Роман с призраком

Позднее, ночью, она, желая развеять свои страдания, сказала себе, что граф, вернувшись в Лондон, легко забудет ее, а следовательно…

Эта мысль обернулась для нее новой мукой.

» Конечно, — подумала Демелса, — его милость найдет утешение у таких красавиц, как леди Плимуорт и леди Сайдел «. Сопоставив доходившие до нее отрывочные сведения о столичных красавицах, она безошибочно, по наитию, определила своих самых страшных соперниц.

Не требовалось особой проницательности, чтобы предположить окончание этой истории. Вернувшись в столицу, к ее суете и удовольствиям, блестящий аристократ за неделю забудет эту скромную затворницу, встреченную им в непривычной обстановке и лишь благодаря этому привлекшую его переменчивое внимание.

— А я… я никогда его не забуду! — всхлипывала Демелса, у которой уже не было сил на бурные выражения отчаяния.

Так она плакала и плакала, пока не заснула. И единственная мысль сулила ей слабое утешение: если ей не доведется увидеться с графом, она, по крайней мере, увидит его.

— Если хотите знать мое мнение, — начала Нэтти, не сомневаясь, что барышня должна знать его в любом случае, — вы сегодня на себя не похожи. Наверное, опять всю ночь провели за книжкой — вон как покраснели глаза.

Нэтти неодобрительно покачала головой:

— И сэр Джерард не лучше — вконец извелся за своего скакуна. Вообразите, сегодня за завтраком попросил налить ему бренди. Что бы сказала на это ваша матушка? Все-таки неделя скачек — чересчур долгий срок.

Не дождавшись ответа, Нэтти поспешила вниз, чтобы услужить сэру Джерарду, навсегда оставшемуся ее любимцем. А Демелса постаралась, насколько было возможно, смыть следы вчерашнего отчаяния. К сожалению, смыть само отчаяние было вовсе невозможно ни водой, ни даже самим временем.

Но, какие чувства ни вызывал бы у нее граф Треварнон, не посмотреть, как поскачет Файерберд, было немыслимо.

В конце концов это она помогала Эбботу тренировать жеребца, скакала на нем в любую погоду по несколько миль, часто отказывала себе в самом необходимом, чтобы выкроить деньги на приличный корм для любимого питомца.

— Если Файерберд победит, признание достанется сэру Джерарду. Но честь этой победы по праву принадлежит нам, — как-то сказала она Эбботу. — Это ведь мы занимались с ним.

— Вы правильно говорите, мисс Демелса, — согласился старик. — Только вот, боюсь, сэр Джерард никогда не оценит ваших трудов. Лишь благодаря вам Файерберд находится на пике своей спортивной формы.

— А ты действительно считаешь, что он в самой лучшей форме? — живо заинтересовалась тогда Демелса, тут же забывая о подразумеваемом равнодушии брата к ее заслугам.

— Если нет, то уж ни я, ни вы ему не поможем. Но вы не волнуйтесь, мисс Демелса, бог даст, он выиграет.

Сегодня, поскольку Эббот был занят Файербердом, двуколкой правил деревенский парень, весьма нерасторопный и неопытный. Нанять на конюшню помощника посообразительнее было бы непозволительно дорого.

— Не нравится мне, что завтра вас повезет Бен, — опасался Эббот. — Что греха таить, туповат этот малый, и все тут.

— Все обойдется, — успокоила старика Демелса. — У тебя и без того будет масса хлопот.

— Ты уж накажи ему, чтобы не смел оставлять двуколку и слоняться в толпе, — попросила Эббота Нэтти. — Не ровен час, уйдет и забудет, что нас надо везти обратно.

— Уж за это не переживайте, — заверил Эббот и не подвел: парень действительно сидел в двуколке как привязанный.

Демелса, которая не сомневалась, что граф станет ее разыскивать, к удивлению и тайной радости Нэтти, на этот раз не стала докучать ей просьбами пойти к загону и посмотреть, как седлают лошадей.

— Я-то думала, барышня, вы побежите давать Джему последние советы. Он так взволнован, что все равно ничего не слышит.

— Джем — хороший жокей, — возразила Демелса, — и прекрасно обойдется без моих поучений, тем более что с ним его дед.

Но даже произнося эти вполне разумные слова, Демелса каждой клеткой своего тела трепетала, волнуясь не за своего питомца — Файерберда, а за графа.

Треварнон, конечно, обрадовался, что победа в первом заезде досталась одной из его лошадей.

» Возможно, в третьем заезде он даже поболеет за Джерарда «, — подумала Демелса.

Впервые в жизни Джерард увидел свое имя — как владельца лошади, участвующей в состязаниях, в программе заездов. Демелса была бы рада разделить с ним его гордость, оказавшись рядом.

— А уж как он обрадуется, когда Файерберд победит!

В глубине души она боялась, что их жеребец проиграет и Джерард окажется в долгах, при том, что у него не будет денег, чтобы сразу расплатиться.

К счастью, Демелса вспомнила про свалившуюся на них тысячу гиней, полученных за аренду дома, благодаря которой она могла не беспокоиться хотя бы о чести Джерарда.

Правда, ей стало обидно. Им так были нужны эти деньги, в хозяйстве требовалось срочно залатать столько дыр, что рисковать этой суммой было, по ее мнению, просто преступно. В любом случае, она едва ли могла рассчитывать на эти деньги. Даже если Джерарду сегодня повезет, он уедет в Лондон и быстро промотает все до последнего пенни.

— Что вы так печетесь за эту лошадь, — рассудительно сказала Нэтти. — Если Файерберду на роду написано победить — так оно и будет. А если нет, вы уж ему ничем не поможете.

Демелса чуть заметно улыбнулась:

— Нэтти, дорогая, ты всегда находишь, чем меня утешить!

Говоря это, она подумала, что скоро утешение понадобится ей, как никогда.

Она видела, как граф ходил вокруг загона напротив королевской ложи, пробирался сквозь толпу туда, где седлали лошадей.

Когда граф Треварнон разговаривал с Эбботом, Демелса лишь усилием воли удержалась от того, чтобы пересечь поле и подойти к нему.

Встав в двуколке во весь рост, она разглядела, как граф разговаривал с Джемом, похлопывая по шее Файерберда.

Испугавшись, что граф может обернуться, почувствовав на себе ее пристальный взгляд, Демелса поспешно села. Она не решалась посмотреть в сторону Треварнона до самого начала скачек.

То, что Файерберд пришел к финишу одновременно с Бардом, огорчило Демелсу. Она могла себе представить, как расстроится Джерард. Однако Бард в этот раз выступал на редкость удачно, а ничья была неплохим результатом для новичка в таких ответственных состязаниях.

Нэтти была в самом радужном настроении.

— Мисс Демелса, вы вознаграждены! — воодушевлением воскликнула няня. — Вспомните, сколько раз вы возвращались с тренировок промерзшей до костей, но ваши труды оказались не напрасны. Не сомневаюсь, что Файерберд еще покажет себя с самой лучшей стороны!

— Да, мы с Эбботом трудились недаром. Надеюсь, Джерард будет нами доволен, хотя и рассчитывал на победу.

— А я надеюсь, что он заработал немного денег на этих скачках, если, конечно, делал ставки не только на Файерберда, но и на лошадей его милости, — заметила практичная Нэтти.

— Сколько раз я ему говорила, что в его положении он вообще не должен играть на скачках! — с горечью сказала Демелса.

— Я тоже уговаривала его отказаться от азартных игр, но что толку? — махнула рукой Нэтти.

Тем временем закончился третий заезд. Нэтти заторопилась домой, боясь, что иначе они не успеют вернуться до приезда джентльменов.

Демелса украдкой посмотрела на графа Треварнона. Она с грустью подумала, что ей больше никогда не суждено его увидеть.

Нэтти сообщила ей, что двое гостей уезжают в Лондон сразу после состязаний, а их вещи доставят слуги.

Нэтти получила от обоих джентльменов щедрые чаевые. Демелса прекрасно знала, что зимой, когда они останутся одни, эти деньги придется истратить на еду. Праздник в Лэнгстон-Мэноре кончился. Кто знает, увидит ли этот древний дом что-либо подобное?

Демелса с Нэтти сели в двуколку, и Бен тронул лошадь. Он весьма неловко выбрался на дорогу, где почувствовал себя увереннее.

Если бы Демелса могла оторваться от грустных мыслей и понаблюдать за своим кучером, она заметила бы, как напряженно тот держится. Зная, как привлекательны для Бена всевозможные нехитрые развлечения, предлагаемые во время состязаний, старик Эббот застращал мальчишку, наказывая ему не глазеть по сторонам.

Дорога пока еще была не слишком забита. После окончания скачек Бен едва ли справился бы со своей задачей. Лавировать среди десятков экипажей было бы выше его сил.

Жара стояла невообразимая.

Даже терпеливая Нэтти несколько раз пожаловалась на погоду.

— Как только приедем домой, сразу же выпью крепкого чая, — мечтательно произнесла она. — А вам, мисс Демелса, принесу вашего любимого оранжада.

Демелса рассеянно кивнула. Она была настолько занята мыслями о расставании с графом Треварноном, что не чувствовала палящего зноя.

— Повар его милости получил сегодня большой брус льда для охлаждения шампанского, — продолжала Нэтти. — Можно будет взять у него лед и для наших напитков. Попользуемся напоследок. Для нашего хозяйства такая роскошь — в диковинку.

Демелса не слушала ее болтовню.

Как это часто делали героини столь любимых ею романов, она вспоминала, когда зародилась в ней любовь к графу. Теперь она отдавала себе отчет в том, что искорка любви вспыхнула в ней в тот самый момент, когда она впервые увидела его сквозь отверстие в стене.

Надо же 1 И ей довелось испытать ту знаменитую любовь с первого взгляда, о которой так любят писать. Жаль только, что в отличие от книг, где все кончалось так хорошо, в жизни ее чувство было обречено. Никакого развития событий в ее положении ожидать не приходилось.

Постаравшись, чтобы голос прозвучал как можно небрежнее, она спросила:

— Не знаешь, Нэтти, его милость уезжает сегодня вечером? Мне бы хотелось поскорее перебраться в свою комнату…

Ответа на свой вопрос она так и не услышала: именно в этот момент произошло столкновение.

Демелса хотела закричать, предупредить Бена о внезапно выскочившем из зарослей экипаже, но все произошло так неожиданно, быстро и внезапно, что уже в следующее мгновение ее сознание погрузилось во мрак.

Наконец Демелса вышла из забытья. У нее было такое чувство, словно она пронеслась по туннелю, в конце которого брезжил золотистый свет.

Открыв глаза, она увидела Нэтти, которая, склонившись над ней, прислушивалась к ее дыханию.

— Что… что произошло? — спросила Демелса чуть слышно.

Нэтти скорее уловила смысл вопроса в ее глазах, чем расслышала слова барышни. Она заверила:

— Все в порядке, вы — в безопасности.

— Произошел несчастный случай? — увереннее и громче произнесла Демелса, словно бодрый ответ Нэтти придал ей силы.

— Несчастный случай, — подтвердила Нэтти. — Вы ударились головой о камень. Но доктор говорит, что все кости — целы и у вас лишь легкое сотрясение мозга.

— Со мной все благополучно, — сказала Демелса.

— Совершенно благополучно, — подхватила Нэтти, которая поверила в это лишь сейчас, когда Демелса пришла в себя. — Вас осматривал личный врач Его Величества, и не один раз, а целых два!

— Два раза? — удивилась Демелса. — Когда же это было?

— В первый раз он приезжал вчера, сразу после происшествия, а потом заехал сегодня утром. Сказал, что при необходимости может специально приехать сюда из Лондона. Ох, и дорого это нам бы обошлось!

Демелса встревоженно нахмурилась. Любые непредвиденные расходы ложились на них тяжелым бременем.

Нэтти поспешила ее успокоить:

— Не волнуйтесь, мисс Демелса, мы ни за что не платим. Его милость взял все расходы на себя.

— Он… уехал? — Демелса приподнялась на кровати. Нэтти поправила подушку и осторожно помогла ей снова лечь.

— Да, уехал сегодня утром. Скачки закончились, и ему больше незачем здесь оставаться, — ответила она.

— Незачем, — упавшим голосом подтвердила Демелса.

Потом Демелса по настоянию Нэтти поела. Ей казалось, что она не может заставить себя проглотить ни кусочка, однако, подкрепившись через силу, она почувствовала себя бодрее.

— А где Джерард? — спросила она у Нэтти. — Почему он ко мне не пришел?

— Он уехал в Лондон вместе с его милостью, а Ролло оставил здесь. И правильно поступил. Ролло непременно нужно передохнуть!

Нетрудно было вообразить, с каким удовольствием Джерард возвращался в столицу в столь блистательном обществе. Однако вопреки здравому смыслу Демелса почувствовала себя несправедливо покинутой. Даже брат оставил ее!

Словно прочитав ее мысли, Нэтти сообщила:

— Ваш брат обещал вернуться на следующей неделе, на день или два — не больше. Еще Эббот ждет не дождется, когда вы сможете принять его. Он хочет переговорить с вами. Эбботу надо выяснить, насколько виноват в происшествии Бен.

— Ты сказала ему, что он не мог предотвратить столкновение? — спросила Демелса.

— Ему надо было сдать левее, — возразила Нэтти. — Правда, этот пьяный джентльмен появился слишком неожиданно и летел как угорелый. Я всегда говорю…

Нэтти пустилась в пространные рассуждения о вреде пьянства и пользе осмотрительности.

Демелса ее не слушала. Она размышляла о том, что отныне в их доме стало тихо и пусто и ей предстоит провести за книгой и бесконечным вышиванием много вечеров — до следующих состязаний.

Но даже в дни следующих скачек ее жизнь изменится весьма незначительно. Больше в их доме не появится блестящий граф Треварнон, и у нее не будет надобности скрываться, таиться, пользоваться тайными отверстиями в стенах для подглядывания.

Демелса почувствовала, как у нее защипало в носу, а на глазах показались слезы. Но здравый смысл подсказывал ей, что даже плакать было поздно.

Волнующие события ее жизни завершились. Впереди оставалось томительное однообразие и беспросветное одиночество.

Демелса спускалась по лестнице с большой осторожностью. Она была еще слаба, и резкие движения вызывали у нее приступы головокружения.

Нэтти заставляла ее лежать.

— Куда вы торопитесь? — вполне резонно спрашивала она. — Делать теперь стало совершенно нечего.

Это была правда, но Демелса не желала оставаться в постели. Ей хотелось двигаться, потому что бездействие порождало в ее душе тоску и апатию.

После ленча она, едва не поссорившись с Нэтти, все-таки встала. Посмотрев в зеркало, девушка заметила, что ее лицо покрывает болезненная бледность, а глаза — глубоко запали.

— Не слишком перетруждайтесь! — наказывала Нэтти. — Я скоро управлюсь на кухне и к четырем часам подам вам чай. А потом вам надо будет отдохнуть!

С этими словами Нэтти оставила свою подопечную. Ей не терпелось как следует все перемыть и перечистить на кухне, как будто у слуг графа Треварнона это не получалось так хорошо, как у нее.

На самом деле она тоже страдала от вновь воцарившейся пустоты и тишины и искала себе занятие, чтобы не скучать.

Демелса спустилась в холл. Увядшие розы в букете роняли лепестки. Демелса не решалась выходить в сад, туда, где состоялось ее единственное свидание с графом.

Она снова и снова говорила себе, что должна быть сильной и привыкнуть жить со своими воспоминаниями.

Стоя у окна, девушка любовалась цветами, находя в них утешение.

Она услышала, как отворилась дверь гостиной, но не обернулась, полагая, что это Нэтти пришла уговаривать ее вернуться в постель или хотя бы немного отдохнуть в кресле.

Однако ворчливых наставлений няни не последовало, и это заставило Демелсу насторожиться.

Девушка оглянулась, и ее сердце затрепетало, она почувствовала, что не может дышать.

В гостиной стоял граф Треварнон.

Она смотрела на него широко открытыми глазами, думая, что это просто галлюцинация.

Только когда граф подошел к ней, Демелса поверила, что это действительно он.

— Вам уже лучше? — спросил граф.

— Я… я выздоровела, — выдохнула Демелса.

— Я ужасно волновался за вас.

— Но почему вы здесь? — спросила девушка. Он улыбнулся:

— Я привез Джерарда и торговца картинами. В данный момент они вместе осматривают вашу коллекцию.

— Это очень любезно с вашей стороны, — ответила Демелса.

Под пристальным взглядом графа ей было трудно говорить.

— Давайте присядем, — предложил граф. — Мне кажется, мы должны многое друг другу сказать.

Демелса послушно подошла к дивану, стоявшему у камина, и несмело опустилась на самый краешек.

— Я не могу ходить вокруг да около и спрошу вас сразу. Демелса, согласны ли вы выйти за меня замуж? — обратился к ней граф Треварнон.

Демелса подняла глаза, в которых застыло изумление.

— Мне казалось… Насколько я знаю… Она не находила подходящих слов.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, и должен просить у вас прощения за то, что ввел вас в заблуждение, — решительно сказал граф.

— Просить прощения?

Граф заговорил торжественным тоном, — которого Демелса никогда не слышала у него раньше.

— По сути, я обманул вас, хотя и невольно. Моя жена умерла пять лет назад.

— Мне очень жаль, — еле вымолвила Демелса. В то же время она чувствовала, как у нее в душе что-то как будто просветлело.

— Не стану рассказывать вам, что я пережил, — продолжал граф. — Родители договорились о моем браке заранее, когда я был еще подростком. Вскоре после свадьбы выяснилось, что моя жена страдает душевной болезнью. Я долго терпел, но в конце концов мне пришлось отправить ее в лечебницу для умалишенных.

Тогда я поклялся, что ни при каких обстоятельствах не буду заводить семью, даже если останусь вдовцом.

Стараясь забыть свои несчастья, я вернулся из фамильного имения в Лондон, где стал жить, как мне хотелось. Вскоре выяснилось, что двусмысленное положение женатого, но не обремененного супругой мужчины имеет свои преимущества.

Ему не требовалось развивать эту мысль. Демелса вспомнила разговор с братом. Граф имел в виду, что мог заводить романы, не обнадеживая дам перспективой брака.

— Поэтому-то я и скрыл смерть леди Треварнон даже от ближайших друзей, — продолжал граф. — Я решил, что никогда больше не женюсь, — сказал граф Треварнон, глядя в глаза Демелсы. — Впервые увидев вас, я не собирался нарушать свой обет.

— Я… я могу это понять, — заметила Демелса.

— Но, когда вы прервали знакомство со мной, я понял, что заблуждался. Я не могу жить без вас. Некоторое время они молчали. Демелса не знала, что ей сказать. Граф первым нарушил тишину:

— Я решил преодолеть все преграды и добиться встречи с вами. Тогда я еще не помышлял о женитьбе. Но, увидев вас бездыханной после столкновения экипажей, я понял, что жизнь без вас не имела бы для меня смысла.

Он закончил эту фразу так тихо, что Демелса была не совсем уверена, правильно ли она его поняла.

Но стоило ей взглянуть на графа, и она убедилась, что не ослышалась.

Они долго смотрели друг другу в глаза, не двигаясь. Демелса все так же сидела на краешке дивана, граф стоял перед ней, прислонившись спиной к камину.

— Поэтому я приехал, — наконец сказал граф. — Теперь я объяснил то, что следовало объяснить раньше, и прошу вас стать моей женой!

Демелса поднялась на дрожащих ногах и пошла не навстречу графу, а к окну, выходившему в сад.

Минуту помолчав, она сказала срывающимся от волнения голосом:

— Я люблю вас. Я так вас люблю, что ничем не хочу огорчать.

Граф не сводил с нее восхищенного взгляда. Демелса продолжала:

— Теперь я знаю, что моя любовь к вам не нарушает священных брачных уз. Теперь я готова сделать ради вас все, что хотите…

Граф шагнул к ней и заключил ее в свои объятия.

— А я хочу, чтобы вы стали моей женой, моя милая Белая Женщина. Мы должны пожениться как можно скорее, иначе мне будет казаться, что вы снова растворитесь в воздухе, как в тот первый раз, когда я пришел в этот дом и наткнулся на Лэнгстонского призрака.

Я хочу как можно прочнее привязать вас к себе, Демелса. Впрочем, мне кажется, что даже брачные узы не свяжут нас крепче, чем мы связаны теперь.

Они долго безмолвно смотрели друг другу в глаза, потом граф нашел губами губы Демелсы.

Демелса испытала от этого поцелуя тот восторг, который отозвался в каждой клеточке ее тела. На ее глазах выступили слезы, но теперь это были слезы счастья.

— Я люблю вас! — еле слышно прошептала Демелса. Ей хотелось выкрикнуть эти слова во весь голос, но они прозвучали почти неслышно, затерявшись среди страстных поцелуев.

Правда, в словах не было нужды. Души влюбленных соединились, а одному человеку слова для общения, как известно, не требуются.

Глава 7

Солнце, ярко светившее весь день, внезапно скрылось за тучами, обрушившимися на землю потоками ливня.

Потрескавшаяся от небывалой засухи земля жадно глотала его тяжелые теплые капли.

Управляя своей знаменитой шестеркой гнедых, граф то и дело погонял лошадей по узким проселочным дорогам, тянущимся сквозь леса до самого моря.

Взбираясь по отлогому склону холма, граф, еще не достигнув вершины, увидел вдалеке голубые атлантические воды, а поблизости — трубы и крышу длинного приземистого здания.

Он натянул поводья, сгорая от страстного нетерпения.

Еще десять минут — и он подъезжал к ограде старого сада, щедро расцвеченного всеми красками осени.

В Треварнон-хаузе, уже полтысячелетия принадлежавшем семейству Треварнонов, вначале размещался небольшой монастырь. В самом облике дома было что-то приветливое. Каждому, кому случалось проезжать мимо, начинало казаться, что его радушно приглашают заехать сюда.

Ливень кончился так же неожиданно, как и начался, и солнце снова засверкало, заиграв золотистыми бликами на окнах дома, словно они освещались изнутри.

Перед входом граф остановил лошадей, вспотевших от быстрого бега, и привязал их к столбу.

К лошадям тут же поспешили конюхи, а граф Треварнон, зная, что о животных как следует позаботятся, вошел в холл.

Там были только старый дворецкий и молодой лакей, принявший у хозяина цилиндр и перчатки. Доусон, выйдя навстречу графу, сказал:

— Ее милость просили меня проследить, чтобы вы переменили сюртук, потому что вы промокли.

— Что ты, Доусон, дождь был очень короткий. Но Доусон стоял в ожидании, и граф нетерпеливо сбросил с себя облегающий габардиновый сюртук и расстегнул жилет.

Потом он заметил, что камердинер держит в руках и свежий муслиновый шейный платок.

— Послушай, Доусон, это уж слишком! — возмутился он.

— Ее милость боятся, как бы вы не простудили горло, милорд.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы у меня было простужено горло? — улыбнулся граф.

— Что-то всегда случается впервые, милорд. Стянув шейный платок, действительно влажный, и взяв у Доусона новый, из плотного муслина, он заметил:

— У меня такое ощущение, что меня и балуют, и сживают со свету в одно и то же время. Камердинер широко улыбнулся.

— Возможно, милорд, но мы же не хотим огорчать ее милость.

Завязывая на ходу шейный платок, граф пошел в глубь дома по длинному коридору. По обе стороны располагались со вкусом обставленные комнаты, где было много семейных реликвий, которые он видел в детстве и вспомнил, лишь приехав на Корнуолл спустя много лет.

Он знал, что застанет Демелсу в оранжерее, помещении, которое его дед под старость преобразовал в гостиную, так что с тех пор оно служило и зимним садом, и местом, откуда можно было наблюдать раскинувшийся за окнами сад.

Эта комната была всегда полна солнечного света. Стоило графу открыть дверь, и на него повеяло ароматом цветов, словно бризом, приносящим запах моря.

Здесь росли и старые апельсиновые деревья, в незапамятные времена привезенные из Испании, и орхидеи, и экзотические лилии, и цветущие кактусы, и маленькие карликовые азалии, некогда украшавшие склоны Гималаев.

В дальнем конце комнаты в кресле сидела Демелса.

Она не слышала, как он вошел, и граф залюбовался нежным профилем приподнятого к небу лица, глазами удивительно глубокого фиалкового цвета, белокурыми волосами, собранными на шее тяжелым узлом.

Первым заметили присутствие хозяина два спаниеля, сидевшие у ног Демелсы. Они запрыгали от радости, завиляли хвостами, залаяли.

Демелса вскинула глаза, сверкнувшие фиолетовым блеском.

— Вэлент, ты вернулся! — радостно воскликнула она, поднимаясь навстречу мужу. Граф прижал ее к груди.

— С тобой все в порядке? Ты здоров? — спрашивала Демелса, хотя, как казалось, эти вопросы не имели особого смысла. Они были вместе, рядом — и это было главное.

— Ты скучала?

— День был долгим-долгим, — ответила Демелса.

— Мне тоже так показалось, — заметил Вэлент.

— Я боялась, что тебя задержит дождь. Ты сильно намок?

— Совсем нет. И все равно переоделся, как ты велела.

— Ты должен беречь себя.

— Ты делаешь из меня неженку, — пожаловался граф. Она ласково засмеялась:

— Это невозможно. Но даже при твоей силе не следует рисковать.

Она обняла мужа, просунув руки под сюртук:

— А рубашка у тебя не мокрая?

Почувствовав нежные руки жены у себя на спине, граф напрягся. В его глазах вспыхнул огонь страсти.

Он наклонился, и их губы сомкнулись в поцелуе. Все мысли вытеснила одна ликующая мысль: они — вместе!

Поцелуй длился целую вечность. Когда наконец граф отпустил Демелсу, у нее пылали щеки.

— Дорогой, мне так много надо тебе рассказать, — сообщила она с улыбкой. — Но вначале тебе надо подкрепиться. Ты так долго был в пути!

Демелса увлекла его к окну, где на круглом столике был приготовлен ленч: накрытые крышками серебряные тарелки стояли на специальной подставке и подогревались снизу зажженными свечами. В ведерке со льдом ждала своего часа бутылка шампанского.

— Корнийские котлетки — как ты любишь, — сообщила Демелса. — И крабы. Пойманы сегодня в заливе.

— Я голоден, — признался граф, — но не хочу перебивать аппетит перед обедом.

— До обеда еще два часа. Успеешь снова проголодаться, — возразила Демелса. — Я приказала подавать обед на час позже, на случай, если ты задержишься.

Взяв корнийскую котлетку, граф налил себе бокал шампанского.

Не спуская глаз с жены, он сел в удобное кресло, а Демелса уютно устроилась неподалеку среди лиловых бархатных подушек.

— Расскажи мне, что ты делал, — попросила графа жена.

— Я купил в Пензансе пару чудесных кобыл. Уверен, что они принесут нам отличное потомство. Они как раз подходящего возраста для Крусадера. Ему пора обзаводиться наследниками, вот только выиграет дерби.

— Ты так уверен в победе, — поддразнила мужа Демелса.

— Как может быть иначе, если это наш жеребец, твой и мой?

— Я рада, что твоя поездка оказалась удачной, — улыбнулась Демелса. — Я боялась, что ты пробудешь там весь день и вернешься ни с чем.

Он с нежностью посмотрел на жену.

— А у меня есть новости для тебя, — помолчав, объявила Демелса.

Граф не сводил с нее глаз, рассеянно почесывая за ухом одного из спаниелей, старавшегося привлечь к себе внимание хозяина.

— Препятствия для стипль-чеза сегодня закончены. По-видимому, это была весьма важная новость.

— Закончены? — радостно переспросил граф. — Хьюсон сам это сказал?

— Он хотел сделать тебе сюрприз, — пояснила она. — И я тоже. Препятствия совершенно такие же, как на главном ипподроме.

Помолчав, она добавила:

— Теперь ты сможешь выиграть и Гранд Нэшнл, и дерби.

— Да, — с воодушевлением подхватил граф, — но в стипль-чезе я новичок, и на победу надеяться рано. По-моему, к скачкам готовиться легче.

— Зато у тебя появится новый интерес в жизни.

— По-твоему, я в этом нуждаюсь? — удивленно спросил граф.

Взгляд Демелсы был выразительнее слов.

— Я все время боюсь, что ты заскучаешь без балов и приемов, без своих остроумных, образованных друзей.

Граф улыбнулся, словно Демелса сказала что-то очень забавное.

— Неужели ты думаешь, что я могу по ним скучать теперь, когда обрел то, чего не имел прежде? — искренне удивился он.

Демелса смотрела на него вопросительно.

— Дом! — воскликнул граф. — Дом — это то, что невозможно купить ни за какие деньги. Можно приобрести замок, дворец, но дом — это нечто совсем другое. У меня не было его и в детстве. Я рос вдали от родителей, предоставленный попечению гувернеров и учителей. У меня не было его и после женитьбы. Только ты подарила мне дом, и лишь с тобой я понял, насколько мне его всегда недоставало.

— Вэлент, неужели это правда? — хлопнула в ладоши Демелса. — Ты знаешь, я ведь молилась, чтобы дать тебе именно это.

Поставив на стол бокал, граф встал, подошел к окну и залюбовался восхитительным пейзажем.

— Отсюда Лондон кажется таким далеким, — задумчиво сказал он.

— Скоро все будут съезжаться в столицу. Начнется новый сезон, — заметила Демелса.

— Ты меня искушаешь? — засмеялся граф.

— Я вовсе этого не хочу, — серьезно ответила Демелса. — Ты ведь знаешь, что здесь, с тобой, я чувствую себя как в раю. Я никогда не была так счастлива.

Граф осторожно присел на краешек ее кресла.

— Ты правда счастлива со мной? — в который раз спросил он, хотя знал ее ответ наперед.

— Вэлент, я каждый день начинаю с мысли о том, что невозможно быть счастливее, как невозможно любить больше, чем люблю тебя я.

Граф, не отвечая, задумчиво смотрел на жену.

— О чем ты думаешь? — спросила Демелса.

— Я часто спрашиваю себя, чем ты так меня заворожила. Может быть, ты все-таки колдунья, и правильнее будет сказать» приворожила «?

— Нет уж, никакая я не колдунья и даже не призрак! — беспечно ответила она, раскрывая объятия навстречу мужу.

Прижавшись к его широкой груди, она тихо продолжала:

— У меня есть для тебя еще одна новость. Сегодня я получила письмо от Джерарда.

— Я так и думал, что он скоро даст о себе знать, — заметил граф Треварнон.

— Он так рад, что ты разрешил ему держать его новых лошадей в твоих конюшнях. Ты очень добр к моему брату.

— Там достаточно места, — небрежно отвечал граф.

— Еще Джерард благодарил тебя за то, что ты помог ему продать картины. Без тебя мы никогда не узнали бы, что они представляют такую ценность! Теперь он неплохо обеспечен, не знаю, правда, надолго ли, — продолжала Демелса.