Минуточку, если профессор не жадный, то значит, не такая уж он и сволочь? Может, не станет нас убивать,а?
Следущее утро показало, что очень даже станет!
Пока я в ванной умывалась, профессор заходил к нам в спальню, разговаривал с Димулькой. Прихожу – а мальчик весь в слезах, сопельки длинней обычного. Ну, я сразу за наушники: "В чём дело?" Оказывается, подлец-профессор, пока меня не было, подошёл к Димульке близко-близко, больно ущипнул его и ядовито, прямо в ухо, зашептал:
– Всё равно урою тебя, дебил, и сестричку твою, идиоточку, тоже пристрою, не волнуйся!
Димочка мне это через наушнички говорил и синяк на пухлой ручке показывал. Я была в шоке. Что делать?
Делать, на счастье, нам ничего не пришлось. Всё за нас с Димулькой сделали цыгане. Сами вытащили профессора из дерьма, сами же и обратно засунули.
Тем же самым солнечным днём, утром которого он Димочку пугал и меня довёл до истерики, профессор стоял на улице и гадал цыганам. В офисе ему не гадалось – адреналин не тот, не то вдохновение. Для уличного гадания он одевался как пугало, хуже любого зачуханого цыгана – зуб золотой из фольги прилеплял, серьгу в ухо вдевал, кудрявенький паричок цвета воронова крыла нахлобучивал. В таборе таких держать надо!
Табор тоже подвалил, не задержался, человек сорок. Всем цыганам нетерпелось ясным солнечным днём узнать о своём солнечном будущем, о грядущих доходах, как в иностранной, так и в местной валюте.
Цыгане так орали, так голосили, что близлежащие постовые милиционеры тоже целым табором набежали, облаву им устроили.
В этой суете одна цыганка, не успевая расплатиться баксами, подарила нашему профессору свой шахидский пояс.
10.
Профессор телевизор смотрел редко (только порнуху по видео), поэтому цыган от террористов отличал с трудом, а та облава была как раз на террористов. Вовсе не на крики цыганские прибежали милиционеры, а по наводке с Лубянки. Вот так.
Когда жена профессора помчалась к нему в обезьянник, типа отмазывать, я уже знала, что у неё ничего не получится – речь ведь шла о терроризме. Но дура всё равно, на всякий случай, деньги понесла.
Мы, конечно, могли бы под шумок и смыться. Денег у нас было достаточно, папа мне деньгогенератор всегда подкидывал в последнюю минуту, перед самым вылетом из рая.
Но тогда бы мы надолго остались детьми садиста-зэка, которому ещё и передачи носить надо. А вдруг коснётся мне замуж идти, несмотря на то, что я даун, у кого тогда благословение брать?
Мне срочно захотелось поменять папашу-лоха на кого-нибудь приличного. И я таки придумала выход! Я подумала: переселю-ка я нашего профессора из милицейского обезьянника в настоящий, а там и до пекла рукой подать!
Перед самым пеклом необходимо в шкуре какого-нибудь животного побывать, обратную эволюцию совершить, чтобы потом совестью не угрызаться. Если я, конечно, ничего не путаю. Помню, папа что-то такое говорил.
Зоопарк не тюрьма, передачи часто носить не надо, хватит и одного мешка корма в год. Даже если подходящего папашу взамен не найду, там же, в зоопарке, то хоть поиздеваюсь над профессором, метлой его потыкаю. Чем иметь такого папу, лучше уж макаку или павиана гомодрила!
Суд над профессором-террористом был открытый. Кроме основных свидетелей, пришли и голуби. Им хотелось посмотреть, чем дело кончится, и будет ли кто-либо когда-либо платить им какие-либо алименты.
Кошатница тоже пришла, но отдельно от них. Ей надоела любовь "а труа", тем более, что впроголодь. На одних анчоусах, бананах, курах гриль и авокадо.
На правах самой первой жены преступника, она предъявила суду свои последние, уже давно дырявые колготки. Штук пятьдесят.
– Вот! Нету других! Дожила! – сказала старая кошатница, в прошлом очень активная голубятница. О голубях она уже не думала, ей бы свои алименты защитить.
Колготки были выстираны дозой "Ариэля", но это им не помогло. Заседатели схватились за платочки, приложили вместо глазок к носикам, а судья вынес гуманный приговор: "Заменить смертную казнь через повешение пожизненной отработкой в качестве уборщика в зоопарке".
В своём последнем слове подсудимый попросил, чтобы его повесили, но его никто не послушался. Это я судью подбила на гуманность к папе! На такое дело денег мне было не жалко.
Показания главной свидетельницы, предъявившей недостававшие вещдоки – древние колготки, потрясли зал. Все признали приговор справедливым. Кроме голубей. Те от безнадёги окончательно поголубели, ушли прочь, демонстративно под ручку, и поклялись больше никогда не связываться с кошатницами.
Устроить папу в зоопарк дело не хитрое, а вот найти другого, там же, на месте, практически невозможно. Но только не для меня. Я давно уже присмотрела профессору замену.
Как-то утром, перед самой школой, я заметила симпатичного шимпанзе с томиком Достоевского в руке. Шимпанзе-то шимпанзе, а фамилию "Свидригайлов" выговаривало!
Что ещё меня купило, в другой руке шимпанзе держало русско-английский разговорник. Ба! С таким папой до Америки – два раза пукнуть!
11.
Профессор-лох, он же террорист, работая уборщиком, совсем морально опустился, не то что "Свидригайлов", даже "Ведьмак" не всегда выговаривал, свою последнюю и главную фамилию. Когда чётко произносил, а когда и с перерывами: "Ведьма-ка-ка-ка-ка-ка-как!" Деградация была вполне нормальная, как раз такая, как надо перед пеклом, перед болотом, перед какашками. Обратная эволюция успешно продолжалась.
Через две недели профессора хватало на одну тираду: "Что, скотина вонючая, бздишь? Очко взыграло?" Так он приветствовал в ходе раздачи пищи ни в чём не повинных животных. Ещё и замахивался на правах хомосапиенса. Правда, льву, тигриной клетке и крокодилу он делал исключение: не матерился, не замахивался и не заходил вообще. Всё тащил через решётку, и пищу на палочке, и уборщицкую метлу. Метла выходила из строя почти каждый день, вычеты с него зарплатные росли, кошатница в первом месяце рисковала не получить ничего из алиментов.
Все томились этим непонятным положением, и профессор, и животные, и мы с Димулечкой, и шимпанзе, которое уже вместо "Свидригайлов" выговаривало "Очковзыграйлов", при этом дико плюясь, что с обезьяны возьмёшь…
Но неожиданно ситуация продвинулась. Как-то утром профессор зашёл к шимпанзе и услышал:
– Хау ду ю ду, мистер Очковзыграйлов!
Шимпанзе тренировалось, оно просто хотело показать, как его будут приветствовать в Америке, когда мы, все втроём, по облегчённой зоовизе, туда эмигрируем:
Димочка, я и он.
Но профессор не понял юмора, раньше времени запаниковал и запросился прямо в болото, в кромешный ад, в ка-ка-ка-ка-кашки. Раз уж повешенным быть не судилось.
Обратную эволюцию он дальше продолжать не собирался.
Я выполнила его просьбу, применив к нему папин гэджет, возвращающий всем желающим апендаунерам их первоначальный дарвиновский вид, превратила в одноклеточное растение. Тем более что голос папы-Змея как раз таки вчера в ушах звучал, когда я этот гэджет пальцами в кармане шевелила.
– Положь, мерзавка! – сказал мой невидимый, но самый настоящий папа. – Совсем отца не уважаешь, гадина!
Так как он Лжец и Отец Лжи, это означало, что, отправив профессора в болото, я ещё и премию получу в конце. В виде бесплатного и беспосадочного полёта в гости к подруге Рите, в Первую Вечность, где она жила и работала стюардессой на летающих тарелках.
Тем же гэджетом, что я уделала профессора, я переделала и шимпанзе. В человеческую особь превратила, провела совсем не бОльную, малочувствительную депиляцию, приодела во всё американское, проверила кандминимум по английскому и по знанию достоевской терминологии.
После этого шимпанзе руку в карман – а там паспорт с нашими детскими фотографиями, плюс виза групповая, много-многократная, не только в Штаты, а вообще куда захочешь, а также пачка зубочисток много-многократного использования.
От этого Очковзыграйлов вообще заговорил и попросил немедленно переделать его русскую фамилию на американскую.
Между прочим, слово "очко" с ударением на первом слоге означает "глазик". Так и получился заграничный папа с нежно-западной кликухой "Микки Ай". "Микки" – в честь Микки Мауса, по желанию Димочки.
Прилетев в Америку, мы купили дом в Лонг-Айленде, сделали папаше Микки окончательную операцию по устранению мимических морщин, приобретённых в клетке в результате улыбания туристам и дикохохотания.
Хотели также Димочку слегка подправить, из дауна в принца превратить, но он не разрешил, сказал, что Рита больше любит кругленьких, с маленькими глазками, с конопушками и с длинненькими слюнками. Такие парни в Первой Вечности нарасхват – всем не хватает. А люди на вешалках, то бишь на скелетах, Рите вообще никогда не нравились. Она ведь теперь бестелесный и почти что совсем бесформенный дух. У Димочки с Ритой давнишняя взаимная любовь, а я не знала.
Мы с Димочкой оба в отпуск намылились, к Рите, в Первую Вечность, но наш начитанный папаша, новоиспеченный американский бизнесмен со знанием достоевской терминологии, внезапно запросился на литературный конкурс "Большая книга", в Москву, в Дом Пашкова, на получение главной премии. Ему кто-то сказал, что признание надо получать сначала за границей, а не дома, в Штатах, что без московской премии он обыкновенный американский лох и пошлый графоман.
Но мы его отговорили, сказали, что, если все писателями станут, то кто работать будет.
Папа Микки Ай с огромным скрипом, но согласился.
Часть 2.
"ЗАВЕЩАНИЕ КЛИМПА СТЮАРДЕССЕ-ТАРЕЛОЧНИЦЕ РИТЕ"
1.
Когда мы с Димочкой, бывшим дауном, а нынче просто кругленьким женишком с маленькими глазками (про слюни я уже молчу), прилетели, наконец-то, в гости к Рите, она выслала за нами своё любимое блюдце из чистейшего артадия. Немного старомодно, как она сказала, зато подарок дяди.
Водитель блюдца был крутой профи из Центра Случайностей, где дядя Климп до своего исчезновения был не менее крутым начальником.
Рита, как и многие, была уверена, что героический дядя Климп погиб от технической неприятности, что-то там в скафандре не сработало. На самом же деле его притырили войлочной тапочкой – вот и вся техническая неприятность. Это сделали апендаунеры. Он сам к ним в гости напросился, так ему и надо, идиоту.
Жаль, что поздно высянились все подробности.
В то время, когда ещё ничего конкретного не было известно, все заговорщически шептались про "конспирацию Климпа", намекали, что крутой дядя, начальник крутого Центра Случайностей, не мог так просто и бездарно умереть, из-за какой-то поломки в скафандре. А на поверку всё очень даже просто оказалось.
Ритин дядя был тупым, зловредным аферистом, несмотря на то, что жил в Первой Вечности. Дурачков везде хватает, нигде не скучно. Удержаться в Первой Вечности труднее, чем туда попасть. Я даже в папином раю с трудом удерживаюсь. Если бы не папа, давно бы уже загремела вниз, к апендаунерам, в болото, в какашки, ниже любого профессора-ведьмака, ниже самого злобного нобелевского лауреата.
Если в папином раю слишком приторно, то после него, в Первой Вечности, все хнычут и рыдают, потому что им потом, для перехода во Вторую Вечность, обязательно надо иметь рыдательный стаж. Чтобы там уже с чистой совестью веселиться и плясать до упаду. Во Второй Вечности все поют, танцуют до упаду и ещё что-приятное для себя делают, уже не помню. Мне всё это ни к чему, меня папа туда всё равно не пустит.
В Третьей Вечности – снова что-то грустное, в Четвёртой – снова дикая ржачка с танцами-обжиманцами, в Пятой – обратно нюни-манюни, ну, и так далее – раз через раз. Если кто-то хочет всё время кайф ловить, а не через раз, то это жлобство.
На самом финальном этапе, после отбытия из Самой-Самой Последней Вечности, уже когда достаточно навеселился и наплакался, можно и к Высшему Разуму в гости попроситься, типа на постоянку, но это теория. На практике до финала мало кто доходит, все хронически вниз просятся, как дебильный дядя Климп. Есть подозрение, что он не выдержал долгого пребывания в Первой Вечности, послушался голоса некоторых предков, давших ему пьянчужные гены, и скатился в самый низ, минуя рай, на постоянку к подлым апендаунерам. Элементарно выпить захотелось – вот и вся трагеть.
Летал ушлый дядя Климп, благодаря своим случайным связям (не зря был начальником Центра Случайностей), на самой крутой тарелке. Те, кто его видели в последний раз, говорят, что он рванул на той тарелке в гости к апендаунерам, типа проверить, как там его историческая родина, как там Атлантидочка, не вынырнула ли назад, случайно.
Версию про Атлантиду он для отвода глаз придумал, так же как и про таблицу элементов. Ему, будто бы, ночью полная таблица Менделеева приснилась. Не та, которой апендаунеры пользуются, не лысая, не с дырками, а полным-полнейшая, со всеми-всеми клеточками заполненными, и он, будто бы, захотел продать её апендаунерам. Так ему и поверили!
Даже если шалопутный дядя и увидел во сне какую-то таблицу, даже если и нарисовал её на бумажке, а потом попёрся с ней к апендаунерам, даже если те его от зависти убили, то всё равно он сволочь. Нечего брататься с кем попало. Погиб наш героический дядя Климп примерно так же, как погибают все предатели и низкие подхалимы, предавшие родину, укравшие её секреты и передавшие их врагу. Его не зря тапочкой прихлопнули.
Ладно бы одного прихлопнули, а то вместе с женой Климпочкой. Вот кого действительно жалко. Климпочка ни в чём не виновата, она безо всякой личной выгоды летела, просто за компанию.
Дядя Климп ради апендаунеров и скелет свой бывшенький вытащил из шкафа, и мозги свои давно протухшие, ещё атлантидской молью траченые. Мол, принимайте с хлебом-солью, я весь такой же, как и вы, из того же дерьма сделанный. И Климпочку заставил в апендаунершу превратиться. Он не знал, что древние мозги им уже не помогут, так как апендаунеры сильно изменились с той поры, как исчезла Атлантида.
Апендаунеровский мозг на месте не стоит, он развивается. Мало того, что развивается, так теперь им обычного мозга мало, искусственный решили cбацать, слепить из того же дерьма, что и свой, из нейрончиков. Нейрончик к нейрончику, клончик к клончику, глядишь, и новая конфеточка получится, новая генерация. Или стадо злобных кусюченьких шавочек, мало им Шарикова.
2.
Мозгов в Первой Вечности давно уже ни у кого нет. Их упразднили одновременно с деньгами. Считается, что земные мозги мешают думать. За всех обитателей Первой Вечности, пока они сидят на месте и никуда не рыпаются, Высший Разум думает. Он им все свои инструкции вдувает в специально изготовленные извилины, сделанные для каждого по индивидуальному заказу. Искусственные извилины изготовлены не апендаунерами, так что на них нареканий пока не было. Короче, всем им мозги ещё раньше повынимали, и головной, и костный (вдруг тоже думать начнёт!) и в морозильники заставили попрятать без права доставания просто так.
Скелеты тоже всем поудаляли, чтобы мозгом не обросли, заставили в шкафы повесить и не трогать до поры. До поры – это если когда-нибудь кому-нибудь приспичит по какой-то уважительной причине к апендаунерам в гости смотаться, что маловероятно.
Рите бы и в голову не пришло лететь в такие сомнительные гости, если бы не дядино завещание. А завещание, как я подозреваю, дядя на Риту сделал из подлости.
Он знал, что племянница самая аккуратная и исполнительная в их роду, самая ответственная, прилежная и благородная. Если что, спасать его непременно помчится, организует поиски, соберёт народ, заставит всех вдеть в себя старые скелеты, глупыми мозгами напихаться, рассесться по тарелкам и – в звёздный путь, на поиски дебила!
Одного не знал нерадивый дядя. Рита благороднее и храбрее, чем он думал. Она лишний раз никого подставлять не будет, одна полетит его искать, живого или мёртвого, если что. В крайнем случае, со мной.
Я Рите в этот раз буквально навязалась, сказала, что буду её всячески охранять.
Например, за руку буду хватать, чтобы не писала жалобы в магазинах. Чтобы нас не выявили, не разоблачили раньше времени.
Этот мелкий повод я придумала, чтобы отыскать ту достоевскую коммуналку, где среди войлочных тапок, в пыли, валяются бездыханные тела Климпа с Климпочкой.
Может, их не добили, может, они всё-таки, выжили? Очень уж хотелось мне беднягу Климпочку спасти! Я с ней тоже, в принципе, дружила.
Все эти подробности про дядю с тётей Рите было знать пока что не положено. Она почти совсем ещё девочка, ей всего-то сто восемьдесят лет (по апендаунеровским меркам – восемнадцать).
Как-то перед самым вылетом к апендаунерам, сижу я у Риты, жду, пока она спакует чемоданы, слушаю её обязательные нюни. Очень внимательно слушаю, хотя мне и тошно. В такт ей всхлипываю, сморкаюсь, кисло грущу и грустно поддакиваю.
Грустить и плакать в Первой Вечности, как вы помните, надо обязательно. А слюни пускать – высший пилотажик! Димочка со своими слюнями удачно попал. Помимо этого, надо вежливо со всеми разговаривать, что для меня пытки, а главное – быть искренним и доброжелательным. Вот такая суперобязаловка. Вплоть до изгнания, если что. От всей этой вежливости мне лично всегда дурно.
Я перед этим вылетом к Рите усиленно тренировалась, месяц сидела у папы в раю на марципановой диэте, почти ни с кем не ругалась, но эффект оказался слабенький.
Не помогло, как и в прошлые разы. Я в Первой Вечности больше недели никогда не выдерживала.
Короче, сижу смирно, выслушиваю бред, а Рита, как нарочно, завела по-чёрному, грустнее, чем обычно:
– Ах! Мой бедный дядя оставил мне наследство, о каком я и мечтать не могла!
Подумать только! Две планеты и четыре туманности! Не считая мелких звездочек и астероидов! Ах-ах!…
3.
Я совсем забыла рассказать про главное. Наглый Ритин дядя славился тем, что активно присваивал чужое, да ещё и ухитрялся его кому-то завещать. В основном, своей родне.
Ладно, астероидов кругом немеряно, пусть берёт, кому они нужны. Мелкие планетки тоже мало кому нужны, пусть завещает хоть бабушке. Но чтобы папино добро своим родственникам завещать! Он, видите ли, завещал племяннице планету апендаунеров!
Папа, к счастью, на такое чмошничество реагировал спокойно. Рита моя подруга, а значит, всё под контролем.
Апендаунеры, вместе с их планеткой – ведомство моего папы, его любимое подопытное хозяйство. На то имеется Санкция Высшего Разума. Если папу в том подопытном хозяйстве никто не видит, то это ещё не значит, что можно кому попало там нагло хозяйничать.
Если я шарю под райскими кустами, ворую гэджеты, а он тактично поджимает хвост, это не значит, что он мне всё это ещё раньше не разрешил. Я ворую только с его разрешения.
Ладно, думаю, дослушаю Риту из вежливости, дохныкаю до конца, как положено. А то прилетит Межкоконовая Полиция, визу отберёт раньше времени. За недостаточное сострадание, за невежливость. Не посмотрит, чья я дочка.
– Ах! – продолжала Рита. – К сожалению, не нам решать, кому и сколько жить в Первой Вечности! Дядя с тётей умерли, перешли во Вторую Вечность, и у меня почти не осталось родственников! Только кузина Климпон, дядина дочка, которая от него по завещанию получила всё, кроме того, что он завещал мне…
Дочке бы своей, которая Климпон, он не завещал бы такую непонятку – месторождение под провалившейся Атлантидой. Он знал, что Рита, если даже не спасать его, то, всё равно, рано или поздно, туда потащится – артадий у апендаунеров клянчить, на ремонт подарка любимого дяди.
Рита девушка аккуратная, любит ремонтировать. Он ей специально битую тарелку подсунул, после нескольких астероидных бомбёжек. Прямо перед фактом племянницу поставил: если нужен металл для ремонта моего подарка – лети на нашу древнюю историческую родину. Где ж ещё артадий на запчасти взять, как не из-под Атлантиды?
Рита часто говорила, что ни на какой новейший аппарат своё блюдце не променяет, и при этом всё премя ахала, вспоминала ещё что-нибудь гнусное.
"Ах-ах-ах! Слишком дорог мне был дядя Климп!.." Или: "Он так много делал для меня, особенно после смерти мамы…" Или: "Он скончался совсем молодым, ему не было и четырехсот пятидесяти лет! Ах-ах!" Всю эту гнуснятину я добросовестно выслушивала. Надо уважать мнение подруги.
Артадий, по её словам, металл неимоверно редкий. Такого металла нигде больше нету, ни в раю, ни во всех ВечностЯх вместе взятых. Это – версия дяди-олуха, согласно которой Рите надо было теперь мчаться к апендаунерам, предварительно разморозив свои бывшие мозги, мозги атлантки-красавицы, метательницы тарелок.
Рита в Атлантиде была знаменитой спортсменкой тарелко-метательницей. Потому её и взяли в стюардессы-тарелочницы. Из тарелко-метательницы она превратилась в тарелко-летательницу. Этот опыт ей помог стать пилотом-профи. Стюардессы могут и пилотами работать, когда надо.
Рита вынула свои мозги из холодильника (меня при этом чуть опять не вытошнило), потом скелет из гардероба, где висели почти новые скафандрики – приданое на случай свадьбы, к которой, к сожалению, готовиться пока было не время.
4.
Рита жила одна в своем межпланетном коконе. Вместе с ней там обитало существо о двух головах и шести ногах – тоже подарок чокнутого дяди. Он считал, что из всех живых тварей именно такие существа нравятся Рите больше всего. "Дядя и здесь угадал мой вкус!" – сказала вежливая Рита.
Её межпланетный кокон являл жалкую картину: два крошечных отсека для проживания – комната-спальня и туалет-кухня, плюс один большой отсек для отходов, плюс внешний отсек-будка для шестиногого существа, плюс гараж-отсек для блюдец, который по размерам во много-много раз превосходил все жилые и нежилые отсеки вместе взятые.
Блюдец и тарелок в Ритином гараже накопилось много, и она уже не первый год думала, кому бы подарить хотя бы часть. Получше. Похуже дарить неудобно, ведь все отлично знают, какие у нее есть блюдца, и сколько она пролетала на каждом из них.
Рита долго не могла подобрать себе жениха.
Наконец, в результате усердного виртуального поиска по всем возможным и невозможным каналам, после полётов к гадалкам, астрологам и просто сказочникам, она вычислила нашего Димульку и согласилась его ждать до полного совершеннолетия.
А то все уже начали думать, что она так и останется старой девой при своих слезах, при шестиногой сиреневой шавке и переполненном старыми тарелками гараже.
Найдя, наконец, жениха, ответственная Рита и теперь брачеваться не спешила – когда кругом столько дел! Ей сначала надо было дядю Климпа из задницы вытащить.
Если он окажется жив, разумется.
Димульке тоже было некспеху жениться, у него тоже появилось много дел. Он в Первой Вечности сразу прослыл красавцем и наипервейшим интеллектуалом, ему даже мозги вынимать передумали, так как он ими и раньше-то почти совсем не пользовался. Диме сразу дали в первой вечности ПМЖ, и он принялся активно нанимать строительных прорабов – создавать для них с Ритой свадебный межпланетный кокон, на котором они вместе полетят во Вторую Вечность.
Я бы на Ритином месте давно наплевала и на дядю-кретина, и на его битую тарелку, требующую дорогого капремонта. Но Рита была девушка другого склада. Она даже красоту свою не очень афишировала и одевалась во всё скромненькое, сиреневенько-фиолетовенькое.
Нудно-сиреневый цвет, ближе к нудно-фиолетовому, был официальным цветом Первой Вечности, признаком хорошего тона.
Недавно на Конкурсе Межкоконовых Стандартов Рите присудили второе место за красоту рта. "Само совершенство!" – так отозвался о ней дядин знакомый, кстати, крупный ученый, знаток красивых ротиков. Он бы присудил ей и первое место, так как возглавлял жюри, но большинством голосов первое место было отдано Зомме, Ритиной подруге.
Это Риту не расстроило, а, наоборот, страшно порадовало. Радоваться в Первой Вечности надо только за других. За себя можно только рыдать – в неограниченном количестве.
Я, конечно, могла бы повысить её авторитет среди местного населения, поднять её статус в глазах окружающей среды. Я могла бы заставить её рыдать круглосуточно, рассказав про свои догадки насчёт дяди с тётей. Про их жалкие останки, пылящиеся под кроватью в достоевской коммуналке, про то, как дядю, возможно, долго пытали веником, перед тем как притырить войлочной тапочкой. Но это было лишнее. Рита и без того имела солидный рыдательный стаж, и все её за это безумно уважали. Тем более что раньше времени такие вещи говорить неправильно. Вдруг всё неправда?
5.
На полпути к планете апендаунеров мы сделали привал у папы в раю. Папа, втихаря от Риты, дал мне не только ряд полезных советов, но и бумажку с адресом дремучей коммуналки, где, по его предположениям, теплилась жизнь Климпа с Климпочкой. Еле-еле.
И уже готова была угаснуть. Вот-вот.
Этот псевдо-Менделеев, недоделанный Ритин родственник, загремел вместе с женой под старомодную кровать с панцирной сеткой. От жестокого удара Антоныча-палача.
Антоныч не всегда палач, а только когда "уыпьет". И только спросонья. Он убивает своих жертв исключительно тапочкой, плохо понимая, что творит.
До своего непонятного убиения дядя Климп широко гулял в грязной питерской рюмочной и, с непривычки, разгулявшись, много денег задолжал. Его веником пытали не из-за таблицы Менделеева, а элементарно требовали деньги за пять бутылок водки, выжранных на халяву. Потом заперли его на всю ночь в рюмочной, где он собирался томиться до утра, в преддверии более страшных пыток…
Была глубокая ночь, когда сквозь форточку к нему проникло привидение – папин тайный осведомитель и советник в логове апендаунеров. Привидение помогло ему избавиться от скелета, чтобы в форточку смог пролезть, потом вынуло ему его бесполезные мозги, чтобы больше ничего такого не придумывал, потом дало ему добрый совет: вместе с женой, в форме двух бесплотных духов, лететь куда-нибудь на ночёвку. Имелся в виду отель пятизвёздный, где можно с кайфом повисеть на французских гобеленах, разместившись там в виде двух светлых пятнышек, якобы двух лунных бликов или фонарных отражений, упавших из окна.
Но дядя, хоть и был уже без мозгов, неожиданно вспомнил, что накануне вечером, ещё до начала пыток веником, очень смачно пил на брудершафт с симпатичным дворником Антонычем, когда ещё тот не был его палачом, и даже обменялся с ним адресами.
Когда Климп и Климпочка в усталых позах повисли на обоях, над кроватью своего потенциального палача, Антоныч крепко спал на ржавой панцирной сетке и вонючем перьевом матраце рядом со своей сожительницей Маврой, кстати, недавно закончившей курсы экстрасенсов.
Увидев два светлых блика на стене, Мавра заорала: "Так это ж дУхи! Климп и Климпочка! Я ж их проинтуичила!.. Я ж экстрасенс, ядрёноть!!!" Услышав крик "ядрёноть!!!", Антоныч спросонья решил, что на стене клопы, взял войлочную тапочку и… Сразу по двум пятнышкам!
Лично я теперь с бликами на стенках буду очень осторожно – вдруг это чьи-то дядя и тётя!
Рите всю эту бодягу перед вылетом из папиного рая было знать не обязательно. В раю рыдать категорически чревато. Могут заставить съесть полкило внеплановых марципанов. Или взять сухим пайком, а у нас и так багажа немеряно.
Адрес достоевской коммуналки был такой: "Санкт-Петербург (Россия), Сенная площадь, дом мышиной масти напротив "Раскольников-хаус".
Давая мне записку с адресом, папа добавил, что гостей там обычно раньше полдника не ждут.
Почему не раньше полдника, я догадалась неделей позже, непосредственно по прибытии на Сенную Площадь, в самые, что ни на есть, достоевские места.
Но до этого мы хорошо повеселились по Европам. Глупо было не повеселиться по Европам перед достоевскими переживаниями. У нас даже было три привода: два – в полицию (Мальмё-Париж) и один – в милицию – в СПб (Россия)…
Развлекаться и вживаться в апендаунерский быт мы начали в Швеции. Там, якобы, спокойнее всего послерайская акклиматизация проходит, там народ, якобы, не буйный. Это мы в самом начале так превратно думали.
6.
В городе Мальмё (самая, что ни на есть, южная Швеция) ж/д вокзальчик вечно пустой. Но о-о-очень красивенький, с пением птиц по радио, с неустанной продажей жвачки в киосках молчаливыми шведскими тётко-роботами. Кстати, жгучими блондинками, не конкурентками красавице-брюнетке Рите.
Выйдя с вокзальчика на его фасад, где тридцать две ступеньки ведут вниз к такси, мы обнаружили странное несовпадение: людей на фасаде вокзальчика двое (только мы с Ритой), а таксистов, по пустым "вольвам" сидящих, молчком, как биороботы, целых пятнадцать штук! Это уж как минимум.
Все пятнадцать таксисто-роботов были в новых синих униформочках, синих же фуражечкках, в белых перчаточках и в белых причёсочках типа "жгучий блондин" – как раз для брюнетки-красавицы Риты, хотя ей уже ничего такого было нельзя, она ведь замуж собиралась за Диму-дауна.
Я ещё тогда подумала: раз формы синие, перчатки белые, а сами жгучие блондины, то, наверное, они большого мнения о себе? Может, они считают, что им всё можно?
Не успела я так подумать, как один из них, самый первый, самый заждавшийся, самый головной таксист в колонне, из дверцы резко выскочил и помчался вверх, через все тридцать две ступеньки, прямо к нам. Грабить-насиловать, что ли, собрался? А ещё говорили, что шведы не буйные…
Вместо нас таксист напал на третьего, совершенно неожиданного пассажира, на дядьку с колыхающимся пузом, с "дипломатиком" в пухленькой ручке (чисто наш Димулька-даун, только с виду сорок лет). СамогО-то пузатого он не тронул, а только выхватил у него "дипломатик", потом резко помчался вниз, через все тридцать две ступеньки, к багажнику своей грёбаной синей "вольвы".
А пузатый, тот, видно, слепо-глухо-немой попался, вроде как даже ничего не почувствовал, идёт себе медленно вниз, сморкается, очки платочком протирает.
