Проклятие клана

Шум почти тотчас же стих – видимо, сказка была для них любимейшим развлечением. Дети – как показалось мистеру Фалкирку, от четырех до семи лет – тут же устроились смирненько на своих кроватях и принялись рассматривать гостя, нетерпеливо ожидая, когда он наконец уйдет.

Ребенок на руках у Тары захныкал. Она покачала его, а потом сунула ему в ротик его же большой палец. Малыш сразу же замолчал, и в спальне воцарилась тишина.

Тара вопросительно взглянула на мистера Фалкирка.

– Я вас слушаю, сэр. О чем вы хотели поговорить со мной?

– Я уезжаю и забираю вас с собой, Тара.

Глаза ее стали еще больше, в них появился страх.

– Что вы, сэр! Как же я оставлю детей? А с миссис Бэрроуфилд вы говорили?

– Да, говорил.

– И она согласилась? – недоверчиво спросила Тара.

– У нее не было выбора. Герцог Аркрейджский приказал вам ехать со мной в Шотландию.

– В… Шотландию?!

В голосе Тары послышалось искреннее изумление.

– И что я… буду там делать?

– Откровенно говоря, я не знаю, каковы планы герцога относительно вас, – признался мистер Фалкирк. – Единственное, что мне доподлинно известно, – герцог приказал отвезти вас к нему, а посему сегодня же днем, когда я собираюсь уехать из Лондона, я должен забрать вас с собой.

Тара оглядела спальню каким-то затравленным взглядом, словно ей вдруг пришла в голову мысль взять детей с собой.

– Я оставил миссис Бэрроуфилд достаточно денег, чтобы она могла нанять кого-нибудь вместо вас, – добавил мистер Фалкирк.

Но, взглянув на притихших детей, смотревших на гостя во все глаза, понял, что заменить Тару будет сложно, а быть может, и вовсе невозможно: слишком большое место занимала она в жизни этих малышей.

Похоже, миссис Бэрроуфилд и пальцем не пошевелила для того, чтобы ее подопечным жилось хоть чуточку полегче.

Даже такому завзятому холостяку, как мистер Фалкирк, нетрудно было понять: если есть в этом приюте человек, который любит детей, так это Тара.

Словно в ответ на его мысли. Тара воскликнула:

– Как же я оставлю их, сэр? Неужели нельзя взять вместо меня кого-то другого?

– Видите ли, хотя миссис Бэрроуфилд и сказала то же самое, – заметил мистер Фалкирк, – она не смогла назвать, кроме вас, ни одной девушки подходящего возраста.

– А зачем я понадобилась его светлости?

И, поскольку мистер Фалкирк ничего на это не ответил, поспешно добавила:

– У нас есть девочка по имени Белгрейв. Ее подбросили прямо к дверям приюта. На следующий год ей исполнится одиннадцать, и для своего возраста она довольно крупная. Может быть, она вам подойдет?

– Боюсь, что нет.

– Вы уверены, сэр? Я научила ее мыть полы. Шьет она, правда, не очень хорошо, но, думаю, скоро научится.

– К сожалению, она слишком маленькая.

– Если бы вы приехали месяц назад! У нас жила одна девочка, Мэй, вот она бы вам отлично подошла. Ей пошел уже тринадцатый год, и она почти с меня ростом. Хорошая, веселая девочка, а как работает! И как бы ей ни хотелось есть, никогда не хныкала.

– Но Мэй сейчас здесь нет. Да если бы и была, боюсь, она слишком маленькая, – заметил мистер Фалкирк. – Мне кажется, Тара, вам будет очень интересно съездить в Шотландию.

Он произнес это с такой решимостью, что в синих глазах Тары вспыхнуло отчаяние.

– Когда вы хотите… увезти меня, сэр?

– Сегодня днем. Я заеду за вами примерно без четверти три.

– О Господи!

И такая боль прозвучала в этом восклицании, что сильнее, чем тысячи слов, тронуло оно посланника герцога.

Немного помолчав. Тара тихо, почти шепотом, спросила:

– А отказаться… я не могу?

– Нет, Тара. Приют принадлежит его светлости герцогу Аркрейджскому. И если он желает, чтобы ему привезли кого-то из этого приюта, никто, начиная с миссис Бэрроуфилд, не имеет права отказаться выполнить его приказ.

Тара тяжело вздохнула – казалось, вздох этот вырвался из самой глубины ее души – и спокойно проговорила:

– Я буду готова, сэр.

Мистер Фалкирк был восхищен тем мужеством, с которым эта юная девушка приняла свалившуюся на нее неприятную перемену в жизни. Видимо, у этой особы было достаточно гордости, чтобы не унижаться и не умолять его оставить ее в приюте.

Он повернулся и вышел из комнаты и, уже закрывая за собой дверь, услышал, как дети закричали:

– Сказку! Сказку! Ты обещала рассказать нам сказку!

Мистер Фалкирк осторожно спустился с лестницы, опасаясь, что рассохшиеся ступеньки не выдержат его тяжести.

Однако все обошлось, и он благополучно добрался до холла. Набросив на плечи плащ и взяв шляпу, он решительно направился к выходу.

У него не было ни малейшего желания опять пререкаться с миссис Бэрроуфилд. Впрочем, он подозревал, что это ему не грозит, поскольку почтенная дама, по всей вероятности, спит крепким сном.

Итак, мистер Фалкирк вышел на улицу и, оглянувшись, окинул взглядом здание приюта.

Жалкая картина предстала перед его взором: краска на оконных рамах почти вся облупилась, входная дверь насквозь прогнила, давно не чищенный дверной молоток почернел…

«Герцогиня Анна пришла бы в ужас», – подумал мистер Фалкирк и решил непременно добиться от герцога разрешения навести в приюте порядок.

Тара освободилась только через полчаса: дети потребовали рассказать не одну, а целых три сказки, и все их выслушали затаив дыхание.

Они слушали бы ее еще и еще, но Тара была неумолима:

– Нет-нет, хватит! Теперь вставайте и приберите комнату.

– Еще, Тара! Расскажи нам еще! – умоляли дети, но Тара лишь покачала головой:

– Мне нужно приготовить вам что-нибудь на обед, иначе останетесь голодными.

– Я есть хочу! – захныкала маленькая девочка.

– И я! И я! – хором закричали ребятишки.

Опасаясь, что они вцепятся в подол платья и не дадут ей уйти. Тара выскользнула из спальни и сбежала вниз по ступенькам.

Из комнаты на первом этаже, которую занимали дети постарше, доносился оглушающий грохот.

Даже не заглядывая туда. Тара знала – дерутся два самых больших мальчика.

Подраться было их любимым занятием, и разнять драчунов удавалось с трудом. Впрочем, сегодня Таре некогда было с ними разбираться.

Она постучалась в дверь гостиной, где расположилась миссис Бэрроуфилд, и, не получив ответа, вошла.

Как и предполагал мистер Фалкирк, хозяйка приюта крепко спала.

В комнате нечем было дышать – миссис Бэрроуфилд приказывала топить камин в любую погоду.

Тара понимала, что для миссис Бэрроуфилд горящий камин олицетворяет домашний очаг и уют и отказываться от него она не собирается.

Тихонько, чтобы не разбудить хозяйку, Тара приоткрыла окно, но, увидев на столе почти пустую бутылку, поняла: разбудить миссис Бэрроуфилд стоило бы теперь немалых усилий.

Она взглянула на хозяйку: багровое, обрюзгшее лицо, из приоткрытого рта вырывается мощный храп. Тара спрятала бутылку в буфет и вернулась к столу, чтобы убрать стаканы.

При этом ей попалась на глаза коробочка с «сокровищами» миссис Бэрроуфилд, и она сразу поняла: человек, который собирается забрать ее с собой в Шотландию, видел мамин медальон.

То, что у Тары был этот маленький медальон – ее личная собственность, – выделяло ее из всей прочей приютской безотцовщины. Без роду без племени, они отличались друг от друга лишь цветом волос, глаз и кожи…

«Только бы он его не потерял», – с беспокойством подумала Тара.

Положив коробочку на место, она взяла грязные стаканы и вышла из гостиной, тихонько прикрыв за собой дверь.

На кухне уже орудовала одна из древних старух, помогавших по хозяйству, беззубая и кривая на один глаз. Устраиваясь на работу, она назвалась кухаркой, и миссис Бэрроуфилд ей поверила.

Сейчас она помешивала в огромном котле на плите какое-то варево, от которого по всей кухне распространялся неприятный запах. А на вкус, решила Тара, наверняка еще хуже.

Но все же это лучше, чем ничего. Эта похлебка, которую дети получали на обед, только и поддерживала их силы.

Слава Богу, сегодня был еще и хлеб. Он появился только потому, что на прошлой неделе Тара заставила миссис Бэрроуфилд выплатить долг пекарю и дать ему немного денег вперед.

Лишь она одна знала, сколько денег из тех, что предназначены на нужды приюта, тратятся миссис Бэрроуфилд на выпивку. Спиртное, и только оно, способно было поддерживать пьянчужку в благодушном настроении.

Таре было в общем-то все равно, пьяная миссис Бэрроуфилд или трезвая, лишь бы не страдали дети.

Но когда они начинали буквально на глазах таять от голода и плохо спать по ночам, она принималась бороться с миссис Бэрроуфилд за их права не на жизнь, а на смерть.

И, поскольку миссис Бэрроуфилд была слишком ленива, чтобы долго держать оборону, дело кончалось тем, что она неизменно капитулировала и, отрывая от сердца, вручала Таре часть денег, которые намеревалась приберечь для себя.

Тара резала хлеб на одинаковые куски, размышляя о том, что нужно будет держать ухо востро, раздавая их, иначе старшие мальчишки непременно отберут у малышей их долю.

А еще они будут подлизываться к девочкам, надеясь, что те расщедрятся и поделятся своей порцией.

В приюте царили жестокие нравы, и Таре стоило огромных усилий не позволить старшим мальчишкам и самым отъявленным хулиганам захватить власть.

Причем она никогда не прибегала к насилию, сколько бы ни побуждала ее к тому миссис Бэрроуфилд.

Физической силе она всегда противопоставляла силу духа просто потому, что у нее не было другого выбора. Не могла же она в самом деле драться с этими мальчишками?

Порезав хлеб, Тара вдруг краешком глаза заметила, что старуха суетится в углу кухни.

Тара тут же смекнула, в чем дело, и, подойдя к кухарке,, выхватила у нее из рук большой кусок мяса – именно его та безуспешно пыталась сунуть в карман своего видавшего виды пальтишка.

Мясо это, правда, было дешевое, но другого они позволить себе не могли. Вот из этого-то куска и должна была вариться похлебка, которую так называемая кухарка усердно мешала в котле в течение последнего часа.

Старуха издала негодующий вопль, который Тара попросту проигнорировала.

Она положила мясо на стол и принялась резать его на кусочки, пока они не превратились почти что в фарш.

– Это мое! – задыхаясь от ярости, прошипела старуха.

– Неправда, Мэри, и вы это прекрасно знаете, – сказала Тара. – Дети голодают, неужели вы этого не понимаете? Им нужно хоть что-то есть, иначе они не выживут.

– Подумаешь, беда какая! Да кому они нужны?

Этот вопрос Тара и сама частенько задавала себе.

– Вы не должны этого делать, Мэри, – спокойно проговорила она. – Не дай Бог, кто-нибудь из детей умрет лишь потому, что вы украли у него еду.

– А то, что я голодная как собака прихожу домой, никого не волнует! – захныкала Мэри. – А мои бедные кошечки! Что-то с ними будет…

– Будут мышей ловить, – отозвалась Тара. – А вот дети сделать этого не могут, равно как выйти в сад и хотя бы яблок наесться, потому что нету нас сада!

Она тяжело вздохнула.

– Ах, Мэри, как бы мне хотелось, чтобы наш приют находился за городом. Я уверена, жить там было бы намного проще, чем в Лондоне.

– Ив Лондоне неплохо, если есть денежки, – проворчала Мэри.

– С деньгами везде хорошо, что верно, то верно, – согласилась Тара.

Закончив резать мясо, она бросила его в котел и помешала. И сразу же совершенно другой аромат поплыл в воздухе.

Тара посолила суп и, заметив на столе несколько маленьких луковичек, тоже бросила их в похлебку.

– Помешай еще, Мэри, – попросила она, – а я пойду позову детей. Ты вымыла тарелки?

Мэри не ответила, из чего Тара заключила, что кухарка посуду не вымыла и мыть не собирается.

«Каждый день одно и то же! – со вздохом подумала она. – На Мэри никогда нельзя положиться». Впрочем, та женщина, что приходила днем убирать, была еще хуже.

Тара отправилась за детьми. Приют был переполнен, и столовая в нем отсутствовала. Вообще-то раньше она была, но потом комнату эту превратили в спальню, поставив несколько кроватей и бросив на пол матрацы.

Теперь детям приходилось есть и холле, сидя на ступеньках лестницы или стоя, что создавало для Тары дополнительные трудности: ей сложно было проследить, чтобы всем детям досталось поровну.

Она позвонила в колокольчик, и в тот же миг распахнулись двери и со всех сторон в кухню устремились дети, сметая все на своем пути, словно бурный поток.

Наверху остались лишь самые маленькие. Для них покупали ведро молока.

Тара знала, что должна зорко сторожить это сокровище, хранившееся в углу кухни: стоит только отвернуться, как дети постарше, которым молоко уже не полагалось, тотчас же сунут в ведро кто чашку, кто ложку.

Следующие пять минут можно было сравнить со штормом, если принять Тару за корабль, а детей за бурное море, готовое этот корабль потопить.

– Всем по одному куску хлеба! Фред, положи сейчас же, ты уже брал! Осторожней, Эллен, не пролей суп! Не толкайтесь, не толкайтесь, всем хватит!

Такие замечания она делала каждый день во время обеда.

Дети вели себя так, словно с цепи сорвались, вовсе не потому, что не любили Тару и им доставляло удовольствие ей назло вырывать друг у друга куски хлеба, а просто потому, что животный инстинкт самосохранения подсказывал им: или поешь, или умрешь с голоду.

Когда Тара вычерпывала из котла остатки похлебки, она увидела, что совсем маленький мальчишка берет со стола последний кусочек хлеба.

Это означало, что ей уже ничего не осталось, но она, как бывало сотни раз, не стала ругать малыша.

«Сама виновата, – лишь подумала она. – Нужно было сначала съесть кусок хлеба, а уже потом звать детей обедать».

Тара привыкла подолгу обходиться без еды. Тревожило только то, что от слабости у нее кружилась голова и она запросто могла уронить малыша.

Впрочем, оставалась еще надежда, что ей предложат чашку чая. Чай в приюте считался роскошью, доступной только хозяйке, но когда та бывала в хорошем настроении, Таре тоже немножко перепадало.

Мэри поджарила хозяйке две огромные свиные отбивные, положила их на чистую тарелку, а рядом немного жареного лука.

– А вот и чай для ее милости! И Мэри шваркнула на поднос чайник, отчего стоявшие на нем чашка с блюдцем жалобно звякнули.

– Спасибо, Мэри, но ты забыла положить картошку.

Картофель из экономии покупали плохой, бросовый, но те три картофелины, которые вытащили из супа для хозяйки, были крупные, белые. Они заняли свое место рядом с отбивными и выглядели настолько аппетитно, что у Тары даже слюнки потекли.

«Может быть, тот господин накормит меня сегодня хоть чем-нибудь», – с надеждой подумала она, неся поднос в гостиную, где по-прежнему спала, похрапывая, миссис Бэрроуфилд.

Глава 2

Высунувшись из окна коляски, Тара воскликнула:

– Сколько зелени! Я, конечно, предполагала, что за городом будет зелено, но не думала, что настолько.

И, прежде чем мистер Фалкирк успел ей ответить, восторженно добавила:

– А поля какие золотистые! Прямо чистое золото!

– Пшеница, – лаконично отозвался мистер Фалкирк, а потом спросил: – Неужели вы раньше никогда не были за городом?

Тара покачала головой.

– Никогда. Раньше миссис Бэрроуфилд разрешала мне гулять со старшими детьми в Гайд-парке, но в последнее время у нас появилось много маленьких детей, за которыми нужно было присматривать, и она перестала меня отпускать.

– Но детям же нужен свежий воздух! – возмутился мистер Фалкирк.

– Они играли во дворе за приютом, – объяснила Тара. – Он, правда, очень маленький, и зимой там бывает грязно, но по крайней мере дети гуляют на воздухе.

И, отвернувшись от мистера Фалкирка, снова высунулась в окошко.

– Вот бы детям посмотреть на эту красоту, – чуть слышно прошептала она.

Мистер Фалкирк давно понял, что мыслями Тара по-прежнему оставалась с детьми, от которых ей пришлось уехать.

Когда он забирал Тару из приюта, во дворе разыгралась душераздирающая сцена, за которой он не мог наблюдать без слез.

Малыши все цеплялись за ее юбку, громко плача, а старшие махали ей вслед, отчаянно крича, до тех пор пока коляска не скрылась из виду.

Даже миссис Бэрроуфилд прослезилась оттого, что Тара уезжает, однако мистер Фалкирк подозревал: ее печалит перспектива остаться без ценной помощницы.

Да и Таре расставание с родным домом, каким бы убогим он ни был, далось с трудом.

Когда она наконец высвободилась из объятий льнущих к ней малышей и села рядом с мистером Фалкирком в коляску, слезы текли по ее щекам.

Первые минуты пути прошли в молчании – Таре требовалось время, чтобы взять себя в руки. Наконец ей удалось проговорить:

– Даже не знаю… что дети… будут без меня… делать… Наверняка… самые маленькие… будут голодать.

– Как раз о положении дел в приюте я и хотел с вами поговорить, Тара, – подхватил мистер Фалкирк. – Я уже понял, что детей не кормят досыта, а здание настолько обветшало, что просто уму непостижимо. Так дальше продолжаться не может!

Влажные от слез глаза Тары смотрели на него с такой тревогой, что мистер Фалкирк поспешил ее успокоить – он вовсе не хотел доставить девушке дополнительные страдания.

– Я решил ввести некоторые усовершенствования, которые, не сомневаюсь, вы одобрите.

– И что же… это… за усовершенствования? – слегка дрогнувшим голосом спросила Тара.

– В Аркрейдж-Хаусе есть экономка, – принялся объяснять мистер Фалкирк. – Это пожилая женщина, но она полна сил и энергии. Когда строили ваш приют, она была еще молодая и работала горничной у герцогини Анны. Она знает, с какой любовью та относилась к бедным сиротам.

– Только после смерти ее светлости дела пошли из рук вон плохо, – заметила Тара.

– Я это понял, – кивнул мистер Фалкирк. – Так вот. Я попросил миссис Кингстон нанять хорошую кухарку, чтобы дети нормально питались.

Тара просияла от радости, отчего худенькое ее личико совершенно преобразилось.

Мистер Фалкирк понял, что не ошибся в своих догадках: большая часть денег, раз в неделю перечисляемых приюту поверенными герцога, тратилась миссис Бэрроуфилд на выпивку.

– Миссис Кингстон также подыщет каких-нибудь молоденьких девушек, которые займутся уборкой и будут присматривать за детьми, – продолжал он.

И, помолчав, резким тоном произнес:

– Единственное, чего я не могу понять, так это куда делись учителя. Я знаю, когда была жива герцогиня Анна, их в приюте было достаточно.

– Двое уволились, и вместо них никого не взяли, – пояснила Тара. – А последняя учительница ушла с полгода назад, когда выяснилось, что она не может справиться со старшими мальчиками.

И, помолчав, порывисто добавила:

– Не думайте, что они какие-то там хулиганы, просто она плохо учила.

С опаской взглянув на мистера Фалкирка, словно боясь, что он рассердится, поспешно проговорила:

– Пока у меня была возможность, я сама занималась с малышами, но, когда в приюте появились грудные дети, времени на это совсем не осталось.

– И вы стали рассказывать им сказки, – улыбнулся мистер Фалкирк. – Уверен, им это даже больше понравилось.

– Поэтому слушать сказки стало для детей чем-то вроде поощрения, – пояснила Тара. – А чтобы его заслужить, они готовы были сидеть смирно хоть час напролет.

– Не сомневаюсь, – заметил мистер Фалкирк. – И тем не менее я поговорю с его светлостью, чтобы для приюта вновь наняли хороших учителей.

– Это было бы просто замечательно! – воскликнула Тара. – Как бы мне хотелось и самой поучиться!

Мистер Фалкирк с улыбкой взглянул на нее.

– Я уверен, что вы в свое время много учились.

– И все-таки недостаточно, – возразила Тара. – Меня учил священник. Он был очень добр ко мне, но в прошлом году он умер.

Голос ее дрогнул, и мистер Фалкирк понял: смерть священника до сих пор причиняла Таре боль.

– А в какой церкви он служил? – спросил мистер Фалкирк.

– В пресвитерианской церкви в Челси, – ответила Тара. – По-моему, в Лондоне она одна.

– А в приюте он проводил службы?

– Каждое воскресенье. А еще приходил к нам два или три раза в неделю и учил нас Священному писанию.

Она тихонько вздохнула.

– У него были такие интересные уроки. Я всегда их с нетерпением ждала. А еще он давал мне книги.

– Значит, вы умеете хорошо читать?

– Я очень люблю читать! – воскликнула Тара. – Но когда он умер, из книг у меня осталась только его Библия.

И, смущенно взглянув на мистера Фалкирка, добавила:

– Иногда мне кажется, что я знаю ее наизусть.

«Так вот откуда у нее такой хороший английский язык», – подумал мистер Фалкирк.

Он уже заметил, что говорит Тара очень правильно и запас слов у нее гораздо больше, чем можно было бы ожидать от воспитанницы приюта.

– У его светлости в замке огромная библиотека, – заметил он.

Глаза Тары вспыхнули от радости. Но через секунду потухли.

– Не думаю, что его светлость разрешит мне… брать его книги, – печально проговорила она.

– Я совершенно уверен, что он позволит вам их брать, если вы будете аккуратно с ними обращаться, – возразил мистер Фалкирк. – А если вдруг не разрешит, у меня тоже неплохая библиотека. Можете пользоваться ею, когда только пожелаете.

– В самом деле, сэр?

В голосе ее прозвучали такое благоговение и восторг, что мистер Фалкирк поразился.

– У меня и сейчас есть с собой несколько книг, – заметил он. – Когда мы остановимся на ночлег, я распакую багаж и вы выберете себе что-нибудь почитать в дороге. Боюсь только, они покажутся вам скучноватыми.

– Ну что вы! Ни одна книга никогда не казалась мне скучной, – запротестовала Тара. – Я обожаю читать. В приюте я так мечтала почитать газету, но миссис Бэрроуфилд всегда говорила, что на газеты у нас нет денег.

Мистер Фалкирк стиснул зубы.

Он уже решил, что уговорит герцога отправить миссис Бэрроуфилд на заслуженный отдых, а на ее место нанять какую-нибудь хорошую, добрую женщину.

Чтобы она не только любила детей, но и могла подготовить их к жизни, протекавшей за стенами приюта, в которую большинству сирот надлежало вступить в двенадцатилетнем возрасте.

Однако больше всего мистера Фалкирка беспокоило то, что в приюте недоставало еды и нормальной одежды.

Украдкой взглянув на Тару, он с удовлетворением отметил, что ее серое платьице с белым воротничком не только чистое, но и там, где надо, аккуратно подштопано.

Он не сомневался, что эта скромная до безобразия форма и уродливый, плотно, как шлем, облегавший голову чепец выбраны для детей-сирот не кем иным, как герцогиней Генриеттой.

Основательница «Приюта неизвестных», как истинная шотландка, ценила в одежде строгость и не терпела никаких рюшечек, оборочек и тому подобных излишеств.

Мистер Фалкирк снова подумал, что Тару, без сомнения, можно было бы назвать хорошенькой, если бы не невероятная худоба – руки ее, высовывающиеся из черного дорожного плаща, напоминали тоненькие прутики.

– Я хочу заключить с вами сделку, – предложил он.

– Какую?

– Я стану давать вам книги лишь при одном условии: пока мы не доедем до Шотландии, вы будете съедать все, что вам будут давать.

Тара тихонько рассмеялась.

– Обещаю, сэр, что уговаривать меня вам не придется.

Однако вскоре мистеру Фалкирку пришлось убедиться, что она не в состоянии выполнить свое обещание – привыкнув есть мало, она не в силах была справиться со всем, что ей предлагали.

Первую остановку на ночлег они сделали в Белдоке на постоялом дворе. Таре отвели комнату, убранство которой превосходило все ее представления о комфорте и роскоши.

Умывшись, она переоделась в точно такое же серое полотняное платье и спустилась к мистеру Фалкирку.

Когда они приехали на постоялый двор, он намекнул ей, что к ужину переоденется, хотя взял с собой в дом лишь часть багажа.

Но о том, что вечерний костюм может настолько преобразить человека, Тара и не догадывалась и теперь во все глаза смотрела на элегантный черный фрак с длинными фалдами и жесткий муслиновый галстук.

Однако ее восхищение мистером Фалкирком сменилось полнейшим недоумением при виде того, сколько еды начали вносить в гостиную хозяин постоялого двора и две расторопные служанки в чепцах.

Чего здесь только не было! И горячие блюда – крепкий пряный суп, баранья нога и два толстых голубя, зажаренных на вертеле. И холодные закуски, от которых ломился маленький столик, – блюдо отварной говядины, пироги, начиненные жаворонками и устрицами, филе поросенка, копченая свинина, которую особенно нахваливал хозяин, несколько жирных цыплят и огромный кусок ветчины.

– Думаю, Тара, вы так же проголодались, как и я, – заметил мистер Фалкирк, усаживаясь за стол.

Ему понравилось, что, прежде чем начать есть суп, Тара посмотрела, какой ложкой будет пользоваться он. Она не могла скрыть, насколько голодна, причем у мистера Фалкирка мелькнула мысль, что, не сиди он за столом, Тара расправилась бы с первым еще быстрее.

Как только с супом было покончено, вошел хозяин постоялого двора с очередным блюдом, источавшим аромат. Это было тюрбо. Извинившись, что не принес кушанье раньше, он объяснил, что рыба прямо с пылу с жару, а жена его готовит так, что пальчики оближешь.

– Думаю, вам понравится, сэр, – сказал он мистеру Фалкирку, – и юной леди тоже.

Тара положила себе совсем маленький кусочек рыбы и бросила на своего попутчика вопросительный взгляд, словно спрашивая, не много ли она берет.

Он ничего не сказал, но когда дело дошло до бараньей ноги, отрезал ей щедрый кусок.

И только покончив со своей порцией, мистер Фалкирк заметил, что Тара к баранине едва прикоснулась.

– Почему вы не едите, Тара? – спросил он. – Вы что, не любите баранину?

– Люблю, сэр, мне бы не хотелось, чтобы вы сочли меня неблагодарной, но я больше не могу съесть ни кусочка.

И, печально вздохнув, добавила:

– Если бы мы могли отправить хоть часть этой еды в приют!

– В данный момент меня волнует не приют, – заметил мистер Фалкирк, – а вы, Тара. Вы обещали мне съедать все, что вам дадут, а сами?

– Простите, сэр, но… я не могу столько съесть. Я так наелась, что не в силах больше проглотить ни кусочка.

– Что вы сегодня ели?

Тара молчала.

– Я хочу знать, – настаивал мистер Фалкирк.

– На завтрак я съела… кусок хлеба… с беконом, сэр, – сдалась Тара. – А в обед… мне не хватило… еды.

– Я уже пообещал вам, что такого в приюте больше не будет, – проговорил мистер Фалкирк. – А от вас сейчас требуется только одно – нормально питаться. Если вы продолжите голодать, то и детям ничем не поможете, и сами совсем ослабеете, а его светлости это вряд ли придется по душе.

– Я… постараюсь… обязательно… постараюсь, – пролепетала Тара.

Под нажимом мистера Фалкирка ей удалось запихнуть в себя несколько ложек малинового желе, которое, по словам хозяина, было фирменным блюдом его постоялого двора.

Не в пример Таре мистер Фалкирк воздал должное всем блюдам, входящим в меню, по его мнению, выгодно отличавшееся разнообразием от меню остальных постоялых дворов, где им еще предстояло остановиться.

Он также выпил бутылку дорогого кларета, однако Таре вина не предложил.

На следующее утро, едва только рассвело, они снова отправились в путь. Сначала Тара, боясь показаться мистеру Фалкирку излишне навязчивой, вела себя несколько скованно, была молчалива, однако вскоре выяснилось, что ее прямо-таки распирает от самых разных вопросов, на которые посланец герцога не замедлил дать ответы.

Неожиданно для себя он даже с интересом разглядывал проносившийся за окном коляски пейзаж глазами молоденькой девушки, всю свою жизнь прожившей взаперти, за стенами приюта, практически не общаясь с внешним миром.

День ото дня он все больше удивлялся тому, как много она знает. Видимо, любовь к чтению принесла свои плоды: восприимчивый ум, впитывая все новую и новую информацию, становился изощреннее и острее. Мистера Фалкирка забавляла ее реакция на все новое и неизведанное. Ему интересно было знать, что она думает по поводу разделения людей на два класса: богатых и бедных.

– Как странно, – как-то заметила Тара в ходе разговора, – что в Лондоне живет столько богатых людей, которым ровным счетом наплевать на бедных.

– Вы имеете в виду тех людей, которых мы частенько видим на улицах? – спросил мистер Фалкирк.

– Да, сэр, дворников, а еще таких бедных старых женщин, как Мэри, которая, несмотря на преклонный возраст, вынуждена работать в приюте, чтобы не умереть с голоду. Неужели никто не может о них позаботиться?

– Я и сам частенько думал об этом, – признался мистер Фалкирк.

– А дети? Ведь сколько их, бедных, страдает, и никому нет до них дела! Доктор не раз говорил, что, не приюти мы того или иного ребенка, его бы бросили умирать с голоду или утопили в речке, чтобы от него избавиться.

И такая боль прозвучала в голосе Тары, что мистер Фалкирк понял – она очень ранима. Это было странно, учитывая условия, в которых она воспитывалась.

– Если бы я была богата, – продолжала между тем Тара, – а иногда я представляю, что стала вдруг обладательницей огромного состояния, я непременно построила бы хорошие бесплатные школы, куда могли бы ходить все дети, и чтобы им не нужно было платить за учебу ни единого пенни.

– И вы считаете, что они посещали бы школу с охотой?

– Если бы они получили хоть какое-то образование, у них появился бы шанс найти хорошую работу, – пояснила Тара. – Те, что приходили в приют за подмастерьями, всегда спрашивали, умеет ли мальчик читать или писать. Для девочек, правда, это не столь важно.