Роман с призраком

Барбара Картленд

Роман с призраком

Глава 1

— Демелса!

Оторвавшись от книги, которая, судя по всему, захватила ее целиком, Демелса подняла голову и прислушалась.

— Демелса! Демелса!

Легко вскочив, девушка опрометью бросилась к лестничной площадке.

С верхней ступени парадной лестницы она приветливо заулыбалась необыкновенно стройному и красивому молодому человеку.

— Джерард! — с радостным удивлением воскликнула она и тут же с беспокойством добавила:

— А мы тебя совсем не ждали!

— Я так и знал, Демми, — ласково ответил сестре молодой человек.

Когда они были наедине, он называл ее уменьшительным именем, закрепившимся за ней с детства.

Демелса, едва касаясь ступенек, спорхнула по лестнице, торопясь обнять брата.

— Осторожно, — вежливо попытался он отстраниться. — Ты помнешь мне шейный платок!

— А, ты опять его по-новому завязываешь! — заметила Демми, впрочем, без особого восхищения.

Далекая от лондонского света, она мало ценила ухищрения привередливой моды.

— Ох, Джерард, какой ты элегантный! — все-таки заметила она, отступив на шаг и разглядывая брата после недолгой разлуки.

— Еще бы! Я к этому и стремился, — самодовольно ответил Джерард. — Такой узел называют «математическим».

— Да, название говорит само за себя, — тут же отозвалась Демми, которая была с детства не в ладах с математикой. — Завязать его, наверное, не проще, чем доказать какую-нибудь там теорему!

— Куда там! — снисходительно улыбнулся Джерард. — Как тебе известно, теоремы никогда не доставляли мне хлопот, а чтобы научиться завязывать этот вот узел, я потратил немало часов и извел полдюжины муслиновых платков.

— Постой секунду на месте, дай мне рассмотреть тебя! — попросила Демелса, догадываясь, как приятно брату ее внимание к его нарядам.

Джерард с явным удовлетворением медленно повернулся.

Он выглядел на редкость элегантным и стройным в узких панталонах цвета шампанского, сюртуке в обтяжку и шелковом жилете.

— Ты можешь по праву гордиться своим новым портным, — помолчав, заметила Демми.

Несмотря на то, что сестра постоянно жила в провинции, Джерард доверял ее вкусу и с удовольствием выслушал ее вердикт.

— Только мне страшно подумать, какой за это придет счет, — не удержалась Демелса, которая была в денежных вопросах гораздо осмотрительнее брата.

— Из-за этого-то я и приехал поговорить с тобой, — живо отозвался Джерард Лэнгстон.

— Джерард, неужели ты опять залез в долги? — с ужасом воскликнула Демелса.

— Дело чуть не дошло до ростовщика, — неохотно признался молодой человек. — Однако давай лучше перейдем в библиотеку и там все обсудим. Кстати, мне бы не помешал бокал вина. На дорогах — несносное столпотворение, экипаж еле тащился, и я наглотался пыли.

— Немудрено, — рассеянно кивнула Демелса. — Перед скачками здесь всегда начинается толкотня.

Приготовления к скачкам в Эскот Хит, городке в графстве Беркшир, всегда начинались заблаговременно. Первыми сюда прибывали лошади в сопровождении конюхов, тренеров и жокеев. Животных размещали в заранее снятые конюшни и готовили к состязанию.

Участники и гости: и те, кто выставлял своих лошадей, и те, кто ехал на скачки из любви к этому великолепному зрелищу или из желания не отстать от других — ведь скачки в Эскоте почитались одним из самых знаменательных событий аристократического сезона, — отправлялись в путь из своих дальних графств за несколько дней, а то и недель до открытия состязаний. А столичные жители начинали съезжаться в Эскот в неделю, предшествующую скачкам.

Войдя в библиотеку, Джерард осмотрел комнату странным, каким-то оценивающим взглядом, что несколько насторожило наблюдательную Демелсу.

Обычно брат появлялся в отчем доме в двух случаях. Время от времени молодой щеголь приезжал забрать свою выстиранную, вычищенную, тщательно отглаженную и при необходимости зачиненную одежду. Заботу о своем гардеробе он милостиво доверял сестре и старой няне. Из-за хронической нехватки средств он не желал оплачивать услуги столичных мастериц.

Вторая причина его посещений также была связана с деньгами, точнее, с их отсутствием. Иногда финансовое положение расточительного аристократа ухудшалось настолько, что ему приходилось, на время отказавшись от своей элегантной и дорогой холостяцкой квартиры на Хаф-Мун-стрит, пережидать безденежье в родных пенатах.

Теперь внимательный взгляд Джерарда придирчиво прошелся по выгоревшим бархатным портьерам, в цвете которых едва угадывалась былая сочная зелень, по ковру, изначально ворсистому, но теперь местами вытертому до основы, переплетением напоминавшей простую мешковину, и по покойным креслам, на которых гобеленовая обивка уже пару десятков лет требовала вмешательства обойщика.

— Что ты все так разглядываешь? — не утерпела Демелса. — Хочешь переставить мебель?

Джерард, глубоко погруженный в свои мысли, ответил не сразу.

Комнаты, хоть и довольно запущенные, все же сохраняли флер прежнего великолепия и дышали благородным достоинством.

Молодой человек удовлетворенно резюмировал:

— Что ж, здесь не так уж и плохо. В, конце концов, только парвеню и нувориши гонятся за лоском новизны.

— Дорогой, о чем это ты? — с недоумением взглянула на брата Демелса.

— Я приехал сообщить тебе волнующее известие! — с торжеством, за которым, однако, скрывалось некоторое смущение, объявил Джерард. — Сядь на стул, а то, боюсь, можешь упасть от удивления.

— Что еще за известие? — насторожилась Демелса.

— Я сдал дом на всю следующую неделю, — набравшись духа, сказал Джерард. — На время скачек…

Последовало минутное молчание. Демелса пыталась осмыслить странную новость.

— Как это… сдал? Что ты имеешь в виду?

— Именно то, что говорю, — повторил Джерард, удобно устраиваясь на диване, тихим скрипом поприветствовавшем хозяина.

— Но… почему? Кому? Зачем?

Вопросы срывались с уст Демелсы один за другим, но брат медлил с ответом.

— Дом сдан графу Треварнону, — наконец объявил он, выдержав театральную паузу.

Заметив недоверчиво-радостный блеск в глазах сестры, Джеральд добавил:

— Подожди, я ведь еще не сказал, на каких условиях заключена сделка!

— Но зачем графу Треварнону жить в нашем доме? — недоумевала Демелса.

— Это нетрудно объяснить, — возразил Джерард. — Брекнеллская гостиница «Уздечка и подкова» прошлой ночью сгорела дотла.

— Сгорела? Какой ужас! — Глаза Демелсы округлились от изумления. — Кто-нибудь пострадал?

— Понятия не имею, — беспечно отмахнулся брат. — В какой-то мере пострадал граф Треварнон — лишившись крова на все время скачек, ведь гостиницу забронировал для своих гостей он!

— Значит, теперь ему некуда деться, — понимающе кивнула Демелса.

— Он был в отчаянии! — с воодушевлением продолжил Джерард. — И неудивительно. Ты ведь не хуже меня знаешь, что теперь во всей округе уже не найдешь свободной кровати, не говоря уже о комнате.

Демелса знала, что брат был прав.

В отличие от Эпсома, где ежегодно проводились другие популярнейшие скачки, куда из Лондона можно было легко добраться меньше чем за день, Эскот отделяло от столицы расстояние в тридцать миль.

Лишь немногим из «коринфян»— как называли тогда богачей, увлекающихся традиционными «аристократическими» видами спорта: верховой ездой, боксом и фехтованием, — удавалось добраться до Эскота за день с остановками только для перемены лошадей.

Большая часть публики выезжала на скачки загодя, двигалась не торопясь и оставалась в Эскоте не менее пяти суток. Само собой, все помещения, едва пригодные для ночлега, сдавались приезжим, все окрестные гостиницы буквально лопались от обилия постояльцев.

Трудностей с помещением не ведали лишь те, кто был приглашен в замок Виндзоров или кто мог выложить астрономическую сумму за найм одного из окрестных особняков.

Остальным любителям великолепного зрелища приходилось довольствоваться скудными удобствами местных постоялых дворов, за которые взималась непомерная плата. Нередко, возвращаясь со скачек, гость узнавал, что ему придется ночевать на диване, а то и ворочаться до утра на травяном матраце.

Демелса и без пояснений брата могла вообразить, какие неудобства причинил публике пожар в лучшей Брекнеллской гостинице «Уздечка и подкова», случившийся как раз в пятницу, накануне начала скачек.

Джерард принялся с упоением рассказывать сестре предысторию своей удачной сделки:

— Мы как раз пили в клубе «Уайте», когда Треварнон, услышав новость, воскликнул на всю кофейную комнату, где все это происходило: «Черт возьми, что же мне теперь делать? — Никто ему не ответил, и он продолжал:

— У меня на скачки заявлено пять лошадей, среди них мой лучший жеребец Крусадер. И они уже на пути в Брекнелл!»

— Крусадер! — выдохнула Демелеа, почти лишившись голоса от волнения.

Она давно мечтала увидеть этого жеребца, выигравшего уже немало скачек, чем он снискал подлинную славу: в Англии не было газеты, которая не напечатала бы статьи с дифирамбами по поводу его экстерьера и быстроты бега.

— Именно, Крусадер! — с торжеством в голосе повторил Джерард. — И я потеряю кучу денег, поставленных на него, если Крусадер, явный фаворит скачек, не будет участвовать в состязаниях!

— О, Джерард, как ты мог!

В этом восклицании его сестры упрек смешивался с отчаянием: Джерард, уже немало денег потерявший на скачках, был неисправим.

— Ты ведь обещал мне не играть, пока не расплатишься хоть с самыми срочными долгами!

— Но в этот раз мне повезет, Крусадер — беспроигрышный вариант, — возразил молодой человек.

«Беспроигрышный вариант» было его любимое выражение. Он всегда так называл любое рискованное предприятие, в итоге неизменно оставлявшее его с новыми долгами, что, впрочем, огорчало не столько Джерарда, сколько его куда более рассудительную, несмотря на юный возраст, сестру.

— Граф и сам поставил на него целое состояние. — Ему казалось, что этот довод может смягчить Демелсу.

— Разница лишь в том, что у графа оно есть, а мы не можем позволить себе никаких непредвиденных расходов, — с горечью заметила Демелса. Ей уже давно приходилось довольствоваться самыми скромными нарядами и ограничивать себя во всем, изо всех сил стараясь свести концы с концами и соблюсти приличия в содержании некогда великолепного, но теперь, несмотря на все ее усилия, приходящего в упадок родового поместья.

— Отныне, после того как я сдал дом, мы тоже немного разбогатеем, — с гордостью возразил Джерард.

— Так ты на самом деле позволишь графу Треварнону со всеми его гостями приехать к нам? — воскликнула Демелса, до сих пор подозревавшая, что брат лишь строит свои — как всегда, несбыточные — планы.

— Ты все время перебиваешь меня, а я как раз пытаюсь тебе это втолковать, — снисходительно откликнулся Джерард. — Только не надо сразу вставать в позу и отказываться! В нашем положении выбирать не приходится. А Треварнон выложил за эту услугу целое состояние. Бог свидетель, эти деньги нам ох как нужны! — закончил Джерард тоном рачительного хозяина, хотя никто из знавших его ни на минуту бы не поверил, что он собирается распорядиться свалившейся на него суммой более рассудительно, чем это было у него заведено.

— Так сколько же он нам даст? — с замиранием сердца спросила Демелса.

Ей, как никому, было известно, насколько плохи, даже катастрофичны, были их обстоятельства, и соблюдение фамильной гордости, а настоящим аристократам не пристало пускать постояльцев за деньги, во всяком случае, так считалось в прошлом веке, теперь ее уже не останавливало.

— Тысячу гиней!

В ответе Джерарда отчетливо слышались нотки триумфа, но сестра не сводила с него взгляда, полного недоумения, словно не расслышала его или не поняла.

— Тысячу гиней? — недоверчиво повторила она после затянувшейся паузы, которую брат не хотел прерывать, наслаждаясь ее растерянностью. — Но это… это же невозможно! Ты… ты, наверное, шутишь?

— Как бы не так! — радостно отозвался Джерард. — Говорю же тебе, он был в полном отчаянии! — продолжил он свой рассказ. — На нашего блестящего аристократа было больно смотреть! Кофейная комната в клубе была набита битком. Он обвел собравшихся глазами, словно его осенило, что у кого-то из присутствующих может быть дом в наших местах. Потом взгляд его милости остановился на мне.

Тут Джерард, обладавший несомненными артистическими способностями, разыграл перед сестрой настоящий спектакль.

— Если память мне не изменяет. Лэнгстон, вы живете поблизости от Эскота, — задумчиво сказал наш будущий квартирант.

— Вы правы, милорд, — ответил я.

— А в вашем доме случайно не найдется свободных комнат на время скачек?

— Пустые комнаты есть, милорд, — говорю я, — но боюсь, они не смогут вас удовлетворить.

— В моем положении меня удовлетворит любой дом, лишь бы крыша была на месте, — говорит Треварнон. — К тому же, при доме ведь, наверное, есть и конюшни?

— Конюшни есть, — отвечаю я.

— На сколько лошадей?

Джерард беспомощно развел руками:

— Демелса, я сказал ему правду. Что еще мне оставалось делать?

— Не отвлекайся, — попросила Демелса, вся горя от нетерпения.

— Вот я и говорю: «Лошадей на сорок, милорд!» Тут он подошел ко мне, взял за локоть и отвел в сторону.

— Вы бы не особенно возражали, если бы я напросился к вам в жильцы? — спрашивает граф Треварнон.

— Разумеется, нет, милорд! — отвечаю я, а у самого сердце бьется, словно чувствую, что сейчас решается моя судьба.

— Так чем же вызвана ваша нерешительность? — настаивает он.

— Видите ли, милорд, дом у нас старый, а поскольку я наезжаю туда не часто, то и слуг там маловато. Вы привыкли к комфорту, которого там, боюсь, не найдете.

— Это не имеет никакого значения, — говорит граф Треварнон. — Я захвачу с собой собственного повара, дворецкого, сколько угодно лакеев и прислугу.

Я — молчу. А он спустя секунду спрашивает:

— Устроит ли вас плата в тысячу гиней за аренду вашего дома на недельный срок, Лэнгстон?

Джерард замолчал, словно заново переживая тот сладостный миг, когда он услышал столь заманчивое предложение. Потом, не давая сестре вставить ни слова, он радостно закончил:

— Итак, дело улажено, и завтра граф Треварнон и его гости будут здесь. Лошади прибудут сегодня к вечеру.

— Но Джерард, как же мы справимся? — встревожилась Демелса, наконец обретая дар речи, который потеряла от неожиданности свалившегося на нее известия. — У меня в распоряжении ведь только Нэтти да старушка Бетси! Мы не сможем все приготовить в столь короткий срок!

— Если его милости будет неудобно, он может упрекать за это только себя, — беспечно возразил Джерард. — Ты только подумай, Демелса, тысяча гиней!

Виновато взглянув на сестру, он признался:

— Я дошел до того, что уже собирался про вести дома все лето.

Как хорошо было известно его сестре, это означало, что Джерард совершенно истратился.

Демелса, как никто другой, понимала, что отказать графу Треварнону в просьбе, сулившей такие выгоды их семье, брат не мог, но в отличие от Джерарда она сразу задумалась о том, сколько почти неразрешимых проблем, сколько хлопот обрушится на нее и двух ее служанок.

Лэнгстон-Мэнор, как называлось поместье, принадлежало семье Лэнгстонов с начала XVI века. Правивший в то время король Генрих VIII поссорился с римским папой из-за того, что слишком часто менял жен, и стал бороться с католицизмом и католиками. По его приказу по всей стране закрывались монастыри, а их владения передавались во владения аристократов.

Одно из таких монастырских зданий и досталось после ликвидации обители Лэнгстонам.

С тех пор в разное время хозяевами возводились пристройки, многое в облике этого особняка изменилось, но он сохранил свою заостренную крышу, каминные трубы прихотливой формы, ромбовидные окна и особую атмосферу отрешенности и таинственности, которую Демелса приписывала тому факту, что изначально дом был построен для цистерцианцев.

Монашеский орден цистерцианцев был основан в XII веке и отличался особо суровыми порядками. Даже к архитектуре в этом ордене предъявлялись особые требования, вследствие чего образовался особый, цистерцианский стиль.

Историческая судьба семьи Лэнгстонов делала крутые повороты. Одни из них обладали огромными состояниями, занимали высокие государственные посты и пользовались заслуженным уважением у современников и потомков.

Другие проявляли безудержную тягу к мотовству и пускали на ветер нажитые предками богатства.

К несчастью, к последним принадлежали и дед, и отец Джерарда, в результате чего ему в наследство достался лишь этот дом с несколькими акрами леса.

Судя по всему, вместе с этим более чем скромным имуществом Джерарду передалась известная доля легкомыслия, свойственного его отцу и дедушке.

Стоит ли говорить, что молодой повеса желал проводить большую часть времени в Лондоне, поближе к Букингемскому дворцу и Красавчику Бруммелу, как звали в свете Джорджа Брайана Бруммела, законодателя моды начала XIX века, основоположника стиля «денди». Он являлся душой того веселого, жаждущего развлечений общества, которое окружало коронованного в 1820 году Георга IV.

А поскольку Джерард жил в свое удовольствие в Лондоне, уделом Демелсы оставалось существование в провинциальной тиши — скромное, незаметное и крайне экономное, если не сказать скудное.

Она знала только эту жизнь. Блеск и великолепие света, с которыми она, по знатности своего положения, непременно познакомилась бы, будь ее мать жива, а состояние до такой степени не расстроено, были ей неведомы.

По правде говоря, Демелсу вполне удовлетворяло постоянное пребывание в их старом доме, который она так любила, и привычные занятия: помощь старой няне по дому, уход за садом и чтение, которому молодая девушка предавалась с упоением, вполне объяснимым, учитывая ее возраст и вынужденное затворничество, лишавшее ее других развлечений.

Но главной отрадой Демелсы были лошади ее брата. К счастью, содержать их в Лондоне Джерарду было совсем не по карману: в столице конюшни были едва ли не дороже обычного жилья. Поэтому девушка могла сколько угодно скакать верхом по окрестным просторам с лихостью и ловкостью, от которой упала бы в обморок любая лондонская барышня ее лет.

Впрочем, среди жителей Эскота подобное мастерство не было редкостью — как не удивляет великолепное умение плавать тех, кто живет на морском побережье.

У Джерарда был один рысак — Файерберд, которого он предоставил попечению сестры и старого конюха Эббота, жившего в поместье с тех пор, как его теперешние хозяева были детьми.

На этот раз по настоянию Эббота Файерберд был заявлен на скачки, где с ним предстояло выступить Джему Эбботу, внуку конюха.

Джем вырос в поместье Лэнгстонов и лишь в последнее время стал появляться в числе жокеев молодого поколения, искавших шанса участвовать в известных скачках.

Именно от него Демелса впервые услышала о непревзойденном экстерьере и выдающихся скаковых качествах Крусадера.

— От тебя требуется немного, сестренка, — подвел итог Джерард. — Как можно лучше прибрать в доме, разыскать побольше слуг и найти себе где-нибудь приют на следующую неделю.

— Приют на следующую неделю? — изумилась Демелса. — Зачем?

— Тебе не следует здесь оставаться, — ответил брат. — Это холостяцкая компания. Как я тебе неоднократно рассказывал, граф Треварнон хорош для мужского общества. Он мне очень симпатичен, но я в жизни и на милю не подпущу его к родной сестре.

— Но куда же мне деться, Джерард? — в полной растерянности спросила Демелса, не столько действительно обращаясь к брату, сколько размышляя вслух.

— Ну какое-то место должно найтись, — не пытаясь вдаваться в столь незначительные детали, заметил Джерард Лэнгстон.

— Но ведь без меня Нэтти и Бетси вовсе не справятся с хозяйством, — рассудительно возразила Демелса. — А старик Якоб наверняка забудет приносить по утрам уголь для плиты и мыть полы. Он день ото дня все больше выживает из ума.

— Здесь тебе оставаться нельзя — и точка! — решительно заявил Джерард.

Его тон лучше всяких слов сказал Демелсе, какую репутацию имеет граф Треварнон в глазах ее брата.

— Он что, правда так порочен? — с любопытством спросила она.

Ей не было нужды пояснять, кого она имеет в виду.

— Когда дело касается женщин; это сущий дьявол, — резко ответил брат. — Я никогда не видел мужчины, который превзошел бы его в верховой езде, лучше разбирался бы в лошадях, стрелял, фехтовал или мог состязаться с ним в любом другом подобном занятии.

— Но ты и раньше рассказывал о нем. И я всегда считала его неподходящей компанией… для тебя, — тихо заметила Демелса.

— Какая там компания, — отмахнулся Джерард. — Я ему не ровня. Среди своих друзей он числит всего несколько человек. Правда, он со мной любезен, иногда даже приглашает на свои вечеринки, но не более того. Разумеется, граф вызывает у меня восхищение — кто бы им не восхищался. Он затмевает блеском всех других лондонских аристократов, исключая разве самого бога. Но по части женщин…

— А он никогда не был женат? — продолжала свои расспросы Демелса.

— Он и теперь женат.

— Я и понятия об этом не имела, — удивилась Демелса. — Ты ведь никогда не упоминал… леди Треварнон.

— Она — сумасшедшая. Заперта в желтом доме, где безвыходно находится уже двенадцатый год.

— Сумасшедшая! Какой ужас! Он достоин… сочувствия!

— Треварнон — сочувствия? — расхохотался Джерард. — Это с ним никак не вяжется! У него больше земель, чем у любого другого джентльмена в Британии, и он богат как Крез. Ходят слухи, что сам король в бытность регентом при сумасшедшем отце, Георге III, много раз одалживал у него деньги, и эти долги Треварнон никогда не получит назад.

— Но ведь у него жена — сумасшедшая, — возразила Демелса, у которой эта новость просто не укладывалась в голове.

— Похоже, это его не слишком беспокоит. Напротив, это весьма удобное обстоятельство для Треварнона. Граф может заводить романы направо и налево, но все его приятельницы с самого начала знают, что у них нет никаких шансов потащить его к алтарю.

— Но, может быть, он хотел бы жениться.

— Пока его жена жива, это исключено. И уверяю тебя, сам факт своего пребывания в этом ярме граф превратил для себя в удовольствие.

В смехе Джерарда послышалась горечь.

— Если Треварнон уходит, оставляя очередную женщину в слезах и с разбитым сердцем, ей некого винить, ведь с самого начала ей было известно, что он на ней никогда не женится.

— Это можно понять, — заметила Демелса.

— Ничего ты не понимаешь, — резко возразил брат. — Впрочем, это и неважно. Ты должна лишь принять во внимание, что я запрещаю тебе даже знакомиться с Треварноном и не допускаю никаких протестов на этот счет. Ты уедешь из дома сегодня же вечером, и не спорь больше со мной!

— Но куда же мне уйти? — спросила Демелса, очевидно, готовая подчиниться воле брата. — Без сопровождения я не могу отправиться к тете Элизабет в Нортумберленд, а если я возьму с собой Нэтти, то Бетси наверняка вообще откажется что-либо делать по дому.

— Господи, ты всегда из любого пустяка сделаешь проблему! — в сердцах вскричал Джерард.

— Вовсе нет, клянусь тебе, Джерард, я очень хочу тебе помочь. Но надо смотреть на вещи трезво. Ты не хуже меня знаешь, что весь этот дом держится на мне, что, когда ты приезжаешь, готовлю тебе я, я же слежу за постельным бельем, наведением порядка и чистотой.

— Так найми же кого-нибудь на время своего отсутствия! — раздраженно сказал брат. — Слава богу, на это у нас средства теперь есть.

— Кого же я найму? — воскликнула Демелса, теряя терпение. — Все женщины, от мала до велика, вплоть до последних неумех, и так уже наняты в услужение приезжими на скачки.

На это Джерард не мог ничего возразить.

— Более того, — продолжала Демелса, не на шутку разволновавшись. — Я не могу допустить, чтобы случайные люди хозяйничали в доме. Они могут испортить те немногие ценные вещи, которые у нас еще остались. Взять хотя бы мамины простыни с кружевами и наволочки, которые она так чудесно вышила.

Брат приготовился ей что-то возразить, но Демелса вдруг радостно хлопнула в ладоши и воскликнула:

— Я придумала! Я знаю, что мне делать! Я разрешила наши затруднения.

— Куда ты собралась? — живо заинтересовался брат.

— Мы забыли о комнате «священников»!

— Комнате «священников»? — эхом отозвался брат.

— Я буду спать там, — с воодушевлением продолжала Демелса. — Никто не узнает о моем пребывании в доме, а пока все будут на скачках, я стану прибираться и делать все необходимые приготовления к возвращению гостей.

Джерард смотрел на нее в задумчивости. Потом он медленно сказал:

— Мне не нравится твой план. Это слишком рискованно.

— Рискованно? — удивилась Демелса. — Чем?

Он не мог обосновать свои возражения, как будто впервые увидев сестру в совершенно новом свете.

Джерард настолько привык к ней, что ему никогда не бросалось в глаза, как она стала хороша, как отличается ее милый облик от привычного лондонского типа женской красоты.

Весь образ Демелсы был полон свежести, юности, почти детского очарования. От ее изящного овального личика с огромными глазами веяло неизъяснимой прелестью, как от едва раскрывшей свои лепестки маргаритки.

Фамильной особенностью Лэнгстонов были удивительного цвета глаза, в которых, когда свет падал на них под каким-то определенным углом, проблескивали фиолетовые искры.

Джерард полностью унаследовал семейные черты. Что касается Демелсы, то она удивительным образом сочетала отцовские удивительные глаза с пепельно-белокурыми волосами своей матери, отливавшими на солнце чистым серебром.

Это странное сочетание сразу приковывало к себе внимание и, вне всякого сомнения, могло заворожить любого мужчину, который встретился бы на пути Демелсы.

Сестра была на четыре года младше брата, но Джерард по-прежнему считал ее ребенком, что не мешало ему в то же время беззастенчиво пользоваться ее истинно материнской заботой.

Теперь он сказал себе, что обязан оберегать ее, особенно от такого типа, как Треварнон.

— Что ты на меня так смотришь? — спросила Демелса.

Джерард улыбнулся, что придало ему мальчишеское очарование. Несмотря на все его недостатки, он был добрый малый, и сестра, которую он так часто допекал своим мотовством и легкомыслием, любила его больше всех на свете. , — Я задумался о том, что, будь у тебя подходящие наряды, ты затмила бы в свете всех столичных дам. О тебе пошла бы молва по всем гостиным и клубам!

— Надеюсь, что ты шутишь, — зардевшись, возмутилась Демелса. — Мама всегда говорила, что даме не пристало быть предметом обсуждения в клубах. По сути, от этого она… перестает быть дамой.

— Ну, поскольку ты все равно не станешь предметом ничьих обсуждений, тебе это не грозит, — миролюбиво сказал Джерард.

Теперь он посерьезнел и перешел на властный, не допускающий возражений тон:

— Если я разрешу тебе перебраться в комнату «священников», ты готова пообещать мне, что не покажешься из тайных помещений, пока Треварнон или кто-то из его гостей находится в доме? Помолчав, он добавил:

— Демелса, я не шучу. Либо ты сейчас же дашь мне в этом честное слово, либо отправишься вместе с Нэтти в Нортумберленд, а с домашним хозяйством пусть управляются слуги Треварнона.

— Ну конечно, милый братик, я обещаю, — сказала Демелса с обезоруживающей искренностью. — Ты ведь не думаешь, что я буду искать встречи с этим графом или другими повесами, с которыми ты прожигаешь жизнь в столице? Хотя твои рассказы о них иногда и занимают меня, но я отнюдь не одобряю твоих приятелей и их — и твоего тоже — образа жизни. Джерард рассмеялся:

— О котором, слава богу, ты и понятия не имеешь. Что ж, я целиком полагаюсь на твое благоразумие. Может быть, я поступаю не правильно, но я и сам понимаю, что без тебя все хозяйство развалится.

— Это самое приятное из всего, что мне сегодня довелось от тебя услышать, — улыбнулась Демелса. — Но, Джерард, раз ты получишь столько денег, ты можешь выделить мне некоторую сумму на жалованье слугам и на продовольствие — на время своего отсутствия?

— Ну конечно, — ответил Джерард. — Я слишком часто злоупотребляю твоей любовью, сестренка. Не сомневайся, если мы вместе переносили тяжелые времена, мы разделим и радость.

— Спасибо, дорогой, — ответила Демелса. — Ты знаешь, как я не люблю докучать тебе просьбами, но мне стыдно брать продукты в дом у местных торговцев.

— Я пока что не обратил чек Треварнона в наличные, но у меня найдется пара гиней на самое необходимое, — беспечно кивнул Джерард.

Он достал из кармана пригоршню золотых монет и, не пересчитывая, высыпал на ладошку Демелсы.

Бережно убрав деньги в кошелек, она благодарно поцеловала брата.

— А теперь мне пора заняться хозяйством, — объявила Демелса. — Если джентльмены прибудут завтра, времени у меня — в обрез. А ты сходи и распорядись, чтобы Эббот приготовил конюшню к приему лошадей. Стойла в порядке, за исключением последних двух или трех, над которыми протекает прохудившаяся крыша.

— Дождя, по-моему, не будет, — заметил Джерард. — Когда я ехал сюда, стояла чудовищная жара и мы с Ролло чуть не испеклись, доскакав до Виндзора.

— Ты всю дорогу проскакал на Ролло? — ужаснулась Демелса. — Джерард, как ты мог так поступить!

— Когда я останавливался перекусить, я давал ему передохнуть, а последние пять миль он почти шел шагом. Кроме того, я ехал по проселочным дорогам напрямик, а это, как тебе известно, гораздо ближе. Ты же понимаешь, что мне не по средствам содержать в Лондоне более одной лошади.

— Конечно, я все понимаю, однако такая нагрузка ему опасна.

— Как и мне! — шутливо вскричал Джерард. — По-моему, ты волнуешься о жеребце больше, чем о единственном брате. Я, наверное, даже не могу надеяться принять ванну?

— На холодную рассчитывать можешь!

— Это будет как нельзя кстати.

— Пойду приготовлю ванну, — сказала Демелса. — Но за вином тебе придется спуститься самому. Кстати, в погребе осталось всего несколько бутылок. Я думаю, его милость позаботится о том, чтобы привезти вино с собой.