Истоки средневекового рыцарства

      (1) В Ронсевальском ущелье в Западных Пиренеях баски, являвшиеся союзниками арабов, уничтожили арьергард армии Карла Великого. В сражении погиб маркграф Роланд, племянник Карла Великого.- Прим. ред.
      селиться близ монастырей, мало чем отличавшихся от крепостей. Сельское население оказывало постоянное давление на военную элиту, понуждая ее действовать как можно более энергично и совершенствовать свое вооружение, чтобы восполнить таким образом свой недостаток - ее малочисленность.
      Другой причиной, заставлявшей каролингское общество развиваться благодаря войне и во имя войны, была итальянская и восточная политика Карла Великого. Завоевание лангобардской Италии, начатое летом 773 г. и завершившееся эффектным паломничеством Карла в Рим на пасху 774 г., стоило франкскому народу огромных военных усилий. Тем временем под предлогом несвоевременной уплаты дани, наложенной Пипином, уже началась серия походов в земли саксов, населявших в основном территорию нынешней Вестфалии. Уже упоминалось, что Пипин потребовал в качестве дани поставлять лошадей вместо волов. Тем самым он, вероятно, принудил хозяйство саксов совершить поворот в пользу коневодства. Разумным ли было его требование? Несомненно, да, особенно принимая во внимание создание франками тяжелой кавалерии. К тому же если учесть, что "лесные германцы", хотя и неплохие коневоды и наездники, еще со времен Тацита привыкли обходиться в бою без лошадей. Пипин, следовательно, не опасался появления у саксов кавалерии, способной соперничать с кавалерией франков. Итак, можно было бы заключить, что только франки сумели должным образом использовать новые возможности, связанные хотя бы с появлением того же стремени. Однако при этом не следует забывать, что тяжелая франкская кавалерия возникла в результате совершенно самобытного процесса социальной стратификации и что саксы, менее дифференцированные с социально-экономической точки зрения, вряд ли создали бы когда-нибудь нечто подобное франкской кавалерии.
      Под этим углом зрения поход на саксов, начатый в 772 г. и завершившийся в 775 г., можно было бы назвать своего рода "карательной экспедицией", призванной наказать строптивых саксов, не торопившихся платить дань, за то, что они тормозили создание франками своей кавалерии. Быть может, в этом предположении и содержится зерно истины, однако при условии, если удалось бы доказать, Что Карл, разрушив Ирминсуль и приступив к насильственной христианизации саксов, обладал какой-то более широкой программой действий, несводимой только к организованному грабежу, то есть к такой политике в отношении саксов, которой придерживался его отец.
      Второй поход Карла в Италию, кульминацией которого явилось празднование пасхи 776 г. в Тревизо после покорения фриулов, позволил саксам приподнять голову. Этим они и спровоцировали новую карательную экспедицию короля франков и стяжавшее печальную известность массовое принудительное крещение. Именно в Падерборне, где в 777 г. Карлом было созвано народное собрание франков и саксов, и появились посланцы из Барселоны с мольбами о помощи. Предводитель саксов Видукинд, кстати, действовал успешнее всего против франков именно в момент испанского похода Карла, который только в 779 г. смог снова вернуться к саксонским делам.
      Война ли в Испании разожгла в нем с новой силой воинственный и мистический пыл? Чтобы ответить на этот вопрос, следовало бы знать более досконально, что стоит за кампанией принудительного крещения и выбором между крещением или смертью, который Карл сумел навязать побежденным, то есть за событиями, воспетыми в "песнях о деяниях". Такого рода сцены, даже если они и не имели места в Испании, случались раньше и происходили позже среди саксонских лесов и пущ. "Песни", написанные в ту эпоху, когда сарацин считался главным врагом креста, главным язычником, способствовали контаминации различных традиций. Отсюда общие черты можно найти в описаниях сарацин, саксов и даже викингов. Однако истины ради подчеркнем, что постыдное побоище под Верденом произошло в 782г., а народ саксов был "распят на кресте" в 785 г. В этот год Карл, обнародовав знаменитый "Саксонский капитулярий", мог наконец провозгласить "торжество царства Божия" на земле саксов, превращенной им в пустыню.
      Тем не менее в ходе аварской кампании 793 г. саксы еще раз предприняли попытку восстания. Карл воспользовался ею как предлогом, чтобы завершить начатое. Были уничтожены или выселены на франкскую территорию еще не добитые племена. Началось переселение франкских племен в Саксонию. Источники свидетельствуют, что насильственное выселение саксов продолжалось еще и в 804 г. Тем временем в 787 г. вспыхнуло восстание Таксилона в Баварии, завершившееся в 788 г. присоединением Баварии и Каринтии к франкскому королевству.
      Франкизация Германии и Италии потребовала практически непрерывного военного давления, продолжавшегося с 772 по 794 г., при одновременном ведении испанской (778г.) и аварской кампании (791 г., затем 795- 799гг.). Саксы были рассеяны, авары-ликвидированы как народ. Однако если верить весьма туманным намекам насчет дипломатических сношений между аварами, восставшими лангобардами и испанскими сарацинами, то можно предположить, что жестокая и безжалостная военная политика Карла была отчасти реакцией на угрозу окружения. Речь шла, таким образом, о целой серии оборонительных войн, во главу угла которых был положен принцип так называемой "превентивной" войны.
      Итак, сакская опасность была преодолена, аварская - уничтожена к исходу VIII в. Сарацинская угроза по-прежнему висела в воздухе, более того - даже усугубилась в течение следующего столетия. К ней тем временем добавилась еще и опасность, исходившая со стороны викингов. Первые ее признаки дали знать о себе в связи с их набегами в районе Сены в конце правления Карла Великого. В отношении викингов он предпринял ряд военных и дипломатических мер: в Булони и Ганде был поставлен флот, начались переговоры с датчанами. Ряд мирных начинаний, приобретших при Людовике Благочестивом миссионерский характер, адресовался Дании с тем, чтобы обезопасить Восточную Францию. Эта политика принесла неплохой результат. Однако Западная Франция по-прежнему страдала от набегов викингов. В то время как датчане свирепствовали в Англии, на континенте все попытки последних Каролингов, направленные на то, чтобы остановить вторжение викингов, оказывались недостаточно результативными. Виной тому отчасти были расслоение и усобицы франкской аристократии. Рожденная воевать, она не выдерживала испытания миром.
      В период 856-862 гг. ужас проник в самое сердце франкской монархии. Летом 856 г. датский флот поднялся вверх по течению Сены и основал близ Нанта укрепленный лагерь. В январе 857г. викинги штурмовали Париж, а в июне следующего года были уже под стенами Шартра. Попытка контратаки, предпринятая в 858 г. Карлом Лысым, не имела большого успеха из-за споров и разногласий короля с братом Людовиком. В
      859 г. викинги обрушились на Нуайон и Бовэ. В 862 г. Карлу, уплатив предварительно огромную сумму денег, удалось уговорить викингов отправиться в Бретань. В те же годы отряды других северных народов-пиратов творили бесчинства практически на всех крупных реках королевства. Период "великого страха", внушенного викингами и совпадающего по времени с бесчинствами сарацин, завершился договором 911г., согласно которому франкский король дал вождю викингов Роллону герцогский титул и земли, прилегающие к Руану, которые по имени завоевателей стали именоваться впредь Нормандией. Девятый вал миновал, но отзвуки недавней опасности по-прежнему давали о себе знать: норманнское "государство" в Нанте просуществовало с 919 по 954 г., периодические кровопролития в районе Луары и Жиронды случались и первые двадцать лет XI в. Грозовая туча норманнской опасности, нависшая над франкской Европой, окончательно развеялась только в конце первой половины XI в. Правда, не успели франки перевести дух, как на горизонте появились венгры.
      Какими бы известными и набившими оскомину ни представлялись нам все эти даты, одного их перечисления, думаю, достаточно, чтобы убедиться в том, что франки действительно жили в обстановке постоянной осады. Так продолжалось со второго десятилетия VIII в., когда сарацины стали нарушать пиренейские рубежи, и почти до конца Х в., когда франкам удалось наконец выработать modus vivendi в своих отношениях с норманнами. Тем не менее сарацины и венгры на протяжении всего этого столетия не оставляли франков в покое. Слишком обширным и уязвимым было франкское королевство, особенно со стороны моря и рек.
      Население королевства малочисленное, живущее впроголодь, не способное к постоянному военному отпору врагам. Число воинов-профессионалов ограниченное. Увеличить его не представлялось возможным, так как оружие и лошади стоили слишком дорого - необходима была целая жизнь, чтобы, начиная с малых лет, обучить полноценного воина. Крестьянская пехота все реже находила себе применение из-за своей низкой эффективности и малоподвижности. В крестьянском хозяйстве каждая пара рабочих рук была незаменима. Постепенно земледельцев низводили до уровня черни, простонародья, гнувшего свой хребет, только бы прокормить своего защитника-воина. Древние германцы сочли бы такое положение откровенно рабским. Перед нами социальная основа, на которой происходило отделение рыцарской элиты от бывшей прежде нерасчлененной массы свободных франкских воинов-земледельцев. Остальная часть этой массы была обречена на рабское существование. Правда, это новое ее положение формально не было закреплено юридическими нормами.
      Как же произошло столь глубокое изменение в жизни общества? Усовершенствования в области вооружения и техники верховой езды с VIII столетия привели к тому, что конный воин, чтобы хорошо вооружиться, нуждался в более сильной лошади и гораздо большем количестве металла, чем прежде. В сравнении с пехотинцем его расходы претерпели качественный и количественный скачок, особенно в связи с покупкой лошади. Экипироваться он тоже должен был на свой собственный счет. Подобные расходы мог позволить себе только богатый человек. Показательно соотношение цен на оружие и лошадей с ценами на домашний скот и сельскохозяйственную продукцию. Это единственное более или менее достоверное сравнение, способное пролить дополнительный свет на интересующий нас вопрос. Необходимо также учитывать скудость сырьевых ресурсов вообще и недостаток специалистов и оборудования, необходимых для обеспечения воина соответствующей экипировкой. В этих условиях конным воином становился преимущественно выходец из аристократической среды, круг которой к тому же постоянно сужался и дифференцировался относительно первоначально однородной массы свободных крестьян-пехотинцев. Дифференциация касалась как богатства, так и образа жизни: аристократия считала войну и подготовку к ней своим постоянным профессиональным занятием.
      Функциональное расслоение общества свободных граждан, прежде чем оно началось у франков, уже имело место в более подвижной лангобардской среде. В 750 г. лангобардский король Астульф предписывал, что "сражаться верхом" (caballicare) надлежит владельцам по меньшей мере семи наделов (casae massariae) или сорока югеров (iugeri) земли, то есть людям крупного и среднего достатка. Менее зажиточным предписывалось вооружаться как пехотинцам. Напомним также, что в лангобардской Италии в VIII в. сложилась такая общественная система, в которой класс собственников отождествляется с военным и политическим классом.
      Законы Астульфа показывают нам общество, расчлененное на несколько социальных слоев. Экономическая элита превращалась здесь и в военную элиту, тогда как основная масса свободного населения, будучи не в состоянии приобрести хотя бы щит, освобождалась, по существу, от необходимости вооружаться. В германском обществе это означало утрату права на свободу и осязаемого ее символа - оружия. Рост стоимости и значения оружия, престижа самой военной профессии приводил к возвышению тех среди свободных, кто обладал богатством, выделял их в отношении остальной массы населения. При этом социальный статус неимущих резко падал, и они фактически оказывались на положении зависимых людей, почти рабов.
      В таком достаточно пестром обществе были также и те, кто имел возможность вооружаться за счет излишков оружия и лошадей, находившихся в распоряжении крупнейших земельных собственников и купцов. Правда, о них практически ничего не известно. Можно, однако, предположить, что они входили в состав свиты магнатов. Но кем были эти гасинды по своему происхождению? Как бы то ни было, они тоже являлись тяжеловооруженными конными воинами. Таким образом, элитарная группа воинов состояла как из богатых и преисполненных собственного достоинства людей, так и из членов их свиты comites, неизвестного социального происхождения отряда профессионалов, во многом обязанных своему положению собственной физической силе и военной выучке. В отличие от "владетельных" профессиональные воины не были функционально связаны с лангобардским обществом. Своим престижем и фактическими привилегиями они были обязаны тому, что владели оружием в буквальном и переносном смысле.
      Процесс разделения общества свободных вооруженных людей на меньшинство богатых и вооруженных и большинство неимущих и безоружных происходил также и у франков. По обе стороны Альп в середине VIII в. древнее право обязанность каждого свободного германца быть при оружии - постепенно исчезало. "Народ" (gens) и войско (exercitus) уже не были синонимами. Вооружаться теперь мог только тот, кто достиг известного экономического уровня. Внутри этой группы лишь ограниченная элита и ее свита была в состоянии обеспечить себе обладание боевым конем и тяжелым вооружением, то есть военную гегемонию.
      В двух дошедших до нас вариантах Lex Ribuaria, относящихся, как можно предположить, к меровингской и каролингской эпохам, "прейскурант", составленный для взимания штрафов, выглядит следующим образом:
      ==================================================
      + оценка в + оценка в +
      товар + солидах при + солидах при +
      + Меровингах + Каролингах +
      ==================================================
      Вол в хорошем + 3 + 2 +
      состоянии + + +
      -------------------------------------------------
      Корова + 3 + 1 +
      -------------------------------------------------
      Конь + 12 + 7 +
      -------------------------------------------------
      Кобыла + 3 + 3 +
      -------------------------------------------------
      Меч с ножнами + + +
      (scogilum) + 7 + 7 +
      -------------------------------------------------
      Меч без ножен + 3 + 3 +
      -------------------------------------------------
      Куртка кожаная с + + +
      металлическими + 12 + 12 +
      бляхами + + +
      (brunia, bruina) + + +
      -------------------------------------------------
      Шлем + 6 + 6 +
      -------------------------------------------------
      Пара ножных щитков + + +
      (bagnbergae) + 6 + 6 +
      -------------------------------------------------
      Щит с копьем + 2 + 2 +
      -------------------------------------------------
      Из этого перечня, составленного для взимания штрафов, которые обычно уплачивались не деньгами или драгоценным металлом, а "ценным товаром" (домашним скотом, оружием, лошадьми), следует, что полное вооружение тяжеловооруженного конника в меровингскую эпоху составляло 45 солидов, в каролингскую - 40. Трудно понять, отчего при Каролингах оценочная стоимость некоторых домашних животных резко упала. Например, конь при Меровингах оценивался в 12, а при Каролингах всего в 7 солидов, корова - в 3, а затем в 1 солид, тогда как оценка других товаров осталась без изменения. Быть может, в коневодстве произошли за это время какие-то прогрессивные изменения и лошадь стала менее редким и, следовательно, менее ценным животным. Так же нелегко понять и логику других оценок. Почему, например, меч без ножен стоит почти в два раза дешевле, чем меч с ножнами? Не следует забывать, что перед нами, собственно говоря, не цены, а оценочная стоимость, исчисленная в целях взимания штрафа. Можно предположить, что составители этого "реестра штрафов" сознательно пошли на завышение штрафа за коня, имея в виду его функциональное значение и тот факт, что он являлся принадлежностью господствующего слоя общества. Во всяком случае, поражает, что полное военное снаряжение стоило в те годы столько же, сколько целое стадо волов. Одного такого стада было достаточно, чтобы обеспечить тягловой силой десять-одиннадцать крестьянских семей.
      Конечно, вооружиться можно было и дешевле - всего за 36 солидов, если, например, купить не боевого коня, а обыкновенную клячу. Но и в этом случае эквивалент составил бы 18 волов или, как в каролингскую эпоху, 36 коров. Для сравнения приведем цены на некоторые сельскохозяйственные продукты. Источников, способных пролить свет на эту сторону жизни, не так много. Мы ограничимся только отдельными примерами. Капитулярии, один 794 г., другой 806 г., сообщают, что четверть пшеницы стоила 4 денария (то есть три четверти солида), Рожь -3, ячмень и полба - 2, овес - 3 денария. На 1 денарий можно было купить 12 пшеничных хлебов, каждый весом 2 фунта ( то есть на один солид - 144), или же 15 ржаных, 20 ячменных, 25 овсяных. Заслуживает внимания и тот случай, когда в 761 г. один мелкий аламаннский землевладелец уступил "завещанные отцом поля и одного раба за коня и меч".
      В начале правления Людовика Благочестивого можно найти пример королевского имения площадью 2063 ара, где насчитывалось не более 45 коров, то есть чуть больше того эквивалента, который был необходим в те времена для вооружения всего лишь одного рыцаря. Хотя количественные показатели и не всегда точны, но напрашивается вывод, что только очень богатые люди, вассалы или свободные собственники - не столь важно, могли себе позволить приобретение рыцарской экипировки. Однако и во франкском обществе точно в такой же степени, как и в лангобардском, вместе с владетельными аристократами в сражениях участвовали тяжеловооруженные воины-профессионалы сомнительного социального происхождения, быть может и бывшие зависимые или рабы. Булонский капитулярий 811 г. сообщает, что епископы, аббаты и аббатисы имели в своем распоряжении целые склады, где хранились защитная воинская одежда и мечи, которые они по мере необходимости выдавали своим людям (homines).
      Кроме узкого круга лиц, обладавшего значительными экономическими возможностями, существовал, следовательно, другой источник, поставлявший воинов-профессионалов,- свита сеньоров, Gefolgschaft, вассалы, не являвшиеся членами "фамилии". Капитулярии ничего не сообщают об их военных обязанностях, ибо их прочные личные связи с соответствующими сеньорами не входили в компетенцию законодателя или, быть может, по той причине, что речь идет о людях несвободного состояния. Но и на уровне менталитета комитат все также являлся своеобразной лабораторией рыцарской этики, которая сформируется в XI-XII вв. Так продолжалась древняя германская традиция, с которой нам уже довелось познакомиться в "Беовульфе" и "Эдде".
      Высокая стоимость коня связана с процессом развития коневодства и повышением урожайности фуражных культур: более сильные животные и их более многочисленное поголовье требовали создания значительных кормовых запасов. По всей вероятности, этим обстоятельством и был вызван перенос на май месяц традиционных "мартовских полей" - ежегодных народных собраний вооруженных франков. В мае уже было чем кормить лошадей, в марте кормов не хватало. Этот факт свидетельствует также о том, что франкская армия, состоявшая прежде в основном из пехоты, теперь села в седло. Хотя точная дата этого события и не известна, принято считать, что произошло оно в 755-756 гг. Именно начиная с этого времени термин majiscampus используется для обозначения времени сбора войска (exercitus) независимо от того, на какой месяц оно приходилось.
      Характерно, что в это же время Пипин Короткий потребовал от саксов платить впредь полагающуюся ему дань не волами, а лошадьми. Таким образом, превращение пехотной армии в кавалерию развивалось полным ходом. В счет дани саксы были обязаны поставлять вместо 500 коров 300 лошадей. Однако тяжесть дани, разумеется, ничуть не ослабела, а, напротив, усилилась. Коль скоро 500 коров по стоимости соответствовали 300 лошадям, то есть, соответственно, 0,6 к 1, следовательно, цена одной коровы была равна 60 процентов цены лошади. Нам, однако, известно, хотя бы на основании данных, содержащихся в Lex Ribuaria, что на самом деле соотношение было иным. Согласно оценкам меровингского времени (наиболее близким к интересующему нас периоду и более всего благоприятным для саксов), цена одной коровы составляла всего лишь 25 процента цены лошади, то есть 3 солида к 12. Таким образом, 500 коров, соответственно, были бы оценены в 1500 солидов, а 300 лошадей - в 3600 солидов. Выходит, Пипин, изменив наложенную на саксов дань, увеличил ее стоимостное выражение на целых 140%, что вполне объясняет уныние и недовольство саксов в последующие годы.
      Разумеется, все наши подсчеты носят ориентировочный характер, так как исходные данные не совсем однородны. Во всяком случае, оружие и конь были объективным средством при движении вверх по социальной лестнице. Иначе зачем было бы мелкому землевладельцу Исангарду, о котором сохранились сведения в источниках, продавать в 761 г. и земли, и единственного имевшегося у него раба и приобретать на вырученные деньги оружие и коня? Или же он продал не все свои земли и ему было что защищать с оружием в руках? А может быть, он решил бросить все и попытать счастья в качестве члена вооруженной свиты какого-нибудь сеньора? Или в его жизни случилось нечто такое, что заставило его взяться за оружие? Нам не дано знать наверняка. Очевидно одно Исангарду понадобились весьма дорогие вещи, и он не колеблясь продал все, что у него было самого дорогого - отцовские земли. Говоря о ценах на лошадей, нам следовало бы, однако, не только подчеркнуть постоянный их рост в течение VIII-XIII вв., но и значительную разницу между ценой боевого коня и рабочей лошади. Предварительные расчеты показывают, что в VIII в. боевой конь стоил примерно в четыре раза дороже рабочей лошади, а в XIII в. даже в семь раз.
      Теперь, думается, можно поговорить и о пресловутой "антиэкономичности" конного воина раннего средневековья, перенесенной затем и на самого рыцаря. Само собой разумеется, что "антиэкономичность" - понятие весьма относительное, а экономические выкладки применительно к той эпохе - дело весьма ненадежное. И тем не менее признаемся, что и нас не покидает чувство удивления, когда мы видим, что в могилы закапывали тогда целые состояния. Исследования останков лошадей в германских захоронениях, относящихся к протокаролингской эпохе, показывают, что это были крупные и сильные, следовательно, очень дорогие животные - боевые кони. "Антиэкономичность" обычаев германской военной аристократии, еще жившей, по существу, в язычестве или упорно отстаивавшей свои языческие предания, в стилизованном виде дошла до нас как пресловутая рыцарская "щедрость".
      Не менее высокими были цены на лошадей, оружие и снаряжение в астурийско-леонской Испании Х в. Здесь цены на лошадей подскочили особенно высоко именно в момент наибольшего на них спроса, когда в Кастилии была даже сформирована так называемая крестьянская кавалерия {caballeria villana), состоявшая из мелких земельных собственников и свободных арендаторов. По сравнению с ценами вестготского периода рост цен в астурийско-леонский период показывает, что кавалерия становилась жизненно важным родом войск, без которого было уже не обойтись в жестокой войне с испанскими арабами. Война эта характеризовалась неожиданными атаками, молниеносными набегами и засадами. Лошадь могла стоить, в зависимости от своих качеств, от 40 до 100 солидов, тогда как пара добрых волов - максимум 20. Это значит, что самая дешевая лошадь шла по цене четырех отличных волов. Но были и лошади, так сказать, "высшего качества", на которых не стыдно было покрасоваться и какому-нибудь магнату. Такие стоили до 300 солидов. Оружие тоже ценилось весьма высоко: хорошо сработанный меч стоил столько же, сколько добрый боевой конь, лорика - 60 солидов, шлем - 30, щит - 10, седло - от 10 до 30 солидов. Чтобы сориентироваться в ценах, напомним, что в это же время и в этом же месте за 60 солидов (то есть по цене посредственной лошаденки, низкосортного меча или лорики) можно было приобрести поместье (curtis) средних размеров и что один серебряный солид являлся эквивалентом одной овцы или четверти пшеницы.
      Из сказанного следует, что воин, имевший меч, коня, латы и седло, даже среднего качества, "тащил" на себе, сжимая в руке щит и водрузив на голову шлем, около 250 солидов, иными словами, эквивалент более четырех поместий, или 25 отличных волов, либо 250 овец, либо 250 четвертей пшеницы. Целое состояние, не так ли? Разрыв между стоимостью средств ведения войны и средств производительного труда сохранялся. Так, в XI в. в Маконе лошадь, весьма распространенная в этом районе, ибо именно здесь было сосредоточено франкское коневодство, могла стоить от 20 до 50 солидов, тогда как вола можно было купить всего за 6-10 солидов. Иными словами, в среднем одна лошадь стоила больше четырех волов. Разрыв, конечно, не такой вопиющий, как, скажем, на Севере Испании за несколько десятилетий до того. Однако следует заметить, что речь идет о таком регионе с хорошо развитым сельским хозяйством, каким была Бургундия. Латы высокого качества могли стоить и 100 солидов, то есть столько же, сколько хороший боевой конь. Пропорционально стоимости волов и лошадей бургундская лорика тоже значительно дороже каролингской или астурийско-леонской. Правда, надо подчеркнуть, что это время - собственно начало эпохи рыцарства, да и лорика - это уже не просто обшитая металлическими бляхами суконная или кожаная куртка, а настоящая железная кольчуга длиной до самых колен, с рукавами и капюшоном, иными словами, такой род воинской одежды, сам факт облачения в которую являлся свидетельством принадлежности к благородному сословию. Французы называли ее halberc, hauberc, haubert - скорее всего, от германского halsberg, то есть "прикрывающий шею". Кольчуга - вершина металлургического искусства. И неудивительно, что стоила она - в абсолютном и относительном смысле, если сравнивать с другими товарами,- необычайно дорого.
      Основополагающая роль в период становления рыцарства принадлежит экономическому фактору. Он приходит в действие уже в эпоху Карла Великого. В это время от имущественного ценза зависит то, какой тип оружия подобает тому или иному воину. Таким образом, бедняки становятся "безоружными" по своему положению. На протяжении всего средневековья термин pauper ("бедняк", "нищий") имеет не только экономическую окраску. Имущие слои населения обзаводятся таким количеством оружия, что по тем временам по праву считаются непобедимыми. Разрыв между социально-экономическими классами углубился, затронув также политическую, военную и юридическую сферы. И неизбежно сферу духовной жизни. Рассмотрим на примере капитуляриев этапы становления новых форм неравенства.
      Поражает в этой ситуации то, с какой решительностью была отвергнута традиция германского эгалитаризма и столь же традиционное деление на свободных и рабов если и не формально, то уж, во всяком случае, по существу.
      Для того чтобы вооружиться как подобает, необходимо богатство. Неимущие, следовательно, превращаются в безоружных. Все это так. Но верно также и то, что в чрезвычайных обстоятельствах корона могла создавать "новых имущих", предоставляя земли лицам, зарекомендовавшим себя в качестве искусных воинов, вовсе не принимая во внимание их юридический статус. В капитулярии 786 г. (или, возможно, 792 г.?) Карл Великий говорит о "недворянах" (быть может, едва ли не рабах), получивших бенефиции для того, чтобы обрести возможность вооружиться. Низкое социальное происхождение, таким образом, не являлось препятствием для участия в военных походах при одном только условии - воин должен был иметь средства на приобретение оружия. Король побеспокоился о том, чтобы создать экономические условия, необходимые для пополнения войска вооруженными воинами, невзирая на древний обычай, согласно которому только свободные люди имеют право носить оружие. Физическая сила и военная выучка становятся важнейшим фактором продвижения по служебной лестнице и социальной мобильности.
      Сколько же стоила полная экипировка? Очень и очень дорого. Капитулярии неизменно держат этот вопрос в центре внимания. Однако, учитывая конъюнктурный характер источников, мы можем составить на этот счет лишь весьма общее представление.
      Тионвильский капитулярий 805 г. подтверждает предыдущее, не дошедшее до нас постановление, согласно которому родовое имущество, необходимое для исполнения обязанности "полностью вооружиться", включая сюда и приобретение защитной воинской одежды, не может быть менее 12 поместий. В письме, относящемся к 806 г., о созыве общего собрания pactum generate в Саксонии, которое император направил Фульраду, аббату Лоббеса, Карл объясняет, что следует понимать под выражением "полностью вооружиться". Воин должен иметь щит, копье, длинный меч (spatha), короткий меч (semispatium), лук, стрелы и колчан.
      Данную мозаику сведений может дополнить еще один документ, написанный накануне 807 г., в котором император приказал явиться под свои знамена всем королевским вассалам и caballarii вообще. Термин caballarii в данном контексте, по всей вероятности, можно передать так:
      "каждый свободный, имеющий достаточно средств, чтобы нести службу в качестве конного воина". По крайней мере из этого документа следует: caballarius в состоянии вооружиться на свой собственный счет, тогда как об остальных, неимущих, в тексте сказано, что каждые семь человек должны вооружить одного участника предстоящего похода.
      В бурные годы нашествий викингов и сарацин подходит к концу действие древнего германского принципа, по которому каждый свободный человек имеет право носить оружие.