Северный мост (№1) - Полярная мечта

И только теперь докатился звук. Голову словно сжало с двух сторон, тряхнуло, в глазах потемнело. Гул продолжался, и Росов не мог понять, гудит у него в голове или гремят раскаты.

Он снял очки и оглянулся. Маша, положив перед собой очки, смотрела мимо него. Лицо ее было взволнованно, глаза расширены. Она стояла в напряженной позе, закусив губы и всматриваясь в даль, как будто стараясь увидеть такое, чего никто, кроме нее, не увидит. Руки ее лежали на панели. Пальцы нажали одну за другой три кнопки.

Чудовищный гриб висел над горизонтом. Основание его стержня стало ослепительно белым.

— Это пар… наш пар, — радостно сказала Маша. — «Подводное солнце» зажглось.

Ледяное поле под расползающимся грибовидным облаком стало темным.

— Теперь можно выйти на берег. На таком расстоянии радиоактивность не опасна, — сказала Маша, вставая.

Росов поднялся и вышел следом за нею.

В тундре ничего особенного не произошло, только над морем нависла темная штормовая туча.

— Чистая вода… полынья, — указала Маша на горизонт. — Вы не представляете, сколько там выделяется сейчас тепла. Скоро теплая волна дойдет до берега.

Росов шел за Машей к укрытию, где находились члены комиссии. Ледяная равнина менялась. Ее пересекли трещины, она не была теперь такой мертвенно безмятежной, как несколько минут назад. Росову даже показалось, что кое-где из трещин поднимается пар.

Члены комиссии тоже вышли из укрытия. Они стояли на берегу, наблюдая за поведением льдов. Прибрежное ледяное поле оживало на глазах, вспучивалось, трескалось. Над ним клубился пар.

Росов переводил восхищенный взгляд с моря на Машу.

Маша не замечала Росова, может быть забыла о нем. Со стороны моря несся гул, какой бывает при сдвижке льдов. Льды действительно двигались, расходились, образуя разводья. Между льдинами вода клокотала. Обломки льдин плясали в кипящей воде. Над морем стелился туман, горизонта уже не было видно. Скоро пляску льдин можно было видеть лишь у песчаного пляжа.

Росов вспомнил, как забавлял он ребят, учеников сестры. В кипяток опускались кусочки сухого льда, твердой углекислоты, добытой у продавщицы мороженого. Эти кусочки носились по тарелке с горячей водой, выпуская клубы пара. Нечто подобное происходило и в море. Лед клубился, вода клокотала, туман надвигался на берег.

Люди с трудом различали друг друга. Росов только знал, что Маша стоит неподалеку, угадывая ее фигуру. Чтобы услышать ее голос, он сказал:

— Неужели все льды растопило, до самого берега?

— Скоро растопит, — заверила Маша.

— Это что же?.. Сколько энергии понадобится?

— Вода подогревается своей собственной энергией.

— Черт возьми! — восхитился Росов. — Впору хоть все арктические льды растопить, Арктику ликвидировать.

Маша рассмеялась:

— Такие предложения уже делались. Это невыполнимо. Но не по вине физиков. Знаете, что произойдет, если растопить все льды Арктики?

— Тепло будет? — предположил Росов.

— Не только тепло. Поднимется вода в морях. Затопит порты и города… Кажется, в Европе из всех столиц на суше останется только Москва.

— Да, почтенный мой коллега, — говорил Петрову профессор Сметанкин. — Наши физики действительно могутнее ваших строителей. Конечно, нельзя растопить все арктические льды, но очистить от них побережье с помощью атомной энергии, очевидно, вполне возможно. Вот тогда и будем плавать здесь зимой. А ледяной мол ваш, батенька, вы уж не сердитесь, не нужен. Всегда утверждал, что он не нужен, и, как видите, прав.

— Ошибаетесь, Дмитрий Пафнутьевич, — заметил Петров. — Забываете, что льды дрейфуют. Зимой ветры с севера двинут льды в отогретую полынью, и снова не будет кораблям пути. Одни физики такую проблему не решат.

— Новое в науке и технике рождается на стыке различных областей знания, — вмешался Волков, слышавший разговор океанологов. — Мы именно это имели в виду, когда решали вопрос о стройке опытного мола в Карском море, когда решали вопрос об экспериментальной установке «подводного солнца» в том же районе. Ледяной мол надежно защитит прибрежную морскую полосу от дрейфующих с севера льдов. «Подводное солнце», давая пар для оттаивания слоя вечной мерзлоты, подогреет течение и не даст полынье замерзнуть. Вопрос преобразования Арктики решать можно только комплексно.

— Именно комплексно! — рассмеялся академик Овесян. — Какая уха получилась, и в меру соленая. Море вареной рыбы! Великолепный комплекс! Кстати, не пугайтесь за всю рыбу. Во всей полынье температура будет умеренно теплой.

— Пожалуй, можно будет радировать нашим строителям. Измучились они на ледоколе. Опыт, несомненно, удался, — заметил Петров.

— Конечно, — подтвердил Волков. — Теперь надо проследить за движением теплой волны в полынье. Кажется, наш летчик здесь?

Волков всматривался в плотный туман, но разглядеть Росова и Машу не смог.

Росов в это время тихо говорил:

— Посмотришь на такое чудо, и стыдно становится…

— Это хорошо, что стыдно, — отозвалась из тумана Маша.

— Вы о письме моем? — спросил Росов.

— Я ведь знаю, что там все неправда.

Глава шестая. ВЗБУНТУЮТСЯ ЛЬДЫ

Все изменилось на гидромониторе. Вернулся Александр Григорьевич Петров.

Ходов, узнав о начале работы термоядерной установки в Проливах, встал, прошелся по салону, согнув свою узкую спину и положив на поясницу левую руку, сказал:

— Так и должно было быть. Правительство сразу поступило дальновидно и мудро. Опытное строительство мола было начато в Карском море, на его же побережье перенесены опыты оттаивания вечной мерзлоты. В резерве было предусмотрено термоядерное тепло.

— Почему же нам не сказали об этом? Почему? — горячился Алексей.

Федор Терехов выколотил трубку и заметил:

— В таких делах у нас принято сообщать результаты.

— Правильно принято, — остановился посредине салона Ходов, выпрямляясь. Он с удивлением потер поясницу. Видимо, привычная боль прошла. Он покачал головой. — Не беда, если и поволновались. На себя должны были рассчитывать.

— Полынья вскрывается! — пронеслось по всему ледовому строительству.

Галя ждала Алешу в каюте. Она схватила его руки и заплакала счастливыми слезами

— Разве могло… разве могло такое грандиозное дело в нашей стране окончиться неудачей! — сказала она.

— Да, Галя, — задумчиво сказал Алеша. — Вот оно, сложение всех усилий, направленных твердой рукой. Мне уже казалось, что я постиг коллективность творчества. А когда стало трудно, едва не усомнился. И, оказывается, ошибся снова.

— Теперь все хорошо, Алеша?

— Теперь хорошо. Но теперь начинается испытание.

— Какое испытание?

— Нас… и мола на прочность.

С этого дня радио по нескольку раз в сутки приносило известия о распространении полыньи. Стали наблюдаться подвижки льдов. Береговой ветер отрывал от берегов припай, гнал льды на мол.

За последние дни вокруг ледокола началось сжатие льдов. Беспокоясь за судьбу ледокола, Федор не ложился спать. Внушали ему тревогу и остальные корабли флотилии.

Полынья пока не дошла до гидромонитора, но мертвая ледяная равнина преобразилась. В солнечных лучах то здесь, то там слепящими звездами вспыхивали зеркальные грани вздыбленных, нагроможденных в торосы льдин. Слышались раскаты грома, ухали пушечные выстрелы, сливаясь в гул канонады. Казалось, где-то близко идет бой.

Войной друг на друга шли ледяные поля. Ветер с посвистом гнал их, чтобы столкнуть. Льды упирались кромками, со скрежетом напрягались, давя, поднимая друг друга. Трещины разверзались по километру длиной. Ровная поверхность ледяных полей от перенапряжения вспучивалась складками, как земля во время землетрясения. Поднимались зубчатые хребты и, словно ожив, начинали двигаться ледяными валами, готовыми все смести на пути.

Стоя на мостике, Алексей наблюдал за ближним ледяным валом, внушавшим Федору особенные опасения. Вал этот двигался прямо на корабль. Ему осталось пройти метров пятьдесят. Стихийная, толкающая ледяной хребет сила способна была сжать корабль, раздавить, как яичную скорлупу.

С утра вал приблизился еще на несколько метров. Льдины у его подножья трескались, потом начинали подниматься, словно какое-то чудовище выпирало их снизу спиной. При этом льдины на гребне вала шатались и сползали вниз, на их место поднимались новые, поблескивая гранями изломов.

Вал походил на гигантскую морскую волну, подчиняясь всем законам ее движения, но лишь в другой мере времени, в чрезвычайно замедленном темпе. Он повторял движение волны, как повторяет бег секундной стрелки стрелка часовая, незаметно переползая от цифры к цифре.

Федор вышел на мостик.

— Темное небо, — он указал Алексею на затянутый облаками горизонт.

— Темные облака?

— Чистая вода за горизонтом. Отражается на облаках.

Алексей схватил Федора за руку:

— Федор! Это первая вода, очищенная ото льдов. Атомная энергия, сложенная с теплом Гольфстрима! Первая чистая вода в части Карского моря, отгороженной нашим молом! Ты только посмотри на нашего красавца! Взгляни на ледяные поля за ним!

По сверкающему снежному насту тянулись две линии радиаторов, вдали превращаясь в параллельные исчезающие нити. Они напоминали гигантский рельсовый путь, пересекающий ледяною равнину от Новой до Северной Земли.

Вдоль этого «рельсового пути», стоя как бы на невидимых его шпалах, высились ажурные мачты с крутящимися лопастями ветряков. Потеплевший весенний ветер уже не мог охлаждать радиаторы, но через ветряки он отдавал теперь свою силу холодильным машинам, способным охладить раствор и предохранить сооружение от таяния под влиянием теплых вод полыньи.

За линией ветряков до самого горизонта тянулась нетронутая снежная гладь.

— Разве не радостно, Федя, думать, что эта граница, — указал Алексей на мол, — проведена нашими руками? Вот она, переделанная нами природа! — и он сделал широкий жест рукой.

Федор вынул из кармана трубку и, не раскуривая, взял ее в зубы.

— Беспокоит красавец, — процедил он, смотря на линию ледяного мола.

— Все тревожишься, полярный капитан? — сказал Алексей, кладя руку на плечо Федора. — В моем представлении ты — воплощенная забота. И я знаю, о чем ты сейчас больше всего тревожишься. Это, вероятно, единственный случай в твоей жизни моряка, когда ты беспокоишься не только о корабле.

— Угадал. Пока льды с обеих сторон мола стояли, спокойнее было.

— Ничего! — сказал Алексей, с вызовом смотря на север, где необозримой равниной раскинулись кажущиеся такими мирными спящие еще льды. — Выдержим! Пусть движется на нас вся эта громада!

— Ты уверен? — спросил Федор, наклоняясь, чтобы защитить от ветра трубку, которую он раскуривал.

— Уверен? — переспросил Алексей и стал сразу серьезным. — Расчет, Федор.

— Точный?

— За это пока поручиться нельзя. Никто из нас, инженеров-проектантов, никто из консультантов-ученых не мог точно назвать ту чудовищную силу, с какой северные льды нажмут на сооружение. Если бы ты знал, Федя, каких трудов, сомнений и споров стоил нам выбор ширины мола!

— Сто метров! — с заботой сказал Федор и еще раз посмотрел на две сходящиеся вдали линии радиаторов.

Они были на расстоянии ста метров одна от другой, но по сравнению с белым простором льдов полоска, ограниченная ими, казалась узенькой и хрупкой.

— Поля, — Федор указал на север, — вроде паруса размером во все Карское море. Штормовой ветер потащит на мол весь ледяной покров моря. Раньше мол с юга полями был укреплен. Теперь на них не надейся. Термоядерная энергия растопила «подпорку», — Федор кивнул в сторону взломанных льдов и темного неба, отражающего чистую воду. — Как бы мол не сдвинуло. Всплывет он, как обыкновенная разбитая льдина.

Алексей долго молчал, смотря на север, на грозную ледяную равнину, которая еще ничем не проявляла своей силы, словно накапливая ее.

— И мы этого боимся, Федя, — сказал Алексей. — А больше всех боится Василий Васильевич. — Он помолчал. — Правительство понимало эту опасность, и поэтому нам разрешили соорудить в Карском море лишь опытный мол, чтобы проверить на нем все условия работ и уточнить его размеры. Но не думай, что мы слепо подходили к этому вопросу. Сила сжатия льдов не может превышать каких-то определенных усилий.

— Каких?

— Хотя бы прочности льда, через который передается это усилие. Определить силу, которая поднимает вот эти ледяные хребты, мы, инженеры, можем. Мы рассчитываем, исходя из этого, и прочность твоего корабля, о котором ты всегда так тревожишься.

Федор вынул изо рта трубку и, глядя на близкий ледяной вал, сказал:

— Льды порой раздавливают корабли. Полярный корабль проектируется так, чтобы его выпирало изо льда при сжатии.

— Это все верно, Федя. Я не хочу тебя заверить, что все уж очень благополучно. Враг, осаждавший нас с юга, побежден. Враг, грозящий нам с севера, силен. Но и наша преграда достаточно крепка.

— Покрепче бы надо.

— Нельзя, Федя. Увеличение ширины — это затруднение замораживания, удорожание строительства и удлинение его срока.

Федор выпустил клуб дыма.

— Инженеры-экономщики.

— А что, Федя! Подумай, сколько металла, сколько труб сэкономили наши ребята! Водопровод на Луну, в самом деле, десять раз хватило бы построить, — и Алексей рассмеялся.

По трапу на капитанский мостик тяжело поднимался Ходов. На последней ступеньке он сухо закашлялся, вынул платок, вытер губы и, чуть горбясь, подошел к Алексею и Федору.

— Прошу прощения, если отрываю от беседы. Есть новости.

— Новости? — насторожился Алексей.

— Худые? — деловито осведомился Федор.

— Прогноз погоды очень плохой, — Ходов протянул капитану радиограмму и, обернувшись к Алексею, сказал: — Ожидается северный ветер… — многозначительно помолчав, добавил: — предельной силы.

— Я пойду распоряжусь, — сказал Федор, пряча трубку в карман. — Нужно подготовиться на кораблях.

— Не только на кораблях, не только… — проскрипел Ходов. — Подождите уходить, капитан.

Алексей стоял, вцепившись в поручни и повернув лицо на север. Ветер уже стал ощутимым, он с силой хлестал в лицо, но Алексей не хотел отворачиваться.

— Я получил радиописьмо от товарища Волкова. Вам, Алексей Сергеевич, есть весточка от отца. Думаю, что это по одному и тому же вопросу.

— Что может быть общего в письмах Волкова и отца? — удивился Алексей.

— Дело в том, что наше сооружение приобретает еще одно совершенно новое значение. Незамерзающая полынья вдоль берегов Сибири может быть использована для создания воздушных течений, которые уравняют климат полушария, отеплят Арктику, ликвидируют все пустыни.

Алексей сразу понял все. Он почувствовал, что у него перехватило дыхание. Федор почему-то посмотрел на небо.

Ходов все тем же деревянным голосом продолжал:

— Я поставлен в известность Волковым о решении правительства создать «Кольцо ветров» и должен ознакомить с этим решением коллектив строителей. Я уже рассказал обо всем Александру Григорьевичу. Он сейчас готовит экстренный выпуск газеты. Ответственность наша, товарищи, неизмеримо возрастает. Весна пришла, полынья только впервые начинает образовываться, а ледяной мол уже должен выдержать…

— Двенадцатибалльный шторм, — вставил Федор.

— Сильнейший нажим льдов, — закончил Ходов.

Алексей разорвал конверт и торопливо пробежал письмо отца.

Он поднял глаза на Федора, посмотрел на Ходова.

— Что же это? — сказал он, вытирая лоб рукой. Глаза его заблестели. — Мы хотели создать только водяную дорожку, а теперь получается, что мы, строя ледяную стенку, перевернем весь мир!

— Вы сказали слишком увлеченно, — расхолодил Алексея Ходов. — Во-первых, мир не перевернется…

— Но перевернется климат! На целом полушарии! — перебил Алексей.

— Во-вторых, — невозмутимо продолжал Ходов, — сделаем это далеко не мы одни.

— Но «Кольцо ветров» будет начинаться здесь, над теплой полыньей Карского моря, отгороженной ледяным молом!

— Который надо еще отстоять, — добавил Федор.

— Подумай, Федя, — обернулся к нему Алексей. — Как все чудесно в нашей стране! Ты начинаешь, пусть даже маленькое, дело… К нему прикасается рука народа, и оно вырастает, становится таким же огромным, как сам народ. Вот сейчас я чувствую, что иду в сомкнутом ряду и ощущаю локтем не только твой локоть или локоть Василия Васильевича, но и всех идущих по Большой земле людей! И мне не страшно смотреть на эти северные льды, которые погонит на нас двенадцатибалльный шторм.

— Чувство локтя, — повторил Федор. — Думаю, надо опять просить помощи, — Федор показал на грозную снежную равнину, над которой теперь крутились облака поднятого снега.

— Нет, — решительно возразил Ходов. — Мы не будем еще раз просить помощи, не будем надеяться на термоядерные или другие средства. И не потому, что научные институты не помогли бы нам уничтожить угрожающие поля, а потому, что ледяной мол предназначен для длительной эксплуатации. Как бы могла работать железная дорога, если бы по всякому поводу для ее защиты пришлось вызывать, скажем, самолеты? Мы строили опытный ледяной мол, чтобы убедиться, что он может сдержать льды, образовать полынью, которая, как это теперь выясняется, будет иметь гораздо большее значение, чем мы это первоначально предполагали.

— А если мол не устоит? — спросил Федор

— Значит, мы не справились с задачей, неправильно его запроектировали. Значит, проиграем сражение, начнем его с этой же навигацией снова.

— Дать льдам снести мол? — Алексей гневно повернулся к Ходову.

— Прошу прощения, не совсем вас понимаю. Вполне возможно, что нам, строителям, с этой силой не справиться, — он указал рукой на север.

Алексей, нахмурясь, замолчал.

Режущие лицо снежные струи летели над палубой корабля. Людям пришлось повернуться спиной к ветру. Им стали видны взломанные льды южнее мола.

— Ледяной вал отодвинулся, — сказал Алексей.

— Хоть этой напасти не будет, — задумчиво произнес Федор.

Льды южнее мола пришли в движение. Пока была хоть какая-то видимость, можно было различить, как налезавшие недавно одно на другое ледяные поля разделялись полыньями.

— Эти отступают, — сказал Федор.

— Скорее, бегут в панике, — поправил Ходов.

Спускаясь по трапу, приходилось крепко держаться за поручни. Ветер грозил сорвать Алексея и Ходова с трапа, бросить за борт. Слов не было слышно. Алексей едва догадывался, о чем говорит ему Ходов. Речь шла о сводках давления на мол, которые поступали каждые десять минут.

Корпус ледокола вздрогнул. Заработала машина. Капитан Терехов не желал дрейфовать вместе с отступающими разбитыми льдинами. Он поворачивал корабль, чтобы находиться вблизи мола.

Подбежал радист с очередной пачкой радиограмм. Ветер вырывал бланки из рук Ходова. Ходов кричал Алексею.

— Жмет… Повсюду! Повсюду, говорю, жмет! — Он кашлял. — На тридцать пятом особенно плохо! Тут недалеко, говорю, плохо'

Алексей обернулся назад и, стоя против ветра, смотрел на возникавший мгновениями из снежной пелены ледяной мол.

Ветряки продолжали крутиться как ни в чем не бывало. Одна линия радиаторов теперь граничила прямо с темной водой. Южные льды оторвались и уходили от ледяного мола, бросая его на произвол судьбы.

Зашипели струи гидромонитора. Корабль пробивался к молу, словно спеша к нему на помощь.

— Полный вперед! — командовал Федор, переводя ручку машинного телеграфа.

Корабль выходил на чистую воду. На него обрушились первые в это лето волны.

Глава седьмая. СКВОЗЬ ГРОХОТ

Словно грохот артиллерийской пальбы доносился с севера. Встревоженная Галя вышла на палубу в надежде встретить Алексея.

Непроницаемая снежная сетка, ощутимая, тяжелая, неслась, сбивая с ног. Гале пришлось наклоняться вперед и хвататься за переборки, чтобы продвинуться против ветра. Палуба уходила из-под ног. Волны били в борт. Очевидно, Федор, чтобы держать ледокол вблизи мола, вынужден был встать к нему бортом. Корабль шел вдоль сооружения.

Галя могла спрятаться от ветра за палубные надстройки, но, подчиняясь безотчетному чувству, она стремилась быть ближе к молу, словно могла его защитить.

В далекий гул ледового боя вмешивался близкий грохот. Галя оглянулась и с удивлением увидела, что подъемная стрела выносит за борт катер. Следуя крену корабля, катер раскачивался, то оказываясь над палубой, то повисая над волнами. Как осторожный Федор мог допустить спуск катера в шторм? Кому понадобилось плыть в такую бурю?

Сердце Гали сжалось от догадки. Конечно, только Алексей мог решиться отправиться на мол!

Страх за Алексея охватил девушку, оттеснив тревогу за сооружение. Еще год назад она готова была любить Алексея, одержимого идеей, отрешенного от жизни, не видящего ни ее красоты, ни полноты. А за последние месяцы она узнала Алешу трогательно застенчивого, чуткого. Сколько новой прелести открылось ей в полярной ночи, когда бродили они вместе во льдах! Алеша умел увидеть в трепетных всполохах полярного сияния энергию далеких, неведомых миров, принесшуюся из глубин вселенной; он уверял ее, что и при свете звезд бывают тени. Чтобы увидеть их, они уходили вдвоем далеко от света электрических прожекторов, в тишину полярных льдов. Глаза привыкали к серому свету, к серому снегу. И на этом снегу можно было заметить едва уловимые тени при свете сияющей в небе красной звезды. Алеша рассказывал об этой планете, на которой советские астрономы открыли жизнь и, быть может, жизнь разумных существ. В свободные минуты они вместе читали, и это были едва ли не самые радостные минуты. Все это было в часы досуга, а их было мало. В остальное время Галя, освободившаяся от разведки грунта морского дна, помогала Алеше, наблюдала за вытаскиванием труб, чертила эскизы. Алексей говорил, что не может обойтись без нее, а Галя чувствовала себя счастливой.

Сейчас, увидев повисший над волнами катер, Галя испугалась, испугалась за Алешу, которого могла потерять. Решив во что бы то ни стало помешать отъезду Алексея, она стала пробираться к салону.

Ей встретилась группа людей. Первым в меховой куртке с капюшоном шел дядя Саша. Ветер сбил его бороду к левому плечу. Не разобрав, кто идет за ним следом, Галя бросилась к дяде Саше.

— Алеша не должен плыть, не должен! — крикнула она ему в ухо.

— Без меня никуда не поплывет, — с улыбкой ответил парторг.

За плечом дяди Саши Галя увидела сильно осунувшееся, хмурое лицо Витяки. Подошел огромный, сосредоточенный Денис и хрипло закашлялся.

«Может быть, Алеши нет?» Она и радовалась, что Алеши не было с этими людьми, и стыдилась этого чувства.

Но он был здесь. Подойдя к ней сзади, он обнял ее за плечи. Галя обернулась.

— Ледовая артиллерия. Слышишь? — и он постарался улыбнуться.

Галя обеими руками вцепилась в рукав Алешиной куртки. Она хотела крикнуть: «Ты не поедешь, я не пущу тебя!», но не крикнула, сжала губы, прислушалась. Взрывы доносились один за другим, сливаясь в грохот горной лавины, смолкали, сменяясь воем ветра.

Галя взглянула в сторону этих звуков. Снежная, поредевшая на короткий миг сетка стала прозрачной. Галя увидела льды. Она сразу не поняла, где мол. Перед ней был странный ледяной берег, граничащий с чистой водой. Берег показался Гале высоким, холмистым, зубчатым.

Льды штурмовали мол. На переднем крае вздыбленные льдины заползали на ледяную стену, как на крепостной вал. Напиравшие сзади полчища не давали им отступить, и они, раздавленные, исковерканные, падали на мол, не добравшись до радиаторов. Новые льдины заползали на первые, словно перебираясь через гору павших. Ледяной хребет поднялся на всем протяжении мола белой зубчатой грядой.

Галя передернула плечами, представив себе чудовищную силу, с какой все северные льды моря ринулись на преграду, вставшую на их пути.

Она взглянула на Алексея. Как и все стоявшие на палубе, он тоже смотрел на ледяную стихию.

«Надо быть там»? — глазами спросила Галя. Алексей тоже ответил взглядом: «Да».

Галя крепко, по-мужски пожала Алеше руку, но он, не стесняясь присутствующих, нежно обнял и поцеловал ее.

Галя не могла удержать слез. Чтобы скрыть их, она, не вытирая глаз, лишь наклонила голову.

Подошел Ходов.

— Прошу прощения, — обратился он к Алексею. — Донесение с тридцать пятого участка. Давление льдов превосходит все расчеты. Плывите прямо туда. Но на тридцатом то же самое… Капитан Терехов будет на мостике. Я стану держать связь со всеми участками и с вами, — прерывисто говорил Ходов.

— Связь? — переспросила Галя. — На моле есть люди?

— Нет, — улыбнулся Алексей. — Только автоматическая аппаратура. Людей в нашу группу, — он кивнул на катер, — мы берем как можно меньше.

Гале хотелось войти в эту группу, быть в трудную минуту вместе с Алексеем. У нее есть опыт. Она не раз бывала в переделках. Но если бы она была нужна, он сам бы сказал ей об этом.

Галя промолчала.

— Прощайте, — Алексей обернулся к Ходову.

— Нет, до свидания, — болезненно поморщился Ходов.

Галя посмотрела на Алексея с упреком.

— Я буду ждать… Я буду ждать, — сказала она.

Широко открытые глаза ее были теперь сухими.

— На катер! — осипшим голосом позвал Денис.

С борта ледокола бросили штормтрап. По этой веревочной лестнице нужно было спуститься на катер, в котором уже стоял дядя Саша.

Виктор неуклюже висел на одной из ступенек лестницы, стараясь улучить мгновение, чтобы спрыгнуть на катер. Денис своей огромной ногой в мохнатом унте искал первую ступеньку.

Катер то поднимался чуть ли не до самых реллингов, то проваливался вниз, словно сорвавшись.

Последним спустился Алексей. Денис скрылся в машинном отделении. Бородатое лицо дяди Саши виднелось через стекло рубки, у штурвала. Виктор, выполняя роль матроса, отдавал чалки.

Перегнувшись через реллинги, Галя следила за удалявшимся катером. Снова налетел снежный заряд. Нос катера исчез, виднелась только его корма с двумя туманными фигурами Алексея и Виктора. Галя махала рукой, хотя Алексей, наверное, уже не видел ее.

Снег бил Гале в лицо, порошил глаза, ресницы смерзались от слез. Стараясь взять себя в руки, Галя ходила по палубе. Ее бросало то на реллинги, то на переборки. У Гали было ощущение, что она, пересиливая головокружение, идет по канату. Голову разламывало от зловещего грохота, похожего на чрезмерно усилившийся рев морского прибоя.

Галя не знала, чем могут Алексей и его товарищи помочь ледяному молу, который каждое мгновение готов был треснуть, оторваться ото дна, всплыть.

Ходить без дела по палубе Галя больше не могла. Она взбежала по трапу на капитанский мостик. Там стояли Федор и Ходов. Оба тревожно вглядывались в несущуюся снежную пелену, но увидеть за ней они ничего не могли.

Галя подошла к Федору:

— Федя, что?

Федя не расслышал, но понял ее вопрос. Он пожал плечами. Лицо его было хмурым и решительным.

— Лево на борт! — скомандовал он рулевому.

Корабль менял курс, чтобы лавировать вблизи ушедшего катера. Брызги волн долетали до мостика. Галя ощущала вкус соли на губах.

— Волны не разгулялись. Воды мало, — указал Федор на море. — Катеру безопасно. — Он словно оправдывался перед Галей.

Со стороны мола слышались особенно сильные взрывы.

По трапу бежал радист без шапки, в расстегнутом кителе:

— Товарищ Ходов, связь потеряна. С катером связи нет!

— Как нет? Прошу прощения, как нет? — повысил голос Ходов.

Галя почувствовала, что руки и ноги у нее похолодели. Она хотела что-то спросить, но не смогла. Когда она стояла на льду около полыньи, в которую провалился ее вездеход, она не ощущала такого страха.

Ходов, горбясь, ушел вслед за радистом. Федор подошел к Гале и сжал ей руку выше локтя. Он хотел сказать этим многое: о дружбе, о вере в Алексея, о силе, которую они, стоя тут на мостике, представляют. Галя благодарным взглядом ответила Федору.

У ног она заметила Гексу. Собака нашла свою хозяйку, угадала ее тревогу. Коснувшись рукой мохнатой шерсти, Галя стала смотреть вниз, на волны. Их гребни казались покрытыми снегом, скаты были рябыми, походили на выщербленный мрамор.

Ни одной льдины не было видно. Все они давно ушли на юг.

Снег запорошил капитанский мостик. Ветер сметал снежный слой, но мостик белел снова. Галя ощутила глухой удар, словно ледокол налетел на препятствие. Корпус корабля содрогнулся. Гекса тихо зарычала.

— Право руля, — спокойно скомандовал Федор. Галя взглянула на него и увидела, что он сунул в зубы трубку раструбом вниз. Табак высыпался на палубу.

Испуганная этим, Галя проследила за его взглядом и увидела осколки разбитой льдины, скользившие вдоль борта. А впереди перед ледоколом плыли еще льдины… Одна… другая… много льдин!..

Корабль ударял их носом. Они ныряли под воду, переворачивались, показывая острые углы.

— Айсберг! — крикнула Галя, не веря своим глазам.

Действительно, впереди, над льдинами, возвышалась ледяная гора, с зеленоватым отвесным срезом и снежной верхушкой. На самом ее гребне Галя различила покосившуюся ажурную мачту со все еще вертящимися крыльями.

— Ледяной мол?!

Это был кусок ледяного мола, разбитый, отломанный, всплывший…

Галя закрыла глаза рукой. Она ощутила легкую тошноту, как во время приступа морской болезни. Все было ясно. Мол был прорван.

— Право на борт! Вперед, до полного, — командовал Федор, уклоняясь от встречи с обломком мола.

Федор вел корабль в прорыв, чтобы увидеть размеры катастрофы.

Впереди и вокруг корабля все забелело. Льдины выскакивали из тумана. Судно содрогалось от ударов.

Появился Ходов, тяжело дышащий, в расстегнутом пальто.

— Паковые льды, — указал ему Федор на море. — Еще осенью у ледяных островов встали. Теперь прорвались. Хотел подойти к молу… вернее, к тому месту, где он был. Не одолеть. Отступаю.

— Не отступать! — крикнул Ходов. — Не отступай, Федя, голубчик, — добавил он.

Галя и Федор удивленно посмотрели на него. Ходов понял их вопрос.

— Идти надо в прорыв… искать, — говорил он, задыхаясь. — Не только радиосвязи нет. Катера нет…