Истоки средневекового рыцарства

Но в большей мере подобная атмосфера была характерна для дружин викингов, где действовали изверги-звери - берсеркры. Каждый уважающий себя свободный германец был хорошим крестьянином и бравым воякой. Но воины-профессионалы в основном рекрутировались из числа изгоев общества преступников, изгнанников, чужеземцев, то есть тех, кто нуждался в покровительстве сильных мира сего, чтобы укрыться от какой-либо опасности. Взамен от них требовались физическая сила и военный опыт - умение убивать. Григорий Турский презрительно называет этих воинов "гладиаторами" и "сикариями", обличает бандитские нравы так называемых телохранителей и наемных убийц, рискующих жизнью во имя творящих злодеяния вождей.
      Члены королевской свиты (comites regis) были в курсе всех тайн короны. Их власть и престиж фактически были равными власти и престижу высших государственных чиновников. Сикарии, находившиеся на содержании какого-либо магната, занимавшегося своими частными войнами, были, разумеется, на порядок ниже королевских наемных убийц. Однако роль, которую играли как те, так и другие, по сути дела, была одна и та же. Это необходимо подчеркнуть, хотя и невозможно выразить в количественных показателях весомость этого института в раннесредневековом романо-германском обществе. Институт этот был довольно-таки широко распространен. Различные воинские отряды такого типа отличались друг от друга лишь масштабами деятельности. Иногда, если речь шла о королевских дружинниках, они становились постоянным войском, отличавшимся от народного ополчения, в которое по призыву собирались все свободные люди. Отличие количественное и качественное как в том, что касается набора и функций, так и в военной специфике и эффективности. Главное же отличие в том, что членами свиты становились не по закону (е lege), то есть при учете свободного состояния, дающего право носить оружие, а по доблести (e virtute}, то есть на основе личных достоинств того или иного воина.
      В какой же мере различие между комитатом, с одной стороны, и народным ополчением - с другой, сказывалось на собственно военном искусстве? Был ли здесь какой-либо качественный скачок, например в экипировке? Имелись ли специфические особенности, например в использовании лошади, что позволило бы нам взглянуть на проблему с точки зрения генезиса рыцарства?
      В эпоху поздней империи успехи варваров в римской армии среди прочего объясняются тем, что появилась необходимость в мобильной тяжелой кавалерии. В основном она состояла из германских наемников. Причем речь идет о восточных германцах, так называемых "степных германцах", которые благодаря контактам со скифами, сарматами и персами очень скоро овладели искусством вести бой верхом на коне, к тому же с тяжелым вооружением. Данное искусство предполагает овладение целым рядом технических приемов, наличие особого снаряжения и особенно выносливых и специально обученных лошадей. На первых порах германцы, использовавшиеся, например. Цезарем против галльской кавалерии, были, по сути дела, пехотинцами, которые применяли лошадь преимущественно в качестве транспортного средства. Причем это были западные германцы, или "лесные германцы", не владевшие искусством верховой езды. Но все изменилось с появлением на Западе готов и других народов, родственных готам либо испытавших готское влияние: вандалов, эрулов, скиров, гепидов, лангобардов. Аламанны многому от них научились. В подражание готам все эти народы считали, что сражаться верхом на коне не только более эффективно при ведении боевых действий, но и более почетно и благородно.
      Аламанны сели на коня позднее, последовав примеру других пришлых народов. Франки и саксы долгое время вели пеший бой и лошадей применяли как транспорт. Этот обычай был весьма распространен в силу различных причин. Главная же причина состояла в том, что преимущество кавалерии, особенно легкой, еще не стало общепризнанным и неоспоримым фактом. Готские конные воины не имели тяжелого вооружения и были уязвимы для стрел. Их атаки носили беспорядочный характер и не всегда были своевременными. Противник успевал принять контрмеры. Их лошади не были привычны к сражению, что сковывало маневренность кавалерии. И наконец, готам приходилось иметь дело с пехотой, хорошо экипированной и обученной. На Западе такая пехота вновь появится только в конце XIII в.
      В знаменитом сражении при Тагине византийский полководец Нарсес поставил в центр своих войск лангобардов, эрулов и других "конных варваров", но приказал им спешиться. Он опасался, что кавалерия может не устоять под натиском неприятельской пехоты и обратиться в бегство. Готская кавалерия, недостаточно обученная и недисциплинированная, не имея притом тяжелого вооружения, потерпела поражение от пехоты. Правда, пехота была экипирована таким образом, чтобы оказать сопротивление именно кавалерии, и выгодно отличалась от старой легионерской пехоты. Усовершенствование ее, вызванное необходимостью противостоять конным воинам,- факт, заслуживающий более пристального внимания. Господство кавалерии устанавливалось постепенно и зависело от целого ряда конкретных обстоятельств: исторических исчезновение великой империи, способной содержать дисциплинированную пехотную армию; этнических - вторжение в Европу степных народов; технических - изменение характера наступательного и оборонительного оружия; успехов селекции, создавшей выносливые и менее пугливые породы лошадей; изобретения либо новых способов применения лат для лошадей. Монополия, принадлежавшая в военном деле германцам как на Западе, где они выступали в роли политического "субстрата" романо-варварских монархий, так и на Востоке, где они были функционерами византийской армии, привела в условиях сильно обнищавшего, пришедшего в демографический упадок, подвергавшегося постоянной опасности общества к установлению господства вооруженной и конной элиты.
      При этом произошло относительное падение важности военного искусства, в основном делавшего тогда ставку на тактику и стратегию боя. Теперь же упор был сделан на личные качества воина: его силу, храбрость и мастерство. Военная доблесть призвана была заменить собой чувство долга, дисциплину и организованность, то есть те качества, которые снискали славу римским пехотным легионам. В той же мере, в какой в политико-правовом аспекте личная преданность стала служить заменой законопослушания и гражданского сознания, в военном деле храбрость должна была возместить недостаток дисциплинированности и планомерности.
      Разумеется, изменения происходили медленно. В конце концов возобладала не просто кавалерия, а тяжелая кавалерия, ставшая преемником клибанариев.
      В Византии процесс преобразования армии в этом направлении обозначился в полной мере уже в VI в. В основном он развивался по пути, предначертанном реформами Константина. Свидетельства анонимного автора, писавшего о военном искусстве эпохи Юстиниана, и "Стратегикон Маврикия" подтверждают сказанное выше. В ходе кампании Велисария против вандалов и готской войны в Италии большую роль сыграла кавалерия катафрактиев, хотя и пехота, конечно, вовсе не стояла тогда в стороне. Следует, однако, заметить, что речь в данном случае шла не просто о пехоте, а о пехоте тяжеловооруженной. Разночтения в источниках, скорее всего, вызваны не ошибками, а действительно существовавшим несовпадением взглядов по целому ряду важных технических вопросов, например по вопросу об использовании лука и его эффективности.
      Восточноримская кавалерия в основном состояла из наемников варварского происхождения. Их называли "союзниками" (phoideratoi), однако в отличие от федератов (foederati) Рима их национальный состав был еще более пестрым. Командовал ими назначаемый императором чиновник. Основу их составляли германцы - эрулы, лангобарды, гепиды,- хотя не было недостатка и в выходцах с Кавказа и Балкан, армянах, анатолийцах, гуннах, маврах. Наряду с ними, но отдельной группой здесь были и подлинные наследники римских федератов, так называемые симмахи (symmachoi) - варвары, союзники империи, организованные в национальные отряды со своим вождем.
      Кавалерия эпохи Юстиниана состояла из отрядов, которые на первых порах именовались katalagoi, позднее fagmata, в каждом было около трехсот человек. Их оружие, согласно Прокопию и анонимному автору "Искусства лучников",- лук. В опытных и умелых руках - грозное оружие, от которого не могли спасти ни щит, ни лорика. Правда, на этот счет мнения не всегда совпадают. Анонимный автор ничего не говорит о пробивной силе стрелы. Кроме лука, на вооружении кавалерии были копье и сабля. Катафрактии использовались в первой линии. Они атаковали верхом. Их лошади имели латы, защищавшие голову, шею и грудь животного. Подобное расположение лат со всей определенностью указывает на тактику ведения боя с участием кавалерии. Катафрактии взламывали оборону противника прямым натиском. Тактика вольтижировки отсутствовала, да она и не была возможной при столь тяжелом вооружении коня. Легкая кавалерия применялась в разведывательных целях. В ходе боя ее участие было ограниченным.
      Источники, относящиеся к концу VI - началу VII в. (то есть несколько десятилетий спустя после Юстиниана), например трактат псевдо-Маврикия, указывают на известный прогресс кавалерии, подчеркивают ее возросшее значение в византийской армии. Причины этого несложно выявить: с одной стороны, опыт, накопленный в войнах сначала с вандалами, готами и персами, затем с франками (554-561 гг.), лангобардами (568-572 гг.), славянами (582-602 гг.), аварами (558-626 гг.) и турками (576г.), с другой-приток в армию значительных групп тех же варваров. Все это и привело к тому, что структура армии и тактика ведения боя претерпели соответствующие изменения. Главным врагом византийцев, судя по трактату псевдо-Маврикия, оставались персы. Но и с появлением на исторической арене в 634 г. арабов в византийской армии мало что изменилось.
      Из трактата псевдо-Маврикия следуют по крайней мере две очевидные вещи: во-первых, хотя обязанность гражданина служить в армии и не была официально отменена, на практике военная служба стала добровольной профессией, дающей значительные привилегии и высокий заработок; во-вторых, кавалерия явным образом господствовала над пехотой. Видно также, что конный воин ценился больше пехотинца, так как кавалерия была незаменимой в ходе преследований и маневров. Кроме того, она могла вести бой и спешившись, тогда как пехотинец, естественно, не в состоянии заменить конника. Благодаря многоцелевому применению кавалерии появилась возможность разнообразить тактические и стратегические ситуации. Для этого, однако, было необходимо дорогостоящее вооружение, постоянное совершенствование боевого мастерства - одним словом, нужны специалисты-профессионалы. Далеко в прошлое ушли времена славного народного ополчения, демократического воинства, обеспечивавшего победный полет римских орлов.
      Кавалерия, воспетая псевдо-Маврикием, могла быть создана только ценой значительных финансовых усилий. Содержать кавалерию можно было за счет государства и самого конного воина. На счет государственной казны шли расходы на продовольствие, квартирование, обмундирование, экипировку, снаряжение (латы для лошадей). На счет самого воина относились расходы на приобретение личного оружия, двух коней с соответствующей сбруей и прислугу. Конный воин, способный принять участие в сражении, был, таким образом, самостоятельной боевой единицей, входящей в состав боевого подразделения с тыловым обеспечением, состоявшим из двух коней и прислуги. Заметим, прислуги безоружной, не способной к боевым действиям. Неимущим выдавались субсидии на приобретение полной экипировки. Благодаря этой мере все конные воины были вооружены более или менее одинаково. Византийское войско, следовательно, являлось весьма своеобразным сочетанием армии с караваном и "коммерческим предприятием". Особенно если учесть, что солдатам позволялось иметь в обозе родственников и наложниц.
      Итак, не все, находившиеся в армии, были бойцами. Да и среди бойцов наблюдались значительные функциональные и качественные различия. Разным было вооружение, социальное положение и жалованье. Выше иных стояла аристократия - epilektoi, свита высокопоставленных сановников: отборные воины, немногочисленные, но богато вооруженные, хорошо оплачиваемые и пользовавшиеся привилегиями, например правом на особую прислугу. Они отличались от прочих особой храбростью и верностью, благодаря которым и приобрели особые привилегии. Доблесть и верность они ставили выше иных качеств в своем моральном кодексе. Ведь речь шла в основном о германцах, чья этика и была построена именно на этих добродетелях.
      Они были прекрасно экипированы. Конный воин носил "аварскую" тунику из тонкой или плотной ткани в зависимости от времени года. Туника была достаточно широка и длинна, чтобы прикрывать колени всадника, сидевшего верхом на коне. Поверх туники кольчуга аварского либо персидского образца с кольчужным капюшоном и поясом, пелерина и войлочный плащ с широкими рукавами на случай плохой погоды, металлический шлем с шишаком, который надевался только во время сражения, щит, возможно из бронзы, округлой формы, небольшой по размерам, чтобы не стеснять свободу движения всадника. Только buccellarii носили кольчужные перчатки, не считавшиеся непременным предметом экипировки. На лошади имелись седло с вторым арчаком, наголовник и нагрудник, иногда кольчужный, иногда войлочный.
      Наступательное оружие конного воина: лук с колчаном (toxarion), длинное деревянное копье с металлическим наконечником (kontarion), перехваченное посредине древка ремешком. Длина копья около трех с половиной метров. По названию и типологии копье, очевидно, такое же, как и kontos катафрактиев. Завершал вооружение короткий прямой меч персидского или аварского образца (spathion). Закованный в металл, украшенный яркими цветными вымпелами, конный воин представал во всем своем грозном великолепии. С психологической точки зрения внешний облик чрезвычайно важен. Действительно, псевдо-Маврикий подчеркивал: "Чем живописнее одет солдат, тем больше у него желания драться, тем ужаснее он для врагов".
      Для того чтобы сохранить полную боеготовность, такому воину необходим широкий набор различных предметов экипировки от мелочей до крупных и громоздких вещей, которые к тому же требуют постоянного ухода и ремонта. Помимо двух копий и двух коней (один из них запасной), которые всегда должны были находиться, что называется, под рукой, конный воин имел целый штат тыловой прислуги. Немало людей и средств требовалось, чтобы выставить на поле боя одного конного воина. Тот факт, что, говоря о вооружении и тактике боя, псевдо-Маврикий столь часто упоминает об аварах, показывает, откуда византийцы ожидали наибольшей для себя опасности и кому они стремились подражать, создавая свою собственную кавалерию.
      Посредством многочисленных германцев, служивших в византийской армии, "аварское" оружие с известными модификациями вскоре проникло и на Запад. Однако не были восприняты другие не менее важные вещи, являвшиеся составной частью военной организации, описанной тем же псевдо-Маврикием. И прежде всего дисциплина. Автор трактата с большим искусством изображает достоинства и недостатки "белокурых народов", которые, как живые, предстают нашему взору.
      "Белокурые народы весьма ценят свою свободу. Они смелы и непреклонны в сражении, у них отважный и пылкий характер. Они презирают всякого, кто струсит или хотя бы немного отступит в бою. Смерть они тоже презирают. Они свирепы на поле брани и верхом на коне и в пешем строю. Если в конном сражении они попадают в окружение, то все как один спешиваются и продолжают бой. Вооружены они щитами, копьями и короткими мечами. Любят вести бой в пешем строю, бросаются в яростную атаку. Во время сражения, пешие или конные, они не образуют подразделения с заранее известной численностью, а строятся по принадлежности к своему племени, соединяясь в группы по родству крови и дружеским узам. Поэтому нередко случается так, что, потеряв друга в бою, они все вместе, презирая опасность, обрушиваются на врага, чтобы отомстить за своего товарища. Их боевые построения имеют некий порядок, но атакуют они, и пешие и конные, в безудержном порыве, бесстрашно бросаясь на противника, словно каждый из них действует в одиночку. Они не подчиняются приказам своих командиров и не обращают на них внимания, пренебрегая при этом соображениями выгоды и мерами безопасности. Они с презрением относятся ко всяким планам, особенно в кавалерии, разрабатываемым применительно к тому или иному этапу сражения. Их легко подкупить деньгами, потому что они жадны до денег. Преследования и несчастья выбивают их из колеи. Сколь смелы и бесстрашны их души, столь тела их мнительны и не способны переносить физические страдания. Их мучает чрезмерная жара, холод, дождь, скудная пища, особенно отсутствие вина. Всякая отсрочка сражения для них невыносима. В конных сражениях они испытывают затруднения, оказавшись в труднодоступном месте с буйной растительностью, но легко справляются с засадами, подстерегающими их на флангах и с тыла. Однако они ничуть не беспокоятся о том, чтобы принять меры безопасности и выслать разведку. Их можно легко разогнать, используя прием ложного бегства либо неожиданной вольтижировки. Нередко они оказываются в весьма затруднительном положении, если принуждены иметь дело с ночной атакой конных лучников, так как лагеря свои устраивают не кучно, а рассредоточенно. Сражаясь с ними, необходимо прежде всего попытаться кружным путем войти с ними в соприкосновение на открытом пространстве, затем нанести ряд неожиданных атак в каком-нибудь одном направлении, используя при этом отвлекающие вылазки на других направлениях. Необходимо откладывать как можно дольше начало решительного наступления, обманывать, выказывая мнимое намерение приступить к переговорам, чтобы охладить их боевой пыл либо отсутствием провианта, либо вынужденным пребыванием на жаре или морозе".
      Правда, к такого рода текстам следует относиться с большой осторожностью. Все, что сказано здесь о военных обычаях германцев, уж слишком напоминает суждения Цезаря, Тацита и Марцеллина и, быть может, является хотя бы частичным, но повторением классики, а не самостоятельным мнением автора. Что касается недисциплинированности германцев, то она, действительно, предвосхищает отсутствие дисциплины в рыцарских армиях будущих столетий. Однако к этому факту также необходимо отнестись с известной долей осторожности. В свое время сложилось даже целое направление в науке, которое в основу своих изысканий поставило именно недисциплинированность сначала германцев, а затем рыцарей. В настоящее время подобные суждения не вызывают особого доверия. Нам следует также учитывать тот факт, что псевдо-Маврикий является автором, чья точка зрения сформировалась под влиянием римской традиции, перекочевавшей в Византию. Согласно этой традиции, дисциплина и моральный дух армии являются в определенных трудных обстоятельствах главными в системе военных ценностей. "Белокурые народы" пользовались иной системой ценностей. У них, если угодно, была иная дисциплина, иные технические и моральные ресурсы. Одним словом, они иначе относились к войне.
      Тем не менее с точки зрения "предрыцарского времени", которое нас более всего здесь занимает, описанная псевдо-Маврикием ситуация не может не вызывать интереса. Ведь именно к рыцарским доблестям, которые сделаются популярными благодаря "песням о деяниях", относятся свободолюбие, смелость, пренебрегающая соображениями безопасности, чувство семейной и дружинной солидарности, обязанность воздавать местью за смерть погибшего товарища, презрение к трусости и смерти. Столь же рыцарскими являются и "недостатки", которые дадут о себе знать спустя целые столетия: неосторожность, чрезмерный пафос, чередование эйфории, бешенства с упадком настроения, неспособность переносить физические лишения в сочетании с неумеренностью, жаждой обогащения, являвшейся обратной стороной, как хорошо известно этнографам, цивилизованности, при которой общественные отношения строятся на "культуре дарения", и, наконец, переоценка физической силы в ущерб тактическому маневрированию. Целые поколения авторов, особенно живших в XII-XIII вв., приложили немало усилий, чтобы пропагандировать куртуазный идеал "меры", восходящий к учению Аристотеля и Цицерона, вывести на первый план значимость таких жизненно важных добродетелей, как осмотрительность и умеренность. Им так хотелось преодолеть "недостатки" рыцарского сословия. Однако все труды их оказались напрасными.
      В рассказе псевдо-Маврикия содержится одно немаловажное указание. Прежде всего, оказывается, "белокурые народы" в отличие от восточных врагов Византии еще не до конца и не во всем стали Reiterkrieger. Стоило представиться случаю, как они тотчас сходили с коня и сражались с пехотинцами. Кроме того, даже сидя верхом на боевом коне, они отказывались подражать одному важному тактическому приему восточных конных воинов ложному бегству под прикрытием лучников. Говоря о римлянах и парфянах, мы уже имели случай заметить, что эффективность кавалерии и тогда зависела во многом от того, насколько прочным было взаимодействие между тяжелой и легкой кавалерией, что глубокая атака катафрактиев становилась тем эффективней, чем надежнее было прикрытие лучников. Псевдо-Маврикий указывает: их оружие копья, короткие мечи, щиты. Даже допустив, что здесь имелся пропуск и не были упомянуты другие виды оружия, отсутствие лука, игравшего столь значительную роль в византийской армии,- факт уже сам по себе достаточно красноречивый. Вряд ли виной забывчивость автора.
      Техника и общество на Западе. В чем причина неиспользования либо весьма ограниченного использования лука германцами, затормозившая совершенствование этого вида оружия на Западе? Скажем сразу, и на Востоке, где лук был обычным оружием, наблюдалось то же самое. Например, лангобардские и франкские источники, описывающие вооружение воина, упоминают лук. Однако на Западе сражение обычно носило характер поединка с применением копья и меча. Весьма вероятно, что постепенное сокращение числа войн в романо-варварских королевствах с участием всех имевшихся в наличии свободных людей и в конечном итоге замена народного ополчения профессиональной военной элитой в эпоху феодализма приостановили усовершенствование лука, который, хотя бы в силу своей невысокой стоимости, относился к разряду народного, крестьянского оружия. Одновременно утяжеление оборонительного оружия также сводило на нет пробивную силу стрелы. Быть может, у германцев, привыкших к поединкам, выработалось отчасти презрительное отношение к луку. Такое же отношение к луку получило распространение и в золотую эпоху рыцарства.
      Известно, что лангобарды не любили применять лук. Это особенно показательно, если вспомнить, что среди "белокурых народов" они более других восприняли обычаи степи. Кроме того, лангобарды имели наиболее частые контакты с византийской армией, будучи то ее союзниками, то наемниками, а то и врагами,- достаточно взглянуть на Италию, где на протяжении нескольких десятилетий они сражались бок о бок с восточными римлянами против готов, а затем уже в качестве захватчиков против своих же бывших союзников. Псевдо-Маврикий писал как раз в те годы, когда на Италийском полуострове именно лангобарды представляли для византийцев главную опасность.
      В этой связи следует отметить: быть может, противоречие между различными лангобардскими источниками только кажущееся. Законы Айстульфа предусматривали использование боевого лука. Однако иконографические и археологические источники показывали воинов, вооруженных круглым щитом, шлемом, копьем и коротким мечом. Лук вообще отсутствовал. Разрешить проблему можно, если принять во внимание не только хронологическое, но и типологическое несоответствие этих источников. Иконографические и археологические источники (в основном находки из захоронений) имеют ярко выраженный культовый характер. Отсутствие лука может означать, что это оружие не было в чести и считалось недостойным украшать память воина, что, однако, отнюдь не исключает его применения на практике. Необходимо также учитывать, что законы Айстульфа были обращены к малоимущим слоям населения, для которых боевой лук являлся доступным благодаря низкой стоимости. Быть может, законы фиксировали не практику применения лука, а отражали намерение законодателя ввести это оружие в обиход, правда неизвестно, насколько успешно.
      Не следует забывать, что Запад в VIII в. обеспокоен аварской угрозой. Авары усвоили урок туранских народов и стали народом лучников. "Туранский" боевой лук, как можно предположить, был особенно тяжелым и дальнобойным видом стрелкового оружия. Аварское влияние, с особой отчетливостью заметное в военном искусстве Византии начиная со второй половины VI в., очевидно, дало о себе знать на Западе несколько позднее и распространялось по направлениям аварских набегов. Логично предположить, что каролингские рыцари в момент франко-аварских войн (конец VIII - начало IX в.) также имели на вооружении боевой лук. Ведь им нужно было давать отпор народу лучников. Само собой разумеется, что лук, в особенности тяжелый, требующий немалой физической силы и двух ничем не занятых рук, был мало подходящим оружием для закованных в броню рыцарей. Однобокое развитие кавалерии на Западе неизбежно вело к небрежению боевым луком.
      В данном же случае нас интересует прежде всего распространение конного боя среди "белокурых народов", переселившихся на Запад. Симптоматично, что среди германцев позже других усвоили кавалерийское сражение франки и саксы, которые не только были западными германцами ("лесными германцами", не привыкшими к лошади), но и вели оседлый образ жизни вплоть до середины VIII в. в местах, достаточно защищенных от новых варварских набегов.
      В течение продолжительного времени кавалерия и пехота не были дифференцированы в такой мере, как в более позднюю эпоху. Нам уже приходилось говорить о религиозно-символической роли лошади у германцев, являвшейся скорее знаком харизматических и командных функций, чем средством ведения боя. К тому же высокая стоимость лошади приводила к положению, при котором мало кто мог позволить себе ее приобрести. Лошадь применялась чаще для парадов, чем для войны. Обычай передвигаться верхом и сходить с боевого коня во время сражения объяснялся не только тактическими и техническими соображениями, но и элементарными экономическими обстоятельствами. Считалось нецелесообразным рисковать жизнью столь благородного и дорогого животного. Если не принимать в расчет большую длину и прочность копья конного воина, оружие и в кавалерии и в пехоте было, по сути дела, одним и тем же. Различие между тяжелой и легкой кавалерией, обнаруживаемое в регулярных и дисциплинированных византийских войсках, гораздо менее выражено в романо-германском мире, где было принято вооружаться полностью за свой собственный счет, а какие-либо государственные субсидии на вооружение отсутствовали. Поэтому самые дорогие предметы экипировки (например, кольчуга) были достоянием немногих. Конный воин, а точнее, воин, имевший коня, но отнюдь не всегда применявший его по назначению, по-разному выглядел у разных народов и у разных слоев одного и того же народа. Он относительно легко вооружен. От воинов легкой византийской кавалерии западный конный воин отличался прежде всего тем, что, как правило, у него не было боевого лука.
      Учитывая этот факт, общий разговор о вооружении романо-варварских воинов следует предварить рассмотрением более частного вопроса, в центре которого конь и рыцарь. Что касается оружия, то мы хорошо информированы благодаря археологическим источникам. Правда, исключение здесь составляют готы, у которых не было принято хоронить воина вместе с оружием. Погребения с оружием вошли в практику только с VI в.
      Мы достаточно хорошо информированы и относительно истории меча, в частности "длинного меча" - spatha, являвшегося типичным оружием эпохи Великого переселения народов. Наряду с мечом также и другие виды оружия, как наступательные, так и оборонительные, развились в эпоху раннего средневековья. Бургунды и аламанны овладели вершинами мастерства в кузнечном деле. До VIII в. центром производства высококачественных изделий был Норик, унаследовавший древнюю кельтскую традицию. Начиная с VIII - IX вв. кузнечное дело получает особенное развитие в Рейнской области. В связи с перемещением промышленных центров происходит и миграция специалистов из Норика на берега Рейна по Дунайской долине. Первоначально речь шла о целых общинах, специализировавшихся на добыче и обработке железа. Однако еще накануне VI в. уже можно констатировать увеличение производства при одновременном рассредоточении производственных центров. Этот факт наводит на мысль о том, что древний способ племенного производства по какой-то причине, быть может под воздействием Великого переселения народов, как бы "взорвался" изнутри.
      Насчет оружия, несмотря на отсутствие готских находок, мы имеем хорошую осведомленность благодаря франкским, аламаннским и лангобардским некрополям. Осенью 554 г., когда франко-аламаннские войска под водительством аламаннского вождя Бутилина, союзника готов, столкнулись под Капуей с византийцами Нарсеса, получившими поддержку со стороны лангобардов, франки и аламанны еще были легко вооружены, особенно это касается оборонительного оружия. У них не было ни лат, ни шлемов. В этом отношении они все хранили верность традиции западных германцев. Их вооружение состояло из меча, щита, пращи, топора. Однако благодаря контактам с народами всадниками и лучниками их оружие вскоре изменилось. Помимо длинного меча, в обиход входит скрамасакс, который можно идентифицировать с semispathium византийцев своего рода огромным тесаком с прямым, заточенным с одной стороны клинком, длиной 30-40 см. Со временем он удлинился, и появились две основные его разновидности: Langsax, длиной до 80см, и более часто встречающийся Kurzsax, длиной 40-60 см.
      Постепенное удлинение клинка, вероятно, объяснимо более частым использованием тесака конными воинами. Короткие мечи, о которых говорилось у Тацита, очевидно, были оружием пехоты. Все восемь скрамасаксов, найденных в долине Луары, согласно металлографическому анализу, были изготовлены из высококачественного металла.
      Первые известные нам скрамасаксы были найдены в погребениях, относящихся к эпохе Великого переселения V в. Langsax получил распространение в войсках Аттилы. Начиная с VI в. он появляется у готов и у франков. Это типичное сабельное оружие, способное наносить ужасные раны. Как его форма, так и односторонняя заточка клинка указывают на то, что это оружие не только было в обиходе народов-всадников, но и использовалось конными воинами.