнал мою мать, стоявшую на балконе своей комнаты. Меня охватило ни с чем не сравнимое чувство нежности и счастья. Душа моя, казалось, воскресла, я воспрянул духом. Я бросился к ней, в её распростёртые объятия, упал к её ногам.
      - Ах! - воскликнул я прерывающимся от рыданий голосом, обливаясь слезами.- Матушка! Матушка! Значит я не стал вашим убийцей? Вы ещё признаёте меня своим сыном? О, матушка! Вы обнимаете меня...
      Охватившее меня волнение, мой страстный порыв настолько изменили мои черты и звук голоса, что донья Менсия не на шутку встревожилась. Она подняла меня, с нежностью поцеловала и усадила. Я хотел было заговорить, но голос изменил мне, я припал к её рукам, обливая их слёзами и покрывая горячими поцелуями.
      Донья Менсия смотрела на меня с изумлением: она решила, что со мной, должно быть, случилось что-то из ряда вон выходящее, и даже испугалась, не повредился ли я в уме. В её взглядах и ласках сквозили тревога и любопытство, доброта и нежность, в то же время её предусмотрительная забота окружала меня всем, что могло понадобиться путнику, утомлённому длинной и изнурительной дорогой.
      Слуги наперебой старались услужить мне. Не желая огорчать мою мать, я слегка прикоснулся к поданным блюдам. Мой блуждающий взгляд искал брата. Не видя его, я с тревогой спросил:
      - Сударыня, а где же достойный Дон Хуан?
      - Он будет весьма обрадован вашим возвращением, он писал вам с просьбой приехать. Но так как его письма, написанные из Мадрида, были отправлены всего несколько дней назад, мы не ждали вас так скоро. Вы произведены в командиры полка, которым он командовал, а сам он только что назначен королём одним из его наместников в Индии.
      - Небо! - воскликнул я.- Неужели весь этот ужасный сон был обманом чувств?.. Нет, это невозможно...
      - О каком сне вы говорите, Альвар?
      - О самом долгом, самом удивительном, самом страшном, какой только может привидеться.
      И, превозмогая стыд и гордость, я подробно рассказал ей обо всём, что со мной было, начиная с посещения пещеры в Портичи и до той блаженной минуты, когда я мог обнять её колени.
      Достойная женщина выслушала меня с необыкновенным вниманием, терпением и добротой. Видя, что я сознаю всю меру своей вины, она сочла ненужным ещё более увеличить её тяжесть в моих глазах.
      - Мой милый сын, вы устремились за обманчивыми видениями и с первой же минуты вас окружил обман. Лучшее доказательство тому - известие о моей болезни и о гневе вашего старшего брата. Берта, с которой вы будто бы говорили, вот уже несколько времени прикована недугом к постели. Я и не думала посылать вам двести цехинов сверх вашего обычного содержания. Я не рискнула бы подобной неразумной щедростью поощрять ваши излишества или побудить вас к тому. Наш добрый конюший Пимиентос скончался восемь месяцев тому назад, а из полутора тысяч с лишним домов, которыми владеет в Испанском королевстве господин герцог Медина Сидония, нет ни пяди земли, которая находилась бы в описанной вами местности. Я прекрасно знаю эти места, вам приснилась и эта ферма, и все её обитатели.
      - Но, сударыня,- возразил я,- возница, который доставил меня сюда, видел всё это не хуже меня самого, он тоже плясал на свадьбе.
      Матушка приказала послать за возницей, но оказалось, что он успел уже распрячь карету и удалился, не спросив никакой платы.
      Это поспешное и бесследное исчезновение показалось матушке подозрительным.
      - Нуньес,- обратилась она к находившемуся в комнате пажу,- передайте достопочтенному дону Кебракуэрносу, что мой сын Альвар и я ждём его здесь. Это доктор из Саламанки,- добавила она.- Я полностью доверяю ему, и он заслуживает доверия как моего, так и вашего. В самом конце вашего сновидения есть одно обстоятельство, которое меня смущает. Дон Кебракуэрнос знает толк в этих вещах и сумеет разобраться в них лучше меня.
      Достопочтенный доктор не заставил себя ждать. Уже самый вид его производил серьёзное и внушительное впечатление, ещё прежде чем он успел заговорить. Матушка заставила меня повторить в его присутствии откровенный рассказ о моих безумствах и их последствиях. Он выслушал меня, не прерывая, со вниманием, к которому примешивалось изумление. Когда я закончил, он после краткого раздумья взял слово и сказал следующее:
      - Несомненно, сеньор Альвар, вы избегли величайшей опасности, какой может подвергнуться человек по своей собственной вине. Вы вызвали злого духа, вы сами неосторожно подсказали ему, под какой личиной легче всего будет обмануть и погубить вас. Ваше приключение - из ряда вон выходящее, ничего подобного я не читал ни в "Демономании" Бодена, ни даже в "Очарованном мире" Беккера. А нужно признать, что с тех пор, как писали эти учёные мужи, враг рода человеческого удивительно изощрился в своих уловках, он стал пользоваться всеми ухищрениями, с помощью которых люди в наше время пытаются взаимно развратить друг друга. Он подражает природе с удивительной верностью и с большим разбором; он пускает в ход, как приманку, таланты, привлекательность, устраивает пышные празднества, заставляет страсти говорить самым соблазнительным языком; он, до известной степени, подражает даже добродетели. Это раскрыло мне глаза на многое из того, что совершается вокруг нас. Я уже вижу гроты, более опасные, чем ваша пещера в Портичи, и тьмы одержимых, которые, к несчастью, сами того не понимают. Что же до вас, то если вы примете разумные меры предосторожности в настоящем и на будущее, я полагаю, что вы полностью освободитесь от этих чар. Несомненно, ваш враг отступил. Правда, он соблазнил вас, но ему не удалось окончательно вас развратить. Ваши намерения, ваши угрызения совести спасли вас с помощью поддержки, оказанной вам свыше. Таким образом, его мнимая победа и ваше поражение были для вас и для него всего лишь иллюзией, а раскаяние в совершённом окончательно очистит вашу совесть. Что до него, то ему не оставалось ничего другого, как отступиться. Но смотрите, как ловко он сумел прикрыть своё отступление, оставить в вашем уме смятение, а в сердце отзвук, который бы помог ему возобновить искушение, если вы подадите к тому повод. Ослепив вас ровно настолько, на сколько вы сами того хотели, и вынужденный предстать перед вами во всём своём безобразии, он повиновался как раб, замышляющий бунт против господина. Он стремился смешать и спутать все ваши мысли, причудливо сочетая гротескное и страшное - ребяческую затею со светящимися улитками и ужасный вид своей отвратительной головы; наконец, истину - с обманом, сон с явью. Так что ваш смятённый ум перестал различать что бы то ни было и вы смогли поверить, будто поразившее вас видение было не столько следствием злого умысла, сколько порождением вашего воспалённого мозга. Однако он тщательно отделил от всего этого воспоминание о прелестном видении, которым он так долго пользовался, чтобы совратить вас. Он вновь попробует вызвать его в вашей памяти, если вы дадите ему эту возможность. Тем не менее я не думаю, что преградой между ним и вами должен стать монастырь или духовный сан. Ваше призвание ещё не определилось окончательно. В миру также нужны люди, умудрённые жизненным опытом. Послушайтесь меня, вступите в законный союз с женщиной, пусть вашим выбором руководит ваша почтенная матушка. И если та, кому вы вручите руку, будет обладать небесной прелестью и талантами, вы никогда не почувствуете искушения принять её за дьявола.
      Эпилог "Влюблённого дьявола"
      Когда вышло в свет первое издание "Влюблённого дьявола", читатели нашли его развязку чересчур неожиданной. Большинство предпочло бы, чтобы ловушка, в которую попал герой, была прикрыта цветами, способными смягчить ему неприятность падения. Наконец, кое-кому казалось, что воображение изменило автору, прежде чем он добрался до конца своего короткого пути. Тогда тщеславие, которое боится понести хотя бы ничтожный урон, побудило его рассказать своим знакомым весь роман целиком так, как он был задуман в пылу первого вдохновения, и таким способом отразить упрёк в бесплодии и недостатке вкуса. В этом варианте Альвар, поддавшийся обману, становился жертвой своего врага; повесть распадалась на две части: первая оканчивалась этой весьма прискорбной катастрофой, а во второй развёртывались её последствия. Альвар уже не просто был снедаем искушениями, он становился одержимым, орудием, с помощью которого дьявол сеял повсюду в мире разврат. Такая сюжетная канва второй части давала необъятный простор воображению и открывала широкую дорогу критике, сарказму и всяческим вольностям.
      По этому поводу мнения разделились: одни считали, что нужно было довести рассказ до падения Альвара включительно и на этом остановиться, другие - что не следовало умалчивать и о последствиях его падения.
      В этом новом издании сделана попытка примирить мнения критиков. Альвар здесь становится жертвой обмана, но лишь до известного момента; чтобы соблазнить его, враг вынужден прикинуться честным, почти добродетельным, вследствие чего его собственные замыслы рушатся и торжество оказывается неполным. В конце концов с его жертвой происходит то, что может случиться с любым благородным человеком, соблазнённым мнимой добропорядочностью: он, конечно, понесёт некоторый ущерб, но если обстоятельства приключения станут известны, честь его будет спасена.
      Легко догадаться о причинах, побудивших автора отбросить вторую часть повести. Если даже она была не лишена некоторой доли комизма, непринуждённого, пикантного, хотя и преувеличенного, всё же она внушала мрачные идеи, а их не следует предлагать нации, о которой можно сказать, что если смех составляет отличительную особенность человека как животного, то она умеет смеяться изящнее всех других. Она сохраняет это изящество и в чувствительности, но следует пощадить её весёлый природный нрав и избавить от содроганий, независимо от того, хотим ли мы её позабавить или заинтересовать.
      В основе этой маленькой и не столь уж значительной повести, переизданной ныне в расширенном виде, лежали разумные побуждения, а источник её достаточно благороден, чтобы говорить о нём с самым глубоким уважением. Она была подсказана чтением отрывка из одного весьма почитаемого писателя, где говорится о хитростях, которые пускает в ход демон, когда хочет понравиться и соблазнить. Мы попытались, насколько возможно, объединить их в виде аллегории, где принципы состязаются со страстями: поле битвы - душа, движущей силой действия служит любопытство, аллегория оказывается двойной, и читатели без труда заметят это.
      Не будем продолжать это объяснение: автору вспоминается, как однажды, 25 лет от роду, просматривая полное собрание сочинений Таосо, он натолкнулся на том, содержавший объяснение аллегорий "Освобождённого Иерусалима". Он остерёгся раскрыть его. Он был страстно влюблен в Армиду, Эрминию, Клоринду и безвозвратно утратил бы столь пленительные иллюзии, если бы эти красавицы были сведены к простым символам.
      Примечания
      Перевод с французского выполнен Н.А.Сигал в 1967 г. Переводы стихотворений выполнены М.А.Кузьминым в 1915 г. для перевода Н.Вальмана ("Северные записки", 1915, номера 10, 11). Примечания к тексту повести принадлежат В.М.Жирмунскому.
      Каббала (др.-евр.) - средневековое религиозно-мистическое учение евреев о мироздании, связанное с магическими верованиями и обрядами, в частности с представлением о чудодейственной силе чисел и формул. В дальнейшем словоупотреблении "каббала" и "каббалист" стали синонимом "магии", "колдовства".
      Естественная религия - религиозно-философское течение эпохи Просвещения, свободное от религиозной догматики официальных церковных вероучений, но признававшее высшее существо - творца вселенной. На основании наиболее общих идей, будто бы присущих религии разных времен и народов, сторонники этого течения пытались вывести "разумный" и "естественный" характер религии. Во Франции естественной религии придерживались Монтескье, Вольтер, Руссо.
      Некромант - буквально "предсказатель будущего посредством заклинания мёртвых", в более широком смысле - колдун, чернокнижник.
      Чичисбей (итал.) - официальный поклонник, состоящий при замужней даме и оказывающий ей всевозможные услуги. Одно из характерных бытовых явлений в жизни итальянского высшего общества XVIII и начала XIX в.
      ...сильфы, саламандры, гномы, ундины...- согласно учению Парацельса, духи стихий: воздуха, огня, земли и воды. Неоднократно упоминаются в фантастической литературе XVIII века (ср.: "Хромой бес" Лесажа, 1707; "Любовник-саламандра" Куэнтро, 1757; "Сильф" Кребильона-младшего, 1730).
      Саламанка - город в Испании, знаменитый своим университетом.
      ...он родился под знаком Юпитера...- средневековое представление о том, что судьба человека определяется положением светил в момент его рождения (или в решающие минуты его жизни), продолжало широко бытовать и в XVIII веке. Им пользовались для своих предсказаний не только "привилегированные" придворные астрологи, но и обыкновенные уличные гадалки.
      ...мой дорогой Вельзевул, я боготворю тебя...- эту фразу цитирует Бодлер в заключительной строке стихотворения "Одержимый" ("Le possede").
      Кебракуэрнос - по-испански "ломающий рога" (иносказательно "побеждающий дьявола").
      ...ни в "Демономании" Бодена, ни даже в "Очарованном мире" Беккера...Жан Боден (1530-1596) - французский гуманист, юрист и экономист, автор политических трактатов. В книге "Демономания колдунов" (1580) критикует суеверные представления своей эпохи. Балтазар Беккер (1634-1698) голландский пастор, автор ряда философских трактатов, развивающих идеи, близкие к Декарту. Его книга "Очарованный мир или Исследование общепринятых мнений по поводу духов, их природы, могущества, действий и т.п." (Амстердам, 1694) направлена против суеверий, в частности против веры в демонов и колдовство. Книга построена на обширном иллюстративном материале, заимствованном из языческих мифов, Ветхого и Нового Заветов, ислама, древнееврейских священных книг и т.п.