Черный Камелот

К тому же нападение на Вевельсбург само по себе – акт возмездия. Значит, личными делами он займется после рейда. Когда он будет способен. Что ж, господин Шелленберг, с удовлетворением подумал Раш, придется нанести вам небольшой визит... Его пальцы стиснули рукоятку автомата. Если не отвернется удача, если проявить некоторую находчивость, то, возможно, удастся добраться и до Шелленберга, и до самого Гиммлера! Нет, с обоими ему расквитаться не удастся. Но уж один-то точно поплатится за предательство головой. Раш будет охотиться за ними среди руин разваливающегося рейха.

– Герр Раш?

Конуэй. Раш, прищурившись, разглядел в темноте силуэт. Еще один кандидат на отмщение. Тоже предатель, хоть и жалкий – для такого и пули много. Сидит, трясется, того и гляди в штаны наделает. Думает только об одном – как бы спасти свою шкуру. Увлеченному великими замыслами Рашу пришло в голову, что марать руки о Конуэя, пожалуй, будет унизительно.

– Мне нужно поговорить с вами.

– Сейчас не время.

– Пожалуйста, герр Раш.

Раш встал, подошел к Конуэю и сел рядом.

– Ну?

– Я хочу объяснить про Дублин. У меня не было выхода. Меня прижали к стенке.

– Угрожали? Или раскаленные иглы под ногти совали?

– Меня бы расстреляли. Честное слово, поверьте мне!

– Ну и правильно сделали бы.

Зря он подсел к этому слизняку. Нужно вернуться на свое место и ждать, погрузившись в молчание. Скорцени называл эту стадию «окончательное молчание» – когда душа и тело достигают высшего уровня напряжения. Через несколько минут начнется спектакль.

– Как вы думаете, мы выкарабкаемся?

Раш тяжело вздохнул, раздираемый злостью и презрением. Нет, все-таки на него жалко пули, подумал он.

– Нужно действовать быстро и решительно. Это приносит удачу.

Раш поднялся, но Конуэй схватил его за рукав:

– Я не слушал... Не понял, когда этот американец объяснял... Я имею в виду все военные подробности. Что мы, собственно, ищем?

– Ищем? Замок. Когда я последний раз был там, его охрана насчитывала почти сто человек. Сколько их там сейчас, я не знаю.

– А как же американцы? Я имею в виду американскую армию. Ведь полковник сказал...

– Я знаю, что он сказал.

Раш много думал об инструктаже полковника К. Очень информативно, масса деталей и подробностей. Пожалуй, их было даже слишком много. Полковник сказал, что главная стратегическая задача армейской операции – окружить Рурскую область, отрезать Германию от ее главного индустриального центра. В этом Раш полковнику верил. Но во что он не поверил – так это в изложение подробностей операции. Полковник сказал, что девятая армия нанесет удар на север, первая армия – на юг и встретятся они возле Ганновера. Зачем американцам осваивать сотни квадратных километров совершенно бесполезной территории? В этом нет никакого смысла. Военному стратегу подобная глупость и в голову не придет. Но дать немцам, отправляемым за линию фронта, ложную информацию – это очень разумно. Если они попадут в плен и будут подвергнуты пыткам – уж этого им избежать наверняка не удастся, – тогда сведения, которые немцы сообщат на допросе, будут дезинформацией. Таким образом, даже если задание провалится, американское командование все-таки извлечет пользу.

Что ж, наше дело – не попадаться в плен, подумал Раш. Уравнение простое – победа или смерть. Конуэю он сказал:

– Не ломайте себе голову над стратегией. Ваше дело – выжить.

Вернувшись на жесткую деревянную скамью, Раш сосредоточился на Вевельсбурге. Стал вспоминать устройство замка, окрестности, архитектурные особенности. Он так и не решил, какой вариант предпочтительнее. Полковнику он сказал, что они подберутся к замку с западной стороны, где склон порос деревьями, однако куда разумнее и выгоднее будет войти в замок не скрытно, а открыто, через ворота. Ведь пока они будут карабкаться по стене, их ничего не стоит перестрелять. Другое дело – если удастся сначала разделаться с охраной. Раш пытался вспомнить, сколько метров от церкви до казармы, от казармы до ворот и так далее. Очень многое будет зависеть от Рупрехта.

Рупрехт был комендантом Вевельсбурга: настоящий гигант, с мясистым, багровым лицом, маленькими, пронзительными глазками, фанатично преданный Гиммлеру. Рупрехт верил, как в Священное писание, каждому слову рейхсфюрера. Он без конца слонялся по святилищам СС с тряпочкой в руках и протирал артефакты арийской культуры. Комендант будет защищать храм ордена до последней капли крови. Для него крах арийского мира возможен лишь в одном случае – если он, Рупрехт, тоже сгорит на погребальном костре.

Кому-то Рупрехт мог показаться фигурой карикатурной, но недооценивать его было нельзя. Даже некоторые обергруппенфюреры относились к нему с опаской. Рупрехт имел право досматривать их вещи, производить обыск в комнатах для гостей. Потом он докладывал Гиммлеру. Однажды рейхсфюрер обрушился с гневной речью на обергруппенфюрера Максимилиана фон Херфа, начальника управления кадров. В чемодане Херфа Рупрехт обнаружил недозволенную литературу – «Унесенных ветром».

При этом воспоминании Раш улыбнулся. И вот настал момент, когда мир, в котором существовал Рупрехт, стал разваливаться на куски, но, вполне возможно, комендант Вевельсбурга об этом еще не догадывается. Главные достоинства Рупрехта – преданность и непоколебимость. Интеллект в число его достоинств не входит. Рупрехт всегда напоминал Рашу дикого кабана. Кабаны тоже не слишком умные, но зато очень опасные – особенно если кабан ранен, да еще и загнан в угол.

Ровно рокотали моторы. В самолете никто не разговаривал. Все шестеро сидели в напряжении и молчали. Солдаты сгорали от нетерпения.

Им хотелось побыстрее начать действовать и покончить с заданием. Раш не видел их лиц, но легко мог себе представить: сдвинутые брови, сощуренные глаза. Неизвестно, всем ли эсэсовцам можно доверять. Среди них мог затесаться фанатик, второй Рупрехт, для которого присяга эсэсовца – самое главное в жизни. Конечно, Раш старался прощупать каждого из членов группы, но окончательно уверенным быть нельзя: в критический момент любой из них мог вновь переметнуться на сторону Черного Корпуса.

«Хейнкель» накренился, уже в третий раз меняя курс. Раш взглянул на часы. До рассвета оставалось полтора часа, до приземления – несколько минут. Раш смотрел на люминесцентные стрелки, наблюдал, как летят секунды. «Хейнкель» вот-вот должен был пойти на посадку. Минуту спустя самолет действительно нырнул книзу, и Раш прильнул к иллюминатору.

На стадии подготовки операции возникла такая идея: «хейнкель» свяжется по радио с диспетчером аэродрома и приземлится совершенно легальным образом. Но здесь все зависело от того, сумеют ли британские специалисты по радиоперехвату правильно угадать воздушный код на этот день. Если да – тогда самолет будет садиться не в темноте, а на освещенную посадочную полосу.

После долгого обсуждения от этой идеи отказались – слишком велик риск. Если радиоэксперты ошибутся, самолет будет встречен зенитным огнем. Еще проще немцам будет уничтожить «хейнкель» после того, как он сядет. Раш был склонен больше доверять не системе, а профессиональному мастерству хорошего специалиста, поэтому он спросил у американского летчика, сможет ли тот посадить самолет при лунном свете. Пилот обещал подумать об этом, попробовал совершить аналогичную посадку на французской территории, и у него получилось. Он сказал, что готов попробовать еще раз. Поэтому «хейнкель» летел без опознавательных огней, в полной темноте, ниже уровня действия радаров. Ветер дул с северо-востока, что должно было облегчить посадку. Только луна подвела – еще вчера она сияла во всю силу, а сегодня то и дело скрывалась за тучами.

Раш пытался разглядеть в темноте местность. Самолет летел над самыми верхушками деревьев. Должно быть, это лесок, находящийся примерно в четырех километрах от аэродрома. Казалось, верхушки вот-вот заденут за крылья самолета. Далеко на севере, на самом горизонте, Раш увидел вспышки пулеметного огня. Наступление девятой армии, судя по всему, развивалось успешно.

Внезапно деревья кончились, внизу появилось открытое пространство. Справа Раш увидел шоссе, потом самолет резко накренился вниз, и в следующий миг колеса шасси коснулись бетонной полосы, белевшей во мраке на темном фоне травы. Раш вцепился в рукоять пулемета – посадка произошла так быстро, что он не успел пристегнуться. Рокот самолета сделался тише, «хейнкель» несколько раз подпрыгнул, чуть покосился на сторону, но потом выпрямился и начал тормозить.

Раш вскочил на ноги и сказал:

– Готовься к выходу!

Он встал возле двери. Самолет развернулся и остановился.

Раш распахнул дверь:

– На выход!

Он схватил Конуэя за плечи и столкнул вниз. Хайден, Монке, Зауэр и Науйокс спрыгнули сами. Раш покинул самолет последним и захлопнул за собой дверь. Почти сразу же оба двигателя вновь заработали на полную мощность, и самолет покатил по полосе, набирая скорость.

Члены диверсионной группы бежали к краю поля, чтобы успеть скрыться в густой траве, пока не появилась охрана. Хайден тащил Конуэя за руку; последним бежал Раш. Минуту спустя все они уже лежали в высокой траве; по аэродрому шарил луч прожектора, потом поднялся выше: охранники не могли понять, откуда доносится шум самолета. Над землей взметнулась темная тень, и луч прожектора наконец нащупал «хейнкель». Раш представил себе, как зенитчики лихорадочно меняют угол наводки – наверняка их орудия и пулеметы нацелены на более высокую цель. Сейчас охрана думает только об одном – откуда здесь появился самолет «Люфтваффе» и нужно ли его сбивать? Потом начнутся выяснения – как могла произойти несанкционированная посадка.

– Вперед! – приказал Раш и первым побежал по направлению к деревьям. До них было метров сто. Члены группы достигли изгороди, быстро перелезли через нее и скрылись в лесной чаще. Успели ли их заметить? В обычное время аэродром со всех сторон окружен часовыми, но в разгар американского наступления это было бы слишком большой роскошью... А ведь Раш помнил, что в прежние времена, накануне прилета рейхсфюрера, аэродром охранялся целым батальоном СС.

Сейчас, похоже, часовых не было. Если где-то и дежурил солдат, то у него хватило мозгов не связываться с незваными гостями. «Хейнкель» исчез из луча прожектора и завывал моторами уже где-то высоко в небе. Теперь сбить его не удастся.

Раш немного выждал, потом огляделся по сторонам. Итак, высадка прошла успешно. Все живы, целы. До замка два километра.

Группа быстро и бесшумно двинулась меж деревьев по направлению к неглубокому оврагу. Первым шел Зауэр – на случай, если впереди окажется минное поле, случайный патруль или еще какой-нибудь сюрприз в этом роде. Остальные двигались в двадцати метрах сзади. Раш был согласен с американским полковником: скорее всего, все войска из этого региона переброшены на фронт. Сейчас они сражаются, защищая города Рура – например, Падерборн, расположенный в двадцати километрах к северу. Песчаники Зеннеланда издавна считались любимым полигоном для военных учений вермахта, особенно танковых частей. Союзникам придется повозиться с Падерборном – ведь солдаты знают там каждый метр. Они будут защищаться яростно, используя преимущества местности.

Конечно, какая-то часть войск наверняка осталась. Вполне возможно, что гарнизон Вевельсбурга не тронут – на это потребовалось бы личное распоряжение рейхсфюрера. Сбегая вниз по склону, Раш подумал, что не хотел бы оказаться на месте командира, который обратился бы к Гиммлеру с просьбой переподчинить ему гарнизон Вевельсбурга.

Нет, в замке охрана есть. Может быть, не такая многочисленная, как прежде, но есть.

Впереди показалась проселочная дорога. Ее пересекли быстро, одной шеренгой. Конуэй задыхался – давно ему уже не приходилось столько бегать. Деревья кончились, и земля пошла вниз, на уклон – река Альм, извиваясь плавными изгибами, несла свои немногочисленные воды к стенам замка. Чуть севернее находился небольшой мост, и Раш остановился, подумав, что, пожалуй, стоит рискнуть. Можно было, конечно, и пересечь реку вброд, но тогда к воротам замка они прибудут мокрыми до нитки, а это будет выглядеть подозрительно.

Негромко свистнув, Раш велел Зауэру остановиться и присоединиться к нему.

– Вон туда, – показал он. – Пересечем реку по мосту.

– Но там совсем открытое место, гауптштурмфюрер, – прошептал сзади Хайден.

– Не такое уж открытое, как вам кажется. Скоро сами увидите. Вперед.

На мосту часовых не было, и вся группа, стремглав перебежала на противоположную сторону. Пятеро бежали быстро и бесшумно; шестой нелепо размахивал руками и громко топал. Немцы поглядывали на Конуэя с раздражением – подобных людей слабость и неловкость выводит из себя.

Следуя вдоль линии узкоколейки, Раш и его люди достигли подножия холма, на котором расположилась деревня Вевельсбург. Там они сделали короткую остановку и прислушались. Ночь была тиха – лишь плеск воды в реке да тяжелое дыхание Конуэя. Еще пятьсот метров – и дорога выведет к скале, на которой стоит замок.

Раш посмотрел на часы. С момента высадки прошло чуть больше двадцати минут. До рассвета оставалось примерно сорок пять минут. Можно было не торопиться. В такой близости от замка разумнее будет двигаться естественно, чтобы не вызвать подозрений случайного наблюдателя. Если все-таки их засекут, значит, не повезло. Раш надеялся, что ему удастся заговорить случайному патрулю зубы, но лучше, конечно, если такой ситуации не возникнет.

– С этой секунды ни единого слова, – тихо сказал он. – Если на Северной башне есть часовой, он будет смотреть не вниз, а вдаль. Все пройдет нормально, если кто-нибудь из нас не наделает шума.

Они выстроились гуськом и стали карабкаться по склону, стараясь держаться в тени деревьев. Вверху показалась Северная башня. Взмахом руки Раш остановил своих людей и стал рассматривать башню в бинокль, пытаясь рассмотреть часового. Часового он не увидел, но это его не успокоило – в тусклом свете луны вполне можно было ошибиться.

Глава 15

Они стояли среди деревьев и смотрели вверх, на южную стену Вевельсбурга. С двух сторон возвышались большие круглые башни, на которых можно было рассмотреть герб падерборнских епископов. Должно быть, точно так же замок выглядел много веков назад – серый, мощный, неприступный.

– Неужели вы думаете, что мы можем туда проникнуть? – возмутился Конуэй.

Раш не обратил на него ни малейшего внимания и жестом велел остальным приблизиться. Он видел, что даже на эсэсовцев громада замка произвела гнетущее впечатление. Одно дело – рассматривать снимки и карты, теоретизировать и строить планы, другое дело – увидеть перед собой наяву гранитную махину, возвышающуюся над скалой.

– Первым делом, пока еще не рассвело, мы должны обеспечить себе отход. Поднимемся по западной стене и спустим с нее два каната. После этого... – Он не закончил предложение. – Зауэр и Монке, вы вскарабкаетесь до крайнего окна третьего этажа, где стена примыкает к Северной башне. Хайден, мы с вами поднимемся к окну комнаты Генриха Первого, в самом центре стены. Используйте железные скобы, которым крепятся створки ставен. Я вам про них рассказывал. – Раш жестко улыбнулся. – Представьте себе, что вы поднимаетесь по лестнице.

– А если на Северной башне часовой? – спросил Монке.

Раш взглянул на него:

– Не делайте шуму, и он вас не заметит.

– А если заметит?

– Вас будет прикрывать Зауэр. Но учтите: один выстрел – и мы обнаружены. Не забывайте об этом. – Он обернулся к Науйоксу: – Вы останетесь здесь, с Конуэем.

– Я могу использовать это время, чтобы исследовать обстановку, гауптштурмфюрер, – сказал молодой Науйокс. – Например, подобраться поближе к деревне и выяснить, что находится в церковном дворе.

Раш покачал головой:

– Нет, оставайтесь с Конуэем. Никуда отсюда не уходите и его не отпускайте.

Конуэй смотрел вслед четверым немцам, карабкавшимся по крутому склону.

– Неужели они способны это сделать? – спросил он у Науйокса.

– Трудная задача. Вскарабкаться, конечно, не трудно. Трудно не наделать шума. Склон посыпан щебенкой.

– Откуда вы знаете? – удивился Конуэй.

– Я родился недалеко отсюда. – Науйокс показал на юго-запад. – В Адене. Если бы было светло, вы увидели бы оттуда крыши.

– Значит, вы хорошо знаете эту местность?

Науйокс кивнул и приложил палец к губам. Они прислушались и явственно услышали, как осыпается щебенка. Науйокс приставил к глазам бинокль и принялся разглядывать Северную башню – не услышал ли часовой. Снова звук осыпающейся щебенки, но над краем стены головы часового было не видно.

Шум из темноты донесся еще дважды. Науйокс не отрывался от бинокля. В конце концов он облизал пересохшие губы и сказал:

– Может, часового и вовсе нет.

Но в его голосе звучало сомнение.

– Нет часового?

– Что-то я его не вижу. Но там всегда был часовой. Сколько себя помню.

– А что, если в замке вообще никого нет? – с надеждой произнес Конуэй. – Вдруг их всех куда-нибудь перевели отсюда. А что, это было бы разумно – ведь американцы совсем близко.

– Маловероятно. Это лучший наблюдательный пункт на много километров вокруг.

И все же часового на стене видно не было. Шум осыпающейся щебенки прекратился.

– И все укрытия тоже? – спросил Конуэй.

– В каком смысле?

– Вы знаете, где здесь можно спрятаться? Представьте себе, что операция провалится и нам придется скрываться. Есть тут такие места?

– Операция не провалится. Раш – отличный солдат. Ему приходилось участвовать в подобных делах и прежде.

– А если все-таки провалится?

– Лучше бежать, чем прятаться. Здесь повсюду пустые леса.

– До них еще нужно добежать, – вздохнул Конуэй. – А для этого нужно пересечь открытую местность.

Науйокс улыбнулся:

– Вон там проходит глубокая канава. Сухая, без воды. Начинается от моста. Помню, как в детстве играл там. Потом это стало запрещено.

– Почему запрещено? – спросил Конуэй, разглядывая мост.

Река текла почти параллельно со стеной замка. До нее было метров сто.

– Военные выселили почти всех жителей деревни. Вевельсбург должен был превратиться в поселок СС. Местных жителей отправили за пределы запретной зоны. – Науйокс замер. – Смотрите!

На серой стене появилась темная фигурка – примерно на уровне окон первого этажа. Фигурка немного повисела и стала быстро подниматься вверх.

– Вот это солдат! – с восхищением прошептал Науйокс.

– Он просто псих.

– Безумие – лучшее оружие солдата, – торжественно произнес Науйокс, словно цитируя афоризм.

Вскоре на стене, метрах в тридцати, появилась еще одна фигура и тоже стала подниматься вверх. Раш явно опережал Монке.

– А в замке вы когда-нибудь были? – тихо спросил Конуэй.

– Только в раннем детстве. Тогда замок еще принадлежал деревне. После 1934 года внутрь можно попасть только по личному приглашению рейхсфюрера.

Раш уже достиг третьего этажа. Он завис там на несколько секунд, очевидно укрепляя веревку, потом быстро, скользя, спустился вниз. Монке действовал чуть медленнее, но через две-три минуты он тоже оказался внизу. Вскоре вновь раздалось шуршание гравия – четверка спускалась вниз.

Все это время Конуэй лихорадочно размышлял. Юнец, с которым его оставили, был похож на обычного эсэсовского фанатика. Но если он фанатик, то зачем согласился участвовать в рейде? Тоже мне, искатель приключений, сердито подумал Конуэй. И все же стоило попытаться – того и гляди вернется Раш.

– Что с вами будет потом? – спросил репортер.

Науйокс улыбнулся. Конуэй поразился тому, что в подобной ситуации, оказывается, еще можно улыбаться.

– Мне обещали деньги, – ответил юнец. – Отправлюсь в Испанию.

– Много денег? Я мог бы дать вам еще больше.

– Вы? – заинтересовался Науйокс. – Каким образом?

– У меня есть деньги.

– Чего же вы хотите?

– Мальчик мой, я хочу выбраться отсюда живым. Я не солдат. Помогите мне, выведите меня отсюда.

– Сколько?

– Десять тысяч английских фунтов.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– Но мы не можем... – заколебался Науйокс.

Так или иначе, было уже поздно. С замиранием сердца Конуэй увидел, как из темноты приближаются Раш и остальные.

– Веревки закреплены, – сказал Раш. – Значит, у нас есть отходной путь. Телефонные провода я перерезал. Теперь попробуем зайти внутрь с фасада.

* * *

До рассвета оставалось всего несколько минут. Каждый из членов группы занял отведенную позицию: Хайден и Монке засели в церковном дворе, спрятавшись за надгробиями; Конуэй и Науйокс остались на вершине холма, среди деревьев. Оттуда им было видно и церковный двор, и всю западную стену замка.

Раш и Зауэр быстро прошли по пустынной улице, вышли на шоссе и остановились, оглядываясь по сторонам. Вполне возможно, что из темноты за ними кто-то наблюдал. Оценив обстановку, Раш выпрямился и решительно зашагал к замку. Автомат был переброшен у него через плечо, пистолет остался в кобуре. В руке Раш держал чемоданчик со взрывчаткой, взрывателями; там же лежали три ручные гранаты. Зауэр был вооружен точно так же, за исключением чемоданчика.

– Покажем им настоящую выправку, – процедил Раш, – больше помаршировать нам не придется. Изобразим напоследок настоящих эсэсовцев.

Они зашагали в ногу, чеканя шаг, – подбородки вздернуты, плечи расправлены. Правда, каблуки почти не стучали – дело в том, что в отряде Скорцени солдаты носили специальные сапоги на резиновой подошве, чтобы производить меньше шума. Многие знали, что герой войны Франц Раш служит под руководством прославленного Скорцени.

Они свернули направо возле церкви и стали подниматься к главным воротам. Показалось здание сторожевой казармы; первые лучи солнца золотили крышу серого приземистого здания. Справа начиналась широкая каменная лестница, которая вела к главному входу казармы. В прежние времена на ее ступенях рядами выстраивались эсэсовцы в парадных мундирах, чтобы встретить рейхсфюрера. Сейчас лестница была пуста. Ее протяженность, как помнил Раш, была ровно тридцать метров.

Когда-то здесь всегда дежурили двое часовых, сменявшиеся каждые два часа. Это был пост номер один, охранявшийся круглосуточно. Раш вспомнил молодые каменные лица, сияние кожи и серебряных нашивок.

Сегодня на посту никого не было, впереди нависала древняя громада Вевельсбурга. Раш решительно подошел к двери караульного помещения, вошел под арку и услышал знакомый гул эха. Любой звук под этим сводчатым потолком раздавался с десятикратной силой. Гиммлер очень гордился акустическими особенностями сторожевой арки, считал, что она еще более укрепляет систему безопасности.

Повернув медную ручку, все еще сиявшую полировкой, Раш вошел в караульное помещение и высокомерно огляделся.

За столом сидел пожилой, седой ротенфюрер. Он поспешно вскочил на ноги и застегнул воротничок.

– Имя? – спросил Раш.

– Штамер, господин гауптштурмфюрер.

– Ну и свинарник у вас тут, господин Штамер. Кто командует охраной?

– Я, господин гауптштурмфюрер.

– Сообщите коменданту Рупрехту, что я прибыл, – рявкнул Раш.

– Слушаюсь, господин гауптштурмфюрер. Правда, он сейчас спит. Могу я узнать...

– Так разбудите его. Скажите, что прибыл гауптштурмфюрер Раш из Берлина.

– Слушаюсь, господин гауптштурмфюрер.

Ефрейтор схватил трубку и трясущимся пальцем начал набирать номер.

– Сколько у вас людей? – спросил Раш.

– Трое. Замок временно законсервирован, господин гауптштурмфюрер.

– Где остальные? – спросил Раш, морщась от запаха пота и табачного дыма.

– Вон там, господин гауптштурмфюрер. Они спят.

Штамер снова набрал номер, опасливо поглядывая на Рыцарский крест, висевший на шее офицера.

Раш вошел в соседнее помещение. Там на деревянных койках спали двое солдат. Он ткнул сначала одного, потом другого стволом автомата. Когда они проснулись, Раш приказал им немедленно вставать. Оба вскочили и вытянулись по стойке «смирно». Вид без мундиров у них был совсем жалкий. Раш увидел, что оба, как и ефрейтор, далеко не молоды.

– Телефон не отвечает, господин гауптштурмфюрер, – сказал ефрейтор.

– Немедленно возьмите щетки, тряпки и приведите помещение в порядок. Это черт знает что такое!

– Слушаюсь, господин гауптштурмфюрер, – хором ответили солдаты и с облегчением убрались с глаз начальства.

– Все еще никто не отвечает, – смущенно пробормотал ефрейтор и вдруг воскликнул: – Вот, соединился!

Он протянул Рашу трубку.

– Доложите сами, – процедил Раш.

– Слушаюсь, господин гауптштурмфюрер. Господин комендант, здесь, в караульном помещении, находится гауптштурмфюрер Раш. Хочет вас видеть... Так точно, из Берлина.

Ефрейтор опустил трубку.

– Он выйдет к воротам, господин гауптштурмфюрер.

Раш кивнул.

– Когда я выйду из замка, ротенфюрер, караульное помещение должно сиять ярче золота, понятно?

Он направился к двери, и ефрейтор бросился вперед, чтобы открыть створки.

– Запомните, что я сказал, – бросил на прощание Раш.

В сопровождении Зауэра он спустился по лестнице, свернул направо и зашагал к воротам. Лицо Раша было совершенно невозмутимо, но пульс учащенно бился. Вполне возможно, что Рупрехту известно о его «измене». Конечно, это маловероятно, но не исключено. Ничего, как только откроются ворота, все выяснится.

– Держать пистолет наготове, – приказал он Зауэру.

– Слушаюсь.

Раш посмотрел налево, направо, убедился, что зрительная память его не подвела. С восточной стороны замок был защищен двадцатиметровой расщелиной, почти отвесным обрывом. Слева, где стена была ниже, проходил пустой ров, давно осушенный и усаженный деревьями. На краю рва рос древний узловатый дуб – шоссе там как раз сворачивало к мосту, за которым располагались ворота. Раш вспомнил, как Гиммлер, глядя на этот дуб, хвастался, что тысячелетний рейх переживет этого великана: «Через тысячу лет от этого дуба ничего не останется, а наш рейх будет по-прежнему велик и несокрушим».

Вдвоем они пересекли мост. Зауэр держался слева и чуть сзади. Он перекинул через руку кожаный плащ Раша, чтобы не видно было пистолет. Перед старинными воротами, на которых был высечен герб епископата, они остановились.

Пришлось подождать. Вскоре раздались шаги по булыжной мостовой, заскрежетал засов. Раш чуть подался вперед, Зауэр держал палец на спусковом крючке.

Ворота распахнулись. За ними стоял сам Рупрехт в полурасстегнутом мундире, с раскрасневшимся от быстрой ходьбы лицом. Да, в Вевельсбурге явно многое переменилось.

– Доброе утро, герр Рупрехт, – официальным тоном сказал Раш. – Сожалею, что вынужден будить вас в столь ранний час.

Рупрехт раздвинул створки пошире и сказал:

– Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер! – отсалютовал Раш, словно они находились где-нибудь на плацу в Лихтерфельде. Рука Раша вытянулась в приветствии, словно стрела. Рупрехт отличался незаурядной наблюдательностью, от его внимания не ускользала ни одна мелочь. Вот и сейчас он настороженно посмотрел Рашу через плечо.

– Ну и бензином нас теперь заправляют, – пожаловался Раш. – Возле Нидернтудорфа машина стала как вкопанная. Отказал карбюратор. Пришлось добираться сюда пешком.

Раш старался, чтобы на его лице не дрогнул ни единый мускул.

– Входите, герр Раш. Напою вас кофе. Не настоящим, конечно, а эрзацем. Кофе из одуванчиков. От него мочевой пузырь чуть не лопается, зато не такой горький, как кофе из желудей.

Значит, Рупрехт ничего не знает!

– Боюсь, на это у вас не хватит времени, – сказал Раш. – Мне нужно срочно возвращаться в Берлин.

– Какова ситуация на фронте? – спросил Рупрехт.

– Ситуация на фронте? Американцы пытаются взять Рур в кольцо. Наступают на Падерборн с запада на юг. Мне крупно повезет, если я сумею добраться отсюда до Берлина.

Он вошел в ворота и свернул в арку, которая вела к треугольному внутреннему двору. Пришлось подождать, пока Рупрехт закроет ворота и задвинет засов.

– Вы хотите сказать, что нас берут в окружение?

– Пока еще нет. Кольцо не сомкнулось. В Зеннеланде идут бои. Думаю, американцам там не поздоровится, а, Рупрехт?

Комендант взглянул на него:

– Это будет зависеть от соотношения сил.

Раш расхохотался:

– Не забывайте, дружище, ведь это Зеннеланд. И там лучшие части вермахта. Все, кому приходилось участвовать в тамошних учениях. Они знают местность как свои пять пальцев. Не хотел бы я оказаться на месте наступающих американцев.

– Вы же сами сказали, что обратно в Берлин прорваться вам будет трудно.

– Что поделаешь, Рупрехт. Война сейчас носит непозиционный характер, особенно когда в боевых действиях участвуют танки. Но беспокоиться не о чем – в Рурской области у нас четверть миллиона солдат. Там фельдмаршалы Модель и Кессельринг. Они отобьют наступление врага. Но у меня свое собственное задание, так что не будем терять время. Я должен взять с собой бумаги.

– Какие бумаги? – насторожился Рупрехт.

– Господи, зачем я сюда обычно приезжаю? – вздохнул Раш. – Рейхсфюреру вновь понадобились кое-какие досье.

– Но я не получил приказа.

– Зато я получил.

Раш услышал, как Зауэр потихоньку высвобождает из-под плаща руку с пистолетом.

– Рейхсфюрер находится в Любеке, – доверительным тоном сообщил он Рупрехту. В СС многие знали, что в Любеке живет любовница рейхсфюрера. – Он вчера звонил мне оттуда.

– Так у вас нет с собой письменного приказа?

– Позвоните ему сами. Я вам скажу, в чем состоит приказ, а вы проверите. Во-первых, я должен забрать некоторые досье. Во-вторых, весь остальной архив должен быть немедленно сожжен на моих глазах. Сюда могут ворваться американцы. Мы ведь не хотим, чтобы архив рейхсфюрера попал в руки врага, верно?

– И тем не менее...

– Господи, позвоните рейхсфюреру. Только не теряйте времени. Неужели вы думаете, что я прикатил сюда из Берлина ради собственного удовольствия? – Раш изобразил на лице проникновенность. – Я повторяю вам, что сказал рейхсфюрер, слово в слово. Он сказал, что доверяет мне, и, честно признаюсь, мне это было приятно. Еще он сказал, что доверяет вам, и вам это тоже должно быть приятно. Рейхсфюрер сказал: «Передайте моему старому товарищу Рупрехту наилучшие пожелания».