Очертя голову, в 1982-й (Часть 2)

      Председатель поворачивается и торжественно произносит:
      - Товарищи коммунисты! Шестьсот шестьдесят шестой Слёт Всесоюзной Коммунистической партии большевиков объявляю открытым!
      Все дружно встают и устраивают овацию. Выждав с минуту, Председатель делает жест копытом, все смолкают и садятся. К маленькой фанерной трибуне выходит Антропов и читает доклад о возрастающей роли Партии. Изредка его прерывают бурными и продолжительными аплодисментами.
      Доклад длинный, непонятный и скучный; Людмила Каримовна начинает клевать носом. Незаметным тычком в бок Гималайский будит жену.
      Но вот все доклады закончены, Слёт приступает к самой главной части программы. Над костром подвешивается огромный котёл, и Председатель начинает бросать в кипящую воду подаваемых ему младенцев - будущих врагов советской власти.
      Все начинают хлопать, пританцовывать и грубо, неслаженно скандировать:
      - Ленин! Партия! Ком-со-мол!..
      С удивлением и неприязнью Людмила видит, что все знакомые ей всегда подтянутые и одетые в строгие костюмы члены Политбюро имеют физические патологии: у кого-то на груди три соска, у другого на месте копчика болтается маленький хвост... Почти все бледные и жирные, с огромными свисающими складками, которые в танце трясутся и колышутся из стороны в сторону.
      - А теперь выберем царицу Слёта! - выкрикивает кто-то из актива.
      - Царицу! Хотим царицу! - с готовностью подхватывают остальные и начинают скандировать: - Ца-ри-цу! Ца-ри-цу!..
      Теперь всё внимание обращено к Людмиле Каримовне; она смущена, ей приятно. Её подводят к Председателю и почему-то кладут на жертвенный стол. Почувствовав недоброе, Людмила пытается вывернуться, но её руки и ноги уже крепко привязаны.
      - Жертву Председателю! Царицу в жертву Председателю!.. - даёт затравочку подхалим из актива, и все дружно подхватывают.
      Некоторое время Сатана, чуть заметно улыбаясь, водит копытом по груди и животу своей соблазнительной жертвы. И вдруг над её чревом несколько раз вздымается и опускается длинный окровавленный кинжал...
      Срывая голос, Людмила Каримовна пронзительно закричала. Её муж спросонок тоже невнятно проголосил и принялся звонить и звать на помощь. Сбежалась охрана и прислуга, кто-то протянул Людмиле под нос нашатырный спирт. Она вдохнула, широко раскрыла глаза и огляделась. Люди, окружившие кровать, попятились. Павел Андреевич дрожащей рукой тыкал ей в губы чашку с молоком.
      Хромов подобрал с пола расколотые эбонитовые наушники, с перепугу оделся и застегнулся на все пуговицы. Поменял бобину и переключил магнитофон на положенную скорость. Наспех перетянул наушники липкой лентой, нахлобучил их на голову. В мембранах слышна возня и приглушённые голоса людей. Да сон ли это был?..
      Бумеранг
      - От него ничего нет, - озабоченно доложил Коршунов, прикрыв за собой дверь кабинета.
      Зажмурившись, Владилен Казимирович нервно потёр ладонями лицо. В последние дни его особенно мучили геморрой и хроническая бессонница.
      - Я же просил, просил вас никогда не надевать этот галстук...
      Не сводя глаз с командира, Коршунов развязал узел, стянул галстук с шеи, запихал его в карман и поправил воротник рубашки.
      - Если это необходимо, я сам готов выехать в Ленинград.
      - Не надо одолжений. Поехал бы, хочешь или нет... Сейчас важнее другое. Медлить больше нельзя. Завтра донос напишет кто-нибудь ещё, и спасти положение будет почти невозможно. Время "Икс" - седьмое ноября. Концентрацию техники и войск в крупных городах население отнесёт к подготовке военного парада. Что?..
      Коршунов, не издавший до этого ни звука, уверенно подтвердил:
      - Очень правильное и смелое решение, Владилен Казимирович.
      - Да, да... В оставшиеся два месяца придётся много поработать...
      Искоса бросая на командира настороженные взгляды, Коршунов занял своё обычное место за пустым совещательным столом и начал неторопливо раскладывать перед собой бумаги.
      - Вы нашли кандидатуру для...
      - Да, я вас понял, Владилен Казимирович, такой человек есть, с ним уже работают.
      - Кто же это?
      - Танкист, гвардейский лейтенант, свежий выпускник с военного училища. Понизив голос, Коршунов с расстановкой добавил: - Сын Павла Александровича Лампасова.
      - Не слишком ли это... прямолинейно?
      - Именно то, что нужно, Владилен Казимирович. Генеральный Секретарь подлостью и обманом довёл славного генерала Лампасова до самоубийства, и сын отомстит за своего отца. Он убьёт тирана и застрелится сам, смыв своей кровью позор семьи.
      - Не слишком ли всё это наигранно?
      - Да, немного по-корсикански, но это смерть, достойная офицера. Военным, на которых мы намерены опираться в ближайшие месяцы, это понравится.
      Змий подумал, что его референт гораздо хитрее и опаснее, чем он мог предполагать. И он остановил на Коршунове свой долгий и пристальный взгляд.
      В селекторе послышался голос дежурного офицера:
      - Товарищ генерал-полковник, в здание вошёл капитан Рахметов.
      Генерал и его референт живо переглянулись. Но им обоим показалось, что в голосе дежурного есть неуверенность и даже удивление...
      - Что-нибудь не так? Ну, говорите!
      - У него что-то с лицом...
      - Что! Что именно?..
      Но в коридоре уже слышались уверенные шаги.
      В одну секунду прокрутив возможные объяснения такого поведения Рахметова, его невыход на связь и, в особенности, странное замечание дежурного по поводу его лица, Коршунов сделал молниеносный и единственно правильный в сложившейся ситуации вывод: это не Рахметов... И он украдкой нащупал под пиджаком оружие.
      От Змия не ускользнул этот жест, но он сам в эти мгновения понял другое: референт в заговоре с Рахметовым намерены лишить его дееспособности или вообще ликвидировать, чтобы сделаться хозяевами положения... И Владилен Казимирович, пристально глядя в растерянные глаза Коршунова, незаметно выдвинул верхний ящик стола, нащупал пистолет и снял всегда взведённый курок с предохранителя.
      Дверь распахнулась.
      На пороге стоял человек в грязном плаще, с обожжённым лицом и немигающим взглядом. Не произнеся ни слова, он осмотрел кабинет и, найдя глазами генерала, двинулся к нему, одновременно просовывая правую руку за пазуху плаща. Боковым зрением Змий увидел, что референт плавно соскальзывает под совещательный стол. По глазам труса генерал понял, что с этой стороны выстрела опасаться не следует.
      - Именем Перестройки, - сказал Рахметов, и в тот момент, когда в его руке блеснула рукоятка пистолета, Змий выстрелил ему в голову.
      Рахметов отшатнулся, сделал шаг назад, но устоял на ногах. В середине лба у него появилась тёмно-красная дырочка, в глазах - растерянность.
      Змий вышел из-за стола и в упор выпустил ему в лицо ещё две пули.
      Раскидывая руки и роняя пистолет, Рахметов повалился на спину. Склонившись над ним и остервенело тыкая дулом в грудь, Змий всадил в мертвеца всё, что оставалось в обойме. Щёлкнув несколько раз пустым затвором, он медленно распрямился. Его лицо было багровым, он хрипло и тяжело дышал, мокрые волосы спутались на лбу.
      На шум сбежалась охрана. Материализовавшись в самой гуще событий, Коршунов хлопотал больше всех и даже помог вынести тело из кабинета. Ему очень не хотелось возвращаться, но вернуться пришлось. Он ходил по кабинету, бессмысленно двигал мебель и что-то взволнованно говорил.
      - Почему вы не стреляли? - холодно произнёс, не глядя на него, Змий, и Коршунов осёкся на полуслове.
      На несколько мгновений сделалось очень тихо.
      - Сердце... прихватило. Товарищ г...генерал.
      - Значит, вы больны?
      - Да... то есть, нет... мне уже лучше, товарищ г...генерал.
      - Чем же вы лечитесь?
      Коршунов беззвучно подёрнул дрожащими губами.
      - Почему вы молчите? - Змий поднялся из-за стола.
      Коршунов отступил.
      - Стоять!!! - заорал Змий так, что задребезжали стёкла, и снял со стены тяжёлый кожаный хлыст, подарок Министра сельского хозяйства.
      Не подчинившись, референт быстро обошёл стол и направился к выходу. Увидев такой манёвр, Змий в два прыжка отрезал ему путь, и в следующую секунду тишину кабинета прорезал неожиданный звук, более уместный на скотном дворе.
      Удар был настолько силён, что Коршунов повалился грудью на стол. Пиджак на спине разошёлся, наружу проступила легкомысленная подкладочная ткань.
      Следующий полоснул его по ногам и, захлестнув тоненьким хвостом, рассёк кожу на внутренней стороне ляжки. Крича и умоляя, референт принялся бегать по кабинету, но тщетно: рассекавший воздух со страшным свистом, бич настигал его повсюду.
      Игра продолжалась до полного изнеможения обоих участников.
      Шоссе в никуда
      Спустя месяц, дождливым октябрьским утром, с территории известной нам правительственной дачи выехала чёрная "Волга". Солдаты охраны отдали проезжающим честь, тяжёлые стальные ворота медленно затворились.
      - Паша, - проговорила Людмила Каримовна, - мне опять снилась какая-то гадость. У меня плохое предчувствие.
      - Ну что опять, дорогая...
      - Брось всё и поедем во Францию; в посольстве снова открылась вакансия.
      - Антропов не отпустит, я тебе уже говорил. Силы в Политбюро фифти-фифти, сейчас многое решается...
      - Отпустит. Если доктор Травмберг скажет, то отпустит. После Лампасова силой держать не будет. У тебя будто бы нервное истощение и всё такое. Если хочешь, я сама этим займусь.
      - Погоди, Люда, сейчас не время. Я должен поддержать Антропова на Пленуме. Ты знаешь... даже не знаю, стоит ли говорить... Ну хорошо. В последнее время, - Павел Андреевич понизил голос, - он даёт мне понять, кто именно будет его преемником.
      С минуту Людмила молча смотрела на стремительно скользящее за лобовым стеклом залитое туманной моросью асфальтовое шоссе.
      - Ты мне раньше этого не говорил.
      - Это важно?
      - Да... Франция подождёт. Но мне теперь особенно необходимо побеседовать с доктором Травмбергом. С глазу на глаз.
      - Не надо, я уже побеседовал. Юра протянет не больше года.
      Надувая щёки и вскинув брови, Людмила шумно выдохнула.
      - Черненко?
      - Если на Пленуме всё получится, о нём можно будет не вспоминать.
      - Паша, а вы что, хотите капитализм делать? - помолчав немного, запросто поинтересовалась Людмила Каримовна.
      Гималайского от этих слов передёрнуло:
      - Люда, ну что ты говоришь! Какой капитализм? Ты смотри, где-нибудь не ляпни... Разве так можно?
      - Что же вы делать будете?
      - Ну ничего, ничего такого экстраординарного. Так, критика сталинизма, кооперативы, дадим людям немного заработать...
      - А дальше?
      - Реабилитируем Сахарова, Солженицина... Больше гласности.
      - А ещё дальше?
      - Дальше видно будет. Но ты не думай, главное в нашем деле - ни на шаг от ленинских принципов. Будем укреплять партийную организацию.
      - Ничего вы больше не укрепите, никаких принципов. Неужели это не понятно? Как только разрешите частную собственность, всему конец.
      - Ну что ты говоришь, Люда, почему конец?
      - А кому вы будете нужны? Сумасшедшим старухам и лентяям, разучившимся работать?
      - Ну уж ты так не перегибай. Дай бог, всё будет правильно.
      - Дай-то бог.
      Машина стремительно мчалась по мокрому шоссе, а супруги в задумчивости смотрели вперёд, в скрытую за пеленой дождя туманную перспективу...
      Неожиданно с ними поравнялся мотоциклист, зачем-то заглянул внутрь салона и с пчелиным гудением умчался вперёд, быстро скрывшись из виду. Павел Андреевич заёрзал, ощутив, как у него почему-то похолодело в затылке. Впервые в жизни его обуяло такой силы тревожное предчувствие.
      Перед глазами ещё стояла повёрнутая к нему голова в шлеме с чёрным блестящим стеклом. Светящаяся дорожка спидометра в кабине водителя показывала огромную скорость - сто десять километров в час. Никогда раньше Павел Андреевич не задумывался, что такая скорость, особенно в дождливую погоду, может быть опасной.
      Впереди, на встречной полосе, из-за спуска выплыл похожий на летучий Голландец и огромный как пятиэтажка "Камаз"
      Стиснув руку своего супруга, Людмила прошептала, а затем вдруг забилась и закричала:
      - Остановите машину!.. Остановите машину!!!
      Но водитель, сидевший за звуконепроницаемым стеклом, опустив глаза, прикуривал сигарету.
      Заслонивший собою небо и землю "Камаз" резко вильнул на встречную полосу, и крепко державшие друг друга за руки супруги увидели, как тяжёлый, гружёный бетонными плитами грузовик, лишь только слегка вздрогнув от удара, подмял под себя, словно игрушечную, их чёрную "Волгу" и протащил ещё метров сто комок рассыпающегося, искорёженного металла по асфальту.
      Из кабины спустился человек, запрыгнул на заднее сидение развернувшегося мотоцикла и уже на ходу надел на голову глухой шлем с затемнённым стеклом. Потом всё загорелось.
      * * *
      - Что ж, иногда бывает и более эффектно, - услышали супруги приятный голос. Обернувшись, они увидели ангела. Он приветливо улыбался, плавно помахивая огромными лебедиными крыльями. - Как ваше самочувствие?..
      А самочувствие было необыкновенным, на душе легко и приятно. Исчезли боли, волнения и страхи, всё прояснилось. Они уже поднялись так высоко, что проплывали над облаками, и солнце ослепительно расцвечивало под ними белоснежное пуховое облако. А вверху было удивительной глубины тёмно-синее небо.
      - Сейчас вам нужно будет кое с кем переговорить, - сказал ангел. Следуйте за мной.
      И они полетели.
      ______________
      "Остановите машину!!!", затем короткий пронзительный крик, щелчок и тишина. Коршунов медленно стащил с головы наушники и выключил магнитофон.
      Сидевший в сторонке на стуле подполковник Хромов встал. Референт явился в аппаратную час назад и без объяснений занял его место в кресле за пультом. Теперь он наконец обратил внимание на бессменного дежурного и устало произнёс:
      - Теперь всё. Хромов, могу вас обрадовать: с этой минуты объект снят с прослушивания, вы свободны.
      Скрипнув сапогами, Хромов переступил с ноги на ногу. Он никак не мог выбрать для себя форму общения с этим штатским.
      - Кстати, вы давно подполковник? - поинтересовался Коршунов, снимая бобину с магнитофона.
      - Четыре месяца.
      - Рискну дать вам дружеский совет: шейте папаху. А чтобы жена не завидовала, пообещайте ей каракулевую шубу. У вашей жены есть каракулевая шуба?
      - Никак нет.
      - Да-да... - Коршунов, повернулся к выходу. - Прощайте.
      - Служу Советскому Союзу! - оглушительно отрапортовал Хромов, вскинув руку под козырёк.
      Коршунов вздрогнул, замер и оглянулся.
      - Проветрили бы вы здесь, что ли... - сказал он, рассеянно потянув носом. - Вольно.
      Хромов опустил руку.
      - Кстати, не покидайте Москву. Вы можете понадобиться. Человек с вашим допуском секретности может рассчитывать на дальнейшую успешную карьеру в непосредственной близости от Владилена Казимировича. Вы меня понимаете?..
      И референт, многозначительно кивнув, удалился. А Хромов ещё несколько минут стоял не шелохнувшись, с выражением верноподданнического восторга на небритом лице.
      До часа "Икс" - праздничного парада на Красной площади - оставалось менее трёх недель.
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      Как Дима Котов
      подписал документ, налагавший на него
      весьма неприятные обязательства
      В конце сентября Дима получил наконец достаточно вразумительный ответ на все туманные намёки и недомолвки, имевшие место во время его посещения горкома комсомола. Для этого понадобился ещё один визит и пара-тройка миллиардов клеток, скончавшихся внутри его головы от нервного перенапряжения. Об этом чуть ниже.
      В целом ситуация была такова. Сам Котов и его ансамбль "Обводный канал" пользовались уже нешуточной популярностью: их узнавали на улице, в популярной молодёжной газете появилась обличительная статья "Сколько тузов в колоде "ОК", намекавшая на доходы от левых концертов группы.
      У Котова возле парадной вечерами паслись смазливые девчонки - стоило только протянуть руку. К сожалению, на поверку поклонницы оказывались либо клиническими идиотками, либо рассеянными мечтательницами, перманентно находившимися в состоянии поиска недостижимого идеала.
      За неполный год у группы вышли два магнитофонных альбома (оба концертные) с фотообложками, на которых помимо эффектно снятых участников группы с умными или загадочными выражениями на лицах (36-й дубль), значились названия песен и имена исполнителей:
      АНДРЕЙ ОСИПОВ - УДАРНЫЕ
      ВАДИМ ЛИСОВСКИЙ - КЛАВИШИ, ВОКАЛ
      ВАЛЕНТИН СТЕПАНОВ - ГИТАРА, ЛИД.ВОКАЛ
      ДМИТРИЙ КОТОВ - БАС, ВОКАЛ.
      Автор музыки и текстов - ДМИТРИЙ КОТОВ.
      Первый альбом назывался "Good-bye Америка", второй - "Группа крови".
      Мастерство исполнения, оригинальность и разнообразие материала, смелые двусмысленные тексты, а также котовские репризы в перерывах между композициями снискали группе славу как в интеллигентском андеграунде, так и в народе. К уже почти поверившему в собственную гениальность Котову нет-нет, да и закрадывалась мысль о выходе на мировой уровень. Для этого было бы достаточно позаимствовать из второй половины 80-х парочку убойных хитов - из тех, что потом десятилетиями крутятся на радио...
      С момента первого визита Котова в горком ВЛКСМ прошёл месяц, и вот Потехин позвонил снова с настойчивой просьбой быть у него на следующий день. "Для тебя есть приятные новости", - сказал он. Ну как тут отказаться?
      В кабинете всё было по-прежнему, за исключением того, что Потехин теперь сидел на месте безликого Владимира, на стуле, а Владимир - на месте Потехина, за письменным столом.
      - Дима, молодец что пришёл, рад тебя видеть, - Потехин шагнул навстречу и пожал руку.
      Владимир тоже поднялся и, перегнувшись через стол, с улыбкой протянул руку. Потом все расселись, Потехин посмотрел на Владимира, тот кивком велел ему начинать.
      - Вот что, Дима, такое дело... На последнем собрании Секретариата решили в числе других рекомендовать вас для поездки на фестиваль Молодёжи и студентов в Северную Корею.
      Для Димы это был ощутимый и приятный удар. Как ни крути, Корея была заграницей, и это могли быть их первые заграничные гастроли. С гарантированным успехом для всех, кто выйдет на сцену. Это могло быть началом большого официального успеха.
      Потехин и Владимир внимательно следили за котовской реакцией.
      - А когда надо ехать? - спросил Дима.
      - Ты прямо сразу и ехать хочешь, - заулыбался Потехин. - Не так всё просто. Сначала надо пройти отборочные туры... А комиссия смотрит и на идеологическое содержание, и на внешний вид... Но я тебе скажу по секрету, что очень, очень многое зависит от нашей рекомендации. Если мы кого-то рекомендуем - без вопросов.
      - Значит, вы нас рекомендуете?
      - Лично я рекомендую. Но последнее слово всё равно будет за Владимиром Ильичём... э-э... то есть, за Владимиром Александровичем.
      Оба повернулись к молчавшему до сих пор Владимиру.
      - Сейчас поговорим, - пообещал Владимир, голос которого оказался слабеньким тенорком.
      Потехин извинился и вышел по своим делам.
      Оставшиеся некоторое время молча смотрели друг на друга. Потом Владимир достал из внутреннего кармана пиджака тёмно-красную книжечку, раскрыл её и несколько секунд подержал у Димы перед глазами. Тот ничего не успел разглядеть, кроме фотографии и фамилии.
      - Лейтенант Соколов, Комитет Государственной безопасности.
      - Очень приятно, - пролепетал Дима.
      - Хорошо, что приятно. Надеюсь, разговор у нас получится.
      В годы перестройки Дима читал и слышал о том, как в годы застоя органы вербовали себе стукачей. В общем, он был готов к такому повороту дела. Но в какой именно форме поступает обычно предложение о "сотрудничестве" не знал и ожидал этого с некоторым интересом. При этом он совершенно не представлял, как поведёт себя в данной ситуации.
      Сначала Владимир дотошно расспрашивал Котова о каждом в отдельности участнике "Обводного канала". При этом он вытягивал не только факты, но и предполагаемые модели поведения его товарищей в заданной ситуации. "Допустим, что у Степанова заболеет ребёнок. Он сможет бросить ансамбль перед выездом на гастроли?" - "Не знаю. Хотя, вряд ли..."
      Котов отвечал, не задумываясь. Только уже потом, вспоминая подробности, он понял, что каждый вопрос - продуманная ловушка. Лейтенанта Соколова не интересовал вопрос целостности группы; ему нужно было понять, сможет ли Степанов бросить семью и остаться за кордоном.
      Часа через полтора, к великому облегчению Котова, начинавшего уже заговариваться, вопросы были исчерпаны. Владимир подвёл итог:
      - Хорошо, ладно. Я вижу, вы ребята надёжные. Можно положиться. С некоторыми другими хуже...
      - А кто ещё поедет?
      - Вот это мы и пытаемся решить. Уже точно поедут "Земляне", "Верасы" и "Автограф", а остальные... не знаю. Народ очень ненадёжный: и верующие, и диссиденты, и наркоманы... Комсомолу легко рекомендовать, а спросят в конечном счёте с нас. А много нас?... - Соколов посмотрел на Диму честными глазами.
      "Вот оно", - подумал Дима, начиная понимать.
      - Мы ведь не можем приставить сотрудника к каждому выезжающему за границу. На это ни у какого государства ни людей, ни денег не хватит. Вся надежда на таких сознательных парней как ты, Дима. Поможешь?..
      Владимир с надеждой посмотрел в котовские глаза, и ответить "нет" в таком контексте было бы неприлично. "В принципе, - подумал он, - пусть лучше я буду у них числиться своим, чем кто-то другой будет следить за каждым моим шагом. Буду говорить им только то, что всем и так известно, пусть фиксируют, - в конечном счёте они же и останутся в дураках..."
      Всё это промелькнуло у Димы в голове за три секунды. Он пожал плечами и сказал:
      - А что делать-то надо?
      Расставались они почти друзьями. Котов подписал документ, в котором давал обязательство сотрудничать с органами КГБ, не разглашать информацию и получил агентурную кличку "Алексей".
      На прощание Владимир крепко пожал ему руку и пообещал позвонить. Когда Котов наконец выбрался на свежий воздух, в голове у него царила полнейшая неразбериха.
      - Ну как? - спросил вошедший в кабинет Потехин.
      - Всегда бы так работать.
      - В Москве "Воскресение" и "Машину времени" зарубили.
      - Да и чёрт с ними, - Соколов поднялся и щёлкнул замками дипломата. Пускай по подвалам сидят, если родину не любят. Пошли обедать.
      "Так ведь я уже..." - чуть не сказал Потехин, но передумал.
      ______________
      Вернувшись домой, Дима лёг на кровать и пролежал, глядя в потолок, до самого вечера. Только здесь, в спокойной обстановке, до него дошло, что теперь он не такой как все, что падение его юридически оформлено и скреплено его собственноручной подписью.
      Самое обидное было в том, как легко его поддели на крючок. Не купили, не запугали, а просто попросили. И у него не хватило твёрдости отказаться.
      Время от времени Котова охватывало чувство страха от непоправимости того, что случилось: проклятая подписка о сотрудничестве с КГБ была навечно подшита к его личному делу, и кто знает, не явится ли она когда-нибудь достоянием всеобщей гласности?..
      "По крайней мере, - твёрдо решил для себя Котов, - больше они от меня ничего не получат. Никаких донесений - ни настоящих, ни липовых."
      Чувствуя себя девицей, которую заманили и над которой жестоко надругались, Дима почувствовал потребность излить кому-нибудь своё горе. Или, хотя бы, не оставаться одному.
      Дима включил в розетку молчавший телефон и позвонил Степанову.
      - Чем занят?
      - С работы пришёл, щи хлебаю.
      - Ко мне подтянешься?
      - Ещё что-нибудь разучивать? Не по кайфу что-то сегодня.
      - Просто выпить.
      - Так бы сразу и говорил. Что брать?..
      Минут через сорок Степанов принёс четыре бутылки портвейна. Первые две выпили, глядя в телевизор, в почти полном молчании. Открыв третью, Котов заговорил:
      - Слушай, у тебя были какие-нибудь дела с ГБ?
      Подумав немного, Степанов ответил:
      - На заводе в Особом отделе давал расписку о неразглашении. Давно, ещё когда оформлялся.
      - Нет, это не в счёт. Тебе занюх не нужен?
      - Дома пообедал.
      - Давай, хлопнем...
      Выпив, Котов закурил папиросу и потребовал:
      - Клянись, что никому не расскажешь.
      И он рассказал всё, что с ним сегодня произошло.
      Реакция Степанова была спокойной и даже ободряющей.
      - Это хорошо, что ты в залупу не полез. Правильно поступил.
      - Ты думаешь?..
      - Кому-то надо было. Иначе, прощай гитара. Всем бы кислород перекрыли. А могли бы и посадить. Лёху Романова из "Воскресения" чуть не посадили. Будто бы за левые концерты.
      - Получается, что я за всех отдуваюсь! - повеселел Котов.
      Степанов разлил, и они чокнулись.
      Время "Икс"
      Седьмого ноября 1983 года страна Советов отмечала 66-ю годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции. За несколько дней до начала торжеств столица была до неузнаваемости разукрашена флагами, гирляндами, кумачовыми полотнищами и портретами членов Политбюро. Портреты развешивались в ряд на стенах домов, и каждый из них заслонял несколько окон жилых квартир. Некоторые полотна с изображениями основоположников - Маркса, Энгельса и Ленина растягивали на всю высоту фасада - от кромки жестяной крыши до асфальта и крепили на специальный сборный каркас.
      В этот день включали уличные громкоговорители, и с раннего утра повсюду гремела бодрая, приподнятая музыка. Возле предприятий собирались в колонны демонстранты, и молодым вручали под расписку праздничную бутафорию: фанерные щиты на палках с наклеенными портретами всё тех же мудрых и спокойных лиц членов, растяжки во всю ширину колонны, раскрашенные пенопластовые символы звёзды, гербы, серпы и молоты. Бывали штуки вроде гробов в натуральную величину с надписью "Капитализм".
      В центре на каждом шагу стояли торговки самодельными леденцами на палочках, раскидаями на резинках, шариками и пронзительно скрипящими канифолью вертушками. Только Седьмого ноября и Первого мая, два дня в году, власти смотрели сквозь пальцы на столь вопиющий прецедент частного предпринимательства.
      Тем временем домохозяйки суетились на своих кухнях, сооружая к прибытию гостей или домочадцев праздничную закуску. А из комнат, из телевизионных ящиков, уже слышны первые звуки военного парада...
      В торжественной тишине над Красной площадью разносится сигнал горна, и командующий парадом маршал Гречко, стоя на "Чайке" с открытым верхом, начинает объезд построенных для торжественного марша служащих различных родов войск.
      Машина плавно тормозит перед строем, и командующий выкрикивает:
      - Здравствуйте-товарищи-танкисты!.. (десантники, ракетчики, курсанты...)
      Наступает напряжённая тишина - для отсчёта и глубокого вдоха - и невнятный раскатистый рёв тысяч голосов чеканит скороговорку:
      - Здравия-желаю-товарищ-командующий!..
      - Поздравляю вас с шестьдесят шестой годовщиной Великой Октябрьской Социалистической Революции!
      Пауза.
      - Ура-а-а!...
      Оркестр играет "Встречный" марш, машина плавно трогается к следующему подразделению. Протяжное "ура" звучит вслед ему многократно.
      Но вот объезд закончен, и маршал докладывает о готовности министру Обороны. Затем разносится общая команда "К торжественному маршу!", и начинается военный парад.
      Вздёрнув подбородки и равняясь на трибуну Мавзолея, по площади ровными колоннами маршируют курсанты военных училищ. Десятки тысяч ног одновременно печатают шаг отполированными сапогами, пряжки и пуговицы сверкают на солнце, всех переполняет гордость и волнение, земля подрагивает.
      А на трибуне Мавзолея, за гранитным поребриком, стоят ОНИ, мудрые и недосягаемые. В центре - Юрий Владимирович Антропов, рядом, по правую руку от него, министр Обороны Устинов. Они держат руки "под козырёк". Члены Политбюро - Черненко, Гришин, Романов, Тихонов, Лукьянов, Воротников... - все как один в меховых шапках-лодочках. От долгого стояния на одном месте слегка переминаются.
      Пехота прошла, и оркестр замолкает.
      После непродолжительной паузы слышится нарастающий рокот движущейся техники. Сначала через площадь ровными рядами проходят открытые боевые машины пехоты. Стоящее на каждой машине отделение солдат равняется на трибуну, командир отдаёт честь.
      Следом движутся тяжёлые бронетранспортёры на толстых резиновых протекторах.
      А вот уже посерьёзнее: лязгая траками по брусчатке, на площадь выползают танки.
      Вся техника - просто загляденье. Наружные части свежевыкрашенны, каждый узел механизма вычищен новобранцами до аптекарских нормативов.
      _____________
      Тяжёлые танки с солидным урчанием и лязганьем проходили мимо трибуны, и Юрий Владимирович с гордостью наслаждался этим величественным зрелищем. "Брошу в Афган ещё пару танковых дивизий, - подумал он, - пускай знают наших..."
      А слева уже показались головные машины войск ракетной артиллерии - тягачи с гигантскими, поражавшими воображение не только детей, но и взрослых, муляжами межконтинентальных ракет.
      Но вот что-то не вписывающееся во всеобщий единообразный порядок заставило Антропова сначала стрельнуть глазами, а потом внимательно посмотреть на площадь перед Мавзолеем. И сразу стало понятно, в чём дело: один из танков в дальнем ряду уходящей колонны заглох и остановился. Какой конфуз... Антропов покосился на Устинова, в глубине души наслаждаясь десятикратным смятением министра Обороны... но что-то необычное в выражении его лица заставило генсека вздрогнуть и вновь обратиться к месту происшествия. Волна пока ещё не осознанной тревоги подкатила к его горлу: башня танка медленно повернулась в сторону трибуны.
      Это ещё ровным счётом ничего не значило: возможно, что командир просто выполнял какие-то технические манёвры, связанные с восстановлением способности движения машины.
      Ствол приподнялся до уровня подбородка Юрия Владимировича и замер.
      Теперь всё встало на свои места, и страха больше не было. Он уже не чувствовал своего тела, и в сознании за один миг пронеслась вся его жизнь.